Текст книги "Портрет Невидимого"
Автор книги: Ханс Плешински
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Непринужденных, увлекательных, подлинно эротичных зрелищ в стране тогда было немного. Рут Лойверик, [89]89
Рут Лойверик (р. 1924) – немецкая киноактриса, одна из звезд немецкого кино 50-х гг.
[Закрыть]по-детски сюсюкая (отчасти – из-за своей болезненности), объяснялась на экране в любви к Дитеру Борше, [90]90
Дитер Борше (1909–1982) – немецкий театральный актер и киноактер, после войны – один из популярнейших мимов.
[Закрыть]потом заходилась кашлем. Число обвинительных приговоров по делам об однополых связях в демократическом правовом государстве утроилось по сравнению с годами гитлеровской диктатуры, когда царил культ здорового мужского тела и никто особенно не задумывался, что за этим стоит. Теперь упитанные острословы наподобие Петера Александера и Гюнтера Филиппа [91]91
Петер Александер (р. 1926) – австрийский певец, актер, пародист; в 50-х – начале 70-х снялся во многих развлекательных фильмах; в 1969–1995 вел на телевидении программу «Шоу Петера Александера». Гюнтер Филипп (1918–2003) – австрийский киноактер-комик, часто снимавшийся в фильмах вместе с Петером Александером.
[Закрыть]– в соответствии со сценариями, угробившими нашу кинокультуру – топали по альпийским лугам мимо соблазнительных пастушек, напевая: «Колокола звонят над долиной…»
В обычной жизни все выглядело веселее или, по крайней мере, правдоподобнее. Дядя Руди и после женитьбы продолжал «ходить на сторону». О том же, что было прежде, и говорить не стоит. Моя двоюродная бабушка по ночам подкрадывалась к бельевым веревкам своей сестры, моей бабушки, и перетаскивала простыни или трикотаж в собственный шифоньер. «У меня опять украли белье, Анна». – «Плохие времена, Эмма». Незаконный убой скота осуществлялся в подвалах нашего городка, на заре. Жена владельца гостиницы исполняла перед британскими солдатами стриптиз. На праздниках стрелков господа из «Черного корпуса», [92]92
«Черный корпус» – общество стрелков в Даленбурге (Нижняя Саксония), основанное в 1826 г.; в 1949-м общество было сформировано заново.
[Закрыть]шагавшие под знаменем своего ферайна, договаривались о свиданиях с кельнершами, беженками из Силезии, жившими в бараках на территории Либесгрунда. [93]93
Либесгрунд – парк в городе Люнебург (Нижняя Саксония).
[Закрыть]В праздник урожая подросшие сыновья нижнесаксонских крестьян часами пропадали неведомо где, а потом, отряхнув с одежды солому, присоединялись к «большому полонезу», который все участники праздника дружно отплясывали под музыку любительского оркестра. Жизнь была коротка, и к десяти вечера нализаться успевал каждый.
Первую пассию Фолькера звали Александром, они были одноклассниками. Ради Александра гимназист Фолькер учился так старательно, что мог даже помогать предмету своего обожания по латыни, дабы после занятий сидеть с ним за одним кухонным столом. Пламя этой страсти вспыхнуло в далеком Рейнланде, когда я только-только появился на свет.
Весной 1945-го мой отец защищал Берлин. После того как он не смог отстоять виллы района Далем от наступающей Красной Армии, его откомандировали в аэропорт Темпельхоф. Жестянка с ливерной колбасой, в которой застряла пуля, спасла ему жизнь. Когда фельдъегери хотели послать его и его товарищей в последний бой, на летное поле, этих подстрекателей из СС пристрелили – видимо, свои же солдаты. Отцу было тогда двадцать четыре года. Он, спасаясь от катастрофы, стал пробираться на Запад. Чтобы избежать русского плена, переплыл Эльбу. К концу войны добрался до Люнебургской пустоши. Переночевал в какой-то деревне, в амбаре. Лишь после долгих просьб хозяйка амбара подарила потерпевшему крушение ополченцу три вареные картофелины. Но через несколько домов оттуда моему отцу, потерявшему свою западно-прусскую родину, повезло больше. Ему позволили досыта наесться и помыться. Узнав, что он обучен кузнечному ремеслу, тамошний кузнец, мой будущий дедушка, без всяких проволочек взял его на работу, за деньги и харч. Отец с первого взгляда влюбился в дочку кузнеца, а та – в него. Мои родители поженились в 49-м, а когда послевоенная сумятица улеглась, в распоряжении отца оказались кузня с двумя дымоходами, клиентура из семи деревень и целая куча новых родственников.
Он тогда часто приходил в отчаяние: «Нижнесаксонский инбридинг! Вечно они жалуются друг на друга и готовы поссориться навсегда из-за какого-то пропавшего окорока». Но наступал праздник, и за столом – мирно, можно сказать – собиралось по двадцать, тридцать родственников (дядей, кузенов, свояков с их женами): мужчины – с сигаретами в зубах, у женщин пучки на затылках убраны в сеточки, все с нетерпением ждут жаркого и новых сплетен. В прихожей четвероюродная семидесятилетняя бабушка пыталась соблазнить моего отца: «От бабки Элли мужчинам лучше было держаться подальше». К семейству принадлежали также страдающие одышкой пекари, вдовы каретников, столяр с семью пальцами на руке, бонвиваны, еще носившие стоячие воротнички кайзеровских времен. Некоторые по-прежнему называли пешеходные тропинки Trottoirs [94]94
Тротуары, дорожки (франц.).
