Текст книги "Моя жена Любовь Орлова. Переписка на лезвии ножа"
Автор книги: Григорий Александров
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Пусть Вам, дорогая Перл, не будет горестно от клеветы, так как клевета не достаточное обстоятельство для горечей и печалей.
Если будут продолжаться эти сплетни, черкните мне, и я напишу в какую-нибудь прессу о нашем контакте.
Теперь о письме без числа и времени, но которое начинается с сообщения со Звуковой конференции.
Вы пишете, что там поругивали нас за непосылку материалов.
Мы работаем в контакте с тов. Монозсоном (представитель Совкино в Америке, директор Нью-Йоркской конторы «Амкино». – Ю. С.). Он сейчас в гостях у нас и проживет еще дней восемь. Товарищ Монозсон отправил в Союз огромное количество материалов, которые возможно было достать в Америке по звуку.
Список отправленных им материалов я имею для того, чтобы корректировать свои посылки и не посылать повторного.
Список очень полный, и при всех наших стараниях и стараниях наших друзей, журналистов и академиков, мы не могли найти других материалов.
Следовательно, мы были уверены, что все эти материалы будут на конференции. Все же материалы, которые были собраны, мы отправили и через Монозсона, и я лично отправил тов. Шведчикову два пакета академических стенограмм и книжек.
Что же касается консультации по этим материалам и определения их пригодности для советской работы, то я написал Шведчикову, что дело это серьезное, и пока мы не поработаем практически – съемочно – на этих аппаратах, нельзя сказать наверняка, годны ли они. Только с момента практической работы мне удастся проверить эти аппараты с точки зрения их пригодности для наших фабрик.
Что же касается качества звуковой записи, то все работает почти одинаково хорошо. То есть результаты хороши, а нас ведь интересуют не только результаты, но и процесс работы на них, легкость обработки и записи звука.
Сказать на конференции, что мы «не удосужились», легко. А стать грамотным в звуковой технике и взять на себя ответственность по определению технического качества звуковых машин – это труднее, ибо это требует специальных знаний и технической подготовки.
Мы с Монозсоном[186]186
Эйзенштейн умудрился сострить даже по поводу такой фамилии: «Все, что мы увидели в Нью-Йорке, – пишет он Аташевой, – напоминает сон, даже Моноз-сон».
[Закрыть] занимаемся в эти дни осмотром всего, что может быть интересно. Сейчас едем на фабрику Митчелл, где делают аппараты для звуковых съемок.
Монозсон, я думаю, напишет полную биографию о нашей жизни и работе и опровергнет слухи, которые пошли по Европе и Америке по поводу того, что самые шикарные балы бывают в доме «Красных собак»[187]187
«Красными собаками» Эйзенштейна, Александрова и Тиссэ окрестили в Америке все, кто, как и в Европе, воспринимал их не иначе как агентами Кремля и Коминтерна. И все полгода пребывания в Голливуде советской троицы требовал ее «немедленного» выдворения из Америки.
[Закрыть].
Работа над «Американской трагедией» идет медленно, но верно. Медленно потому, что работа почти академического характера по переработке длиннейшего литературного произведения в сгусток кинематографических аттракционов.
Через десяток дней поедем в Нью-Йорк для свидания с Драйзером и для осмотра северных провинций, в обстановке которых развивается действие картины.
Большое Вам спасибо, друг Пера, за письма, ибо даже их скудное количество (я имею в виду размеры) доставляют мне много приятного и интересного.
Вот Вы спрашиваете меня, с кем я здесь блядую и на каком языке?
Во-первых, для блядства я достаточно знаю к настоящему моменту три языка: немецкий, французский и английский. Но блядства-то нет[188]188
Аташева – женщина, и такое александровское объяснение ее не вполне устраивает. «Как складывается ваша семейная жизнь с Гришей? – не стесняясь, переспрашивает она Эйзенштейна. – Как он себя чувствует? Все еще фоксиком?»
[Закрыть].
Ну а насчет неблядства – в следующий раз.
Спасибо. Ваш Гриша.
«СОЮЗКИНО» – Г.АЛЕКСАНДРОВУ
27 сентября! (№) г.
тов. Александрову
Через Информбюро Союзкино прошел за последнее время ряд материалов, имеющих отношение к Вашей работе за границей – в частности, копия Вашего письма Ф. Эрмлеру, все материалы для статьи в № 23 «Кино и жизнь», интервью С. М. Эйзенштейна в чикагской газете (см. «Литературную газету») и т. д.
В частности, присланная Вами книга передана по назначению тов. Шведчикову, а затем тов. Канашевскому.
Представляло бы больший интерес для советской кинообщественности получить и статью непосредственно от Вас. В связи с намеченными звуковыми постановками усиленно обсуждаются у нас творческие методы звукового кино.
