Текст книги "Золотая Кастилия"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

ГЛАВА XI. Прибытие

Пока Марсиаль, Франкер или дон Гусман де Тудела, как читателю угодно его называть, спешил на свидание, назначенное ему доном Санчо Пеньяфлором, в Пор-де-Пе царило необыкновенное волнение. Среди местных жителей с быстротой молнии распространилось крайне важное известие, и все население, побросав свои дома, с радостными криками хлынуло к гавани, стараясь как можно быстрее добежать до берега.

Действительно, для Береговых братьев событие было чрезвычайно важным. Часовой, выставленный на мысе Мариго, дал знать о приближении шхуны, на которой находились знаменитые флибустьеры, – шхуны, отплывшей уже так давно, что ее считали погибшей или захваченной испанцами в плен и уже не надеялись на ее возвращение; поэтому, повторяем, радость была велика и восторг дошел до крайней степени.

Шхуна при свежем утреннем ветре вошла в гавань с распущенными парусами, и уже легко было узнать Береговых братьев, собравшихся на палубе и весело махавших шляпами в знак благополучного возвращения.

Наконец бросили якорь, подобрали паруса, и граф д'Ожерон, стоявший с своими офицерами на конце пристани и нетерпеливо ожидавший этой минуты, чувствуя, что не в силах сдержать нетерпение, сел в лодку и направился к шхуне.

Его встретил Монбар и протянул ему руку, чтобы помочь взойти на шхуну. Губернатор ухватился за фалрепы и, несмотря на свою тучность, проворно взобрался на палубу.

– Добро пожаловать, господин д'Ожерон, – сказал ему Монбар с дружелюбным поклоном.

– Вам добро пожаловать, – весело ответил губернатор. – Черт побери, если я и считал вас всех на дне моря, то только потому, что ни на минуту не мог предположить, будто вы находились в плену у испанцев; поэтому признаюсь вам, любезный Монбар, вы освобождаете меня от жестокого беспокойства.

– Искренне благодарю вас, милостивый государь. Я вдвойне счастлив видеть вас, так как мне крайне необходимо поговорить с вами, и если бы вы не пожаловали ко мне на шхуну, мой первый визит был бы к вам.

– Гм! гм! – весело заметил д'Ожерон. – Кажется, есть какие-то новости?

– Да.

– Стало быть, ваше путешествие прошло благополучно?

– Превосходно.

– Что же вы привезли?

– Ничего.

– И это вы называете благополучным путешествием?

– Да.

– Коли так, я ничего не понимаю. Надеюсь, вы мне все: объясните.

– И даже сейчас, если вы хотите.

– Еще бы не хотеть! Я приехал именно за тем, чтобы услышать от вас рассказ о вашей экспедиции.

– Стало быть, все к лучшему. Угодно вам спуститься в мою каюту?

– Зачем? Мне кажется, что нам и здесь очень хорошо.

– Да, для того чтобы разговаривать о посторонних предметах, но для того, что я хочу вам сказать, лучше нам быть одним.

– Черт побери! – воскликнул д'Ожерон, потирая руки. – Вы выражаетесь слишком таинственно; стоит ли дело того, по крайней мере?

– Можете судить сами, если согласитесь сойти в каюту.

– Ничего другого я не желаю, но скажите, пожалуйста, каким образом, отправившись на бриге, вы возвращаетесь на шхуне?

– А! Вы заметили, – засмеялся Монбар.

– Кажется, это не трудно.

– Мой бриг был стар, открылась течь, он пошел ко дну, и я был вынужден с некоторыми товарищами искать убежища на Материковой земле.

– Как! На Материковой земле, среди испанцев? Да вы просто бросились в волчью пасть!

– Это правда, но, как вы можете заметить, я оттуда выбрался.

– Трудно было бы представить себе иначе.

– Хорошо, – ответил Монбар с оттенком меланхолии, – но когда-нибудь я останусь там.

– Полноте, вы этого не думаете.

