Текст книги "Кубик Рубика и пятый битл"

Автор книги: Ханс Улав Хамран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

 
Lucy in the sky with diamonds…
 

Припев будто бы звучал настырнее. «Lucy in the sky», – старательно выпевал Джон.

Сосиска повернулся ко мне, в глазах у него стояли слезы.

Я взял мини-альбом Magical Mystery Tour и пролистал спрятанную в обложке брошюрку, похожую на детскую книжку. Сосиска поставил I am the walrus.

 
Sitting on a cornflake, waiting for the van to come…
 

Текст был совершенно бессмысленный.

– Наверное, лучшая у Джона Леннона, – сказал Сосиска.

Я почти два часа там провел, а потом собрался уходить.

– До понедельника. – Он пожал мне руку. Что-то многовато торжественности. Видно, Сосиска решил сменить пластинку и снова превратиться в учителя.

Я вышел и, пройдя несколько метров, обернулся. Сосиска стоял на кухне, возле окна.

Я успел в магазин пластинок до закрытия. Была суббота, и все магазины работали до семи. Покупать я ничего не собирался, но до автобуса оставалось еще двадцать минут, а мне нравилось перебирать пластинки. Среди синглов самым популярным был «Только для твоих глаз» Шины Истон. Мы как раз недавно посмотрели фильм про Бонда. В коробке со скидочными пластинками лежал сингл Майкла Джексона Don’t stop ‘til you get enough. Он вышел пару лет назад, но свои десять крон вполне стоил. Я положил пластинку на стойку, и продавец подошел за деньгами.

Но бумажника в заднем кармане не было. К горлу подступила тошнота. Я обыскал карманы «битловской» куртки. Пусто. Посмотрел на пол. Ничего.

Столешница. Компот. Когда Сосиска налил мне компот, я как раз убирал бумажку с адресом в кошелек. А кошелек я потом положил на столешницу.

– Вот хрень, – пробормотал я тихо, но продавец все равно услышал.

– Что-то случилось?

– Простите, я бумажник забыл.

Оставив Майкла Джексона на стойке, я выскочил из магазина. Возвращаться к Сосиске не хотелось, но без денег в автобус меня не пустят, так что выбирать не приходится. Если же позвонить домой, мама распереживается и вполне может даже слечь на несколько дней. Впрочем, монеток для телефона-автомата у меня все равно не имелось.

В окнах Сосискиного дома было темно. Наверное, Сосиска куда-нибудь вышел. Я было развернулся, но что-то удержало меня. Я постучался в дверь. Никто не откликнулся. Постучался снова. Тишина. Вот непруха. Я спустился с крыльца, но тут вдруг меня осенило: я вернулся к двери и взялся за ручку. Дверь была не заперта. Я растерянно замер, вглядываясь внутрь, в темный коридор. Раздумывал, не крикнуть ли, но промолчал. Посомневавшись, я все же вошел в дом. Кошелек-то надо возвращать.

Дверь за моей спиной захлопнулась, и я очутился в кромешной темноте. Я прислушался. Нет, ничего. Ориентироваться было непросто, но я вспомнил, что кухня расположена с правой стороны, и вскоре нащупал наконец ручку двери, правда, сперва повалил вешалку с одеждой.

В эту же секунду возле дома притормозила машина. Я замер и затих. Хлопнула дверца, а потом послышались быстрые шаги. Затаив дыхание, я ждал, что входная дверь распахнется.

Но нет, шаги стихли, и в коридоре вновь повисла тишина. Я выдохнул, осторожно взялся за ручку и толкнул кухонную дверь. В кухню добирался свет фонаря с улицы, так что тут было не совсем темно. Мой бумажник лежал на столешнице. С облегчением вздохнув, я схватил бумажник.

– Ты чего это вытворяешь?

Я вздрогнул, ноги подкосились. Сосиска сидел возле окна на табуретке. В слабом свете фонаря я разглядел его профиль. Он, похоже, все время там просидел. Значит, он слышал, как упала вешалка и как я крадусь по коридору, словно какой-то горе-грабитель. Чего ж он не открыл, когда я стучался?

– Простите, я у вас кошелек забыл, – для убедительности я взмахнул кошельком, – а других денег на билет у меня нету.

Он вдруг заулыбался.

