Текст книги "Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941—1942"

Автор книги: Гюнтер Банеман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 9
ЭЛЬ-АДАМ

Уже почти совсем стемнело, когда мы увидели водонапорную башню Эль-Адама. Мы ехали, пока не показалась башня управления полетами, цепочка зданий с низкими крышами и ангаров, скопившихся, словно цыплята вокруг курицы.

Я хорошо знал это место – и Йозеф тоже. Некоторое время назад мы почти месяц стояли здесь неподалеку. Около Эль-Адама есть аэродром. Он расположен на плато относительно недалеко от Тобрука, возвышаясь над пустыней. Зимой и весной аэродром переходил из рук в руки, и всякий раз его утюжили с воздуха, долбили артиллерийскими снарядами и обильно поливали огнем пулеметов.

Когда англичане совершили свой первый налет на Эль-Адам, итальянская авиация потеряла здесь около сотни самолетов, которые сгорели на земле. Их останки сгребли бульдозерами на окраину поля. Ангары остались без крыш, а покореженные стены из листового железа были усеяны дырками самых разнообразных размеров, в которые пустынный суховей надул песка, отчего внутри образовались миниатюрные барханы.

Другие здания, вдали от ангаров, были построены из сцементированных каменных блоков. Эти сооружения строились на века и стали памятником успешной колонизации Ливии войсками Муссолини.

На севере, со стороны Тобрука, аэродром был окружен каменной стеной; здесь склон невысокого плато круто обрывался к пустыне, однообразную поверхность которой нарушала только дорога с металлическим покрытием, шедшая в Тобрук.

Дальнобойная артиллерия Тобрука, которую поддерживали орудия кораблей британского Средиземноморского флота, превратила эту дорогу в настоящее решето, но по какой-то загадочной причине ни разу не задела аэродром и его сооружения за все то время, пока мы находились рядом. Снаряды, день и ночь летевшие мимо нас, падали примерно в ста пятидесяти метрах от стены, но ни один из них не упал дальше – нам так и не удалось понять почему.

Мы с Йозефом остановили наши мотоциклы у горы сожженных и разбитых самолетов. Я снял очки, достал флягу и набрал в рот воды, чтобы выполоскать из зубов песок. Йозеф слез с мотоцикла и потянулся.

– Я скукожился, словно мой счет в банке, – пробормотал он, топая ногами.

Быстро опускалась температура, как всегда в пустыне.

– Мы можем быть уверены в одном – кордона с часовыми здесь сейчас нет, – сказал я. – Я был здесь позапрошлой ночью.

– Но зато у склада с боеприпасами ходит часовой, – показал рукой Йозеф.

– Итак, как нам забраться в это гнездо? – спросил я, переходя к делу.

– Раз уж ты был здесь позапрошлой ночью, то должен это знать.

– А я не знаю, сообщили ли сюда по радио наши имена. Ведь радиостанция у нас в штабе очень мощная. Новости уже могли дойти сюда, а это означает, что нас ждет очень горячий прием! – заявил я.

– Но нашим мотоциклам нужен бензин, а я хочу есть, – пожаловался Йозеф.

– Не волнуйся, все будет! – бросил я, слегка раздраженный. – Кроме того, я хочу выяснить, что им известно, может быть, они вообще еще ничего не знают. В этом случае мы можем спокойно ехать и по Виа-Бальбия.

– Каков же твой план? – спросил Йозеф.

– Я предлагаю оставить один мотоцикл здесь, вместе со всеми нашими вещами. Ты бери автомат, а я пойду прямо в хибару с радиостанцией и выясню, что им известно, – сказал я.

– И вернешься весь в дырках, – дружелюбно заметил Йозеф.

