Текст книги "Поцелуй вампира (ЛП)"
Автор книги: Ханна Хауэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Глава 3
– Ты его поцеловала?!
Эфрика сердито посмотрела на кузину и слегка удивилась тому, что слова Барбары не отозвались эхом по большому залу, чтобы приковать к девушкам взгляды всех присутствующих.
– Может, нам лучше нанять глашатая, чтобы он объехал страну и оповестил весь народ? Тебе не пришлось бы так надрываться.
Барбара не обратила внимания на ворчание Эфрики, но понизила голос:
– Ну, и как это было?
– Барбара!
– Да ладно, не строй из себя монашку. Он среди местных женщин почти легенда.
– Да уж, знаю. Вот почему мне не следовало позволять ему такого.
– А еще потому, что тебе более чем понравилось.
Вряд ли была причина это отрицать. Эфрика не только просидела допоздна, размышляя об этом поцелуе, но и просыпалась несколько раз за ночь, вся в испарине, исполненная жажды любви. Ее девичьи мечты о Дженкине больше не были невинными.
– Ладно, это не лучшая для тебя добыча, но…
– Я не собиралась его ловить.
Взгляд, которым наградила ее кузина, сообщил Эфрике, что старшая подруга верит ее словам не больше, чем она сама.
– Но, Барбара, ты ведь знаешь, какой он, каковы все МакНахтоны.
– Твоя сестра не жалуется.
Эфрика вздохнула и прислонилась к холодной каменной стене, разглядывая ярко одетых придворных, заполнявших большой зал.
– Она любит своего лэрда. А я отказываюсь любить Дженкина. Я люблю солнце, цветы и певчих птиц. Жить с человеком, который никогда не сможет выйти из тени? Почти никогда не покидающим темные закоулки замка Кембран? Мне кажется, я задохнусь. А он надолго переживет меня, и все еще будет выглядеть молодым, когда я уже поседею и буду вся в морщинах.
Она заметила, что Дженкин вошел в большой зал, − и к нему тут же подошла рыжеволосая женщина, в манерах которой было что-то неискреннее.
– А еще он развратный ублюдок, – прошипела Эфрика, чувствуя сильное желание сломать женщине руку, которой та поглаживала предплечье Дженкина.
– Дитя мое, он холост. Холост и не обручен. К тому же, он красивый холеный брюнет, способный пробудить желание в любой женщине, всего лишь войдя в комнату. Слышала, местные дамы начали увиваться за ним, едва он приехал. Покажи мне холостяка, который утверждает, что отказывается от прелестей, которые предлагают ему столь откровенно, и я скажу, что он великий лжец.
Все верно. Эфрика предпочитала не думать о мужчинах, которые, едва их голос закончил ломаться, устремлялись на поиски подобных приключений. Такое лицемерие часто поражало ее. Мужчины прыгали в чужую постель при первой же возможности, но стоило так поступить женщине, ее начинали считать шлюхой. Сами они стремились лишиться невинности как можно быстрее, однако требовали, чтобы выбранные ими жены были непорочны.
– Скажи-ка мне, кем, по словам Дженкина, приходится ему Дэвид? – спросила её Барбара.
– Сыном. Дженкин говорит, что был женат, но недолго, ему было лет тринадцать.
– Очень умно. Дэвид приобретает статус законного ребенка и внушает всем веру, что Дженкину не больше тридцати с небольшим. А на самом деле ему сколько?
– Понятия не имею, − знаю только, что он, по меньшей мере, лет на десять старше своего лэрда.
– О, – Барбара скорчила гримаску. – Думаю, это и меня бы обеспокоило. Стареть вообще нелегко – но стареть, когда твой муж остается сильным и время не оставляет на нем следов, было бы ужасно тяжело. Хотя, конечно, и у такого положения есть свои очаровательные преимущества.
– Негодница. Кто эта женщина рядом с ним? Похожа на ту, что отправила меня в сад.
– А-а, это леди Элеонор Макбин. Не из тех, кому стоит доверять. Коварна, порочна, никаких моральных устоев. В прошлом году она пробовала совратить моего мужа. Хуже того, она оплела меня своими хитростями, нашептывала ложь и распространяла слухи до тех пор, пока я не начала этому верить.
