Текст книги "Поколение свиней"

Автор книги: Хантер С. Томпсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Никсон и женщина – кит

Я не был настроен вести пустые разговоры. День был отвратительный, и мое сердце переполняла ненависть к человечеству. Утро я провел во Дворце правосудия, сражаясь с законниками и бандитами, а вторая половина дня была бесполезно потрачена на преследование горбатого кита. Злополучное животное заплыло в реку Сакраменто и спровоцировало образование «медийного совета», как выражаются в нашей среде. Под нажимом моей жестокой и амбициозной сотрудницы Марии Кан я был вынужден присоединиться к этой компании.

В Рио-Виста, маленьком городке, расположенном на берегу реки в часе езды на восток от Сан-Франциско, я встретил пожилую китаянку, которая, по ее собственному утверждению, когда-то была подружкой Ричарда Никсона. Она живет на барже, пришвартованной на заболоченном участке реки неподалеку от Антиохии. По ее словам, экс-президент часто бывал у нее, когда приезжал в Калифорнию.

– Иногда он прилетал на вертолете, – рассказывала она, – в сопровождении команды агентов службы безопасности. Телохранители с бутылками «будвайзера» в руках усаживались на досках, а мы уходили вдвоем за причал и играли в карты. Люди говорили, что он пьет слишком много джина, но я за ним такого не замечала. Мы встречались целых тринадцать лет, и никто не знал о нашей дружбе.

Я сидел рядом с китаянкой на уютной палубе плавучего ресторана с видом на реку, в которой прятался сорокатонный кит, как чудовище озера Лох-Несс.

Никто точно не знал причину его странного поведения. На реке собрались сотни людей, которые хотели посмотреть на кита; некоторые даже приехали из Голливуда, Орегона и Виннимакки. Они следовали за китом вдоль берега реки по узким дорогам, и их машины, предназначенные для езды по скоростным автострадам, буксовали в грязи. Местные рыболовы были в ярости. Кит представляет угрозу для лодок, утверждали они, и, кроме того, он, вероятно, болен. Морской биолог из Сосалито выступил с теорией, по которой самоубийственное поведение кита вызвал смертоносный паразит, «мозговая трематода». Обезумевшее от болезни огромное млекопитающее движется на мелководье, и дело может кончиться тем, что кит выбросится на пляж где-нибудь в саду за фермерским домом и умрет со страшными стонами и шумом. Само собой, вся страна сможет наблюдать эту картину по телевизору. Кое-кто высказывал опасения, что труп кита раздуется, и, попав в русло, гора гниющего жира заблокирует речку на всю зиму.

По прогнозу морских биологов, кит погибнет примерно через неделю, и с этим ничего нельзя поделать. Капитан буксира из Питсбурга предлагал загарпунить животное и по течению вытащить из реки в море, но в ночь перед запланированной битвой с китом капитана арестовали за непристойное поведение на автостоянке возле антиохийского театра.

Сказать по правде, увидеть кита удавалось не часто, а когда удавалось, он выглядел просто как огромное бревно. В какие-то дни кит выходил на поверхность каждые две-три минуты, в другие – появлялся редко или не появлялся совсем.

У меня была припасена бутылка джина, которую я собирался подарить китаянке – подружке Никсона, заехав к ней на обратной дороге. Репортеры продолжали следовать за китом – но без меня. Я завез джин и дезертировал.

Около полуночи я остановился в Новато, чтобы заехать на свадьбу и поздравить знакомого стриптизера с женитьбой на танцовщице из театра О’Фаррелла. Некоторые гости обалдели, когда невеста, одетая в старые ковбойские бриджи, стала браниться, как пьяная шлюха. Но я слишком долго работал в журналистике, чтобы не оценить утонченность постановки.

Было почти три часа ночи, когда, скрипнув тормозами, я припарковал машину на стоянке своего отеля. Похожий на пещеру холл был безлюден, если не считать небольшой компании дегенератов-яппи. Они ждали лифта. Их было шестеро или семеро, всем под тридцать. По прикиду можно было предположить, что они возвращаются с дискотеки.