– Садись. Еще про «Битлз» поболтаем. Там в холодильнике компот остался. – Он говорил как-то иначе. Увереннее. На столе перед ним стоял стакан, содержимое которого по цвету напоминало уже знакомый мне грушевый компот, но я был уверен, что себе он налил чего-то другого. Ситуация мне не нравилась.

– Простите, – сказал я, – но мне на автобус надо.

– А он когда?

– В полдевятого, – брякнул я, не подумав, и тотчас же пожалел, что не соврал.

– Тогда у тебя полно времени.

Он встал и открыл холодильник. Убогая лампочка осветила Сосискино лицо. Оно блестело от пота, волосы прилипли ко лбу. Сосиска вытащил кувшин с компотом и закрыл дверцу. В кухню вернулась темнота. Сосиска вытащил из мойки мой грязный стакан и поставил его на стол, а мне показал на вторую табуретку:

– Да ты давай, садись.

Больше всего мне хотелось свалить оттуда, но выбора не было, и я послушался. Сосиска налил мне компота.

– Это же чудесно! – Он уселся на свою табуретку и поднял стакан. – Выпьем!

Он чересчур фамильярничал, но я поднял стакан, и мы чокнулись.

– За «Битлз»!

– За «Битлз»! – повторил я, ерзая.

Мы выпили, после чего просто молча сидели. Молчание давило на меня. Мне приспичило в туалет, но говорить об этом я не хотел. Луч света с улицы выхватил из темноты лицо Сосиски. Взгляд у него затуманился. И долго нам еще так сидеть?

– Может, свет включим? – Я огляделся, высматривая выключатель. – Тут чего-то темновато.

– А по-моему, все и так видно.

Вообще-то в его словах была доля правды, хотя про «все видно» – это он загнул. Я ерзал на табуретке. Сосиска вытащил пачку табаку и положил щепотку на бумагу, чуть просыпал по дороге, но просто смахнул просыпанное на пол. Потом он умело, пожелтевшими от курева пальцами, свернул самокрутку, облизал обмазанный клеем краешек и прикурил лежавшей на подоконнике зажигалкой. От дыма у меня защипало в глазах.

– А ваша жена ушла куда-то?

Сосиска запрокинул голову и расхохотался:

– Моя жена? Пия? Моя любимая датчанка Пия?

Я промолчал, и он рявкнул:

– Ты о ней, что ли?

Он говорил так злобно, что я испугался и замешкался с ответом.

– Ты о ней, да? – повторил он с прежней злобой.

– Я просто спросил. Не хотел вас обидеть. – Я вскочил, пока он не успел ничего сказать. – Я пойду. Я забыл в магазине пластинку. Майкла Джексона.

На это он ничего не сказал, но, наверное, понял, что все магазины уже давным-давно закрылись.

– А как там твой план увидеть всех оставшихся в живых битлов? Есть что-нибудь новенькое? – этот вопрос Сосиска задал, когда я уже направлялся к двери.

Глаза у меня уже привыкли к темноте, и я разглядел, что он больше не злится, а даже улыбается. Может, ему стыдно, что он разозлился, и теперь он хочет спасти ситуацию. Я слегка успокоился и решил ответить правдиво:

– Да ничего особо нового. В моем возрасте мне за границу одному не выехать. Придется подождать, когда стану чуть постарше.

– Постарше… Да, постарше ты станешь, в этом уж будь уверен, – он помолчал. – Может, мне с тобой съездить?

Что он шутит, я понял, но вопрос все равно прозвучал неожиданно, и что отвечать, я не сразу придумал. Ведь Сосиска, как ни крути, мой учитель.

– Может, и да, – наконец пробормотал я.

Он засмеялся, но тут же закашлялся, так сильно, будто того и гляди выкашляет легкие. Выглядело жутковато. Когда кашель успокоился, Сосиска встал, сплюнул в раковину и смыл плевок.

– Уходишь?

– Ага. – Я выскользнул в коридор, споткнулся о разбросанную по полу одежду и выскочил на улицу.

Едва оказавшись за воротами, я остановился, расстегнул молнию на брюках и с облегчением наблюдал за желтой струей, бьющей прямо в соседские кусты.

* * *

– Вы живете в эпоху грандиозных изменений, и это десятилетие можно вполне обоснованно назвать десятилетием прогресса, – директор на сцене не на шутку разошелся, – подумать только – в этом зале сидят ученики, у которых есть собственный компьютер!

