Текст книги "Кубик Рубика и пятый битл"
Автор книги: Ханс Улав Хамран
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Когда мы проезжали Мосс, я просунул голову между передними сиденьями:
– Юлия?
Она повернулась, и я показал ей кубик:
– Я собрал одну сторону.
Теперь все красные квадратики были с одной стороны.
* * *
Кто-то потянул меня за руку, и я вернулся в спортивный зал.
– Хочешь жвачку? – Юлия протянула мне пачку «Джуси фрут».
Я кивнул и вытащил пластинку. Юлия кликнула Гюнн и Сёльви, сидевших перед нами, и предложила жвачку им. Я решил, что Юлии, наверное, неловко оттого, что сидит она не вместе с ними. Эти две вообще обычно от Юлии ни на шаг не отходили, но, когда они сегодня появились, Юлия уже сидела между мной и Бригтом. Ее подружки явно расстроились, а я почему-то возликовал.
– Вы разъедетесь – сперва чтобы учиться дальше, а потом начнете работать, – продолжал директор, – вы повстречаете на своем пути новых людей, которые подарят вам новые впечатления.
Я надеялся, что некоторые впечатления меня минуют. Например, я бы с легкостью обошелся без тех, что подарили мне Кеннет и его приятели.
– Но даже когда вы заведете новые знакомства, хорошо подумайте, прежде чем приносить им в жертву старых друзей, появившихся у вас здесь.
Гюнн взяла у Сёльви бумажник и вытащила из него маленькие фотографии. Она поднесла одну из них к глазам и захихикала, но не успел я разглядеть, чья это фотка, как Гюнн прикрыла ее ладонью. Вряд ли, конечно, они хихикают над моим снимком, но полностью уверен я не был. Когда девчонки вот так смеются непонятно над чем, это всегда неприятно.
Мы с Фруде зашли как-то в фотокиоск на вокзале во Фредрикстаде и наделали там фоток. На следующий день мы случайно проговорились об этом в классе, и тогда девчонки, естественно, попросили у нас пару снимков. В том числе и Юлия. Фотографии мы им отдали. В этом и был весь смысл: мне было невыносимо думать, что фотографии других парней у Юлии есть, а моей нету.
У меня тоже имелась фотография Юлии, сделанная года два назад, зато красивая. Она лежала у меня в бумажнике и сразу бросалась в глаза, но мне было все равно.
К тому же я никогда не забуду, сколько усилий нам пришлось приложить, чтобы сделать эту фотографию.
* * *
Когда мы в тот день сели на велосипеды и выехали в сторону Фредрикстада, машин на шоссе почти не было. Правда, обычно летом там вообще бывало довольно пустынно, но этим утром все шоссе было в нашем распоряжении.
– Все, небось, дома сидят перед теликом и смотрят, как этот престарелый урод женится на леди Ди, – предположил Фруде, – ее до слез жалко.
– А мне вообще положить на эту свадьбу, – отрезал Бригт.
Мама обожала всяких особ королевской крови. На даче у нас весь туалет изнутри был оклеен фотографиями европейских королевских семей. А маме все мало было. Этого ее увлечения я не понимал. Вот и сегодня она наверняка прилипнет к телевизору. Мы специально домой с дачи вернулись, чтобы она не пропустила свадьбу. Папа тоже будет с ней смотреть, хотя на самом деле ему все равно. В обычный день мама не отпустила бы меня в поход с палаткой, но спасибо Диане – тем утром мама пребывала в чудесном настроении. Она поцеловала меня в щеку и пожелала хорошей поездки.
– Но Диана все равно красивая, – сказал я.
Мама выписывала журналы «Ношк Укебла» и «Йемме», и в обоих каждую неделю печатали фотографии Дианы – сначала сделанные преимущественно папарацци, но в последнее время там начали появляться и снимки, где Диана специально позировала фотографам. Некоторые наши одноклассницы даже стриглись, как она: короткие волосы с длинной челкой, из-под которой невинно и простодушно смотрели на мир ее глаза.
– Вот и я о том же, – подхватил Фруде, – почему она, такая красотка, выходит замуж за этого замшелого старикана?
Мы проехали мимо ручья Робеккен. Было жарко, как бывает ясным летним утром. К багажникам мы привязали палатку, спальные мешки и примус. Разбить палатку мы решили в национальном парке Мэррапанна. Туда никто из нас раньше не доезжал, но Харальд сказал, что поставить там палатку – самое оно. Однако туда мы все равно собирались не сразу. Сперва надо было заехать на Валэр[4]4
Валэр – архипелаг, состоящий из множества островов, на которых находятся дачи.
