Текст книги "Ночью все волки серы"

Автор книги: Гуннар Столесен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

30

Но и на этот раз дверь с табличкой «Енсен» мне не открыли. Я изо всех сил жал на кнопку звонка, как какой-нибудь коммивояжер, которому удалось однажды продать в этой квартире пару дамских чулок, и с тех пор он никогда не терял надежды. Я трезвонил так, что даже и мертвые восстали бы из гроба, но дверь мне не открывали, и я в конце концов вынужден был сдаться.

Я медленно шел по ступеням вниз. Одна из дверей первого этажа чуть приоткрылась, из-за цепочки меня разглядывала пара бегающих глаз. Встретившись со мной взглядом, хозяйка поспешно захлопнула дверь.

– Подождите! – взмолился я. – Не закрывайте.

Дверь вновь чуть приоткрылась. Высунулся длинный острый нос, мелькнула старческая морщинистая кожа и черные хитрые глаза. Я подумал, что на первых этажах всегда живут именно такие старушонки. Постоянно дома и постоянно к вашим услугам. Я перешел к делу.

– Извините, вы не знаете, где бы я мог найти фрекен Сервисен, что живет этажом выше?

Она покачала головой, а в глазах вспыхнуло любопытство.

– Что вам, собственно, нужно? – спросила она.

– Меня просил передать ей привет один старый знакомый…

– Ах, вот оно что… – похоже, она мне не верила.

– А что, она часто подолгу отсутствует?

Не обращая внимания на мои вопрос, она довольно грубо сообщила мне:

– Вчера к ней кто-то уже заходил. Может, ей уже передали привет.

– Кто заходил?

– Откуда мне знать. Какой-то господин. Я его только сзади видела.

– Вы его видели раньше?

– Нет. Да и темно было. Он приходил сюда поздним вечером. Одет обыкновенно, в пальто и шляпе. Выглядел вполне прилично.

Я почувствовал беспокойство – покалывало между лопаток.

– А вы не заметили каких-нибудь особых примет?

– Не знаю…

Сделав над собой усилие, я спросил:

– А не показалась ли вам странной его манера ходить?

Она задумалась, и неожиданно лицо ее просияло.

– Ну конечно! Вы мне напомнили. У него вроде что-то не в порядке с ногой. Точно, он хромал!

Меня аж пот прошиб от этой новости, зато в следующую секунду уже била дрожь. Я похолодел. Губы едва ворочались, когда я задавал ей следующий вопрос:

– У вас случайно нет ключа от ее квартиры?

– Никаких ключей! – Она возмущенно затрясла головой. – А сторож назначен муниципалитетом, поэтому его никогда не застать на месте. Так что вам придется подождать ее возвращения. – И стала опять закрывать дверь.

Я сделал медленный выдох.

– А вы видели, как она уходила?

– Ничего я не видела!

– В таком случае… Будьте любезны, подняться со мной наверх. Боюсь, мне придется взломать дверь. Возможно, с Ольгой что-нибудь случилось.

– Взломать дверь? Вы с ума сошли, молодой человек! Я позвоню в полицию. – Дверь захлопнулась перед самым моим носом, но никаких звуков изнутри я не услышал. Она наверняка стояла под дверью и подслушивала.

– Звоните! – сказал я так, чтобы за дверью услышали. И пошел по лестнице вверх.

Время от времени, оказавшись в какой-то ситуации, нам кажется, что подобное с нами уже случалось.

Стоя перед дверью Ольги Серенсен, я вспоминал другую дверь – Ялмара Нюмарка, и все, что я пережил тогда – всего несколько недель тому назад.

Проблем с дверью не было и на этот раз. Я воспользовался тем же способом: выставил стекло, просунул руку вовнутрь и отодвинул щеколду.

Дверь открылась, и тут же распахнулась дверь соседней квартиры. На пороге стоял парень метра два ростом, в красных подтяжках.

– Что здесь происходит, черт побери? – спросил он.

– Немедленно позвоните в полицию, – сказал я.

– С полицией дел не имею, – ответил он и исчез, хлопнув дверью.

Я пожал плечами и вошел в квартиру. Прихожая была темной и довольно тесной. У одной стены стояли старые сапоги из грубой замши, у другой – рыбацкие сапоги. На каких-то крюках здесь же висели бурое пальто и старый передник.

Я осторожно потянул носом. В квартире пахло пивом. Был и другой запах – куда менее приятный.