[Закрыть]о своих мелких неприятностях говорили, например, так: «У меня случилась Malцr [95]95
Беда, несчастье, неудача (искаженн. франц.).
[Закрыть]с грыжевым бандажом». На похороны вся мужская часть семейного клана являлась в немыслимых chapeau claque. [96]96
Складная шляпа-цилиндр (франц.).
[Закрыть]Имена старейших членов семьи были занесены в церковно-приходские книги еще в правление Георга V Ганноверского. [97]97
Георг V Ганноверский (1819–1878) – последний король королевства Ганновер, с 1851 по 1866 г., когда эта область была аннексирована Пруссией.
[Закрыть]Такое вот многоцветье…
А в нашем доме била ключом счастливая жизнь. Но когда моя жизнерадостная матушка пожелала после первого ребенка, девочки, родить еще одного, это было рискованно. Мать, молодая женщина, страдала от тяжелого ревматизма. Иногда она целыми днями ходила, опираясь на палку.
И все же родители очень хотели иметь второго ребенка, лучше всего – сына. Да и домашний врач д-р Буурместр настоятельно рекомендовал новую беременность: он говорил, что второй ребенок – я – возможно, при своем рождении «без всякого ущерба для себя освободит мать от ревматизма». Мы трое решили рискнуть.
Схватки начались майской ночью. Отец запустил двигатель мотоцикла «Геркулес». Мать забралась на заднее сиденье. Все, кто жил в доме – родители, подмастерья, – в ночных одеяниях выскочили на дорогу и махали им вслед.
Тряска на мощеной булыжником дороге, ведущей к женской больнице в Целле, была такой сильной, что я вполне мог родиться чуть раньше, чем в пять утра, – и тогда бы увидел звезды над лугом, где пасутся лошади из деревни Штайнхорст.
В четыре года я «пек пироги» в песочнице недалеко от границы между западной и восточной зонами, пока моя сестра каталась на роликовых коньках и упражнялась в выделывании «бабочки». Телевизор появился у нас в 61-м году; и мы уже в первые дни увидели – в специальном выпуске новостей, – как гэдээровские танки патрулируют рабочих, возводящих Берлинскую стену.
Примерно в то же время двадцатидвухлетний Фолькер, получив стипендию от благотворительного фонда, основанного одним ганзейским капитаном, начал изучать в Кёльнском университете английский язык и историю изобразительного искусства.
Он заботился обо мне.
А я недавно продал за двести марок красивую, но шаткую вешалку из его передней. Его киносценарии всегда у меня под рукой. Как и написанная им романная трилогия. Ленту от похоронного венка с его именем я засунул в пластиковый пакет и убрал в шкаф на моем чердаке.
Долго ли буду я еще чувствовать подушечкой пальца кнопку звонка, которым извещал Фолькера о своем прибытии? Два коротких, один длинный. Потом – жужжание открывающего дверь механизма.
Один скульптор, году в 70-м, снял с Фолькера гипсовую маску. Оригинал пропал. А копию скульптор две недели назад передал мне: «Он был тщеславным. А почему бы и нет? Мы с ним так классно поездили по Италии. Феллиниевские места… Нам все представлялось абсурдом».
Не хочу окружать себя реликвиями. Хотя, возникни у меня такое желание, нашел бы их сколько угодно.
«На Людвигштрассе стояли фонари. Когда я впервые попал в Мюнхен, они мне понравились. И я там остался – из-за фонарей».
Трудно поверить, что чугунные светильники, пусть даже роскошные, в 1963-м году побудили его переселиться из Кёльна в Мюнхен. Толчком к решающей перемене местожительства обычно служит обретение новой профессии либо любовь. Поскольку Фолькер в душе как был, так и остался студентом, подозреваю, что скорее всего именно сильная страсть заставила его упаковать в Кёльне один или два чемодана.
Момент для переселения в Мюнхен он выбрал очень удачный.
В эпоху принца-регента, [98]98
Луитпольд Карл Иосиф Вильгельм (1821–1912) – принц, третий сын короля Людвига I и брат короля Максимилиана II, представитель династии Виттельсбахов. В 1886 г. Луитпольд стал регентом своего душевнобольного племянника Людвига II; он остался регентом и после смерти последнего по причине душевной болезни короля Отто I. В годы его регентства Бавария процветала, а Мюнхен превратился в культурный центр Европы.
[Закрыть]то есть до Первой мировой войны, Мюнхен славился как притягательный, свободный, многоликий город. То было время расцвета швабингской богемы, легендарных вечеринок в ателье, на которые собиралась элита немецких литераторов, художников и сатириков. Василий Кандинский, Генрик Ибсен, Ленин, прогуливаясь по улицам или сидя в театральном зале, обдумывали каждый свои планы. В кафе «Луитпольд» – стеклянный купол которого обеспечивал, по словам Франка Ведекинда, [99]99
Франк Ведекинд (1864–1918) – немецкий поэт и драматург, предшественник экспрессионизма.