– Нет, Барбара, твой муж никогда бы…
Резким жестом Барбара заставила ее замолчать.
– Знаю. Даже когда ревность начала грызть мои внутренности, разум говорил мне, что все это ложь. К счастью, ревность весьма польстила мужу, и он быстро привел меня в чувство. Я рассказываю об этом, чтобы предостеречь тебя. Поосторожнее с этой штучкой.
Она нахмурилась, видя, что Дженкин оставил женщину и направляется к ним.
– А ты могла бы предупредить этого красавчика. У вас обоих слишком много тайн, которые нужно хранить, и вам совсем не нужны проблемы с этой лисицей. К тому же, мы обе знаем, что ее роль в том нападении на тебя могла быть не такой уж и незначительной.
Эфрика душила в себе желание сбежать, пока Дженкин еще далеко. Скрывать в себе чувства, пробужденные поцелуем, будет сложно, если Дженкин от нее не отстанет, но убегать и прятаться – не ее стиль. Да и потом, не исключено, что трусливое бегство как раз и поведает Дженкину о ее состоянии. Женщина, неуязвимая для его чар, бежать от него не станет. А все-таки трудно оставаться спокойной, когда Барбара улизнула, едва обменявшись приветствиями.
– Рад, что поступок этих идиотов не заставил тебя прятаться, – сказал Дженкин, прислоняясь к стене рядом с ней.
Дженкина не радовала острая потребность видеть девушку. Не радовало его и то, что ему ничуть не хотелось отвечать на почти неприкрытый намёк леди Элеонор на приглашение побаловаться ночкой разврата. Тело требовало женщины, но он подозревал, что теперь только одной. Излечиться бы от этой напасти, − но он не знал, как. Даже просто стоять рядом с Эфрикой было невыносимо.
– Пусть не думают, что имеют для меня хоть какое-то значение, – ответила Эфрика.
– Но ты будешь сторониться их, так?
– Как чумы.
Дженкин кивнул, поразмыслил о том, что стоит, а чего не стоит говорить; затем решил, что прямота лучше всего.
– Мне кажется, нам нужно поговорить о том, что случилось прошлым вечером.
– Ты спас меня, потом я спасла тебя.
Она старалась не залиться краской под его пристальным взглядом, но подозревала, что ей это не очень-то удается.
– Ты знаешь, о чем я, девочка. Надо обсудить, какая искра пробежала между нами, когда мы обнялись.
– Это был просто поцелуй, Дженкин. Я и раньше целовалась.
На секунду Дженкин почти поверил, что она не почувствовала тогда ничего особенного, не ощутила неукротимого голода, который пробудился в нем самом. Но потом заметил, как старательно Эфрика избегает его взгляда.
– А ты позволяла хоть одному из мужчин ложиться на тебя? Мурлыкала для них, Эфрика?
Он удовлетворенно кивнул, когда она обожгла его сердитым взглядом.
– Это захлестнуло нас обоих. Жар, желание.
Значит, поцелуй взволновал Дженкина не меньше, чем ее, но Эфрика и виду не подала, что польщена его признанием.
– Похоть. И ничего больше. Я уже не ребенок, так что не вижу ничего особенного в том, что опытный мужчина смог разбудить во мне страсть. А ты, как я слышала, загораешься от одной женской улыбки.
– Проклятье, Эфрика, прекрати осуждать меня! Я брал то, что предлагали, как любой мужчина. Я полностью свободен и не должен ни объясняться, ни извиняться – ни перед кем.
Он вздохнул и потер затылок, спрашивая себя, как ей удалось внушить ему такое сильное чувство вины, даже стыда.
– Впервые приехав сюда, я и вправду потерял голову. До этого я никогда не уезжал из Кембрана, избегая посещать даже владения родственников. Но удовольствие быстро улетучилось: я понял, что на самом деле это вовсе не было просто наслаждение, которым делятся друг с другом.
Хотя Эфрика искренне ненавидела, когда он говорил о своих женщинах, любопытство заставило ее спросить:
– А что же тогда это было?
