Текст книги "Песни нашего двора"
Автор книги: Григорий Стернин
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
А на нем воротник из бобра.
А как вынул он портсигарчик свой
В нем без малого фунт серебра.
Вдруг один из них вынул финский нож,
Приказал им пальтишки отдать,
Усадив потом на кирпичики,
Он велел им ботинки сымать.
Кавалер хотел воспротивиться,
Но силенки, увы, не равны.
И кирпичиком по затылочку
Исключили его из игры.
Тут заплакала горько дамочка,
Утирая слезу рукавом:
"Как пойдем мы в ночь непроглядную
В непролазной грязи босиком?"
И ответил ей бандит ласково:
"Выбирайте посуше где путь.
И по камушкам, по кирпичикам
Доберетесь домой как-нибудь".
Жалко, не было тут фотографа
Эту бедную пару заснять:
Модна дамочка в панталончиках,
А на нем и кальсон не видать!
* * *
Проснешься утром – город еще спит,
Не спит тюрьма, она давно проснулась,
А сердце так в груди болит,
Как будто пламень к сердцу прикоснулась.
Гляжу в окно, мне сильно сжало грудь,
Она болит от нестерпимой боли.
А небо синее чуть-чуть
Напомнит мне, что есть на свете воля.
И от тоски невольно запоешь,
Как будто этим душу обогреешь...
О, вечный страх, что ты в тюрьме умрешь!
А не умрешь – так с горя поседеешь.
Пойдешь гулять, а на тебя кричат,
Ты к этой брани понемногу привыкаешь.
И, по привычке руки взяв назад,
Глаза невольно в землю опускаешь.
А если ты в строю заговоришь
Тебя из строя выдернут клещами.
А вечерком они к тебе придут,
В холодный карцер вызовут с вещами.
И от тоски невольно запоешь,
Как будто этим душу обогреешь...
О, вечный страх, что ты в тюрьме умрешь!
А не умрешь – так с горя поседеешь.
МУРКА
Прибыла в Одессу банда из Амура,
В банде были урки, шулера.
Банда занималась черными делами,
И за ней следила Губчека.
В банде была баба, звали ее Мурка,
Сильная и ловкая была.
Даже злые урки – все боялись Мурки,
Воровскую жизнь она вела.
Дни сменяли ночи темного кошмара,
Много стало с банды залетать.
Ну как узнать скорее – кто же стал легавым,
Чтобы за измену покарать?
Раз пошли на дело, выпить захотелось,
Мы зашли в фартовый ресторан.
Вижу в зале бара – там танцует пара:
Мурка и какой-то юный франт.
Я к ней подбегаю, за руку хватаю,
Но она не хочет говорить,
И тогда "малина" Кольке-уркагану
Приказала Мурку погубить.
Мурка, в чем же дело? Что ты не имела?
Разве не хватало барахла?
Ну что тебя заставило спутаться с легавыми
И пойти работать в Губчека?
В темном переулке встретил Колька Мурку:
"Здравствуй, моя Мурка, и прощай,
Ты зашухарила нашу всю "малину"
И теперь маслину получай!"
Вдруг раздался выстрел, Мурка зашаталась,
И на землю рухнула она.
Больше наша Мурка шухер не поднимет,
И о том узнают в Губчека!
Черный ворон крячет, мое сердце плачет,
Мое сердце плачет и болит...
В темном переулке, где гуляют урки,
Мурка окровавлена лежит...
* * *
"Здравствуй, мама дорогая, неужели
Не узнала ты родимого сынка?
В юности меня ты провожала,
А теперь встречаешь старика".
"Где ж ты, сокол ясный мой, скитался?
Где ж ты, сокол ясный, пропадал?
Отчего домой не возвращался?
Жив был – почему же не писал?
Может быть, ты был зарыт землею
За Печорой, быстрою рекой?
И с тех пор болит мое сердечко,
Обливаюсь жгучей я слезой..."
"Не был, мама, я зарыт землею,
А со смертью долго рядом жил.
В рудниках, на шахтах, дорогая мама,
Очень много горя пережил.
Лагерь наш, мамаша, был построен
За Печорой, быстрою рекой,
Думал о свободе, дорогая мама,
Обливаясь жгучею слезой.
Снова эти пыльные вагоны,
Снова стук колес, неравный бой,
Снова опустевшие перроны
И собак конвойных злобный вой.
Вот теперь срок отбыл и вернулся...
Видишь пред собою ты сынка.
В юности меня ты провожала,
А теперь встречаешь старика".
* * *
Я пишу тебе, голубоглазая,
Может быть, последнее письмо.
Никому о нем ты не рассказывай.
Для тебя написано оно.
Суд идет, и наш процесс кончается,
И судья выносит приговор,
Но чему-то глупо улыбается
Старый ярославский прокурор.