[Закрыть]«феерическое освещение» – дожидались чашечки кофе со стаканом воды Генрих Манн и его меняющиеся любовницы, эмансипированная графиня фон Ревентлов [100]100
Фанни (Франциска), графиня Ревентлов (1871–1918) – немецкая писательница, художница, переводчица; она разорвала все связи со своей семьей и вела богемный образ жизни в Мюнхене, где получила прозвище «Швабингская графиня». Автор романа «Записки господина Даме» (1913).
[Закрыть]и Рихард Штраус.
Кёльнерши радовали посетителей пышными бюстами, «круглящимися как купола Агиа Софии».
В 1914-м «огни погасли». В период бойни под Верденом самой желанной целью для мюнхенских дам было получить приглашение от королевы Марии Терезы, [101]101
Мария Тереза Австрийская фон Эсте (1849–1919) – жена последнего короля Баварии Людвига III, королева Баварии в 1913–1918 гг.
[Закрыть]чтобы вместе с нею шить в королевской резиденции, в Зале Нибелунгов, перевязочные материалы для тех, кто пережил комбинированную газово-штыковую атаку.
После Первой мировой войны, после невероятно прогрессивной республики советов и ее кровавого разгрома сгустились – на десятилетия – тьма, провинциальность, всяческие страхи. В двадцатые годы в Мюнхене была запрещена неоновая реклама, которую сочли пережитком декадентствующего модерна; в городе не позволили выступить Жозефине Бейкер [102]102
Жозефина Бейкер (1906–1975) – американская танцовщица, певица, актриса; в 1937 г. получила французское гражданство. Ее выступления были запрещены – помимо Мюнхена – в Вене, Праге и Будапеште.
[Закрыть]и ее джазовому оркестру. Что ж, креолка пережила это оскорбление и продолжала очаровывать зрителей в других местах. Зато Гитлер с его болтовней о крови и почве, об обеспечении жизненных потребностей германского народа стал желанным гостем в здешних салонах, и Томас Манн в 1926-м настойчиво предупреждал мюнхенцев: «Будем откровенны, уважаемые слушатели! <… > Прекраснодушие и «лишь бы мне было хорошо» – этого далеко не достаточно, чтобы Мюнхен мог удержать или вернуть себе былое положение в мире. <… > Никогда прежде ограниченность, злоба, грубость и враждебность к культуре не имели ни малейшего права претендовать на это немецкое имя».
Выставка «Дегенеративное искусство», открывшаяся в 1937-м недалеко от незадолго до того построенного «Дома немецкого искусства», вызвала большой приток зрителей. Они напрасно возмущались красными горами на картинах Эрнста-Людвига Кирхнера, болезненно искаженными лицами персонажей Макса Пехштейна и апокалиптическими видениями Отто Дикса. [103]103
Эрнст-Людвиг Кирхнер (1880–1938) – немецкий художник-экспрессионист, член дрезденского объединения «Мост»; покончил с собой в Швейцарии. Макс Пехштейн (1881–1955) – немецкий художник-экспрессионист, живописец и график, в 1906–1912 гг. член объединения «Мост». Отто Дике (1891–1969) – немецкий живописец и график, представитель «новой вещественности» и экспрессионизма.
[Закрыть]Настоящий апокалипсис готовило им немецкое государство. Честь немцев в эти худшие годы спасли – преодолев ограничения, обусловленные местом и временем – брат и сестра Шолль, [104]104
Ханс (1918–1943) и София (1921–1943) Шолль – студенты Мюнхенского университета, участники подпольной организации «Белая роза». В феврале 1943 они приняли участие в антинацистской демонстрации протеста на улицах Мюнхена. В числе других членов организации были арестованы гестапо и казнены.
[Закрыть]бросавшие с балкона Мюнхенского университета листовки с призывами к борьбе против расового безумия и самоуничтожения немецкой культуры.
Одним из немногих, кто в апреле 1945-го нашел добрые слова для разбомбленного города, был беженец Виктор Клемперер, [105]105
Виктор Клемперер (1881–1960) – немецкий литературовед и писатель, член АН ГДР. Автор книги «LTI. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога» (1947; русск. пер. 1998) и дневников.
[Закрыть]который после двенадцати лет преследований и после уничтожения Дрездена случайно оказался на юге Германии: «Варцайхенкирхе еще стоит, но одна ее башня лишилась кровли, а сам собор разрушен, университет тоже частично разрушен, ворота его повреждены. Но именно из-за этих повреждений я вдруг осознал, как богат Мюнхен монументальными постройками в итальянском и античном стиле: весь город проникнут античным духом, духом Ренессанса, весь город несет на себе отпечаток величия, римского могущества <… >. Мюнхен в его нынешнем состоянии, и это не преувеличение, есть нечто большее, чем дантовский ад».