Я открыл первую попавшуюся дверь. Это была кухня. Раковину переполняли грязные тарелки и стаканы. Пол был уставлен пустыми бутылками из-под пива. Посреди стола красовалась банка консервированного зеленого горошка. Жалкое зрелище – символ праздничного стола для бедных.

Я вернулся в прихожую, открыл другую дверь и попал в комнату. Здесь я нашел то, что искал.

Похоже, недавно здесь проходила вечеринка. Повсюду валялись пустые бутылки. Кресла были сдвинуты, а потертый журнальный столик вплотную прижат к видавшему виды дивану. Судя по неопрятному узору из пепла и смятых окурков на коричнево-грязном линолеуме, содержимое переполненной пепельницы вывалили прямо на пол.

Женщина с седыми, спутанными волосами и измученным лицом лежала на спине, слегка подпирая плечом черно-коричневый секретер. На одном из острых углов секретера расплылось темное пятно и повисло несколько длинных седых прядей. Скрюченные пальцы судорожно сжимали стеклянное горлышко. Женщина лежала в лужице вытекшего из бутылки пива. Немигающий взгляд был устремлен в потолок, словно там ей открылся вид на некий вечный супермаркет с длинными рядами полок, уставленных бутылками и банками пива, куда она стремилась всей душой.

Если это была Ольга Сервисен, то соседка снизу нрава: привет ей уже передали.

31

Я спустился на первый этаж и позвонил в дверь. Мне не открыли.

– Послушайте! – крикнул я. – Вы позвонили в полицию? Если еще нет, то звоните сейчас же!

Никакого ответа. Видно, старушка стояла под дверью и тряслась, воображая всякие злодеяния, которые могли мне прийти в голову.

Ближайший телефон находился в закусочной на Экренгате. Владелец был родом из Хаугесунда, но позвонить он мне все же разрешил. Дежурный уголовной полиции пообещал тут же выслать машину. Я дошел до Киркегатен и стал ждать на улице.

Подъехал автомобиль, сам Данкерт Муус ступил из него на землю. Увидев меня, он обернулся к машине и спросил:

– Кто принимал вызов? Почему не предупредили, что звонит Веум? Это же известный потрошитель трупов.

И без всякой симпатии посмотрел на меня. На нем было его неизменное пальто и шляпа столетней давности. Ну а взгляд, как у людоеда, долго просидевшего на строгой диете.

– Кого же ты лишил жизни на этот раз, Веум?

Я кивнул в сторону дома.

– Пойдем, увидишь.

По уже знакомой лестнице мы поднялись на второй этаж. Я услышал, как одна из дверей на первом этаже приоткрылась, но не обернулся.

Данкерт Муус был не один. Его сопровождал Педер Исаксен, мертвенно-бледный и, как всегда, надутый. Они замечательно ладили между собой. И оба терпеть не могли меня.

– Веум же некрофил, знаешь, что это такое? – услышал я за спиной шутку Мууса. А когда мы подошли к квартире, он взревел: – Кто сюда вломился?

– Не высадив стекло, я бы не смог найти труп, – объяснил я как можно спокойнее.

– А кто просил тебя его находить? – Он просто издевался надо мной. – Она случайно не из тех твоих птичек, что балуются наркотиками и вечно сидят на игле? – И, обращаясь к Исаксену, добавил: – У Веума слабость к малолеткам. Впрочем, к трупам тоже, у него широкий диапазон интересов.

– Это Ольга Серенсен, ей не меньше шестидесяти, и…

– Неужели тебе с годами стали нравиться старушки?

– Она жила с Юханом Верзилой, который исчез в семьдесят первом. Дело закрыли. А вчера к ней заходил какой-то хромой. Когда убили Ялмара Нюмарка, там тоже возникал хромой.

– Ты говоришь, убили?

– Конечно. Но ведь то дело тоже закрыли, не так ли? Ну что поделаешь, если у человека на глазах шоры?

– Так ты доведешь нас до места или мы так и будем стоять здесь и слушать твою болтовню? – И опять шутка, адресованная Исаксену: – Ты понял, как у него все продумано? Целый спектакль в декорациях.

Мы вошли. Хозяйка квартиры лежала на прежнем месте. Теперь я смог разглядеть ее как следует. Одета в широкие коричневые брюки и желтовато-коричневый свитер, в котором без труда поместились бы еще двое. Лицо избороздили сероватые морщины, щеки ввалились.

Муус положил свою большую тяжелую руку мне на плечо и шагнул в комнату.

– А ты подожди в коридоре, Веум.

