Текст книги "Мексиканская месть"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

По знаку господина Гурсо патрон взошел на палубу.

– Лопец, – сказал ему его командир, – возвратитесь на бриг, дело, не терпящее отлагательства, вынуждает меня отправиться на берег; капитан Гишар дает мне лодку, и поэтому вы мне не нужны более. Скажите лейтенанту, чтобы он возвратился на Сигвантанейоский рейд; он может прибыть туда в два часа; сегодня вечером, на закате солнца, съезжайте ко мне на берег, поняли ли вы меня?

– Понял, командир, – отвечал патрон.

– Прекрасно! Вы можете отправиться.

Патрон поклонился и сошел в лодку, которая тотчас же отчалила и направилась к «Искуплению».

– Теперь, мой любезный командир, – сказал капитан, – не потрудитесь ли вы и управляющий таможней перейти на правую сторону, там вас ожидает лодка.

– Прощайте, капитан, я никогда не забуду вашего очаровательного гостеприимства, – сказал мексиканский офицер с горькой улыбкой.

– До свидания и без злобы, мой любезный командир; я надеюсь, что отныне между нами не произойдет никакого недоразумения и мы постоянно будем находиться в хороших отношениях.

Простившись так насмешливо, эти трое людей расстались.

Оба офицера сошли в лодку контрабандиста, которая оттолкнулась и поплыла на веслах к земле.

Бриг поставил свои паруса, выплыл в открытое море и вскоре виделся только как точка, почти незаметная на горизонте.

Дон Ремиго Вальдец и капитан Ортега молчаливо сидели на корме лодки; во все время переезда, в продолжение более трех часов, они не произнесли ни одного слова.

Контрабандисты пели и гребли дружно.

Глава VIII
Визит

Марцелия невидимо присутствовала при отъезде дона Маркоса и дона Альбино в их ночную экспедицию: бедная девушка была сильно испугана при виде того, как обожаемый ею человек помчался во мраке вместе с человеком, к которому она питала инстинктивное отвращение и которого она, – несмотря на заботы, которыми он окружал ее, и почтительную и преданную дружбу, которую он не переставал свидетельствовать, – почитала врагом тем более опасным, что он прикрывал ненависть, которую она предполагала в нем к себе, самой очаровательной наружностью.

Когда дон Маркос оставался с ней в доме, когда его глаза устремлялись на ее бледное и прекрасное лицо, когда она слышала его голос, произносивший серьезные и симпатичные речи, она чувствовала, что в ее душу проскальзывало сомнение; она начинала задумываться о том, мог ли этот человек столь благородной наружности, с такими честными манерами, поведение которого в отношении к ней самой никогда не изменялось и который, наконец, заменил ей отца и воспитал ее с таким самоотвержением и такой истинной нежностью, быть действительным убийцей ее отца и не был ли он, напротив, невинной жертвой низкой клеветы.

Но как только она оставалась одна, как только она переставала подчиняться его неотразимому влиянию, которое на нее производил этот странный человек, она чувствовала, как возвращались к ней все ее подозрения и как сомнения овладевали ею сильнее прежнего; она не забывала, что первые рассказы об этой ужасной катастрофе она слышала от преданного друга ее несчастного отца, который, рассказывая ей об этом, не имел другой цели, как только предостеречь ее; тогда дон Маркос пугал ее, и она молила Бога об освобождении от этого чудовища, жертвою которого она почитала себя.

Молодая девушка провела всю эту ночь в лихорадочной бессоннице, во время которой ей представлялись фантомы и зловещие видения; она слушала с нервными содроганиями печальные завывания ветра в ветвях дерев и глухой рокот моря.

Едва скользнули первые лучи восходящего солнца, как она встала с постели и грустно и задумчиво остановилась у окна своей комнаты, предоставляя свои густые и роскошные волосы на произвол утреннего ветерка и с удовольствием вдыхала в себя морской воздух.

Между тем время уходило, а Марцелия не замечала возвращения тех, или, скорее, того, кого она поджидала; ее беспокойство все более и более возрастало; ее сердце сжималось под тяжестью необъяснимой тоски: у нее было предчувствие о каком-то несчастье.

Она безучастно смотрела на море, по которому скользило множество пирог, нагруженных людьми, занимающимися ловлей жемчуга, которые удалялись, распевая веселые песни, едва слышно долетавшие до ее слуха на крыльях ветерка.

