Текст книги "Белый змей Конохи (СИ)"

Автор книги: Халег Чудинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 50 страниц)

Глава 19. Мораль и проницательность

– Замуж, говоришь?

Нами увлеченно рассматривала отпечаток моей фигуры в пыли и капли моей крови, свернувшиеся в темные комочки грязи.

– Ага, – кивнула девочка, избегая смотреть мне в глаза. – На самом деле, это давно было уже решено. Просто я раньше, чем все думали, становлюсь генином. И ваши тренировки помогли развить тайдзюцу и кендзюцу, поэтому старейшина Хиноде сказал, что я стану женой Хиаши. Он и глава Хидери говорят, что у наших детей будут сильные глаза.

Значит, Хиаши и Нами. Как же меня судьба-то любит, раз сводит с такими интересными людьми! Получается, вот она и есть мать Хинаты и Ханаби? Хм, а ведь Нами из побочной ветви клана, но на ее лбу так и не появилось джуиндзюцу. Почему меня это раньше не настораживало? Ведь это значит, что ее изначально планировали переводить в главную семью. А это значит, что ее еще с рождения собирались выдать за Хиаши. Или еще до рождения! И это… Просто прекрасно!

Значит, в клане Хьюга ведется целенаправленная селекция по улучшению глаз? Или поддержание их чистоты? Замечательно! Ох, как же хочется посмотреть на их работу!

– Вы расстроились, да, Орочимару-сенсей? – обреченно спросила Нами.

Расстроился? Ну, я планировал вырастить могучую куноичи, которая была бы максимально предана не только Конохе или своему клану, но и мне. Хотел поставить несколько экспериментов по получению тенсейгана и ввести ее оперативником в мой Корень. И то, что она из побочной ветви, давало надежду на воплощение мечты. Однако ее новая роль жены Хиаши, будущего главы клана, ставит крест на большинстве моих планов. Однако это же, как ни странно, увеличивает ее ценность для меня в ином плане. Ученица-девчонка из побочной семьи – это совершенно никчемный агент влияния в клане Хьюга. Но совершенно иное дело, если моя ученица – жена Хиаши.

– Да, расстроен, – говорю поникшей Нами я. – У меня на тебя были большие планы.

– Простите, сенсей! Нужно было вам сразу сказать, но я не уверена, что вы тогда бы начали меня учить. И тогда бы старейшина Хидери мог счесть меня никчемной…

– Да если б ты была никчемной, я б даже на тебя не взглянул, – уверенно заявил я. – Вот же проклятье! Теперь я уже не так уверен, что выиграю спор с Джирайей и Цунаде!

– Какой спор? – удивленно и насторожено спросила Нами.

– Что мои ученики будут в сотни раз лучше их учеников.

– Ого-о-о! – восхищенно протянула девочка. – Так, значит, вы считаете, что я могу стать очень сильной, да?

– Потенциал, думаю, есть, – хотя я и не знаю точно, как получить тенсейган, но с ним ты, Нами, точно стала бы моим оружием массового поражения! – Но раз уж у твоей семьи иные планы, придется ждать твоих детей.

– Ну, сенсей, зачем же так? – порозовела девчонка. – Давайте в Академию уже пойдем!

Стоять на пороге в квартал Сенджу и в самом деле не стоит, позориться мне лишний раз неохота.

– Сенсей, а вот скажите, вы же хороший ирьенин, да? – спросила Нами, неспешно вышагивая по улице.

– Хороший.

– Говорят, у вас гендзюцу на хорошем уровне, потому что вы понимаете, как и что в голове устроено. Это так, да?

– Наверно, отчасти это правда, – не совсем понимая, к чему клонит девочка, говорю я.

– А вот скажите, – продолжала расспрашивать Нами, – если человек хочет причинять кому-то боль, то это нормально?

