Текст книги "Юлий Цезарь"

Автор книги: Гульельмо Ферреро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Кредит Цезаря в Риме колеблется

Умиротворение Галлии, таким образом, быстро выродилось в истребительную войну. Кровавый военный режим последовал за примирительной дипломатией первых лет. Такова история всех завоеваний, но на этот раз раздражение завоевателя было так сильно, что постоянные мятежи подвергали сомнению все его дело шести лет и сильно компрометировали его кредит в Риме. Потомство рассматривало завоевание Галлии как великую славу Цезаря, но современники к концу 53-го года видели в нем иное. Поражение армии Красса уничтожило энтузиазм масс к политике крупных захватов и поколебало доверие к людям, являвшимся ее представителями. Красc, который после своей смерти не внушал более никому страха, естественно, обвинялся более, чем Цезарь, живой и могущественный. Его обвиняли в том, что он вел экспедицию, как невежда, совершил самые грубые ошибки и все погубил своим упрямством и жаждой денег. Но и против Цезаря выдвигались обвинения. Когда Лукулл и Помпей присоединили Понт и Сирию, все было кончено в короткое время. В Галлии, напротив, каждый год надо было начинать все сначала. Не было ли это, по крайней мере отчасти, виной Цезаря?

Галльские богатства в Риме

Кроме того, скандальная выставка богатств, награбленных в Галлии некоторыми генералами, начинала раздражать публику. Цицерон продолжал заниматься постройками, порученными ему братом. Мамурра, бывший незнатным формийским всадником, приказал построить себе на Целийском холме роскошный дворец, все стены которого были покрыты по александрийской моде прекрасными мраморными плитами, что было еще неведомой в Риме роскошью. [301]301
  Plin., Ν. H., XXXVI, VI, 48; Courbaud, В. R. R., р. 352.


[Закрыть]Лабиен, купивший обширные имения в Пицене, построил там в Цингуле (совр. Cingoli) настоящую маленькую крепость. [302]302
  Caesar, В. С, I, 15.


[Закрыть]Волна сентиментализма, неизбежная в цивилизованном обществе и усиленная влиянием греческой философии, понемногу отрезвляла нацию подкупа и тщеславия и приобрела большую силу, когда после короткого промежутка выборы на 52 год снова вызвали взрыв анархии. Кандидатами на консульство были: Милон, Публий Плавтий Гипсей и Квинт Цецилий Метелл Сципион, приемный сын Метелла Пия. На претуру кандидатом являлся Клодий, а на квестуру – Марк Антоний, который после возвращения Габиния в Италию был вызван Цезарем в Галлию. Цезарь, быстро оценивший его военные способности, согласился дать ему отпуск, чтобы он домогался этой магистратуры. [303]303
  Lange, R. Α., III, 352 сл.


[Закрыть]

Отсрочка выборов

Борьба скоро приняла такой ожесточенный характер, что все кандидаты стали добиваться магистратур с оружием в руках. Постоянно происходили кровавые схватки между навербованными шайками кандидатов. Однажды сам Цицерон едва не был убит на Священной дороге; [304]304
  Cicero, Pro Milone, XIV, 37.


[Закрыть]в другой день Марк Антоний едва не убил Клодия. [305]305
  Cicero, Pro Mil., XV, 40; Dio, XLV, 40.


[Закрыть]Оцепенелое общество спрашивало себя: что за безумное бешенство овладело умами и ценой каких убийств можно восстановить порядок? Взгляды общества напрасно обращались к Помпею. Из-за нерешительности и слабости или из желания сделать свою диктатуру необходимой ввиду беспорядка Помпей ничего не делал. Консулы тщетно много раз пытались провести выборы. Сенат, не будучи в состоянии ничего сделать, кончил тем, что запретил египетский культ Сераписа и Изиды, странности которого присоединялись к моральному беспорядку, господствовавшему в Риме. [306]306
  Dio, XL, 47.


[Закрыть]Было также решено предложить народу закон, по которому магистрат мог бы получить провинцию только через пять лет после отправления должности. [307]307
  Ibid., 46.


[Закрыть]Таким образом надеялись несколько успокоить бешеную конкуренцию, которая бывала при соискании должностей. В третий уже раз в течение четырех лет год оканчивался без выборов консулов на следующий срок. На этот раз сенат не мог даже назначить временного правителя (interrex), потому что этому воспротивился народный трибун Тит Мунаций Планк. В этой оппозиции многие видели руку Помпея, который хотел помочь событиям и заставить сенат назначить его диктатором. [308]308
  Asconius, p. 32.


[Закрыть]

Смерть и похороны Клодия

Но среди стольких насилий одно убийство довело беспорядок до последней степени. 18 января Милон, отправившийся с вооруженной охраной в Ланувий, встретил на Аппиевой дороге возле Бовилл Клодия, возвращавшегося с небольшой свитой в Рим из своей деревни. Два небольших отряда вступили в схватку, и Клодий был убит. [309]309
  App., В. С, II, XXI; Dio, XL, 48; Vellerns, II, 47; Livius, P., CVII; Cicero, Pro Mil., X, 28.


