Текст книги "Повязка (СИ)"

Автор книги: Хана Вишнёвая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Синэль любит золотой цвет и быстро всему учится. Она вообще страшно талантливая, о ней всегда это говорили – но ленивая вусмерть.

Валькион это видит – поэтому не даёт ей спуску. Не запрещает ничего (серьёзно, вообще ничего, иногда кажется, что слова «нет» в его лексиконе по отношению к ней просто не существует), но при этом повторяет, что обязанности её никто не отменял. Хочешь вместе с фамильяром уйти в какую-то деревушку, до которой три дня пути? Пожалуйста, иди, говорит Валькион, иди куда хочешь, но завтра вечером ты заступаешь в ночное дежурство, и если тебя там не будет…

Ну, да, у Валькиона потрясающая улыбка. Да и по сравнению с остальными главами гвардий (за исключением, пожалуй, Мико, потому что Мико Синэль доверяет автоматически и по умолчанию) Валькион как-то… душевнее. Такой вот простой и понятный – Синэль хихикает перед тем, как сказать это вслух – солдафон.

Ну он как-то даже если не добрее остальных кажется, то хотя бы понятнее – но это не значит, что Синэль хочет проверять, каков он в гневе.

Они с Шайри тут на птичьих правах, они даже ещё не знают, что они такое – не рано ли пускаться во все тяжкие?

Валькион никогда не говорит слова «нет», но в большинстве случаев Синэль всё-таки приходится думать головой. До деревушки и обратно она, ясное дело, не успеет, вернётся поцарапанной, уставшей, а в глазах главы Обсидиана мелькнёт разочарование (и это не считать штрафных наказаний, о которых даже слышать не хочется).

– Ты больше не будешь со мной пить! – фыркает Син, и Валькион улыбается уголком губ.

– Вероятнее всего, – он чуть ведёт подбородком.

– Тогда я потом пойду, – девушка выбирает оружие.

Оружия у Обсидиана, конечно же, завались, но предпочтение Синэль отдаёт всё-таки косам. Она неплохо справляется с мечом – с деревянным и лёгким так же, как с огромным, похожим на тесак (Шайри щурится и уточняет: что, кто-то действительно таким сражается? – и ойкает, когда Валькион кладёт одну ладонь на рукоять этого меча поверх её маленькой руки) – но когда она берёт в руки косу, они словно становятся единым целым.

– Она с ней так управляется, – говорит Невра задумчиво. – Словно всю жизнь в руках держала. Или как будто эта коса – продолжение её руки.

– Ага, – кивает Валькион, сосредоточенно следя за движением рук Синэль. – Стой, а ты тут что делаешь?

Валькион относится к Синэль с бережностью мастера, которому попался очень редкий сорт глины – он лепит из неё воина твёрдо и осторожно, прекрасно понимая, что хочет получить в итоге. Синэль это нравится, потому что… а почему нет? Он её направляет, он её поддерживает на этом пути – да и он с ней пьёт, в конце-то концов! К нему нельзя, конечно, прийти посреди ночи и выплакаться от ужаса, потому что и мир это чужой, и дикое всё вокруг какое-то – и не потому, что он сам не поймёт, а потому, что Синэль себе таких вещей не позволяет. Кто ей Валькион, если вдуматься?

– Наставник, – фыркает Синэль, а глава гвардии Обсидиана даже не оборачивается. Она зовёт чуть громче, раздельно проговаривает каждый слог: – Нас-тав-ник!

– Ты мне, что ли? – у него в руках кинжал, лезвие длинное и тонкое, может, это и не кинжалом вовсе называется, но Син точно не знает.

– Я пошутила, – она смотрит на его руки с опаской. – Мне не нравится, как звучит. Учитель, наставник, все эти вещи. Оно вроде как описывает суть, а вроде как и не всё охватывает. Ты, наверное, не понимаешь, о чём я, так что…

– Я понял, – Валькион опять улыбается. – Я поэтому и говорил звать меня по имени.

Валькион и Валькион, действительно.

Как его ни назови, суть-то всё равно одна и та же.

По ночам по штабу гвардии Эль Син, конечно, не шастает – потому что у неё есть Шайри. Она готова отказаться от своего родного мира, чтобы только получить взамен возможность быть с ней – но боится, что если скажет об этом сестре, то та разозлится. Синэль боится этой вещи больше всего на свете – почти всего, потому что снова расстаться с ней она боится ещё сильнее.

В общем, она гладит спящую сестру по волосам и бормочет, что всё, что ни происходит – к лучшему. Это как-то криповато, конечно, но её никто не видит, а Шайри, если и проснётся – не испугается.

Возможность прикасаться к ней практически когда угодно – самое ценное, что дала Синэль Элдария.

– У тебя вообще как, закрытая одежда имеется? – спрашивает Эзарель ядовито, окидывая Син быстрым внимательным взглядом.

– Не твоего ума дело, – огрызается она, и ей почему-то весело.

В Элдарии всегда тепло, фигура у неё неплохая – так что, если вдуматься, а зачем ей что-то закрывать? Да, предположим, можно было бы что-то накинуть поверх тонких золотистых переплетений корсета суккуба, но, а вообще – кого это смущает?

– Меня, – Эзарель как мысли иногда читает. – Меня ты заколебала.