– Запах новой добычи? Аромат загадок и тайн? Я был темным, опасным любовником, человеком теней. Смелые отваживались принять вызов. Кому удалось бы раскрыть мои тайны? Я был всего лишь еще одним экземпляром в коллекции.
– Ага, понятно. Женщины обращались с тобой так, как мужчины часто обращаются с женщинами.
Это было неприятной правдой, которая открылась ему совсем недавно, но соглашаться он не стал.
– Думаю, я беззаботно скользнул в эту жизнь, стал одним из них, но потом понял, что это не по мне.
– Поэтому ты и приехал сюда? Посмотреть, сможешь ли стать одним из них?
Дженкин пожал плечами.
– Мне это приходило в голову. Ты знаешь о надеждах Кахала вывести МакНахтонов из теней, – начал он.
– Да, он рассчитывает, что породит МакНахтонов, которые выберутся из своих пещер.
Она заставила себя не покраснеть со стыда под осуждающим взглядом, которым он ее наградил.
– Ты не хуже меня знаешь, что Кахал и Бриджет – верные муж и жена, связанные обетом и любовью. – Он коротко улыбнулся. – И твоя сестра, совсем недавно одарившая нашего лэрда второй парой ребятишек, берет на себя больше, чем должна. Охотно и радостно.
Думая о новорожденных племяннице и племяннике, Эфрика тоже не смогла сдержать улыбку. Бриджет теперь вся будет погружена в заботы об этой парочке, так же, как это было с её старшими сыновьями-близняшками, которым уже по два года. Затем Эфрика подумала о других племяннице и племяннике – детях, появившихся на свет после того, как ее братья поразвлеклись с женщинами из рода МакНахтонов во время одного из своих визитов, а потом на тех не женились, и неодобрительно посмотрела на Дженкина.
– Ты тоже приехал сюда размножаться?
– Нет, конечно, – резко ответил он, потом вздохнул. – С тех пор, как я стал мужчиной, меня вряд ли можно назвать монахом, но мой единственный ребенок − Дэвид, и я просил руки у той девушки. Она решила остаться с себе подобными. Так что – нет, не мысли о размножении привели меня сюда. Раз уж внешний мир подбирается все ближе к нашему убежищу, я подумал, что будет разумно позволить людям познакомиться с одним-двумя МакНахтонами, чтобы дать им представление, что это за люди, вместо пустых сплетен или сомнительных домыслов. Получилось не совсем так, как я хотел, хотя у меня появилось несколько хороших друзей среди лэрдов. К сожалению, необходимость объяснять, отчего днем меня не бывает видно, делает дружбу сложным занятием.
– И как же ты это объясняешь?
Он скорчил гримасу.
– Я не могу выносить яркий солнечный свет, потому что он вредит моим глазам, а моя кожа на солнце быстро обгорает. – Дженкин сердито посмотрел на Эфрику, когда та захихикала. – Знаю, такое объяснение выставляет меня изнеженным растеньицем. Чтобы хоть как-то смягчить позор, мне пришлось удостовериться, что не один и не два человека видели, как я несколько раз боксировал с Дэвидом. – Внезапно он повернулся, прислонившись плечом к стене так, чтобы лучше видеть ее. – И мы что-то далеко ушли от того, что нам, на мой взгляд, следовало обсудить.
Эфрика скрестила руки на груди.
– О чем тут говорить? Это был всего-навсего поцелуй.
– Девочка, поверь мне, я разбираюсь в таких вещах. Это был не просто поцелуй. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Нас мгновенно охватили сильнейшие жар и желание. Надо честно признаться в этом, чтобы можно было с ними бороться.
– Я не из распутных девок, которые…
Прикосновение его пальца к губам заставило Эфрику замолчать, и в ней поднялась волна тепла.
– Да, вот так, – мягко сказал он, заставляя себя убрать палец от ее более чем соблазнительного рта. – Девочка, я вовсе не имел в виду, что ты распутная. Это не вопрос морали. Это вопрос страсти: – страсти, которая поднимается в нас и толкает друг к другу. Пока мы не признаем это правдой, мы легко можем попасть в её ловушку.