[Закрыть] «Наконец-то!» – сказали многие в Риме со вздохом облегчения. Но и после смерти этой ужасной личности суждено было взволновать Рим. Народ легко был возбужден его сторонниками, его сикариями, трибунами народной партии и его женой Фульвией. Толпы пришли смотреть на труп, выставленный в его доме. Со всех сторон кричали о мщении, и его похороны были отпразднованы с грандиозной и почти дикой помпой. Народ сопровождал тело в курию Гостил и я и, чтобы выразить свою ненависть к богатым и знатным, зажег костер из скамей, столов и пюпитров сенаторов. Огонь распространился на курию и охватил также базилику Порция, так что тело демагога исчезло в пепле двух самых древних и самых уважаемых памятников Рима, между тем как народ, охваченный безумием, провозгласил Помпея и Цезаря диктаторами. Испуганный Планк перестал противиться назначению interrex'a, и сенат выбрал Марка Эмилия Лепида – сына консула, умершего во время революции 78 года. Это был очень богатый молодой человек, женатый на дочери Сервилия; он был другом Цезаря и Помпея, но так как не имел большого влияния, то его назначение только увеличило возбуждение. Народ, вместо того чтобы успокоиться, волновался все более и более, и, когда в честь демагога устроили большой поминальный обед, произошли крупные беспорядки. Толпа пыталась поджечь дома Милона и подозреваемого в расположении к нему Лепида. Народная демонстрация отправилась предложить консульские фасции Гипсею и Сципиону; другая толпа провозгласила Помпея консулом и диктатором. Везде в Риме были драки, демонстрации, волнения. Бандиты и воры пользовались этими беспорядками и под предлогом розыска соучастников Милона врывались для краж в частные дома. [310]310
  App., В. С, II, 21–22; Dio, XL, 49; Asconius, p. 34.


[Закрыть]

ВЕЛИКИЙ КРИЗИС ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ИМПЕРИАЛИЗМА. ВОЗМУЩЕНИЕ ГАЛЛИИ

Коммий и Лабиен. – Падение демократической партии. – Раздор между Цезарем и Помпеем. – Новое восстание в Галлии. – Цезарь снова добивается консульства. – Переход через Севенны. – Цезарь собирает легионы. – Стратегический план Цезаря. – Верцингеториг. – Осада Аварика. – Взятие Аварика и его последствия. – Ошибка Цезаря. – Герговия. – Восстание распространяется по всей Галлии. – Критическое положение Цезаря. – Партизанская война. – Отступление Цезаря. – Первая регулярная битва. – Верцингеториг отступает в Алезию. – Осада Алезии. – Голод. – Капитуляция Верцингеторига. – Причины успеха Цезаря.

Вероломство Цезаря по отношению к Коммию

В то время как в Риме происходили эти волнения, Цезарь перешел Альпы, чтобы возвратиться в Цизальпинскую Галлию. Торопливость, гаев, серьезное положение его партии, его характер, по временам безрассудный и вспыльчивый, невероятное величие его предприятия – все это роковым образом побуждало его нагромождать одну ошибку на другую. Ради возможности побывать в Италии и познакомиться с тамошними событиями он подверг Галлию жестоким репрессиям, которые неизбежно должны были вызвать к нему ненависть. [311]311
  Jullian, Vercing., 114: «Его (Цезаря) поведение во время начавшейся зимы (53–52) было странным неблагоразумием».


[Закрыть]Действительно, едва он уехал, а, вероятно, еще находясь в дороге, он узнал от Лабиена, что его прежний друг и союзник Коммий подготавливает восстание. В гневе он приказал Лабиену пригласить атребата в лагерь и убить его. [312]312
  Цезарь не говорит об этом варварском эпизоде. О нем довольно наивно рассказывает Гирций (В. G., VIII, 23). Если бы галлы также написали историю римского завоевания, то они, без сомнения, рассказали бы нам много подобных случаев, которые лучше бы объяснили ненависть галльской знати к завоевателям. По Гирцию, попытка убийства Коммия Лабиеном произошла по собственному почину последнего, но это невозможно. Коммий был связан с Цезарем слишком тесной дружбой, и Лабиен не стал бы действовать без согласия проконсула.


[Закрыть]Лабиен повиновался, но Коммию, раненному, удалось спастись, и это вероломство имело только тот результат, что Коммий стал смертельным врагом Цезаря, истощавшего свои силы в этой сизифовой работе, делавшей его раздражительным и жестоким. Впрочем, в данное время Коммий, спасшийся в лесах северной Галлии, мало занимал его: у него были другие тревоги в Италии, гораздо более важные.