Вдруг она вздрогнула, и ее взор устремился в тот пункт горизонта, где показался корабль.

– «Искупление», – шепнула она.

Корабль медленно вошел в порт, бросил якорь и убрал свои паруса.

– Мне необходимо видеться с капитаном, – сказала она. – Памятью моей матери я умолю его наконец объясниться!

В это самое время невдалеке раздался галоп нескольких лошадей. Линдо весело залаял, и один из индейских пеонов постучался в дверь комнаты молодой девушки.

– Нинья! Нинья! – закричал он. – Идите скорее, вот он.

– Кто? – спросила она, спеша отворить.

– Капитан, – ответил пеон.

Она выбежала в первую залу.

– Капитан Ортега! – вскрикнула она. – Где он?

– Это, действительно, капитан, милая барышня, – сказал кавалерист, который в это же время вошел, – но не тот, которого вы ожидали.

– Капитан Гишар! – сказала она с изумлением.

– Действительно, так, – весело отвечал марселец, лаская собаку. – Здравствуйте, сеньорита, как вы поживаете? Представляю вам господина Гурсо, моего лейтенанта, человека почтенного, у которого есть только один недостаток – он всегда томится жаждой; сознаюсь вам, что в настоящем случае меня так же, как и его, томит жажда.

– Добрый капитан Гишар, – притворно-любезно произнесла молодая девушка. – Я очень рада, и мне приятно видеть вас. Милости просим вас и вашего друга. Не хотите ли подкрепиться?

– Я сознаюсь вам, сеньорита, что это будет сделано с удовольствием; я пришел издалека и наглотался пыли, не правда ли, господин Гурсо?

– Это правда, капитан, мы наглотались ее очень много, – ответил лейтенант.

Молодая девушка деятельно занялась подаванием обоим морякам всего, что им было нужно для утоления жажды; потом, когда она увидала, что они удобно уселись за стол, а налитые стаканы стояли перед ними, она продолжала разговор.

– Какой счастливый случай привел вас сюда, добрейший капитан? – спросила она у него.

– Это не случай, сеньорита, – ответил он, подымая свой стакан, – напротив, я нарочно пришел сюда. За ваше здоровье!

– И за ваше, капитан!

– Гм! – произнес он, ставя свой стакан. – Этот пюльк хорош; но он не крепок; я смешаю его с рефино, это придаст ему крепость. Кстати, у меня там на дворе семь или восемь из моих моржей; не можете ли вы дать им чего-нибудь подкрепиться?..

– Им уже дали все необходимое.

– Благодать Божия! – сказал капитан. – Итак, что вы сказали, сеньорита?

– Но я ничего не сказала; напротив того, это вы говорили.

– Правда, я припоминаю.

– Не видали ли вы в эту ночь дона Маркоса, добрейший капитан?

– Не более трех часов как я расстался с ним, он даже назначил мне сегодня с ним свидание.

– Ах! – сказала она. – Вы его видели?

– Конечно, – сказал он насмешливо, – мы даже долго разговаривали.

– И… он был один?

– Как один? Напротив, с ним было двенадцать отчаянных сорванцов.

– Нет, я хочу сказать: не было ли незнакомца, который сопровождал его?

– Что касается до этого, то с ним я не видал никого.

Молодая девушка заметно побледнела.

– Он, – невозмутимо продолжал капитан, – представил мне только одного из своих друзей, очаровательного молодого человека, который мне очень понравился: мне кажется, его зовут дон Альбино

– Ах! – сказала молодая девушка, свободнее вздохнув. – Ах! Он был с ним?

– Ну да! Потому что он привел его с собой; наконец, сеньорита, вы должны узнать мотив моего визита, я прибыл за вами.

– За мной, капитан? С тем, чтобы отвезти? Но куда? Вы знаете, что я не могу отлучаться во время отсутствия дона Маркоса.

– В этом-то именно заключается и вся суть дела; вы должны немедленно отправиться к нему.

– Я должна отправиться к нему? – спросила она с удивлением. – Для чего?

– Что касается до этого, то сколько бы вы не добивались, сеньорита, ответа я не знаю; но ежели вы согласитесь доставить мне честь и последуете за мной, то я предполагаю, что вы скоро узнаете причину. Дон Маркос всегда поступает осторожно.

– Далек ли наш путь, капитан?