И защита тоже улыбается,
Даже улыбается конвой.
Слышу: приговор наш отменяется,
Заменяют мне расстрел тюрьмой.
Слышу я, что ты, голубоглазая,
С фраерами начала гулять,
Слышу я, что ты, голубоглазая,
Рестораны стала посещать.
Так гуляй, гуляй, моя хорошая!
Отсижу я свой недолгий срок...
Пой, гитара, пой, подруга верная,
Мне не нужно больше ничего.
* * *
Как-то раз в саду
Девушку одну
Завлекал он песнями и лаской,
И сказал шутя:
"Девочка моя,
Девочка с глазами дикой страсти..."
Говорит она:
"Я хочу вина
И мечтаю о красивой паре.
Чем мне пить до дна,
Лучше уж одна...
И зачем мне нужен нищий парень".
Мальчик стал ходить, по девочке грустить.
По ночам не спал, а все томился.
Чтоб с девчонкой жить,
С деньгами надо быть!
И тогда уж мальчик порешился.
Год он воровал
И наконец попал
В камеру с железною решеткой.
Письма получал,
С жадностью читал,
А писала та ему красотка.
"Все идут года,
Уж я не молода
И мечтаю о семейном счастье.
Больше никогда
Не пиши сюда
Все равно не буду отвечать я!"
Года через три
Он вышел из тюрьмы,
Вышел из тюрьмы, из заточенья.
Долго он стоял,
Думал и гадал
И пришел к такому заключенью.
Ночью в три часа
Сладко спит она
И не слышит, как беда крадется.
Приоткрывши дверь,
Он стоял как зверь
То нахмурится, то улыбнется.
Финский нож в руках.
Слышит он вдруг: "Ах!"
Нарушает тишину ночную.
Вся в крови она,
Бледна, как луна,
И запел он песенку такую:
"Завтра вот опять
Дадут лет двадцать пять
И увезут меня в края чужие.
Там пройдут года,
Вся молодость моя,
Но кого любил – в живых не будет".
Как-то раз в саду
Девушку одну
Завлекал он песнями и лаской
И сказал шутя:
"Девочка моя,
Девочка с глазами дикой страсти..."
* * *
Ты не стой, у ворот поджидая,
Не смотри на дорогу с тоской...
Я вернусь, лишь когда подметает
Ветер листья, что дворник метлой.
И пойду по знакомой дорожке,
Где кончается старый наш сад,
И, быть может, в морозном окошке
Я увижу твой ласковый взгляд.
А быть может, в суровую зиму
Я в окошко к тебе постучу,
Дверь откроешь – меня не узнаешь.
Я к губам твоим нежно прильну.
Дверь откроешь – меня не узнаешь,
Я спрошу: "Как жила без меня,
Как растила любимого сына,
Как ты мужа с неволи ждала?"
А пока, а пока – до свиданья,
Расти сына, чтобы вырос большой...
Я вернусь, лишь когда подметает
Ветер листья, что дворник метлой.
ЗДЕСЬ ПОД НЕБОМ ЧУЖИМ
Здесь под небом чужим
Я как гость нежеланный
Слышу крик журавлей,
Улетающих вдаль.
Сердце бьется сильней,
Слышу крик каравана,
И в родные края
Провожаю их я.
Вот все ближе они
И все громче рыданья,
Будто скорбную весть
Мне они принесли.
И с какого же вы
Недалекого края
Прилетели сюда
На ночлег журавли?
Холод, дождь и туман,
Непогода и слякоть,
Вид угрюмых людей
И усталой земли.
Ах, как больно в груди,
Как мне хочется плакать!
Перестаньте рыдать
Надо мной, журавли!
Пронесутся они
Мимо скорбных объятий,
Мимо древних церквей
И больших городов.
А вернутся они
Им раскроют объятья
Дорогая земля
И отчизна моя.
БЫЛО ТО В ПРИТОНЕ САН-ФРАНЦИСКО
Было то в притоне Сан-Франциско...
Там шумит огромный океан.
Там однажды утром, на рассвете,
Разыгрался сильный ураган.
Девушку там звали Маргарита,
И она красивою была.
За нее лихие капитаны
Часто выпивали до утра.
Маргариту многие любили,
Но она любила всех шутя.
За любовь ей дорого платили,
За красу дарили жемчуга.
Но однажды в тот притон явился
Статный чернобровый капитан.
Белоснежный китель и тельняшка
Плотно облегали его стан.
Сам он жил когда-то в Сан-Франциско
И имел красивую сестру.
После долгих лет своих скитаний
Прибыл он на родину свою.
Быстро капитан успел напиться,
В нем кипели страсти моряка.
И дрожащим голосом от страсти
Подозвал девчонку с кабака.
Маргарита легкою походкой
Тихо к капитану подошла.
И в кабину с голубою шторкой
Капитана быстро увела.