Но я быстро заткнул его:

– Едем прямо к хибаре – ведь уже совсем темно. Я зайду, держа наготове автомат, а ты останешься у мотоцикла и, не выключая мотора, будешь ждать меня с оружием в руках. Ты знаешь, что надо делать, если разговор пойдет на повышенных тонах. Крики будут означать, что…

– И после того как тебя пристрелят, ты выйдешь, а я увезу тебя и похороню, так, что ли? – произнес Йозеф. – Кончай заливать!

Порой он меня ужасно раздражал.

– Я готов к бою. У меня автомат и гранаты. Меня так просто не возьмешь! – возразил я.

– Ну хорошо. Я возьму с собой гранату, и если тебе не выпишут обратный билет, то брошу ее внутрь и только потом уеду. Я устрою из этой хибары настоящий погребальный костер!

Он подошел к коляске своего мотоцикла и, вытащив из коробки две гранаты, сунул их за пояс. Я сел в пустую коляску своего мотоцикла, Йозеф сел на его седло, и мы поехали на аэродром.

Когда мы проезжали мимо какого-то невысокого здания, то услышали оттуда пение и звуки гитары, что говорило о присутствии в этих краях итальянской армии.

– Бренчат на своих макаронных струнах, – заметил Йозеф и объехал это здание.

Из темноты показалась хибара с радиостанцией, и мы остановились, не доехав до нее метров двадцать. Включать моторы машин вблизи радиостанции было запрещено, чтобы не создавать помехи во время передачи и приема сообщений.

Я соскочил с коляски, взял автомат, снял его с предохранителя и повесил на плечо. Автомат, как всегда, очень удобно расположился под моей правой рукой.

– Не глуши мотор, пусть работает, пока я не вернусь.

Йозеф кивнул и приготовил к бою свой автомат.

– Постарайся в случае чего выскочить оттуда первым, чтобы я мог бросить гранату. В темноте трудно разглядеть, кто идет.

Я похлопал его по плечу и направился к дверям хибары. Я знал, что, если что-то со мной случится, Йозеф от нее камня на камне не оставит.

Я медленно нажал на ручку двери и приоткрыл ее. Изнутри показалась узкая полоска света. Я увидел двух немецких радистов, один из которых сидел ко мне спиной – очевидно, он работал. Второй, унтер-офицер, скручивал самокрутку. Больше никого не было, только эти двое в шортах и рубашках. Я тут же заметил, что у них нет оружия.

Открыв дверь, я вошел в комнатку. Младший унтер-офицер оторвался от своего занятия, поднялся и отдал честь, заметив мои нашивки унтер-офицера. Когда я козырнул ему в ответ, второй радист повернулся, и я заметил у него на голове наушники. Он быстро кивнул и больше не обращал на меня внимания, продолжая записывать в блокнот передаваемое ему сообщение.

– Я – посыльный из штаба 5-й легкой дивизии (с августа называлась 21-й танковой. – Ред.) , –обратился я к младшему унтер-офицеру и показал ему свой пропуск.

Чтобы получить нужную мне информацию, я должен был назвать себя.

– Я был здесь вчера утром, а сейчас еду в Бир-Хакейм, – сказал я, внимательно наблюдая за ним. – Вы получили из ставки какую-нибудь информацию обо мне и о депеше, которую я должен доставить?

Он покачал головой:

– Нет, унтер-офицер, из штаба целый день ничего не было. Наверное, у них что-то произошло. Мы никак не можем связаться с ними, – ответил он. –

Предыдущая смена, которая работала до нас, записала в регистрационный журнал сообщение 15-й танковой дивизии о том, что радиостанция штаба 5-й легкой дивизии, по-видимому, временно не работает.

Я попытался прочесть его мысли.

– И больше ничего? – спросил я.

– Нет, унтер-офицер, больше ничего.

– Спасибо. Теперь скажите мне, кто здесь отвечает за бензин и продукты?

– Провиантом распоряжается итальянский квартирмейстер. Он живет в домике в ста метрах отсюда. Когда выйдете, поверните направо. Спросите маршалло Альфонсо.

Я ухмыльнулся.

