Текст книги "Как устроена экономика"
Автор книги: Ха-Джун Чанг
Жанры:
О бизнесе популярно
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
К середине 1990-х годов неолиберализм распространился по всему земному шару. Большинство стран старого социалистического лагеря были поглощены капиталистической мировой экономикой либо через быстрые реформы, либо, как в случае с Китаем и Вьетнамом, через постепенное, но последовательное проведение политики открытости и сокращения объема вмешательства государства в экономику. К этому времени в большинстве развивающихся стран наблюдался прогресс в отношении открытости рынков и либерализации. Чаще всего он происходил быстро вследствие навязанных извне программ структурного развития, но в некоторых государствах, например в Индии, этот процесс развивался постепенно за счет добровольных политических изменений.
В этот период были подписаны несколько важных международных соглашений, что ознаменовало начало новой эпохи глобальной интеграции. В 1994 году Канада, США и Мексика заключили соглашение НАФТА (Североамериканское соглашение о свободной торговле) – первый крупный договор о свободной торговле с участием развитых и развивающихся стран. В 1995 году был проведен Уругвайский раунд переговоров в рамках ГАТТ, который привел к расширению последнего в ВТО (Всемирную торговую организацию). Последняя охватывает очень многие области (например, права на интеллектуальную собственность, такую как патенты и товарные знаки, а также торговлю услугами) и имеет больше полномочий, чем было у ГАТТ. Экономическая интеграция в ЕС продвинулась дальше с завершением проекта «Единого рынка» (с так называемыми четырьмя свободами перемещения: продуктов, услуг, людей и денег) в 1993 году, с присоединением к Союзу в 1995 году Швеции, Финляндии и Австрии[40]40
Сохраняя нейтралитет во время холодной войны, эти страны держались на расстоянии от ЕС, несмотря на то что территориально они находятся в Западной Европе.
[Закрыть]. В результате была создана международная система, гораздо более приспособленная к свободной (хоть и не полностью) торговле.
Примерно в это же время идея глобализации стала определяющей концепцией времени. Конечно, международная экономическая интеграция длилась с XVI века, но, согласно последней интерпретации глобализации, данный процесс перешел на совершенно новый этап. Это случилось благодаря технологическим революциям в коммуникациях (интернет) и в транспортной сфере (авиация, контейнерные перевозки), которые привели к «смерти расстояния». По словам сторонников глобализации, теперь у государств не было другого выхода, кроме как принять новую реальность и полностью открыться для международной торговли и инвестиций, одновременно проводя либерализацию своей внутренней экономики. Над теми, кто сопротивлялся этой неизбежности, насмехались, называя их «современными луддитами», мечтающими возвратить давно ушедшие времена и повернуть вспять технический прогресс (см. выше). Названия книг The Borderless World («Мир без границ»), «Плоский мир»[41]41
Фридман Т. Плоский мир. Краткая история XXI века. М.: АСТ, 2014.
[Закрыть] и One World, Ready or Not («Единый мир, готовы мы к нему или нет») хорошо характеризуют суть этого нового дискурса.
Эйфория конца 1980-х – начала 1990-х продлилась недолго. Первым признаком того, что не все в порядке с «дивным новым миром», был финансовый кризис 1995 года в Мексике. Слишком много людей вложили инвестиции в мексиканские финансовые активы, ожидая, что, полностью приняв политику свободного рынка и подписав НАФТА, это государство продемонстрирует следующее экономическое чудо. Мексику спасли правительства США и Канады (не желавшие краха своего нового партнера по свободной торговле), а также МВФ.
В 1997 году азиатский финансовый кризис принес еще больше потрясений. Ряд доселе успешных азиатских государств, так называемых стран МИТ (Малайзия, Индонезия и Таиланд), а также Южная Корея испытали финансовые трудности. Причиной стал лопнувший пузырь активов (цены на активы поднялись намного выше их реальной стоимости из-за нереалистичных ожиданий).