Цезарь как козел отпущения для римлян

Демократическая партия, не сдержав своих безумных обещаний, снова падала в глазах общественного мнения, как в 57 году. Аграрный закон 59 года, подобно своим предшественникам, не был приведен в исполнение. Надежды на Британию рушились. Римская армия в Парфии потерпела позорное поражение. Все думали, что Галлия за два года покорена «единственным императором», а она была теперь в состоянии открытого восстания. Красc умер, и могущественный триумвират превратился в правление двух лиц, неспособных подавить даже мятежи римской черни. Уже давно масса людей устала от потока ужасного подкупа и насилия, угрожавшего унести все в своем бешеном течении. После же смерти Клодия положение стало особенно угрожающим. Сначала общество, повинуясь одновременно чувству страха и справедливости, сурово осуждало Милона, приказавшего своим рабам докончить раненого Клодия; [313]313
  Dio, XL, 48.


[Закрыть]но когда чернь погрязла в насилиях, произошел поворот в общественном мнении. В консервативном лагере даже партия самых крайних оправдывала убийцу Клодия. Вечером в день похорон сенат объявил военное положение и поручил Помпею, народным трибунам и самому Милону привести в исполнение этот декрет. [314]314
  Ibid., 49.


[Закрыть]Ободренный благоприятной для него переменой, Милон тотчас явился в Рим и в обстановке общей трусости набрался смелости домогаться консульства. [315]315
  Dio, XL, 49; App., В. С, II, 22.


[Закрыть]Эта наглость довела до отчаяния чернь, грозившую возмутиться. Смятение действительно достигло высшей степени: общество было охвачено страхом, и враги Цезаря ободрились. Так как он был творцом этой политики, то его следовало сделать ответственным за все настоящие несчастия: за поражение Красса, которого он направил в Парфию; за всеобщую коррупцию, которую он поддерживал своей щедростью; за беспорядки в Риме, которые он не пресекал; за бесконечную войну с галлами, вызванную его грабежами. [316]316
  Чтобы понять, как менялось общественное мнение по отношению к Цезарю в 53 и 52 годах, достаточно сравнить то, что говорит о Цезаре Цицерон в 56-м, 55-м и 54 годах (Cicero, F., I, 9; VII, 7; VII, 8, Ad Q., II, 15, В.; II, 16; III, 1; III, 5; III, 8; III, 9; Α., IV, 16; IV, 18; и вся речь De provineiis consularibus), с тем, что он писал в 51 и 50 годах (Cicero, Α., VI, 1, 25; VII, 7, 5). См. кроме того: Cicero, F., II, 8, 2. Это изменение объясняется не личными причинами, ибо Цезарь всегда делал все возможное, чтобы сохранить к себе расположение Цицерона (см.: Α., VII, 1, 3), а переменой мнения в высших классах, имевшей причиной гибель Красса, внутренний беспорядок в Риме и восстание галлов. Нужно заметить, кроме того, что в переписке Цицерона мы почти не имеем писем 52 года и что те, которые у нас остались, являются непоказательными. Так как вероятно, что переписка была опубликована при Августе и, конечно, была предметом предварительной цензуры, то я склонен думать, что письма 52 г. почти все были устранены, потому что они указывали на вызванный восстанием галлов ужас и содержали очень нелестное мнение о Цезаре. Момент перемены беспристрастного общественного мнения, бывшего ранее благосклонным к Цезарю после завоевания Галлии, относится как раз к 52 году: в этом году отдали себе отчет в том, что присоединение 57 года было политической ошибкой.


[Закрыть]

Соперничество между Помпеем и Цезарем

Цезарю, следовательно, приходилось в третий раз восстанавливать демократическую партию. Но теперь, после смерти Юлии, Красса и Клодия, это было не легко. С исчезновением несравненного народного агитатора распались и выборные коллегии, составлявшие силу его партии, а смерть Красса, последовавшая за смертью Юлии, делала непрочным соглашение с Помпеем, уже поколебленное событиями последних лет. Историки ошибочно рассматривали несогласие, начавшее назревать тогда между Цезарем и Помпеем, как результат соперничества честолюбий, которое долго скрывалось и наконец разразилось вследствие смерти Красса. Несогласие коренилось не в честолюбиях, а в темпераментах обоих лиц, и сила событий, а не желание того или другого, заставили его обнаружиться. Начиналась борьба не между двумя честолюбиями, а роковое столкновение консервативной политики и политики демократической. После многолетней борьбы обе они олицетворились в двух старых друзьях. Злоба и интриги консерваторов, трудность борьбы одновременно и с ними, и с Цезарем, Крассом и Клодием принуждали Помпея, бывшего в сущности консерватором, до сих пор держаться Цезаря.

Идеи образованных классов

Поражение Красса, опасное положение республики и мятежи в Риме устрашили его, пробудили его властные инстинкты и толкнули к идеям, разделяемым лучшими гражданами, к той программе, одновременно гениальной и химерической, которая требовала примирения аристократии и демократии, подавления общественного и частного подкупа, возвращения к более простой и более нравственной жизни. Необходим был переворот: республика нуждалась в мире, порядке и правосудии. Если обычных магистратур было недостаточно, то нужно было создать нового магистрата, который мог бы, наконец, контролировать положение. Эти идеи распространялись в высших классах, новые настроения которых Цицерон, не давая себе в том отчета, отразил в «De Republica».