– Это та самая хижина, откуда доносится бренчание гитары и божественные гимны? – спросил я, вспомнив звуки музыки, которые мы слышали по дороге сюда.

– Она самая. Как бы мне хотелось, чтобы британцы выслали патруль и забрали всю эту компанию. День и ночь оттуда только и слышно: «Вива Муссолини!»

Я засмеялся.

– Спасибо, – сказал я, козыряя на прощание. Выйдя из радиорубки, я прошептал в темноту: – Все в порядке.

Я услыхал, как Йозеф тихонько хмыкнул:

– Я в этом не сомневался. Разве можно тебя прикончить бесшумно?

Я сел в коляску.

– Поворачивай назад и езжай к тому веселому дому. Нанесем визит этому итальянскому маршалло, который отвалит нам продуктов и бензина, – сказал я, и мотоцикл быстро развернулся.

– Неужели к самому маршалу? – с сомнением произнес Йозеф.

– Он тут всем распоряжается, – пояснил я, выбираясь из коляски.

– А я и не знал, что маршалы в итальянской армии занимаются благотворительностью.

– Не будь дураком. «Маршалло» – это унтер-офицерский чин, и до маршала ему далеко, – пояснил я. – Стой здесь, пока я не вернусь, и не глуши мотор. Тут проблем не будет, – уверенным тоном произнес я и вошел в дом.

Глава 10
ЗАПРАВКА ТОПЛИВОМ

Меня оглушило нестройное пьяное пение; из открытой двери струился свет. Заглянув в комнату, я увидел группу итальянских солдат, которые, словно дервиши, кружились в диком танце. Парочка, которая, как мне показалось, вот-вот вырубится, бренчала на гитарах, а полдюжины их товарищей вертелись по комнате, словно балийские храмовые танцовщицы. Повсюду стояли бутылки белого и красного кьянти.

Я ткнул ближайшего итальянца под ребро и спросил, где тут маршалло. Он посмотрел на меня совершенно бессмысленным взглядом, и никто из присутствующих не обратил на меня ни малейшего внимания. Меня раздражала веселящаяся компания вояк, которые не приняли никаких мер предосторожности – вздумай британские солдаты из осажденного Тобрука сделать вылазку, их всех взяли бы тепленькими. Поэтому я прижал итальянца к стене и, встряхнув, крикнул:

– Questa marshallo? (Где маршалло?)

Он посмотрел на меня мутными глазами и, показав на дверь в коридоре, промычал что-то непонятное. Я прошел к двери, постучал и вошел.

Маленькая электрическая лампочка чуть светила, и в комнате стоял полумрак. Я думаю, даже свиньям стало было бы стыдно за тот беспорядок, что царил в ней. Повсюду валялись бутылки, на полу были разбросаны карты, стол загромождали открытые банки с мясными консервами вперемешку с раскрошенным хлебом, корками пармезанского сыра, наваленными горой, и немытыми оловянными тарелками, жирными от оливкового масла. Поперек постели, которую не убирали, а простыни не меняли, наверное, с тех пор, как итальянцы капитулировали в Эфиопии (19 мая 1941 г. – Ред.), валялась массивная фигура. Я пробрался через мусор и грязь и потряс мужчину за плечо. Когда он повернулся, я чуть не задохнулся от кошмарного запаха чеснока и винных паров, который ударил мне в нос.

– Si, amico? – пробормотал он, когда до него дошло, что это я трясу его.

– Я – посыльный, проездом через ваш городок. Мне срочно нужен бензин и продукты, – сказал я, когда он сел.

– Bene, amico, – прохрипел он, вставая на ноги.

Он надел на голову грязную фуражку с золотым шитьем, вытащил из брюк связку ключей и пошел по коридору к выходу.

– Куда мы идем? – спросил я.

– Вон туда, – показал он на другой домишко.

– Езжай за нами, Йозеф! – крикнул я, когда мы проходили мимо.