– Кто знает… Но пока что я вернулся цел и невредим. Теперь, если вы изволите, я отведу вас в мою каюту.

– Сделайте одолжение, если вы находите это необходимым.

Губернатор пошел за Монбаром, который отвел его в свою каюту, где посадил за стол, на котором находились ром, лимоны, вода, сахар и мускатные орехи.

Привыкнув к гостеприимству флибустьеров, д'Ожерон без всяких церемоний приготовил себе грог по-буканьерски, между тем как Монбар отвел Филиппа в сторону и коротко приказал ему никого не подпускать к каюте. Молодой человек поклонился дяде, обменялся с ним приветствиями и поспешил на палубу, где первой его заботой было выставить часового у спуска в каюту со строгим приказанием никого не пропускать.

Д'Ожерон и Монбар были уверены, что им никто не помешает и что их никто не подслушает, поэтому они могли говорить о своих делах без опаски.

Монбар первым начал разговор, слегка пригубив из стакана.

– Любезный граф, – сказал он, – вы по-прежнему питаете ко мне доверие?

– Самое неограниченное доверие, друг мой, – не колеблясь ответил губернатор. – Но для чего, позвольте спросить, вы задаете мне этот странный вопрос?

– Потому что, хотя я и был уверен в вашем ответе, но все же чувствовал необходимость услышать его лично от вас.

– Раз так, вы, должно быть, остались довольны?

– Совершенно.

– Ваше здоровье!

– Ваше здоровье!

Они чокнулись стаканами.

– У меня была еще одна причина, – продолжал Монбар.

– Неужели вы думаете, что я об этом не догадался? Какая же это причина?

– Я хочу предложить вам невозможное дело.

– Для вас нет ничего невозможного, Монбар.

– Вы думаете?

– Это мое убеждение.

– Благодарю. Тогда дело устроится само собою.

– Однако вы считаете его невозможным?

– Позвольте мне прежде напомнить вам о разговоре, состоявшемся у нас до взятия Тортуги.

– Напомните, время у нас есть.

– Я сказал вам тогда, если вы помните, что наше общество, основанное на прочном основании, могло заставить дрожать испанское правительство и что, если мы захотим, мы будем так сильны, что уменьшим, если не уничтожим совершенно испанскую торговлю в американских колониях.

– Вы действительно говорили это, и я так хорошо понял важность ваших слов, что настаивал как можно скорее овладеть Тортугой, превосходным стратегическим пунктом, чтобы держать неприятеля в страхе.

– Именно. Мы и взяли Тортугу.

– Да, и, клянусь вам, испанцы не отнимут ее у нас – по крайней мере пока я буду иметь честь быть вашим губернатором.

– Я в этом убежден. Но теперь, кажется, настала минута нанести сильный удар.

– Посмотрим, – сказал д'Ожерон, попивая грог. – Судя по вашим намекам, дело обещает быть серьезным.

Монбар расхохотался.

– От вас ничего не утаишь, – заметил он.

– Говорите же и не тревожьтесь.

– Говорить все откровенно?

– Разумеется!

– И вы не обвините меня в сумасшествии или в грезах наяву?

– Ни в том, ни в другом. Напротив, я считаю вас человеком очень серьезным, который, прежде чем решится на какую бы то ни было экспедицию, старательно рассчитает все последствия.

– Хорошо. Если так, слушайте меня.

– Я весь превратился в слух.

– Как я уже говорил вам, лишившись своего брига, я укрылся на Материковой земле. Знаете, в каком месте случай заставил меня высадиться?

– Нет, не знаю.

– В двух лье от Маракайбо.

– Я знаю эти берега; кроме испанцев, их посещают дикари. Вам, верно, пришлось преодолеть немало затруднений, любезный Монбар!

– Нет; как только я высадился на землю, я встретился с вашим племянником Филиппом, который спрятал свою шхуну где-то на берегу.

– Что он мог там делать?

– Не знаю, и, признаюсь, я даже не спрашивал его об этом.

– А я его спрошу.

