Текст книги "Я не свидетель"

Автор книги: Григорий Глазов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Кажется, я убедил Титаренко. Он ушел от меня довольный и благодарный, да и я был удовлетворен, что, слава Богу, развязался с ЧК, не предполагая, что мне предстоит еще раз держать в руках тоненькую папочку с делом банды Иегупова...

Шло время, постепенно я забывал обо всем этом. Два или три раза видел Титаренко. Он рассказал, что подобные убийства вдруг прекратились, а поиски Иегупова и его сподвижников безрезультатны. К концу следующего года все это вообще заглохло. К тому времени я был уже приглашен работать следователем в губсуде. Однажды заявился Титаренко и сообщил, что в поезде на станции Боровичи при проверке документов патруль ЧК задержал человека в полувоенной форме. Он пытался бежать, но был застрелен. При нем не оказалось никаких документов. Нашли только фотографию, сделанную в каком-то салоне в Хельсинки. На ней были запечатлены трое мужчин. На обороте снимка, который Титаренко положил передо мной, было написано "Борисъ".

– Вот этот, посередине, по-моему, – Иегупов, – сказал Титаренко и выложил рядом ту групповую фотографию, которую я изъял у вдовы Мадера. Сравните.

Взяв лупу, я увеличил лица на обеих фотографиях. Сомнений не было: на втором снимке тоже Иегупов Борис Николаевич. Слово "Борисъ" на обороте подтверждало это, и, видимо, как и фотоснимок, служило паролем для того, к кому от Иегупова шел в Старорецк застреленный на станции Боровичи.

Титаренко согласился с таким моим предположением.

– Значит, Иегупов в Финляндии? – спросил он.

– Похоже.

– К кому шел от него гонец, мы уже не узнаем...

Я пожал плечами.

– Что ж, закрываем дело? – неуверенно спросил он.

– Это уже ваша забота.

– Эх, если б она одна была, – вздохнул Титаренко. – Каждый день что-нибудь новенькое. По уездам опять банда Маслюка гуляет. Двести сабель. Ограблен банк. Сожжены три паровоза в депо. Ограблен и убит ювелир Корсунский... Ладно, закрывайте, – махнул Титаренко рукой: он не видел с_и_ю_м_и_н_у_т_н_ы_х_ реальных возможностей найти, задержать убийцу Чернецкого, Мадера, Пирятинского и других; речь шла для него в конце концов о каких-то похищенных бумагах, а тут – ограблен банк, сожжены паровозы, у убитого ювелира унесены золото, драгоценности.

– Почему же мне закрывать? – спросил я.

– Все-таки вы начали, распутали. Надо соблюсти формальности.

– Как угодно. – Я открыл папку, там лежал кусочек оберточной бумаги. На нем я написал: "Дело расследованием не закончено. Бесперспективно". Поставил свою фамилию и возвратил папку Титаренко...

Через месяц он нелепо погиб: его на какой-то операции застрелил свой же сотрудник..."

Закончив читать, Левин словно вынырнул из глубины, придавленной толщей времени. И выйдя на поверхность, в сегодняшний день, преодолев расстояние в семьдесят четыре года, он поймал себя на мысли, что, читая повествование следователя губернского суда Агафонова, иногда непроизвольно предугадывал слова и действия его почти безошибочно. И объяснение этому было самое простое: и семьдесят лет назад, и сегодня тайное познавалось той же логикой, обретшей необходимые профессиональные стереотипы. Расследовал Левин за свою жизнь немало убийств. Чем отличались многие его рассуждения, вопросы, поступки, выводы от агафоновских? В сути своей ничем. Разве что в деталях, связанных с конкретными обстоятельствами, их спецификой...

Итак – убийца – Иегупов. Агафонов доказал это. Но не закончив дело, закрыл его, и как бы в наследство оставил Левину два вопроса: какие бумаги похищал Иегупов, и что связывало его с Кизе, которого он убил спустя тридцать лет? Нужно ли их выяснять? Они не входили в перечень услуг, оплачиваемых Анертом. Однако...

34

Закончив вытаскивать вещи из чемодана и дорожной сумки, Локоток часть их аккуратно разложил на полки шкафа, часть, которую надо постирать (а стирал он сам, боясь, что в прачечной все перепортят, изорвут), затолкал в плетеную ивовую корзину, стоявшую в ванной. Затем протер мягкой тончайшей замшей фотокамеры, сложил пустые кассеты в специальный ящик, принял душ и собрался ложиться отдыхать. Он устал. Самолет из Симферополя вылетел с опозданием на шесть часов.

Он стал застилать постель свежим бельем, когда в дверь позвонили. Локоток удивился: кто бы в такое позднее время? Глянул на часы. Половина двенадцатого. Соседка? Локоток пошел к двери. Сбросил цепочку, открыл.

На пороге стоял Басик. Небритый, от его одежды пахнуло потом.

– Не ждал? – спросил Басик, входя и торопливо закрывая за собой дверь.

– А ты думал, что я уже стол накрыл?

– От тебя дождешься. Ты всегда был жмотом, греб под себя.

– Мы ведь с тобой не родственники, Басик. И работаем, как говорят, в разных весовых категориях.

– Смотри, какой ты чистый! А ведь когда-то и краденное скупал, перепродавал, фарцевал. Тебе просто всю жизнь фарт шел.