На мужиках были блестящие кожаные куртки и новенькие белые кроссовки «Рибок», которые поскрипывали по плиткам пола, когда яппи нервно переминались с ноги на ногу, проклиная отель за плохую работу лифтов.

– Все застряли на тридцать пятом этаже, – сказал один из них. – Там держат девочек. Без специального ключа туда не добраться.

– Наплевать, – сказал его приятель. – Мы можем найти все, что нам надо, в этой газете.

Он просматривал бульварную газетенку с гордым названием «Spectator». На обложке было тусклое серое фото – нечто похожее на голую женщину с двумя собаками. На последней странице красовалась блеклая реклама фирмы эскорт-услуг под названием «Безграничный восторг». Текст объявления гласил: «Обслуживание только на выезде – сними классных девочек прямо сейчас!»

Одна из женщин хихикнула. В одной руке она держала стопку двадцатидолларовых бумажек, в другой – пакет с логотипом «Аристократического массажного салона». Ее спутник нес большую картонную коробку с кучей туфель на шпильках.

Ясно было, что эта компания своего рода жизнелюбов-извращенцев, приехавшая из Лос-Анджелеса на выходные. Они болтали об оргиях и плетках, а потом о бэбиситтерах и о том, что хорошо бы вернуться домой к началу любимой телепередачи. Одна из женщин спросила меня, что я думаю об Эде Мизе, новом генеральном прокуроре.

– Он до вас доберется, – сказал я. – Вы все скоро сядете за решетку.

Она отшатнулась и уставилась на меня.

– Вы кто? – недовольно проворчала она. – Еще один зануда?

– Я – ночной менеджер театра О’Фаррела, – ответил я, – этого Карнеги-холла народного секса в Америке. Высший авторитет в таких делах. Гнильцу я чувствую за милю.

^{21 октября 1985 года}

Клуб геены огненной

Доколе, о Господи, доколе? Неужели все телепроповедники – дегенераты? Неужели они барахтаются в грязи и развлекаются со шлюхами каждый раз, когда телекамеры смотрят не на них? Неужели они все – воры, шарлатаны и содержатели публичных домов?

На прошлой неделе получил по заслугам еще один бесстыжий мошенник. Пятидесятидвухлетний Джимми Своггарт, луженая глотка из Батон-Руж, известный в некоторых кругах, как «Мик Джаггер телеевангелизма», засветился в мерзком дельце в Новом Орлеане и был вынужден оставить свой приход с годовым оборотом в 145 миллионов долларов из-за обвинения в сексуальных преступлениях. В прошлом году похожие дела довели до краха Джима Беккера, старого конкурента Своггарта.

Правда, некоторые утверждают, что это Своггарт организовал тогда заговор с целью опозорить Беккера и на всю жизнь приклеить к нему ярлык отвратительного содомита и отъявленного казнокрада, у которого жена – наркоманка, а вместо Иисуса – Налоговое управление США.

Потом Своггарт, обезумев от спеси, попытался убрать еще одного конкурента: проповедника Гормана из Нового Орлеана. В ход пошли обвинения в запойном пьянстве и совращении беззащитных детей.

Но на прошлой неделе Горман сделал ответный ход и злорадно заявил, что у него есть фотографии, на которых Большой Джим вместе с известной проституткой или, скажем, женщиной легкого поведения, тайно пробирается в мотель, предназначенный для «третьесортных романов и низкопробных свиданий».

Многим это напомнило вспышку сексуального безумия, которая выбила Гэри Харта из борьбы за президентское кресло.

Тогда многие говорили, что это позор. Но вы знаете, кто возмущался больше всех… Семя, в конце концов, проникло в мозг; глаза заблестели, и синапсы стали срастаться друг с другом. Теперь вместо того, чтобы прятаться в тайных любовных гнездышках, они важно разгуливают по «Холидей Инн» и собираются на оргии прямо в городе…

Люди, стоящие у руля, мало изменились со времен Калигулы. Всю долгую историю человечества секс и власть питали друг друга. В восемнадцатом столетии английский король и половина его министров были втянуты в широкую сеть странных, жестоких секс-клубов и тайных культов. Процветали сатанизм и человеческие жертвоприношения, ужасные издевательства над белыми рабами и прилюдное скотоложество.