–Это ваше дело… Тогда мне пришла в голову одна мысль.

– Не могу сказать, что это удивляет меня, – заметил губернатор, весело кланяясь Монбару. – Но что же это за мысль? Она должна быть крайне решительной – или я сильно ошибаюсь.

Монбар ответил поклоном на его поклон.

– О, Бог мой, – небрежно произнес он, – мысль очень простая: надо просто овладеть Маракайбо.

– Что?! – закричал д'Ожерон, вскочив с места. – Овладеть Маракайбо?

– Что вы думаете по этому поводу?

– Я ничего не думаю. Вы меня так удивили!

– Вас это удивляет?

– Мне нравится ваше хладнокровие! Стало быть, вы говорите серьезно?

– Еще бы! Вот уже целый месяц как я обдумываю этот план.

– Да вы просто сошли с ума! Овладеть Маракайбо!

– Почему бы и нет?

– Что за человек! Ни в чем не сомневается!

– Это великолепный способ преуспеть. Кроме того, дело зашло несколько дальше, чем вы можете предположить.

И Монбар подробно поведал обо всем, что ему удалось сделать за время своего пребывания на материке: как он проник в город, как его приняли и прочее и прочес.

Губернатор слушал его, разинув рот; он не мог поверить своим ушам. Однако д'Ожерон был человек смелый. Он сам был флибустьером в течение нескольких лет, и не раз приходилось ему давать доказательства своей храбрости – и какие доказательства! Но в его время никогда не предпринималось такой страшной экспедиции; по своей отважности она превосходила все самое невероятное, что могло нарисовать самое смелое воображение. Поэтому, как он признался Монбару, д'Ожерон был просто поставлен в тупик и готов был думать, что все происходит в каком-то страшном кошмаре.

Монбар улыбался и, прихлебывая грог маленькими глотками, невозмутимо продолжал объяснять ему свой план, а также какими средствами намерен он добиваться успешного осуществления этого плана.

Как это часто случается, когда два энергичных человека, давно знакомых и по достоинству ценящих друг друга, расходятся во взглядах на какую-либо важную проблему, более твердый в конце концов убеждает другого, и тот принимает предложенный ему план, с тем чтобы позднее внести в него необходимые поправки. Д'Ожерон мало-помалу проникся идеей Монбара и в целом одобрил ее.

– Идея грандиозна и достойна вас, – сказал он, – но исполнение ее крайне трудно.

– Меньше чем вы предполагаете. В сущности, о чем идет речь? О неожиданном нападении, и ни о чем больше, – ответил Монбар с жаром. – Заметьте, что этот край удален от всякой помощи и практически предоставлен самому себе. Жителей здесь немного, и они рассыпаны по деревням, гарнизоны слабы, укрепления ничтожны. Мы с быстротой молнии нападем на колонию, прежде чем испанцы узнают, кто мы, и прежде чем, опомнившись от ужаса, который внушит им наше присутствие, успеют собраться, так что мы успеем сделать свое дело и уехать, а они не будут знать, кто на них напал.

– Но что, если вы встретите испанскую эскадру?

– Мы с ней сразимся, черт побери! И потом, кто ничем не рискует, тот ничего не добьется, гласит пословица. Мы сумеем захватить богатую добычу; вы просто не можете себе представить, какие сокровища заключаются в том краю.

– Подозреваю, – сказал, смеясь, д'Ожерон. – Кажется, мы никогда там не бывали?

– Никогда. Поэтому Маракайбо служит, так сказать, кладовой других колоний. Жители считают себя в безопасности от нападения.

– Бедные испанцы, они даже не подозревают, что готовит им будущее!

– Ну вот, теперь вас беспокоит участь испанцев.

– Увы! Я предчувствую, что вы замышляете страшную резню.

– Никогда я не убью достаточно этих проклятых испанцев, – с плохо скрываемым гневом воскликнул Монбар.

– Стало быть, вы страшно ненавидите их?

