Текст книги "Скетчи"
Автор книги: Ханох Левин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Женщина: И губы вашей бывшей возлюбленной Захавы.
Мужчина: В предсмертной гримасе, но не от сознания того, что "был тут у нас один Розенцвайг, которого мы ценили"... Нет, их последней мыслью в предсмертных корчах будет "Ну вот, атомная бомба, так мы еще к тому же ошиблись в Розенцвайге".
Женщина: А эти японцы: "Мало нам атомной бомбы, так мы к тому же приняли Розенцвайга за Ахтерцвайга".
Мужчина: Ужас. Даже японцы. :
Аптекарь судорожный
Мужчина без особого желания тискает женщину . Входит пожилой аптекарь в халате, падает в кресло, забывается в старческой дремоте. Мужчина прекращает свое занятие.
Мужчина: Здравствуйте, аптекарь судорожный. (Аптекарь не отвечает. Сидите и дремлете? В моем кресле очень удобно, ничего не скажешь. Вы привыкли? А? (Возвращается к женщине, тискает ее, но завестить не может. Оставляет ее в покое, возвращается к аптекарю). Господин аптекарь судорожный, можно пару слов как мужчина мужчине. (Садится рядом). Вы помните, я вызывал в памяти ваш образ первый раз еще 15 лет тому. Тогда у меня еще была тенденция кончать раньше
времени. И мне приходилось обуздывать себя. За мгновение до того, как кончить, я вызывал в своем воображении ваш образ и вы, с вашей фиолетовой, абсолютно лысой головой, с одним хохолком на черепе, с пористым, покрытым жилками носом, неизменно возникали передо мной по моему первому требованию, и у меня тут же возникало желанное извержение и я мог весело продолжать до наступления следующего мгновения перед извержением. Если бы продавали лекарство, которое действительно может помочь человечеству, этим лекарством были бы вы. (Зевает). И вот, г-н аптекарь судорожный, прошли годы, пришли другие времена, и с ними – иные потребности, мы с женой немного состарились, да и вас, я вижу, время не пощадило. Теперь, говоря откровенно, мне не нужно сосредотачиваться на том, чтобы кончить вовремя, теперь у меня все идет само собой, без вспомогательных средств. Короче – вы ваше дело жизни выполнили, г-н аптекарь судорожный. Ведь надо прожить жизнь так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. И вы этого добились.(Пауза. Аптекарь не реагирует). Я имею в виду, что вы, в силу застарелой привычки остались торчать в моем сознании каждый раз, когда я обнимаю жену. И вы тут же появляетесь со своим хохолком и носом. А при вас я не то что кончить начать не могу. (Пауза) Понимаете? Господин аптекарь судорожный, сделайте одолжение, уйдите из моего сознания, уйдите на пенсию, и освободите место мексиканской кинозвезде – сексбомбе, что разжигала мое воображение в дни моей юности – Кети Хордо.
Аптекарь (просыпается): А? Кети Хордо... да...
Мужчина: Вот именно... Помните? Так идите домой и там думайте о Кети, а я тут буду думать о себе и о жене. (Обнимает жену).
Аптекарь: А? Кети Хордо... да...(его таз начинает судорожно двигаться).
Мужчина (оставляет жену и возвращается к аптекарю): Нет, нет, не здесь – у себя.
Женщина: Что там случилось, Вольф?
Мужчина: Ничего, комар залетел. (Аптекарю, агрессивно) Я очень вас прошу, уйдите отсюда., я очень занят!
Аптекарь (продолжает движения, ускоряя ритм): Кети... Кети.
Мужчина: Я вижу, вы от нее большое удовольствие получаете.
Аптекарь кончает и засыпает.
Мужчина: Он не только застрял в моем сознании, он еще украл оттуда Кети, и еще наслаждается ею, и остается в кресле, а я тут торчу в действительности, с настоящей женой.
Старуха из Калькутты
Человек: Я нахожусь в жутком и совершенно непонятном нервном напряжении. Иногда у меня безо всякой причины бывают приступы страха и мне почему-то кажется , что я иду под руку с какой-то беззубой старухой , иду с ней по улице в Калькутте, и выясняется, что я – ее муж, неизвестно почему. И я так боюсь. И вот она вдруг обнимает меня и просит поцелуя. Ужас. Как я туда попал? Я весь дрожу и потею от ужаса.