В начале века в Лондоне было много «Клубов разврата», где в качестве кульминации вечера члены клуба выходили на улицу и в пьяном тупом угаре насиловали, избивали и калечили любое человеческое существо, попавшее им в руки.

Барго Патридж в своей классической «Истории оргий» рассказывает: ««Денди» и «кавалеры» бродили по улицам, вселяя ужас в стариков, избивая полицейских, разбивая окна, насилуя и убивая. Молодых девушек затаскивали в притоны, а пожилых женщин заталкивали в бочки и спускали вниз с горки… Клубы с названием «Могавки» и «Убийцы» пытались превзойти друг друга в отвратительной игре под названием «Убей льва». Игра заключалась в расплющивании носа и выдавливании глаз жертвы, которая на свою беду попалась злодеям. Собираясь на охоту, члены клубов брали с собой приспособления для разрывания рта и отрезания ушей».

Эти садисты не принадлежали к низам общества, как отморозки в «Заводном апельсине», они были детьми аристократов. Закон был писан не для них. Только влиятельные люди с деньгами имели право носить мечи и ездить на лошадях. Безоружные бедняки оказывались в невыгодном положении, когда банды богатых пьяных выродков нападали на них в свете тусклых фонарей на полуночных улицах…

Это был «золотой век» того, что называли «джентльменскими клубами» в Лондоне… Но это не могло продолжаться долго. По городу бродило слишком много несчастных с раздробленными носами, выдавленными глазами и такими растянутыми ртами, что можно было целиком засунуть туда дыню и с дыней во рту продолжать ленивую беседу в пабе. Общественное мнение изменило свое отношение к «диким мальчикам», их клубы были запрещены.

Во второй половине восемнадцатого столетия у джентльменских клубов появился новый круг интересов: культ секса и экстравагантного упадничества. Тогда появился печально известный «Клуб геенны огненной», в круг посвященных которого входили принц Уэльский, лорд-мэр Лондона, Бенджамин Франклин, безумный граф Сандвич и монструозный граф Бьют, ставший через некоторое время премьер-министром Англии.

Эти люди не теряли время попусту. Они подняли оргии до уровня искусства, невиданного со времен Калигулы и дьявольских орд Чингизхана, давших начало поколениям лицемерных насильников и сексуальных маньяков, которые горестно сокрушались, что человеческое тело имеет слишком мало отверстий для проникновения, и поэтому они просто вынуждены проделывать своими кинжалами новые, чтобы весь клан мог залезть на жертву одновременно.

Дилетанты вроде Харта, Беккера и Своггарта получили бы в «Клубе геенны огненной» от ворот поворот: их отвергли бы как лишенную чувства юмора деревенщину и дешевых мастурбаторов. Ведь на самом деле их единственное «преступление» заключается в том, что они дали повод дурным слухам и инсинуациям, засветившись в общественных местах со шлюхами и голыми девками.

Если бы графа Сандвича можно было обвинить только в таких проступках, у него был бы повод для гордости. Граф принимал участие в оргиях с таким усердием, что у него просто не оставалось времени для выполнения своих обязанностей по командованию британским флотом и укреплению Империи на пяти океанах… Одним из главных достижений графа – помимо изобретения сандвича – была продажа по дешевке Гавайских островов; следующие 200 лет Англия безуспешно пыталась восстановить свое влияние в Тихом океане.

Между тем король Георг III свихнулся от собственных извращенных фантазий до такой степени, что не нашел времени заняться маленьким, но неприятным колониальным мятежом, который теперь называют «Американской революцией».

Нет, в те славные времена не было дилетантов-дегенератов вроде тех, над кем мы презрительно смеемся в наши дни. Превратить в осколки всю Британскую империю – и никаких раздумий, ни капли беспокойства по этому поводу! Когда знаменитый капитан Кук сообщил в Лондон, что Гавайи и вся Полинезия у него в руках – при условии, что Сандвич санкционирует установку новой мачты на его поврежденном флагманском корабле, – граф просто не обратил на это внимания. Через несколько недель капитана Кука убили злобные туземцы – на это событие Сандвич тоже не обратил внимания.