Интересный вопрос. Инстинкт господства и жестокость заложены в человеке эволюционно. Это естественное свойство любой живой твари. Можно сказать, агрессия зародилась еще с того момента, когда в первичном бульоне началась гонка между РНК за лучшую катализирующую способность. Самовоспроизводились за счет расходования растворенных веществ в океане лишь самые успешные рибонуклеотиды. Они отнимали ресурсы, не давая шансов на репликацию другим. Потом несколько особо продвинутых молекул начали делать более совершенные катализаторы – белки. И пошло-поехало.

Главный вектор жизни – это размножение и поглощение. Живому существу нужно больше ресурсов, чтоб дублировать себя. И нужно размножаться, чтоб получать больше ресурсов. Замкнутый круг, который в ограниченном жизненном пространстве создает классическую «банку скорпионов». Выживает самый агрессивный, который сжирает других.

Кажется, что эгоизм и личная выгода – вся суть естественного отбора. Однако количество ограничений внутривидовой борьбы очень велико. Альтруизм и самопожертвование – это ведь тоже эволюционно приобретенные качества. Да, в моем прошлом мире недостаток эгоизма часто воспринимается, как тупость, и стал неким синонимом идиотизма. Именно поэтому он обречен. Потому что ответ на вопрос Нами только один:

– Нет, желание причинять боль другому ненормально, – именно такой ответ у меня. – Даже сознательное обречение на страдание своим бездействием – уже не нормально. Не важно, есть ли для этого веская причина или таковой нет.

Потому что человек стремится к комфорту, а он не достижим, когда по его вине кто-то страдает. Все дело в эмпатии – умении преобразовывать свое Я в окружающую реальность.

– А удовольствие от чужой боли можно получать? – не унималась Нами. – И если это ненормально, то можно ли это вылечить?

Хм. А садизм – это уже девиация. Хотя, с другой стороны, понятие нормы – это чистая статистика, которая от реальности часто бывает оторвана. Является ли садизм отклонением для этого мира, для шиноби? Очень сомневаюсь я почему-то. Это же целые породы, выведенные для убийства себе подобных. По идее, всякая эмпатия и прочая дребедень им только мешает. Они как бойцовские петухи на фоне несушек. Но, с другой стороны, создание чакры невозможно без развитой духовной энергии. Сродство со стихией, все ниндзюцу и тем более гендзюцу созданы в немалой степени за счет воображения. А воображение невозможно без эмпатии. Нельзя почувствовать сродство со стихией, не став стихией. Нельзя перенять змеиные техники, не став змеей.

– Есть такие патологические состояния, при которых человек может получать удовольствие от чужой боли, – пришлось уклончиво отвечать мне. – И, найдя причину психического отклонения, наверно, это можно вылечить. Ну, правильным обучением, например, медитациями…

А если нарушения соматические, то, скорее всего, проблемы в височных долях коры головного мозга. Это тоже решаемо. Сложность только в том, что височные доли еще и за зрительное восприятие частично отвечают. Как на вмешательство в них отреагирует бьякуган, например, я не знаю. Кстати, мой утренний конфуз с Мицуко мог начаться как раз с приобретения кецурьюгана. Ведь додзюцу не могут не влиять на мозг.

– Так, – внезапно озаренный одной догадкой, нехорошо сощурив глаза, я пронзил взглядом Нами. – Скажи-ка мне, а не подглядывала ли ты за мной этим утром?

Девочка пристыженно молчала, разглядывая носки своей обуви. Уши Нами неумолимо наливались красным.

– Ну, сенсей! Это не подглядывание! Просто тренировка бьякугана, – забубнила девочка под нос. – Вообще, вы знали, на что шли, когда покупали дом возле моего клана!

– Ох, Нами, Нами… – я рассеянно потер лоб, размышляя, как быть в такой ситуации. – Понимаешь, в данном случае, причинение боли тоже не является нормальным. Но в таком подтексте… Короче, всякий человек немного ненормален!

– Вот! Я об этом и говорила маме! А что если Хиаши тоже такой же! – внезапно забыв обо всяком стеснении, воскликнула Нами. – И она только посмеялась. А вы знаете, как он бил меня на тренировках, пока я не научилась у вас давать ему сдачи?!