Ощутимый перелом произошел в пятидесятые годы. Мюнхен – а не разделенный Берлин с его отрезанной от мира западной частью – стал подлинной столицей Германии. Это не значит, что сами жители города так уж хотели столичной суеты, притока чужаков, нарушения их ночного спокойствия. Просто, с одной стороны, приверженцы старых порядков при всем желании не могли бы спрятать в южнотирольской долине город с миллионным населением. А с другой, выпускники Кёльнского университета охотно соглашались на выгодные предложения, и мюнхенцы почувствовали себя польщенными, когда новые издательства, концерны, кинопрокатные фирмы начали занимать этажи или целые здания вдоль реки Изар. В середине шестидесятых на углу Леопольдштрассе произошло знаменательное дорожное происшествие. Два «ситроена», груженные камерами и софитами, столкнулись возле кафе, где два режиссера одновременно собирались снимать какие-то сцены для двух различных авангардных фильмов. Почти как в римском Cinecitta. [106]106
«Киногород» (ит.) – римская киностудия.
[Закрыть]Даже Альфред Хичкок однажды прилетел для проведения кастинга в мюнхенский Рим. [107]107
Рим (Riem) – район Мюнхена, где в 1939–1992 гг. располагался главный мюнхенский аэропорт.
[Закрыть]
Для тех, кто приезжал сюда, движимый духовными устремлениями, окрестности Мюнхена никакой роли не играли. Фрейзинг, Штраубинг, Верхний Пфальц… [108]108
Фрейзинг – университетский город и одноименный район в Баварии, к северу от Мюнхена. Штраубинг – город в административном округе Нижняя Бавария (земля Бавария). Верхний Пфальц – административный округ в Баварии.
[Закрыть]– вся Бавария, если смотреть на нее с точки зрения Северной Германии, в культурном смысле как бы вообще не существовала или представляла собой нечто ужасающее. Из баварской глубинки ни малейшего импульса к новому началу, смешению разнородных элементов, обмену идеями не исходило. Зажиточные крестьянские хутора, суровые паломники, несколько райских уголков для лыжников, а в остальном – довольно грязные деревни, жестокие потасовки, в ходе которых церковные прихожане нередко хватались за топоры, внебрачные дети, все еще вынужденные есть за «стыдным столом»: вот из чего складывался стереотипный образ самой южной из федеральных земель, которая когда-то захотела быть частью Германии, а потом опять расхотела. Если же с юга и выплескивалось вовне что-то художественно-мощное, то это было региональным (то есть рассчитанным в основном «на своих») самобичеванием в духе Херберта Ахтернбуша и Франца Ксавьера Крётца, а позже – Герарда Полта. [109]109
Херберт Ахтернбуш (р. 1938) – немецкий писатель, режиссер, художник, живет в Мюнхене. Представитель авторского кино 70-х гг.; как правило, сам писал сценарии для своих фильмов. Франц Ксавер Крётц (р. 1946) – немецкий режиссер, драматург, прозаик, актер. Герард Полт (р. 1942) – баварский кабаретист, писатель, киноактер, много снимался на телевидении. С 1975 г. ведет в Мюнхене программу кабаре «Маленькое ночное ревю».
[Закрыть]Ведь для того, чтобы эффективно критиковать удушливую атмосферу, в которой живут работающие на лесопилках крестьяне, католицизм, уверенный в своей непогрешимости, и самоуверенное невежество, необходимо воспринимать такие вещи всерьез, признавать их значимость. Некоторым писателям и кабаретистам, на своей шкуре испытавшим подобные прелести, действительно удалось создать впечатляющие модели мирового театра в миниатюре. Ханжество и ограниченность, а также ярость (как реакция на них) время от времени сливаются вместе в выплесках баварской анархии. Есть в этом что-то сицилианское. Более утонченную, подлинно староевропейскую, уравновешенную Баварию, со светлыми аббатствами и правителями-меценатами, новоприбывший может открыть для себя (если, конечно, захочет) и научиться ценить лишь очень и очень нескоро.
В 1963-м году соединилось многое.
Фолькер нашел себе комнатку на Парцифаль-штрассе.
Чтобы оплачивать это жилье, он устроился электромонтером в фирму «Бавария»; подрабатывал еще и курьером – развозил почту на велосипеде «велосолекс».
Вскоре после переезда в Мюнхен у него, видимо, возникла прочная любовная связь с одной женщиной, Ильзой. Она работала секретаршей. Он стал жить у нее. Дальше произошло то, что нетрудно было предвидеть: зрелая уже женщина любит и балует молодого человека, который (по большей части) тоже кажется любящим и дружелюбным. Но однажды он ночью удирает через балкон, чтобы потанцевать в кафе Why Not, [110]110
«Почему бы и нет» (англ.).
[Закрыть]а утром просыпается в гостиничном номере рядом с каким-то англичанином. Ильза, насколько я понял, по прошествии нескольких месяцев совершила – или только симулировала – попытку самоубийства. Но это драматичное средство не спасло их роман. Ильза покинула Мюнхен. Она объявилась вновь тридцать два года спустя, когда ей перевалило за семьдесят: просто позвонила на Рождество. «Голос у нее дрожал, – рассказывал мне Фолькер. – Она все еще настроена сохранять дистанцию. Кошку ее зовут Иштар».
