Текст книги "Мифология пространства древней Ирландии"
Автор книги: Григорий Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава II. «Откуда есть пошла» ирландская традиция? (К дискуссии в современной кельтологии)
Краткий обзор литературы, посвященной древнеирландской традиции, касается в основном положения дел в современных исследованиях. Пяти дорогам Ирландии была посвящена только одна уже упоминавшаяся статья К. О Лохланна, к которой я еще вернусь, сказав несколько слов о состоянии исследований в области ирландской традиционной культуры и раннесредневековой истории Ирландии.
Многие изучали и изучают ирландскую традицию, пытаясь вычленить в текстах осязаемые осколки далекого прошлого ирландской языческой культуры. Их сохранение означало существование каких-то особенных методов передачи традиционных ценностей. Проблема этих методов, самой передачи традиции и сословия, осуществлявшего эту передачу, стимулировала споры в научной кельтологической литературе о языческих или христианских компонентах в средневековой ирландской культуре, об устном или письменном характере различных типов текстов и их элементов. И если второй спор, как представляется, обоснован и приводит к ряду положительных результатов, то в ходе первого часто одни и те же моменты в раннеирландских текстах объясняются с противоположных точек зрения, и исследователи не уделяют большого внимания собственно раннеирландским представлениям о прошлом – синтетической истории и мифу. Существует представление, что близость друидической традиции и христианства в сочетании с социальной подвижкой («революцией кшатриев»[60]60
Под кшатриями здесь подразумевается военная аристократия, тот социальный слой, который Цезарь в Галлии называл «всадниками» (equites). Феномен «революции кшатриев» известен по истории древней Индии, когда военное сословие кшатриев стало на сторону буддизма и в оппозицию традиционному брахманизму. Некоторые кельтологи использовали этот термин по аналогии с индийской ситуацией.
[Закрыть]) IV—V вв. привела к безболезненному принятию христианства в Ирландии[61]61
См.: Ch.-J. Guyonvarc’h, F. Le Roux. La civilisation celtique. Rennes, 1998. P. 114; сходное мнение не раз высказывалось С. В. Шкунаевым в его статьях, научных докладах и частных беседах, напр.: С. В. Шкунаев. Герои и хранители ирландских преданий // Предания и мифы средневековой Ирландии. М., 1991. С. 11—12.
[Закрыть].
Итак, два противостоящих лагеря, ведущих эти споры в кельтологии в настоящее время, – это т. н. нативисты и антинативисты. Собственно, такое деление оформилось с выходом в 1990 г. книги К. Мак-Кона «Языческое прошлое и христианское настоящее в ранней ирландской литературе» («Pagan Past and Christian Present in Early Irish Literature»)[62]62
K. McCone. Pagan Past and Christian Present in Early Irish Literature. Maynooth, 1990.
[Закрыть], ставшей «библией» антинативистов. Сам термин нативизм был предложен К. Мак-Коном для обозначения основного, господствующего долгое время взгляда на раннюю ирландскую культуру как на архаичную, изолированную, сочетающую в себе элементы язычества с поверхностным христианством, и на раннеирландские тексты как на изначально устные, иногда ритуальные. В качестве примера таких нативистских исследователей можно привести братьев Алвина и Бринли Рисов с их исследованием «Наследие кельтов» («Celtic Heritage»)[63]63
A. and B. Rees. Celtic Heritage. New York, 1994.
[Закрыть] и П. МакКану: кроме множества статей его известнейшая работа – «Кельтская мифология» («Celtic Mythology»)[64]64
P. Mac Cana. Celtic Mythology. London, 1970.
[Закрыть]. Так, Рисы пишут о корпусе ирландской традиционной литературы: «Традиционные предания передавались жреческим орденом в кельтских землях, и различные блага доставались тем, кто их слушал. Прототипы этих преданий, очевидно, были частью устной традиции дохристианских кельтов»[65]65
A. and B. Rees. Op. cit. P. 23.
[Закрыть] (не совсем ясно, что имеют в виду Рисы, разделяя устные предания жрецов/друидов и некие прототипы из устной же «традиции»).
Таким образом, Рисы признавали существование устных пратекстов репертуара филидов, наследников «жреческого ордена» друидов, однако перед ними вставала проблема реальных текстов в рукописях, созданных в монастырях и содержащих множество христианских интерполяций. Исследователи призывали рассматривать повести в средневековых рукописях как «сознательно измененные и реструктурированные». Причем невозможно установить даже, как далеко заходила такая «редакторская правка». В любом случае, авторы «Наследия кельтов» дали стимул многим будущим исследователям искать в раннеирландских текстах «отблески традиции» (формулировка, близкая идеям Р. Генона):
Although the full meaning can never be fathomed, we believe that a comparative study of the stories, combined with some acquaintance with the myths, rituals and doctrines of other lands and other ages, may help us to obtain glimpses of the tradition of which the stories, even in their original form, were but one expression[66]66
Ibid. P. 25.
[Закрыть].
Говоря о влияниях на Рисов со стороны других исследователей, следует напомнить, что в своей интерпретации кельтских преданий Рисы часто использовали идеи А. Кумарасвами и других традиционалистов. Их книга посвящена «традиционным преданиям» (traditional tales) Ирландии и Уэльса. Когда же Рисы говорят о социальных соответствиях тех или иных мифов, они ссылаются на Ж. Дюмезиля.