В общем, достаточно для краха любой империи. Ребята любили свои оргии и не желали, чтобы им хоть что-то мешало. Это были гиганты. Они придерживались высоких стандартов – не то что похотливые шалуны, которые сегодня засоряют колонки новостей своим нытьем.

Вероятно, Альфонс Кар ошибся[9]9
  Имеется в виду изречение: «Чем больше меняется мир, тем яснее, что он остается прежним» (прим. перев.)


[Закрыть].

^{22 февраля 1988 года}

Гэри Харт говорит о политике

Утром я позвонил своему давнему приятелю Гэри Харту в Денвер. Была пятница, он сидел в офисе и напряженно работал над докладом для совещания по внешней политике, запланированного на следующую неделю в Филадельфии. Кроме того, Харт серьезно готовился к предстоящему во вторник противоборству с Тедом Коппелом, ведущим специального выпуска «Вечерней строкой»[10]10
  Информационная программа телекомпании Эй-би-си, выходит в прямой эфир в 23.00 ежедневно, кроме субботы и воскресенья; бессменный ведущий (с 1980) – Тед Коппел)


[Закрыть].

Во время передачи Гэри собирался объявить, что возвращается в борьбу за президентское кресло.

– Меня не интересует эта чушь. Прибереги ее для раздела слухов и сплетен, – сказал я ему. – Все, что я от тебя хочу, – это небольшой помощи. Мне надо сделать ставки на следующую неделю. Знаю, ты не играешь в азартные игры, но сейчас, когда ты выпал из гонки, думаю, никто лучше тебя не подскажет, кого выдвинут кандидатом в президенты.

Он сардонически засмеялся.

– Знаешь, не думаю, что ставки для игроков – это так же серьезно, как президентская кампания. – Он сделал паузу. – Ты будешь на меня ссылаться?

– Конечно, нет, – сказал я. – Ты же меня знаешь, Гэри! Я занимаюсь этим уже пятнадцать лет. Зачем мне на тебя ссылаться? Я просто хочу получить небольшую помощь в определении ставок… Мне нет никакого смысла упоминать тебя.

ГХ: Ну ладно. Думаю, все претенденты имеют приблизительно один шанс из двенадцати… Все очень неопределенно и во многих отношениях не имеет прецедентов. Явного фаворита нет.

ХСТ: Почему выпал Нан? Мне казалось, что Юг у него в руках.

ГХ: Ну… я не знаю. Может быть, он продал свои голоса большим парням из Национального комитета демократов: он знал, что его все равно не выдвинут кандидатом в президенты. Процесс выдвижения кандидатов все еще остается левоцентристским. Поэтому большие парни из Вашингтона не могли гарантировать ему безоговорочную победу на супервторнике[11]11
  День, когда члены Демократической партии, выбирают своего кандидата в президенты США (прим. перев.)


[Закрыть], необходимую для продолжения кампании.

ХСТ: Тогда кто?

ГХ: Думаю, произойдет вот что: гонка между Айовой и Нью-Гемпширом будет почти равной с шансами от шести-семи к двум-трем. Не станем говорить о Джесси[12]12
  Имеется в виду чернокожий проповедник Джесси Джексон, очень популярный в афроамериканской общине политик, один из кандидатов Демократической партии на пост президента


[Закрыть]. К Джесси надо подходить с отдельной меркой. Будут два-три белых парня. Они отправятся на Юг, и один из них получит преимущество, выйдет вперед и победит. Хотя нельзя исключить возможности, что они – эти два-три парня – просто разменяют штаты в порядке бартерной сделки.

ХСТ: Ну, кажется, я знаю, что страна увидит в этом случае – можем заключить пари: республиканца в Белом доме.

ГХ: Одна из наших проблем в том, что партия не имеет стратегии поведения. Нет общего направления. И люди это видят. Они скорее пойдут за республиканцем, чем за демократом – бесом, которого они не знают.