Было бы интересно получить освещение этого вопроса на основе Вашего заграничного опыта. Статья как раз подоспела бы к организующейся «Творческой конференции по вопросам звукового кино».
Со своей стороны мы готовы помочь Вам необходимой информацией по вопросам советской киножизни.
Информбюро Союзкино
Вл. Манушкин.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
(Начало письма не сохранилось)
…И не только хорошо, но и быстро.
Это приятно отметить, ибо всегда мечтал о быстроте работы. Эта быстрота – результат мысли, пройденный за время наших путешествий.
После того как мы увидели работу многих мастеров, ее качество и недостатки, мы незаметно выучились многому, и теперь на практике это оказалось замечательным, и больше от нашей поездки я требовать не хочу.
Теперь осталось проверить в съемочной работе другую группу наших познаний и мыслей. Завтра решится вопрос о ее осуществлении.
Мечтал и томлюсь желанием реализовать идеи и изобретения. Радуюсь тому, что мне первому пришло в голову столько неожиданного в кинематографическом звуке[189]189
Еще в «Зуттере» Александров первый, видимо, хотел продолжить музыку после того, как фильм кончился, на пустом, пока зритель покидает кинотеатр, экране. Что сделал потом в «Цирке».
[Закрыть].
Сейчас телефонировал Чаплин, чтобы срочно приезжать к нему. Я вынужден приостановить писание и поехать, ибо он придумал что-нибудь интересное.
У Чаплина был просмотр «Генеральной линии».
Чаплин в диком восторге и восхищении.
Подробно напишу, когда обдумаю сказанное и проверю свой перевод на русский у своих коллег.
В общем, поражен неожиданностями, которых он не предвидел в киноработе. Сказал, что это лучшая пропаганда, которую он когда-либо видел.
И еще одно обстоятельство. Обедали с ним в ресторане. В конце обеда выяснилось, что ресторан принадлежит ему, а заведует рестораном тот человек, который в «Парижанке» играет метрдотеля.
И фотографии нам сегодня свои показывал. Очень смешная фотография, где он играет в теннис с Ллойд-Джорджем[190]190
Государственный деятель Великобритании, лидер либеральной партии. С Эйзенштейном Чаплин сфотографировался не менее забавно: оба, как на балалайках, «бренчат» на теннисных ракетках.
[Закрыть].
Однако три часа ночи. Вставать надо в 8, и потому следует поспать. Вам сейчас хорошо, у вас там день начинается. Пока!
Желаю, чтобы пришло к Вам желание написать мне письмо.
ВашГриша.
Ольге, пожалуйста, скажите, что люблю ее и жажду с ней встречи, так как это действительно правда.
Я же сам на холостом ходу – холостом в машинном смысле, а не в свадебном.
Статью о Чаплине не закончил по причине путешествия в Сан-Франциско и Сакраменто.

Тот самый забавный снимок, где Сергей Эйзенштейн и Чарли Чаплин «бренчат» на теннисных ракетках.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – К. ЮКОВУ
Товарищу Юкову – товарищеский привет!
Эйзенштейн написал Вам несколько подробностей о нас и делах наших. Писать в Москву надо многое. И хочется, и необходимо, но чрезвычайно опасно. Писать не Советским пером мы не можем, а Советским нельзя, ибо чуть ли не каждый день в газетах заметки, что мы кому сказали, что критиковали и т. д.
Вот как начнем снимать, так наше положение будет закреплено, и тогда можно будет пересказать вам множество материалов, которые в полной готовности.
Белогвардейцы следят за нами и ждут удобного случая для нашей дискредитации в американских кругах. Но важно, что мы многому научились и учимся, и польза от нашего пребывания здесь огромная.
Знания свои привезем и передадим молодежи.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ.
12 октября 1930 г.
Быстро бегут дни, день – колесу сродни…
Вот опять в поезде. Я так много ездил в поезде, что чувствую себя в нем, как дома, а дома всегда, как в поезде – неуверенно и непостоянно.
Это, может, оттого, что меня неоднократно выселяли с квартиры. Едем мы так, как, пожалуй, никогда еще не ездили.
В составе два специальных вагона, и в этих вагонах – 30 парамаунтовских режиссеров, актрис, директоров и членов хозяйской семьи. Все эти люди едут в Нью-Йорк, и мы в том числе.
Любичь[191]191
Немецкий и американский режиссер. «Ь» в конце его фамилии – в оригинале.
[Закрыть], который подрался с любовником своей бывшей жены, в центре шуток, ибо он едет со своим тренером по боксу и учится драться на предмет повторной драки.
Завтра будем в Чикаго. Так как поезд стоит три часа, то предвидится поездка по городу и ответы «звезд» на приветствия поклонников.
Сценарий меня радует.
