Текст книги "Моя жизнь - каратэ. Книга 1"
Автор книги: Хацуо Рояма
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
"Каратэ – это красиво" – вот, что я чувствовал в то время.
Я несколько охладел к монотонным занятиям базовой техникой, и меня как-то по-особому стал интересовать поединок. Мое внимание привлекала красота и легкость применения техники в поединке при нападении и защите, которые демонстрировали старшие ученики. От того как сплетаются мои руки с руками партнера я получал просто эстетическое наслаждение. В то время для меня поединок была сама грациозность.
В день, когда нужно было идти на тренировку, ни о каких занятиях в школе я и думать не мог, я был полностью погружен в мысли о моделях атак, а если оставалось время, то с головой уходил в усовершенствование спарринга. Затем я шел в зал и, если хоть раз в поединке со старшим мой удар проходил, я чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Даже после того, как заканчивалась тренировка, я ловил кого-нибудь из моих товарищей – белых поясов и предлагал ему немного поработать в паре. Это было прекрасное время.
Сначала, хоть мне и было тяжело, но, кажется, наставники все же щадили меня, как новичка. Постепенно я начал понимать тяжесть тренировок, казавшихся мне недавно даже приятными.
Кумитэ дьявола
Не прошло и полгода, как все изменилось. Обычно в спарринге я совершенно не обращал внимания на атаки партнера и поступал как Файтинг Харада, нанося противнику град ударов. Тогда я еще не понимал, что старшие, глядя на мое поведение, просто воздерживались от замечаний, а я становился все более самоуверенным.
Как-то раз Окада предложил мне поработать в паре. Тогда у него был третий дан, и я, естественно, смотрел на него, как на бога. Получив приглашение от такого мастера, я с радостью вышел вперед.
Время спарринга три минуты. Я, как обычно, вошел в ближний бой и начал наносить град ударов. Все эти три минуты Окада легонько их блокировал. Прошли три минуты, я поклонился и только было собрался вернуться на место, как он сказал: "Ну, что, еще три минутки?" Хоть я и запыхался, но еще три минуты выдержать мог и снова вышел вперед.
Перед вторым "раундом" Окада поплевал на руки, хлопнул в ладоши и сказал: "Ну, я пошел!". Следующие три минуты я летал из угла в угол по всему залу. Я был избит, меня мотало от усталости, и я почувствовал страх, поединок был просто опасен для жизни. Это уже не было развлечением, как в те первые три минуты. Наконец, время спарринга подошло к концу, но я рано обрадовался, Окада заставил меня продолжать бой еще три минуты. Для меня этот поединок стал переломным моментом, я до глубины души осознал всю опасность боя.
До этого я даже в самые торжественные моменты в зале часто шутил с такими же белыми поясами, как я, во время тренировки часто посмеивался, и сейчас эта моя беспечность дала о себе знать. После этого случая я стал уже по-другому смотреть на моих учителей и впервые почувствовал всю серьезность занятий.
Палец, сломанный под острым углом
Раньше, как только наступало время поединков, я постоянно пытался сесть в самый первый ряд, чтобы хоть на немного продлить время спарринга. Но после этого случая я чаще садился в самом отдаленном углу зала и просто тихо смотрел. Через некоторое время я, можно сказать, вообще всей душой возненавидел спарринг, и причиной тому стал вот какой случай.
В воскресенье после окончания утренней тренировки я пообедал и продолжил тренироваться сам. Обливаясь потом, я работал со штангой. Вдруг в зал вошел не очень крупного телосложения парень, одетый в школьную форму и начал смотреть, как я тренируюсь. Взгляд у него был пронизывающим, я чувствовал это на себе, но не подавал вида и продолжал поднимать штангу. Спустя некоторое время он мне сказал: "Может немного поспаррингуем". Это был эдакий благопристойный додзёябури.