[Закрыть].
– Вы хорошо Валэр знаете? – спросил Бригт.
– Нет, – ответил Фруде, – но мы там как-то раз были. Ездили с классом на остров Акерёйя.
С самого начала каникул я ни разу не видел Юлию, поэтому, если уж мы все равно едем в поход, я уговорил приятелей быстренько заехать на Валэр, где Юлия с семьей отдыхала на даче. Прежде всего, мне хотелось ее просто увидеть. Но и еще кое-что. Мне нужно было сфотографировать ее. Мне представлялось, что все острова Валэра расположены с одной стороны, но до Крокерёя оказалось довольно далеко, и нам пришлось ехать несколько километров до первого моста. Там мы притормозили и огляделись. Перед нами раскинулся Валэр с его скалами, островками и дачами, и в одной из них жила Юлия.
Бригт подъехал ближе ко мне.
– И как ты собрался искать ее дачу?
– Да это несложно. Спросим у кого-нибудь.
Мы переехали через мост, свернули направо и поехали по дороге к морю и к лодочной станции. Мы проголодались, а там наверняка имелся магазин.
На лавочке возле станции сидел какой-то тип с чашкой кофе. Он курил трубку. Мы спрыгнули с велосипедов, и дядька поднял голову.
– Простите, – начал я, – вы не знаете, где тут дача Карлсенов?
– Карлсены… – он перевел взгляд на Бригта и Фруде, – а у них тут дача, на Щёкёйе?
– Кажется, да. По крайней мере, точно на Валэре.
– Нет, – неторопливо проговорил он и выбил трубку о камень, – тут я вам, к сожалению, не помощник.
Наивно было думать, что первый же встречный укажет нам дорогу, поэтому, когда мы зашли в магазинчик, я еще не потерял надежды.
Мы купили булочек и съели их прямо там, разглядывая лежавшую на стойке карту. Да, Валэр оказался неожиданно большим, но теперь мы хотя бы тут ориентировались. И перекусить было нелишним.
Спустя три часа мы успели опросить несколько десятков прохожих и даже познакомились с дачником по фамилии Карлсен, который при этом не относился даже к самым дальним родственникам Юлии. На лодке мы перебрались на Сильехолмен, покатались по Вестерёю, пересекли Спьярёйю, а теперь стояли где-то посреди Асмалёя. Настроение было хуже некуда. Даже я начал терять терпение. Неподалеку, возле почтовых ящиков, топтался еще один дачник, и я отважился на последнюю попытку.
– Значит, вы ищете дачу Карлсенов? – Судя по выговору, он приехал из Осло.
– Ну да, – ответил я.
– Но больше вам ничего не известно?
– Нет, знаем только, что она тут, на Валэре.
– И вы рассчитываете, что вам повезет?
– В смысле?
– Тут примерно четыре тысячи дач, а островов – несколько сотен. Времени вам понадобится немало. Впрочем, вы еще молоды, торопиться вам некуда.
Мы распрощались с этим клоуном из Осло и поехали на паромный причал. На пристани уже выстроилась длинная вереница машин – паром отсюда шел на Киркёй. Мы купили по хот-догу и мороженому, уселись на пристань и болтали ногами в воде, разглядывая приближающийся паром.
– Отстой какой-то, – сердито сказал Бригт, – и что нам, по-твоему, сейчас делать? Ехать на Киркёй? А вдруг дача у них на Спьярёйе была? Или на Вестерёе? Или вообще на каком-нибудь совсем мелком острове, у которого и названия-то нету?
Солнце висело посреди неба. Было жарко. Мы устали. Только зря проездили.
– Ладно, – согласился я, – плевать. Я думал, Валэр поменьше. Доедаем мороженое и едем на Мэррапанну, окей?
Они кивнули, и теперь мы молча облизывали мороженое. Наверное, глупо было тащить сюда всех остальных. Ведь это я в Юлию влюблен, а не они.
– Ой, – послышалось сзади, – а вы-то тут что делаете?
Я повернулся и увидел Юлию. Как в сказке. Она стояла на пристани, залитая солнцем, загорелая и прекрасная, в белом платье и сандалиях, с голыми ногами. И еще она держала в руках корону из золотой бумаги. Такой красивой я ее еще не видел. Ради этого момента я бы и до Нордкапа доехал.