То время с Ильзой, новой музыкой Beat под цветными прожекторами, срочными чертежными работами для архитектурного бюро, любовными приключениями в разных частях города, первыми демонстрациями против диктаторского режима персидского шаха и его, шаха, официального визита в Германию… [111]111
Речь идет о событиях 1967 г.
[Закрыть]– все эти резкие разломы, этот прерывистый ритм жизни сопровождались фильмами, которые стали откровением для Фолькера и не для него одного.
Что человек только тогда бывает аутентичным, ускользает от буржуазного порядка, остается бодрствующим и неизменно новым, когда он живет НА ПОСЛЕДНЕМ ДЫХАНИИ, показал Жан-Люк Годар в одноименном шедевре. [112]112
«На последнем дыхании» (1960) – фильм, ставший манифестом «новой волны» во французском кинематографе.
[Закрыть]В этом фильме, который похож на инструкцию к человеческой жизни, нет с трудом сооружаемых кулисных миров, камера быстро движется сквозь помещения и вдоль улиц, диалоги внезапно обрываются, ошметья мыслей выговариваются из окон или из-под одеяла, Жан-Поль Бельмондо и Джин Сиберг [113]113
Исполнители ролей главных героев – преследуемого полицией преступника Мишеля и его подруги Патриции.
[Закрыть]целуются (по тому же праву, что и все самозабвенно влюбленные) в любое время и в любом месте, а перед трагическим концом кричат друг другу: «Бояться теперь поздно!» По-иному переживались транс и освобождение у Федерико Феллини. На зрителя «Джульетты и духов» [114]114
«Джульетта и духи» – фильм 1965 г.
[Закрыть]поэтическое, завораживающее воздействие оказывают прежде всего безумные, ничем не скованные фантазии Джульетты Мазины и то, как она, обманутая жена, мягко, с широко открытыми глазами ускользает из оков повседневности.
Микеланджело Антониони в своих фильмах показал взрывоопасную социальную игру тоскующих по любви, но не способных к подлинной привязанности индивидов. В фильме «Ночь» [115]115
«Ночь» – фильм 1961 г.
[Закрыть]эксклюзивное общество собирается на вечеринку в окрестностях Милана и гости срывают друг с друга маски – но каждый раз под сорванной маской обнаруживается новая. В конце концов эти слишком сложно устроенные, внутренне опустошенные люди сталкивают друг друга в плавательный бассейн, а на рассвете – разочарованные, но не утратившие энергии – возвращаются каждый к своим делам. Жан Моро шагает по садовой дорожке, устремив вдаль непроницаемо-суверенный взгляд… «Фотоувеличение» (1965): в лондонском парке произошло убийство, случайно запечатленное на пленке фотографом Томасом. Это преступление, о котором фотограф не перестает думать, переворачивает его жизнь. Любопытство, переросшее в одержимость, – а вовсе не мораль – заставляет Дэвида Хеммиигса, [116]116
Исполнитель роли фотографа Томаса.
[Закрыть]провозвестника поколения «синглов», вновь и вновь увеличивать фотоснимок, добиваясь все большей четкости. Он ищет каких-то зацепок, чтобы добраться до сути таинственного происшествия, но ему и в голову не приходит обратиться в полицию. В образном мире Антониони почти не остается места для слов, вместо них – фанатичное кружение мысли вокруг акта насилия. И еще звуки – шум дождя и ветер в древесных кронах.
Убирая квартиру Фолькера, я нашел черно-белые фотоснимки; пейзаж на них показался мне знакомым, но вспомнить, что это, я не мог. Кадры из «Фотоувеличения»? Но как они попали сюда? Постепенно, вооружившись лупой, я все-таки разобрался. Это был не Дэвид Хеммингс, сфотографированный в парке из «Фотоувеличения». Это был – на фоне тех же деревьев, той же изгороди, при той же погоде и освещении – Фолькер, в мягкой шляпе с полями и длинном, до лодыжек, замшевом пальто, заснятый на том же месте в Лондоне.
Мои причитания над умершим… Как мало света я могу внести в чащу прошлого! Новые телефонные справочники. В них опять прокралась фамилия Фолькера. Номер одного из бесплотных духов: 29 52 41.
– Был ли Даниэль Кон-Бендит [117]117
Даниэль Марк Кон-Бендит (р. 1945) – французский политический деятель. В 1958–1966 гг. жил в Германии и получил гражданство ФРГ, в 1966-м вернулся во Францию и вскоре основал в Нантере «Движение 22 марта» – группу с марксистско-анархистским уклоном. Был одним из лидеров студенческих волнений во Франции в мае 1968 г. Ныне – сопредседатель группы Европейские Зеленые – Европейский свободный альянс в Европарламенте.
[Закрыть]красивым мужчиной?
– Он приезжал несколько раз из Парижа и выступал здесь с речами против вьетнамской войны и против законов о чрезвычайном положении. Таким способом, говорил, можно отобрать все гражданские свободы. Неслыханно! А СДПГ их поддержала. Мы не должны были допустить, чтобы ветераны войны из Бонна… Нет, красивым Кон-Бендит не был…
– Но он и сейчас хорошо выглядит: светловолосый..