На пороге он задержался. Обвел глазами комнату. Затем извлек из кармана пальто обгорелый окурок, вставил его в рот и чиркнул зажигалкой. Я не помню, чтобы он когда-нибудь закуривал новую сигарету. Хорошие сигареты вообще не вязались с его помятой физиономией.

Вид его сутулой спины напомнил мне эпизод из американского боевика 40-х годов. Мужчина в пальто и шляпе. По комнате плывут кольца дыма. Обстановка наибеднейшая. А на полу лежит труп женщины, отнюдь не голливудской красотки, но, когда съемки будут окончены, эта статистка могла бы по праву потребовать высшей ставки.

Плохо только, что дублей отснято много, а конца съемкам еще не видно. Появляются новые сцены, съемки продолжаются, и никто не знает, чем же все это кончится. Ясно одно, что женщина мертва, и кино тут ни при чем, и Данкерту Муусу далеко до Хэмфри Богарта, впрочем, как и до Эдварда Робинсона.

Муус медленно повернулся ко мне.

– Скажи мне, наконец, правду, Веум. Какое тебе дело до всего этого?

– Я только что сказал…

– Я же просил тебя – правду. Я не намерен терять с тобой время. К тому же ты знаешь, как я люблю трупы. В отличие от тебя.

– Что, неприятно, когда тебя обходят? – тихо спросил я.

– Еще один выпад, и ты до утра в предварилке, – ответил он. – Впрочем, если хочешь, можешь отправиться туда прямо сейчас.

Я поднял руки вверх, и он угомонился.

– Так вот, эта женщина была подружкой Юхана Верзилы, убитого в семьдесят первом. Тогда же убили Харальда Ульвена. Есть предположение, что печально знаменитый Призрак и Харальд Ульвен – одно лицо. Не исключено, что он был замешан и в пожаре на «Павлине» в пятьдесят третьем.

Муус пожевал губами.

– Послушай, Веум. Это все твои предположения и догадки. Но интересно, что ты делал здесь сегодня? А твои экскурсы в историю мне не нужны.

– Сегодня я здесь как раз потому, что занимаюсь расследованием тех дел – и пожара 53-го, и таинственных исчезновений 71-го. Именно поэтому я и хотел встретиться с Ольгой Серенсен.

– Ее зовут Ольга Серенсен?

– Во всяком случае, именно так звали жившую здесь женщину. Но вы должны поговорить с той, что обитает на первом этаже. Это она рассказала мне, что вчера к Серенсен кто-то приходил, и что этот человек хромал.

– Тебе нравятся трупы, ей нравились хромые. Что здесь странного?

– Послушай, Муус. И Харальд Ульвен и Юхан Верзила были хромыми. И тот, кто вчера приходил к Ольге Серенсен, тоже хромал. И когда Ялмара нашли мертвым, из его дома кто-то вышел, заметно прихрамывая. Эти совпадения тебе не кажутся подозрительными?

– Тебя послушать, так хромота – наша национальная черта. Конечно, у нас достаточно хромых, но есть и частные детективы. Лично я предпочитаю первых.

– Но…

– И раз уж вы заговорили об этом, Веум, так скажи – дела у тебя Совсем, что ли, плохи? Я имею в виду, раз ты взялся за такое старье? – И он слегка повернулся в сторону Исаксена, чтобы убедиться, что его шутка услышана. Исаксен вежливо, хотя и суховато, рассмеялся.

– Семьдесят первый год был не так уж давно, Муус.

– Нет, прошло всего каких-нибудь десять лет. Тебе, наверное, кажется, что это было совсем недавно. Ты ведь гонорары чаще и не получаешь?

– И все же я считаю, что на эти совпадения следует обратить внимание. И я бы посоветовал тебе заняться этим вплотную и для начала выяснить, что за человек был здесь вчера.

– Ну, разумеется, Веум, – тихо сказал он. – Не надо учить нас работать. Ты еще из пеленок не вырос, а я ужо этим занимался.

Он отвернулся и отошел немного в сторону. Носком ботинка отшвырнул пустую бутылку. Постоял, широко расставив ноги. И, окинув взглядом еще раз все вокруг, снова заговорил со мной:

– Вероятнее всего, здесь произошел несчастный случай. Дамочка перебрала пива, потеряла равновесие и стукнулась головой о край секретера. Вот здесь, – он показал мне расплывшееся пятно. – Удар оказался смертельным.

– Ну, конечно. Еще один несчастный случай. Это почерк Харальда Ульвена.