Фруде расправил плечи, и меня охватила гордость за него. У него был «Коммодор 64», куча английских компьютерных журналов, и он умел программировать. Мне самому программирование было до лампочки, но компьютерные игры я вполне себе уважал. Фруде же, наоборот, мог целый вечер просидеть за программой, которая умела бы вычислять толщину стальных балок. Некоторые его интересы я вообще не понимал, но они мне нравились. Это было в определенном смысле круто.

– За время вашей учебы человечество запустило в космос корабли, и, возможно, еще до того, как вы уйдете на пенсию, слетать в космос будет таким же обычным делом, как съездить на юг.

Я посмотрел на Бригта – единственного из моих приятелей, кто побывал на настоящем юге. Он рассказывал, что девушки там загорают без лифчиков, и даже показал большой каталог с фоткой отеля, где они жили. Там были пальмы, пляж и синяя вода. Я не раз пытался представить, каково это – лежать на пляже, когда вокруг – девушки без лифчиков, но фантазии моей не хватало. По сравнению с этим любые космические корабли меркнут.

* * *

До переезда на Ролвсёй Бригт жил в Осло. Мне хорошо запомнился тот день, когда он у нас появился. Это случилось весной, в понедельник. Первый год в старшей школе. Мы пришли на первый урок, а Бригт уже сидел за партой. Он встал, вежливо поздоровался с нами и по очереди пожал каждому руку. Мы к такому не привыкли. Но было в Бригте и нечто притягательное. Что-то, чего недоставало мне самому. И спустя всего неделю мы с Фруде уже направлялись к нему в гости.

Мы заехали в ворота, и я благоговейно оглядел огромный белый дом, где жил священник. Сразу за живой изгородью начиналось кладбище. Сквозь дырку в кустах я увидел женщину, сидевшую на корточках перед могилой. Да уж, если ты сын священника, темноты тебе лучше не бояться.

Комната Бригта располагалась на втором этаже и была намного больше моей, с модными коричневыми занавесками и коричневым покрывалом на кровати, а в углу стояли два потертых кожаных кресла. Возле стены стояли три гитары – электрогитара, бас-гитара и обычная. Рядом с креслами я увидел орган Хаммонда. Впрочем, «хаммондом» мы называли «ямаху», однако клавиши у него были в два ряда, а еще орган был оснащен всякими кнопками, отвечавшими за различное звучание и ритм.

– О, круть, – все эти инструменты явно произвели на Фруде немалое впечатление, – и ты на всех играть умеешь?

– На гитаре и басах лучше всего. Папа отправил меня заниматься музыкой, когда мне шесть лет было. Он-то думал, я буду выступать в ансамбле христианской молодежи, но я отказался. А орган мне отдала одна из теток после переезда сюда.

– У нас тоже есть «хаммонд», – сказал Фруде.

Родители Фруде выиграли орган Хаммонда в спортлото, когда мы учились в четвертом классе, и с тех самых пор Фруде каждый четверг посещал уроки музыки, которые давала одна пожилая дама.

На полке стоял старенький проигрыватель, а рядом выстроились пластинки и синглы. В другом углу на столе примостился маленький телевизор – такой я только на картинке видел, в журнале. Его можно было выиграть, если участвовать во всяких конкурсах, когда ответы посылаешь по почте.

– Черно-белый, – Бригт перехватил наши взгляды, – этой настольной антенной он только НРК[2]2
  НРК – Норвежская государственная телерадиовещательная компания.


[Закрыть] ловит, а чтобы шведов посмотреть, надо вниз спускаться.

– Все равно круто, когда телик прямо в комнате, – восхитился Фруде.

Я взял электрогитару.

– Можно?

Бригт кивнул, включил усилитель, и комнату заполнил тихий гул. Я попытался изобразить несколько аккордов, но выходил какой-то скрежет. Видать, электрогитара – это не то же самое, что обычная, вроде той, что есть у меня дома. Бригт забрал у меня гитару, настроил ее и прибавил звук. Гул усилился. Он растопырил пальцы на левой руке так, как будто собирался взять G, но даже я понял, что это не обычный G.

Бригт вытащил из кармана плектр.

– Ты вроде по битлам фанатеешь?

Я кивнул.

Он провел пальцами по струнам, и в комнате не осталось места, куда не проникал бы этот сочный аккорд. Он до самых печенок пробирал. Из-за верхних высоких нот аккорд казался каким-то незавершенным, будто повисшим в воздухе.