Подчеркнем, авторы считают, что полное значение кельтских преданий могло быть осознано только в рамках определенной религиозной традиции. И здесь Рисы понимают (в отличие от кельтоманов или дешевых популяризаторов), что такая религиозная кельтская традиция сейчас не существует и не может быть полностью восстановлена современными учеными. Поэтому им остается надеяться, что сравнительное изучение ирландских и валлийских преданий вместе с примерами мифов других стран может помочь исследователю заметить хотя бы «отблески традиции». О самом термине «традиция», используемом Рисами и некоторыми другими кельтологами в традиционалистском ключе, стоит сказать, что такая «традиция» включает в себя в качестве компонентов не только мифологию, но и ритуал, изобразительное искусство, а также музыку[67]67
F. Le Roux. Introduction générale à l’étude de la tradition celtique I. Rennes, 1967. P. 19.
[Закрыть].
Что же касается идеи Рисов о полном раскрытии мифа только в рамках определенной религиозной традиции (в нашем случае кельтской), то с ними можно и нужно поспорить. Мифология может только употребляться той или иной религией, которая, как говорил В. Беньямин, вытягивает мифические линии и превращает их в свои. То есть в нашем случае, как представляется, миф не может быть друидическим или христианским вне зависимости от того, блуждающий это миф или нет.
Одно из бесспорных достижений Рисов – это глава о числах в кельтской мифологии. Сразу скажу, что рассуждения Рисов о числах у кельтов не имеют никакого отношения к популярной нумерологии.
Авторов всегда интересуют маргинальные местности и персонажи в мифах. В этом они абсолютно правы, ибо необычность и сверхъестественность versus обычность и естественность и составляют главную бинарную оппозицию в мифе. Рисы первые написали о двусмысленном положении в ирландском мифе пограничной провинции Иармуман (Западный Мунстер). Там, на крайнем юго-западе Ирландии, находились такие сверхъестественные местности, как Тех Донн, – дом мертвых, крутящаяся крепость короля Курои на горе Шлиав Миш, жилище друида Муг Руйта на острове Валенция и т. д.
В «Наследии кельтов» идет речь о мифологических персонажах, обитающих на границах или за границами мира людей. Это фении, сиды, Племена богини Дану и фоморы, которых авторы помещают в областях Ирландии, находящихся вне доместицированного космоса.
Когда речь идет обо всех этих пограничных территориях и персонажах в кельтских преданиях, важно помнить, что граница проходит между этим миром и иным миром (Other World). Причем в кельтских преданиях искомый иной мир потенциально находится в любом месте, однако ему необходимы особые «пограничные» условия для того, чтобы проявиться. Ну и конечно, иной мир находится на незаселенной периферии. Такой периферией в случае Ирландии, как пишут Рисы, иногда выступает океан. В преданиях, посвященных плаваниям на далекие острова (Imrama), наш мир раскалывается на свои компоненты. Различные элементы, абстрактные принципы или виды животных разделяются и существуют отдельно на разных островах иного мира. Можно найти интересную параллель этой особенности ирландской мифологии, подмеченной Рисами, в таком же разделении реальности нигерийских сказок А. Тутуолы. Они описывают подобные путешествия героев от одного элемента к другому, только не по морю, а в джунглях.
Проньшас Мак Кана сравнивал профессиональное сословие, хранящее традицию в Ирландии (filid), с галльским «орденом» ватов (vates «провидцев»), вторым по значению после друидов. Мак Кана останавливается и на житиях ирландских святых, указывая на частое присутствие в них мифологических мотивов, так что вообще грань между агиографией и мифологией размывается.
Крупные исследователи ранней ирландской культуры, представляющие точку зрения нативистов, в своих работах порой упоминают существование пяти главных дорог Ирландии, однако должного внимания им не уделяют.
Возвращаясь к двум определяющим течениям современной ирландистики, стоит уделить внимание подходу главного представителя школы антинативистов К. Мак-Кона. Он противостоит основному положению нативистской школы о роли устной дохристианской традиции в ранней ирландской литературе. Мак-Кон пишет о «решающей роли церковных взглядов и других современных факторов в ранней христианской ирландской литературе, которая может быть описана как предназначенная для монастыря, происходящая из монастыря, рожденная монастырем»[68]68
K. McCone. Op. cit. P. 256.
[Закрыть]. Далее автор, исходя из своих рационалистических убеждений, стремится лишить раннеирландскую литературу даже налета христианской духовности и рассуждает о том, что интересы, проводниками которых были авторы-монахи, были светские, а не церковные, материальные, а не духовные, местные, а не национальные. По сути такие исследователи, как К. Мак-Кон и Л. Бранах, отрицают существование дохристианской сакральной традиции в Ирландии и считают бо́льшую часть памятников ирландской литературы, описывающих дохристианский период, искусственной компиляцией средневековых клириков:
В работах, посвященных социально-политической истории древней и раннесредневековой Ирландии, также затрагивалась тема архаичности ирландского общества и политического устройства. Древнеирландское общество было названо известным историком Д. А. Бинчи «племенным, сельским, иерархическим и родовым» (tribal, rural, hierarchical, and familiar)[70]70
D. A. Binchy. Celtic and Anglo-Saxon kingship. Oxford, 1970. P. 5.
[Закрыть]. Первое определение можно поставить под сомнение, ведь, как уже говорилось, ирландское túath вряд ли можно адекватно перевести русским «племя» или английским tribe. Тем не менее определение раннеирландского общества Бинчи стало классическим в ирландской историографии.