БУБЛИКИ
Ночь надвигается,
Фонарь качается,
Фонарь качается в ночную мглу.
А я, несчастная,
Торговка частная,
Стою и бублики здесь продаю.
Купите бублики, горячи бублики,
Купите бублики да поскорей.
За эти бублики
Платите рублики,
Что для республики
Всего милей.
Отец мой пьяница,
И этим чванится,
И к гробу тянется, но все же пьет.
Сестра гулящая,
Тварь настоящая,
А я – несчастная – смотрите, вот...
Купите бублики, горячи бублики,
Купите бублики да поскорей.
Меня, несчастную,
Торговку частную,
Да в ночь ненастную
Ты пожалей.
Инспектор с папкою
Да с толстой палкою
Все собирается забрать патент.
Но я одесская,
Я всем известная
И без патента все продам в момент.
Купите бублики, горячи бублики,
Купите бублики да поскорей.
За эти бублики платите рублики,
Что для души моей
Всего милей.
НЕ ПИШИТЕ МНЕ ПИСЕМ
Не пишите мне писем,
Дорогая графиня,
Для сурового часа
Письма слишком нежны.
Я и так сберегу
Ваше светлое имя,
Как ромашку от пули
На просторах войны.
Пусть в безумной России
Не найти мне приюта,
И в крови захлебнулись
Луга и поля,
Но осталась минута,
Нашей боли минута,
Чтоб проститься с отчизной
С борта корабля.
Не пишите, графиня,
Нет в живых адресата.
Упустили Россию,
Как сквозь пальцы песок.
Ах, Россия, Россия,
Разве ты виновата,
Что пускаю я пулю
В поседевший висок!
ХУТОРОК
Сыпал снег буланому под ноги,
В спину дул попутный ветерок,
Ехал долгожданною дорогой,
Заглянул погреться в хуторок.
Встретила хозяйка молодая,
Как встречает близкого семья,
В горницу любезно приглашая,
Ласково смотрела на меня.
А наутро прямо спозаранку
Вышел я буланого поить,
Вижу: загрустила хуторянка
И не хочет даже говорить.
Руку подала и ни словечка.
Взглядом только сердце обожгла.
Снял тогда с буланого уздечку,
Разнуздал буланого коня.
Так и не доехал я до дому,
Затерялся, словно в камыше.
Что же делать парню молодому,
Коль пришлась девчонка по душе?
ИСТОРИЯ ЛЮБВИ
Ежедневно меняется мода,
Шляпку, с боку оранжевый бант,
Подарил даме с пятого года
Молодой, холостой коммерсант.
Понесли рысаки, степь взрывая,
Стынет в жилах горячая кровь.
Ах! И ветер подарок срывает,
Бог со шляпкой, осталась любовь.
Припев:
Ну как тут быть, ну как тут быть,
Устроены так люди,
Хотят любить, хотят любить
И в праздники и в будни.
Нэпман в бабочке цвета фламинго,
От брюнетки седой без ума,
За бокалом искристого рэнго
Подарил ей билет в синема.
Но судьба – наш начальник и дворник,
Хоть была благосклонна вчера,
Тот билет утащил беспризорник,
Черт с билетом, пошли в номера.
Припев.
Коллективно проводится вспашка,
С лошадей и людей пот рекой,
Политически грамотный Пашка
Посвятил своей Маньке рекорд.
Но горячее времечко ноне,
Сбил рекорд без натуги и слез
Глупый Васька на новом "Фордзоне",
Нет рекорда, но крепнет колхоз.
Припев.
Время рушит зубные коронки,
Студит голову мерзкая плешь.
Но для вас, дорогие девчонки,
Каждый молод, пленителен, свеж.
Что за дикость стоять в магазинах
Иль цветы доставать средь зимы,
И вообще – берегите мужчину,
Что подарок, ведь главное – мы.
В ОДНОМ ГОРОДЕ
В одном городе жила парочка,
Он был шофер, она – счетовод,
И была у них дочка Аллочка,
И пошел ей тринадцатый год.
Вот пришла война.
Мужа в армию
Провожала жена на вокзал...
Распростившися с женой верною,
Он такие слова ей сказал:
"Ухожу на фронт драться с немцами,
И тебя, и страну защищать,
А ты будь моей женой верною
И старайся почаще писать".
Вот уж год война, и второй война,
Стала мужа жена забывать:
С лейтенантами и майорами
Поздно вечером стала гулять.
"Здравствуй, папочка, – пишет Аллочка.
Мама стала тебя забывать.
С лейтенантами и с майорами
Поздно вечером стала гулять...
Здравствуй, папочка, – пишет Аллочка.
А еще я хочу написать,
Что вчерашний день мать велела мне
Дядю Петю отцом называть".
Получив письмо, прочитав его,
Муж не стал уж собой дорожить.