– Мне хотелось бы иметь возможность, как Нерон, изобретать пытки для того, чтобы заставлять их страдать как можно сильнее!.. Но вернемся к нашему делу. Сколько у вас здесь кораблей?

– В Пор-де-Пе?

– В Пор-де-Пе, Пор-Марго, Леогане, на Тортуге – повсюду.

– Не очень много: кораблей тридцать, из которых не более двенадцати или четырнадцати в состоянии выйти в море.

– Больше нам и не надо, лишь бы они были скоры на ходу. Я покупаю их.

– Стало быть, вы богаты?

– Я владею казной Двенадцати, – ответил Монбар, улыбаясь.

– Вот уже несколько раз я слышу об обществе Двенадцати, – заметил д'Ожерон, нахмурив брови.

– Не тревожьтесь, я предводитель этого общества. Его единственная цель – слава и богатство флибустьерства.

– Хорошо, теперь я не беспокоюсь, но все же, если вы согласны, позже мы еще вернемся к этому предмету.

– Когда вам будет угодно. Итак, вы согласны продать корабли, которые мне нужны?

– С этой минуты они ваши.

– Благодарю. Теперь надо найти людей.

– О! В людях недостатка не будет.

– Простите, я знаю, о чем говорю; мне нужны люди решительные, которые без колебаний последуют за мной в ад, если я потребую.

– Думаю, что вы легко найдете таких людей.

– Браво! Остается только просить вас об одном.

– О чем же?

– Хранить тайну! Вы же знаете, что испанские шпионы так и кишат вокруг. Одно неосторожное слово погубит все.

– К несчастью, вы правы, любезный Монбар. Я хочу сказать вам кое о чем, а вы должны быть осторожны: с некоторых пор точно какой-то злой гений преследует нас. Ни одно наше решение не остается в тайне, испанцы тотчас о нем узнают, принимают необходимые меры предосторожности, и наши планы не удаются.

– Это крайне важно. Должно быть, среди нас изменник!

– Я так и предполагал.

– Что же вы сделали?

– То, что вы, без сомнения, сделали бы сами: я созвал самых знаменитых Береговых братьев – де Граммона, Дрейка, Франкера и еще нескольких других, сообщил им о своих подозрениях и попросил понаблюдать за их товарищами, обывателями и вербованными.

– И что же?

– Ничего не удалось узнать.

– Ей-Богу, я найду изменника, клянусь вам! – промолвил Монбар мрачным голосом. – И тогда горе ему, кто бы он ни был!

– Вот, например: вы ведь недавно приехали в Пор-де-Пе?

– Всего час тому назад, как вам известно.

– Да. Но слухи о вашем приезде ходят по городу уже три дня. Поговаривают даже, что вы приехали с тайным намерением готовить важную экспедицию. Кто мог это сказать, я вас спрашиваю?

– Конечно, это очень странно… крайне странно, тем более что только три человека осведомлены о моих планах; остальная команда шхуны, должно быть, кое о чем подозревает, но смутно, едва ли веря в то, что все это правда.

– Кто же эти трое?

– Ваш племянник Филипп, за скромность которого я ручаюсь головой, вы и я… Но будьте спокойны, я обязуюсь повести дело так, чтобы изменник, кто бы он ни был, не мог ничего узнать.

– Дай Бог! – сказал д'Ожерон, вставая. – Вы остаетесь на шхуне?

– Нет, я еду на берег с вами, если вы не против.

– Буду очень рад. Есть у вас дом, где вы намерены остановиться?

– Почему вы об этом спрашиваете?

– Потому что на случай, если вы не выбрали, где вам остановиться, я мог бы предложить комнату у меня.

– Благодарю, но не могу принять этого любезного предложения; я сегодня же хочу заняться делами, и мне нужна полная свобода действий. Кроме того, мне нужно переговорить с моими товарищами.

– Но вы, по крайней мере, отобедаете у меня сегодня?

– С удовольствием, если только вы не будете обедать слишком поздно, так как мне нужно освободиться достаточно рано.