Признавая архаичность раннесредневековой Ирландии, свидетельством которой являются многочисленные законодательные памятники, многие историки в то же время признавали сложность работы с раннесредневековыми письменными источниками в Ирландии. Так, Фрэнсис Джон Бирн одним из первых написал о возможности использования раннеирландской литературы в качестве своего рода дополнительного источника по раннесредневековой Ирландии. Богатая литература на древнеирландском языке часто позволяет рассмотреть обычаи и повседневную жизнь раннесредневековой Ирландии. Информация здесь передается не иностранцами и даже не местными клириками, пишущими на латыни, но светскими ирландскоязычными literati. При этом единственными достоверными источниками по политической истории Ирландии VI—XII вв. могут служить только анналы и генеалогии. Самые же ранние данные в них относятся к Уладу и центральным областям острова, а юг и запад появляются в истории позже[71]71
F. J. Byrne. Op. cit. P. 1—3, 5.
[Закрыть].
Сложность работы с источниками приводила к тому, что историки, занимающиеся периодом раннего Средневековья, «темных веков» в Ирландии и Уэльсе, нередко высказывали мнение о невозможности написания адекватной работы, освещающей историю этих стран в раннее Средневековье. Профессор Венди Дэвис считает: «Невозможно написать историю раннесредневекового Уэльса так, чтобы она отвечала требованиям современной науки, поскольку доступные нам источники не помогают в решении даже простейших проблем»[72]72
W. Davies. Wales in the early middle ages. Leicester, 1982. P. 1.
[Закрыть]. С такой формулировкой уже применительно к Ирландии согласен исследователь ранней истории острова Дави О Кронин. Он указывал на парадоксальное явление: историку доступно слишком много источников по этому периоду, и трудность, с его точки зрения, заключается в том, чтобы решить, какой материал стоит использовать, а какой отринуть? В отличие от Ф. Бирна Д. О Кронин не стремится и не считает нужным привлекать все возможные источники[73]73
D. Ó Cróinín. Op. cit. P. 8.
[Закрыть].
Несмотря на влияние антинативистов в среде историков, многие авторы подобно Д. О Кронину признают уникальное положение Ирландии в раннее Средневековье. Речь идет об отсутствии римской власти в древней Ирландии, о более чем тысячелетнем (вплоть до скандинавской экспансии) непрерывном развитии местной культуры, во многом отличающейся от культуры континентальной Европы (однако принятие христианства в V в. ставит под сомнение такую непрерывность). Признается оригинальность если не кельтской, то, по крайней мере, ирландской церкви[74]74
Ibid. P. 11.
[Закрыть].
В русской исторической науке проблемам социально-политической истории раннесредневековой Ирландии была посвящена только одна обобщающая монография – работа С. В. Шкунаева «Община и общество западных кельтов» (М., 1989). Уникальность этой монографии, по сей день не потерявшей своего значения, в том, что вопросам общины и общинного землепользования у кельтов в западной историографии уделялось и продолжает уделяться крайне мало внимания. Так, даже в последней подробнейшей фундаментальной монографии Фергуса Келли «Сельское хозяйство в древней Ирландии» («Early Irish Farming») ирландской родовой общине и ее земле, составлявшей бо́льшую часть хозяйственно используемых земель, посвящена всего одна страница[75]75
F. Kelly. Early Irish Farming. Dublin, 1997. P. 402.
[Закрыть].
С. В. Шкунаев рассматривал в своей работе ирландские раннесредневековые законодательные трактаты, наиболее известные из которых: обширный свод законодательных трактатов «Великая Старина» («Senchas Már»), входящий в него трактат о социальных статусах «Малое Наставление» («Uraicecht Becc»), трактат о статусах «Críth Gablach», сочинение о королевских правах и обязанностях «Завещание Моранна» («Audacht Morainn») и др. На основании этих источников Шкунаев приходит к выводу о длительной архаичности древнеирландского общества, которое накануне и несколько веков спустя после принятия христианства находилось на более архаичной стадии, чем Галлия I в. до н. э., уже забывшая институт царской власти. По Шкунаеву общая земля родовой общины (fine) сохранялась в Ирландии в эпоху раннего Средневековья. Земля эта делилась на уделы свободных общинников, продажа, расхищение и отчуждение которых регулировались рядом древних законов[76]76
С. В. Шкунаев. Община и общество западных кельтов. М., 1989. С. 10—11, 153—154.
[Закрыть].
Шкунаев затрагивает и проблемы функционирования ирландской родовой общины в контексте малого племенного королевства (туата) и в связи с королевской властью. Так, для исследователя раннеирландских законов становится очевидным, что «давние традиции совместного пользования пастбищными угодиями, поддержания в порядке дорог и т. д. переориентируются, превращаясь в узел связей соседского типа»[77]77
Там же. С. 155.
[Закрыть]. Можно добавить, что это могут быть связи на уровне одного или нескольких туатов или даже на уровне пятины, как мы это видим в житии св. Бригиты Когитоса. Важно помнить здесь и объединяющую роль власти короля и членов королевского рода, клиенты которого обязаны были следить за порядком и расчищать свой участок дороги во время зимнего гостевания (cóe)[78]78
Corpus iuris hibernici / Ed. by D. Binchy. Vol. I. Dublin, 1978. 201.40—202.1.