– Ой, привет, – пробормотал я, – и ты тоже тут? Надо же!
– Но вы-то здесь что делаете?
– Мы на Мэррапанну едем, в поход, – я показал на привязанное к багажникам снаряжение.
Бригт хотел было что-то добавить, но сдержался.
– Но Мэррапанна же на Унсёе, разве нет?
– Сделали небольшой крю-ук, – ответил Фруде. Прежде гласные у него выходили без заиканий. – Свернули не там.
Юлия рассмеялась.
– А у вас на Асмалёе дача? – спросил я.
– Нет, – сказала Юлия, – на Киркёе, – она посмотрела на остров по другую сторону залива. – Просто на Вестерёе у нас друзья живут, а у них есть телевизор, и мы ездили свадьбу смотреть.
Она махнула рукой с зажатой в ней короной, и до меня дошло: Юлия нарядилась в платье и корону специально, чтобы посмотреть свадьбу. Да она прямо как моя мама. Однако обрадовался я тому, что у них с мамой были общие интересы, или нет, я не знал.
Юлия замолчала. Задумалась. За лето волосы у нее выгорели, и теперь она была почти блондинкой.
– Мама с папой вон в той машине, белой, почти впереди, – она показала на «Вольво 240», третью в очереди.
Женщина в «вольво» заулыбалась и как-то истерично замахала нам в окно. Мы помахали в ответ. За рулем сидел отец Юлии. У него была окладистая борода, и махать он не стал. Юлия покраснела.
– Хорошо, что они поженились, – сказал я, – и как свадьба прошла?
– Диана была такая красивая в свадебном платье, – мечтательно сказала Юлия, – а вы что, не захотели смотреть?
– Да нам как-то не особо интересно, – признался Фруде.
Мы замолчали, почему-то всем сделалось неловко. Мать Юлии с нас глаз не сводила. Паром причалил, и машины с Киркёя начали съезжать на берег.
– Нам уже пора. Я пойду.
– Погоди, – вспомнил я, – можно тебя сфотографировать?
– Сфотографировать?
Адреналин ударил мне в голову, и пришлось поднапрячься, чтобы не подавать виду.
– Я вообще много фотографирую. Хобби такое. И тебя тоже сфотографировал бы. Если можно. Если уж мы вот так случайно встретились.
– Ну ладно.
– А можешь вон туда сесть? – Расхрабрившись, я показал на швартовочный столбик на самом краю пристани, и Юлия послушно присела на него.
Я вытащил фотоаппарат. Руки слегка дрожали.
Мать Юлии вышла из машины и наблюдала за нами. Юлия водрузила на голову корону и закинула ногу на ногу. Теперь она и правда напоминала принцессу, а за ее спиной блестело море. Лучше и не придумаешь.
Я поднял камеру, но тут Фруде вдруг подошел к Юлии и уселся сзади. Сперва я не понял, чего он туда влез, однако Фруде повернулся ко мне и выпрямился. Я глазам своим не верил. Он тоже решил попозировать! Ну как же можно быть таким идиотом?! Мы с таким трудом отыскали Юлию, уговорили ее попозировать, а Фруде взял и все испортил! Я отчаянно строил ему рожи в надежде, что он свалит оттуда, но тот не замечал.
Мало этого – Фруде еще и крикнул:
– Бригт, ну ты чего застрял, пошли!
Бригт вопросительно посмотрел на меня, но я лишь растерянно стоял посреди пристани, поэтому он пожал плечами и встал по другую сторону от Юлии.
Теперь посередине сидела моя принцесса, а вокруг стояли двое моих до этого дня лучших приятелей. Выбора у меня не оставалось.
– Улыбочку, – скомандовал я и спустил затвор.
Фруде выглядел слегка вздернутым, Бригт равнодушно смотрел в объектив, зато как же чудесно улыбалась Юлия!
– Круто будет, – сказал я, надеясь, что мне удалось скрыть разочарование.
Юлия встала и сняла корону.
– Ну, пока! Еще увидимся.
– Пока! – попрощался я. – Ага, увидимся.
Юлия подошла к «вольво», обернулась и помахала. И мы тоже замахали в ответ. Юлия уселась на заднее сиденье, и через пару минут машина скрылась на пароме. Мы сидели и смотрели вслед парому, пока тот не завернул за остров.