– В пять часов, если это вам удобно.

– Прекрасно.

Они вышли на палубу, где д'Ожерон был встречен командой шхуны с самым искренним почтением.

Мы уже говорили о том, что флибустьеры обожали д'Ожерона, который в свою очередь знал большинство флибустьеров лично и умел потакать им, заставляя тем не менее уважать себя, а иногда и бояться.

Перед отъездом губернатор пожелал осмотреть судно, чем чрезвычайно польстил экипажу, после чего, пригласив на торжественный обед своего племянника и главных офицеров на шхуне, сел в сопровождении Монбара в шлюпку, приготовленную для него по приказанию Филиппа.

Сойдя на берег, д'Ожерон напомнил Монбару о своем приглашении, попросив не опаздывать, потом оба дружески Распрощались и разошлись в разные стороны. Монбару с большим трудом удалось уклонился от пышной встречи и оваций, приготовленных ему Береговыми братьями, которые непременно хотели с триумфом нести его на руках. Наконец ему удалось зайти в гостиницу, случайно попавшуюся по дороге, и толпа, прождав его довольно продолжительное время перед дверью и видя, что он не выходит, наконец разошлась.

ГЛАВА XII. Гостиница

Гостиница, в которой Монбар укрылся, чтобы избавиться от бурного приема, устроенного Береговыми братьями в честь его прибытия, имела довольно скромный вид и находилась почти у самой пристани, на углу двух улиц. Как почти все дома в этом городе, здание гостиницы имело плоскую крышу в виде террасы, с полукруглым балконом на первом этаже и с перистилем99
  Перистиль – прямоугольная площадка, окруженная крытой колоннадой.


[Закрыть] из древесных стволов, поддерживавших широкую галерею над дверью. Ветка лимонного дерева была привязана к железному треугольнику, на конце которого качалась большая доска, где красовалась надпись, сделанная огромными буквами желтого цвета: Хорошие квартиры для моряков.

Войдя внутрь, Монбар плотно затворил за собой дверь и с минуту находился почти в полной темноте; но мало-помалу его глаза привыкли к полумраку, так что он смог различать окружавшие его предметы. Зала, в которой он очутился, была не слишком большой. Вся мебель состояла из нескольких столов, скамей и стульев; в углу были составлены весла, мачты, снасти и сети. В глубине залы виднелся прилавок, на котором стояло несколько бутылок с различными напитками. Флибустьер осмотрелся вокруг. Он был один. Сев на скамью и ударив эфесом шпаги по столу, чтобы позвать прислугу, Монбар оперся локтями о стол, опустил голову на руки и предался размышлениям.

Через минуту легкий шум заставил его приподнять голову; перед ним спиной к свету неподвижно стояла женщина.

Черты ее лица в темноте, царившей в зале, терялись в неопределенных линиях. Она устремила на флибустьера взгляд с таким странным выражением, что он невольно вздрогнул.

– Вы звали, – сказала она тихим и дрожащим голосом. —

Что вам угодно?

При первых звуках этого голоса флибустьер почувствовал волнение, в котором не мог дать себе отчета; он задрожал и холодный пот выступил на его висках.

– Да, я звал, – ответил он, сам не зная, что говорит. – Вы, без сомнения, хозяйка этой гостиницы?

– Да, – ответила она, потупив голову.

Монбар, все более и более озабоченный, напрасно старался рассмотреть лицо собеседницы: та, без сомнения не доверяясь темноте и желая остаться неизвестной, закрыла лицо толстой тканью своей мантильи.

– Я моряк, – продолжал авантюрист, – и…

– Я вас знаю, – мягко перебила она.

– А-а! – воскликнул он. – Вы знаете меня?

– Да. Вы – грозный и неумолимый предводитель флибустьеров, которого испанцы прозвали Губителем.

– Да, это правда, – произнес он с невыразимой ненавистью, – я никогда не даю пощады испанцам.

Она поклонилась и ничего не ответила.

– Можете вы предоставить мне комнаты в этой гостинице?