Входит индийская старуха и с ней переводчик. Она чего-то недовольно бормочет по индийски.
Переводчик: Это индийская старуха Каштрабанка. Она очень расстроена тем, что служит объектом страха других людей в мире. (Старуха недовольным тоном что-то спрашивает). Она спрашивает – с чего бы это ее бояться. Разве она не человек? Разве она не была молодой? Зачем делать из нее ведьму? А?(Старуха сбивчиво, горячо продолжает молоть по своему) . У нее ведь тоже есть страхи.
Человек: А у нее от чего? Она сама – страх.
Переводчик переводит старухе. Та отвечает энергично.
Переводчик: Ей не нравится, когда считают, что у нее нет страхов. У нее страх не от таких глупостей как у вас. Она боится реальных вещей – болезней, одиночества.
Интенсивность бормотания старухи нарастает
Она не может заснуть из-за воспоминаний о покойном муже. И сына ее убили. Она не может есть, как надо, у нее выпали зубы, а на протезы у нее нету денег. (Старуха продолжает бормотать все время, пока переводчик говорит.)
И она боится смерти. Она тоже когда-то была девочкой и боялась ведьм, и она хочет, чтобы пришли папа и мама, взяли ее на ручки и прогнали смерть.
Переводчик пытается ее успокоить. Она отрицательно кивает и разражается плачем.
Она очень обижена и возвращается в Калькутту для боли и страданий, для бед и одиночества, для смерти.
Переводчик и старуха уходят.
Мужчина: Я нахожусь в жутком и совершенно непонятном нервном напряжении. Я испытываю вину по отношению к этой старухе из Калькутты и ко всем тем, кого не обнял и не поцеловал и с кем под руку не ходил. Теперь я знаю, что наше предназначение в мире – быть женатыми на беззубых старухах, ходить с ними под ручку, а все остальное – лишь приготовления к этому.
Сладкая месть
Человек ожидает в коридоре операционной в больнице. Уборщик делает влажную уборку.
Ожидающий (нервничая): Может вы, в конце концов, уберетесь отсюда со своей
тряпкой, когда я тут сижу и жду результатов операции моего сына, который в очень тяжелом состоянии.
Уборщик, застыдившись, уходит. Входит сотрудник больницы.
Сотрудник (ожидающему): Вы должны знать, господин, что это – (указывает на уборщика) – наш главный хирург профессор Хамилевич, и только он может спасти вашего сына.
Ожидающий: Так почему же он здесь, а не там?
Сотрудник: Он имеет обыкновение из скромности лично мыть пол перед операцией,
чтобы родственники оперируемого унижали его, не зная, кто он, и тогда у него будет повод для сладкой мести. И вот вы на него накричали.
Ожидающий: Я не знал. Я больше не буду. Я готов извиниться.
Сотрудник: Поздно.
Ожидающий: Что я наделал! Профессор, простите! Спасите моего сына!
Профессор безразлично пожимает плечами, продолжая свое дело.
Ожидающий: Извините, профессор, умоляю! (Становится на колени). Простите!
Рыдает, хватается за голову). Спасите моего сына, умоляю! )
Уборщик (улыбается, довольно потирает руки): Ну, будете теперь знать, как унижать профессора Хамилевича, а?
Ожидающий (рыдает): Буду! Буду! Только спасите его! Откуда мне было знать, что вы профессор?!
Уборщик: Это уже ваша проблема. Вы к каждому человеку должны относиться так, как будто это профессор Хамилевич. Может, даже ваш кот – профессор, а вы об этом не знаете.
Ожидающий: Да, да! Даже кот! А я об этом не знаю! Только спасите его. Я больше не буду! Это никогда не повторится! Я вам клянусь, что теперь я буду жить в соответствии с вашими указаниями и к каждому буду относиться, как будто он...
Уборщик: Раскаиваетесь?
Ожидающий: Ой, как я раскаиваюсь! Вы себе даже представить не можете! (Целует ботинок уборщика)
Уборщик (улыбается, довольно потирает руки): Что, не просто с профессором, а?
Ожидающий: Не просто, не просто! Извините, профессор, дорогой, уважаемый!
Уборщик: Нет! Не прощу! Ни за что! И не просите! Не буду оперировать вашего сына! Будете знать, как обращаться с профессором Хамилевичем!