Судя по внешнему виду, он был не очень силен, и я решил согласиться на его предложение. Скорее всего, он то же самое подумал и обо мне. Уверенности в своей технике у меня не было, но я глубоко верил в силу Ояма-каратэ. Мне предстояло впервые встретиться с другой школой и от волнения у меня сердце чуть не выскакивало из груди.
Он быстро переоделся в форму, которую принес с собой, и предложил начать поединок. На нем был белый пояс. Мне переодеваться было незачем, и мы тут же вступили в бой. Может потому, что он был немного выше меня, он стал в низкую стойку сико-дачи. Завязался отчаянный поединок. Вернее его уже нельзя было назвать поединком, скорее, это была драка.
Прошло минут пятнадцать, мы оба выбились из сил, но прекращать бой я не собирался, был упрям и не мог так запросто предложить закончить поединок.
Похоже, он почувствовал это, и у него взыграло самолюбие. У меня текла кровь из носа, а у моего партнера изо рта. Я попал ему в голову ударом атамадзуки. Дыхания у меня уже не хватало, и я, собрав последние силы, нанес удар ногой. К несчастью, он сблокировал мой удар растопыренными пальцами. Вот тогда все и случилось. Он издал дикий крик, схватился за руку и, скорчившись, повалился на пол. Когда я присмотрелся, то увидел, что его указательный палец был сломан под острым углом, кость пронзила мясо и торчала наружу. Такое зрелище я увидел впервые, побледнев от испуга и внезапного осознания ответственности, тут же схватил его, и мы побежали в больницу. Там нам сказали, что это тяжелая травма, лечение которой займет два-три месяца.
После происшествия страх перед поединком принял небывалые размеры. Странно, но я заметил, что такое чувство было не только у меня, но и у остальных тренирующихся. Бывали случаи, когда во время поединка у некоторых учеников намокали трусы. И практически все, когда подходило время спаррингов, бледнели и становились какими-то неуклюжими. Нечего и говорить, что многие просто не выдерживали даже обычной тренировки и бросали занятия. А некоторые, желающие поступить в школ, даже после первой тренировки больше в зале не появлялись. Конечно, в такой обстановке считалось чрезвычайно почетным выдержать жестокие тренировки и с белого пояса сдать на зеленый. Я слышал, что зеленый пояс в школе Оямы соответствует черному поясу любой другой школы и совершенно с этим согласен, так как знаю всю суровость наших тренировок. И в самом деле, практически всех, кто приходил к нам себя проверить (додзё-ябури), мог запросто уложить любой из наших зеленых поясов. Совершенно очевидно, что суровость занятий отражается на силе и характере тренирующегося.
СТРЕМЛЕНИЕ К ЧЕРНОМУ ПОЯСУ
Под гнетом зеленого пояса
Прошло ровно полгода со дня моего поступления в учени-чество. Пришла пора сдачи весенних экзаменов на пояса. Тогда в школе Оямы экзамены проводились два раза в год: весной и осенью. Я и подумать не мог, что на этих экзаменах мне придется сдавать на зеленый пояс – четвертый кю. Ведь обычно, для того чтобы сдать на четвертый кю, требовалось прозаниматься не менее года. Но вышло так, что я как бы уложился в половину срока. Думаю, что здесь не обошлось без Оямы, который, вероятно, хотел проверить, на что я способен. И настоящие мучения начались именно с этого момента.
Я понимал, что повязал себе зеленый пояс, который еще не заслужил. (В то время существовало лишь три степени градации – зеленый пояс, коричневый и черный.) И этот зеленый пояс лег на меня, немощного, слабосильного мальчишку тяжким бременем.
Рост тогда у меня был 160 сантиметров, а вес всего 55 килограммов. Я даже не мог поднять 45-килограммовой штанги.
Пока я был обычным белым поясом, мог, спрятавшись где-нибудь в углу зала, кое-как переждать время поединков. Но после того, как я повязал зеленый пояс, куда девалась снисходительность моих наставников – черных и коричневых поясов! Меня силой вытаскивали на середину зала и заставляли работать в паре. При этом мне "наступали на пятки" белые пояса.