– Но ты же сам только что сказал, что Харальд Ульвен был убит все в том же знаменитом 71-м.

– Предположительно. Так это было объявлено.

– У тебя богатый словарный запас, Веум. То «может быть», то «вероятно», то «предположительно». Разве это не одно и то же?

Решив, что со мной покончено, он обратился к Исаксену:

– Они выехали? После вскрытия мы узнаем содержание алкоголя в крови и причину смерти. Поговорим с соседями, соберем на месте кое-какие улики и будем считать расследование законченным.

Исаксен кивнул.

– Но не забудьте, – не сдавался я, – что Ольга Сервисен была важным свидетелем по делу, к которому опять возник неожиданный интерес.

– Ты хочешь, чтобы я разгадывал твои загадки?

– Может быть, кому-то понадобилось убрать ее именно потому, что на самом дело она знала больше, чем рассказывала раньше?

– Даже если заинтересовался этим делом всего лишь наш старый друг Веум? Не преувеличивай своего значения. И предоставь нам позаботиться обо всем. Кстати, что ты делаешь на месте происшествия? Немедленно… – и вдруг совсем уж бесцеремонно: – Исчезни и не мешай людям работать! Чтоб духу твоего здесь не было!

– Ну хорошо. Я вам завтра не понадоблюсь?

– Ты нам вообще больше не понадобишься. А ты что, за границу уезжаешь?

– Нет, просто завтра я буду занят. По другому делу, – честно говоря, дело было то же самое, но больше касалось 53-го. Завтра было первое сентября – единственный день в году, который Хагбарт Хелле проводил в Бергене. И это событие я не мог пропустить.

– Послушай, Веум, занимайся чем хочешь, только не лезь в мой огород. Если ты мне понадобишься, я сам тебя найду. Или давай встретимся в зале суда? Только на разных скамьях. Догадайся сам, на какой скамье окажешься ты. Желаю творческих успехов. Так каким делом ты будешь завтра заниматься? Сорок седьмого года? – Он заржал так, что чуть не проглотил окурок. Педер Исаксен уныло поддержал его.

Значит, я и на этот раз опоздал. Второй раз за такое короткое время меня опередили. И опять хромой. К этому обстоятельству я не мог относиться так спокойно, как Муус. Но теперь, как никогда, я был уверен, что в этой истории встретится еще не один труп. Но раскапывать эти трупы будет все сложнее.

Я вернулся домой, приготовил обед и долго сидел над книгой. Но читать мне не хотелось. Да и было над чем подумать.

Мой дом казался мне пустым и мертвым. Таким мертвым и пустым может быть только дом, где когда-то жила женщина, которую ты очень любил.

Когда первый утренний самолет из Копенгагена приземлился в аэропорту Флесландн пассажиры направились в зал прибытия, я подошел к стойке с надписью «Информация» и спросил:

– Простите, вы не могли бы обратиться к пассажирам и пригласить сюда Хагбарта Хелле?

Если молодой человек не в состоянии похвалиться буйной растительностью на лице, то он непременно стремится обзавестись пушком над верхней губой – сомнительным доказательством его половой зрелости. Юноша за стойкой был как раз из таких, но даже он прожил достаточно на свете, чтобы неоднократно слышать подобные просьбы. Он смерил взглядом меня всего – от взъерошенных с утра волос до нечищеных ботинок и спросил:

– Вы из прессы?

Я не ответил, всем своим видом давая понять, что жду ответа, а не новых вопросов.

– Как бы там ни было, – продолжая он, – усмехаясь, – теперь это не имеет никакого значения. Хагбарт Хелле приземлился на своем личном самолете около часа назад и уже давно покинул аэропорт. – Улыбка мелькнула и исчезла, как акулий плавник на общественном пляже.

– Много шума из ничего, – пробормотал я и отвернулся, только бы он не догадался, в каком дурацком положении я оказался. А усики ничего, симпатичные, неплохо бы и мне такими обзавестись.

В кафетерии я выпил чашку кофе, дожидаясь часа, когда люди придут на работу и развернут первые утренние газеты. Деловые мужчины с черными «дипломатами» потянулись вереницей к первому самолету на Осло. Было тепло, свои светлые плащи они несли в руках. Домой они вернутся вечерним рейсом, так что брать с собой секретарш не было никакого резона.

В девять утра я позвонил на трикотажную фабрику, принадлежавшую брату Хагбарта Хелле, и спросил управляющего Хеллебюста. Мелодичный женский голос ответил, что застать управляющего сегодня, к сожалению, не удастся и что по всем вопросам я могу обращаться к главному экономисту. Мне было очень интересно, где находится управляющий, но мне удалось выпытать только, что «он очень занят в другом месте».