И в последний бой пал он смертию,
И сейчас он в могиле лежит.
Ах вы, женушки, вы неверные,
Муж на фронте, а вы здесь гулять!
Война кончится, мужевья придут
Что вы будете им отвечать?
Я кончаю петь. Не взыщите вы,
Что у песни печальный конец.
Вы еще себе мужа встретите,
А детям он неродный отец.
БЕСКОЗЫРКА
Я встретил его близ Одессы родной,
Когда в бой пошла наша рота.
Он шел впереди с автоматом в руках,
Моряк Черноморского флота.
Он шел впереди и пример всем давал,
А родом он был из Ордынки.
А ветер гулял за широкой спиной
И в лентах его бескозырки.
Я встретил его близ Одессы родной,
В той маленькой беленькой хате.
Лежал он на докторском белом столе
В защитном походном бушлате.
Двенадцать ранений хирург насчитал,
Две пули засели глубоко.
А смелый моряк и в бреду напевал:
"Раскинулось море широко..."
В сознанье пришел он, хирурга спросил:
"Поедешь ко мне на Ордынку?
Жене передай мой прощальный привет,
А сыну отдай бескозырку".
И доктор знакомый поехал в Москву,
Зашел он тогда на Ордынку.
Жене передал он прощальный привет,
А сыну вручил бескозырку.
БАТАЛЬОННЫЙ РАЗВЕДЧИК
Я был батальонный разведчик,
А он – писаришка штабной.
Я был за Россию ответчик,
А он жил с моею женой.
Войну я прошел до Берлина,
В окопах я часто лежал.
Рыдали медсестры, как дети,
Пинцет у хирурга дрожал.
Домой я вернулся, ребята,
И стал свою Кланьку ласкать.
Протез мне мешает ужасно,
Его положил под кровать.
Лежу, а осколок железный
Давит на пузырь мочевой.
Полез под кровать за протезом,
А там писаришка штабной.
Я бил ее белые груди,
Срывая с себя ордена,
Ах, добрые, добрые люди,
Ах, мать ты, сырая земля.
Говорят, что судьба не индейка,
За это я песню пою.
Как фашистcкая пуля-злодейка
Оторвала способность мою.
ЖЕНА
Я до войны счастливо жил с женой.
Мы оба с ней работали прилежно.
Она была всегда мила со мной,
И я к ней относился очень нежно.
Но над страною грянула война.
На нас раскрыли звери свои пасти.
Простым стрелком ушла на фронт жена,
А я попал в технические части.
Четыре долгих года в холод, в зной
На разных направленьях мы сражались,
Четыре долгих года мы с женой
Ни разу на войне не повстречались.
Пришла победа. Кончилась война.
Была разбита псов немецких свора,
И дома меня встретила жена,
Моя жена с погонами майора.
При ней я не могу ни встать, ни сесть,
Я дисциплину строго соблюдаю:
Вставая утром, отдаю ей честь
И говорю ей: – Здравия желаю!
При ней я не курю, не пью вино,
Боюсь не принести домой получку,
Боюсь я без жены сходить в кино
Напишет самовольную отлучку.
С такой женой мне просто трудно жить,
И, чтобы мне чинами с ней сравниться,
Решил я добросовестно служить
И до майора тоже дослужиться.
И все же в глубине души боюсь,
Что у жены останусь под началом:
Пока я до майора дослужусь,
Жена, пожалуй, станет генералом.
НАС НЕ НУЖНО ЖАЛЕТЬ
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого не жалели,
Мы пред нашим комбатом, как пред господом
богом чисты.
На живых порыжели от глины и крови шинели,
На могилах у мертвых расцвели голубые цветы.
Расцвели и опали, проходит за осенью осень,
Наши матери плачут, и ровесники молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
Нам досталась на долю нелегкая участь солдат.
Это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
Шли в атаку, над Западным Бугом взрывая мосты.
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.
* * *
Есть по Чуйскому тракту дорога,
Ездит много по ней шоферов.
Был там самый отчаянный шофер,
Звали Колька его Снегирев.
Он трехтонку, зеленую "АМО",
Как родную сестренку, любил.
Чуйский тракт до монгольской границы
Он на "АМО" своей изучил.
А на "Форде" работала Рая,
И так часто над Чуей-рекой
Раин "Форд" и трехтонная "АМО"
Друг за дружкой неслися стрелой.
Как-то раз Колька Рае признался,
Ну а Рая суровой была:
Посмотрела на Кольку с улыбкой
И по "Форду" рукой провела.
А потом Рая Кольке сказала:
"Знаешь, Коля, что думаю я:
Если "АМО" мой "Форд" перегонит,
Значит, Раечка будет твоя".
Как-то раз из далекого Бийска
Возвращался наш Колька домой.
Мимо "Форд" со смеющейся Раей
Рядом с "АМО" промчался стрелой.