Тогда в зале Оямы начали практиковать следующую форму ведения поединков: сперва черные пояса спаррин-говали с коричневыми и зелеными, затем коричневые с зелеными и белыми, а уж потом зеленые с белыми. Так как у меня был зеленый пояс, мне доставалось не только от черных и коричневых поясов, но еще и белые давили на меня снизу. Положение было очень тяжелым.
В большинстве своем белые пояса были старше меня, да и занимались дольше. Кроме того, практически все они были крупнее меня, да и к тренировкам относились значительно серьезнее. Они очень хорошо знали, что такое страх, и в спарринге, сломя голову бросались на противника, только бы самому не пострадать. Почти всегда, приходя в зал, я видел кровь.
Тренировки, которые с этого момента, казалось, должны были пойти легче, напротив, становились все мучительнее и труднее. Мне стало неприятно даже приходить в зал. И я продолжал ходить лишь потому, что хотел выполнить свое обещание. Ведь я поклялся ни разу не пропустить тренировку.
Когда я просыпался и вдруг вспоминал, что сегодня нужно идти в зал, у меня тут же падало настроение. Ворота школы мне казались воротами ада, и в каждом наставнике я видел черта, или дьявола. У меня нет слов, чтобы вьфазить чувство радости и облегчения, наступавшее после окончания тренировки. Конечно, сейчас я вспоминаю это с улыбкой, но тогда мне было не до смеха. Каждый раз после тренировки я думал: "Слава богу, сегодня обошлось".
Я постоянно искал способа избежать поединков. Как-то в один из дней перед тренировкой я все-таки решил пойти в ближайшую аптеку, купить там бинт и перемотать себе руку. По дороге к залу был парк. Там-то я и осуществил свой замысел, старательно перемотав себе руку, на которой не было и царапинки. Придя в зал, я изо всех сил пытался обратить внимание наставника на мою руку, мимикой и жестами стараясь показать, как мне больно. Но, к сожалению, номер не удался и бессердечный наставник все же заставил меня стать в спарринг. Со словами: "Если у тебя одна рука не работает, то надо работать другой", – он без снисхождения начал меня колотить. Чего я только не придумывал, чтобы избежать боев, и по иронии судьбы действительно получил травму.
Предчувствие несчастья
Однажды, когда нужно было собираться на тренировку, я, как обычно, колебался идти мне на занятия или нет. Даже по дороге в зал, когда я сел в электричку, мое сердце вдруг сильно забилось, какое-то шестое чувство подсказывало, что сегодня лучше остаться дома, и я чуть было не вернулся с полпути. Но, выйдя на станции Икэ-букуро, я все же окончательно решил пойти в зал. При этом меня никак не покидало какое-то неприятное чувство.
И даже, когда тренировка началась, я никак не мог сосредоточиться. Начались поединки. Меня заставили выйти. Моим партнером был старший ученик с коричневым поясом. Я предполагал отделаться тремя минутами, и сам в бой не лез. Продолжая отходить, к несчастью, я оказался в углу. Дальше отступать было некуда, и только я собрался сказать: "Маиримасита" (сдаюсь), как в тот же миг получил такой удар ногой в бок, что у меня неожиданно вырвался стон, и я до конца тренировки пролежал на боку. Тогда мне кое-как удалось добраться до дома, но от боли я так всю ночь и не спал. На следующий день я пошел в больницу и показался врачу. Он поставил диагноз – перелом ребра.
Услышав это, в душе я очень обрадовался. Ведь теперь я смогу долго не принимать участия в поединках.
Хоть бок у меня и болел, но я все же продолжал ходить в зал. Я готов был терпеть любую боль, только бы не стоять в спарринге. И даже наставник, не обративший внимания на мою якобы раненую руку, оставил меня в покое, узнав, что у меня сломано ребро. Так, на некоторое время я был избавлен от поединков.
Дух «ОС»
Даже после перелома ребра я продолжал ходить в зал и тренировки не пропускал. Я не мог нарушить свою клятву: "За год не пропустить ни одного занятия".