Предложение Цезаря

Цезарь понимал опасность и старался прежде всего иметь Помпея на своей стороне. Из Равенны, куда он отправился провести зиму, [317]317
  Florus, III, 10, 22.


[Закрыть]он помог своему зятю провести порученный тому сенатом набор [318]318
  Cicero, Pro Milone, XXIII, 62; XXVI, 70; Asconius, p. 35, 51; Dio, LX, 49–50; Caesar, В. G., VII, 1.


[Закрыть]и предложил ему новый двойной брак. Цезарь предлагал жениться на дочери Помпея, обрученной тогда с сыном Суллы, а Помпей должен был жениться на второй дочери одной из племянниц Цезаря, Атии, вдове Гая Октавия, умершего в начале своего консульства; у Атии кроме сына Гая, рожденного в 63 году и которому было тогда одиннадцать лет, были две старшие дочери. [319]319
  Sueton., Caes., 27.


[Закрыть]Но Помпей, начавший тяготиться своим союзом с Цезарем, отказался.

Вопрос о втором консульстве Цезаря

Для Цезаря это был большой удар. Помпей был ему необходим, чтобы вовремя отразить опасность, какую он предвидел в будущем. Его проконсульские полномочия оканчивались 1 марта 49 года, и по закону Суллы, позволявшему повторное избрание только через десять лет, он мог снова быть избран консулом лишь в 48 году. Оставалось, следовательно, около десяти месяцев, в течение которых он не был бы защищен неприкосновенностью должностного лица, но, подобно первому встречному гражданину, служил бы предметом обвинений и судебных преследований, с помощью которых в Риме партии боролись между собой. Он знал, что у него много врагов и что если бы его партия лишилась влияния, а Помпей покинул бы его, то опасность преследования была бы велика. Суд легко мог осудить его на изгнание, которое разом положило бы конец его политической карьере. Нужно было эти десять месяцев сохранять управление провинцией. Но как добиться этого? Заставить отложить назначение своего преемника до 1 января 48 года и остаться в провинции в качестве временного магистрата в ожидании своего заместителя было легко, но по устранении одного затруднения возникало другое, более важное. Чтобы домогаться консульства на 48 год, необходимо было присутствовать в Риме. Но, если он вступал в Рим, он терял Imperium и становился простым гражданином, доступным преследованиям своих врагов. Оставаясь же в провинции, он не мог выставить своей кандидатуры на консульство. Нелегко было выйти из этого сплетения юридических и конституционных затруднений, но Цезарь, никогда не стеснявшийся в средствах, сумел это сделать. Многие желали, чтобы он вопреки конституции был избран в консулы вместе с Помпеем чисто революционным путем; но он требовал от своих друзей оставить эту мысль, а вместо этого просил провести с помощью десяти трибунов закон, позволявший ему заочно домогаться консульства. [320]320
  App., В. С, II, 25; Dio, XL, 51.


[Закрыть]Таким путем он мог бы быть избран консулом, оставаясь в Галлии до 1 января 48 года и препятствуя назначению своего преемника. Он тотчас начал делать в Риме все необходимые приготовления для проведения этого закона.

Новое восстание всей Галлии

Но плохие известия из Галлии спутали все его тонкие расчеты. Еще раз он ошибся, думая, что жестокие репрессии дадут ему небольшую передышку. Едва он покинул Галлию, как наиболее влиятельные лица многих народов, раздраженные опустошениями и казнями предшествовавшего года, стали, собираясь в лесах, обсуждать положение страны и образовали союз с целью агитировать не только среди своих приверженцев, но и среди низших классов по всей Галлии. Карнуты, снова восставшие под начальством Гутуатра и Конконнетодумна, уже перерезали в Кенабе (совр. Орлеан) италийских купцов, а среди них – всадника Гая Фуфия Кита, бывшего управляющим провиантской частью римской армии. В Оверни «друг» Цезаря, молодой Верцингеториг, подготовил революцию, захватил власть и поднял знамя восстания; к нему присоединились сеноны, паризии, пиктоны, кадурки, туроны, авлерки, лемовики, анды и все народы, жившие вдоль берега океана. Молодой арвернский вождь уже послал под начальством кадурка Луктерия армию к границам Нарбонской Галлии, в то время как сам вторгся на территорию битуригов, данников эдуев. [321]321
  Caesar, В. G., VII, 1–5.


[Закрыть]Уцелевшие силы аристократии и плутократии соединились против общего врага; оппортунистическая политика Цезаря, сеявшего вражду между соперниками, восстановила против него все партии, и мятеж, обширнее и опаснее предшествующих, угрожал римским армиям, рассеянным по их зимним квартирам, в то время как Цезарь был далеко и не мог даже начать дело политической реставрации, ради которого он так поспешно покинул Галлию.