Ками, это просто какой-то бред. Не успел я еще в этом мире своих детей завести, а уже приходится такие разговоры вести. Просто удивляюсь иногда, как я умудряюсь влипать в подобные ситуации. Вообще, стоило бы просто закрыть тему, не стараясь что-то объяснить юной Хьюга – у нее для этого родители есть. Но… я же как раз из тех идиотов, которые альтруистичны и стремятся помогать кому попало.

Вот правильно мне первая жена говорила, чтоб я свои мозги в дело пустил. Сейчас имел бы стабильный доход от своего бизнеса… Хотя нет, если б я не решил посвятить себя науке, то я б уже давно кормил червей, а моя душа переживала новую жизнь. Что не очень-то хорошо. Но зато мне не пришлось бы переживать этот разговор! Во всем есть свои плюсы.

Пришлось несколько минут успокаивать Нами, что все у нее в семейной жизни будет хорошо. Что, если вдруг муж начнет переходить грань дозволенного, она всегда может напомнить ему его место, отлупив боккеном.

– Да не, боккеном, это уже слишком. Хотя было бы весело, – разочаровано произнесла Нами. – Заметят же, что обо мне тогда подумают?

– Угу, заметят. Как ты этим утром? – ехидно уточняю.

– Простите, сенсей! Но это и вправду тренировка была! Я же не виновата, что вижу все вокруг сразу!

– Ладно, – отмахнулся я. – Все равно знал, на что шел, когда покупал дешевый дом.

– А даже если бы жили в нескольких кварталах дальше, я б все равно заметила, – уныло сказала Хьюга. – Я же далеко вижу. Ближайшее к нашему кварталу жилье дешево только из-за того, что дети тренируются чаще и видят недалеко. А так Хиаши, например, только к Учиха не может заглянуть.

– И как вы так живете-то только? – больше самого себя, чем Нами, спросил я.

– Да всегда так жили, – пожимает плечами девочка.

Я с интересом покосился на ребенка. Ей сейчас как раз восемь лет, начало того периода, когда человеческие детеныши психологически отделяются от родителей, становятся самостоятельными и начинают понимать свою индивидуальность. И для этого им требуется личное пространство, где они являются полноправными хозяевами, своя раковина, в которой они могут скрыться от чужих глаз. Последнее для Хьюга просто нереально. Какие это имеет последствия? Обычный ребенок в таких условиях затормаживается в психическом развитии, ему сложнее учиться и зарабатывать авторитет среди равных.

Что же касается Хьюга, то, например, Хината именно этими проблемами и страдала: отставала в учебе, была инфантильна и всегда на вторых ролях. Иные просто замыкаются в себе, вроде того же Хиаши. Для них спасение – это их внутренний мир, там они отдыхают и могут почувствовать себя в безопасности. Однако есть еще третий вариант, когда развиваются различные психологические расстройства от паранойи и шизофрении до эксгибиционизма.

Н-да. Когда я называл этот мир раем для генетика, то сильно ошибался. Психологам и психиатрам здесь работы больше будет. Пожалуй, окажись в этом мире незабвенная моя первая женушка да еще и в клане Яманака, она бы с огромным удовольствием препарировала души и разумы шиноби. Но лучше о плохом не вспоминать.

С Микото в тот день я не встретился. В Академии только поговорил с учителями, которые должны распределять генинов. Они согласились дать мне команду с Учиха, но только если Хокаге вообще даст разрешение на преподавательскую деятельность. Поэтому пришлось идти на поклон к Сарутоби. Он нашелся тут же в Академии в обществе молоденьких куноичи-преподавательниц. При виде меня он с явной неохотой попросил их подождать и вместе со мной отошел в сторону, раскуривая на ходу трубку.

– Учителем хочешь стать? – выпуская клубы дыма изо рта, произнес Хокаге, услышав мою просьбу.

Рассматривал он меня при этом с немалым интересом. Словно не ожидал, что я подойду с такой просьбой.