Но через месяц – другой меня снова начали ставить в поединки. Старшие ученики, которые раньше меня не трогали, теперь совершенно забыли о моей травме. Каждый день я пытался избежать мучений, но теперь это уже была борьба с самим собой, с собственным страхом.
Этим тяжелым дням, казалось, не будет конца, но несмотря на то, что мне было очень тяжело, я продолжал ходить в зал и, что самое удивительное, стал бояться все меньше и понемногу воспрянул духом. Раньше, оказываясь перед трудностями, я старался их избежать, но сейчас это чувство исчезло окончательно. В то время я буквально кипел энергией. Вот тогда впервые я и познал дух "ОС". Смысл был в том, чтобы встречать трудности лицом к лицу и затем их преодолевать. Все это я познал на практике в процессе тренировок.
Не скрою, бывали моменты, когда я приходил в отчаяние, но тогда я думал – ладно, пусть калечат, мне уже все равно, – и так преодолевая себя, продолжал ходить в зал. Несомненно, это было гораздо лучше, чем бросить тренировки. Я старался изо всех сил и незаметно для себя самого воспитал дух и в то же время отработал до совершенства все приемы.
Преодоление слабости
В то время я с головой ушел в тренировки, решив особое внимание уделить накачке физической силы. Учитель Ояма говорил: "Вам необходимо набирать силу, много ешьте и накапливайте мышечную массу". Эти слова и на меня оказали влияние. Наставники часто говорили мне: "У тебя нет силы, надо ее набирать". И они были правы, так как я действительно был слаб физически и поэтому поединки давались мне очень тяжело.
Даже хорошо отработанные комбинации не оказывали на моего противника никакого действия. Я считал, что и боевая стойка, и атаки, и ката у меня уже получались хорошо, но разве можно в каратэ назвать атакой комбинацию, которая не сбивает противника с ног, а блокирование атаки партнера – блокированием, когда сам улетаешь вместе с блоком!
Я не могу не согласиться с утверждением, что в каратэ существует два важных момента. Первый – наличие мощи, которая может одним махом снести противника, и второй – крепкое тело, способное выдержать любой удар. Я попытался решить эту проблему наращиванием физической силы. Во-первых, старался есть как можно больше, а потом вообще решил запихивать б себя еду через силу. Во-вторых, после окончания тренировки переходил к упражнениям со штангой и отжиманию от пола. Я напряженно работал, накапливая физическую силу. И это дало результат. Я возмужал, да и силы значительно прибавилось. Это было здорово. Я уже без труда мог поднимать 45-килограммовую штангу, что раньше мне казалось невозможным, и от пола легко отжимался.
Под постоянным давлением черных поясов, с одной стороны, и белых – с другой, я кое-как освоил технику в спарринге. Конечно, очень многому научился от старших, но самая большая ценность состояла в том, что я, работая в реальных боях, на себе прочувствовал суть техники, и мое тело ее запомнило.
Это придало мне уверенности, и я уже по-другому стал смотреть на поединок, который так не любил раньше. Я перевалил через огромную стену. От беспокойства о физических недостатках, которое меня охватывало до этого времени, не осталось и следа. К тому же, я достиг поставленной цели и в течение года не пропустил ни одной тренировки. Это подняло меня в собственных глазах.
Из старого зала в «Штаб-квартиру» Кёкусинкай
Путь был извилист и полон трудностей: зеленый пояс, потом коричневый и, наконец, я смог повязать себе долгожданный черный пояс. Это случилось весной. Мне было 19 лет. Шел четвертый год моего обучения в школе Оямы. Само собой разумеется, что черный пояс мог получить лишь человек, прошедший через все тяжкие испытания, одержавший победу не в одной сотне тяжелых боев. Я не преувеличу, если скажу, что черный пояс может получить лишь настоящий боец. Так я открыл первую страницу блестящей, сияющей радостью жизни.