Несмотря на то что в открытии своих экономик эти страны были более осторожны, чем другие развивающиеся регионы, в конце 1980-х – начале 1990-х годов они слишком радикально открыли свои финансовые рынки. Избавившись от ограничений, их банки начали активно брать кредиты в богатых странах по низким процентным ставкам. В свою очередь, банки развитых государств не видели большого риска в кредитовании стран с многолетними отличными экономическими показателями. Поскольку приток иностранного капитала усиливался, цены на активы пошли вверх, что позволило компаниям и населению азиатских стран занимать еще больше, используя в качестве залога свои теперь уже более ценные активы. Вскоре это привело к беде, поскольку ожидание постоянного роста стоимости активов оправдывало дальнейшие займы и кредитование (звучит знакомо, не правда ли?). Когда впоследствии выяснилось, что цены на активы неустойчивы, деньги были отозваны, из-за чего и случились финансовые кризисы.
Азиатский кризис оставил глубокий шрам на пораженных странах. В экономике, где рост в 5 процентов на душу населения считался рецессией, в 1998 году объем производства сократился на 16 процентов в Индонезии и на 6–7 процентов в других странах. Десятки миллионов человек остались без работы – а ведь в этих странах отсутствие работы означает нищету, учитывая неразвитость системы социального обеспечения.
Пораженным кризисом азиатским странам в обмен на финансовую помощь от МВФ и преуспевающих государств пришлось согласиться на многие изменения в политике, нацеленные на либерализацию их рынков, особенно финансовых. И хотя в итоге экономика этих стран приняла более рыночно ориентированное направление, азиатский кризис – а также бразильский и российский, которые немедленно последовали за ним, – фактически заронили первое семя скептицизма в отношении триумфа свободного рынка в период окончания холодной войны. В то время велись серьезные дискуссии о необходимости реформирования мировой финансовой системы, многие придерживались тех же идей, которые, как мы видели, обсуждались после мирового финансового кризиса 2008 года. Даже главные сторонники глобализации, например обозреватель Financial Times Марин Вулф и экономист и сторонник свободной торговли Джагдиш Бхагвати, стали сомневаться в том, насколько разумно допускать на свой рынок свободные потоки иностранного капитала. Не все оказалось так уж хорошо с новой глобальной экономикой.
Когда эти кризисы удалось преодолеть, разговоры о глобальной финансовой реформе прекратились. В 1999 году США пережили мощный толчок в другом направлении, явившийся в форме отмены знаменитого законодательства Нового курса и закона Гласса – Стиголла 1933 года, структурно разделявшего коммерческие и инвестиционные банки.
Еще один повод для паники случился в 2000 году, когда в США лопнул так называемый пузырь доткомов (интернет-компаний), предпосылкой чему послужил неоправданный рост стоимости акций этих компаний, не имеющих ни малейших перспектив получить хоть какую-нибудь прибыль в обозримом будущем. Паника вскоре отступила, когда вмешалась Федеральная резервная система США и резко снизила процентные ставки, а центральные банки других развитых стран последовали ее примеру.
В первые годы нового тысячелетия стало казаться, что в богатых странах, особенно в США, все идет как по маслу. Рост был надежным, если не сказать превосходным. Казалось, что цены на активы (недвижимость, акции компаний и так далее) продолжат вечно двигаться исключительно вверх. Инфляция оставалась низкой. Экономисты – в том числе Бен Бернанке, председатель Федеральной резервной системы в период с февраля 2006-го по январь 2014 года, – говорили о «великом успокоении», о том, что экономическая наука наконец-то победила цикл «бум – спад» (или движение экономики вверх-вниз в большом диапазоне). Алана Гринспена, председателя Федеральной резервной системы с августа 1987-го по январь 2006 года, глубоко уважали и называли Маэстро (что было увековечено в названии его биографии, написанной Бобом Вудвордом) – этот человек с мастерством алхимика управлял постоянным экономическим бумом, не разжигая инфляции и не навлекая финансовых проблем.
В середине 2000-х годов остальной мир наконец почувствовал последствия «чудесного» роста Китая, происходившего в течение предыдущих двух десятилетий. В 1978 году, в начале экономической реформы, на китайскую экономику приходилось всего 2,5 процента мировой экономики{45}45
В 1978 году Китай выпустил продукцию примерно на 219 миллиардов долларов. В тот год мировой объем производства оценивался около 8549 миллиардов долларов. Рассчитано на основе данных Всемирного банка, приведенных в Докладе о мировом развитии в 1980 году (World Development Report 1980, Washington, DC: World Bank, 1980), pp. 110-11, table 1.
[Закрыть]. Эта страна очень слабо влияла на остальной мир: ее доля в общемировом экспорте продуктов составляла всего лишь 0,8 процента{46}46
Ibid., pp. 124-5, table 8.