[Закрыть].
Что касается уже упоминавшейся статьи К. О Лохланна «Дороги в древней Ирландии» («Roadways in ancient Ireland»)[79]79
C. Ó Lochlainn. Roadways in ancient Ireland // Féil-sgríbhinn Eóin Mhic Néill / Ed. by E. Ua Rian. Ath Cliath, 1940.
[Закрыть], она посвящена не только пяти главным дорогам Ирландии, но и в целом дорогам в Ирландии до прихода англо-нормандцев. О Лохланн предупреждает читателя, что его работа впервые поднимает эту тему и что разные аспекты дороги в раннеирландском обществе еще ждут своих исследователей. К сожалению, тема эта, поднятая ирландским историком, так и осталась без внимания последующих исследователей.
Автор настаивает на первенстве континентальных и островных кельтов в дорожном строительстве и считает, что римляне в Галлии и Британии в основном заимствовали кельтскую дорожную систему. В свете археологических данных это мнение, по крайней мере, заслуживает внимания[80]80
См.: Э. Тевено. История галлов. М., 2002. С. 84—85.
[Закрыть]. О Лохланн анализирует в своей работе различные древне– и среднеирландские топонимические термины, относящиеся к дороге, а также рассматривает иерархию дорог в ранней Ирландии.
Во второй части своей работы автор пытается локализовать пять главных дорог Ирландии на всем их протяжении, используя все доступные ему источники. К сожалению, бо́льшая часть источников, на основании которых прослеживается направление дорог, не указана, и сам анализ данных раннеирландской литературы и анналов остается «за кадром». Нам предоставлена только локализация дорог посредством современной ирландской топонимики и довольно подробная карта. Наибольшее возражение вызывает вывод автора о том, что пять дорог вообще не сходились в Таре, в отличие от общепринятого в традиционной литературе представления. Археологическая разведка и аэрофотосъемка позволяет нам достоверно утверждать, что дороги действительно сходились в Таре, и данные письменных источников, таким образом, подтверждаются. Однако в этом случае все равно остается проблема Шлиге Мор, которая шла от современного Голуэя до современного Дублина. Судя по всему, эта дорога образовывала особое ответвление, которое достигало Тары.
Глава III. Предание о пяти дорогах в «Ночном видении Фингена»
Древнее ирландское предание «Ночное видение Фингена» («Airne Fíngein») посвящено чудесам, сопровождавшим рождение Конна. Согласно издателю повести Ж. Вандриесу текст был написан в древнеирландский период между IX и X вв. Повесть представляет для нас интерес уникальным совмещением пространства и знания в конкретном мифе. Отношение к мифологическому пространству в повести объясняет историю появления пяти дорог. Два восприятия пространства – вертикальное и горизонтальное – отражены в различных хронотопах древнеирландских преданий. Обратимся к одному из ирландских мифологических хронотопов, а именно к тому, что присутствует в «Ночном видении…». В предании говорится о том, как Финген мак Лухта и женщина из сида, Ротниам, встретились на холме Друйм Фингейн в ночь на Самайн. Хронотоп встречи характерен для любого мифологического сюжета: в нем наблюдается единство времени и пространства, и, более того, в «Ночном видении…» говорится о своего рода мифологической повторяемости этой встречи – «Женщина из сида всегда беседовала с ним каждый Самайн» (Boí ben shíde iarom oc aithige Fhinghein Samain do grés)[81]81
Airne Fíngein / Ed. by J. Vendryes. Dublin, 1953. P. 1.
[Закрыть]. Ротниам рассказывает Фингену истории о чудесах, что проявились в ночь рождения Конна[82]82
Из метрических старин мест известно, что Ротниам однажды пообещала Фингену власть над Ирландией, поэтому позже, когда она рассказывает Фингену о будущем короле Конне и его наследниках, Финген уходит в изгнание (The Metrical Dindshenchas / Ed. by E. Gwynn. Part IV. Dublin, 1929. P. 336—338).
[Закрыть]. В то время как разворачивается действие историй, в ту же самую ночь Финген и Ротниам остаются на том же самом холме, и только сверхъестественный дар женщины позволяет им присутствовать одновременно в нескольких местах Ирландии. Знание (fius) женщины странствует отдельно от нее самой. Ó этого мотива есть параллели и в других ранних ирландских текстах: например, в самом раннем тексте о Бране, сыне Фебала, поэме «Разговор друида Брана и провидицы Фебала над Лох Фебуйл» («Imbaccaldam in druad Brain ocus inna banfhátho Febuil»)[83]83
J. Carney. The earliest Bran material // Latin script and letters AD 400—900 / Ed. by J. J. O’Meara and B. Naumann. Leiden, 1976. P. 181.
[Закрыть]. Rothníam можно рассматривать как ирландское соответствие валлийской Арианрод «колесо+сияние» или галльской богини судьбы (?) *Argantorota. Х. Биркхан считает Арианрод лунарной богиней того же круга, что и средиземноморские богини судьбы Тюхе, Немесис или Фортуна[84]84
Birkhan H. Kelten. Versuch einer Gesamtdarstellung ihrer Kultur. Wien, 1997. S. 592.