Если Драйзер, цензура и правление не сломают его конструктивный хребет и не высосут ту дозу яда, которая делает его злым и классическим, то картина выйдет на славу.
Пусть будет так. ВашГриша!
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
17 октября 1930 г.
Нью-Йорк – это конец путешествий и начало многих приключений.
О приключениях несколько позже…
А пока о возрастающей популярности Эйзена в Америке.
Вчера видели в театре «The music box»[192]192
«Музыкальный ящик».
[Закрыть] комедию, которая называется «Once in a lifetime»[193]193
«Однажды в жизни».
[Закрыть] (автор S. Kaufman) и посвящена Холливуду, переходящему от немого кино к звуковому.
Комедия замечательно высмеивает идиотскую часть Голливуда и метко попадает во все точки его нелепости.
Успех огромный. Театр беспрерывно смеется и рукоплещет. Но для нас с вами смешно следующее. Одно из действующих лиц, немецкий режиссер (Любичь, надо полагать). Он возмущен идиотскими распоряжениями, говорит гневный монолог, угрожает бросить съемку и, дойдя до исступления, кончает речь словами:
– Вот брошу все и уеду с Эйзенштейном в Россию!
И эта реплика вызывает взрыв аплодисментов.
Вот тут-то и начинается популярность. Ну, а об остальном, очаровательном и ужасном – в следующий раз.
Ваш Гриша.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – Э. ШУБ
Хоть в Голливуде и фантастическая техника, хоть и много денег, и жизнь райская, а все же принципы нам дороже. Поэтому контракт не подписали – не сговорились – и скоро будем в Москве. Рад я этому очень»[194]194
Но до Москвы еще далеко – полтора года для Эйзенштейна и Тиссэ и 20 месяцев для автора письма.
[Закрыть].
С. ЭЙЗЕНШТЕЙН, Г. АЛЕКСАНДРОВ, Э. ТИССЭ —
Л. МОНОЗСОНУ
Монозсон, Амкино, Нью-Йорк – 22.XII.30 г.
Недоразумение выяснено. Все неприятности окончились, и все нормально, лучше, чем раньше[195]195
Сразу по приезде в Мексику для съемок фильма об этой стране после неудач в Голливуде Эйзенштейн, Александров и Тиссэ были арестованы по доносу, который последовал за ними из Америки и который обвинял их в том же – в коммунистической пропаганде.
[Закрыть]. Привет, счастливого Рождества.
Эйзенштейн, Александров, Тиссэ.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
Мехико. 2 января 1931 года.
Ну что ж, и Вам искренний привет… Перл!
Что это за хамский клочок бумаги, который начинается с этих талантливых строк…
Стоило ли писать такие слова в письме, которое идет месяц и на которое ответ придет в самом скором случае еще через месяц.
И что это за выпады по поводу нашего менеджера мистера Кимбро, который был арестован в количестве трех сотрудников Эйзенштейна?
Мистер Кимбро – не кто иной, как брат жены Уоптона Синклера[196]196
Американский писатель-социалист, автор романов «Джунгли», «Король-уголь» и др. «Социалист чувства, без теоретического образования», – говаривал о нем Ленин, а И. Сталин приглашал посетить СССР. После неудач советских кинематографистов в Голливуде возглавил международный «Трест американского фильма Эйзенштейна», спонсировавшего последнюю картину о Мексике.
[Закрыть] и делает у нас не что иное, как административные, организационные, хозяйственные дела и отвечает за деньги, отпущенные нам на картину.
Почему он трогает Вас, и почему Вы обижаете его, нам, за морями и полушариями, не разобрать. Может, Вы все же перед ним извинитесь?[197]197
По поводу этого типа Аташева как в воду глядела. И хотя ее смутил лишь арест Кимро за компанию с Эйзенштейном, Александровым и Тиссэ, интуиция не подвела Перу Моисеевну. «Приставленный в качестве директора к советской киногруппе синклеровский шурин так помогал нам организовывать дело, – раскусил его скоро Александров, – что мы не знали, куда от него деваться. Держался он нагло, выставляя себя нашим хозяином. Ко всему прочему Хантор Кимбро начал шпионить за нами, выбалтывать наши замыслы мексиканским правительственным чиновникам и Э. Синклеру. После таких докладов цензурные препятствия усиливались, а Синклер активнее вмешивался в творческий процесс».
[Закрыть]
И какой в этом шик, я понять не могу и вовсе не желаю принимать Вашего пожелания жить так же, как в 1931 году.
Мне хочется в Москву. Это смешно вообще, а для моего характера в особенности, но это так. Страстно хочется в Москву, чтобы работать и говорить при этом по-русски.
Невероятно хочется повидать Вас, чертовка, и Ольгу, и многих, многих других.