– Так не целуй меня больше.
– Не буду. Мы постараемся сохранять почтительное расстояние – вот как сейчас.
Именно то, чего она хотела. Эфрика задумалась, почему же тогда она почувствовала боль и раздражение оттого, что он предложил такой выход. Это было опасным противоречием. Очевидно, ей придётся хорошенько приструнить себя, когда она останется одна.
– Наверное, это будет лучше всего, – заставила она себя сказать, довольная тем, как спокойно звучит ее голос.
– Я упрощу задачу, вернувшись к работе над одной из причин, ради которых я приехал в это проклятое место.
– Что за причина?
– Побольше узнать о моей наследственности. – Он выпрямился и поддался искушению поцеловать ее в щеку. – Копание в пыльных свитках и метрических книгах остудит мою кровь.
Эфрика посмотрела ему вслед и вздохнула. Он был так красив и двигался с таким изяществом, что было просто невозможно оторвать глаз. Эфрика понимала: не будь Дженкин МакНахтоном, она выставила бы себя полнейшей дурочкой, стараясь привлечь его внимание. Сейчас ее очень тянуло поступить так же. Чьё-то легкое прикосновение к её руке заставило Эфрику вздрогнуть, и она повернулась к встревоженной Барбаре.
– Выглядишь очень обеспокоенной и грустной, девочка. – Барбара видела, как Дженкин большими шагами движется к выходу из зала. – Быть может, тебе стоит…
– Нет. – Эфрика огляделась, чтобы быть уверенной, что их разговор никто не услышит. – Он МакНахтон. Я против них ничего не имею. Я знаю, что они не порождения ночного кошмара, не бездушная нежить – демоны-вампиры, которые смотрят на нас только как на еду. Но все же его сущность делает нас слишком разными. Барбара, он никогда не сможет присоединиться ко мне в прогулке по саду, чтобы взглянуть, как роса на цветах испаряется под утренним солнцем. Он уже лет на тридцать старше меня, и даже сам не может сказать, сколько еще проживет – но это, конечно же, будет долгое, очень долгое время. Мы не будем стареть вместе. Он единственный, кто родился среди Чистокровок за более чем четыре десятка лет. Ясно, что семя Чистокровок слабое. Да, несмотря на все его развратные похождения, Дженкин стал отцом всего одного ребенка, да и того родила Посторонняя из семьи Макмартин. Мальчик уже стал мужчиной – и всё равно ему надо быть очень осмотрительным, оставаясь на солнце при ярком свете дня. Я хочу детей, Барбара.
– Твоя сестра…
– Ее муж не Чистокровка. – Она помотала головой. – Я хорошо понимаю проклятие древних родословных, которое накладывает на людей клеймо … ладно, назовём их особенными. Калланы имели с этим дело на протяжении многих поколений, так ведь? Дженкин может раскидать взрослых мужчин, словно котят. Зубы, которые он старательно скрывает, заставили бы позавидовать волка. Он может порвать человеку горло и хлебнуть крови, которая течет из смертельной раны. Да, теперь у МакНахтонов суровые правила насчёт этого: они берегут свою свирепость для воров, убийц и врагов. Так он и поступил бы с мужчинами, которые напали на меня, если бы я его не остановила. Он был готов сделать это. Чтобы восстановиться после пребывания на солнце, пусть даже такого кратковременного, ему потребовалось выпить вина, разбавленного кровью. – Она кивнула, увидев, что Барбара нахмурилась. – Вот именно – он слишком особенный.
– В свете этого наша прародительница не так уж плоха, – прошептала Барбара.
– Ну да. Лучше кошка, чем волк. И Калланы приложили много сил, чтобы вывести эти признаки настолько, что от прародительницы осталась лишь тень. МакНахтоны только вступили на этот путь. Пройдет много времени, прежде, чем многие из них смогут спокойно ходить меж нас.
– Я все понимаю, но мне кажется, твое сердце не вполне согласно с твоей головой.
– Верно, но я заставлю его согласиться.
– Даже если он ответит на твои чувства?