Тут уж меня прорвало.
– То есть мы проехали сто километров, – меня распирало от злости, – чтобы сфоткать Юлию, а ты умудрился все изгадить! Ты вообще головой думаешь или чем?
– Прости, – оправдывался Фруде, – у меня само собой вышло. Просто иначе все выходило как-то тупо. Вот я и решил внимание отвлечь.
– Ты как думаешь, долго нам еще до Мэррапанны? – опасливо поинтересовался Фруде, когда мы уже несколько километров проехали молча.
– Хотелось бы, чтоб было долго!
Когда мы доехали до моста Кракерёйбруа, злость улеглась. Ведь, в сущности, Юлию мы отыскали, снимок я сделал, и в голове у меня крутился шведский хит того лета:
В конце концов я не выдержал и запел во все горло:
А я хочу к тебе прижаться
И стуком сердца наслаждаться…
Обеими руками я ударил по рулю и заголосил дальше:
Губы наши сливаются,
Мое сердце срывается…
Бригт покачал головой:
– Быстрей бы уже доехать.
Мы проехали Грессвик и выехали на дорогу к пляжу. Еще через два с половиной часа мы наконец увидели табличку, на которой было написано, что мы на Мэррапанне.
– The promised land![6]6
Земля обетованная! (англ.)
[Закрыть] – обрадовался Бригт и спрыгнул с велосипеда. – В Осло сел на метро – и ты на месте. Там за сто километров на велике никто не тащится. По крайней мере, не ради того, чтобы сфотографировать девчонку. Даже если у нее на голове корона. – Он опустился на колени, сложил руки, прикрыл глаза и проговорил, запрокинув голову к небу. – Господи Боже, пожалуйста, верни меня обратно в цивилизацию! Аминь.
– Слушай, – начал я, – да ты ж даже в Бога не веришь.
– Но попытаться-то можно.
Подскакивая на ухабах, мы проехались по тропинке и выехали на поросшую травой лужайку. Добирались сюда мы и впрямь долго, но Харальд не обманул: здесь полным-полно было потрясающих местечек, где так и тянуло поставить палатку. Мы слезли с велосипедов.
– Вообще-то странно, что никто до сих пор не обнаружил, как тут круто жить в палатке, – удивился я.
– Эй, парни, гляньте-ка! – Бригт отошел чуть в сторону и теперь стоял перед какой-то табличкой. Мы подошли к нему.
«СТАВИТЬ ПАЛАТКИ ЗАПРЕЩЕНО».
– Да не, это хрень какая-то, – не проверил я, – у нас всего-то одна трехместная палатка, нам за нее ничего не будет. Это же национальный парк, тут люди в походы ходят, нет разве?
– По-моему, тут все ясно написано, – сказал Бригт, – даже ежик бы понял.
Сверху, над надписью, был рисунок: индейский вигвам, перечеркнутый двумя жирными красными линиями.
– Может, это только индейцам нельзя? – предположил Фруде.
– Я отсюда ни на метр не сдвинусь, – заявил Бригт.
– Давайте дождемся, когда стемнеет, и тогда уж поставим палатку, – предложил я, – подальше в лесу.
Бригт недоверчиво взглянул на кусты.
– В этом буреломе полно комаров, и жить там нельзя. Тут же поблизости вроде какая-то гостиница есть?
– На гостиницу у нас денег нет. Ладно, хрен с ней, с палаткой. Переночуем прямо на берегу, на валунах. В спальники залезем, и нормуль. Уж это-то не запрещено.
На том и порешили. Мы приободрились. Перед нами простиралась морская гладь. Чуть поодаль виднелись шхеры. Валуны блестели на солнце. Пейзаж напоминал открытку. Мы поплавали. Нашли камень, с которого особенно сподручно было прыгать в воду. Я наслаждался свежей прохладой воды. В воздухе еще оставалось тепло, поэтому мы вылезли из воды и посидели немножко на валунах, обсыхая. Мы разожгли примус, и Бригт с Фруде взялись за готовку – они посулили мне такой ужин, после которого и гурман пальчики оближет. Я же вытащил кубик Рубика. Вообще-то я каждый вечер его вертел, все каникулы. Я поворачивал сегменты и старался уяснить закономерность, понять, что именно происходит с разноцветными квадратиками. Свои наблюдения я записывал. Работал упорядоченно. Одну сторону собрать у меня получалось, и все углы – тоже, но все остальное не складывалось.