– Почему же нет, если вы желаете… Однако у вас есть собственный дом.

– Какое вам дело?

– Да, правда, – ответила она кротко, – это меня не касается.

– Проживают ли у вас другие флибустьеры?

– Да, трое.

– Кто они такие?

– Франкер, кавалер де Граммон и капитан Дрейк.

– Хорошо. Можете вы дать мне отдельные комнаты?

– Что значит «отдельные»? Я не совсем хорошо понимаю вас, извините меня; я испанка, и французский язык мало знаком мне.

– А! Так вы испанка? – сказал Монбар резко.

– То есть, – ответила она с живостью, – я родилась в Испанской Фландрии.

– А-а!.. – произнес Монбар, бросая на нее долгий взгляд. Потом, как бы не придавая никакой важности этому объяснению, он продолжал: – Под словами «отдельные комнаты» я подразумеваю помещение, не имеющее никакого сообщения с другими помещениями, где я мог бы свободно находиться, не опасаясь встречи с посторонними, а в случае надобности и не будучи никем видим.

– У меня есть такая квартира, которая вам нужна.

– Я беру ее. Вот задаток.

Он бросил на стол несколько монет.

– Я никогда не беру вперед, – ответила она, быстро отталкивая деньги.

– Тем хуже, потому что эти деньги пропадут: я никогда не беру назад то, что отдал.

Она колебалась с минуту, потом, подобрав золотые монеты, сказала:

– Но вам надо знать цену этой квартиры.

– Вы знаете, что я богат; цена для меня ничего не значит.

– Хотите посмотреть, по крайней мере?

– Зачем? Если квартира действительно такова, как вы говорите, я уверен, что она будет для меня удобна.

– Когда вы желаете переехать?

– Сегодня, сейчас же.

Он встал. Этот разговор тяготил его. Он чувствовал себя неловко с этой женщиной, хотя вряд ли мог отдать себе отчет, почему именно.

– Простите, – внезапно произнесла она, удерживая его, – еще одно слово.

– Говорите, – ответил он, садясь.

– Мне хотелось бы попросить вас об одном одолжении.

– Об одолжении? Меня?

– Да, – сказала она смиренно.

– Вы меня знаете, вы испанка, и просите меня об одолжении! – заметил он, пожимая плечами.

– Я знаю, что поступаю нехорошо, но я прошу вас об этом одолжении, потому что только вы один можете оказать мне его.

– Раз так, говорите, я слушаю вас, но будьте кратки.

– Я прошу у вас только пять минут.

– Хорошо, пусть будет пять минут.

В эту минуту дверь отворилась и в залу вошли два человека. Она отступила и, сделав флибустьеру знак, чтобы он следовал за ней, тихо произнесла:

– Идите за мной, я отведу вас в ваши комнаты.

– Но о чем же вы хотели меня просить?

– После, в другой раз, – ответила она голосом, прерывающимся от волнения.

– Как вам угодно. Однако этот господин мне знаком, и я желаю с ним поговорить.

– Вы знаете Франкера?! – вскричала она, вздрогнув.

– Почему бы мне его не знать, да и с какой стати это касается вас?

– Меня? Это меня нисколько не касается.

– Если так, то, пожалуйста, оставьте нас.

– Я ухожу. Человек, пришедший с господином Франкером, мой слуга. Он останется здесь, чтобы прислуживать вам.

– Хорошо, хорошо! – с нетерпением промолвил Монбар. – Странная женщина! – прошептал он, следя за ней взглядом, пока она выходила из залы. – Не могу понять, почему она так меня заинтересовала. Мне кажется, будто мы с ней уже встречались, но где и когда – этого я уже не могу сказать.

Он подошел к Франкеру, который опустился на стул и казался сильно озабочен. Однако услышав, что Монбар приближается к нему, он поднял голову и протянул ему руку.

– Добро пожаловать в Пор-де-Пе, – сказал он.