– Вас двое? – спросил маршалло, находя замок и отпирая дверь. – Много я вам не дам, – сказал он, зажигая свет.

Йозеф вошел в дом.

– Мне нужны продукты на четырех человек на три дня и четыре канистры бензина, – сказал я маршалло, увидев, что комната завалена ящиками с припасами.

– Не пойдет, amico, – проворчал маршалло. – Дам вам все, что нужно на сегодня и на завтра. – Он подошел к ящику с консервированным «стариком», как мы называли тушенку.

– Я сказал, продуктов на четыре дня с трехразовым питанием, маршалло, – не допускающим возражения тоном заявил я, глядя на Йозефа и подавая ему сигнал, что без драки не обойтись.

Маршалло повернулся ко мне, держа в руках пару консервных банок.

– Только на два дня, – заплетающимся языком произнес он, пошатываясь.

Я ударил его ногой, и банки покатились по полу.

– Ублюдок! – заорал он.

Но тут кулак Йозефа, величиной с хороший окорок, вонзился в челюсть маршалло, и он опрокинулся на кучу мешков. Я тут же упал на него и зажал ему рот рукой, чтобы он не мог позвать на помощь, а Йозеф поднял консервную банку и ударил его по голове.

Маршалло затих, потеряв сознание.

– Комната ломится от продуктов, а ему, видишь ли, жалко дать посыльным лишнюю банку! – воскликнул я.

– Ну и получил за это, – ответил Йозеф, снимая с ближайшего ящика кусок проволоки и обматывая ее вокруг лодыжек маршалло. – Теперь он никуда не убежит, – пробормотал он. – А если придет в себя, я ему еще раз врежу по куполу.

Я огляделся и увидел канистры с бензином, громоздившиеся до самого потолка. Это был британский бензин, захваченный войсками Роммеля в апреле.

– Заправим сначала твой мотоцикл, – предложил я и потащил двадцатилитровую канистру на улицу.

– Давай-ка лучше я заведу сюда мотоцикл, а иначе ты в темноте все разольешь, – ответил Йозеф.

Я втащил канистру назад, в дом, и, когда Йозеф загнал мотоцикл внутрь, закрыл дверь.

– Зальем по целой канистре в баки наших машин, а две положим в коляски, – сказал я, заливая бензин в бак.

Он был почти полным. Я положил три канистры в коляску – одну для моего мотоцикла и две другие – про запас.

Йозеф копался в ящиках и бросал консервные банки в кучу на полу.

– Эй! – крикнул я. – Заканчивай. Нам столько не нужно – всего несколько банок, и хватит.

В эту минуту он нашел то, что искал.

– Хо-хо! Консервированные фрукты! – заорал он, радостно изучая этикетку на банке.

– Я пригоню сюда свой мотоцикл, так будет легче грузить, – сказал я.

Через несколько минут я завел на склад второй мотоцикл, заправил его и быстро спрятал консервные банки в коляску.

– А что нам делать с этой гориллой? – мотнул Йозеф головой в сторону итальянца.

Маршалло уже пришел в себя и смотрел на нас глазами, горящими от ненависти.

– Я гляжу, он нас совсем не боится, – произнес я и внимательно посмотрел на него.

– Да, он одна из тех обезьян, которые после нескольких бутылок кьянти чувствуют себя храбрецами, – проворчал Йозеф. – Давай-ка лучше свяжем его покрепче, а то после нашего ухода он поднимет тут бучу – разорется, как бык.

Я был уверен, что итальянцы скоро обнаружат, что их маршалло пропал, и, найдя его здесь, кинутся за нами. Он и его подручные быстро догадаются, куда мы поехали. Надо было сбить их с пути.

Немецким радистам, которые видели меня и разговаривали со мной, когда они получат сообщение о нашем побеге, конечно же и в голову не придет подумать на меня. Они разговаривали со мной, а не с Йозефом – а ведь бежавших было двое! Кроме того, они не знают, куда мы поедем, ведь я сказал им, что направляюсь в Бир-Хакейм, расположенный в пятидесяти километрах к юго-западу отсюда.