Затруднительное положение Цезаря

Положение Цезаря было ужасным. Неужели все его дело в Италии и Галлии рушится и погребет его под своими развалинами? Но величина опасности возбудила всю энергию его духа. Не будучи в состоянии одновременно преодолеть и галльский кризис, и италийский, вынужденный выбирать между тем и другим, он, как и в 57 году, без колебания покинул Италию и тотчас же, т. е., вероятно, в середине февраля, вернулся в Нарбонскую Галлию. [322]322
  Так как Клодий умер 18 января, то мне кажется возможным принять приблизительно эту дату на основании Caes. (В. G., VII, 1). Я замечу, кстати, что в рассказе об этой войне Цезарь почти везде пренебрегает всякой хронологией, что увеличивает трудность восстановления истории этой войны.


[Закрыть]По дороге известия становились все более и более тревожными: оставшиеся верными в центре Галлии эдуи, ремы, лингоны были окружены мятежными племенами, как огненным кольцом. На востоке еще колебались одни только секваны. Вся римская армия находилась в северной части этого круга. Если бы Цезарь вызвал свои легионы в нарбонскую Галлию, им пришлось бы пройти через всю восставшую страну; если же он сам отправится к ним, то ему придется с незначительными силами пройти через центр мятежа.

Решительность Цезаря

Выбор был затруднителен. Но, не теряя ни мгновения, с той быстротой, которая, по словам одного древнего писателя, напоминала быстроту пламени, Цезарь задумал и выполнил необычайно смелый план. В несколько дней при помощи гранизона и солдат, только что набранных в Италии, он организовал, насколько мог, защиту Нарбонской Галлии; потом послал небольшой отряд кавалерии в Виенну; наконец, с оставшимся отрядом в самый разгар зимы, приказывая солдатам прорывать дорогу в снегу, перешел Севенны и неожиданно атаковал Овернь. Арверны, считавшие себя в безопасности от какого бы то ни было нападения, потому что горы были покрыты снегом, были так напуганы этим неожиданным появлением римлян, что тотчас же призвали Верцингеторига на помощь родине, в которую, по их словам, вторглась огромная армия. Именно этого и ждал Цезарь. Он передал командование Дециму Бруту, приказав ему грабить страну, а сам с небольшой свитой вновь перешел Севенны и за несколько дней прошел сто миль, отделявших его от Виенны. Там он взял небольшой отряд кавалерии, посланный туда ранее, и, скача день и ночь галопом, промчался через всю Галлию, не будучи узнанным, а следовательно, и обеспокоенным. Все считали, что он еще в Оверни. Таким образом он присоединился к двум легионам, зимовавшим в стране лингонов, и послал другим легионам приказ собраться в окрестностях Агединка (совр. Sens). Сам он, отправившись около середины марта [323]323
  Jullian (Vercing., 155) думает, что Цезарь прибыл к своим легионам в конце февраля. Это мнз кажется маловероятным. Путешествие из Равенны в Нарбон, распоряжения, отданные им для защиты нарбонской Галлии, и переход через Севенны не могли занять у него менее двух недель. От Оверни до Агединка через Виенну около 600 километров, и, хотя часть перехода была сделана верхом, нужно прибавить еще пятнадцать дней. Чтобы Цезарь мог присоединиться к своим легионам в конце февраля, нужно было, чтобы из Равенны он выехал в конце января, что совершенно невероятно, если иметь в виду, что Клодий был убит 18 января, что Цезарь приехал в Равенну после этого убийства, что он оставался там некоторое время и старался получить возможность выставить свою кандидатуру в консулы заочно. Все это нельзя было сделать за несколько дней. Относительно того, что легионы должны были собраться у Агединка, то это, по моему мнению, следует из слов Цезаря (В. G., VII, 9): «legiones in unum locum…cogit» и (VII, 10) «duabus Agedinci legionibus…relictis» (Id.).


[Закрыть]в Агединк с двумя легионами, оказался во главе всей своей армии, составленной из одиннадцати легионов, включая легион Жаворонка. Это составляло около 35 000 человек, не считая галльских вспомогательных войск, число которых трудно определить, и весьма немногочисленной кавалерии. [324]324
  Герцог Омальский (Revue des Deux Mondes от 1 мая 1858 г., с. 75) заметил, что легионы Цезаря не могли состоять из 5000 человек, но что они должны были иметь от 3500 до 4000. Если мы учтем, что дело происходит в конце войны, то, я думаю, можно еще уменьшить их численность и считать в них только по 3000 человек.


[Закрыть]Из Виенны в Агединк частью верхом, частью во главе двух легионов Цезарь сделал еще 300 миль.