– С одно лье; но никак не более полутора лье. Мне назначено свидание с доном Маркосом в шанареле пунты де Кабра; видите, это не более как прогулка. Теперь, ежели доверяете мне и примете мой эскорт, я к вашим услугам.

Молодая девушка задумалась.

– Хорошо, – сказала она, – я прошу у вас несколько минут для того, чтобы приготовиться.

– Приготовьтесь, сеньорита. У нас есть время. Да, слушайте, ведь вы вспоминали капитана Ортегу? Вероятно, вы увидите также и его.

Молодая девушка вопросительно взглянула на него; но он притворился, что не заметил это.

– Идите, – сказал он, – сеньорита; господин Гурсо и я выпьем в ожидании вас.

Донна Марцелия, задумавшись, вышла из залы. Капитан и лейтенант спокойно продолжали серьезную атаку на стоявшие перед ними бутылки.

Едва прошло четверть часа, как появилась молодая девушка. Она была готова; оба моряка воспользовались этой четвертью часа и опорожнили бутылки.

– Едем же!.. – сказал капитан. И они вышли.

По знаку марсельца дюжина матросов, которых он привел с собой, сели на лошадей; все эти моряки были вооружены.

Линдо вышел вместе со своей госпожой; когда он увидел, что она села на приготовленную для нее лошадь, он начал весело визжать и прыгать вокруг лошади, становился на задние лапы, ласкаясь к своей госпоже.

Она хотела заставить его воротиться домой.

– Ба! – сказал капитан. – Возьмите с собою эту добрую собаку; зачем ее запирать? Посмотрите, как ей хочется бежать за вами.

– Ну, я согласна. Поедем, Линдо, и будь умен! – сказала донна Марцелия.

Собака радостно зарычала и пустилась как стрела; всадники помчались галопом.

Глава IX
Линдо

Лодка контрабандистов, быстро гонимая двенадцатью гребцами, около половины девятого часов утра подошла к берегу и пристала с наветренной стороны мыса, довольно выдавшегося в море и называемого ля пунта де Кабра, в небольшой песчаной бухте, в которой уже другая лодка была вытащена на берег.

Эта лодка была с «Целомудренной Сусанны». Мачты и весла были вынуты и валялись на песке; несколько таможенных часовых тщательно охраняли ее.

Неподалеку в стороне группа моряков и контрабандистов, состоявших из тридцати человек, сидели кружком на песке; они курили и весело разговаривали между собой, по-видимому не обращая внимания на таможенных, пятьдесят человек которых наблюдали за ними под командой офицера, которого легко можно было узнать по золотому шитью и по шляпе, обложенной галуном, с плюмажем.

Дюжина мулов, привязанных к кольям, стояла с нагнутыми головами над множеством кип, разложенных с некоторой симметрией и тщательно охраняемых двумя часовыми.

Неожиданное прибытие контрабандной лодки произвело некоторое волнение между различными группами, о которых мы уже говорили, и подало повод ко множеству комментариев.

Моряки вскоре узнали в прибывших своих друзей; только присутствия между ними командира крейсера и управляющего таможней они не могли понять.

Со своей стороны, таможенные, которым, по разным причинам, новоприбывшие казались очень подозрительными, обменивались между собой тревожными взглядами и готовили на случай нападения оружие; но еще более чем моряки они были изумлены и не понимали причины присутствия двух офицеров среди контрабандистов. Вообще любопытство было сильно возбуждено между моряками и мексиканцами.

По совету капитана Ортега дон Ремиго Вальдец приказал офицеру, которому было поручено напасть на контрабандистов и который оставался у ля пунта де Кабра впредь до нового приказа, тщательно наблюдать за пленными; командир крейсера, имевший свои проекты, приготовился на случай полюбовной сделки с капитаном Гишаром возвратить ему его товары; и как мы видели, успех увенчал его предусмотрительность.

Едва втащили на песок нос лодки, как оба мексиканца выскочили на берег.

К ним подбежал таможенный офицер.

– Капитан, – с достоинством сказал дон Ремиго Вальдец, – мы были введены в обман ложными донесениями: эти честные моряки имеют все права; их патент, который я визировал, совершенно правилен. Благоволите же немедленно освободить их и отправить их товары туда, куда они укажут, прося у них извинения в этом недоразумении, которое, однако же, доказывает, с какой бдительностью и неподкупностью правительственные агенты умеют исполнять свои обязанности.

После этой речи дон Ремиго обратился к дону Маркосу, который неподвижно и задумчиво стоял близ него.