Хочется осесть на месте и отдохнуть от путешествий, и перестать смотреть новости, и поделиться впечатлениями и опытом.
Но мы начали картину, и мы должны ее закончить. Тем более что материал совершенно потрясающий и оригинальный. Я не знаю, получили ли Вы мои письма с открытками и фотографиями. Эти фотографии отчасти дают понять все прелести здешнего кинематографического материала и его девственность.
Мексиканская экспедиция, пожалуй, одна из самых интереснейших, несмотря на волнения, которые нам приходится переживать в этой стране сюрпризов и неожиданностей.
О первом сюрпризе Вы читали в газетах и в моих письмах, если они до Вас дошли. Я писал Вам о том, что мы спали в одних постелях с агентами тайной полиции, ибо комнаты, в которых была устроена наша тюрьма, были маленькие, и было в тех комнатах по одной кровати.
Вторым крупным сюрпризом было для нас землетрясение, разрушившее города и села. В момент землетрясения мы были с С. М. в номере отеля.
В этот день мы привили себе тиф и нетвердо стояли на ногах от головокружения. Когда начались первые толчки, мы не обратили на них внимания, ибо сочли это за головокружение. Но когда со стены слетела картина и двери стали открываться и закрываться, мы сообразили, что происходит.
В этот момент во всем городе выключили свет, и началась паника.
С карманным фонарем мы выбежали со второго этажа на улицу, и удивлению нашему не было конца, ибо качалась земля, как палуба парохода.
Прислуга отеля молилась, стоя на коленях и прося защиты у Господа.
В Мехико-Сити большой катастрофы не произошло, потому что город стоит на болотистой почве и качается на ее мягкости, не разрушаясь. Убило 4-х человек и разрушило несколько домов. Одну женщину убило упавшим с колокольни крестом.
Автомобили, стоящие на улице с отпущенными тормозами, начали кататься, и их ловили полицейские.
Наутро были получены сведения о катастрофе в городах ОАХАКА, и мы с присущей нам стремительностью наняли аэроплан и вылетели к месту катастрофы. Подробности посылаю в виде письма Монозсону, которое пошлю ему вместе с негативом фильма.
Монозсон, наверное, и пошлет копию картины в СССР, и вы увидите на экране примерно то, что увидели мы[198]198
К сожалению, следы документального фильма «Землетрясение в Оахако» утеряны.
[Закрыть].
Землетрясение – это большое событие. Но подобных событий мелкого масштаба мы имеем так много, что наша жизнь похожа на флаг, развевающийся по ветру.
Мы преисполнены удивлениями и страстями к разным новым для нас вещам. Мы помешаны на бое быков, и каждое воскресенье бываем в цирке.
Все виденные нами зрелища – «вошки» по сравнению с искусством матадоров.
Для того чтобы написать о бое быков, необходимо иметь талант, время, силу и ясную голову, а у меня в данный момент ничего этого нет, так как я пять ночей не спал и работал пять суток, как черт, чтобы скорее выпустить на экраны картину о землетрясении. В эти пять ночей входит ночь землетрясения и все другие обстоятельства.
Замечательность испанского старинного города Тахо, удивительность «рождественского» купания в необычной воде Тихого океана, музыка мексиканских гитар (серенада стоит три рубля по заказу) – все эти вещи требуют тех же качеств для их описания, и если мне удастся написать Вам обо все этом, я буду счастлив.
Через пару дней мы выезжаем на съемки в тропический центр Техуантепек. К солнцу, бананам, крокодилам[199]199
Сохранился снимок – плывущий с камерой в лодке Александров и сопровождающий его слишком, наверное, мирный или прирученный режиссером (на съемках «Цирка» за ним, как ручная, ходила по коридорам «Мосфильма» красавица львица!) техуантепекский крокодил.
[Закрыть] и москитам. Не знаю, дадут ли москиты писать письма и есть ли там почта, но я приложу все старания, чтобы информировать Вас обо всем.
После этого места мы едем в ЮКАТАН, к пирамидам и руинам поразительной и малоизвестной индейской культуры. Предполагаем кончить в течение трех месяцев и возвратиться, потому что к этому есть все основания, и главное из них наше желание.
Целую Вас крепко, дорожу дружбой и ненавижу истерику, которая выписывается в строчку: «Ну что ж, и Вам искренний привет».
Пишите, подлая подруга, письма, а не записочки.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – Л. МОНОЗСОНУ
Дорогой Лев Исаакович!
Посылаем Вам фильму о землетрясении в Оахака, которую мы сняли в течение четырех часов и которую смонтировали в течение одного дня вместе с позитивом и негативом.
Мы вылетели из Мехико-Сити на специально нанятом аэроплане 16 января и прилетели в Оахаку в 1 час 20 минут того же дня.