[Закрыть]. К 2007 году соответствующие показатели возросли до 6 и 8,7 процента{47}47
В 2007 году ВВП Китая составлял 3280 миллиардов долларов, а мировой ВВП – 54 347 миллиардов долларов, согласно Докладу о мировом развитии 2009 года: World Bank, World Development Report 2009 (New York: Oxford University Press, 2009), pp. 356-7, table 3. Экспорт продуктов из Китая составил 1218 миллиардов долларов, тогда как во всем мире он равнялся 13 899 миллиардов долларов (ibid., pp. 358-9, table 4).
[Закрыть]. Относительно плохо обеспеченный природными ресурсами, с головокружительной скоростью прирастая населением, Китай начал высасывать продукты питания, полезные ископаемые и топливо из остальной части мира, а влияние его растущего веса в мировом масштабе теперь ощущалось все сильнее.
Это дало толчок развитию стран – экспортеров природных ресурсов из Африки и Латинской Америки, позволив им частично отвоевать позиции в мировой экономике, утраченные в 1980–1990-х. Китай тоже стал основным кредитором и инвестором для ряда африканских государств, предоставив им некоторые рычаги влияния для переговоров с Бреттон-Вудскими учреждениями и традиционными финансовыми донорами, такими как Соединенные Штаты и страны Европы. Что касается Латинской Америки, в этот период там наблюдался отход от неолиберальной политики, которая в некоторых странах совершенно не оправдывала возложенных на нее ожиданий. Самыми яркими примерами были Бразилия (во главе с президентом Луисом Инасиу Лула да Силвой), Боливия (с Эво Моралесом), Венесуэла (с Уго Чавесом), Аргентина (с Нестором Киршнером), Эквадор (с Рафаэлем Корреа) и Уругвай (с Табаре Васкесом).
В начале 2007 года в набат били только те, кто был обеспокоен погашением (или непогашением) ипотечных кредитов, которые стыдливо называли субстандартными (читай: с высоким риском невозврата), выданных американскими финансовыми компаниями во время последнего бума жилищного строительства. Люди с небезупречными кредитными историями, не имевшие стабильного дохода, одолжили больше денег, чем сумели бы вернуть, в надежде, что цены на жилье продолжат расти. Тогда им удалось бы погасить свои кредиты, в крайнем случае после продажи дома. Кроме того, тысячи и даже сотни тысяч таких рискованных ипотечных кредитов были объединены в «структурированные» финансовые продукты, такие как MBS и CDO (сейчас вам необязательно знать, что это такое, подробнее об этом рассказывается в главе 8), и проданы как активы с низким уровнем риска – якобы вероятность для большей части заемщиков одновременно оказаться в трудной ситуации была значительно ниже, чем для отдельных заемщиков.
Первоначально проблемные ипотечные кредиты в США были оценены в 50–100 миллиардов долларов – сумма не маленькая, но не выходящая за пределы того, что легко может принять система (по крайней мере, так многие утверждали в то время). Тем не менее летом 2008 года кризис разразился по всем правилам, с банкротством инвестиционных банков Bear Stearns, а затем Lehmann Brothers. Мир охватила паника. Даже самые уважаемые люди в финансовом секторе оказались в большой беде, потому что произвели и купили огромное количество сомнительных структурированных финансовых продуктов.
Первоначально реакция ключевых стран очень отличалась от их поведения после Великой депрессии. Они применили кейнсианскую макроэкономическую политику, в том смысле, что допустили огромный дефицит бюджета, чтобы исправить ситуацию – по крайней мере, отказавшись от сокращения расходов пропорционально снижению налоговых поступлений, а в некоторых случаях даже за счет увеличения государственных расходов (Китай использовал эту политику наиболее агрессивно). Основные финансовые учреждения, например британский Royal Bank of Scotland, и промышленные предприятия, GM и Chrysler в США, выстояли за счет государственных средств. Центральные банки снизили процентные ставки до исторического минимума – например, Банк Англии довел их до самого низкого уровня с момента своего основания в 1694 году. Осознав невозможность дальнейшего снижения процентных ставок, они занялись тем, что называется количественным смягчением денежно-кредитной политики, то есть когда, по сути, центральный банк создает деньги из воздуха и выпускает их в экономику в основном за счет покупки государственных облигаций.