– Довольны ли вы, кабальеро? – спросил он у него.

– Я благодарен вам от души за ваши честные речи, кабальеро, – ответил контрабандист чрезвычайно вежливо.

По приказанию таможенного офицера французские моряки и контрабандисты были освобождены, оружие и товары возвращены и таможенные сели на лошадей.

– Нагрузите мулов, – сказал дон Маркос.

– Теперь могу ли я, сеньор, удалиться? – спросил дон Ремиго.

– Я покорнейше прошу вас, сеньор, и сеньора Ортегу остаться еще на несколько минут.

Эта просьба дона Маркоса была приказанием.

Управляющий и капитан так поняли ее, и они не возражали. Между тем дон Ремиго встревожился; Ортега же был холоден и спокоен.

Мулы были быстро нагружены.

– Отправляйтесь! – сказал дон Маркос.

И в то время когда Стефано хотел было удалиться с контрабандистами, которые эскортировали товары, дон Маркос ласково обратился к нему:

– Извините, любезнейший дон Стефано, благоволите остаться, прошу вас; достаточно десяти человек.

Лейтенант остановился; испуг его был заметен, несмотря на ласковые слова его начальника.

Мулы тотчас же были отправлены, французские моряки, оставив трех часовых у лодок, смешались с контрабандистами.

Таможенные все еще неподвижно стояли в нескольких шагах направо.

Конечно, до настоящего момента все это происходило с полнейшей вежливостью между таможенными и контрабандистами; а между тем все они от первого до последнего чувствовали какое-то непонятное беспокойство. Несмотря на притворную любезность, бледное лицо и нахмуренные брови дона Маркоса для тех, которые знали его, были предвозвестниками бури.

Дон Альбино без аффектации занял место близ Стефано Лобо и начал речь, которую контрабандист, отдадим ему эту справедливость, рассеянно слушал, потому что совесть его была не совсем чиста.

– Извините меня, милостивый государь, – сказал капитан, выходя вдруг вперед. – Пусть вас сопровождает дон Ремиго Вальдец, это касается его; он может действовать как ему будет угодно; скажу прямо, что я прибыл сюда для выполнения заключенных условий; но теперь, так как все между нами улажено, то меня призывают другие обязанности и я не желаю оставаться более в вашем присутствии, как бы при этом оно ни было честно.

Улыбка радости мелькнула на губах контрабандиста при этих словах.

– Капитан Ортега, вы ошибаетесь, – тихо произнес он, – между нами не все еще окончено; я прошу вас остаться еще на несколько минут.

– Ни минуты более, – ответил он грубо. – Я не знаю, на что вы намекаете, я не знаю вас.

– Уверены ли вы в этом? – сказал контрабандист, пристально смотря на него.

– Милостивый государь, – воскликнул с гневом капитан, – вы меня оскорбляете!

– Я оскорбляю вас, а чем? Скажите! Не тем ли, что я хочу пробудить ваши воспоминания?

Капитан побагровел; он зашатался, как будто бы им овладело головокружение.

– Берегитесь! – закричал он глухим голосом.

– Берегитесь вы сами, – сказал контрабандист, – я не дозволю вам убить себя!

И он стал прямо против капитана, на которого смотрел с величайшим презрением.

– Господа, господа, ради Бога! – закричал дон Ремиго. – Прекратите вашу ссору. Ради Бога, что это значит?

– Что значит это? Вы узнаете, – возразил контрабандист. – Подойдите все, – добавил он с энергическим жестом, – подойдите, потому что необходимо, чтобы вы были свидетелями того, что здесь произойдет.

Плотный круг немедленно образовался вокруг дона Маркоса; они предвидели все и хотели оставить за собой свободное поле.

– Дон Стефано Лобо, – продолжал дон Маркос, – решились ли вы говорить?

– Да, сеньор, – ответил покорно контрабандист.

– Но помните, что я ожидаю от вас откровенной исповеди.

– Я все скажу, сеньор, каковы бы ни были для меня последствия.

– Говорите, мы слушаем вас.

– Ну начинайте, – произнес презрительно капитан, – но что бы ни сказал этот негодяй, показания его не могут запятнать честного человека.

– Но вы бесчестный человек, дон Люцио Ортега, – сердито крикнул дон Маркос, – вы убийца, и вот ваш соучастник.

При этом грозном обвинении, так ясно высказанном, поднялась страшная суматоха, которую дон Маркос усмирил одним жестом.