Возвращаясь в город, я любовался высоким и бескрайним небом. Равнинный ландшафт Фаны раскинулся как зеленое лоскутное одеяло, на горизонте синели горы, окружавшие Берген. С каждым километром они приближались. В ущельях стелился низкий туман, цепляясь за верхушки раскидистых крон. Примерно туда мне и надо было попасть.

«Рай» – так с присущей богачам скромностью назвали они этот район, расположенный недалеко от центра Бергена. Название это не лишено оснований. Этот район действительно красив, даже по меркам нашего города утопал в зелени, здесь расположились богатые виллы, переходящие но наследству от поколения к поколению. Многие улицы носят имена судовладельцев.

В тихом закоулке центральной части этого района жил родной брат Хагбарта Хелле. Я припарковал мой старенький серый «моррис» на теневой стороне улицы, и он почти слился с темной зеленью деревьев. Алые капли первых осенних барбарисов уже повисли в безлюдных садах, а темно-красные ветви буков на фоне синего сентябрьского неба почудились мне роковым предзнаменованием, как в древнегреческой трагедии.

Я вышел из машины и немного прошелся по улице.

Въезд на виллу Хеллебюста преграждали черные кованые ворота. Я заметил, что покрытая щебнем дорога дальше раздваивается, направо – к крашеному белому гаражу с двойной черной дверью, налево – мимо ветвистых яблонь и роскошных рододендронов к массивному дому, тоже белому, под блестящей темной черепицей. И дом можно было попасть со стороны широкой террасы, совершенно пустой. Сквош, распахнутые двери слышались голоса и позвякивание столовых приборов. В этом доме даже за завтраком пользовались разными ножичками, вилочками…

Надпись на воротах гласила: «Осторожно – злая собака!» Но никакой собаки я не заметил и преспокойно пошел по улице дальше. Для начала я хотел осмотреться. Довольно скоро я оказался в тупике и вернулся к машине.

Домов на улице было мало, зато участки огромные. Здесь жили люди с крупными капиталами и низким налоговым обложением, владельцы прогулочных яхт и причалов. Их жены проводили утренние часы в дискуссионных клубах, и днем устраивали благотворительные базары. Я невольно поправил галстук. У меня были серьезные опасения. Среди здешней публики я наверняка буду выделяться куда больше, чем среди посетителей бинго или в компании бездомных бродяг. И возможно, здесь спросят мои документы.

Я взглянул на часы. Было еще рано, но откладывать задуманное смысла не имело. Потревожить Хагбарта Хелле за завтраком или за обедом – разница невелика.

Тяжелые ворота слабо скрипнули, когда я их открывал, и белый мраморный щебень под ногами захрустел. Я шел по длинной садовой дорожке, мимо вылизанных клумб с первыми осенними цветами. Собака, которой мне следовало опасаться, все еще не показывалась.

Садовая дорожка уводила меня от террасы, а ходить по чужому газону – нот, я для этого слишком хорошо воспитан. И вот я стою у арочной двери главного входа в дом и жму кнопку звонка.

Дверь открыла девушка лет двадцати, с длинными светлыми волосами, в черном платье и белом переднике, с глазами, как две замерзшие фиалки. В голосе тоже я не почувствовал тепла, когда она спросила:

– Что вам угодно?

– Мне бы хотелось видеть Хагбарта Хелле, – ответил я бодро.

– Вы приглашены?

– Нет, мне не удалось с ним связаться, но…

Она хотела закрыть дверь, но я тут же подставил ногу, чтобы помешать ей, и продолжал переговоры:

– Я не сомневаюсь, что он захочет меня принять.

– Так все говорят, – парировала она. – Будьте любезны, уберите ногу. – И посмотрела, на мой ботинок, как на дохлую кошку.

– Что здесь происходит? – Прозвучал мощный, хорошо поставленный голос из-за ее спины.

В жемчужно-сером холле, отделанном натуральным камнем, показался молодой человек, моложе меня. Высокий, атлетического сложения блондин с короткой стрижкой и с цветом лица, выдававшим его любовь к занятию спортом на свежем воздухе. Загорелое лицо, белозубая улыбка. Голубые прозрачные глаза, как очень тонкий фарфор, были его единственным уязвимым местом. В остальном он состоял из натренированных мускулов и сильной воли, и я на всякий случай убрал ногу из дверного проема.