Ожидающий: О, горе, горе мне! Ошибку совершил я непоправимую, не знаю, что мне делать! Раскаиваюсь я от всей души! Простите! Что же делать мне, скажите, умоляю! (рыдает).
Уборщик: Весь мир! Весь мир будет знать, как надо обращаться с профессором Хамилевичем! Я вам всем покажу! Вы у меня узнаете!
Ожидающий (вдруг подскакивает как укушенный, и язвительно передразнивает уборщика): "Я вам всем покажу! Вы у меня узнаете! "
Уборщик (застывает, пораженный): Что?!
Ожидающий: Что ты о себе вообразил, идиот? Ты думал, я тебя умолять буду? На коленях ползать? Ты что, не знал, что рано или поздно я встану на ноги и поеду с сыном на операцию в Португалию, а тебя буду ненавидеть вечной ненавистью, хоть бы ты меня умолял. Тьфу на тебя! (уходит).
Служащий: Ну, так я вам говорил, Хамилевич, что так дело не пойдет. Вы тут уже 20 лет убираете и все время ждете, что кто-нибудь вас оскорбит и потом раскается и вам станет от этого хорошо и каждый раз получается, что вам плюют в лицо и вы продолжаете мыть полы. Вы хоть еще помните, как делать операции?
Уборщик: А зачем мне это надо? Я лучше буду себе тихо, спокойно убирать. Когда-нибудь, когда-нибудь они все пожалеют, весь мир, все. Все прибегут и будут меня умолять, чтобы я их простил, все станут на колени, будут умолять "Хамилевич, Хамилевич"... и нету Хамилевича. Вот тогда будут знать.
Большое удивление
Он: Я сильно удивлюсь, если можно с вами будет встретиться. Вы что делаете на исходе субботы?
Она: Я уже занята.
Он: А на следующей?
Она: Тоже.
Он: А через две недели?
Она: Тоже.
Он: Вы очень заняты, я смотрю.
Она: Как выясняется.
Он: А через три недели?
Она: Я уже договорилась.
Он: С парнем?
Она: Как выясняется.
Он: А через пять недель?
Она: Уже договорено.
Он: А через 6?
Она: То же самое.
Он: Все время один и тот же?
Она: Как выясняется.
Он: А через 7?
Она: Уже договорилась.
Он: 8?
Она: Уже договорилась.
Он (подмигивает публике): Она со мной никогда не встретится. Попробую удивить ее неожиданностью (к ней): Знаете, можно и в будний день. Что вы делаете в понедельник?
Она: Я уже назначила встречу и на понедельник.
Он: А как насчет вторника, среды, четверга, пятницы? (подмигивает публике)
Она: Все эти дни я занята.
Он: Это тот же, что в субботу?
Она: Как выясняется.
Он: Ну хорошо, а что вы делаетее в понедельник, вторник, среду , четверг, пятницу, воскресенье на следующей неделе и через неделю и через (продолжает перечислять )...
Она: Я уже договорилась.
Он:Вы – девушка занятая, как выясняется, а? (Подмигивает публике) Чего мне, спрашивается, не хватает? Есть девушка, есть ухаживание, чувства, страх, слабость, пот, понос, полная неудача – что еще нужно мужчине? (Ей)Я вас спрашивал насчет встречи в августе – сентябре, этого мне на делею хватит, я себя обеспечил на неделю в конце июня материалом для праздников и воспоминаний на целые ночи, так я предлагаю случайно встретиться нам на улице в августе и я вас расспрошу о ваших планах на октябрь-ноябрь. А если я вас не встречу в первую неделю августа, мы это дело отложим на вторую и тогда я вас расспрошу насчет начала декабря, несмотря на то, что декабрь считается плохим месяцем, и я так понял, что вы будете заняты подготовкой к встрече Нового года, так что вряд ли мы с вами сможем встретиться и не только из-за этого вашего парня, так что я лучше подожду до третьей или четвертой недели августа, посмотрим, до свидания, всего хорошего.
Поспешно удаляется
Примирение
Человек, погруженный в мысли, проходит мимо человека, не погруженного в мысли и случайно наступает тому на ногу .
Погруженный: Извините (идет дальше)
Не погруженный: Господин! Вы наступили мне на ногу.