ХСТ: Когда я смотрю на парня вроде Пола Саймона, он кажется мне среди них чужим…

ГХ: Пол не гоняется за рекламой. Он классный парень. У него простая и ясная избирательная платформа: «Я забочусь о людях, я второй Гарри Трумэн». Вот так. Знаешь, плохо, когда политики не хотят открыто говорить о болезни и искать дипломатическое, военное или экономическое решение. Это тяжкий труд. Я потратил на него десять лет жизни… А они постоянно шарахаются от серьезных проблем. Ведь иначе им придется выполнять тяжелую работу. Звучит занудно, но я стал настоящим кандидатом в президенты только потому, что люди увидели во мне серьезного человека. У них появилось ощущение, что я выполнил работу, которую надо было сделать, чтобы выяснить, куда должна двигаться страна. Недостаточно просто встать и заявить, что ты подготовился к работе президента. Недостаточно сказать: «Голосуйте за меня, потому что я проделал большую работу». Ты должен доказать это. Ты должен писать статьи, должен выступать с речами.

ХСТ: Может ли кто-нибудь из сегодняшних претендентов-демократов добиться победы на президентских выборах в 1988 году?

ГХ: Да, может. Но не тем путем, который они выбрали. Некоторые члены моей бывшей команды работают на того или другого кандидата. Они по-прежнему спрашивают у меня совета. Я говорю, что им надо освободить себе лето, не ездить в Нью-Гемпшир, не ездить в Айову. Встретиться с умными людьми, не статистами из Вашингтона или Нью-Йорка, а с действительно толковыми людьми. Подготовить речей шесть, да таких, чтобы каждая имела мощность авиабомбы, – и бабахнуть стране прямо промеж ушей в сентябре или октябре. Такой кандидат западет в умы избирателей. Но пока никто не последовал моему совету.

ХСТ: Когда лучше всего провести такое совещание?

ГХ: Сейчас наступил подходящий момент. Прошлый был летом. В сентябре репортеры начнут подсчитывать шансы и заключать пари. Но ничего не изменится. Сейчас Дукакис выглядит хорошо, Джепард выглядит еще лучше, а Байден – нет. Все это ерунда. Думаю, что за ближайшие два-три месяца всем этим парням надо заново определиться в ключевых вопросах… Я не говорю, что они – плохие. Нет, они – неплохие. Хорошие. Это просто вопрос масштаба, величины и размаха. Это не хорошо и не плохо, это просто размах. Сейчас не хватает именно размаха. Мы не говорим о левизне, правизне и остальной идеологической чепухе… Открыты широкие возможности. Существует множество различных подходов. Сейчас нелепо следовать правилам, если эти правила мешают.

ХСТ: Несмотря ни на что, ты сохраняешь определенное влияние. До этого скандального дела были люди, которые не голосовали за тебя просто потому, что им не нравился, скажем, твой галстук, а теперь они говорят: «Ладно, ребята, за него стоит проголосовать». Мне кажется, отчасти это связано с феноменом позитивной реакции избирателей на негатив.

ГХ: Да, я тоже так думаю.

ХСТ: Как нам это расценивать, Гэри? Кто эти избиратели? Неверные мужья и жены? Одержимые сексом?

ГХ: Просто жертвы. Сейчас, Хантер, впервые в моей жизни темнокожие люди подходят на улице, чтобы пожать мне руку. Это поразительно. Я чувствую дух солидарности.

ХСТ: Да, Гэри, мы не можем позволить себе потерять этот дух. Иначе еще четыре года один из этих злобных, богатых и недоделанных парней будет отбивать интерес к политике у целого поколения. Настало время победить, Гэри. Пора восстановить чистоту рядов.

ГХ: Ты прав, Хантер. Но что-то не видно вокруг героев на белых конях.

ХСТ: К черту белых коней. Пусть наши герои сидят хоть на мулах или «харлей-дэвидсонах», лишь бы ехали куда надо. Мы поговорили о победе. Разговор о нехватке героев отложим до той поры, когда у нас будет для него больше времени, ну, скажем, часов шестнадцать кряду в моем «порше» с ящиком пива. Не будем забывать, парень, что несколько месяцев назад ты сам был героем. Ты был так близок к президентскому креслу, что в твоей победе были уверены абсолютно все.