Мы же собирались проехать шестьдесят километров к северо-западу, а затем свернуть на Виа-Бальбия и отправиться на северо-запад в Дерну.

– Ну давай, думай быстрее. Для меня свернуть ему шею – плевое дело, – с живостью произнес Йозеф.

– Мы заберем его с собой и через несколько километров высадим в пустыне, – произнес я.

– После чего он вернется, расскажет, что с ним случилось, и каждая собака будет знать, куда мы поехали!

Я улыбнулся, услышав эти слова. Подошел к маршалло, оторвал от его рубашки полоску ткани и засунул ему в рот.

– Не вздумай выплюнуть, – сказал я ему по-итальянски. – И если ты пискнешь, я проделаю в твоих вонючих кишках столько дыр, что через них будет сиять луна.

Я повернул автомат в его сторону, и он побледнел как полотно. Мы подняли маршалло и усадили его в коляску одного из мотоциклов. Он со страхом глядел на нас.

– Мы тебя немного прокатим, чтобы ты не поднял тревогу слишком быстро, – сообщил я итальянцу.

Он кивнул, но, по-видимому, не поверил моим словам. Я видел, как все его тело парализовало страхом.

Мы завели мотоциклы, включили фары, открыли двери и выехали наружу.

– Запри дверь, Йозеф, – прошептал я. Я не мог заняться этим сам – надо было следить за итальянцем.

Мы поехали между домами на малых оборотах двигателей, чтобы было поменьше шума. Вскоре мы выехали на аэродром.

– Ты поехал не туда! – крикнул мне Йозеф, который катил сбоку от меня.

– Езжай за мной, – ответил я. – Мы поедем на запад в сторону Бир-Хакейма и провезем нашего пассажира километров восемь по этой дороге.

Йозеф громко хмыкнул:

– Ну, тогда езжай вперед. Тут уж скоро не поймешь, где запад, где восток, да и к тому же, если этот чесночный бурдюк выскочит из своей коляски, я расплющу его своими колесами.

Через минуту мы выскочили на гладкую взлетно-посадочную полосу аэродрома и двинулись по ней. Над горизонтом поднялась луна, и мы увидели, что вся полоса покрыта воронками от бомб. Вскоре мы уже тряслись по пустыне, оставив Эль-Адам позади.

Нас немилосердно трясло, и маршалло, сидевшему на канистре с бензином, приходилось несладко. Через полчаса мы остановились. Я вытащил изо рта итальянца кляп и развязал ему ноги.

Он неуклюже вылез из коляски, не сводя взгляда с Йозефа, который направил на него свой автомат.

– Прощай, маршалло! – сказал я, снова сев в седло своего мотоцикла. – Желаю тебе приятной прогулки. Тебе полезно немного растрясти жирок. Я надеюсь, что удар, которым наградил тебя мой друг, не помешает тебе пожирать твои запасы.

– Неужели вы бросите меня здесь?! – воскликнул он.

– Да тут всего каких-то восемь километров, amico. Прогулка тебе не повредит. Только иди все время на северо-восток.

Лицо его так и обмякло.

– На северо-восток? – выдохнул он. – Откуда я знаю, где тут северо-восток? В темноте я могу наткнуться на британский разведдозор! – Его просто трясло от страха.

Я показал ему на звезду в небе.

– Северо-восток вон там. Иди в этом направлении и никуда не сворачивай. До утра дойдешь. А британцев не бойся. Если они на тебя наткнутся, то бросятся прочь, как от прокаженного. Им и тех бездельников, что они нахватали зимой, кормить нечем, а тут еще ты, – спокойно сказал я на правильном итальянском языке. Потом я завел мотор. – Это тебе за то, что ты обозвал меня «бастардо»! – крикнул я, обернувшись назад, и так газанул, что на него обрушился целый град песка, камня и гравия.