Вздрогнул Колька, и сердце заныло
Вспомнил Колька ее разговор.
И рванулась тут следом машина,
И запел свою песню мотор.
Ни ухабов, ни пыльной дороги
Колька больше уже не видал.
Шаг за шагом все ближе и ближе
Грузный "АМО" "Форда" догонял.
На изгибе сравнялись машины.
Колька Раю в лицо увидал.
Увидал он и крикнул ей: "Рая!"
И забыл на минуту штурвал.
Тут машина, трехтонная "АМО",
Вбок рванулась, с обрыва сошла
И в волнах серебрящейся Чуи
Вместе с Колей конец свой нашла.
На могилу лихому шоферу,
Что боязни и страха не знал,
Положили разбитые фары
И любимой машины штурвал.
И теперь уже больше не мчится
"Форд" знакомый над Чуей-рекой,
Он здесь едет как будто усталый,
Направляемый слабой рукой.
Есть по Чуйскому тракту дорога.
Ездит много по ней шоферов.
Был там самый отчаянный шофер,
Звали Колька его Снегирев.
МОСКОВСКИЙ ТРАКТ
Московский тракт проложен до Херсона,
И как-то раз по этому пути
Машина "ГАЗ", груженная бензином,
Хотела "сто тридцатый" обойти.
А "сто тридцатый" шел с боеприпасом,
Вела машину девушка шофер:
"Не обгоняй, не трать бензин напрасно
Сильней у "сто тридцатого" мотор!"
И так они неслись до поворота,
Не смея путь друг другу уступить.
А по краям глубокие болота,
А стрелочка на соточке лежит!
Но встречный "МАЗ" решил судьбу иначе:
На повороте врезался он в "ЗИЛ".
Навечно за баранкой ты уснула.
Зачем так было резко тормозить?
РАСКУСИ-КА, БАБУШКА
Раскуси-ка, бабушка,
Мне орешек грецкий.
Зубки твои крепкие
Слепят белизной.
А мои остались
В армии советской,
В тайной части энской,
В шахте пусковой.
Расчеши-ка, бабушка,
Мне волосик детский.
Кудри твои белые
Слепят белизной.
А мои остались
В армии советской,
В тайной части энской,
В шахте пусковой.
Ой, заплачу, бабушка,
Ой, напьюсь "Стрелецкой"
Намекают девушки
На мой грех мужской:
Говорят, осталось все
В армии советской,
В тайной части энской,
В шахте пусковой.
Но одна решилася
В этой жизни светской,
Лысому, беззубому
Назвалась женой.
Нет у ней претензии
К армии советской,
Знать, не все потеряно
В шахте пусковой.
ТЫ ХОДИШЬ ПЬЯНАЯ И ОЧЕНЬ БЛЕДНАЯ
Ты ходишь пьяная и очень бледная
По темным улицам совсем одна.
Тебе мерещится дощечка медная
И штора синяя его окна.
Прижавшись к бархату авто бесшумного,
Ты грустно смотришь в ряды огней.
И память прошлого, полубезумного,
Мелькают ужасы былых ночей.
А на диване там подушки алые,
Вино, шампанское, коньяк "Мартель".
Глаза янтарные всегда печальные,
Губы искусаны, сама в дупель.
Супруг, обманутый тобой, неверною,
Придя в гостиную, супругу ждет.
Любовник знает: она, покорная,
Кляня и плача, к нему придет.
Ты входишь пьяная, полувеселая,
Маня рукой его, к себе прижмешь.
Лишь только лампочки с рассветом тусклые,
А ты усталая домой бредешь.
Ты ходишь пьяная, такая странная,
По темным улицам совсем одна.
Тебе мерещится вся жизнь пропащая
И штора синяя его окна.
НЕЗАБУДКА
Не в саду растут цветы
Самые красивые.
Всех цветов прекрасней ты,
Незабудка милая.
В институте расцвела,
Целый курс с ума свела,
Незабудка ясноглазая,
Милая моя.
За тобой хожу, как тень,
Я страдаю целый день,
Я тоскую, я страдаю,
Заниматься стало лень.
И, когда сажусь зубрить,
Не могу тебя забыть,
Незабудка ясноглазая,
Милая моя.
За окном уже весна,
Шумная, бурливая.
Что же ходишь ты грустна,
Незабудка милая?
Что ж ты нос повесила,
Ведь не скоро сессия,
Неужели ясноглазая
Тоже влюблена?
Не в саду растут цветы
Самые красивые.
Всех цветов прекрасней ты,
Незабудка милая.
В институте учится,
Заставляет мучиться,
Незабудка ясноглазая,
Милая моя.
ИВОЛГА
Помню, помню, мальчик я босой
В лодке колыхался над волнами,
Девушка с распущенной косой
Мои губы трогала губами.