[Закрыть]. Лунарный характер Ротниам, действующей ночью, тоже очевиден.
Другим важным моментом в «Ночном видении Фингена» является мотив бодрствования. Символическое воздержание Фингена от сна: «хотя долго мое ночное видение, я не упаду духом» (ñid fota mo airne, ním béra for drochmenmain) позволяет ему задавать определенные вопросы. Параллели этого мотива можно найти в позднейшей артуровской традиции. «Бодрствующий» – это широко известный инициатический символ, а преодоление сна обозначает сопричастность героя трансцендентной ясности, свободной от случайностей материального и индивидуального существования.
Фрагмент, описывающий пять священных дорог Ирландии, вероятно, является одним из первоначальных источников старин мест, содержащих историю манифестации дорог в ту ночь. Дороги перечислены наряду с другими дарами (búada), появившимися в ночь рождения Конна. Наиболее очевидное значение этих дорог заключается в их положении как линий, соединяющих Тару и пять углов страны. Таким образом, наш текст устанавливает очередную привилегию Тары как «королевского центра». Фрагмент из «Ночного видения…» полон неясных топонимов и имен героев, и я хотел бы рассмотреть сначала сам отрывок. Чтение основано на рукописи D IV.2. (D; fo. 46a2 – fo. 46b1), которую К. Майер датирует концом XIV в., и рукописях XV в.: «Книге из Лисмора» (L; fo. 138b), «Книге из Фермоя» (А; fo. 24b1), «Liber Flavus Fergusiorum» (B; fo. 28a1).
«Ocus cid búaid n-aile, a ben ?» or Fingen. – «Ní hansa,» or in ben. «Cóic prímróit hÉrenn. Ní frítha cosinnocht, 7 ní rulatar ríg ná carpait : .i. Sligi Midluachra innocht fouair Midluachair mac Damairne, .i. mac ríg Sruba Brain oc torachtain feisi Temrach. Ocus Sligi Cúaland fouair Fer Fí mac Éogabail ria mescuirib síde oc torachtain feisi Temrach. Ocus Slige Asail fouair Asal mac Úmóir maic Doir Domblais ria n-díbergaib Mide oc techt do Themraig. Ocus Sligi Dhala fouair Sétna Secderg mac Dornbuide ria n-druídib Iarmuman oc saigid fheisi Temrach. Ocus Sligi Mór .i. Escir Riadai; is sí roinnes Éirinn, fouair Nár mac Óengusa Umaill ria lathaib gaile Irruis Domnand oc cosnam, comtis hé cétnarístais Temraig. Ocus nís túargabsat na cóic róit sin cosinnocht for Éirinn». Is ann ro gab Fingen rann aile béus :
Ce béo i tairisium chian
ním imgaib toirse rodian
ním geib format aidche nduib
fri feis int slúaig i Temraig[85]85
Airne Fíngein / Ed. J. Vendryes. Dublin, 1953. P. 9—10; Anecdota from Irish manuscripts / Ed. by R. I. Best and others. Vol. 2. Halle; Dublin, 1908. P. 3—4.
Variae lectiones: 1. cid, ca D. búaid, buaidh D; .b. L. n-aile, .ii. D; n-aili L; aile AB. a ben, om. ABL. or, for LAB. Fingen, .f. L; Fingein A; Fingin B. or, ar D; for AB. cóic, coicc D; .u. AB. 2. prímróit, primroid DB, primroit L; primróit A. hÉrenn, Erenn D; Eirenn L; hErenn A; hErend B. ar si add. D. ní frítha, ní fritha D; ni fritha LAB. cosinnocht, cusanocht AL; gúsanocht D. ní rulatar, nir imtigset AB; ní is nimrulludar L. 3. ríg, eich D; righ L; rígh A; rig B. ná, ná D; na LAB. carpait, cairpthe L; carbuid D; carpaid B. sligi, sl-i A; slighi BL; slidhi D. Midluachra, Mhidhluachra D; Midhluachra L. innocht, anocht D; inocht L; indocht A; innoct B. fouair, fuair AB; dosfuair D. Midluachair, Midhluachair D; Midluacair L. 4. Damairne, damarni AB. .i. om LAB. mac, mac LAB. ríg, righ DL; rig AB. Sruba, sruibe D; srutbha B. torachtain, tarrachtain LA; tarractain B. feisi Temrach, Temrach i comdhail feissi na Temrach D; feisi .t. L; feissi Temrach A. Ocus, 7 D. Sligi, Slighi D; sl-i LA. 5. Cúaland, chualand D; cual– L. fouair, fuair AB; rosfuair D. Fer Fí, Fear Fí D; Fer Fi B. mac, mac LAB. Éogabail, Eoghabhail D; Eogab– L. ria mescuirib, ren dae[r]coraibh L; ria mescoraibh A; ria messcoraib B. síde, sídhe D; sidhe L; side AB. torachtain, toracht[ain] D; torochtain B. feisi, fessi A; om. DL. 6. Temrach, Temrach LA; anocht add. D. Ocus, 7 D. slige, slide A; sligi B; slidhi D; sl-i L. fouair, fofuair, AB; rosfuair D. mac Úmóir, om. ABD. maic, om D; maic AB. Doir domblais, doirir domblais L. 7. díbergaib, dibergachaib D ; dibergach– L; díbergaib B. Mide, midi BD; midhi A ; midhe