Бригт вопросительно посмотрел на меня.

– A hard day’s night, – решил я.

Он кивнул, еще раз взял тот же аккорд и запел:

 
It’s been a hard day’s night, and I’ve been working like a dog…
 

Не Джон Леннон, конечно, и голос потоньше и хрипловатый, но спел хорошо. Последний аккорд повис в воздухе, после чего Бригт принялся перебирать струны. Как в оригинале.

– Круто! – похвалил я. – Можно попробовать?

Я взял гитару и уселся на кровать. Бригт показал, как правильно держать руку, но струны опять мерзко заскрежетали.

– Ты сильнее дави.

Я напряг пальцы так, что они побелели, снова ударил по струнам – и да, вот он! Волшебный аккорд. Тот самый, что, наверное, стал визитной карточкой битлов.

Фруде сел возле «хаммонда» и взял несколько аккордов. Я рот разинул от удивления: я столько раз просил его сыграть, но он всегда отказывался.

Сейчас он наклонился вперед, и пальцы его побежали по клавишам, а из «хаммонда» полилась простая выразительная мелодия, грустная, но красивая.

– Знаете, что это? – спросил Фруде, не прекращая играть. Я покачал головой. – Whiter shade of pale[3]3
  Дебютный сингл британской группы Procol Harum, выпущенный 12 мая 1967 года.


[Закрыть], – сказал Бригт, – классика.

Похоже, Бригт знал о музыке больше других, и мне стало стыдно, что я не в курсе.

Он взял бас-гитару и принялся подыгрывать. Как он, однако, шарит в музыке! После второго проигрыша Бригт запел:

 
We skipped the light fandango…
 

Фруде заулыбался, а Бригт продолжал:

 
A whiter shade of pale…
 

От этой песни мне почему-то сделалось грустно.

Потом мы с Фруде уселись в кресла, а Бригт расположился на кровати и принялся наигрывать гитарное соло к Stairway to heaven. Да, именно этого сейчас и не хватало.

– Ты верующий? – спросил Фруде.

Бригт перестал играть и посмотрел на Фруде.

– Нет, я атеист.

Хотя он и был сыном священника, я почему-то не удивился.

– Но у тебя ж отец священник. Как же так вышло? – не отставал Фруде.

– Раньше я думал, что все живое создал некий бог, но сейчас ученые запросто могут создать жизнь в пробирке: смешивают водород, кислород и азот, пропускают электрический заряд – и бац! – Бригт щелкнул пальцами – Вот и люди так же появились.

– А твой отец знает, что ты в Бога не веришь? – спросил я.

Бригт покачал головой и отвел взгляд:

– Нет.

Потом он поставил пластинку. «Битлз», «Белый альбом». Шум самолета, идущего на посадку в Москве. Я представил, как к самолету подают трап, Пол Маккартни появляется в дверях и поет: Flew in from Miami Beach BOAC, didn’t get to bed last night.

– А Юлия верующая, – вырвалось у меня.

– Юлия? – Фруде озадаченно уставился на меня.

– Ну Юлия, из нашего класса, – нехотя объяснил я, – она верующая.

– Да я знаю, а чего это ты вдруг про нее вспомнил?

Вообще-то я только о Юлии и думал, но прежде, чем я нашелся с ответом, Бригт спросил:

– Ты влюбился? – Он спросил это серьезно, без издевки. Как будто мы были старше, чем на самом деле. Но мне все равно стало не по себе, и я покраснел.

Я кивнул.

– Серьезно? – выпалил Фруде.

Я снова кивнул. Они засмеялись, но незлобно и необидно.

– Вот ты попал, – сказал Фруде, – придется тебе в церковь почаще ходить и душу спасать.

Они опять засмеялись, и я с ними.

– Ну и ладно, – согласился я, – я все равно собирался первое причастие проходить.

Мы помолчали, и я решил сменить тему.

– Можно возьму переписать? – Я взмахнул конвертом от «Белого альбома».

– Ясное дело, – разрешил Бригт, – только смотри не поцарапай.

Тем же вечером я сидел у себя в комнате и разглядывал коллаж, вложенный в конверт с пластинкой. В доме было тихо. Все остальные уже легли. Я раздумывал, спит Юлия или нет. С одной из фотографий на меня смотрел стоящий у окна голый Пол Маккартни.

* * *

– Но самым великим изобретением мы обязаны венгерскому архитектору Эрнё Рубику. – Директор вернулся из космоса и теперь держал в руках кубик Рубика.