Через некоторое время школа переехала из однокомнатной квартиры на заднем дворе университета Риккё в нынешнюю штаб-квартиру (Хомбу), название тоже изменилось. Теперь Ояжа-додзё называлось Кёкусин-кайкан. Этот момент стал переходным периодом для Кёкусин-ка-ратэ. Тогда из обычной районной школы каратэ оно сделало стремительный скачок к всемирно известному Кёкусинкай. Именно с этого момента начали происходить большие изменения и в приемах. Правильнее будет сказать, они стали более разнообразными.
В период занятий в старом зале учитель Куродзаки и два наших наставника – Накамура и Фудзихира – ездили на Таиланд и проводили там открытые бои: каратэ против таиландского бокса. В связи с этим в школе получил широкое распространение круговой удар ногой мава-сигэри в голову, да и в поединках стали больше работать ногами. До этого техника в спарринге была довольно скудной, в основном использовались прямой удар ногой маэгэри и кулаком сэйкэн-дзуки, а ногами вообще практически не работали. (Сейчас удары ногами стали значительно разнообразнее.) Но вместе с тем в простоте есть свое преимущество и, мне кажется, что тогда у каждого был свой отработанный до совершенства прием. Конечно, трудно решить, какой из этих двух вариантов лучше. Об этом можно судить лишь по своему личному опыту.
Но вернемся к нашему рассказу. Переезд из Ояма-додзё в штаб-квартиру Кёкусинкай принес с собой большие перемены. Вероятно, причиной тому были и зов времени, и выход Кёкусин-каратэ на мировую арену. Самыми большими переменами стали полная укомплектовка отделений внутри страны и отправка за границу большей части руководящего состава Кёкусинкай во главе с двумя учителями Ояма Сигеру и Ояма Ясухико, которые до этого времени руководили штаб-квартирой. Вместе с тем в Японию один за другим начали приезжать такие ветераны спорта, как Ян Блюминг, Калленбах, Люк Холандер, Жан Гарбис и др.
Стали активно развиваться международные контакты, да и сама федерация Кёкусинкай стала значительно больше.
Уже прошел год, как я закончил школу. Но у меня было непреодолимое желание дальше продвигаться по пути каратэ, поэтому я начал работать в Кёкусинкай в качестве постоянного инструктора. После отъезда учителей Ояма Сигэру и Ояма Ясухико в Америку, руководство приняли на себя Огура Сёичиро, выпускник университета Такусёку и я.
Я прошел первый круг испытаний и можно сказать уже был полностью подготовлен как духовно, так и физически. За это время я возмужал, мой рост стал 170 сантиметров, а вес 65 килограммов. Сейчас крупных ребят в зале довольно много, но в то время я значительно отличался от среднего уровня. К тому же, может быть, по молодости лет, я стал чрезвычайно самоуверенным и мне уже казалось, что того страха, который я до сих пор испытывал, и вовсе не было. В 19 лет весной я получил первый дан и осенью того же года сдал на второй.
Я был инструктором. Мне доверили обучать людей. От этого моя уверенность в себе переросла в зазнайство. Однако вряд ли кто-нибудь мог меня упрекнуть, ведь мне было всего 19 лет, а я уже получил второй дан, да еще к тому же и должность инструктора. Более того, все наши учителя, которые так сурово нас воспитывали, разъехались кто куда. Учителя Ояма Сигэру и Ояма Ясухико отправились преподавать в Америку, другие же разъехались по отделениям внутри страны и как-то так получилось, что у руля штаб-квартиры остались только мы вдвоем.
Сомнення и непреодолимые преграды
Засилье гигантов из Голландии
В то время, с кем бы мне ни пришлось стать в спарринг, я четко знал, что не проиграю. Я был во власти глупых иллюзий. Мне казалось, что я самый сильный. Однако мое зазнайство продолжалось недолго.