– Да, такое искушение может возникнуть. Я могла бы смириться со всем этим, да, – но, когда я начинаю колебаться, склоняясь к этому, в моей голове возникает одна мысль, один непреложный холодный факт, который действует на меня отрезвляюще.
– И что же это за мысль?
– Я могу приговорить к жизни в тенях себя, но я не хочу обрекать на то же своих детей.
Глава 4
Её совершенно не беспокоит, что она не видела Дженкина вот уже целую неделю, твердо сказала себе Эфрика, покидая сад и входя в замок. То, что она провела большую часть этого времени в саду, высматривая окна его комнат, было всего лишь простым любопытством. Неуклюжая ложь, но она цеплялась за такое объяснение. Так было лучше, чем напоминать себе в который раз, что возможность проводить время на солнце, наслаждаясь его теплом и смакуя аромат роз, была единственной причиной, по которой Дженкин был не для неё. Он, наверное, даже и не заглядывал в сад, поскольку солнце светило прямо в окно.
– Приветствую, Эфрика.
Удивленная, она обернулась и увидела Дэвида, который сидел на полу, опираясь спиной на стену. Это было странно, но, присмотревшись, Эфрика заметила, что он очень бледен. Подойдя ближе, она поняла, что он, к тому же, еще и немного дрожит. Эфрика быстро опустилась на колени рядом с ним и легко коснулась его лба, пытаясь определить, уж не жар ли у него.
– Ты не заболел? – спросила она.
– Не-а, просто немного ослаб. – Он едва заметно улыбнулся. – Я пошёл с мисс Фионой побродить по садам и задержался там немного дольше, чем было можно. Это пройдёт. Я могу выносить солнце, знаете ли, но все равно должен быть осторожен, когда оно в самой силе, а об этом я на какой-то момент позабыл.
Эфрика присела рядом с ним. Ей было интересно, как долго он сидит здесь, ведь она не видела в садах ни его, ни Фиону. Он был очень похож на отца, несмотря на то, что его волосы были темно-рыжими. На нем словно стояло клеймо МакНахтонов: это было в правильности его черт, в его подтянутом, изящном теле, глазах цвета темного золота. Очевидно, были и другие, менее заметные общие черты.
– Тебе нужно что-нибудь? Я могла бы помочь тебе добраться до твоих покоев.
– Нет…. Хотя, да, глоточек отцовского вина мог бы ускорить мое восстановление, но я стараюсь воздерживаться от такого лечения. Видите ли, я хочу жениться, а такого рода вещи могут насторожить жену.
– Да-да, но значит ли это, что ты никогда не расскажешь своей жене о МакНахтонах? Никогда не вернешься в Кембран?
Он покачал головой.
– Нет, я не собираюсь лгать всю жизнь, и не буду презирать своих родственников, – он чуть выпрямился. – Я хочу жениться на мисс Фионе, и, кажется, ее семья не против моих ухаживаний. Я начну очень осторожно подготавливать путь к правде, хотя, наверное, придётся скрывать это от её родственников, по крайней мере, на первых порах. Как бы то ни было, я не смогу скрыть всё это от моей жены, так ведь?
– Да, это вряд ли. Особенно, если почувствуешь, что должен отметить ее, как свою Пару.
Дэвид кивнул.
– Я это уже чувствую. Это будет сложнее всего объяснить. Я боюсь, что потеряю ее из-за этого, но буду обязан сказать ей об этом до свадьбы. И всё же я надеюсь, что она полюбит меня настолько, что примет это.
Вспомнив, как изящная шатенка Фиона смотрела на Дэвида, Эфрика улыбнулась:
– Думаю, ты действительно важен для нее.
– Я тоже так думаю, но ее любовь должна быть глубоко в сердце, должна быть сильной. Отец предупреждал меня, что немногие женщины могут принять это. Да, моя мама не смогла. Вот почему она не вышла за него замуж! И это, и ещё то, что она представляла, как он будет смотреться рядом с нею, когда она постареет – скорее как сын, нежели муж.
Эфрике было знакомо это чувство.
– Полагаю, это и у тебя могло бы вызвать проблемы.