– Рубик добился того, что я лично полагал невозможным. Его изобретение побудило молодежь добровольно тренировать собственные мозги. Причем часами. Это настоящий волшебный кубик. Поэтому, если ваши достижения будут более великими, чем достижения ваших предков, вы знаете почему. – Директор улыбнулся, явно довольный придуманными доводами.

Юлия наклонилась ко мне и прошептала:

– Он мог бы хоть одну сторону сложить для наглядности.

Ее волосы щекотали мне лицо, и мой собственный голос показался мне каким-то странным:

– У него не получится. Он же в молодости мозги не тренировал.

Юлия улыбнулась. Не сомневаюсь – она, как и я, вспомнила о кубике Рубика, который нам так и не удалось сложить во время школьной экскурсии год назад.

* * *

Когда Сосиска узнал, что наш класс никогда не ездил в Музей кораблей викингов, он прямо-таки из себя вышел:

– Вы вообще в курсе, что Тюнский корабль нашли у нас на Ролвсёе? В этом самом месте?

Мы были в курсе, но когда мы ездили на экскурсии в столицу, то всегда голосовали за Технический музей.

Уже на следующий день Сосиска разослал нашим родителям записки с известием о предстоящей экскурсии в Осло.

Автобус ждал нас возле школы. Мама дала мне с собой бутылку колы, а такое случалось не каждый день. Самые крутые, естественно, уселись сзади. Мы с Фруде и Бригтом заняли места чуть ближе к водителю. Не в самом начале салона – там сидели девчонки, которых укачивало, а примерно посередине. А что, тут надежно. Юлия, Сёльви и Гюнн, или, как мы их называли, девчонки из Хауге, сидели перед нами, и я ужасно этому радовался.

Кеннет сунул водителю кассету с альбомом KISS. Спорить было бесполезно, поэтому, когда мы выехали на шоссе E6, в колонках гремела Shout it out loud.

Девочки спереди заныли, что музыка чересчур орет, но, когда водитель убавил громкость, Кеннет подошел к нему и заявил, что теперь сзади ничего не слышно. Водитель прибавил громкость.

Сидевшая перед нами Юлия вертела в руках цветной кубик.

Переломив страх, я наклонился вперед:

– Это что?

Она повернулась:

– Кубик Рубика. – Юлия подняла его повыше. Кубик состоял из небольших разноцветных квадратных кусочков.

– Ясно. А зачем он?

– Ну, это вроде как волшебный кубик. Хочешь попробовать?

Я взял кубик в руки.

– Смысл в том, чтобы с каждой стороны были квадратики только одного цвета. А сам кубик можно крутить. Вот, гляди!

Она перегнулась через спинку сиденья и повернула кубик, который я держал в руках. Ее пальцы дотронулись до моих. Меня будто током ударило. Электрический разряд пробежал по рукам и стукнул в голову. Я, наверное, загорелся, прямо как лампочка, так что весь автобус осветило.

– Показать, что я умею?

Я кивнул. Все равно я ни слова из себя не выдавил бы. Юлия взяла кубик и начала вертеть его. Я старался смотреть на кубик, но взгляд переползал на Юлию. Так близко я ее еще не видел. Живые голубые глаза. Уши – такие маленькие. Неудивительно, что волосы постоянно падают на лицо. Она сосредоточенно хмурилась, в животе у меня щекотало, и я надеялся, что она вечно будет вертеть этот кубик.

– Вот! – Она ликующе подняла кубик, а я вернулся на землю. Теперь одна сторона кубика была синей. Все остальные по-прежнему представляли собой мешанину из разных цветов.

– Круто.

– Попробуй сам.

Я забрал у нее кубик, и девчонки занялись своим делом.

Сложить кубик оказалось задачей совершенно непосильной. Ни у Бригта, ни у Фруде тоже ничего не вышло.

Немного погодя я вернул кубик Юлии.

– Спасибо. И правда тяжело.

– Его только гении умеют складывать.

Я посмотрел на Фруде, но тот, похоже, не расслышал.

Сзади послышались крики. Сидевшие там сгрудились вокруг Кеннета. В чем дело, догадаться было нетрудно: Кеннет притащил с собой порножурнал.

Однажды я наткнулся на такой журнал в комнате у Харальда. Я еще помнил то странное чувство, которое появилось у меня после того, как я прочел его, ну а взять порножурнал с собой на экскурсию – это вообще ни в какие ворота.