Погруженный: Извините, я очень сожалею.
Не погруженный: Ладно. Вам сегодня повезло, что я в хорошем настроении, иначе тут бы было весело. Вам сильно повезло. Везучий вы человек. Очень.
Погруженный: Повезло. (Пожимают друг другу руки).
Не погруженный: В знак нашего примирения , перенесите меня, пожалуйста, на спине, на ту сторону улицы.
Погруженный: С удовольствием. (Сажает его на спину, переносит).
Не погруженный: Спасибо. Вы все-таки оказались неплохим человеком. Спасибо. (Пожимают друг другу руки)
Погруженный: Может, для закрепления наших отношений купите мне в киоске колу и пачку вафель?
Не погруженный: Я бы с удовольствием, но мелких нет. Если бы вы были женщиной, я бы просто пригласил вас куда-нибудь на ужин. Жаль, что вы не женщина.
Погруженный: Жаль, что вы не перышко. Тогда вы бы не реагировали на то, что я на вас наступил и мне было бы легче вас таскать. Может, теперь вы перенесете меня обратно, мне на этой стороне совершенно нечего делать.
Не погруженный: С удовольствием. (Сажает его на спину, переносит).
Погруженный: Спасибо.
Не погруженный: Ну, может теперь я получу колу и вафли?
Погруженный: Я бы с удовольствием...
Не погруженный: Но у вас нет мелких.
Погруженный: О! Если бы вы были женщиной, я бы просто пригласил вас куда-нибудь на ужин. Жаль, что вы не женщина. Жаль, что вы не перышко. Тогда вы бы не реагировали на то, что я на вас наступил и мне было бы легче вас таскать.
Не погруженный: До свиданья , рад был познакомиться.
Погруженный: Всего хорошего.
Пожимают друг другу руки и расходятся.
Мать и сын
Старуха корчится от боли. На другом конце сцены мужчина выпивает и смеется.
Рассказчик: Старуха корчится от боли в Израиле. У нее – в лучшем случае – аппендицит, в худшем – не будем говорить. У нее есть сын, который ее очень любит,
и сейчас он выпивает в Лос Анджелесе в баре.
Старуха (корчится от боли): Моше, Моше!
Рассказчик: А Моше сидит себе в баре и смеется анекдоту, что рассказала ему подружка Линда.
Мужчина смеется: Линда! Ах, Линда!.
Рассказчик: Он, дурак, и не знает, что пока он здесь смеется, его любимая мама корчится от боли, неизвестно откуда взявшейся.
Старуха (корчится от боли): Моше, Моше!
Мужчина (смеется): Линда! Ах, Линда !
Рассказчик: Вам должно быть понятно: она кричит :"Моше!", а этот идиот, из -за того, что он далеко, вместо того, чтобы ответить "Мама!" и заплакать, говорит: "Линда" и смеется.
Мужчина (смеется): Линда! Ах, Линда !
Рассказчик: Он еще пожалеет о том, что когда его мать корчилась от боли, как порезанный на куски червяк, он сидел и посмеивался в баре в Америке, с какой-то американской прошмандовкой по имени Линда. Ничего, он еще заплачет, когда узнает. Всю свою презренную жизнь ты будешь таскать это на своей совести.
– Вот, будет он себя проклинать всю оставшуюся жизнь, – в то время как моя любимая мамочка, которая меня родила и вырастила, стонала от ужасных болей, я сам, я – Моше, идиот такой, смеялся идиотским шуткам этой шалавы Миранда, Лимонада, Секунда или как там ее. А моя покойная мамочка – ее-то я как раз хорошо помню, даже, как ее звали, – Хананида.
Он зароет ее глубоко-глубоко в землю, с выражение муки и отчаяния на лице. Вот тогда-то он узнает, идиот этакий, как смеяться, когда родной мамочке плохо.
– Но ведь он был далеко, – скажете вы, – как он мог знать, что родной мамочке плохо? Он ведь не пророк. Конечно, если б он знал, так он , конечно прекратил бы хихикать с этой курвой американской, как ее там, Брунгильда, Матильда, хрен ее знает, и он бы сел на первый попавшийся самолет, и побежал бы к любимой мамочке.