– Сейчас война, Орочимару, – вновь затянувшись, сказал Хирузен. – Небольшой конфликт с Камнем, который ты ощутил на себе. Я делаю все, чтоб решить его миром, но пока это сложно сделать. И среди шиноби Ивы и среди наших есть горячие головы, желающие мести или просто крови. Да и на других границах не спокойно. Ты способный джонин, я не могу в такое время повесить на тебя команду ничего не умеющих еще генинов. Ты нужен на фронте, а им пока только задания низшего ранга доступны. И не забывай о своей работе в Анбу, лаборатория по изучению ниндзюцу и так редко видит тебя.

Хах, да уж, в этой лаборатории меня видят очень редко, и Хокаге это точно известно.

– Вы правильно вспомнили о ниндзюцу, Сарутоби-сенсей. Мне нужен молодой Учиха, чтобы проверить некоторые свои теории. Как вам известно, такие в моей лаборатории никогда не появляются. И, надеюсь, не появятся никогда.

Хирузен хмуро зыркнул на меня, пыхнув дымом. Я почти на сто процентов уверен, что ему известно о начале новых исследований шарингана. После того, как Хируко удалось добиться хоть какого-то успеха в имплантации клеток Хаширамы, Данзо закономерно возжелал большего.

– Какие у тебя такие теории, для подтверждения которых нужны дети? – сощурившись, спросил Сарутоби.

– Не дети, а те, кто шаринган еще не пробудил. Нужно пронаблюдать процесс пробуждения додзюцу самостоятельно, а не со слов Учиха. И я хочу узнать, насколько эффективно копирование разных техник с помощью шарингана.

Несколько секунд Хирузен мрачно рассматривал меня, недовольно пыхая дымом.

– Решу этот вопрос, – сказал в итоге он.

Ну, вот и хорошо. Значит, будем ждать и надеяться на лучшее. И, раз Сарутоби утверждает, что конфликт с Камнем незначительный, то и дергать меня из Конохи пока не будут. Положенный отпуск после миссии нужно отгулять. И его нужно потратить с умом. Например, решить парочку проблем и загадок. И, к сожалению, проблемы с контролем чакры, пока наименьшая моя забота.

– Добро пожаловать домой, Орочимару-сама, – подчеркнуто официально поздоровалась со мной Мицуко.

– Сора уже дома? – гадая, клон передо мной или настоящая куноичи, спросил я.

– Нет, господин.

– Хорошо. Значит, можно поговорить без опаски.

– Что-то произошло? – насторожилась Мицуко, сбросив маску слуги. – Ты уходил тренировать контроль чакры и пропал на весь день. Проблемы с новым телом?

–Нет, – если и есть, то они решаемые. – Я встретился с Мито Узумаки. Хочу услышать твое мнение о том, что она мне наговорила.

Пересказ уместился в несколько минут. К этому времени мы снова оказались на приснопамятном диванчике.

– Очень странно, – вынесла свой вердикт Мицуко. – Мито-сама совершенно точно хотела не того, о чем говорила.

– Но зачем ходить вокруг да около? – раздраженно спросил я. – К чему пустые угрозы науськать на меня Кьюби? Зачем учить меня печати? И зачем раскрывать мне имя следующего джинчурики?

– Возможно, она догадывается о том, кто стоит за Отохиме? – предположила Мицуко. – Мито-сама могла проверять тебя подобным образом.

– Невозможно! Если бы афера с Отохиме раскрылась, мы бы уже это знали. И проверять пришли бы в храм, а не ко мне.

– Тогда весь разговор был лишь для того, чтобы раскрыть тебе имя Кушины. Ее значение, когда девочка прибудет в деревню. Для всех она будет очередной Узумаки в Конохе, но не для тебя. Для тебя она – джинчурики.

– И я не знаю, почему ко мне такое доверие! Не понимаю Мито.

– А почему ей тебе не доверять, Орочи? – усмехнулась Мицуко. – Ты странный. Сам готов отдать придуманные техники деревне. Подбираешь девчонку на миссии и удочеряешь ее. Без какой-либо личной выгоды берешься за обучение Наваки. А когда что-то подобное делают для тебя, то ищешь подвох.