Вскоре, однако, свободный рынок развернулся с удвоенной силой. Май 2010 года стал поворотным моментом. Избрание коалиционного правительства во главе с консерваторами в Великобритании и введение еврозоной программы помощи Греции в этом же месяце ознаменовали возвращение старой доктрины сбалансированного бюджета. В Великобритании и так называемых странах PIGS[42]42
PIGS – условное обозначение для государств – членов еврозоны с плохим экономическим положением. Прим. пер.
[Закрыть] (Португалии, Италии, Ирландии, Греции и Испании) приняли бюджет жесткой экономии, в котором были значительно сокращены расходы. Давление республиканцев на правительство Обамы в США с требованием принять в 2011 году программу значительного сокращения расходов возымело успех; возвращение к ошибочной политике бездефицитного бюджета в основных европейских странах, зафиксированное в подписанном в 2012 году Соглашении о бюджетно-налоговой стабильности (European Fiscal Compact), усугубило ситуацию. Во всех названных странах, особенно в Великобритании, правые политические партии даже использовали аргумент балансирования бюджета в качестве предлога для значительного урезания социальных расходов, то есть оправдания своего давнишнего требования.
Кризис 2008 года привел к разрушительным последствиям, и конца им еще не видно. Через четыре года после него, в конце 2012-го, доход на душу населения оставался ниже, чем в 2007-м в 22 из 34 стран, входящих в ОЭСР (Организацию экономического сотрудничества и развития)[43]43
ОЭСР была основана в 1961 году и включает в себя большинство стран Западной Европы, Турцию, США и Канаду. К середине 1970-х годов к ней присоединись Япония, Финляндия, Австралия и Новая Зеландия. С середины 1990-х годов в ее состав вошли несколько бывших социалистических государств, например Венгрия и Эстония, и некоторые богатые развивающиеся страны – Мексика и Чили.
[Закрыть] – парижский клуб богатых государств[44]44
Штаб-квартира организации располагается в Шато де ла Мюетт в Париже. Прим. пер.
[Закрыть] (с горсткой развивающихся стран-участниц). Если исключить влияние инфляции, то ВВП на душу населения в 2012 году был ниже уровня 2007 года на 26 процентов в Греции, на 12 процентов в Ирландии, на 7 процентов в Испании и на 6 процентов в Великобритании. Даже в США, которые, как говорят, после кризиса восстановились лучше, чем другие страны, доход на душу населения в 2012 году по-прежнему оставался на 1,4 процента ниже уровня 2007 года[45]45
На момент написания книги (то есть на начало января 2014 года) данные за 2013 год были еще недоступны, но, по временной оценке, сделанной на основе данных ОЭСР в третьем квартале 2013 года, доход на душу населения оставался ниже, чем в 2007 году, у 19 из 34 стран – членов ОЭСР.
[Закрыть].
В условиях жесткой экономии бюджета перспектива восстановления экономики для многих из этих стран была очень зыбкой. Проблема заключается в том, что радикальное сокращение государственных расходов на этапе стагнации или даже сокращения масштабов экономики сдерживает восстановление. Мы уже видели это во время Великой депрессии. В результате может пройти большая часть десятилетия, прежде чем многие из этих стран вернутся к уровню 2007 года. Сейчас они вполне способны находиться в середине «потерянного десятилетия», которое пережила Япония в 1990-х годах, а Латинская Америка – в 1980-х.
Считается, что последний кризис привел к появлению в мире 80 миллионов новых безработных. В Испании и Греции безработица подскочила с примерно 8 процентов до кризиса до 26 и 28 процентов соответственно по состоянию на лето 2013 года. Уровень безработицы среди молодежи составляет более 55 процентов. Даже в странах, где проблемы стоят не столь остро, таких как США и Великобритания, официальный уровень безработицы достиг 8–10 процентов.
Несмотря на масштабы кризиса, политических реформ долго не было; хотя причина кризиса лежит в чрезмерной либерализации финансового рынка, финансовые реформы оказались довольно мягкими и внедряются очень медленно (они тянутся уже несколько лет, тогда как у американских банков был всего год, чтобы справиться с гораздо более жесткими финансовыми реформами Нового курса). Есть также области финансов, такие как торговля очень сложными финансовыми продуктами, где даже мягкие и медленные реформы все еще не начались.