Сосиска направился к ним.

– Уберите немедленно.

Кеннет посмотрел на него. В глазах у него не было ни доли раскаяния.

– А вы сами как, не интересуетесь? – он показал журнал Сосиске. «Свеженькие новости». И голые тетки на обложке.

Но Сосиска на это не повелся – он молча ждал, пока Кеннет сам не опустил руку и не отложил журнал в сторону. Конец веселью.

Когда мы доехали до зоопарка в Винтербру, один из парней подошел к Сосиске и спросил, не остановимся ли мы тут ненадолго, однако Сосиска отказал ему.

– А мы примерно часам к трем будем в центре Осло? – спросил Бригт.

Сосиска кивнул.

Было решено, что в центре нас отпустят погулять одних, без учителя. И, самое потрясающее, Фруде собирался купить себе стереомагнитофон. Он пропалывал растения в теплице, а деньги копил, так что теперь в бумажнике у него лежали шесть тысяч крон. В газете «Афтенпостен» Бригт нашел объявление о распродаже: две модульные компонентные системы по сорок ватт каждая, причем за полцены. Я бы тоже не отказался от стереомагнитофона, но работы у меня не было, так что с этой мечтой я распрощался.

Сзади повисла подозрительная тишина. Кореша Кеннета снова сгрудились вокруг него.

– Да не дергай ты ее! Аккуратно держи! – прошипел Кеннет, и все остальные заржали.

Сосиска опять направился к ним, и подошел как раз в тот момент, когда Кеннет выдавил из себя последние капли в бутылку из-под колы и застегнул ширинку. Проделать это ему было нелегко.

Наконец Кеннет торжествующе поднял бутылку, в которой плескалась моча.

– Вы же сами отказались останавливаться!

Тут уж Сосиска разозлился. Автобус съехал на обочину, и Кеннет выбросил бутылку в овраг. До конца поездки Кеннета пересадили вперед. Да, веселье явно закончилось.

Когда автобус подъехал к музею, настроение у всех опять улучшилось. Сосиска купил билеты, и мы протиснулись через турникеты внутрь.

Первым по пути был Осебергский корабль. Он так хорошо сохранился, что хоть сейчас спускай его на воду. Сосиска рассказал про набеги викингов на Англию и Испанию. В Испании в этих регионах до сих пор попадается много голубоглазых испанцев. На этом месте даже Кеннет засмеялся. Следующим шел Гокстадский корабль – длинный, внушительный и с острым, приподнятым носом. Но мы-то приехали посмотреть на Тюнский корабль, наш собственный корабль викингов. Мы зашагали дальше.

Наконец Сосиска остановился:

– Тюнский корабль!

Перед нами возвышалась груда досок. Некоторые из этих гнилых досок были сколочены и, возможно, когда-то представляли собой нос корабля.

– Это ж мусор!

В кои-то веки я был согласен с Кеннетом.

– Те, кто проводил раскопки в середине девятнадцатого века, просто не очень представляли, с чем имеют дело, – пояснил Сосиска.

Я почувствовал себя одураченным. Значит, это все, что наш Ролвсёй способен показать миру? Да уж, неловко вышло.

Настроение у всех упало. Вообще-то мы планировали пойти в музей «Кон-Тики», но сейчас желание пропало.

– Давайте вы нам лучше на следующей неделе расскажете про Тура Хейердала? – предложил Бригт.

Сосиска согласился, и на Ратушной площади мы оказались, когда еще не было и часу дня. Мы нетерпеливо слушали Сосискины наставления, а потом двери автобуса наконец открылись, и мы друг за дружкой, как телята по весне, вышли на улицу. Я заозирался в поисках Юлии, но и она, и две другие девочки из Хауге уже куда-то подевались.

Фруде хотелось немедленно пойти за магнитофоном, но до отъезда у нас оставалось еще пара часов, поэтому пришлось бы таскаться с этим магнитофоном по улицам. Мы направились на улицу Карла-Юхана, отыскали там музыкальный магазин и прилипли к полкам с пластинками. Да, это тебе не жалкая лавочка в Фредрикстаде. В этом магазине было все. Бригт взял пару пластинок, нацепил наушники и уселся слушать. Мы с Фруде рылись в пластинках.

– Андерс, – позвал меня Бригт, – послушай, тебе это наверняка понравится.