– Я не думаю, что я такой же. Я уже достаточно повзрослел, и не восстанавливаюсь так же легко и быстро, как раньше. Большинство из нас, кто принадлежит обоим мирам, живут действительно долго, но не на столько, чтобы вызывать нечто большее, чем удивление у других. – Он начал подниматься, улыбаясь, и Эфрика придвинулась к нему, чтобы помочь. – Моя сила возвращается. С момента встречи с Фионой я иногда проклинал свое наследие, но все же в нем есть и множество приятных вещей.
Сделав пару шагов, он покачнулся, и Эфрика поспешно подхватила его под руку.
– Ты хочешь пойти к отцу?
– Пожалуй, нет. Мне сейчас лучше бы лечь в постель, а не искать его. Отец наверняка в своих комнатах или в счётной палате, или как там ее называют. Вот уже неделю он целиком и полностью погрузился в работу, в свой поиск.
Эфрика проигнорировала любопытство в том взгляде, который он послал ей, пока они шли рядом.
– Он говорил что-то об исследовании его наследия, но, что точно он ищет? Я думала, МакНахтоны уже собрали все, что только можно о своём происхождении, но у него, очевидно, есть какие-то вопросы о его собственном.
– Да, есть. Но мы не знаем наверняка. Согласитесь, МакНахтонам трудно путешествовать в поисках информации. Даже опасно. Незадолго до свадьбы нашего лэрда с леди Бриджет, один из наших был схвачен во время его странствия и жестоко казнен. Деревенский священник объявил его демоном, знаете ли.
– Да, конечно… – Это было еще одной из причин попытаться усмирить своё безумное влечение к Дженкину. Если бы они поженились, то ей, чтобы повидать своих родственников, пришлось бы отправиться в путешествие в одиночку, либо рисковать потерять своего мужа на торопливо сложенном костре посреди какой-нибудь деревни.
– Отец обнаружил несколько недостающих частей в своей родословной, несколько тайн. Он ищет ответы. Он начинает сомневаться, действительно ли он такой чистой крови, как ему говорили. Один вопрос, который особенно возбуждает его любопытство – почему я больше Посторонний, чем Чистокровка. Это верно, что потомство одних и тех же двух людей может быть разным, но я слишком во многом больше схож с матерью, чем с отцом. Это странно.
Эфрика не могла сдержать своего любопытства. Неужели Дженкин не вполне МакНахтон? Может, он был в более близком родстве со своим лэрдом, чем с теми, кто провёл большую часть своей долгой-долгой жизни в пещерах под Кембраном?
Это не имеет значения, – твердо сказала она себе. Всё равно он был в большей степени пещерным существом, нежели его лэрд. Более диким, принадлежащим к созданиям ночи… Может, и правда, крови Посторонних в нем больше, чем он предполагал, но она, видимо, успешно подавлялась чистой кровью МакНахтонов. Дэвид же больше походил на свою мать, но, несмотря на это, всё же страдал от солнца и до сих пор имел склонность к крови, даже потребность.
Эфрика проводила Дэвида в его комнату, а затем отправилась в собственную. Она немного удивилась, обнаружив там Барбару. Хотя комната и принадлежала им обеим, Барбара чаще отсутствовала, чем присутствовала.
– Искала меня? – спросила Эфрика, подойдя к тазу с водой, чтобы вымыть руки.
Барбара немного повернулась в кресле, в котором сидела, грея у огня ноги.
– Нет, но мне действительно хотелось бы знать, куда ты пошла. Я просто утомилась слушать сплетни женщин, хотя временами это бывает полезным.
– Я думаю, ты начинаешь скучать по своему мужу. – Эфрика налила себе в большую кружку сидра и села в кресло перед Барбарой. – Знаешь, мы можем уехать.
– Нет. Я действительно скучаю по нему и моим ребятам, но мы задержимся здесь еще на некоторое время. Поиски мужа для тебя – это не то, с чем следует торопиться. Ты возбудила интерес. Лучше дать этому побольше времени.
Эфрика скорчила рожицу и отпила немного сидра.
– Я могла бы прекрасно обойтись и без всего этого интереса. – Она стряхнула лепесток розы, приставший к юбкам ее искусно вышитого синего платья. – Те две свиньи, что напали на меня, уже не скрываются.