Я даже представить себе не мог, что меня, инструктора штаб-квартиры, бывшего на седьмом небе от счастья и самодовольства, в дальнейшем ждут настоящие испытания; что до основания разрушатся и моя абсолютная самоуверенность в своем мастерстве, и мои понятия о каратэ; что возникнут большие проблемы, решение которых потом серьезно повлияет на мое понимание пути самосовершенствования. Ирония судьбы!
Было воскресенье. Закончилась утренняя тренировка. Осеннее ласковое солнце проникало через окна второго этажа. Я сидел и грелся в его теплых лучах. Минул полдень. Вдруг я услышал: "Сэмпай, фри файтинг прошу Вас, пожалуйста, ко мне".
"Ну вот!..", – подумал я, и дрожь пробежала по всему моему телу. Передо мной стоял огромный иностранец. Это был Калленбах, приехавший на обучение к нам в школу из Голландии. Я знал, что когда-нибудь этот момент наступит и мне придется сойтись с ним в поединке.
Тогда в зал штаб-квартиры один за другим ломились иностранцы из разных концов мира. Не успели мы еще отдохнуть после отъезда ветеранов, голландца Люка Хо-ландера и новозеландца Жана Гарбиса, как к нам тут же приехали Калленбах и Гременштаин, тоже из Голландии.
Гременштаин был сам по себе очень добрым и искренним, таких людей даже в Японии редко встретишь. Но в поединке – это был дикий кабан, бросавшийся в атаку сломя голову. При этом он хорошо пользовался всеми своими 115 килограммами. С ним было очень сложно справиться. Однако в то время я уже был полностью сформирован как духовно, так и физически, и абсолютно уверен, что победить меня никто не сможет. Эту уверенность мне давало ощущение скорости и силы в моих коронных ударах мавасигэри в голову и кинтэкигэри1. Гременшта-ин тоже стал жертвой моего мавасигэри. Он так шлепнулся на пол, что пыль поднялась столбом.
Но Калленбах – это было другое дело. У него был тоже черный пояс, к тому же мы оба были тщеславными и, понятно, не могли драться на глазах у всех. Поэтому я не очень беспокоился и решил, – ладно, будь, что будет, при случае поспаррингуем. Тогда Калленбах имел третий дан, т. е. был на одну ступень выше, чем я. К тому же его стаж в каратэ был значительно больше моего. Он был крупным, имел 105 килограммов веса, кроме того, у него был то ли третий, то ли четвертый дан по дзюдо. Это был самый лучший ученик Яна Блюминга. Он очень любил поединок. Поговаривали, что даже его учитель Блюминг предпочитал с ним не спарринговать.
Калленбах собрал в себе все национальные черты характера голландца. Территория Голландии находится ниже уровня моря и окружена дамбами. Понятно, что голландцы, живущие в столь невыгодных географических условиях, имеют самолюбие значительно большее, чем у какой-либо другой нации, так как им постоянно приходится всеми силами защищать свою страну. Они честны и мужественны. Они сильны тем, что неуклонно идут к цели и верят лишь только тому, что испытали на себе. Все они крупного телосложения, да и боевые искусства у них в почете, все знают, что японские спортсмены дзюдо уступают голландским.
В этот день, утром, ко мне подошел Огура, который был таким же инструктором, как я, и сказал: "Рояма, будь поосторожнее с этим голландцем Калленбахом. Он мне вчера предложил провести с ним поединок, так я еле жив остался". После чего он немного рассказал о технике Калленбаха. По словам Огуры, Калленбах обладал скоростью, никак не соответствующей размерам его тела, к тому же, очень рыхлого. В общем, подступиться к нему было практически невозможно. Огура сказал, что Калленбах приехал в Японию, чтобы провести спарринги со всеми черными поясами. И действительно, после приезда к нам в школу он подходил к каждому и предлагал поединок.
Тогда я был в полной форме и уверенности у меня было, хоть отбавляй. Я уже и сам подумывал: "Может мне первому предложить ему поспарринговать". Но этот рассказ меня несколько озадачил, я даже не мог скрыть своего беспокойства. И вдруг совершенно неожиданно для меня он сам предложил поединок. Но, в общем, я уже был к этому готов и тут же согласился.