Верцингеториг осаждает Горгобину

Тем временем Верцингеториг, узнав, что Цезарь обманул его, вернулся на территорию битуригов и со своей маленькой армией, состоявшей из арвернов и небольших контингентов, присланных другими народами, осадил Горгобину. Его армия состояла, вероятно, из семи или восьми тысяч всадников и приблизительно такого же числа пехотинцев, [325]325
  Jullian (Verc, 159) приписывает Верцингеторигу от 6000 до 7000 всадников и 100 000 пехотинцев. Большинство историков также склонны рассматривать армию Верцингеторига как очень значительную. Но это мне кажется невозможным. Прежде всего, откуда набрал бы он столько солдат? Восставшие народы, конечно, послали ему контингенты; но не нужно забывать, что некоторые из этих народов, притом самые важные, например сеноны и паризии, сконцентрировали свои военные силы в своей стране, так что скоро Цезарь должен был послать против них четыре легиона. Кроме того, поскольку в древности нелегко было прокормить 100 000 человек в военное время (Митридат, например, должен был неоднократно в течение ряда лет собирать хлеб, чтобы содержать армии, едва ли более значительные), то было совершенно невозможно, чтобы такая большая армия вела столь опустошительную войну, какую вела армия Верцингеторига. Подобная война могла иметь успех только в том случае, если опустошающая армия малочисленнее неприятельской или если она имеет гораздо больше продовольствия, в противном случае опасность является для нее большей, чем для врага. Ничто не доказывает, что таков был случай с Верцингеторигом. Кроме того, в войне почти всюду участвовала только кавалерия (см.: Caesar, В. G., VII, 14), пехота играла лишь второстепенную роль. Когда Цезарь сделал попытку захватить лагерь (VII, 17), она могла очень быстро вместе с багажом спрятаться в болоте, что было бы невозможным, если бы она была многочисленна. Наконец, возможно ли, чтобы Цезарь осмелился разделить свою армию и отправиться в Герговию только с шестью легионами, т. е. приблизительно с 20 000 человек, если бы он имел против себя армию в 100 000 пехотинцев, кавалерия которой превосходила его собственную? Можно считать до 8000 число всадников, так как Верцингеториг в конце войны имел их 15 000 (Caesar, В. G., VII, 64), после того как получил подкрепление из Аквитании, а часть всаднников была доставлена ему после совещания в Бибракте.


[Закрыть]большинство которых должно было быть его слугами или клиентами и слугами его друзей.

Битва под Новиодуном

На что следовало решиться Цезарю? С политической точки зрения лучшим решением было двинуться немедленно против Верцингеторига, чтобы спасти эдуев и укрепить таким образом их верность, устрашить мятежников, окончить как можно скорее войну и возвратиться в Италию. С чисто военной точки зрения, напротив, было благоразумнее дождаться хорошего времени года, [326]326
  Нужно вспомнить, что календарь был тогда более чем на месяц впереди действительного времени года.


[Закрыть]когда армия могла бы находить по дороге в изобилии провиант. Но на этот раз политические соображения взяли верх над военными. Цезарь решил, что восстание эдуев будет для него опаснее зимней кампании, и хотел поднять репутацию своего оружия молниеносной быстротой своих наступлений и побед. Он просил эдуев приложить все усилия к тому, чтобы доставить ему хлеб. Он оставил два легиона и весь обоз в Агединке, за несколько дней атаковал и взял Веллавнодун (совр. Chateau-Landon), сжег Кенаб (совр. Орлеан), переправился через Луару и, проникнув на территорию битуригов, осадил Новиодун (совр. Суассон). Город готов был сдаться, когда явился Верцингеториг, прибывший из-под Горгобины. Хотел ли он напасть на римскую армию и всерьез попытаться освободить город? Это мне кажется невероятным, потому что его силы были слишком недостаточны. Он, вероятно, старался лишь показать, что идет на помощь осажденному городу, чтобы несколько ободрить Галлию, устрашенную походом Цезаря. Но уже в этот момент он собирался применить против римлян систему партизанской войны. Как бы то ни было, под стенами Новиодуна произошло сражение, значение которого Цезарь преувеличивал. В результате Верцингеториг отступил, город сдался, а Цезарь пошел на Аварик (совр. Bourges), столицу битуригов, один из самых богатых городов, возникших в это время.

Стратегия Верцингеторига

Верцингеториг начал теперь методически приводить в исполнение свой план, задуманный, по моему мнению, уже давно, хотя Цезарь, напротив, считал его внушенным недавним поражением. Этот план состоял в том, чтобы образовать вокруг Цезаря пустыню, сжигая по мере его движения вперед города, не исключая Аварика, перерезая ему дороги, захватывая его прикрытия и уничтожая его фуражиров. Эта тактика была превосходна, так как конница галлов была гораздо сильнее римской, но следование этой тактике требовало от народа очень большой храбрости. У битуригов вначале не было в ней недостатка. Цезарь двигался вперед по опустошенной стране, постоянно видя на горизонте столбы дыма от сожженных деревень, постоянно тревожимый Верцингеторигом. Последний следовал за ним, стараясь захватить обозы с зерном и отказываясь от всякого открытого нападения; он располагал свою маленькую армию лагерями по лесам и болотам, хорошо защищавшим ее от атак Цезаря.