Британский разведдозор не возьмет его в плен. Я видел сотни итальянцев, у которых британцы отбирали оружие и отправляли назад, к немцам, – для чего британцам лишние рты? Скоро мы резко свернули с дороги, шедшей в Бир-Хакейм, и двинулись на север, к дороге на Акрому, маленькую крепость в пустыне, которую выстроил Муссолини в самом начале покорения (1922–1932 годы) глубинных районов Ливии, чтобы защищать свои войска от набегов арабских отрядов.

Глава 11
«ХАРРИКЕЙН»

Яркий свет резанул мне по глазам, когда я очнулся от беспокойного сна. Солнце уже взошло. Удивленный, я почувствовал, что все мое тело ломит от боли.

– Чертов мотоцикл, – прорычал я.

От длительной езды по неровной поверхности пустыни болели все мышцы.

Отбросив одеяло, я заметил, что оно было влажным от утренней росы. Йозеф, натянув одеяло на голову, продолжал «пилить дрова» – его храп был похож на звук пилы. Вытерев ноги сухим песком и стряхнув его, я подтянул к себе сапоги.

Из одного из них выскочил скорпион и скрылся под камнем. Хорошо, что я не успел сунуть ногу в этот сапог!

Увидев, что левая рука Йозефа высунулась из-под одеяла, я повернул ее и посмотрел на его часы. Было без четверти пять, мы проспали не более трех часов.

Съехав ночью с покрытой гудроном дороги, мы нашли ложбинку и остановились там на ночлег. С дороги наших мотоциклов не было видно. Я поднялся по невысокому склону ложбины и увидел, что мы остановились всего в двухстах метрах от дороги. Черное с металлическим отливом полотно дороги Виа-Бальбия извивалось от одного края невысокой гряды до другого. На востоке был хорошо виден «Белый дом», который знали все, кто воевал в Африке. Именно здесь все машины, шедшие к египетской границе, поворачивали на боковую дорогу, шедшую в объезд Тобрука, который удерживали 9-я австралийская дивизия и другие части британских войск. Этот город напоминал колючку, вонзившуюся в наше тело, и был головной болью для Роммеля.

Сама же дорога Виа-Бальбия шла через Тобрук к Эс-Саллуму и перевалу Халфайя. Проходила она у подножия платообразных возвышенностей Мармарика.

К западу от Акромы располагалась Эль-Тазала, аэродром которой подвергался постоянным бомбежкам британской авиации. От Эль-Тазалы дорога несколько десятков километров шла почти по берегу океана, затем отходила от берега, поднималась серпантином на плато и оттуда спускалась к Дерне. Далее дорога шла к Триполи, расположенному в 1300 километрах отсюда. Солнце поднималось на бледном сверкающем небе, и жара усиливалась – причем очень быстро. Я вернулся туда, где Йозеф изображал из себя пилу. Я легонько толкнул его носком сапога, и он тут же проснулся.

– Что? Уже рассвело? – зевнул он и с яростью затряс головой, словно пытаясь прочистить мозги. – У меня в ушах что-то жужжит, словно пчела, – пробормотал он, поднимаясь на ноги.

– Это, наверное, у тебя мозги гудят от твоего оглушительного храпа, – ответил я.

– У меня все тело ломит, – пожаловался он. – Хорошо прокатиться на мотоцикле, но не так далеко.

– Не беспокойся, – сказал я. – Когда мы поедем по Виа-Бальбия, боль пройдет. Ездить по ней – все равно что лететь по небу.

– Прямо в лапы военной полиции, ты хочешь сказать! – прорычал он и засунул одеяло в коляску своего мотоцикла. – Где мы будем завтракать?

Я показал на отдаленную гряду:

– У подножия этих невысоких гор есть пещеры.

Я завел мотоцикл и направил его вверх по песчаному склону. Йозеф ехал сразу же за мной.