Когда мы наконец приступили к ужину, солнце уже готово было вот-вот занырнуть в залив. Никогда еще псевдомексиканские полуфабрикаты с порезанной сосиской не казались мне такими вкусными. Измотанные, зато сытые мы смотрели на море. Во всем национальном парке Мэррапанна мы были одни.
– А ты ни в кого не влюблен? – спросил Фруде Бригта.
– Это вряд ли. – Бригт хитро улыбнулся и посмотрел на меня. – По крайней мере, до него мне далеко.
Они засмеялись. Да и поделом мне.
– Зато я ее сфотографировал, и на фотке она как принцесса. А вас просто обрежу.
Я вытащил фотоаппарат и, положив его на камень чуть поодаль, навел видоискатель на Фруде с Бригтом. Настроив автоспуск, я осторожно нажал на затвор. Фотоаппарат загудел.
– Улыбочку. – Я еще раз заглянул в видоискатель, бегом вернулся обратно и, усевшись между приятелями, улыбнулся невидимому фотографу.
Щелк, сказал фотоаппарат, когда мы, казалось, просидели там уже целую вечность. Я подошел к камню и поднял фотоаппарат. По дороге домой я все равно собирался сдать пленку в проявку и печать, так что надо было отснять ее всю целиком.
– Слушай, Фруде, – начал я, – а ты чего, влюбился?
Фруде промолчал.
– Ну давай, колись!
– Слегка, – признался Фруде. Ему явно было не по себе.
– Слегка? – переспросил я, – это еще как?
Фруде пожал плечами.
– А в кого? – подхватил Бригт.
– В Сёльви, – сказал Фруде. Он даже за ухо себя дернул – иначе ответ не получался.
Хрупкая и темноволосая Сёльви делала прическу как у леди Ди, а глаза у нее были большими и круглыми.
– Круто! – восхитился я. – Когда-нибудь ты будешь встречаться с Сёльви, а я с Юлией, и можно ходить на двойные свидания. А там, глядишь, и Бригт с Гюнн подтянутся. Вообще клево будет!
Бригт покачал головой:
– Нет, этого ты точно не дождешься.
– И у меня шансов нету, – печально проговорил Фруде.
– Ты-то откуда знаешь? – не поверил я.
– Знаю.
– Терпение. Главное – терпение, – успокоил его я, подозревая, однако, что он прав, и от этого я погрустнел.
Теперь мы сидели молча. Я вертел кубик. Солнце сползало за горизонт. Сзади послышались голоса, и мы повернулись. По валунам шагали две девушки лет двадцати. Обе держали в руках по полотенцу.
– Привет, – поздоровалась высокая, увидев нас, – здесь можно купаться? – Она говорила по-датски.
– Ага, – сказал Бригт, – если палатку не будете ставить, тут все можно.
– Как же здесь чудесно!
Они отошли к большому, выдающемуся в море валуну, бросили полотенца и стянули платья. Высокая расстегнула бюстгальтер, и тот упал к ее ногам. На нас они вообще не обращали внимания. Девушки разделись догола. Высокая обхватила себя руками и задрожала. Потом повернула голову и посмотрела на нас.
– Пошли! – позвала ее вторая и направилась к воде.
Но удобного для спуска места поблизости от них не нашлось.
– Вот с того камня хорошо прыгать! – крикнул Бригт и показал на обнаруженный нами валун. Он крикнул это так, будто ничего особенного не происходило. А вот у меня во рту пересохло, и я вообще ни слова не мог из себя выдавить. Они подошли к камню, спрыгнули в воду и поплыли.
– Ох-хренеть, – вырвалось у Фруде.
Больше мы ничего не сказали.
Сперва мне показалось, что девушки собираются доплыть до шхер, но потом они вдруг развернулись и поплыли обратно. Плыли они быстро, почти наперегонки, а последние метры словно за жизнь боролись. Высокая доплыла первой. Запыхавшись, она ухватилась за валун.
Смеясь, они вылезли из воды, а после вытерлись полотенцами и стали болтать. Как ни в чем не бывало. Солнце за ними уже зашло, и небо покраснело. Зрелище это было бесконечно прекрасным. Затем девушки оделись и подошли к нам.
– Холодная вода? – спросил Бригт.
– Чудесная!