ГХ: Ладно, Хантер, жди меня в Вуди-Крик через пару недель, уж тогда мы наговоримся. И, само собой, погоняем на твоем «порше».

Я повесил трубку. Мне было грустно. Гэри – по-прежнему самый блестящий и самый умный из сегодняшних кандидатов в президенты. Сейчас он собирается заново начать предвыборную кампанию. Мне нравится Гэри, и я желаю ему удачи, но игрок во мне говорит, что у него в лучшем случае один шанс из сорока четырех. Будем смотреть правде в глаза. В конце концов, ведь мы – профессионалы.

^{7 сентября 1987 года}

Поколение свиней

В наши дни домашняя медицина превратилась в огромную индустрию. Одна из крупнейших евангелических организаций недавно провела исследование, которое показало, что каждый третий американец планирует в этом году поэкспериментировать с разными самодельными шарлатанскими снадобьями и различными способами лечения – в диапазоне от рвотных средств до сканеров мозговых альфа-бета волн и многоканальных гемоиндукционных самоприсасывающихся цилиндров для измерения действительного количества жира в организме.

Некоторые жители наших городов и гетто собираются ежедневно исследовать уровень сахара в своей крови способом, пригодным разве что для определения смертельного уровня; другие будут испытывать друг на друге причудливые и дорогостоящие тесты, предназначенные для диагностики рака бедренной кости, локтя или колена.

Мы все рабы этого синдрома, но есть вещи и похуже… В прошлую субботу я пошел в снэк-бар на Джинива-драйв рядом с «Kay-палас» и во время перерыва между «Рокки IV» и «Бледным всадником» провел исследование посетителей методом случайного отбора.

Результат оказался потрясающим…

Большие головы, тонкие шеи, слабые мускулы и толстые бумажники – вот преобладающие физические признаки восьмидесятых… Поколение Свиней.

«Рокки IV» продолжается девяносто одну минуту, а кажется – не больше девятнадцати-двадцати. Только мы расположились с кувшином ледяного пива и хорошим ужином – а мы взяли по порции «острого цыпленка» от «Кентукки Фрайд Чикен» из Дэйли-Сити – как сцены жестоких избиений внезапно завершились оргазмом подростково-политической болтовни Сильвестра Сталлоне. На этом картина кончилась.

Только когда Слай лупил огромного русского как клячу, сидевшие в автомобилях зрители оживились, и в сигаретном дыму раздались гудки и хриплые выкрики.

Вместе со всеми я нажал на гудок своего полного под завязку «камаро», а потом попытался выйти из машины, чтобы поговорить со зрителями серьезно. Тут меня атаковала стая бездомных собак, которые собрались вокруг машины, чтобы погрызть свежие куриные косточки.

Я ударил одну собак в горло, а другую схватил за переднюю лапу и стукнул о стоявший рядом пикап с тремя женщинами, усевшимися на переднем сиденье. Одна из женщин опустила боковое стекло и обругала меня – показалось, будто тяжелый грузовик внезапно с ревом завелся и, скрипя, двинулся на первой передаче, вырвав с корнями дешевый металлический громкоговоритель…

Я проехал на своем «камаро» несколько рядов, а потом сквозь тьму вернулся в снэк-бар. Там я нашел аппарат для определения частоты сокращений сердца.

Указания были достаточно ясны: «Опустите 25 центов и вставьте в лунку датчика средний палец. Чем ниже частота ваших сердечных сокращений, тем, как правило, лучше ваше физическое состояние».

Казалось, все на уровне современных медицинских технологий: на экран выводятся сложные показатели, на шкале от 60 до 100 – зловещие красные цифры. Уровень ниже 60 соответствовал «спортивной форме», от 60 до 70 – «хорошей форме», от 70 до 85 – «средней»; дальше следовали уровни, которые предвещали мрачные перспективы.