L. oc techt, ac techt L; oc teacht B. Themraig, Themraigh D; Temhraig LA; Teamraid B. Ocus, 7 D. Slige, sligi A; .s. B; slighi L; slidhi D. Dhala, Tola, LAB. fouair, fofuair A; .f. B ; fosfuair D. Sétna, Setna DLB. 8. Secderg, Seccderc AB; Sithdherg D. mac, mac LB; mac A. Dornbuide, Dornbuidhe D; Dordbuid AB; i Duirnbhuidhi L. ria, re L. druídib, dibergachaib D; druidhibh L. Iarmuman, Iarmhuman L; Irmuman AB. oc, ic L. saigid, saidhi D. fheisi, fheissi D; feisi L; .f. AB. Temrach isin aidhche sea anocht add. D; Temhrach L; t. B. 9. Ocus, 7 D. Sligi, slighi L; slidhi D; slig B. Mór, Mhor DL. .i. Escir Riadai, .i. Eisgir Riadai D; .i. Eiscir Riadai L; om. B. is si roinnes Éirinn, conaidh dorc . . . ar dhó D. is sî, asi L ; isi B. roinnes, roindes A; rondeas B. Éirinn, hErind AB. fouair, fuair AB ; .i. fosfuair D. Nár, noar D. 10. Óengusa, oengus B; aenghusa D; aenghasa L; aengusa A. Umaill, Umaild D; Umhaill L. ria, re D. lathaib, laithaib D; lathaibh L; láthaib A. gaile, gale B; gaili L. Irruis, rrais LD. Domnand, om. LAB. oc cosnam, oc imcosnum D, ocsnam AB ; ag cosnamh L. 11. comtis, comdis D. hé, he LB. taidhsigh, add. D. cétnarístais, cetnarisdis D. Temraig, Themraigh anocht D; Temhraig L; Temr– A. Ocus, 7 D. nís tuargabsat, nis thargabsat A; nis targabsat B; ni tuargaibhset D; níis tuarcaibhset L. cóic, .u. AB. róit, roid D. cend, add. AB. 12. cosinnocht for Érinn, for Erinn gusa anocht D. for Erinn, om. AB. cosinnocht, cusanocht A; cosinocht L. is ann, is iarsin A; iarsin B; ocus D. ro gab, ro gabh L; ro gob B. gab, om. A. rann aile, rand a. B; in rann D. béus, om. DL; beuis A. 13. ce béo, cia beo B; gé beor-sa D. i tairisium, i tairisiumh L; i toirisiom A; i toirsiom B; i n-airisim D. chian, cian DB; cia A. 14. ním imgaib, nocomgeb B; nochamgeibh L ; nocomgeib A. toirse, toirsi A; torsi B; toirrsi DL. rodian, rodhian D. 15. ním geib, nim geibh L; nim geb B. format, formut D. aidche, aidhche D; aidchi AL; adche B. nduib, nduibh D. 15. fri feis, re feis D ; fri mescai AL; fri neascaid B. int slúaig, morsluaigh D; int sluaigh L; int sluaig AB. i Temraig, i Temuir D; i Temhraig L; hi Temraig A.
[Закрыть].
«А какой еще дар, о женщина?» – спросил Финген. «Нетрудно ответить», – сказала женщина. – «Пять главных дорог Ирландии. Они не были найдены до сей ночи, и ни короли, ни колесницы не ездили: то есть Шлиге Мидлуахра (дорога Мидлуахайра), что нашел в сию ночь Мидлуахайр, сын Дамарьне, то есть сын короля Срув Брайн, проезжая на Пир Тары. И Шлиге Куаланн (дорога Куалу), что нашел Фер Фи, сын Эогавала, перед разбойниками из сида, проезжая на Пир Тары. И Шлиге Ассайл (дорога Асала), что нашел Асал, сын Умора, сына Дора Домбласа, перед разбойниками из Миде по пути в Тару. И Шлиге Дала (дорога Дала), что нашел Шетна Шекдерг, сын Дорнбуде, перед друидами Иармумана, торопясь на Пир Тары. И Шлиге Мор (Великая Дорога), то есть Эшкир Риада, именно она делит Ирландию. Нашел ее Нар, сын Ойнгуса из Умалла, перед храбрыми воинами из Иррус Домнанн, меряясь силами с ними, чтобы первым достичь Тары. И не появлялись до сей ночи эти дороги в Ирландии». Тогда спел Финген другую песнь:
Хоть я долго стою,
я не очень устал;
не завидую в черной ночи
пиру людей в Таре.
Во-первых, я хотел бы обратить внимание на слово, обозначающее в тексте манифестацию дорог. Это слово búaid со спектром значений «победа, совершенство, чудо, дар, трофей». Такой дар (búaid) может быть назван положительным аналогом или противовесом гейса-табу в жизни героя[86]86
J. Vendryes. Lexique étymologique de l’irlandais ancien. B. Dublin; Paris, 1981. P. 107; Арх. boid gl. bravium «награда на состязаниях». Wb. 24a16. Пракельтск. *BŌDÂ > BŌDI? Родственно валлийск. budd «польза, выгода», др.-британск. bud «то же». Самая ранняя кельтск. форма засвидетельствована в галльск. boudi– «победа, выгода, польза», как в надписи из Лезу, строка 5: pape boudi macarni «для каждой питающей выгоды» (L. Fleuriot. Inscriptions gauloises sur céramique // Études celtiquis. 1980. Vol. 17. P. 143; X. Delamarre. Dictionare de la lanque gauloise. Paris, 2001. P. 71. Ср. имя знаменитой царицы бриттов Boudicca «Победоносная»).