Иволга поет над родником,
Иволга в малиннике тоскует.
Отчего родился босяком,
Кто и как мне это растолкует?
Ветви я к груди своей прижму,
Вспомню вдруг про юность и удачу,
Иволгу с малинника спугну,
Засмеюсь от счастья и заплачу.
Помню, помню, мальчик я босой
В лодке колыхался над волнами,
Девушка с распущенной косой
Мои губы трогала губами.
ГВОЗДИКИ
Гвоздики алые, багряно-рдяные,
Благоуханные дарила ты.
И ночью снились мне сны небывалые,
Мне снились алые цветы, цветы.
Мне снилась девушка,
Такая милая, такая нежная, на вид – гроза,
А душу ранили мечты обманные,
И жгли лучистые ее глаза.
Мне снилось, будто бы она, усталая,
Склонила голову на грудь мою,
Вот эту девушку с глазами карими,
С глазами жгучими теперь люблю.
МАЛОЛЕТКА
Снег ложится на твои ресницы,
И от туши под глазами грязь.
В голове не может уложиться
То, что ты другому отдалась.
Это было у твоей подруги,
Там пирушка шумная была.
Голову сложив на обе руки,
Ты сидела молча у окна.
Подошел к тебе какой-то парень,
И на ухо что-то прошептал,
И своими нежными губами
С твоих губ помаду облизал.
Пуговки от первой до последней
Ты рукою робко сорвала...
А из комнаты соседней
Музыка знакомая была...
А наутро встанешь вся в испуге,
Скажешь: "Ах, как долго я спала!"
И пришьешь оторванные пуговки,
Зная то, что больше не нужна.
Вся дрожишь от лютого мороза,
Ты идешь по шумной мостовой,
Крепко ты сжимаешь сигарету
Маленькой, озябшею рукой.
Снег ложится на твои ресницы,
И от туши под глазами грязь...
Бросишь свой окурок на дорогу
И бредешь, как уличная мразь.
И, садясь в такси и громко плача,
Ты прохожему махнешь рукой.
И такое слово "малолетка"
Навсегда останется с тобой.
ДОМОВОЙ
Колокольчики-бубенчики звенят,
Про любовь и про измену говорят.
Как люди женятся и как они живут,
Колокольчики-бубенчики споют.
Колокольчики-бубенчики звенят,
Рассказать одну историю хотят.
Как услышу, так от страха весь дрожу,
Но сейчас все по порядку расскажу.
Как у нашей у хозяйки молодой
Муж был старый и потрепанный такой,
Промотал свое здоровье в стороне,
Не оставил ничего своей жене.
Вот однажды муж хозяйке говорит:
– Нам с тобой, жена, разлука предстоит.
Уезжаю от тебя я на три дня,
Ты, голубка, не скучай тут без меня.
Муж уехал – на диванчик прилегла,
Но уснуть она так долго не могла,
А как уснула, так и слышит – боже мой!
Кто-то гладит ее нежною рукой.
Испугалася на первых на порах,
Ничего не видит, бедная, впотьмах.
А он шепчет: – Ты не бойся, ангел мой,
Не разбойник я, а добрый домовой.
Так две ноченьки ходил к ней домовой,
А наутро уходил к себе домой.
А на третью оказалось (ну и что ж),
Домовой-то на соседа был похож.
Так советую, голубчики, я вам:
Не бросайте дома ваших нежных дам.
А оставил – так уж жалобно не вой,
Если в доме заведется домовой.
В ГАРЕМЕ НЕЖИЛСЯ СУЛТАН
В гареме нежился султан,
Ему завидный жребий дан,
Он может девушек любить,
Хотел бы я султаном быть.
Но он несчастный человек,
Вина не знает целый век.
Так запретил ему Коран,
Вот почему я не султан.
А в Риме папе сладко жить,
Вино как воду может пить,
И денег полная мошна,
Быть может, папой стану я.
Но он несчастный человек,
Любви не знает целый век,
Так запретил ему закон,
Пускай же папой будет он.
А я различий не терплю,
Вино и девушек люблю,
И, чтобы это совместить,
Простым студентом надо быть.
В одной руке держу бокал,
Держу, да так, чтоб не упал,
Другою обнял нежный стан,
Теперь я папа и султан.
Твой поцелуй, душа моя,
Султаном делает меня,
Когда же я вина напьюсь,
Я папой римским становлюсь.
ЗАШЛА НА СКЛАД ИГРУШЕК
Зашла на склад игрушек,
Чудесных побрякушек
Весеннею порою как-то раз.
Из тысячи фигурок
Понравился мне турок
Глаза его горели как алмаз.
Припев:
Я наглядеться не могу на бравый вид,
Когда мне турок с улыбкой говорит:
"Разрешите, мадам, заменить мужа вам,
Если муж ваш уехал по делам.