Девушки завернули за валуны позади нас и скрылись из вида. Перед нами вновь лежало море, ровное и спокойное.
– Не зря мы столько на великах тряслись, – сказал Фруде.
Мы сидели и смотрели на залив. По-моему, разговаривать никому из нас не хотелось. Похолодало, и мы залезли в спальные мешки. Бригт пододвинул примус, и немного погодя мы услышали умиротворяющие гудение газа.
– Как тебе тот альбом U2? – спросил Бригт, потянувшись за кофейником, уже полным воды.
Мы собирались у Фруде дома и на новом магнитофоне переписывали и этот альбом, и The River, и The Wall. На это нам понадобилось три вечера, потому что каждому хотелось иметь все три альбома на кассетах, а значит, нам и проиграть каждый альбом пришлось по три раза. Громкость Фруде настраивал вручную, поэтому результат превзошел все ожидания. Мы даже названия песен переписали на обложки.
– Охрененно крутой альбом! – ответил я. – Там, может, некоторые песни чуть похуже, но музыка очень искренняя и настоящая, а мне такая нравится.
Бригт понимающе кивнул.
– Исполнение очень похоже на «Битлз». Тут тоже гитара, бас и ударные.
– Если у них и следующий альбом такой же хороший будет, я и его куплю.
– А кстати, вы знаете, что «Пинк Флойд» будут кино снимать по мотивам The Wall? – спросил Бригт.
– Кино? – удивился я.
– Концептуальный фильм. Но у нас-то его вряд ли покажут.
– На прошлой неделе The River занял третье место в чартах «ВГ», – сказал Фруде, – я думаю, что он и на первое скоро выйдет.
– Ну, тогда ты вообще прогрессивный, – откликнулся Бригт.
Фруде просиял от такой похвалы, а я почувствовал укол зависти.
Я не выпускал кубик из рук. Теперь уже почти совсем стемнело, но цвета я различал. Время от времени мои попытки заканчивались тем, что я портил уже собранные стороны, но сейчас удалось сохранить и синюю, и белую стороны. Я повернул кубик еще раз. И выпрыгнул из спальника.
– Чего, муравей в спальник заполз, что ли? – спросил Бригт.
– Поучилось! – Приплясывая вокруг примуса, я тряс рукой с зажатым в ней кубиком. – Я сложил кубик Рубика! – Я бросил кубик Бригту и припустил к морю, а там крикнул в сторону залива, – Юлия, я гений!
Мы почти заснули, когда Фруде, глядя в небо, вдруг заговорил:
– Думаете, они в обнимку спят?
– Кто? – не понял я.
– Леди Ди. Думаете, она в сне обнимает Чарльза?
– Спи давай! – скомандовал Бригт.
* * *
Директор вытер пот со лба и продолжил:
– Наверное, сидящим тут ученикам мои слова покажутся странными, а сидящие тут родители сочтут их еще более странными, но именно наши сегодняшние выпускники будут строить будущее Норвегии. Что бы вы ни думали, сейчас я вижу перед собой будущих лидеров.
Я посмотрел на Бригта. Если среди нас и были будущие лидеры, то подходил на эту роль только он, но сейчас этот лидер, похоже, вообще не слушал директора.
Я уставился на пол и разметку, сделанную тут для всяких спортивных игр, о которых я и понятия не имел. Прямо подо мной была нарисована красная линия. Под стулом Юлии она делала поворот и упиралась в другую линию, синюю, а та исчезала под стульями Сёльви и Гюнн. Что все эти линии означают, я не знал. Думаю, у нас в Хаугеосене этого не знал никто, даже учитель физкультуры. Мы все равно ни во что, кроме вышибал и флорбола, не играли. А эти разноцветные линии складывались в какой-то бессмысленный рисунок. Почти как квадратики в кубике Рубика.
* * *
В тот день, когда я собирался продемонстрировать Юлии мою гениальность, мама вновь слегла. Произошло это, потому что Харальд купил мопед, «Темпо-Корвет-68», из-за которого я безгранично завидовал брату. Мама очень переживала, говорила, что это невероятно опасно, и в конце концов слегла. Папа все выходные подкручивал что-то в «лорелей».
Когда мы собрались уходить, папа вышел из-под навеса, вытирая тряпкой вымазанные машинным маслом руки.
– Ничего, она свыкнется. Поезжайте.