Между 85 и 100 лежал уровень «ниже среднего», выше 100 значилось: «Малоподвижный образ жизни. Проконсультируйтесь со своим врачом».

Вначале я проверил Марию. У нее оказалось 91, что вызвало сочувствие даже у привычных зрителей. Мария навзрыд заплакала и привлекла внимание крупного, подстриженного ежиком охранника в форме. Он представился как Рэй и попросил меня предъявить «удостоверение личности или какие-нибудь другие документы».

У меня не было ни того, ни другого. Мой адвокат смотался вчера ночью со всеми моими кредитками и пресс-карточками.

– Ерунда, Рэй. Дай мне свою руку, – сказал я. – Мне нужны чьи-нибудь показатели, как точка отсчета.

Между тем я сунул свой собственный палец в лунку аппарата и получил 64, что произвело на окружающих заметное впечатление. Потом позицию занял Рэй, и со всех сторон раздались вой и почтительное бормотание. Рэй выглядел молодцеватым, щетинистым и самонадеянным бойцовым быком в расцвете сил. Я кинул в щель еще один четвертак и отыскал на дисплее результат охранника.

Показатель равнялся 105; все кругом затихли. Рэй неуклюже поежился и проворчал, что ему надо идти в обход, чтобы проверить помещение, посмотреть, нет ли наркоманов, извращенцев и пьяных.

– Не расстраивайся, – сказал я. – Эти цифры ничего не значат. С каждым может случиться.

Он мрачно взглянул на меня и удалился, пообещав скоро вернуться для нового, более точного тестирования. Народ стал расходиться; Мария заперлась в туалете, и мне некем было заняться, кроме нескольких слонявшихся по залу детей.

Я взял за руку маленькую девочку со светлыми волосами, которая сообщила мне, что ей десять лет, и повел к машине.

– Я доктор, – соврал я. – Мне нужна твоя помощь в одном эксперименте.

Она послушно встала на нужное место и засунула палец в лунку аппарата. Цифры суматошно замигали, а потом остановились на 104. Девочка сдавленно вскрикнула и убежала, я даже не успел спросить, как ее зовут.

– Не обращай внимания! – крикнул я вдогонку. – У детей эти цифры всегда выше.

Ее маленькая сестренка фыркнула на меня, и они убежали прочь, как две маленькие зверушки.

Я схватил еще одного ребенка, толстого маленького мальчишку по имени Джо, который оказался сыном Мэгги, ночного менеджера. Мэгги вовремя появилась и удержала Рэя от вызова спецназа, с помощью которого охранник собирался задержать меня за растление малолетних.

Маленький Джо выдал 121, такой высокий показатель, что аппарат не предложил никакого истолкования. Я дал парню монетку и отправил к игровым автоматам на другой конец зала.

Рэй по-прежнему болтался вокруг с озабоченным выражением лица. Я почувствовал себя ночным охотником, огромным зверем, одиноко бегущим в неоновых джунглях на окраине города. Рей продолжал требовать у меня удостоверение личности, и я выдал ему свою старую карточку сотрудника «National Invirer», который к тому времени был давным-давно закрыт.

– Подожди, – сказал я. – Я хочу еще раз пройти тест.

Я пил горячий кофе и морозил указательный палец правой руки в пластиковом стаканчике со льдом, который Мэгги принесла из офиса.

Рей сдался, его смутило мое непреклонное поведение истинного профессионала. Когда я кинул в затертую щель последний четвертак и сунул в лунку свой замерзший палец, получилось нечто, не похожее на все, что мы видели до того момента. Сначала цифры на экране бешено крутились и дергались. Люди стояли молча и смотрели… В конце концов, табло показало цифры, которые никто не захотел бы у себя увидеть.

Два нуля. У меня не было пульса. Это было официальное заключение – такое же окончательное, как цифры на белых гранитных надгробьях где-нибудь на кладбище в окрестностях Буффало.

Окружавшие меня великовозрастные дети беспомощно таращились на экран. Я доел свой «хот-дог» и умчался в ночь… обратно в Город, к странным и порочным улицам, где вопросы таких, как я, остаются без ответа.

^{16 декабря 1985 года}