Я взял у него наушники.

Тяжелые гитарные рифы. А следом – песня, серьезная, емкая. I walk away, walk away, I will follow. Не сказать чтобы я прямо влюбился в нее, но мне показалось, будто я слушаю что-то важное.

Когда игла перепрыгнула на следующую дорожку, я снял наушники.

– Надо будет еще разок послушать. Это кто?

– U2, – ответил Бригт, – ирландцы. Очень мощные.

Я посмотрел на обложку. Boy. И фотография мальчика с голым торсом. Огромными, испуганными глазами мальчик смотрел на меня. Такая картинка кого хочешь растрогает.

– Я уже решил, что возьму The Wall, а иначе точно бы этот купил, – сказал Бригт. Он уже положил перед собой альбом «Пинк Флойд» с белой кирпичной стеной на обложке.

Наверное, я окончательно решился благодаря не музыке, а фотографии с мальчиком.

– Тогда я возьму этот.

– Круто, – обрадовался Бригт, – а дашь мне потом переписать?

– А то. – Мне было приятно, что теперь у меня есть что-то нужное Бригту.

Фруде купил The River. Ему было нужно хоть что-то в придачу к новому магнитофону.

Потом Бригт пошел в другой магазин за струнами для гитары. Мы с Фруде ждали его на улице, на лавочке. Весь город грелся под солнцем. Вокруг сновали мужчины в костюмах, бездомные, родители с детьми и девушки в белых юбках. Девушек в белых юбках было особенно много. И прямо в центре сидели мы. Настоящие граждане мира.

К нам направлялись две шикарные девчонки. Им было уже лет под двадцать, но они остановились прямо перед нами.

– Привет, – сказала длинноволосая брюнетка с ногами длиннее, чем у Барби, и в коротенькой юбочке.

– П-привет, – выдохнул я.

На ее подружке – блондинке, и тоже длинноволосой – была обтягивающая розовая футболка с таким вырезом, от которого я с трудом взгляд оторвал.

– Нам показалось, вы неплохие парни, поэтому мы и решили к вам подойти.

Мы с Фруде расправили плечи.

– Дело в том, что мы потеряли деньги, – от ее голоса, мягкого и нежного, меня окутала сладкая дремота. Мой дед держал пчел – так вот пчелы наверняка чувствовали себя похоже, когда дед окуривал улей и вытаскивал из него мед.

– Вот мы и подумали – может, вы нам подбросите немного на билет на поезд?

– Ясное дело, – Фруде уже вытаскивал бумажник, – вам сколько?

– Сорок крон.

Девушки подошли совсем близко, и пахло от них так сладко, что у меня даже голова закружилась.

Я вытащил из кармана две банкноты:

– Вот вам двадцатка.

Барби улыбнулась:

– Спасибо. Ты очень добрый.

Фруде открыл бумажник, и грудь девушки вдруг оказалась у него перед глазами.

– Ой, сколько у тебя денег!

– Я магнитофон хочу купить.

По-моему, Фруде вообще перенесся в лучшие миры. Он вытащил две десятки и сунул бумажник в карман.

– Держи.

Девушка с вырезом наклонилась еще ниже и поцеловала Фруде.

– Спасибо, – теперь на щеке у него отпечатался красный след от помады.

Внезапно рядом показался Бригт.

– Что тут происходит?

Девушек как ветром сдуло, и у меня вдруг возникло чувство, будто меня застали врасплох.

– Им надо было сорок крон на билеты. – Покраснев как рак, Фруде потер щеку.

– Да вы оба просто придурки. Проверьте-ка бумажники!

Мой оказался при мне, а вот Фруде задергался.

– Вот хрень, он исчез…

Я не стал дожидаться, когда Фруде договорит, и бросился следом за воровками. Они уже отошли довольно далеко, но бежал я быстро. Заметив меня, они тоже пустились наутек, но я оказался быстрее, и вскоре меня отделяли от них всего несколько метров. Я прибавил ходу, но тут девушка с вырезом кинула бумажник в фонтан. Бежавший позади меня Фруде прыгнул в фонтан и выловил бумажник. Я приостановился.

– Есть! – Фруде стоял в фонтане и держал над головой мокрый бумажник.

Девушки скрылись в привокзальной толпе.

Ко мне, задыхаясь, подбежал Бригт.