– Это уж совсем ни в какие ворота, – сердито сказал Харальд. Он поднял мопед и вывел его на улицу. – Целая трагедия из-за какого-то мопеда.
Он нажал на стартер, но двигатель и не думал заводиться.
Харальд всегда злился, когда мама плохо себя чувствовала. Если такое случалось, он целыми днями пропадал у приятелей и дома почти не появлялся. Когда я защищал маму, он говорил, что ей надо просто взять себя в руки. Сложность заключалась в том, что чем больше он отдалялся, тем сильнее на меня давила ответственность.
Харальд давил на стартер, мопед трясся, но не заводился.
– Надо проверить, может, зажигание не работает. – Папа вытащил свечу зажигания, а Харальд снова надавил на стартер. Зажигание работало отлично. Папа вернул свечу на место.
– Разгоню его. – И Харальд побежал под горку рядом с мопедом. Где-то на полпути вниз он запрыгнул на седло. Двигатель тихо и грустно загудел, но вскоре звук изменился, и спустя секунду мопед ожил. Внизу Харальд развернулся и поднялся обратно к нам. Я протянул ему шлем.
– Сегодня вечером карбюратор почистим, – сказал папа, а Харальд опустил забрало.
Потом мы стояли и смотрели ему вслед. Харальд поступил в школу во Фредрикстаде, на курс общих предметов. Мне оставалось лишь мечтать о той свободе, к которой мчал его сейчас мопед.
– Тебе будет грустно ездить в школу без Харальда? – спросил папа.
– Немножко, – признался я.
– У тебя же Фруде остался.
– Ну да. Ой, я уже опаздываю.
Папа молча смотрел, как я вывожу из гаража велосипед.
– Не переживай из-за мамы, – сказал он.
– Думаешь, она долго проболеет?
– Да нет же, скоро опять повеселеет. Не думай об этом. Зато, когда ты решишь завести себе мопед, тебе будет проще: основной удар Харальд на себя уже принял.
Я выехал на улицу, а папа по-прежнему тер руки тряпкой.
Мне было неспокойно. Я радовался, что увижу Юлию, но одновременно расстраивался, потому что каникулы кончились и надо возвращаться в школу. Сейчас еще и мама слегла. Мы с Фруде ехали по направлению к Хауге, и я радовался, что у меня есть Фруде.
– Ты рад, что снова Сёльви увидишь? – спросил я.
– Да я больше не влюблен.
– Как это?
– А все прошло.
– И ничего больше не чувствуешь?
– Наверное, оно и к лучшему. У меня все равно шансов не было. Может, еще в кого-нибудь влюблюсь.
– Да наверняка. Девчонок полно.
В том, что Фруде и правда был по-настоящему влюблен, я сомневался. Если бы его чувства были хоть чуть-чуть похожи на те, что я испытывал к Юлии, они так просто не прошли бы. Возможно, ему тогда просто захотелось что-то сказать. Больше я выспрашивать не стал, а чтобы поддержать разговор, сменил тему:
– Ты знаешь, что теперь делают пластинки, которые не поцарапаешь?
– Пластинки, которые не поцарапаешь? С музыкой?
– Ага, но по размеру они меньше. И считываются лазером. Харальд сказал, что их можно хоть в варенье окунуть, и ничего им не сделается.
– А зачем их в варенье-то окунать?
– Все, забудь. Главное, что испортить их практически невозможно, а играть они могут несколько часов подряд. На один диск все альбомы битлов уместятся. Прикинь?
– И какая тогда обложка будет?
– Да какая разница? Что-нибудь придумают.
– Мне как-то не верится. Про варенье – это хрень какая-то.
Мы подъехали к школе и поставили велосипеды возле стойки. Похоже, Фруде я не убедил.
В вестибюле мы наткнулись на Рунара – тот щекотал какую-то девчонку, а та взахлеб смеялась.
Рунар учился в параллельном классе. Он был из верующих, но в то же время очень популярным. Как ему удавалось это совмещать, я так и не понял, и, если бы они с Юлией не пели в каком-то религиозном хоре, я бы вообще его не замечал. По какой-то неведомой мне причине девочки не возражали, когда Рунар их лапал. Уму непостижимо – нам, всем остальным, достаточно было лишь приблизиться к девчонкам, как те начинали беситься.
– Привет, парни, – сказал Рунар, – готовы к старту?
Девчонка вывернулась у него из рук и скрылась под лестницей. Рунар рассмеялся.