[Закрыть]. Сам термин гейс (geis), вероятно, связан с глаголом guidid «молиться, молить». Общее значение этого термина в раннеирландской литературе – табу, нарушение которого (coll, milliud) приводило к разрушительным последствиям или даже смерти героя. Каждый герой ранней ирландской традиции наделялся определенным количеством гейсов при рождении. Обычно друиды, обладающие властью над сверхъестественным, или сами сверхъестественные существа давали гейсы будущим героям и королям[87]87
Dictionary of the Irish Language. Dublin, 1983. S.v. «geis».
[Закрыть]. Также с búada, в нашем случае они фактически даны Ротниам, женщиной из сида, в ночь рождения Конна, и, таким образом, все эти чудеса непосредственно связаны с Конном и являются его сверхъестественными достоинствами. При этом búada имеют космический характер и не манифестируются в самом герое.
Рождение Конна, этого легендарного короля, обеспечило правильное время и обстоятельства для манифестации чудес. Т. О’Рахилли считал, что Конн, эпоним Коннахта, был божественным предком этого народа. Существительное conn в др.-ирл. означало «смысл, разум; голова», что позволило Т. О’Рахилли назвать Конна одним из богов мудрости потустороннего мира ирландской мифологии подобно валлийскому «голове потустороннего мира» – Pwyll penn Annwvyn[88]88
T. F. O’Rahilly. Early Irish History and Mythology. Dublin, 1946, P. 281—282.
[Закрыть]. (Не сама ли голова Конна/Конн-голова знает о дорогах и других объектах, проявляя это знание в мире?) Важно, что Конн Кетхатах однажды назван Cond Crínna «Конн Мудрый» (LL 364.5)[89]89
The Martyrology of Tallaght / Ed. by R. I. Best and H. J. Lawrov. London, 1931. P. 122.
[Закрыть], где Crínna – производное от crín «старый, увядший». О’Рахилли считает эту форму аналогом галльск. Senocondus «Старая Голова»[90]90
X. Delamorre. Op. cit. P. 103.
[Закрыть]. (Не отвергая окончательно аргументов О’Рахилли, представляется возможным предположить, что подобное божество могло послужить моделью для псевдоисторического короля. Это еще более вероятно, если мы примем во внимание более осторожную точку зрения, согласно которой слово connacht могло изначально обозначать «главенство» или «господство» (северной династии) от conn (cond «голова»), а позже было воспринято как «потомки Конна», и «псевдоисторический» персонаж Конн Кетхатах происходит от слова Connacht, а не наоборот[91]91
D. Sproule. Origins of Éoganachta // Ériu. Vol. 35. 1984. P. 32.
[Закрыть].) Итак, после рождения бога разума и смысла в мире устанавливается порядок: появляются реки, леса и долины, совершается вторичная космогония. Эта вторичная космогония, сопровождающая рождение Конна, и описана в повести «Ночное видение Фингена», в диннхенхас Темайр Луахра и других диннхенхас. Появление пяти деревьев и пяти дорог после рождения Конна можно отнести, как писал С. В. Шкунаев, к сакральной традиции, а не исторической или легендарной[92]92
Предания и мифы средневековой Ирландии / Пер. и комм. С. В. Шкунаева. М., 1991. С. 265.
[Закрыть].
В то же время известно, что Конн Кетхатах считался одним из родоначальников гойделов в Ирландии и предком королей из династии И Нейллов. Таким образом, появление пяти дорог в традиции совпадает с переселением этих этнических групп.
Вообще во всех традициях существует подобное упоминание о какой-то вещи, которая, начиная с определенного времени, была утеряна или спрятана, как, например, soma в Индии или haoma в Иране, Грааль в произведениях артуровского цикла.
В нашем случае манифестация сокровенных чудес, их проявление в космосе из пред-существования следует за появлением в мире божественного короля или бога мудрости и порядка. Рождение короля часто имеет космогонические ассоциации в ритуалах и мифологиях многих культур[93]93
M. Eliade. Aspects du mythe. Paris, 1963. P. 54.
[Закрыть]. Рождение монарха в рассматриваемом фрагменте можно воспринимать как интронизацию, которая сопровождается появлением на пиру в Таре пяти героев с пяти сторон. Интересно сопоставить наш сюжет с заговором «На поставление царя» из «Атхарваведы», где говорится: «Да изберут тебя племена на царствование, | Тебя – эти пять божественных сторон света!»; и далее «Счастливые пути многие разнообразные, | сойдясь все вместе создали тебе (царю. – Г. Б.) свободное пространство» (III.4.2,7)[94]94
Атхарваведа: Избранное / Пер., комм. и вступ. статья Т. Я. Елизаренковой. М., 1995. С. 231, 232.