В это время повторились подземные толчки, и все люди выбегали на улицы и площади.
Ночью того же дня толчки повторились три раза и разрушили еще 20 домов. Мы выскакивали из помещения на улицу и провели тревожную ночь.
Город Оахака разрушен на 60 %. Не осталось ни одного дома, который не тронуло бы землетрясение. Во всех домах и постройках разбиты какие-либо части. 50 % домов уничтожены окончательно и превращены в руины. Река, протекающая в городе, изменила свое направление, и теперь в городе нет воды.
Старинный пантеон обвалился, и гробы с трупами и скелетами вылетели наружу. Гробы с трупами обливают бензином и жгут для дезинфекции.
Страшная катастрофа произошла в деревне Циматлан, недалеко от города Оахака. В день землетрясения был церковный праздник. В этот день перед церковью происходили танцы, музыка, зажигались фейерверки и пелись песни. В разгар празднества грянуло несчастье, и обвалившиеся своды церкви задавили 50 человек и священника.
Во время нашей съемки множество трупов еще не было найдено, и мы снимали груды камней, под которыми находились убитые.
Железная дорога не работает по сей день. Мы были первыми, пришедшими в город после землетрясения.
На обратном пути мотор нашего аэроплана два раза останавливался, так как кончился бензин. И только благодаря хладнокровию и сообразительности опытного летчика нам удалось спуститься на аэродром города Пуэбло и набрать газолина.
Сколько погибло людей и каковы размеры Мексиканского землетрясения, еще не выяснено, но что несчастье огромно – это ясно!
Привет. Ваши Александров, Эйзенштейн, Тиссэ.

Эйзенштейн, Чаплин и Александров. 1930 г. «Вчера возили Чаплина на просмотр «Обломка империи». Чаплину картина понравилась. Несмотря на все голливудские качества, все же таких картин здесь не делают, и такой продуманной и старательной работы здесь нет».
С. ЭЙЗЕНШТЕЙН, Г. АЛЕКСАНДРОВ, Э. ТИССЭ – Л. МОНОЗСОНУ
20 января 1931 г.
Уважаемый Лев Исаакович!
Посылаем Вам сегодня наши паспорта, ибо они только сегодня были возвращены из полиции после ареста и обыска.
Просим, как было условлено в предыдущем письме, послать их в Парижское полпредство для продления (на 1 год), и после получения их из Парижа переслать обратно нам в Мексику.
Просим также информировать Парижское полпредство и консульство о нашем местонахождении и нашей работе.
Г. Александров, С. Эйзенштейн, Э. Тиссэ.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – Ю. И. ЭЙЗЕНШТЕЙН
Дорогая Юлия Ивановна!
Нам с Сергеем Михайловичем сегодня 61 год. Ему – 33, мне – 28.
И, кроме того, сегодня 10 лет, как мы работаем вместе. Это все почтенные цифры, и потому я отмечаю их в письме Вам[200]200
Родились Эйзенштейн и Александров действительно практически в один день: первый – 22 января по старому стилю, второй – 23-го. А свой 10-летний, с этого дня, стаж работы с Эйзенштейном Александров начисляет, конечно, условно: 23 января 1921 года он еще режиссировал в родном Екатеринбурге и встретился с Эйзенштейном только осенью того года.
[Закрыть].
Юлия Ивановна, Вы вправе сердиться на нас всех и на меня в том числе, что не пишем Вам писем. Но как объяснить нашу сумасшедшую и бешеную жизнь вам для того, чтобы стала понятна невозможность писания?
Мы живем в вихре приключений и всевозможных сюрпризов. Сегодня мы сидим под арестом, завтра мы летим на аэроплане снимать землетрясение и сами попадаем в его кашу, послезавтра мы учимся на автомобиле снимать религиозные празднества индейцев и т. д. События наваливаются на нас с особым нахальством, и, может быть, это оттого, что мы сами идем в гущу этих событий и всегда прямо идем навстречу приключениям, не выбирая окольных путей.
Но все эти приключения и встречи с катастрофами и смертью мы переживаем вместе, «плечо к плечу», и наша дружба и товарищество переходит за пределы обыденного и становится похожей на дружбу «ТРЕХ МУШКЕТЕРОВ»[201]201
Это романтическое определение их троицы не принадлежит Александрову. Оно пришло на ум американцам. Некоторые из них – газетчики – уверяли даже, что видели трех «советских мушкетеров» на палубе корабля, отплывающего в Японию, и прощально машущих шляпами гостеприимной Америке. Билеты на этот корабль они действительно приобрели, но сдали их, как только всплыла возможность работы в Мексике.
[Закрыть].
Вы понимаете, Юлия Ивановна, что такая жизнь преисполнена приключений всяческого порядка: и романтического, и серьезного, и мальчишеского.