– Смазливый, да, а сексуальным он не казался. В отличие от Дучке. [118]118
Руди (Рудольф) Дучке (р. 1940–1979) – немецкий политический деятель, в 1961 г. эмигрировал из ГДР в Западный Берлин; один из основателей Союза социалистических немецких студентов. Лидер студенческого движения. 11 апреля 1968 г. на него было совершено покушение, от которого он так и не оправился и практически больше заниматься политикой не мог.
[Закрыть]О Руди Дучке мечтали не только студентки. Был у него этакий мефистофельский глянец…
– А Адорно? Ведь он, как философ, в 68-м еще играл какую-то роль?
Фолькер от возмущения даже всплеснул руками:
– Роль? Если раньше все мы, подражая Мартину Хайдеггеру… говорили, например, так: ускорение и опредмечивание разсуществляет Сущее, оставляя его в заброшенности… то благодаря Адорно мы взяли на себя труд быть точными в формулировках, как он: Единственное достойное отношение к искусству, еще возможное в нашей катастрофически омраченной действительности, – воспринимать его настолько же серьезно, насколько серьезным стал ход мировой истории.
– Ты еще помнишь это наизусть?
– Я дышал этим языком и этими мыслями. Думаешь, они утратили значимость? Видел бы ты этих стариков, когда они еще не были стариками! Во всем, что касается проникновения за внешнюю видимость событий, я еще более ценю мнения Эрнста Блоха, [119]119
Эрнст Блох (1885–1977) – немецкий философ; с 1933 г. жил в США, с 1948 – в ГДР, с 1961 – в ФРГ. Одна из самых известных его работ – «Принцип надежды» (1954).
[Закрыть]хотя он каждый раз, когда давал интервью, почти съедал свою трубку. Все мироздание есть вопрошание о смысле собственного бытия, и оно тысячами глаз, на тысячах путей предопределенного человеческого посредничества всматривается в умеющих говорить – чтобы добиться от них внятного ответа, всматривается в искателей ключей – чтобы получить разгадку. Где ты сегодня еще найдешь такое восхваление жизни?
– А Вальтер Йене?.. [120]120
Вальтер Йенс (р. 1923) – немецкий писатель и литературный критик, член «Группы 47»; в 1976–1982 гг. президент ПЕН-клуба ФРГ; автор антиутопии «Нет. Мир обвиняемых» (1950).
[Закрыть]
– Милый, но более плоский гуманизм.
– А Ханна Арендт?
– Я ее побаивался, как человека. Облако сигаретного дыма, большие зубы, бурение духовных скважин, не всегда логически между собой связанных… Но Арендт после иерусалимского процесса над Эйхманом бросила такую идею: Зло может опустошить весь мир именно потому, что оно, как грибница, распространяется по поверхности. Глубоко же и радикально только добро… Но ты что, хочешь, чтобы я провел для тебя философский семинар? Тогда все кипело. Все понимали, что страна не продержится, как раньше, на одном лишь усердии и лицемерии. Когда Адорно своим пронзительным голосом предостерегал от возвращения варваров, которые изобретут новые формы угнетения – например, апелляцию к массовому вкусу, – в большой университетской аудитории нельзя было найти даже стоячего места. Мы хотели, чтобы нас просветили, хотели знать, в какой степени мы опять стали зависимыми от власти… Бедный, деликатный Теодор Визенгрунд Адорно! Он не замечал, что студенты с какого-то момента уже не слушают докладов, а хотят перейти к делу. Они думали, что старый профессор в знак протеста против гонки вооружений, против законов о чрезвычайном положении выйдет на уличную демонстрацию. Но на это он не был способен. И тогда члены Союза социалистических немецких студентов освистали его. Одна студентка обнажила перед шестидесятилетним преподавателем грудь. Он не выдержал провокаций. Ушел из университета. И вскоре умер от инфаркта. В условиях господства крупной промышленности любовь из обращения изымается.
Во вьетнамском ресторанчике или другом подобном заведении Фолькер обычно говорил, а я слушал. Но о прошлом он рассказывал очень редко. Все же я знаю, что в самый горячий период студенческих волнений 1968-го года моего друга выбрали делегатом от отделения германистики.
– Тогда многое начиналось. В то время мы, по существу, заново создали Федеративную республику. После демократии, навязанной нам союзниками, наконец пришла та демократия, которую поддерживали и практиковали мы сами. Мы были по горло сыты любезностями Людвига Эрхардта, нас тошнило от самодовольной улыбки Курта-Георга Кизингера. [121]121
Людвиг Эрхард (1897–1977) – министр экономики в правительстве Конрада Аденауэра, федеральный канцлер ФРГ (1963–1966), председатель ХДС (1966–1967). Курт Георг Кизингер (1904–1988) – федеральный канцлер ФРГ (1966–1969), до того – министр-президент Баден-Вюртембурга; был членом НСДАП с 1933 г.
[Закрыть]Мы от души желали Францу Йозефу Штраусу, который так радовался атомной бомбе, чтобы он, подобно пилоту в «Докторе Стрейнджлав» Стенли Кубрика, сам, оседлав ее, взлетел в воздух. [122]122
Фильм «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил атомную бомбу» (1964) – черная комедия. Здесь имеется в виду один из финальных эпизодов: майор Конг, оседлав бомбу, устраняет неполадки в бомболюке и потом вместе с бомбой летит вниз.