– Да, – продолжал он энергически, – настал час, и все должно наконец разъясниться. Двадцать лет уже возводят на меня ужасную клевету. Я безропотно страдал, я надеялся на Бога, я знал, что рано или поздно пробьет час мщения. Двадцать раз я преследовал по пятам убийцу и не мог изобличить его; теперь вот он, в моих руках, да исполнится правосудие. Говорите, Стефано, без опасения, говорите!

– Ложь! Ложь! – крикнул с бешенством капитан. – Солдаты, ко мне! Стреляйте в этих негодяев! Бейте! Бейте их!

– Стойте! – строго крикнул дон Ремиго таможенным, которые хотели было броситься на них. – Остановитесь! Я приказываю вам.

Положение было критическое, стычка неизбежной: таможенные и контрабандисты приготовились к бою.

Вдруг раздался быстрый галоп, и двенадцать всадников пронеслись между обоими партиями с быстротою урагана.

Во главе новоприбывших галопировал капитан Гишар и донна Марцелия.

– Наконец-то! – воскликнул дон Маркос с радостью, увидав молодую девушку.

– Проклятие! – зарычал Ортега в пароксизме бешенства. Рванувшись из рук тех, которые удерживали его, он вынул шпагу и бросился на дона Маркоса; напав на него неожиданно, он пронзил ему грудь.

– Ах! – воскликнула донна Марцелия с отчаянием. Подобно тигру бросилась на капитана ньюфаундлендская собака, схватила его за горло и опрокинула на песок.

Все пришло в неописанный беспорядок. Друзья дона Маркоса бросились к нему на помощь. На капитана же собака напала с таким бешенством, что его долго не могли освободить от нее.

– Говорите, говорите, Стефано! – закричали все присутствовавшие.

– Ежели вы требуете этого, – сказал контрабандист. – Да простит мне Бог, дон Люсио Ортега убил дона Рафаеля. Он полюбил донну Антонию, его жену, и хотел увезти ее от него. Я находился в услужении у дона Рафаеля, я отпер Лючио дверь ранчо. Только по случаю неожиданного прибытия дона Маркоса не удались наши планы. Вот вам вся суть: клянусь вам и гваделупскою Богородицею и честью моей в раю.

– Ох! – воскликнула донна Марцелия, соскакивая со своей лошади и подходя к дону Маркосу. – Извини, извини меня, мой отец!..

Капитан встал. На него страшно было смотреть: он был ужасно обезображен в борьбе с собакой, кровь лилась из двух зиявших на его шее ран; он едва мог держаться на ногах, но в искаженных чертах его лица сияла зверская радость.

– Да, – крикнул он пронзительно, – да, я любил Антонию, и я убил ее мужа; но умираю с удовольствием, потому что мой враг не переживет меня.

– Гм… отвратительный мерзавец!.. – воскликнул марселец, и, выхватив из-за пояса пистолет, он раздробил ему голову.

Негодяй зарычал подобно тигру, привскочил и повалился на песок замертво.

А между тем таможенные и контрабандисты окружали дона Маркоса, которого бледная и заплаканная Марцелия поддерживала на руках.

– Друзья мои, – сказал контрабандист слабым голосом, – я благодарю вас; теперь ваши заботы бесполезны, я чувствую, что я умру. Пожалуйста, отойдите.

Все почтительно расступились.

– Дон Альбино, где вы? – спросил он.

– Я здесь, мой друг, – с грустью ответил молодой человек.

– Боже мой, Боже мой! Отец мой! – сказала молодая девушка. – Извините меня, я была неблагодарной; вы были всегда ко мне таким добрым, таким любящим! О, вы не умрете, не может быть, чтобы вы умерли.

– Я умираю, Марцелия, я это чувствую, мне осталось прожить только несколько минут. Дайте мне вашу руку, а вы вашу, Альбино; дети мои, будьте счастливы.

– Нет, вы выздоровеете, батюшка; это необходимо! – Воскликнула огорченная девушка.

Дон Маркос, сделав последнее усилие и наклонившись к ее уху, сказал чуть слышным голосом:

– Марцелия, я люблю тебя!.. Видишь ты, почему мне следует умереть!

И упав на свое изголовье, он скончался. Марцелия в обмороке упала в объятия Альбино.

– Клянусь вам! – воскликнул Гишар. – Дон Маркос был добрый и великодушный человек.