Конечно, эту тенденцию можно обратить вспять. Даже после Великой депрессии в США и Швеции реформы начали проводить только через несколько лет экономического спада и лишений. Действительно, весной 2012 года избиратели в Нидерландах, Франции и Греции проголосовали против партий, выступавших за жесткую экономию, а итальянцы поступили так же в 2013 году. ЕС ввел некоторые финансовые правила, немного более жесткие, чем те, которые, вероятно, представляют себе многие люди (например, налог на финансовые транзакции, ограничения на бонусы в финансовом секторе). Швейцария, которую часто считают убежищем сверхбогатых людей, в 2013 году приняла закон, по которому запрещается выплачивать крупные денежные вознаграждения руководителям, чьи предприятия показали среднюю производительность. Несмотря на то что еще многое необходимо сделать в рамках финансовой реформы, до кризиса такое развитие событий считалось бы невозможным.
Глава 4
Пусть расцветают сто цветов: как «делать» экономику
Покупатель может получить автомобиль любого цвета – при условии, что этот цвет – черный.
Генри Форд
Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ.
Мао Цзэдун
Одно кольцо, чтоб править ими всеми? Разнообразие подходов к экономике
Вопреки тому, в чем пытаются всех убедить большинство экономистов, существует не только одно направление экономики – неоклассическое. В этой главе я познакомлю вас с еще как минимум девятью направлениями, или школами, как их часто называют[46]46
На самом деле их даже больше, если считать и мелкие школы (например, неорикардианскую, латиноамериканскую, структуралистскую, феминистскую, экологическую экономику). А если выделять в независимые единицы некоторые субшколы, например различные ответвления девелопменталистской традиции, то школ станет еще больше.
[Закрыть]. Однако эти школы нельзя считать непримиримыми врагами, границы между ними на самом деле размыты{48}48
Карл Менгер считается отцом-основателем австрийской школы, но некоторые справедливо отметили бы, что вместе с Леоном Вальрасом и Уильямом Джевонсом он стоял у истоков неоклассической школы. Еще более сложно говорить о Фрэнке Найте, экономисте начала XX века, преподавателе Чикагского университета. Нередко его причисляют к австрийской школе – но не из-за национальности, так как он был американцем. Однако на Найта значительное влияние оказала институционалистская школа, а некоторые его идеи пересекаются с кейнсианской школой и бихевиризмом.
[Закрыть]. Важно понимать, что есть различные концептуальные модели и объяснения экономики – или «делания» экономики, если хотите. И ни одна из них не имеет права претендовать на превосходство или заявлять о монополии на истину.
Одна из причин этого – сама природа теории. Все теории, в том числе естественные науки, такие как физика, обязательно учитывают абстрактные понятия и, следовательно, не могут охватить все аспекты сложной структуры реального мира{49}49
Физики безуспешно пытались создать то, что они называют «теорией всего».
[Закрыть]. Это означает, что ни одна теория не способна объяснить все. Каждая обладает сильными и слабыми сторонами в зависимости от того, что в ней подчеркивается и игнорируется, как она объясняет различные вещи и анализирует отношения между ними.
Не существует теории, способной объяснить все лучше, чем другие, или «одного кольца, чтоб править ими всеми»{50}50
«… одно кольцо, чтобы собрать их всех и в темноте связать их».
[Закрыть] (поклонник «Властелина колец» поймет, о чем идет речь). К этому следует добавить, что, в отличие от предметов, изучаемых натуралистами, люди имеют свободную волю и воображение. Они не просто реагируют на внешние условия, а пытаются – и часто успешно – изменить эти самые условия, представляя себе утопию, убеждая других и по-разному организуя общество; как однажды выразительно сказал Карл Маркс, «люди сами делают свою историю»[47]47
Впрочем, он тут же добавил, что «они делают это в обстоятельствах, которые выбрали не они сами», подчеркнув, что мы меняем нашу среду, но при этом сами являемся ее продуктами.
[Закрыть]. Прогностические возможности любой науки, предмет изучения которой – люди, достаточно скромны.