Осада Аварика

Если бы Аварик был также разрушен, римская армия блуждала бы без цели по стране, залитой огнем и кровью. Но битуригам не хватало мужества сжечь прекрасный город, и Верцингеториг наконец уступил их просьбам и пощадил его. Цезарь тотчас направился туда и с обычной своей энергией предпринял гигантские осадные работы, заставляя своих солдат производить их в холодное и дождливое время года и не обращая внимания на партизанские набеги Верцингеторига, часто заставлявшего его целыми днями чувствовать недостаток хлеба. Ни одна римская армия, начиная с армии Лукулла, не была закалена таким тяжелым трудом. Но Цезарь лучше Лукулла знал солдат своей эпохи и в эти критические моменты, вместо того чтобы сурово обращаться с ними, оказывал им внимание, составлявшее контраст с жестокостью этой ужасной войны. Однажды он даже дошел до предложения снять осаду, если испытания сделались слишком тягостны для них. Все, естественно, отказались и возвратились к работе с большим жаром, чем когда-либо. [327]327
  Должно заметить, что Цезарь (В. G., VII, 18), рассказывая о попытке захватить врасплох пехоту Верцингеторига во время отсутствия конницы, не говорит, с какими силами он шел против галльского лагеря, что было бы важной подробностью. Это не мажет быть случайной забывчивостью; вероятно, он шел с небольшим числом людей, потому что галльских пехотинцев самих было немного. Он умолчал, сколько солдат вел с собой, чтобы нельзя было предположить, каковы были силы врага.


[Закрыть]Таким образом, несмотря на холод, голод и вылазки неприятеля, траншеи были окончены, башни для нападения поставлены, приступ состоялся, и город был взят во второй половине апреля. [328]328
  Jullian (Vercing., 183), по моему мнению, прав, определив время, нужное для этой экспедиции – с момента отъезда из Агединка до взятия Аварика – в пять недель. Так прошли конец марта и первая половина апреля.


[Закрыть]Цезарь дал еще один ужасный пример устрашения: город был отдан солдатам, все население перебито, причем Верцингеториг не осмелился прийти к нему на помощь.

Цезарь дает отдых своим войскам

Менее чем за месяц Цезарь подавил четыре очага восстания, усеяв свою дорогу ужасными опустошениями, подобными сожжению Кенаба и взятию Аварика. Он наполнил свои сундуки золотом и серебром, разграбив сокровища городов, храмов и частных лиц, и обрел наконец в легионах то доверие, которое так необходимо маленькой армии, воюющей в обширной стране, охваченной мятежом. Его бурная и гениальная энергия одержала победу над всем – над пространством, над временем года, над голодом, над укрепленными стенами и над возможностями людей. Теперь, как бы переводя дыхание, он дал им небольшой отдых в Аварике. Полагая, что со взятием этого города выполнена самая тяжелая часть его дела и что мятеж если и не подавлен, то по крайней мере укрощен, Цезарь намеревался дать отдых своей армии и прокормить ее до приближающейся весны припасами, найденными в Аварике. Потом с наступлением весны он вторгся бы в страну арвернов, разрушил бы их столицу Герговию, и война была бы окончена.

Выборы у эдуев

Но вдруг произошло одно из тех опасных событии в галльской политике, которые уже семь лет так заботили Цезаря. У эдуев избрание первого должностного лица угрожало повлечь за собой гражданскую войну, потому что образовались две партии; одна из них выбрала на эту высокую должность Кота, другая – Конвиктолитана, и последний утверждал, что выборы Кота незаконны. Цезарь был вынужден приостановить свои военные операции, отправиться со своей армией в Декетию (совр. Decize) и разрешить спор, признав правильность выборов Конвиктолитана. Таким образом, прошло несколько недель, в течение которых силы восставших должны были бы рассеяться в страхе от последних карательных операций против них.

Цезарь разделяет свои силы

Еще раз ожидания Цезаря были обмануты. Известия, приходившие к нему, ясно указывали, что восставшие не до такой степени потеряли мужество от его побед, как он предполагал. На севере Галлии сеноны и паризии находились в боевой готовности и надеялись на победу. Коммий набирал армию. Верцингеториг, получив помощь из Аквитании, набирал стрелков, учил своих солдат строить лагерь по римскому образцу, подстрекал к мятежу народы, оставшиеся верными римлянам, например эдуев и секванов, посылая их вождям большое количество золота, богатые россыпи которого находились в Оверни.

Однако Цезарь до такой степени был убежден в близости окончания войны и верил в свои силы, что решился разделить свою армию. [329]329
  Об этой ошибке Цезаря см.: Barone, J. G. С, с. 64.


[Закрыть]Он нигде более не упоминает о галльском легионе Жаворонка, и, по-видимому, у него было только десять легионов, ибо четыре из них он отдал Лабиену, послав его в середине мая на север против паризиев и секванов. Сам же с шестью легионами направился к югу, чтобы вторгнуться в Овернь по долине реки Элавера (совр. Allier), принудить Верцингеторига вступить в битву и положить конец войне.