[Закрыть]Шпрингеровская пресса делала все от нее зависящее, чтобы вмонтировать западным немцам фельдфебельские мозги. На Шеллингштрассе [123]123
Шеллингштрассе – улица в Мюнхене, на которой находится часть Мюнхенского университета – Институт немецкой филологии (и в частности Студенческий центр германистики).
[Закрыть]мы воспрепятствовали распространению газеты «Билд». В этом участвовали все, кого ты знаешь сегодня…
– И Алиса Шварцер? [124]124
Алиса Шварцер (р. 1942) – лидер немецкого женского движения, основатель женского журнала «Эмма». С 1966 г. работает журналисткой; в 1970–1974 гг. жила в Париже и стала одной из учредительниц парижского «Движения за освобождение женщин».
[Закрыть]
– Она тем временем освобождала женщин в Кёльне. В каждом городе шла своя маленькая война. Во Франкфурте спекулянты хотели поэтапно снести старые дома района Вестенде. Полиция не понимала, что протестующие молодые люди просто почувствовали себя гражданами. Пожилые чиновники в нашей стране в свое время еще пели, будучи гитлерюгендовцами: Сегодня нас слышит Германия, а завтра услышит весь мир. И мы вдруг поняли, что не хотим повиноваться людям с сомнительным прошлым. Ведь многие наши тогдашние профессора прежде без всяких угрызений совести преподавали расоведение, комментировали нюрнбергские законы, исключали из немецкой литературы Рильке и Брехта. Когда в Геркулесовом зале [125]125
Геркулесов зал – зал в мюнхенской королевской резиденции, где теперь проводят концерты.
[Закрыть]исполняют музыку Шёнберга, ты и сейчас иногда слышишь голоса из публики: «Дегенеративное искусство!»; «Запретить бы исполнение подобных вещей!»; «Нам не хватает сильной руки!». Весь этот бред нужно было вымести из голов… Конечно, Мартин Лютер Кинг был для нас важной фигурой, с его речью о братском мире I have a dream… [126]126
«У меня есть мечта» – речь Мартина Лютера Кинга (1929–1968), произнесенная им в 1963 г., во время марша на Вашингтон в поддержку президента Кеннеди. Эта речь, которую слушали около трехсот тысяч американцев, стала важнейшим моментом американского движения за гражданские права 1955–1968 гг.
[Закрыть]Кеннеди, молодой и полный оптимизма, – тоже. Когда пришло сообщение о его убийстве, люди на Одеонсплац [127]127
Одеонсплац – площадь в центре Мюнхена.
[Закрыть]с плачем обнимали друг друга. И тем не менее мы создавали новое, были открыты для нового. Надо отважиться на большую демократию. [128]128
Слова из первого правительственного заявления федерального канцлера Вилли Брандта в октябре 1969 г.
[Закрыть]С Вилли Брандтом все сразу почувствовали себя раскованнее.
Я охотно слушал его восторженные рассказы о переломе. Поколение Фолькера завоевало те свободы и послабления, которыми пользовался я, тогдашний подросток. Даже мы, старшеклассники гимназии в Люнебургской пустоши, заразившись духом времени, избрали школьный парламент, добились, чтобы администрация выделила уголок для курильщиков и бунтовали против старого учителя географии, в прошлом эсесовца, который ставил свою губительную «семерку», если какой-то ученик относил Судетскую область к Чехословакии, а Эльзас – к Франции. Правда, во время школьных походов д-р Толле всегда держался по-товарищески, он был превосходный шарфюрер: «Ханс, возьми мое яблоко».
Может быть, тоска по иному есть самая одухотворенная форма действительности, самое значимое воплощение жизни. Сейчас мне это видится так: человек живет на земле поэтически. Эту запись я нашел в дневнике двадцативосьмилетнего делегата от отделения германистики. Будучи выборным представителем студентов, Фолькер в 1967-м вращал ручку гектографа, печатая листовки, призывающие к бойкоту определенных профессоров. Он руководил дискуссиями на темы «Политизация эстетики» и «Вся власть – фантазии, или Как нам изобрести самих себя». В одном месте на Файличплац, которое он мне несколько раз с гордостью показывал, Фолькер однажды попал под водометы полиции. Во время беспорядков на Леопольдштрассе он наблюдал, как не участвовавших в демонстрации любопытных, которые внезапно обратились в бегство, полицейские выводили, в наручниках, из кафе и магазинов и заталкивали в «зеленые Минны». [129]129
«Зеленая Минна» – машина для перевозки заключенных, аналог русского «черного ворона».
[Закрыть]
В дневнике Фолькера нет сведений о том, что он произносил публичные речи. Он никогда не верил безоговорочно ни в какую идеологию. Поля принадлежавших ему «Цитатника Мао» и Корана усеяны вопросительными знаками. Даже на пике беспорядков он не отказывался от интересов иного рода. Был, по студенческому билету, на концерте Антона фон Веберна. К сожалению, преобладают впечатления в духе Вильгельма Буша. [130]130
Вильгельм Буш (1832–1908) – немецкий поэт и художник; его книги представляют собой серии юмористических рисунков, сопровождаемых стихами.