В отличие от естественных наук, экономика включает в себя оценочные суждения, хотя многие последователи неоклассической школы скажут вам, будто они делают науку, свободную от оценочных суждений. В следующих главах я покажу вам, каким образом за техническими принципами и сухими цифрами кроются всевозможные оценочные суждения, например: что такое хорошая жизнь; как должно учитываться мнение меньшинства; как следует определять социальные улучшения; наконец, какие способы достижения «высшего блага», чем бы оно ни было, этически приемлемы{51}51
Йозеф Шумпетер подчеркивал, что любому анализу в экономике предшествует преаналитический когнитивный акт, называемый видением, в котором аналитик «представляет определенный набор ожидаемых явлений как заслуживающих внимания объектов для его аналитических усилий». Ученый отмечал, что «такое видение почти по определению идеологическое», поскольку «то, как мы видим вещи, вряд ли отличается от того, каким образом мы хотим их видеть». Цит. по: Шумпетер Й. А. История экономического анализа в 3 т. СПб.: Эконом. шк., 2001. Спасибо Уильяму Милбергу за то, что он обратил на нее мое внимание.
[Закрыть]. Даже если одна теория кажется более «правильной» с точки зрения каких-то политических или нравственных принципов, это не значит, что ее можно считать такой же в остальных отношениях.
Хотя сейчас самое время познакомить вас с различными школами экономики, я отдаю себе отчет, что если бы вас неожиданно попросили попробовать десять различных сортов мороженого, тогда как вы были бы уверены, что оно может иметь только ванильный вкус, – это вызвало бы у вас растерянность.
Во многом я буду упрощать свой рассказ, но некоторым читателям что-то все равно может показаться слишком сложным. Чтобы помочь им, я стану предварять описание каждой школы кратким резюме из одного предложения. Конечно, эти резюме будут слишком упрощенными, но, по крайней мере, они помогут вам преодолеть начальный страх, как тот, что возникает, когда вы отправляетесь в новый город без карты или, точнее, без смартфона.
Даже тем, кто готов узнать о существовании более чем одной школы, может показаться, что девять – это слишком много. Я согласен. Для таких читателей во врезке ниже я приготовил несколько «коктейлей», составленных из двух-четырех школ, каждый из них полно охватывает конкретные вопросы. Некоторые из этих «коктейлей», такие как КлМШИ или КлК, будут похожи на «Кровавую Мэри» с большим количеством соуса «Табаско»[48]48
Табаско – жгучий соус из плодов кайенского перца, уксуса и соли, обязательный ингредиент коктейля «Кровавая Мэри». Прим. пер.
[Закрыть], поскольку между школами существуют разногласия. Другие, например МДКИ или КлМДШ, на вкус могут напоминать «Плантаторский пунш»[49]49
Пунш из рома, лимонного сока, сахара, воды или содовой. Прим. пер.
[Закрыть] с различными ароматическими добавками, дополняющими друг друга. Надеюсь, что после дегустации одного-двух коктейлей вы, возможно, захотите воздать должное остальным напиткам в баре. Но даже если вы не пожелаете попробовать их все, дегустация хотя бы двух уже покажет вам, что существует больше одного способа «делать» экономику.
«Экономические коктейли»
Ингредиенты А, Б, Д, И, К, Кл, М, Н и Ш – это австрийская школа, бихевиоризм, девелопменталистская, институциональная, кейнсианская, классическая, марксистская, неоклассическая и шумпетерианская школы соответственно.
• Чтобы ощутить вкус расхождения взглядов на важность и жизнеспособность капитализма, возьмите КлМШИ.
• Чтобы узнать различные определения человека, выпейте НАБ.
• Если вы хотите понять, как в теории определяются группы, и особенно классы, примите КлМКИ.
• Чтобы понять экономические системы целиком, а не только их компоненты, возьмите МДКИ.
• Если вам интересно исследовать взаимодействие людей и общества, для вас есть АНИБ.
• Чтобы узнать различные способы защиты свободного рынка, выберите КлАН.
• Если вы хотите понять, почему иногда необходимо вмешательство государства, ваш напиток – НДК.
• Чтобы узнать, что для экономики намного важнее, чем рынки, возьмите МИБ.
• Хотите понять, как развиваются технологии и повышается продуктивность, для вас – КлМДШ.
• Если вы стремитесь узнать, почему существуют корпорации и как они работают, рекомендую попробовать ШИБ.
• Чтобы углубиться в споры о безработице и рецессии, возьмите КлК.
Предупреждение о вреде для здоровья: ни в коем случае не пейте напиток, состоящий только из одного ингредиента, – это может привести к туннельному зрению, высокомерию и даже к смерти мозга.