Осада Герговии

Верцингеториг действительно пришел к берегу Элавера, приказал разрушить все мосты и стал следить с левого берега за движениями Цезаря на противоположной стороне реки, стараясь воспрепятствовать ему переправиться в Овернь. Цезарь должен был прибегнуть к военной хитрости. Ему удалось однажды утром спрятать в лесу возле одного разрушенного моста двадцать когорт (по две от каждого легиона), и, когда остальная армия двинулась вдоль реки, эти двадцать когорт вышли из засады, восстановили мост и заняли его. Легионы, получив об этом известие, возвратились и перешли Элавер. Верцингеториг позволил им это сделать, не решаясь дать бой, и, верный своей тактике, снова начал отступать. Через пять дней Цезарь прибыл к крутой возвышенности, на которой была построена Герговия, и, не теряя ни минуты, приступил к осадным работам. Но шести легионов было недостаточно для взятия города, так хорошо укрепленного природой и руками людей, и положение римской армии скоро стало критическим. Верцингеториг расположился лагерем на небольшом расстоянии в лесах и болотах, постоянно нападая, но оставаясь недоступным. Подкупленные золотом Верцингеторига знатные эдуи стали колебаться, Герговия стойко держалась. Однажды отряд солдат, посланный эдуями к Цезарю, едва не перешел на сторону врага. Цезарь попытался тогда устрашить Галлию, взяв штурмом Герговию, и двинул свои шесть легионов на общий приступ. Но этот отчаянно храбрый маневр не удался, наступавшие были отброшены с крупным уроном. [330]330
  См. у Наполеона III (J. С, II, 281) замечания о рассказе Цезаря (В. G., VII, 45–51) об этом приступе.


[Закрыть]Осознав тогда свою ошибку и опасность, которой он подвергался, оставаясь под городом, Цезарь решил снять осаду и отправился, вероятно, во второй половине июня, на север, чтобы соединиться с Лабиеном.

Верцингеториг – национальный герой

Решение было мудрым, но оно представляло и большую опасность. При общем возбуждении умов эта первая очевидная неудача Цезаря могла быть началом его конца. Верцингеториг стал национальным героем; все думали, что звезда Цезаря идет к закату, и это решило участь племен, еще не решавшихся восстать против него. В дороге он узнал, что эдуи наконец восстали. Они перебили римских купцов, захватили в Новиодуне его казну, галльских заложников, обоз и лошадей; разрушили на Луаре мост, разграбили, сожгли или высыпали в реку армейские запасы хлеба и готовились отбросить его назад, в Нарбонскую Галлию, преградив ему переход через Луару. Это был момент, когда Цезарь действительно испугался за свою судьбу. [331]331
  См.: Caesar, В. G., VII, 56.


[Закрыть]Измена эдуев, самого богатого и могущественного народа Галлии, лишала его лучшей базы провианта, перерезала пути сообщения с Лабиеном, уничтожала все результаты его предыдущих побед, поднимала мятеж по всей стране, увлекая за собой до сих пор колебавшиеся племена.

Древние галльские учреждения, которые он старался заставить функционировать под своим контролем, стали теперь органами восстания, орудием, направленным против Рима. С одного конца Галлии до другого уже шли переговоры о созыве Великого национального собрания в Бибракте.

Цезарь соединяет свои силы

Еще раз Цезарь увидал себя на краю пропасти, но и на этот раз он не колебался. Он понимал, что если он отступит в нарбонскую Галлию, оставив Лабиена на севере, то галлы легко могут уничтожить их обоих. Поэтому он решил во что бы то ни стало и как можно скорее соединиться с Лабиеном. Не желая терять времени на постройку моста через Луару, вздувшуюся от таяния снегов, он нашел брод, где солдаты могли пройти по грудь в воде, неся оружие над своей головой; выше по течению он пустил кавалерию, чтобы сдерживать, подобно живому молу, течение, и таким образом переправил через реку всю армию. Потом, захватив весь хлеб и скот, какой только мог найти, нагрузив его на рабов, мулов и самих солдат, он двинулся ускоренным маршем и присоединился к Лабиену на территории сенонов, вероятно, по соседству с Агединком. От Герговии до Агединка Цезарь прошел около 200 миль (300 километров); предполагая, что на этот переход он употребит пятнадцать дней, в начале июля он должен был уже находиться во главе все своей армии. К его счастью, в то время как он потерпел неудачу под Герговией, Лабиен одержал значительные победы над сенонами и паризиями.

Собрание галлов в Бибракте

Затем в военных действиях наступил перерыв. Комментарии Цезаря не говорят нам, как долго он продолжался, но он не мог быть менее месяца, в течение которого велись энергичные и лихорадочные приготовления с обеих сторон. Поражение при Герговии, по-видимому, должно было изменить вероятный исход войны. Эдуи своим примером привлекли к мятежу почти все галльские народности, за исключением ремов, лингонов, треверов и некоторых бельгийских племен. Молодой арвернский герой явился в Бибракте, сделавшееся центром восстания, там собрались и депутаты всех стран Галлии, чтобы созвать сейм, на котором можно было бы принять решение об образовании единой национальной армии. Большой энтузиазм охватывал всю Галлию.