Без мужа жить, без мужа жить к чему, мадам?
А с мужем жить, а с мужем жить – один обман.
Так разрешите, мадам, заменить мужа вам,
Если муж ваш уехал по делам".
При солнечной погоде
В турецком теплоходе
Прогулку совершала как-то раз.
Откуда ни возьмися
Вдруг турок появился,
Глаза его горели как алмаз.
Припев.
Скрывать от вас не стану
К турецкому султану
Попала я наложницей в гарем.
Ко мне ходил нечасто,
Имел жен полтораста,
А вскоре позабыл меня совсем.
Припев.
Зашла на склад игрушек,
Чудесных побрякушек
Весеннею порою как-то раз.
Из тысячи фигурок
Понравился мне турок
Глаза его горели как алмаз.
Припев:
Я наглядеться не могу на бравый вид,
Когда мне турок с улыбкой говорит:
"Разрешите, мадам, заменить мужа вам,
Если муж ваш уехал по делам.
Без мужа жить, без мужа жить к чему, мадам?
А с мужем жить, а с мужем жить – один обман.
Так разрешите, мадам, заменить мужа вам,
Если муж ваш уехал по делам".
* * *
Однажды морем я плыла
На корабле одном,
Погода чудная была,
Вдруг разыгрался шторм.
Припев:
Ай-ай-ай-ай! В глазах туман,
Кружится голова...
Едва стою я на ногах,
Но я ведь не пьяна.
А капитан приветлив был
В каюту пригласил,
Налил шампанского бокал
И выпить предложил.
Припев.
Бокал я выпила до дна,
В каюте прилегла,
И то, что с детства берегла,
Ему я отдала.
Припев.
А через год родился сын,
Морской волны буян.
Но кто же в этом виноват?
Конечно, капитан.
Припев.
С тех пор прошло немало лет,
Как морем я плыла,
Но как увижу пароход
Кружится голова.
Припев.
Умейте жить! Умейте пить!
И все от жизни брать!
Ведь все равно когда-нибудь
Придется умирать!
Припев:
Ай-ай-ай-ай! В глазах туман,
Кружится голова.
Едва стою я на ногах...
И все же я пьяна.
Я ВСТРЕТИЛ РОЗУ
Я встретил розу. Она цвела,
Вся дивной прелести полна была.
Цветок прелестный ласкал мой взгляд.
Какой чудесный, нежный аромат!
Я только розу сорвать хотел,
Но передумал и не посмел.
О роза, роза! Любовь моя!
Шипов колючих боялся я.
И вот однажды я в сад вхожу
И что, друзья, там я нахожу:
Сорвали розу, измяли цвет,
Шипов колючих уж больше нет.
– О роза, роза! – я закричал.
Зачем, о роза, тебя не рвал?
Шипов колючих боялся я.
Теперь навеки я без тебя.
ОТЧЕГО ЭТО НЫНЧЕ
Отчего это нынче мне немного взгрустнулось,
Отчего это нынче мне припомнились вновь
И прошедшее счастье, и ушедшая юность,
И былая удача, и былая любовь?
Знать, осталась на сердце незажившая рана.
Эту боль, эту память я пронес сквозь года.
Помню, мы танцевали сумасшедшее танго,
И казалось, что это будет длиться всегда.
Ничего в этой жизни у меня не осталось,
Ни гроша за душою у меня не найдешь.
Только грустное танго да унылая старость,
Только желтое фото да сентябрьский дождь.
Отчего это нынче мне немного взгрустнулось,
Отчего это нынче мне припомнились вновь
И прошедшее счастье, и ушедшая юность,
И былая удача, и былая любовь?
* * *
Расцвела сирень в моем садочке.
Ты пришла в сиреневом платочке.
Ты пришла, и я пришел
И тебе и мене хорошо.
Я тебя в сиреневом платочке
Целовал в сиреневые щечки.
Тучка шла, и дождик шел
И тебе и мене хорошо.
Отцвела сирень в моем садочке.
Ты ушла в сиреневом платочке.
Ты ушла, и я ушел
И тебе и мене хорошо.
Расцвела сирень в садочке снова.
Ты ушла, нашла себе другого.
Ты нашла, и я нашел
И тебе и мене хорошо.
У тебя в сиреневом садочке
Родилась сиреневая дочка.
Тучка шла, и дождик шел
И тебе и мене хорошо.
ДЕВУШКА В СЕРЕНЬКОЙ ЮБКЕ
Когда в море горит бирюза,
Опасайся шального поступка.
У нее голубые глаза
И дорожная серая юбка.
Увидавши ее на борту,
Капитан вылезает из рубки
И становится с трубкой во рту
Возле девушки в серенькой юбке.
Говорит про оставшийся путь
И как будто любуется шлюпкой,
А сам смотрит на девичью грудь
И на ножки под серенькой юбкой.