– Благодарю, – ответил Монбар, отвечая на его пожатие, – но что с вами? Вы бледны, расстроены… Не случилось ли с вами какого-нибудь несчастья?

– Нет, ничего, не обращайте на это внимания; мне и самому неловко. У меня, должно быть, приступ лихорадки и ничего больше. Должно быть, здешний воздух не для меня.

– Вы смеетесь! Местный климат – самый здоровый в целом свете.

– Тогда это, вероятно, следствие простуды, полученной мной в Леогане.

– Это может быть все, что вам угодно, друг мой, – ответил флибустьер, понимая, что молодой человек по какой-то причине не хотел открывать правды, – во всяком случае надеюсь, что эта болезнь, какова бы она ни была, не помешает вам участвовать в экспедиции, которую я готовлю.

– Конечно, я очень хотел бы сопровождать вас.

– Итак, это решено.

– Экспедиция будет серьезной на этот раз?

– Вы сами сможете судить об этом, – ответил Монбар с улыбкой.

Во время разговора флибустьеров человек, которого трактирщица назвала своим слугой и который был не кто иной как Бирбомоно, ходил взад и вперед по зале, переставляя с места на место столы и скамьи.

– Послушайте, милейший, – обратился к нему Монбар, – я только что снял в этом доме квартиру; пожалуйста, покажите мне ее.

– Я к вашим услугам.

– Вы уходите? – спросил Франкер, быстро вставая с места.

– Да, на некоторое время, мне необходимо отдохнуть.

– Жаль, – с волнением произнес молодой человек, – поскольку случай свел нас, я хотел объясниться с вами.

– Объясниться со мной? – переспросил Монбар с удивлением.

– Да, если, впрочем, вы согласны.

– Вы очень торопитесь?

– Очень, клянусь вам!

– Как странно! Стало быть, дело серьезное?

– Дело касается жизни и смерти, – сказал Франкер прерывающимся голосом.

Несколько секунд Монбар рассматривал его с величайшим изумлением.

– Вы чрезвычайно удивляете меня, – вымолвил он наконец, – мы очень мало знаем друг друга, никогда не жили вместе; что же такого важного можете вы мне сообщить?

– Но вы согласны, по крайней мере, меня выслушать?

– Конечно, когда вы хотите.

– Сейчас.

– Я слушаю вас.

– Не здесь. Вы один должны слышать то, что я вам скажу.

– Хорошо; пойдемте в мои комнаты. Или, может быть, вы предпочитаете говорить со мной у вас?

– Мне все равно, только бы мы были одни.

Монбар движением руки приказал Бирбомоно проводить их в его квартиру. Все трое вышли из залы.

– О, кабальеро! – шепнул мажордом на ухо молодому человеку. – Что вы хотите сделать?

– Хочу покончить с этим делом так или иначе, – ответил тот с расстроенным видом, – мое положение невыносимо.

Бирбомоно опустил голову и промолчал. Поднявшись на несколько ступеней, мажордом отворил дверь и ввел Монбара и Франкера в помещение, меблированное довольно неплохо.

– Вот ваши комнаты, – сказал он Монбару.

– Хорошо, теперь уйдите.

Мажордом вышел, затворив за собой дверь.

Комната, куда вошли флибустьеры, оказалась передней. Не задерживаясь, они прошли в гостиную. Монбар сел в кресло, знаком прося молодого человека последовать его примеру, но тот отрицательно покачал головой и остался стоять. Наступило довольно продолжительное молчание. Монбар первый прервал его.

– Я жду, – сказал он.

Молодой человек вздрогнул и, быстро приподняв голову, медленно произнес мрачным голосом:

– Милостивый государь, вы пользуетесь репутацией человека беспримерной храбрости и отваги.

– Что? – произнес Монбар, удивляясь такому неожиданному вступлению.

– Да, – продолжал Франкер, – вы слывете человеком неустрашимым, таким, которого не только ничто не может заставить трепетать, но даже удивить.

– Очень может быть, – ответил флибустьер, – но какое отношение может иметь моя храбрость к нашему с вами объяснению?