В зале на втором этаже утренняя тренировка уже' закончилась, но человек десять бойцов еще продолжали тренироваться самостоятельно. Они не обращали на нас внимания. Я подумал – не стоит им мешать – и решил провести спарринг в зале на первом этаже. Вероятно, это "не стоит им мешать" неплохо звучит, но тогда у меня в голове промелькнула мысль, а вдруг я инструктор, купающийся в лучах славы, предстану перед всеми в неприглядном виде. Скорее всего, поэтому я и выбрал зал на первом этаже. Итак, мы спустились на первый этаж, заперли дверь и остались один на один.
Бой с Калленбахом
С первого взгляда уже было понятно, что сейчас начнется смертельная схватка и ограничений по времени не будет. С момента моего поступления в Кёкусинкай прошло четыре года. Я был вышколен многочисленными наставниками и учителями и прошел через многие испытания, имел непоколебимую уверенность в своих силах и закаленный дух. Но настоящие испытания должны были начаться именно сейчас. С этого момента наступала новая фаза для воина, посвятившего всю жизнь каратэ.
То, что я сейчас собой представляю, – результат того поединка. Он глубоко врезался в мою память. Вероятно, эти воспоминания останутся со мной на всю жизнь, пока я буду заниматься каратэ.
Итак, оставшись вдвоем, мы поклонились алтарю в углу зала и стали в стойки. Как я уже говорил раньше, моим коньком были левый и правый мавасигэри в голову и удар в пах (кинтэкигэри). Но как только мы приняли исходную позицию, мне стало не по себе. У Калленбаха рост был 190 сантиметров, он и так выглядел больше обычных людей, а в форме он вообще казался великаном, головой касающимся туч. Что тут говорить об ударе ногой в голову! Да если бы я и подпрыгнул, то не смог бы даже рукой достать до его лица. К тому же паховая область была крепко-накрепко закрыта толстыми ляжками. Я тогда подумал, что по сравнению с ним выгляжу цикадой, сидящей на огромном дереве.
Начался спарринг. Минут через пять, десять с меня уже градом катил пот. Холодный пот. Тогда я впервые узнал, что это такое.
Калленбах, прикрывая лицо и пах, подходил все ближе и ближе. Я потихоньку отступал назад и вскоре оказался прижатым к стене зала. И тут я понял, что дальше отступать некуда. Я решил атаковать. Это был отчаянный шаг. В такой ситуации уже было понятно, что моя атака не окажет на моего противника никакого действия. Ни удары ногами, ни удары руками не давали эффекта. Более того, он постоянно наносил мне удары ногой из кокуцу-дачи, от которых я далеко отлетал назад. Его обе руки постоянно работали, нанося прямые удары сэйкэн-дзуки, эти движения были похожи на работу поршней огромной машины.
Скорость его движений действительно была несоизмерима с размерами его тела. Я для него был просто мешком с песком. С каждой его атакой мне все труднее становилось дышать. Я уже не мог стоять на ногах.
Я перестал что-либо соображать и впал в отчаяние. Моя техника не давала никакого эффекта. Тогда я нагнул голову и отчаянно бросился на него. Мы начали бороться. Но я не учел одного, мой противник имел то ли третий, то ли четвертый дан по дзюдо. Он легонько подцепил меня за ногу, я взлетел, как пушинка и, описав в воздухе круг, шлепнулся на пол, а Калленбах перешел на борьбу в партере. На меня сверху упала туша весом более 100 килограммов. Я просто ерзал под ним и мне больше ничего не оставалось, как сказать: "Маитта" – сдаюсь.
Так повторялось несколько раз. За это время я сдавался раза три или четыре, уже совершенно не чувствовал своего тела и чуть ли не терял сознания. От этих падений у меня так перехватывало дыхание, что я чуть не задыхался. Тело стало совсем чужим, я оказался в совершенно безвыходном положении. Куда делась моя уверенность обладателя второго дана по Кёкусин-каратэ и тщеславие инструктора штаб-квартиры. С каждым падением на пол и самоуверенность, и тщеславие, кружась, падали на пол вместе с пылью.