[Закрыть]. Согласно комментарию Т. Я. Елизаренковой это могут быть «счастливые пути» (pathya revátir) или персонификация: «божества счастливых путей и благосостояния». В последнем случае подобные божества аналогичны по своим функциям пяти героям нашего текста. Этот пассаж из «Атхарваведы» нужно иметь в виду и впоследствии, когда будет идти речь о месте пяти дорог в мифологическом пространстве.
Здесь может быть упомянута параллель из такого отдаленного региона, как Непал: во время радостных событий в жизни королевской семьи, таких как рождение принца, член королевской семьи распределял еду среди нуждающихся подданных. Во время таких событий для благословения королевской семьи призывались боги. В такие моменты от короля ожидалось выполнение его священной обязанности: снабжение всем необходимым своих подданных[95]95
Rituals of Royalty / Ed. by D. Cannadine and S. Price. Cambridge, 1987. P. 242—243.
[Закрыть]. Этот ритуал очень похож на Пир Тары, во время которого король выступал в роли щедрого, по-королевски гостеприимного правителя.
Даже в раннее Новое время ирландские поэты всегда связывали чудеса ночи рождения Конна с этим предком королевской династии И Нейллов и с северной половиной Ирландии как его доменом. В знаменитом «споре филидов» (Iomarbhagh na bhFileadh) в начале XVII в. по поводу первенства северной или южной династии (И Нейллов или Эоганахтов) в Ирландии те же самые чудеса Конна выдвигались северной стороной в защиту своей позиции. Лугайд О Клери, один из северных поэтов, называл все búada, упомянутые в «Ночном видении Фингена», «дарами ему (Конну. – Г. Б.) от Царя Небесного» (a thiodhaicthe ón Rígh do nímh)[96]96
Iomarbhagh na bhFileadh / Ed. by L. McKenna. Vol. 1. London, 1918. P. 64.
[Закрыть].
Сейчас необходимо пристальнее взглянуть на сами дороги, как они появляются на сцене в «Ночном видении…», а точнее, обсудить, какая именно дорога называлась slige? Я перевожу это древнеирландское слово как «дорога». Slige – отглагольное существительное от sligid «рубит, валит, расчищает», таким образом, slige – это вырубленный или расчищенный земельный участок, каковым и являлась древняя ирландская большая дорога. Несколько более точных определений slige можно найти в древнеирландских законах. Один из таких текстов был недавно опубликован Ф. Келли из рукописи Н. 3.18 (no. 1337). Иная версия этого текста находится в «Словаре Кормака». Основываясь на языковых критериях, Ф. Келли датирует закон примерно 700 г. (по ранней форме предглагольной частицы di-, сохраненной в di-s-cuet). В нем дается определение slige наряду с другими категориями дорог: «Что такое большая дорога? Нетрудно, две колесницы могут проехать по ней одна мимо другой; она создана для встречи двух колесниц, т. е. колесницы короля и колесницы епископа, так что каждая из них может проехать мимо другой» (Caide int slige? Ní, di-s-cuet da carput sech in aile; doronad fri imairecc da carpat .i. carpat rig 7 carpat espuic ara ndichet cechtar naisech araile)[97]97
F. Kelly. Early Irish Farming. Dublin, 1997. P. 538.
[Закрыть]. Slige определяется как одна из королевских дорог, и у нее высшее место в иерархии этих дорог. Важно, что в этом самом раннем описании slige такой вид дорог ассоциируется с колесницами и королями, так же как в вышеупомянутом фрагменте из «Ночного видения…». В древнеирландской литературе колесница всегда является атрибутом короля, героя или аббата, неудивительно, что «королевский центр» Тара связан с пятинами королевскими дорогами. Таким образом, можно составить впечатление, какие дороги имеет в виду автор «Ночного видения…», когда он перечисляет пять sligeda среди других чудес.
Королевское значение slige подтверждается в предании очевидной связью пяти дорог с королями (ní rulatar ríg ná carpait) и с «королевским центром» Тарой.
Обсуждая мифологические проблемы, исследователь сталкивается с необходимостью как-то определить существующие отношения времени и пространства в той или иной мифологеме, ирландской мифологеме пяти королевских дорог в нашем случае. Невозможно рассматривать мифологические тексты, разделяя пространство и время. Взаимные связи и зависимость мифологического пространства и мифологического времени в таких текстах позволяют нам говорить об определенном общем «поле» (в этом поле можно рассматривать также мифологическое знание). Время и пространство в мифологии и литературе тесно переплетены. Эта глубокая связь временных и пространственных отношений, отраженная в мифологических текстах, может быть названа мифологическим хронотопом[98]98
См.: М. М. Bakhtin. The dialogic imagination. Austin, 1992. P. 84.
[Закрыть]. Термин основан на эйнштейновской теории относительности и был введен в литературоведение М. Бахтиным. Хронотоп – это категория, которую невозможно объяснить вкратце. Он может действовать как средство при анализе текстов в соответствии с пропорциями и природой временных и пространственных категорий в тексте. Важной чертой этого феномена в отличие от большей части других случаев использования времени и пространства в литературном анализе является тот факт, что ни время, ни пространство не доминирует, они глубоко взаимосвязаны. Как писал М. Бахтин: «Время как бы густеет, обретает плоть, становится художественно видимым; так же пространство густеет и становится зависимым от движений времени, сюжета и истории. Хронотоп характеризуют пересечение координат и смешение индикаторов»[99]99
Ibid. P. 90.
[Закрыть].