– Сейчас вы поймете… Вы часто, как сами говорили мне, дрались на дуэли, а дуэль между флибустьерами почти всегда имеет смертельный исход.

– Прошу вас приступить к делу, – перебил Монбар, чувствуя, что им овладевает гнев, и делая напрасные усилия преодолеть его.

– Случай всегда вам благоприятствовал, и вы целы и невредимы выходили из этих поединков. Это так?

– Уж не хотите ли вы оскорбить меня? – запальчиво вскричал Монбар.

– Нет, – ответил Франкер кротко, почти печально, – я прошу вас только отвечать мне.

– Ну да, Господь постоянно защищал меня, потому что я всегда поддерживал правое дело.

– Вы говорите о Боге? – вскричал Франкер вне себя от удивления.

– Почему же мне не говорить, молодой человек? – ответил Монбар. – Но оставим это и приступим прямо к делу.

– Хорошо… Я желаю драться с вами, и так как я также буду защищать дело святое и справедливое, я в свою очередь надеюсь, что Бог защитит меня и что я вас убью.

Монбар с ужасом отодвинулся.

– Что означает вся эта комедия? – медленно произнес он. – Вы что, помешались, милостивый государь?

– Я не помешался, и это не комедия, – спокойно ответил Франкер.

– Так вы действительно вызываете меня на дуэль?!

– Действительно.

– Вы хотите меня убить?

– Надеюсь.

– Это ни на что не похоже! – вскричал Монбар, вскочив с места и расхаживая большими шагами по комнате. – Вы меня не знаете. Я никогда не причинял вам ни зла, ни вреда.

– Вы так полагаете?

– Полагаю? Я в этом уверен!

– Вы ошибаетесь. Вы причинили мне много зла, вы нанесли мне несмываемое оскорбление.

– Я?

– Да, вы, сеньор!

– Вы в этом уверены?

– Я даю вам честное слово.

Монбар молчал несколько минут; он размышлял.

– Послушайте, – сказал он наконец, – как ни странно ваше предложение, я принимаю его.

– Благодарю вас.

– Подождите. Я сказал, что принимаю, но с одним условием.

– Какое же это условие?

– Сначала вы расскажете мне, кто вы, какие причины руководят вами и какие люди заставляют вас действовать подобным образом.

– Милостивый государь!

– Не настаивайте, мое решение неизменно.

– Однако…

– Это очень мило, честное слово! Вы ни с того ни с сего вызываете меня на дуэль, говорите, что хотите меня убить, и воображаете, будто я соглашусь. Да вы просто бредите, дорогой мой! Неужели вы предполагаете, что я просто так соглашусь на вызов первого встречного, которому вздумается оскорбить меня? Нет, сделайте одолжение, так не бывает. Не старайтесь заставить меня, бросив мне в лицо одно из тех оскорблений, которые требуют крови. Предупреждаю, что при первом слове, при первом движении я прострелю вам голову, как бешеной собаке. Теперь вы предупреждены, хотите говорите, хотите нет, я умываю руки.

– Хорошо. Если вы требуете, я буду говорить, но поверьте мне, для вас будет гораздо лучше, если я промолчу; по крайней мере, ваша честь не пострадает.

– Предоставьте мне самому судить, милостивый государь, о тех вопросах, где затронута моя честь. Говорите без опасения и без всякой сдержанности.

– Я так и сделаю. Но пеняйте на самого себя за последствия, которые могут иметь мои слова.

– Говорю вам в последний раз, что я требую откровенного и полного объяснения, и прибавляю, что вовсе не опасаюсь последствий.

– Я исполню ваше желание и надеюсь отнять у вас таким образом всякий предлог отказать мне в удовлетворении.

– Будьте спокойны на этот счет, я даю вам слово дворянина. Говорите без обиняков, прошу вас, потому что, признаюсь, это начинает мне надоедать.

Молодой человек поклонился и, поставив свой стул напротив кресла Монбара, приготовился говорить.