– Вы кто такой? – спросил он. – И чем могу быть полезен? – я услышал восточно-норвежский диалект, тот особый вариант нашего языка, который отличает детей из хороших семей западной части нашей столицы. Его еще называют традиционным риксмолом, но это всего лишь речь незначительной группы населения некоторых районов самого крупного города нашей страны.

Я продемонстрировал бергенский диалект того же языка, грассирующий, с изысканными модуляциями, свойственными людям образованным:

– Добрый день. Моя фамилия Веум, и мне непременно надо поговорить с Хагбартом Хелле.

– О чем?

– Простите, я не расслышал вашего имени.

– Карстен Вииг. – Он с трудом сдержался. – Я личный секретарь Хелле. Со мной вы можете быть откровенны. Вы ведь из прессы, или мне показалось?

– Ну что вы, – ответил я таким тоном, будто пачкать руки о типографскую краску считал делом ниже всякого человеческого достоинства. – Я частный предприниматель. – В какой-то степени я говорил правду, хотя банк, зная состояние моего счета, никогда не дал бы мне кредит.

– Ну, – сказал он и выжидающе посмотрел на меня из-под усталых век. Он был прекрасно одет, белоснежная рубашка выгодно оттеняла медный цвет его лица, серый шелковый платок на шее, темно-синий блейзер, серые отглаженные брюки и такие блестящие ботинки, что в них можно было смотреться.

– Я хотел бы поговорить с Хагбартом Хелле о фабрике, которой он когда-то руководил. О фабрике «Павлин». Лаки и краски.

– Ну и что? – Его лицо оставалось невозмутимым.

– Мне нужны кое-какие сведения.

– Боюсь, господин Хелле не занимается делами давно минувших дней.

– Но на этот раз, я уверен, – повторил я как можно настойчивее, – он был бы крайне заинтересован…

– Мне очень жаль, – прервал он меня, чуть повысив голос, – но лично я не стану беспокоить господина Хелле по таким пустякам. Господин Хелле прибыл в этот город исключительно по семейным делам. Это один из немногих выходных дней в году, которые он себе позволяет, и я в самом деле не считаю возможным сообщить ему о вашем визите. Вам все понятно?

– Нет.

– Что не ясно? – Его лицо еще больше посвежело. Он загородил собой дверной проем, чтобы я, не дай бог, не проскользнул внутрь. Девушка исчезла.

– Вообще-то слово «нет» понимают даже дети. Может быть, тот, чье детство прошло на Холменколлене, не привык слышать отказов. Но слово «нет» означает отказ, отрицание. Вы спрашиваете: «Понятно?» Я отвечаю: «Нет». Потому что мне совершенно необходимо поговорить с Хагбартом Хелле.

– Послушай, – он навис надо мной, как скала. – Здесь живут бизнесмены мирового масштаба, а не воспитатели детских садов. А ты не пытайся изображать из себя Богарта, у тебя для этого кишка тонка. Если захочу, я тебя в порошок сотру, в конверт засуну и отправлю в Южную Патагонию без обратного адреса. Так что ты, Веум, меня лучше не раздражай.

Я был тверд и смотрел ему прямо в глаза:

– Я могу заявить на Хелле в полицию, у меня есть компрометирующие материалы.

– Что ты говоришь? У нас полицейские продаются дюжинами, а у вас?

– В Бергене не продаются.

– Неужели? А я слышал другое. К тому же прошлое Хелле безупречно. Иначе он не приезжал бы сюда каждый год. Ну ладно, пора кончать, Веум. Благодарю за беседу. До свидания, – сказав это, он положил свою широкую руку мне на плечо и сильно толкнул.

Я отлетел на ступеньки и еле удержался на ногах. Тем временем он закрыл за собой дверь и, широко расставив ноги, встал на верхней площадке лестницы и сжал кулаки.

Разумеется, я мог бы продолжать свои попытки. Но с тем же успехом я мог бы пытаться соблазнить бетономешалку.

– Я еще вернусь, – пообещал я и зашагал по дорожке прочь.

– Не забудь прихватить своего брата-близнеца и дядюшку из Америки, – ухмыльнулся он за моей спиной. – Да, еще полицейского Бастиана не забудь.

Когда-то я слыл остроумным пареньком. Но тут что-то со мной случилось, я чувствовал себя жалким и побитым. «Осторожно – злая собака!» – вывеска опять бросилась мне в глаза. Теперь я знал, о ком идет речь.