Вот что вы бы сказали, но это только отговорка, потому что человек всегда должен быть готов к самому худшему и поэтому нельзя смеяться, в особенности, если знаешь, что у тебя где-то есть мамочка. Да. В конце концов – из за кого она слегла, как если не из-за него, из -за снедающей сердце заботы о единственном сыночке? А кто же поддерживал его материально, кто оплатил билет до Лос Анджелеса? Так теперь он сидит и смеется! Он совершенно забыл о мамочке. Моше смеется, идиот этакий. Ничего, он еще заплачет. Он еще за все заплатит. Идиот.
Стоны старухи ослабевают, на ее лице неожиданно появляется улыбка.
Старуха: Ах, Моше, Моше!
Она встает, выпрямляется.
Рассказчик : И что же выясняется? И никакой у нее, не приведи господи, и даже не аппендицит, просто ее немного пучило, и она начала паниковать и уже ей мерещился ангел смерти.
.Мужчина (его смех неожиданно обрывается, он в ужасе хватается за сердце): Ах, Линда, Линда!
Рассказчик: И вот, хорошего мальчика Мойшика вдруг хватает суровый инфаркт, и он взывает о помощи к Брунгильде или как ее там, потому что ведь больше там никого нету.
Мужчина: Линда!
Мужчина:
Старуха (со смехом облегчения): Мойше, Мойше.
Рассказчик:
Глупая старуха и не подозревает, что пока она тут себе улыбается и зовет своего Мойшика , его дорогого единственного сыночка хватил инфаркт в Лос Анджелесе, а вокруг него – ужас, чужие все, ни одного знакомого, ни одного близкого, и лишь одна девка по имени Лимпа или Гримпа или как там ее, а она, мамочка, просто себе здесь вздыхает, хоть бы что, а у него в это время, страшно подумать, не газы отходят, а душа, душа, ты, намазанная старуха, ты об этом думала? Нет, ты об этом даже не думала, и ты до конца своей жизни не сможешь освободиться от газов, не вспомнив, что когда-то , когда ты мирно позевывала, твой Мойшеле уходил, уходил безвозвратно, одинокий, всеми брошенный, всеми забытый, без мамочки, ой, без дома, рядом с какой-то шлюхой. Какая же ты дура, старуха, и не пытайся прикрыться тем, что у тебя газы должны выйти, не пытайся. В твоем возрасте ты уже вполне могла бы принести себя в жертву родному сыну Мойшеле, иначе зачем же ты его рожала, воспитывала, сука, неужели для того, чтобы ты тут испускала газы, пока твой единственный сыночек погибает в далеком Лос Анжделесе возле какой-то поблядюшки.И вот его уже везут в больницу в Чикаго, извините в Лос Анджелесе.
Мужчина( чувствует, что боли постепенно оставляют его, он вздыхает с облегчением) Ах, Линда, Линда!
Рассказчик: Да, старуха, на этот раз тебе повезло, твоему Мойшеле вдруг стало легче. По видимому, он просто напросто перепил пива, или что-то в этом роде, может, это была изжога или гастрит начался, но все прошло, слава Богу.
Мужчина (облегченно вздыхает) : Ах, Линда, Линда!
Старуха(облегченно вздыхает) : Ах, Мойше, мой Мойше!
Рассказчик: Да, на этот раз у них все обошлось, им сильно повезло, идиотам таким, но в следующий раз они уже не отделаются легким испугом, так что вы лучше поберегитесь , ты – со своим смехом, с этой проституткой там, в каком-то сомнительном баре в Лос Анджелосе, и ты, старуха, не очень-то отравляй атмосферу своими газами. Лучше всего, если вы тихо и спокойно будете ждать худшего, а когда оно случится, вам не придется мучиться угрызениями совести, потому что вы будете готовы. Вам не придется мучиться от того, что вы посмеивались в баре или когда излишне выпитое разлилось у вас в желудке. Правда, не думаю, что мои увещания им помогут, ведь все они идиоты, все человечество, занимаются всякой ерундой в то время, когда другие занимаются всякой ерундой, а когда об этом все узнают, они горько сожалеют и раскаиваются, что этим занимались, ведь в то время, когда они это делали, это казалось им чрезвычайно важным, но потом, по сравнению с темит несчастьями , что с ними случились потом, все это выглядит полной глупостью и ерундой, и потом они раскаиваются всю жизнь. Да.
***