Мексика – удивительная страна, и, несмотря на все переживания, которые доставила нам здешняя полиция и тропически-вулканическая природа, мы в восторге от возможностей кинематографического материала и надеемся, что картина, делаемая нами, будет одна из самых интереснейших картин нашего производства. Описать материал нет возможности, и Вам придется потерпеть до окончания работы для того, чтобы посмотреть все это на экране.
Завтра мы должны выехать в тропики, в ТЕХУАНТЕПЕК, к крокодилам, быкам, солнцу и южным красотам. Мы пробудем там три недели и переедем к руинам ЮКАТАНА, удивительным остаткам индейской культуры.
Так мы будем объезжать Мексику в течение трех месяцев, а затем в Голливуде, где будем монтировать картину и снимать музыку для нее. В Голливуде думаем пробыть примерно 40 дней, а затем, через Японию и Китай, в Москву.
Домой хочется: соскучились по многим людям и многим вещам.
Желаю Вам здоровья и счастья в тех формах, которые Вы предпочитаете.
Хочу, чтобы Вы не обижались за редкие письма и поняли наше положение.
Привет. Ваш Гриша.
Фотографии на эту тему посылает Вам С. М.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – Л. МОНОЗСОНУ
23 января 1931 г.
Дорогой Лев Исаакович!
Посылаю Вам и тов. Барышникову фотографии, что сняты в студии «Юниверсаль» в Голливуде, только сегодня, потому что только вчера получили мы их из полиции, где они находились после нашего ареста и обыска.
Многие письма и документы не вернули нам еще и теперь.
Два дня тому назад поднимался снова вопрос о нашем аресте, так как полиция получила новый донос из Америки. Но ареста не последовало, ибо люди все же видят, что мы делаем.
Мне думается, что теперь дело успокоится, и мы сможем снимать нашу картину, материал для которой совершенно исключительный, и надо полагать, что картина выйдет на славу.
Я забыл Вам написать наше желание по поводу картины о землетрясении в Оахаке в том направлении, чтобы копия хроники пошла в Москву.
По мере возможностей мы Вам будем высылать и другие куски новостей, если таковые случатся и будут представлять интерес для Америки и других стран.
26-го выезжаем на съемки в ТЕХУАНТЕПЕК, в тропики, к крокодилам, бананам и солнцу. Пробыть думаем там три недели, а затем перебраться в Юкатан к развалинам ЧИЧЕН-ИЦЫ, к пирамидам и дворцам индейской замечательной культуры. Таким образом, думаем переезжать с места на место в течение двух месяцев, а затем вернуться в Мехико-Сити и закончить работу вокруг него.
По сведениям и материалам, собранным нами, все места, которые мы собираемся посетить, чрезвычайно интересны во всех отношениях, и, судя по тем образцам, которые мы уже видели, это действительно так.
Работаем мы, как черти, ибо много надо организовать и сделать перед тем, как снимать большую картину.
Пишите нам Совкиновские и Нью-Йорские новости, и мы постараемся по мере возможности сделать то же.
Передайте тов. Барышникову и тов. Богданову (работники Амкино в Америке. – Ю. С.) привет от ТРЕХ МУШКЕТЕРОВ.
Спасибо Вам еще раз за аппарат АЙМО, ибо служит оно нам на славу, и благодаря ему мы будем иметь много хорошего, чего без него не имели бы.
Не забывайте и пишите. Ваш Гриша.
P.S. Очень нас беспокоит вопрос с урегулированием нашего положения со стороны Союзкино[202]202
Еще бы: полтора уже года без всяких практически результатов «катается» группа Эйзенштейна по Европам и Америкам! Беспокойство Совкино особенно возросло после смены осенью 30-го года руководства ГУФКа. Его новый начальник, Б. Шумяцкий (ставший через три года ангелом-хранителем Александрова и противником Эйзенштейна), гораздо менее, чем предыдущий, Шведчиков, лоялен к такого рода «кинопутешествиям».
[Закрыть].
Очень прошу помочь нам в этом деле и сделать все возможное для ликвидации возможных недоразумений.
Гриша.
Фото очень скверные, но Вы поймете, что света было мало.
Л. МОНОЗСОН – С. ЭЙЗЕНШТЕЙНУ, Г. АЛЕКСАНДРОВУ, Э. ТИССЭ
(фрагмент)
1 мая 1931 г.
…На днях выпустили, наконец, нашу «Пятилетку», синхронизированную сопроводительным разговором на английском во время всей фильмы и с музыкой (в начале, при вступительных надписях каждой части и в конце). Фильма как будто получилась хорошая. Александровская версия для этой фильмы положена в основу – с тысячами изменений и дополнений (новый материал).