– Давно ты говоришь, как мастер Йода? – Синэль проглатывает обиду, на языке остаётся немного терпкий привкус, но это почти привычно. Эзарель колючий, Эзарель отвратительно грубый – и удивительно, как ещё с полным комплектом зубов. Синэль хочется их пересчитать, и совсем не потому, что она училась на стоматолога. Не училась, конечно же.

– Как кто? – брови эльфа ползут вверх.

– А, забей, – она отмахивается, поправляет тонкую металлическую полоску браслета (жест чисто автоматический, потому что браслет тут же сползает обратно на запястье) и замирает. – Кажется, я нашла твою дебильную траву!

– Перед тем, как за ней лезть, – в лицо Син летит какая-то тряпка. – Надень, а. Иначе я просто тебя убью.

Тряпка оказывается порванным и видавшим виды плащом – пятна крови на золотистой ткани кажутся такими яркими, хотя при рассмотрении оказывается, что кровь уже давным-давно засохла.

Плащ пахнет кровью, порохом… и Эзарелем.

Синэль укутывается в него и ёжится так, будто ей очень холодно.

– Ты слишком сильно полагаешься на своё зрение, – Валькион говорит спокойно и буднично, но Син всё равно кажется, будто её вычитывают.

– Мне правда казалось, что этот долбаный куст растёт ближе, – она потирает растянутую лодыжку и виновато улыбается, хотя вообще хочется взбелениться.

У неё просто лодыжка растянута, а вот Эзарель зачем-то кинулся её ловить. Не то чтобы она страшно тяжёлая, но в падении успела набрать хоть какое-то ускорение, а рядом был склон, так что она рухнула на него, эльф не удержался на ногах, и они покатились вниз.

Катились долго, собирали все колючки, Эзарель оказался больше, чем ей всегда казалось, потому что помимо вывихнутой лодыжки у неё даже ни одного синяка не осталось.

Чего не скажешь об эльфе – весь путь до штаб-квартиры гвардии Эль он только и делал, что стонал, мол, сломал себе всё, что можно и нельзя, что умирает, и вообще с этой больной дурой больше никуда не пойдёт.

«Больная дура» с трудом сдерживалась, чтобы действительно ему что-нибудь не сломать.

И чтобы не расцеловать его недовольную расцарапанную рожу от большой благодарности – тоже.

– Ну полагаюсь на зрение, – бурчит Синэль. – Ну не сразу вот так же!

Она гладит кончиками пальцев повязку на глазах – плотную, из золотистой (он что, в цвет её одежды подбирал, а?) непонятной ткани. Ткань не кололась, была удобной, но света не пропускала, поэтому не видела Син абсолютно ничего.

В общем, в этом и была вся суть. Она должна была шататься по штаб-квартире до тех пор, пока Валькион не найдёт её и не решит, что с неё хватит абсолютной темноты. «За пределы не выходи», – сказал воин напоследок.

Как будто так легко найти этот предел, за который можно выйти!

Останавливаться можно было, но ненадолго, так что первый этаж штаб-квартиры Синэль общупала достаточно быстро – в подвал ей спускаться не захотелось, потому что на тех лестницах можно было и без повязки на глазах спокойненько шею сломать, поэтому пришлось подниматься наверх.

Кажется, она попала в коридор, ведущий к комнатам, она никогда не обращала внимания, как по-разному отдаются шаги в разных частях штаба; она никогда не замечала, как по-разному пахнет везде воздух. Это было ново, странновато, но безумно интересно,

но всё-таки, если бы она видела, то не позволила бы затолкнуть себя в первую попавшуюся комнату

и поцеловать.

Повязку с глаз сдирать было уже поздно, искать виновника бесполезно, поэтому возмущённая Синэль только потрогала губы большим пальцем и утробно недовольно зарычала.

Так бесшумно могут двигаться только вампиры.

Плюс запах – запах ей показался смутно знакомым.

Попадись ей Невра, которому такие вещи кажутся действительно смешными!

– Ну и что ты тут делаешь? – устало протянул Эзарель, по голосу узнать не сложно, а с тех пор, как он кубарем летел со склона с ней в охапку, они так и не виделись.

– Тут – это где? – огрызнулась Синэль, так и останавливаясь на пороге. В алхимической лаборатории передвигаться на ощупь было себе дороже – всякие баночки с декоктами и зельями, махнёшь рукой, дыхнёшь не туда, и всё, глава гвардии Абсента, и без того не особо дружелюбный и вечно голодный, просто сожрёт с потрохами. – Ужасный день, глаза завязали, всякие неведомые козлы целоваться лезут без разрешения!.. я бы, может, разрешила! Я даже не знаю, где сесть, я устала по гвардии шататься, я есть хочу, ааааа!

Её «аааа» как-то постепенно сошло на нет, потому что эльф – Синэль понятия не имела, где он находился до этого – взял её за запястье и куда-то повёл.

Усадил на диван, вручил какую-то булочку.

– Только заткнись, ладно? – попросил он как-то даже… душевно?

Син бы сказала «виновато», но Эзарель вообще никак с этим проявлением не вязался.

От булочки пахло корицей.

Как и от незадачливого похитителя поцелуев, впрочем.

Когда Валькион пришёл снимать ленту, Синэль с трудом удержалась от соблазна посмотреть эльфу в глаза.

И даже ничего не разбила, когда на всех парах вылетала из алхимической лаборатории.

– Что-то случилось? – спросил Валькион без улыбки.

– Я, – Эзарель задумчиво почесал голову. – Кретин я.

Сказать, что глава гвардии Обсидиана заржал – не сказать ничего.