Мы выехали на дорогу и покатили по ней, словно по персидскому ковру. Идиллию нарушал только жар, исходивший от металлической поверхности мотоциклов. Мы ехали бок о бок, держа скорость пятьдесят километров в час.

– У Эль-Газалы нет КПП? – прокричал мне Йозеф.

– Нет, до самой Бумбы все чисто! – прокричал я в ответ. – Здесь кончается прифронтовая зона!

Он рассмеялся:

– И начинается царство военной полиции, гестапо и прочих гражданских прелестей!

И в эту минуту на нас обрушился ад.

Вдоль дороги поднялась стена из песчаных фонтанов. Мне в лицо полетели камни и щебенка, а мимо головы просвистели пули.

Я нажал на тормоза.

– Самолет! – только и успел я крикнуть, как мой мотоцикл резко развернуло поперек дороги.

Прямо над нашими головами с душераздирающим ревом пролетел английский истребитель «Харрикейн». С громким хрустом мой мотоцикл выехал на песчаную обочину и понесся в пустыню. Не ожидая, пока он остановится, я соскочил с него и, катясь по земле, краем глаза увидел, как он завалился на бок. Самолет резко взмыл вверх, развернулся и снова пронесся над дорогой. Я спрятался за камень.

На меня обрушилась лавина песка и камней, а уши раздирал громкий треск. Истребитель пролетел так низко, что мне показалось, будто винты самолета бьют меня прямо по лицу. Как только «Харрикейн» пронесся, я выскочил из-за камня и спрятался за ним с другой стороны.

Выглянув поверх камня, я увидел, что истребитель свернул влево, и снова поменял свою позицию, чтобы камень все время закрывал меня от самолета. И снова, словно гигантская волна на берег, на меня обрушилась смерть. Пули, длинными очередями вылетавшие из восьми пулеметов, свистели вокруг, сметая все на своем пути, словно огромным железным веником.

Я прижался телом к камню, а лицом – к грубому песку с такой силой, словно это была материнская грудь, способная защитить меня.

Тишина наступила столь же внезапно, как и грохот. Я увидел, как «Харрикейн» на бреющем полете улетел в Тобрук.

Мотор моего мотоцикла все еще работал, я подбежал к нему и вытащил ключ зажигания. Мотор, захлебнувшись, заглох.

Я огляделся вокруг в поисках Йозефа. Но ни его самого, ни мотоцикла не было видно. Я подошел к дороге.

– Куда, черт возьми, он запропастился? – пробормотал я себе под нос. – Эй, Йозеф! – крикнул я и тут заметил отпечатки шин второго мотоцикла, уходившие в пустыню метров на пятнадцать.

Предчувствуя недоброе, я бросился туда, где они кончались. Там я увидел яму, на дне которой, с зияющей в баке дырой, валялся мотоцикл. В нос мне ударил резкий запах бензина.

– Йозеф! – заорал я и стал неистово оглядываться вокруг. Тут я увидел, что из-под камней торчат сапоги, и прыжком оказался рядом с ними.

Я стоял, глядя на них, а потом, не в силах больше смотреть, закрыл лицо ладонями. В горле у меня застрял ком, а все мое тело стала сотрясать дрожь.

Медленно я опустил руки и посмотрел на останки моего товарища. У него не было лица, не было головы, осталась только ее половина, кровавое месиво плоти, покрытое волокнистыми клочками дрожащего липкого мозга.

– Йозеф! – Его имя сорвалось с моих губ, словно стон.

Я отказывался верить своим глазам, но беспощадная правда смотрела мне прямо в лицо – это была Смерть. Я не двигался, не мог пошевелиться – я стоял онемевший и застывший от ужаса, ничего не слыша. Наконец, я заставил себя отвести глаза от того, что когда-то было моим другом. Я вернулся к своему мотоциклу и тупо уставился на него.

– Он мертв! – повторял я про себя слова, в которые отказывался верить – но я должен был заставить себя поверить. – Йозеф умер!

Я остался один.