[Закрыть]Певица Аннелиз Кюпперс кружевным подолом подметала пол, энергичная походка делала ее похожей на экзотическую глупую птицу; платье слишком туго обтягивало пышные формы, и фрау Кюпперс еще больше это подчеркивала, время от времени оглаживая его на бедрах. Кроме того, она закончила песенный цикл громким «Пуу», что, видимо, было требованием сочувствия. Пианистка – поменьше габаритами, в синем, как вечернее небо, платье, – пока играла, казалась воплощением болезненной суровости. Ее лицо стало пепельно-серым, исказилось от напряжения и бросило свою обладательницу на произвол судьбы: в кульминационных местах музыкантша прямо-таки вибрировала, и зрители невольно отводили глаза. При исполнении песен каждая эмоция возникает в певице сантиметров на десять раньше, чем находит отклику слушателей. Петь, должно быть, невероятно трудно.
Фолькер учился у литературоведа и писателя Вернера Фордтриде. [131]131
Вернер Фордтриде в 1933 г. эмигрировал в Швейцарию, изучал в Цюрихе германистику, англистику и романистику. В 1938 г. уехал в США, там закончил образование и потом преподавал историю испанской, немецкой, французской литературы. В 1961 г. переселился в Мюнхен, где до 1976 г. был профессором германистики и сравнительного литературоведения. Известен также как переводчик У.Б. Йейтса и автор книги «Покинутый дом. Дневник американского изгнания 1938–1947».
[Закрыть]Этот чувствительный одинокий эстет собирал вокруг себя молодых людей, которые не только читали и обсуждали написанное, но и сами надеялись стать творцами нового искусства. Профессор устраивал у себя в квартире журфиксы. А в солнечную погоду проводил занятия в английском парке, рассаживаясь со студентами прямо на траве, на расстеленных одеялах. Фолькер с одним своим соучеником (будущим главным редактором) работал над рефератом «Фридрих Шиллер и утопии счастья». Вначале работа шла тяжело. Мне приходилось постоянно преодолевать осторожность педантичного Т.; в конце концов я стал формулировать основные тезисы сам, не оглядываясь на него, но и не пытаясь его задеть, – хотя это было утомительно. Когда я воодушевляюсь чем-то, он, наоборот, скисает. Тут ничего не поделаешь. На его помощь рассчитывать бесполезно. Этого Т. ничем невозможно увлечь.
Доклад в итоге все-таки был написан. Но к тому времени помыслами Фолькера завладел другой, живой, писатель (вряд ли хорошо знакомый сегодняшним студентам). Этот писатель, Сэмюэл Беккет, показал в своих пьесах и романах – убедительнее, чем кто-либо до него, – что наша жизнь состоит из абсурдных странностей; что человек на земле – только бедный косноязычный странник; что замолчишь ли ты или будешь говорить, это ничего не изменит, никакой бог тебя не услышит; ты можешь околевать в мусорном баке или ждать под деревом события, способного все изменить, – особой разницы нет. Но ведь при всем том голодные бродяги Беккета развлекались! Они болтали, философствовали о пустоте… И – над пустотой. Любая дошедшая до нас – якобы неопровержимая истина, попав к ним в руки, истаивала. Оставались слова, немного движения и неподдельное удовольствие оттого, что ты, последовав за ирландским пьяницей, дерзко заглянул в саму бездну, в царство абсолютной свободы.
Владимир: Так что же делать?
Эстрагон: Давай ничего не будем делать. Так надежнее.
Владимир: Да, и посмотрим, что он нам скажет.
Эстрагон: Кто?
Владимир: Годо.
Эстрагон: Точно.
Владимир: Сперва нужно все как следует разузнать.
Эстрагон: А что мы у него просили?… [132]132
С. Беккет. «В ожидании Годо». Действие 1, пер. О. Тархановой.
[Закрыть]
Вместе с другими студентами Вернера Фордтриде Фолькер снимал на восьмимиллиметровую пленку фильмы, в которых соединялись важнейшие новые веяния: признание бездомности современного человека, его психологической разорванности и возникающее порой удовольствие от того, что у тебя нет никаких связей, которые стесняли бы твою жизнь.
Много лет назад я видел перфорированную выцветшую киноленту. Двадцативосьмилетний Фолькер бредет по площади Святого Марка в Венеции. Ручная камера, которая его снимает, качается. Он стоит на коленях среди взлетающих голубей. И еще в этом коротком авторском фильме он жонглирует тросточкой, как Чарли Чаплин и Бастер Китон, как один из мудрых шарлатанов Сэмюэла Беккета. Потом быстрая смена кадров: он смотрит на колонны, неподвижно стоит на заднем плане; внезапно, крупным планом, мы видим только ноги; потом, долго, – одну ресницу, улыбку, по-видимому, беспорядочные jump-cuts. [133]133
Быстро сменяющиеся кадры (англ.).
[Закрыть]
Съемочная группа оказалась на высоте поставленной задачи, как когда-то Жан-Люк Годар (хотя, в отличие от него, не имела ни реквизита, ни даже микрофона): она продемонстрировала бессмысленность человеческого существования.