– Да вы просто сосунки! Вас ни на секунду нельзя одних оставить! Вот придурки-то!

Фруде вылил из ботинок воду и принялся пересчитывать деньги.

– Спасибо!

В ответ я кивнул, и Фруде спросил:

– А если бы ты их догнал, что бы сделал?

Отличный вопрос.

– Наверное, попросил бы меня поцеловать

Мы засмеялись.

– Это был мой первый поцелуй, – выдавил Фруде и погладил себе щеку.

– Совсем ты безмозглый, – сказал Бригт, – пошли за магнитофоном, и побыстрее, пока еще какие-нибудь тетки вас не окрутили.

Когда мы наконец втащили коробку с магнитофоном в автобус, то испытали настоящее облегчение. Фруде волновался, что мокрые банкноты не примут, но все обошлось.

– Мне надо с одним корешем в Осло встретиться, – сказал Бригт.

– Прямо сейчас?

– Ага, – Бригт посмотрел на часы, – через пять минут.

– А чего ты раньше не сказал?

– Да я забыл, прости, – и он уже шагал по улице Карла-Юхана, – ладно, увидимся.

Мы с Фруде опять уселись на лавочку и принялись глазеть на прохожих.

На лавочке чуть поодаль сидел Сосиска, но нас он не видел, а сами мы предпочли оставаться незамеченными.

И тут мы высмотрели в толпе их – уже знакомых нам девушек. Сперва они как ни в чем не бывало разгуливали по улице, а затем направились к Сосиске. Девушка в розовой футболке уселась рядом с ним на лавку и наклонилась ближе. Мы затаили дыхание. Сосиска улыбнулся, они что-то сказали ему, но он лишь отмахнулся от них. Девушки пожали плечами и пошли дальше. Мы довольно переглянулись. Да, чтобы обмануть Сосиску, короткой юбки недостаточно. В этот момент девушки заметили нас. Я думал, что они сбегут, но вместо этого они замахали нам руками и заулыбались, а мы были так ошеломлены, что даже помахали им в ответ.

– А это кто такие?

Мы обернулись. Сзади стояли Юлия, Сёльви и Гюнн. Они, наверное, пришли со стороны сквера Студентерлюнден.

– Обычные карманные воровки, – ответил я.

Девушки снова скрылись среди других прохожих.

Юлия и ее подружки засмеялись.

– Там рядом с вокзалом кубик Рубика продают, – сказала Юлия, – если хотите, покажу вам где.

– Круто! – Я бы согласился, даже предложи она отвести меня пешком до Трумсё.

У киоска «Нарвесен» лежала цела куча таких кубиков, и несколько наших одноклассников уже стояли в очереди к кассе.

– Это классическая модель, – сказала Юлия.

Мы купили по кубику и пошли с девчонками обратно к автобусу. Я надеялся немного поболтать с Юлией, но она спряталась между Сёльви и Гюнн.

Почти все уже сидели на своих местах. Бригт тоже.

– Встретился с приятелем? – спросил я.

– Да. Просто, если уж мы сюда приехали, глупо было не встретиться.

Я и не знал, что у Бригта есть приятели кроме нас.

В четверть шестого в сборе были все, кроме Кеннета и одного из его дружков. Несколько человек отправились на поиски, но безрезультатно.

Сосиска себе места не находил.

– Никому – понятно вам? – никому из автобуса не выходить! Всем сидеть на местах!

Сам же он, как надсмотрщик в тюрьме, уселся в дверях и скрутил самокрутку.

Кеннет с приятелем появились около шести. Они шагали, навалившись друг на друга, и тряслись от хохота. Оба были в стельку пьяные.

Сосиска отбросил самокрутку и, схватив их за куртки, втолкнул обоих в автобус.

– Неблагодарные охламоны!

Мы притихли. Кеннет залез в автобус, ухватился за сиденья с обеих сторон от прохода, наклонился вперед, и его вывернуло. Те, кому не повезло сидеть ближе к нему, отшатнулись. Потом он вытер рукавом рот и рухнул на сиденье. Кто-то принес туалетную бумагу, и пара ребят вытерли пол, однако в автобусе по-прежнему стояла вонь пива вперемешку с желчью. Сосиска велел Кеннету и его корешу сесть на первый ряд и выдал каждому из них по ведерку, но оба заснули еще на подъезде к Морскому училищу. По дороге домой в автобусе было тихо. Полкласса вертели в руках кубик Рубика.