– Ждем не дождемся, – я сделал вид, будто шучу.
Мы направились к лестнице.
– Как вам вчерашний матч? – спросил Рунар.
– Крутяк! – ответил Фруде. – Мы их вчистую сделали!
Вообще сезон для фредрикстадской команды выдался неудачный, но накануне они разбили Хаугар на чужом поле. Шесть – ноль.
Рунар кивнул.
– Значит, мы тоже на что-то способны, да?
Он свернул направо, а мы зашагали прямо, мимо открытой двери в учительскую, где висели потные клубы сигаретного дыма.
Когда мы подошли к классу, рядом стояла Юлия, а с ней – двое других девочек из Хауге. Вот и она, Юлия. Как картинка, шоколадно-загорелая, в белой кружевной блузке с короткими рукавами и выцветших джинсах. На клапане рюкзака было написано: «Все уроды», а рядом на ремешке висела большая розовая соска. Какая же Юлия была красивая! В животе у меня снова разлилась теплая тяжесть.
– Привет! – поздоровался я.
Юлия подняла голову и улыбнулась:
– Привет! Как вы в тот раз – доехали до Мэррапанны?
– Ага, – сказал я, – долго мы тогда проездили.
Она засмеялась.
– А фотография хорошая получилась?
На той фотографии Юлия вышла так, что лучше не бывает, а улыбалась она так чудесно, что даже двое уродцев, пристроившихся с обеих сторон, не испортили снимок.
– Отличная! – ответил я. – Я могу тебе сделать фотку.
– Спасибо.
Я напечатал несколько снимков – один носил с собой в бумажнике, а еще один осмелился повесить на пробковую доску у меня в комнате. Мама спросила, кто эта девочка на снимке, и я почти сказал ей правду: что это наша одноклассница, которую мы случайно встретили, когда ездили в поход.
Меня поразило, насколько Юлия повзрослела. Нет, внешне она не изменилась, но выглядела увереннее. Старше. Я не сомневался, что обо мне она думает то же самое, и подумал, что это отдаляет нас друг от дружки.
Мы прождали десять минут, а потом пришел инспектор и сказал, что Сосиска заболел.
– У вас есть какое-нибудь домашнее задание?
– Мы можем задачки по математике порешать, – нашелся Кеннет.
– Отлично, тогда проконтролируешь, чтобы никто без дела не сидел, – сказал инспектор и вышел из класса. Учебники мы еще не получили, но говорить об этом ему не стали.
Кто-то уселся играть в карты, а остальные просто болтали. Мы с Фруде и Бригтом расположились на задних партах, рядом с Юлией, Сёльви и Гюнн. Сперва разговор не клеился, но потом Сёльви рассказала, как она ездила летом на юг, и мы разговорились. Я вытащил из рюкзака кубик Рубика. Последние недели я оттачивал технику. Мой рекорд составлял три минуты и пятьдесят три секунды, но для этого надо было собирать так быстро, что в глазах мелькало. Сегодня же я никуда не торопился. Достаточно просто собрать его – и я гений.
Я медленно вертел кубик, время от времени показывая его собравшимся, чтобы те следили за развитием событий.
Вскоре все углы были собраны. Прозвонил звонок, и в класс вошел святоша Рунар, но я не обратил на него внимания: сегодня ему было нечем крыть. Разговор мало-помалу затих, и все вокруг молча смотрели на кубик. И Юлия тоже. Теперь не хватало лишь трех квадратиков. Одним движением я поставил их на место.
– А где ты инструкцию взял? – спросил стоявший за моей спиной Рунар.
Я замер и посмотрел на него.
– Инструкцию?
– Ну да. Где инструкцию-то взял? В Швеции?
– В Швеции? – растерянно переспросил я. Я ждал этого момента с той самой экскурсии в Осло, а этот придурок рассказывает о каких-то шведских инструкциях. Это ему что, игрушечный домик сколотить?
– Ты ж не сам его собрал. – Рунар рассмеялся. Как раз в этот момент все квадратики встали по местам. Я поднял кубик вверх.
Все засмеялись. И Юлия тоже.
– Мой рекорд – пять с половиной минут, – сказал Рунар.
– Пять с половиной минут? – восхищенно повторила Юлия. – Это неплохо. А у тебя какой рекорд, Андерс? – Она не сводила с меня своих ясных глаз. Моргни она – и я упал бы замертво.