Л. МОНОЗСОН – Г. АЛЕКСАНДРОВУ
4 мая 1931 г. Авиапочтой.
Я еще раз повторяю, о чем я Вам неоднократно писал, что у меня довольно смутные представления как о содержании Вашей фильмы, так и о результатах Вашего уже довольно продолжительного пребывания в Мексике. Поэтому у меня нет достаточных данных для информирования о проводимой Вами в Мексике работе. Кроме лишь того, что Вами снимается в Мексике фильм, о чем я уже ранее писал в Совкино. Жду от Вас срочного ответа.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – Л. МОНОЗСОНУ
Тетлапайяк. Мексика. 9 мая 1931 г.
Где можно узнать…
У кого спросить…
В какой книге прочесть,
Что такое Мексика…
Нет таких людей, и нет такой книги…
Если видеть Мексику снизу доверху… Если слушать, о чем говорят люди… Если понять, о чем они поют в своих колоритных песнях, то можно получить ответ на этот вопрос.
Поэтому, прежде чем приступить к постановке нашей картины, мы провели два месяца в безостановочных экспедициях, изучая страну со всех ее сторон.
Как археологи мы искали древнюю Мексику.
Как историки мы изучали ее испанские имена.
Как «литераторы» мы прошли по следам ее революции.
И как советские кинорежиссеры мы изучили ее социальную концепцию.
Мексика – это название большого куска земли.
А на этой земле под одним названием множество народов, различных национальностей, различных языков, обычаев и историй.
Было бы неправильно сочинить одну историю для разных народов.
Было бы некультурно смешать и смять в одно разнохарактерность быта разных национальностей. Было бы просто невозможно показать страну в одном сюжете.
Поэтому в результате наших исследовательских работ созрел сценарий ПЯТИ ИСТОРИЙ.
Пять разнохарактерных сторон Мексики отражаются в этих историях.
И так же, как различен их фактический материал, так же различен и стиль манеры их художественной обработки, приемы съемки и монтажа.
В своем взаимоотношении, в своей связи и в своем конечном результате эти истории создают картину о Мексиканской стране.
По существу, мы делаем видовую хронику, так же как несколько лет назад делали историческую хронику о «Броненосце “Потемкин”».
В потемкинской хронике мы подошли к событиям с их социально-волнующей стороны и путем столкновения разных частей добились желаемого впечатления.
Теперь мы делаем опыт с видовой картиной, выбирая материал для нее и расставляя этот материал в порядке, нужном для сильного впечатления и большого смысла. Эту фильму можно рассказывать только своими словами, т. е. неточно, ибо ее материал впечатляет и работает только на экране в своей композиции, движении и звуке. Описать множество сцен не представляется никакой возможности, ибо ложное впечатление от описания не в наших интересах.
Поэтому опишу Вам не только тематические и трактовочные намерения, которых будет вполне достаточно для точной информации о картине <…>
…Вот, дорогой Лев Исаакович, все, что можно рассказать о нашей картине своими словами.
Вы сами понимаете, что множество «вещей» написано не теми словами, что множество эпизодов рассказано не в той форме, как это следовало бы сделать, но виной всему этому множество «объективных» причин.
Не сердитесь на меня, пожалуйста, что не писал Вам целую вечность, но вместо оправданий я предпочитаю писать в будущем, ибо это интереснее и полезнее для дела.
С. М. написал Вам о наших делах, и я при первой возможности постараюсь сделать то же самое. Спасибо Вам за приветы в письмах.
Желаю лучшего, ваш Г. Александров.
Через несколько дней передам Вам большой комплект фото для опубликования.
Л. МОНОЗСОН – Г. АЛЕКСАНДРОВУ
Я прочел очень внимательно Ваши, как вы пишете, тематические и трактовочные намерения в отношении картины. Судя по ним, картина должна быть интересной. Очевидно, Вы намерены также включить в нее ряд музыкальных «номеров», которые, без сомнения, сильно оживят картину. Но судя по темам, которые вы затрагиваете в вашей фильме, она должна быть не менее чем в 100 частях…

Кадр из фильма «Броненосец «Потемкин». «Мы … делали историческую хронику о «Броненосце «Потемкин» и подошли к событиям с их социально-волнующей стороны».
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
Тетлапайяк – Гидальго. Мексика. 13 мая 1931 г.
Что это такое, Перинка?
Множество времени проходит, а от Вас мало, что приходит. Хотя за последние два письма я еще не успел поблагодарить Вас, ибо получил их только вчера, и то вместе. Но так как эти письма старые, то вынужден был написать первую строчку.
Вы спрашиваете, какую книгу я пишу… Разве я не писал Вам о ней?
Книга называется «20 долларов», в честь тех двадцати, которые мы получили в валютном управлении СССР на заграничную поездку и следствием которых стало наше путешествие по белу свету.