Капитан, курс неверный смени,
Не поддайся порывам норд-веста.
Эта мисс из богатой семьи
И шикарного лорда невеста.
Но под утро в каюте лежит
Позабыта заветная трубка
И такая простая на вид
Вся измятая серая юбка.
Капитан вновь стоит на борту,
Сизый дым извлекает из трубки.
А в далеком английском порту
Плачет девушка в серенькой юбке.
МИЛАЯ, ЛЮБИМАЯ, ДАЛЕКАЯ
Звезды загораются хрустальные,
Под ногами чуть скрипит снежок.
Вспоминаю я сторонку дальнюю
И тебя, хороший мой дружок.
По тебе тоскую, синеокая,
Всюду нежный облик твой храня.
Милая, любимая, далекая,
Вспоминай и ты меня.
На лицо снежинки опускаются.
На ресницах тают, как слеза.
Сквозь пургу мне мило улыбаются
Девичьи любимые глаза.
А солдата ветры бьют жестокие.
Ничего – он ветру только рад.
Милая, любимая, далекая,
Должен все снести солдат.
Нас судьба с тобой одним обидела:
Далеко ты от меня живешь.
Мы с тобой давно уже не виделись,
Долго не встречались – ну и что ж!
Ведь любовь не меряется сроками,
Если чувством связаны сердца.
Милая, любимая, далекая,
Верная мне до конца.
ДЕНЕЖКИ
Что, друзья, со мной случилось, боже мой,
Вся семья моя взбесилась, боже мой.
Денег просят в один голос, боже мой,
Поседел на мне весь волос, боже мой!
Припев:
Денежки, как я люблю вас, мои денежки,
Вы свет и радость, мои денежки, приносите с собой.
И ваше нежное шуршание приводит сердце
в трепетание.
Вы лучше самой легкой музыки приносите покой!
А жена моя такая, боже мой,
И врагам не пожелаю, боже мой.
Ей мала квартира стала, боже мой.
У меня волос не стало, боже мой!
Припев.
А сынок наш, милый Толик, боже мой,
Вырастает алкоголик, боже мой.
Дочь семье грозит абортом, боже мой.
Деньги тянет, как насосом, боже мой!
ОНИ СТОЯЛИ НА КОРАБЛЕ У БОРТА
Они стояли на корабле у борта,
Он перед ней – с протянутой рукой.
На ней – тяжелый шелк, на нем – бушлат потертый,
Но взор горел надеждой и мольбой.
Припев:
А море грозное ревело и стонало,
На скалы грозные взлетал за валом вал,
Как будто море чьей-то жертвы ожидало.
Стальной гигант кренился и стонал.
Он говорил: – Сюда взгляните, леди,
Где над волной взлетает альбатрос,
Моя любовь нас приведет к победе,
Хоть знатны вы, а я простой матрос!
Припев.
Но на слова влюбленного матроса
С презреньем леди свой опустила взор.
Душа взметнулась в нем, как крылья альбатроса
И бросил леди он в бушующий простор.
Припев.
А поутру, когда всходило солнце,
В приморском кабаке один матрос рыдал,
Он пил горячий ром среди друзей веселых
И пьяным голосом кого-то призывал.
ЧЕТЫРЕ ЗУБА
Цилиндром на солнце сверкая,
Надев самый лучший сюртук,
По Летнему саду гуляя,
С Маруськой я встретился вдруг.
Гулял я четыре с ней года,
А после я ей изменил.
Но вскоре в сырую погоду
Я зуб коренной застудил.
От этой немыслимой боли
Три дня я безумно страдал,
К утру, потеряв силу воли,
К зубному врачу побежал.
За горло схватив меня грубо,
Скрутив мои руки назад,
Четыре здоровые зуба
Он выхватил с корнем подряд.
Четыре здоровых не стало...
И я, как безумный, рыдал.
Под маскою врач хохотала
Я голос Маруськин узнал.
"Тебя я безумно любила,
А ты поступил, как палач,
Теперь я тебе отомстила,
Изменник и подлый трепач!
Тебе отомстила за это,
Клади свои зубы в карман,
Носи их в кармане жилета
И помни свой подлый обман!"
* * *
Каким ты меня ядом напоила?
Каким меня огнем воспламенила?
О, дай мне ручку нежную,
Щечку белоснежную,
Пламенные, трепетные губки.
Все друзья смеются надо мною,
Разлучить хотят меня с тобою.
Но ты будь уверена
В искренней любви моей.
Жизнь моя погублена тобою.
Что я буду делать без тебя?
Пропадает молодость моя.
Из-за счастья своего
Возле дома твоего
Плачу и рыдаю, дорогая.
Каким ты меня ядом напоила?
Каким меня огнем воспламенила?
О, дай мне ручку нежную,
Щечку белоснежную,
Пламенные, трепетные губки.