– Они обеспокоили тебя?
– Нет, и, слава Богу, – у меня от них просто мурашки по коже бегут! Они смиренно попросили у меня прощения, свалив своё безобразное поведение на алкоголь, и я их простила. Мы всего лишь обменялись парой лживых фразочек и вежливых улыбок. Даже леди Элеонор попросила прощения, ужасаясь, что ее невинное, дружеское предложение доставило мне столько неприятностей.
– Откуда она знает, что из-за неё у тебя были неприятности?
– Хороший вопрос. Я никому не рассказывала о спасении, кроме тебя, а ты бы тоже никому не сказала. Если только не Дженкин. – Эфрика смотрела на огонь. – Полагаю, она, помогая тем, двоим, полностью знала об их намерениях.
– Лучше всего избегать всех троих.
– Я стараюсь. Лаклейна и Томаса я могу избегать, не вызывая вопросов. Немного труднее избегать леди Элеонор, коль уж она не хочет этого. Может, она и шлюха, но она очень богатая и знатная шлюха, у которой много влиятельных друзей. Большинство из них мужчины, конечно. Но, не смотря на это, ей не удастся обмануть меня снова. – Вспомнив, как женщина расспрашивала ее о Дженкине и МакНахтонах, Эфрика нахмурилась: – Ее интерес к Дженкину крайне силен.
– Полагаю, они были любовниками какое-то время, ещё до тех пор, как мы приехали. Само собой, не очень долго.
Эфрике не хотелось, чтобы кузина говорила так, хотя на самом деле она и сама это подозревала.
– Она, очевидно, не считает, что всё закончилось. Судя по некоторым ее вопросам, она к тому же пытается выяснить, не я ли виновата в том, что Дженкин внезапно потерял к ней интерес. Хотя с другой стороны, по твоим словам – это не было внезапным. – Она пожала плечами. – Это неважно. Ей только надо будет разузнать вокруг, и она поймёт, что я не имею к этому никакого отношения.
– Мне очень не нравится, как всё это выглядит! Будь осторожна с этой женщиной, Эффи. Очень, очень осторожна!
– О, разумеется. От неё у меня кровь в жилах стынет. Я как-то мимоходом подумала, как бы она отреагировала, если бы увидела Дженкина в самом диком обличии и получила ощущения, которые возбудили бы её страсть?
– Из-за его силы?
– О, это удивительно и даже, может быть, захватывающе – видеть его таким. Какая женщина не возбудилась бы, видя, как ее мужчина так отважно и впечатляюще расправляется с ее врагами? Но мне кажется, она не помешала бы ему убить тех двух свиней, даже если бы это навлекло на Дженкина серьезную опасность. Нет, я думаю, наоборот, она поощряла бы его, упиваясь этим, утоляя свою возбудившуюся страсть кровопролитием.
– Боже мой!
– Вот именно. Я думаю, что внутри себя леди Элеонор чудовище более дикое, более кровожадное, чем был бы любой из МакНахтонов. Их, по крайней мере, можно оправдать, потому что это их природа, их потребности, их инстинкт продолжения рода. Однако они работали долго и упорно, учась себя контролировать. У леди Элеонор нет такой склонности. Так же, как мы не можем до конца изжить кошачью натуру, взращенную в нас той древней Кельтской жрицей, так и МакНахтоны не могут полностью вывести ту природу хищника – волка из своей крови. Ну, а у леди Элеонор душа – вместилище истинной тьмы, я полагаю.
Барбара медленно кивнула.
– Это многое бы объяснило. И ты права. Так же, как и у нас, то, что живёт внутри МакНахтонов – является духом животного. Это не имеет ничего общего ни с моралью, ни с пагубными склонностями. Уж, что есть – то есть. Но если то, что ты ощущаешь в леди Элеонор правда, то это болезнь души, темное, противоестественное дьявольское порождение.
– Я могу ошибаться, – Эфрика чувствовала, что должна это сказать.
– С тобой такое редко случается, да и я тоже замечала эти признаки. Я только не назвала это, как ты. И всё же, где ты была?
– В садах. – Она сказала Барбаре о встрече с Дэвидом.