Однако, к моему удивлению, через некоторое время это меня совершенно перестало беспокоить. Я стал ко всему безразличен. Даже страх смерти покинул меня. И именно в этот момент раздался голос кого-то из служащих Кёкусинкай: "Рояма-сан, Вас зовет к себе Учитель Ояма". На этом наша борьба закончилась. Я уже не помню, по какому поводу меня вызвал к себе Учитель. Вернее не "не помню", а просто после боя с Калленбахом у меня голова совершенно не работала, и я абсолютно не понимал, что мне говорит Учитель.
Слезы позора
После разговора с Оямой я немного пришел в себя, и тогда у меня сами собой потекли слезы. Это были слезы позора и слезы от чувства поражения, слезы от полного разочарования в себе. Силы покинули меня, я не мог даже стоять на ногах. Мое сознание было затуманено, я совершенно не понимал, где я и что со мной происходит. В моей голове, как в калейдоскопе, просто что-то вращалось и вращалось.
После поступления в Кёкусинкай я прошел через разные испытания, отточил технику, закалил дух. Я был совершенно уверен в себе. Но этот бой до основания разрушил и мои понятия о каратэ, и мою абсолютную уверенность в себе. Все это в один миг стало лопаться, как мыльные пузыри – бах, бах, бах…
После этого случая перед глазами у меня стала черная стена. Мне уже ничего не хотелось. Я даже не мог есть. Каждый раз, когда я вспоминал об этом бое, по моему телу пробегала дрожь. Чем больше об этом думал, тем хуже мне становилось. Я совершенно потерял интерес к жизни, я просто проваливался и проваливался в бездонную пропасть. Тогда я много раз думал, что с этим горем не может сравниться даже несчастная любовь.
В таком состоянии я находился примерно месяц. Но что удивительно, время уносит все. Боль моя начала потихоньку проходить, и я немного воспрял духом. В один из таких дней я решил полностью пересмотреть внутреннее состояние и то, как я до этого занимался. Но чем больше я анализировал, тем меньше понимал. Мне стало казаться, что весь мой путь, пройденный до этого, был одной большой ошибкой. Вот тогда-то и встал вопрос: "Так, все-таки, что же такое каратэ?"
Заключение
Я изучаю каратэ вот уже 18 лет. Сейчас я понимаю, как долог был этот путь тяжелых испытаний, но вместе с тем, мне кажется, что это время пролетело как один миг. Чем же я занимался все эти 18 лет? Я стремился к силе. Меня влекла сила. Это был долгий процесс поисков истинной силы и попыток ее осознания. И все эти долгие годы, все эти 18 лет были направлены только на это, и все вытекает отсюда.
Я не намерен в этой книге излагать теорию жизни. Я просто хочу сказать о том, что даже небольшой человек все же может одним ударом убить крупного мужчину, в несколько раз больше его самого; о том, что с годами можно достичь мастерства и продолжать совершенствоваться дальше. В этом и состоит очарование каратэ, нет, не каратэ, а Будо – пути воина. До конца посвятить себя учению. Конечно, процесс постижения пути весьма труден. Идущему этим путем может даже придется претерпеть такие испытания, что и представить себе нельзя. Однако учение само по себе – это не только страдания, важно в нем найти удовольствие, мечту, надежду, и продолжать, продолжать. Для этого нужно иметь конкретную цель, искать и верить.
Я думаю, что любой человек начинает учиться, потому что ему это нравится. Вероятно, существуют люди, которые начинают и по другой причине. Но так или иначе, одного интереса и любопытства недостаточно для того, что бы продолжать. Можно прозаниматься два или три года, а потом бросить, и в результате ничего не останется. Мотивы становления на этот путь могут быть разными, но самое главное – это твердо верить в себя, и все усилия направлять на достижение цели.