В книгу войдет множество всякого материала по разным участкам человеческого бытия и деятельности.
Необычайное количество моих записей и фотографий – ее резерв. В те дни, когда не бывает солнца или нет возможности, что-либо видеть и делать, я пишу пробы для моей книги. Я не знаю, каково ее качество будет с литературной точки зрения, но со стороны фактического материала и иллюстраций книга будет, во всяком случае, интересна.
Я не хотел бы ничего из книги публиковать и рассказывать до того момента, когда материал будет разобран и распределен.
Поэтому поговорим о других делах…
Спасибо Вам за то маленькое письмецо, которое написано на машинке. Спасибо за рецензии на фильмы Вертова и Фэксов[203]203
Имеются, видимо, в виду первые звуковые фильмы Д. Вертова и Козинцева с Траубергом: «Симфония Донбасса» и «Одна».
[Закрыть]. В этих рецензиях очень правильная постановка вопроса, и до получения вырезки мы с С. М. говорили по этому поводу в таком же направлении.
Было бы хорошо, если бы смысл рецензии поняли и приняли во внимание в практической работе кино.
Корень правильного принципа начинается там, где автор пишет: «Кино должно указывать на те затруднения, которые надо преодолеть для проведения пятилетки, те рычаги, при помощи которых они будут преодолены… Поэтому картина… в которой все теневые стороны исчезли и остался только триумфальный марш… такая картина ходульная и никакой пользы принести не может».
«Генеральная линия» была задумана по этим принципам, но после того, как подчистили ее теневые стороны и прибавили «триумфального марша», она утратила свой пропагандистский и агитационный смысл[204]204
Сделал это не кто иной – мы уже говорили об этом, – как И. Сталин, побеседовавший с Эйзенштейном и Александровым «по душам» после просмотра «Старого и нового». И отправивший «триумфальным маршем» в поездку по стране. Однако 10 лет спустя, когда «Великому другу советской кинематографии», как называл свою юбилейную статью Александров, стукнуло 60, режиссер писал: «Мы с Эйзенштейном искренне сожалели, что наш разговор с тов. Сталиным не состоялся до работы над “Старым и новым”. Совсем по-другому сделали бы мы этот фильм». То есть еще более… «триумфальным».
[Закрыть]. Ибо этот смысл в том и состоит, чтобы раздражение по поводу теневых сторон зрители должны были нести вон из театра и энергию раздражения переносить на преодоление этих тяжелых сторон в жизни. А если фильма уравновешивает это раздражение так, что показывает и хорошую сторону, то тем самым она перестает быть агитационной и теряет силу, в том числе и художественную.
Вот какой правильный и глубокий смысл кроется в словах автора. Автор не специалист в кинематографии, и потому он не договаривает до конца своей мысли. Договорить должны кинематографисты. Если этот принцип поймут и разработают систему, то Советской кинематографии предстоит новый разбег, ибо фильмы приобретут силу, интерес и впечатление.
Он пишет, что фильма Вертова является шагом назад в советской кинематографии. А ведь советская кинематография стала шагать назад еще с успеха «Баб рязанских»[205]205
Боевик 27-го года в постановке О. Преображенской и И. Правова.
[Закрыть]. Но так как это был успех, то никому и в голову не приходило рассматривать это как шаг назад. Но самое жуткое в газетной вырезке, присланной Вами, – на обратной стороне.
Там театральные объявления. Объявления гласят о переменах. Например: «Художественный театр. ПЕРЕМЕНА: Вместо “Вишневого сада” – “На дне”. Народный дом: Вместо назначенного “Красного солнышка” пойдет “Цыганский барон”»…
А ведь киножурналы тоже кричат о переменах. Но не похожи ли эти перемены, о которых пишут «Сутырины», на те, что на обратной стороне рецензии?
Советская кинематография жутко отстает от того, что делается в стране, от того, что делается в областях центрального строительства.
И все оттого, что забывают о Марксизме, что надстройки нельзя создавать и стабилизировать до тех пор, пока фундамент, базис, не будет закреплен и стабилизирован.
Сейчас задачами советского кино должно быть обслуживание строительства. Хорошие научные фильмы, информации, проекты должны вытеснить на время все остальные виды картин, ибо искусству, новому искусству кино сейчас не время распускать свои цветы.
Рецензент опять правильно пишет: «…Наша кинематография пытается вести работу хотя бы в узких формах…, подготавливаясь к новому скачку. КОГДА ПОСЛЕ ПРОВЕДЕНИЯ ПЕРВОЙ ПЯТИЛЕТКИ МЫ СУМЕЕМ БРОСИТЬ НОВЫЕ СИЛЫ НА ЭТОТ НЕМАЛОВАЖНЫЙ ФРОНТ».