– Потому что во всех моих поступках есть мотив, – упрямо пробормотал я.

– Ой ли? Зачем нужно было удочерять эту Юки? Ты мог отдать ее в приют. А Наваки? Что ты сказал Мито, когда вы начали вместе заниматься с ним?

– Что я сказал? Что хочу знания фуиндзюцу Узумаки.

– Вы говорили о Хокаге. И почему им не хочешь стать ты. При пересказе тогда меня сильно возмутили эти слова, поэтому я все прекрасно помню.

– Гм. Я не хочу стать Хокаге, поэтому Мито рассказала мне о той, кто может привести к этому титулу?

– Ты тот, кто, как и Мито, видел в Наваки следующего Хокаге. Возможно, она надеется, что и Кушине ты поможешь найти подходящего лидера.

– Натянуто.

– Ну, к сожалению, чужих мыслей, особенно мыслей джинчурики, прочесть не удастся. Мито может строить сотни разных планов. За ее «позаботься» может скрываться как прямой смысл, так и сотня других. Женщины, знаешь ли, иногда просто не могут сказать все, что хотят, прямо. Даже те, кто прожил больше полусотни лет. Особенно, если женщина – Узумаки.

– И вот поэтому я мужчина! – с досадой говорю я, устало откидываясь на спинку дивана.

Загадок становится все больше. И жена Первого их, похоже, очень сильно любит: то какие-то пословицы вспоминает, то говорит метафорами, то просто туман наводит. Что с ней вообще не так? Или со мной? Или я просто усложняю и не вижу очевидных вещей.

Есть ведь еще и этот Акира Узумаки. Если о нем знает Мито, значит, историю предали огласке. И я снова прокололся. Не знаю пока где и в чем, но точно прокололся.

– Спокойнее, господин мой, – положив руку мне на плече, сказала Мицуко. – Ты со всем справишься.

– Я выгляжу настолько обеспокоенным?

– Очень сердитым, я бы сказала.

– На то есть куча причин! – рыкнул я, прижимая к себе пискнувшую женщину. – В том, что я справлюсь, у меня даже нет сомнений. Но вот какой ценой – это вопрос интересный.

– А что с ценой?

– Жизни, – погладив по голове обнявшую меня Мицуко, ответил я. – Мне нравится комфорт. Поэтому я не люблю, когда погибают люди, если я могу этого не допустить. Как это произошло с Наваки…

– Ты знал, что он умрет? – напряглась под моими руками женщина. – Как и с Кушиной?

– Знал, – согласился я. – Так же и с Мито, она погибнет, не переживет вторую большую войну, которая произойдет очень скоро.

– Если бы не твоя одержимость этой войной, я бы поверила, что ты в самом деле знаешь будущее.

– А ты еще сомневаешься в этом? – лукаво спросил я. – Что мне нужно еще предсказать, чтобы ты поверила?

Мицуко отстранилась, чтоб посмотреть мне в глаза.

– Как и почему? – спросила она.

– Для тебя это важно? – уточняю я. – Просто помни, что я знаю больше, чем другие. Я ведь Рюджин, не так ли?

– Просто признайся, что ты злишься на меня из-за того, что я дурачу народ, создавая религию, – проворчала Мицуко. – Ты просто слишком мягкосердечен. Так нужно.

– Возможно. И я не считаю, что это плохо. Вообще, я боюсь, – криво улыбаюсь своим же словам. – Я помню, что происходило во время Мировой войны. И я боюсь снова оказаться в такой же мясорубке, но уже в первых рядах. Там не выжил ни Хаширама, ни Тобирама. Ни один из Каге первого и второго поколений всех деревень, кроме Суны.

– У тебя много техник, позволяющих выжить в самых сложных ситуациях. Сбрасывание кожи даже лучше Идзанаги.

– Да, конечно…

Сама смерть, конечно, ерунда. Но сколько всего я тогда не смогу совершить. У меня же такие шансы стать героем, спасителем мира! Это так тешит самолюбие. Да и… Чувство справедливости тоже не дает покоя, если честно.