– Ага, значит, опасность от солнца ещё не до конца исчезла в детях смешанной крови. Жаль. Как бы то ни было, возможно, детишки Дэвида уже не будут испытывать подобной слабости. И Фиона стала бы хорошим выбором невесты. Я думаю, что под милой, застенчивой внешностью кроется сильное сердце. Если парень завоюет его, я думаю, всё будет хорошо.
– Надеюсь, ты права. Мне кажется, свое сердце он уже потерял. Он говорил, что чувствует потребность отметить ее, как свою Пару.
Барбара слабо улыбнулась.
– Тогда красавица попалась. Хочу сказать, я была потрясена, когда Бриджет рассказала мне об этом, но, как она говорила, – это было просто ничто. Крошечный глоток, и только однажды. Я думаю, Фиона не будет противиться. Теперь о поисках Дженкина. Ты должна направить его к нашему кузену Малькольму.
Глаза Эфрики расширились от удивления. Она совершенно забыла о Малькольме. Он был чудаковатым маленьким человечком, с ненасытной страстью к слухам, сплетням, старинным сказаниям и любым письменным свидетельствам чьего угодно клана, какие только могли попасть в его, испачканные чернилами, руки. Если у какого-нибудь клана была тайна, Малькольм, вполне возможно, знал об этом и записал в свои архивы. К тому же он и жил довольно близко, можно сказать – по соседству. Эфрика поняла, что ей не терпится рассказать об этом Дженкину, и нахмурилась. Честность заставила ее признаться себе, что одной из причин её нетерпения является то, что это позволило бы ей снова увидеться с ним!
– Может, ты сама скажешь ему, Барбара?
– Боюсь, что не смогу, – ответила Барбара и встала, расправляя свои юбки. – Через несколько минут я должна встретиться с леди Беатрис и леди Маргарет. Ну, Эффи, ты же не сможешь вечно прятаться от мужчины. Разве он не продолжает придерживаться своего намерения относиться к тебе, как к своей сестре? Есть огромная разница между тем, чтобы сообщить ему что-то полезное, может быть, даже сопроводить куда-нибудь разок, и «близкими отношениями», так сказать. И, может быть, это позволит тебе лучше понять, сумеешь ли ты удержать всё это в элементарных рамках, не доводя до сложностей. Если ты даже не в состоянии передать ему сообщение, может, тебе стоит задуматься, почему он внушает тебе такой страх?
Прежде, чем Эфрика смогла ответить что-то на это, Барбара ушла. Хотя все, что сказала Барбара, было верно, у Эфрики было чувство, что в настойчивом желании Барбары, чтобы она сама рассказала Дженкину о Малькольме, крылось нечто большее. Эфрика надеялась, что кузина не занимается сводничеством, решив, что ее безумное увлечение Дженкином постоянно должно чем-либо подпитываться, чтобы не засохнуть на корню.
Выйдя из своих комнат, Эфрике пришлось поискать кого-нибудь, кто объяснил бы ей, где хранятся разного рода записи. Она не удивилась, что её направили вниз, в подземелья сторожевой башни. Определённо, это место представлялось наиболее подходящим для того, чтобы обнаружить там Дженкина. Идя по освещенному факелом проходу, Эфрика строго напоминала себе обо всех причинах, по которым она не могла уступить своему тяготению к Дженкину. Ей следует воспринимать его, как родственника, с не более чем благовоспитанным дружелюбием. Она должна быть сильной и непоколебимой в защите собственного сердца. Теперь она женщина, а не безрассудная девчонка, не умеющая справляться с собственными эмоциями.
Эфрика вошла в комнату, где хранились записи, увидела Дженкина, изучающего какую-то внушительную книгу, и чуть не выругалась вслух. При одном только его виде сердце у неё сжалось, пульс ускорился. По какой-то необъяснимой причине, разглядывая его тонкие черты, Эфрика почувствовала желание вздохнуть. Ее губы внезапно потеплели при воспоминании о его поцелуе. На краткое мгновение ей захотелось сбежать, но затем она устыдилась своей трусости. Эфрика расправила плечи и направилась к нему. Бежать она отказалась.