– Я дома! – донеслось до моих ушей из прихожей. – О! Простите, я не вовремя, да?

Юки вернулась. И теперь смотрит на нас, обнимающихся на диване, изумленно и неловко.

– Нет, наоборот, ты где задерживаешься? – лучшая защита – это нападение. – Сегодня я был в Академии. Занятия из-за экзаменов и создания групп генинов сократились. А ты пропадаешь весь день, не предупредив даже никого.

– Простите, господин, – согнулась в поклоне Сора. – Я была на полигоне.

– Я знаю, где ты была. Я говорю, что нужно предупредить, если задерживаешься, – смягчил тон я. – Снова техники не получаются?

– Да, Орочимару-сама, – вздохнув, признала девочка.

– Иди сюда, – приказал я, похлопав по свободной части дивана. – Ты же хотела использовать техники Стихии Льда?

– Да, – печально призналась Сора, плюхаясь рядом со мной.

– А ты знаешь, какие печати нужно использовать?

– Я не помню! Меня этому не успели научить.

– На самом деле, чтобы просто высвободить лед с твоим кеккей генкай даже печати не нужны, – поучительно сказал я. – Мне, например, для змеиных техник они не нужны. Но для улучшенного генома, соединяющего две стихии, характерна печать Змеи. Например, для Мокутона. Попробуй. В одной руке Вода, во второй Ветер, – говорю, сцепив руки в замок, – переплетаясь, получается Хьетон.

– Я пробовала все печати, не сильно помогает, – недовольно пробормотала Сора, для наглядности показывая результаты своих тренировок.

Ее руки неловко сплетались в печати, чакра неохотно приходила в движение и… Ну, воду создать у нее получилось. Уже хорошо.

– Тогда давай попробуем другие печати, которые используются реже. Вот эту, например, я использую для создания печати на своем плече, – я сложил руки в печать, напоминающую Тигр, но с переплетенными пальцами. – Попробуй.

– Тигр обычно используется в техниках Стихии Огня, – с сомнением сказала Сора.

– Просто попробуй, – усмехаюсь в ответ. – Огонь или Лед. Большая ли разница?

Юки послушно сложила руки в печать, на что ей потребовалось несколько секунд. Да, ей еще тренироваться и тренироваться. Хорошо, что хоть желание есть. Хотя страх перед жизнью шиноби она так и не переборола.

Нахмурившись, девочка выпустила чакру. Несколько секунд ничего не происходило. Но потом в воздухе засверкали мелкие снежинки, медленно падающие на пол.

– Как?! – восхищенно воскликнула девочка. – Всего небольшое изменение печати и результат появился?! Откуда вы знали, что эта печать сработает, господин?

– Просто знаю, – пожимаю плечами. – Но на будущее. Прежде, чем пробовать баловаться с печатями, доведи свой контроль чакры до ума. Уж этому-то в Академии учат достаточно хорошо.

Девочка слушала меня вполуха, восхищенно наблюдая за сыплющимися с ее рук кристалликами льда. Вздохнув, потрепал Сору за щеку, возвращая к реальности.

– Простите, Орочимару-сама! Да, контроль! Я помню, помню.

– Ты тратишь слишком много чакры на обычное создание льда. Давай начнем с более простых задач. Ты уже умеешь ходить по деревьям?

– Ну, да.

– А по воде?

– Немного.

– Хм, а можешь закрутить чакру в руке?

Показывать примеры тренировок по контролю чакры оказалось очень увлекательно, учитывая, что у меня с этим самым контролем сейчас определенные проблемы. Зато и сам немного потренировался. А то с самого утра всякой ерундой занимался.

– Я впервые видела, как ты учишь кого-то, – задумчиво произнесла Мицуко, когда Сора убежала на кухню, вымотанная расходом чакры.

– Разве?

– Ага. И, знаешь, вот если Мито видела то же самое, то я знаю, что она хотела от тебя, рассказывая про Кушину.

– И что же?

– Чтобы ты сам стал Хокаге!