– Что это ты в воспоминания ударился?

– А ты забыть хочешь?

– Уже давно забыл. Когда это было!.. Короче, что надо? Я спать хочу. Только прилетел, устал.

– Ты когда-то приторговывал автозапчастями. Имел дело с оптовиками. Помоги, пустяк нужен. Хорошо заплачу, ты ведь бабки любишь. Нужен трамблер к "Ниве". Срочно.

– А на станции техообслуживания?

– Нет у них ни хрена. Да и ревизия там. Закрыты.

– Ох, сколько лет я тебя не видел, Басик, а ты все такой же озабоченный.

– Так что с трамблером? Сделаешь?

– Ты что, тачкой обзавелся? Богато живешь.

– Это уже мои дела.

– Ладно, дам тебе один старый адресок. Скажешь, от меня. Но делаю это для того, Басик, чтоб ты поставил трамблер, сел на эту "Ниву" и навсегда исчез с моих глаз, а дорогу в этот дом забыл.

– Не залетай так высоко. Леня, – с угрозой сказал Басик. – Я ведь и обидеться могу.

– В жопе ты у меня живешь, Басик. А я живу в этой хорошей квартире. Я ведь могу и в челюсть завалить. Но я человек гостеприимный.

– Бугай ты здоровый, Леня. Но на всякого бугая есть мясник.

– Тебе трамблер нужен? Условия мои слышал? Теперь запоминай: кооператив "Днестр". В Боровичах. Спросишь там дядю Веню. А "мочить" меня, Басик, не пробуй, захлебнешься.

– В каких Боровичах?! Был я уже там! На станции техобслуживания! Нет у них! Чего ж мне опять в Боровичи гнать?!

– Это уж твое дело.

– Ты думаешь, в этом кооперативе есть?

– Для тебя, может и нет, а для меня есть, хотя они делают только рихтовочные работы.

– Ох, зараза! – вздохнул Басик. – Ну ладно, как фамилия этого Вени из "Днестра"?

– Не нужна тебе его фамилия. Он там один Веня. Скажешь, от меня. Получишь трамблер. Уплатишь, сколько потребуют. Все, Басик. Спокойной ночи...

35

Когда-то в детстве отец купил Левину игрушку – мозаику. Запертые в ней цветные стеклышки, когда крутил эту трубочку вокруг оси и осмотрел, с помощью запресованного зеркальца складывались из хаотического разброса в четкий симметричный витражный узор. Наверное, почти все дети мира когда-нибудь да забавлялись такой игрушкой. То, чем занимался Левин несколько последних недель, напоминало ему эти случайно брошенные стеклышки. И сейчас он, как бы приставив к ним зеркальце, вертел эту трубочку жизни, разглядывая складывавшиеся узоры. Если Тюнен убит, то кто это сделал? В поле зрения трое. Он рассматривал каждого, как возможного убийцу, делал допущения, умышленно отказавшись искать то, чем можно тут же все опровергнуть.

Итак, первый – сын Тюнена, Александр. Мотивы: каким-то образом мог узнать, что в Германии имеется приличное наследство, которое отец получать не пожелал. На этой почве мог возникнуть конфликт, тем более, что во время беседы Левина с Александром тот дал понять, что эмиграцию немцев он воспринимает как нормальное явление, даже одобрительно.

Второй – Иегупов. С Тюненом его связывали многолетние отношения. Кто знает, только ли хорошее тянулось оттуда. Не было ли чего-нибудь в прошлом такого, что подтолкнуло Иегупова к желанию избавиться от Тюнена. О его приезде в Старорецк никто не знал, нигде он, так сказать, не отметился, явился на квартиру к Иегупову, где его никто не видел, исчез так же. Иегупов, хоть и в возрасте, однако физически очень сильный. Левин помнил его могучий торс и крепкие мускулистые руки. Иегупов и Тюнен могли смертельно поссориться по очень давнему поводу, о котором знали только они и о котором Левин никогда не узнает. Было, было что-то в поведении Иегупова, что привлекло внимание: то ли настороженность, то ли испуг, то ли подозрительность.

И, наконец, третий – Локоток. Телеграмму о нем от Михальченко Левин получил утром, едва пришел на работу. Подозрения Левина о причастности Локотка к исчезновению Тюнена иногда казались зыбкими. И билет, и плащ могли попасть к Локотку самым неожиданным и относительно невинным путем. А то, что он взял плащ ради денег – это нравственная сторона. Но и убийство возможно. Зачем? Что могло быть у Тюнена такого, что прельстило Локотка. Бессмысленное убийство. Левин знал немало таких случаев. После, на допросе убийца говорил: "Бес попутал"...

Во всех этих рассуждениях не доставало самого главного – старика Тюнена. Живого или мертвого. Левин чувствовал, что Михальченко настроен в отношении Локотка решительней и определенней, и пытался внушить ему более осторожную меру в оценках, хотя понимал, что чутье и опыт Михальченко-оперативника тоже чего-то стоят. Но утренняя телеграмма вдруг возбудила в Левине беспокойство, оно выпирало из телеграфных слов Михальченко. Да еще совет его обратиться за помощью к Остапчуку. За какой помощью? Задержать Локотка? Не станет Остапчук этого делать, нет у него оснований, не пойдет он на это.

После долгих раздумий Левин все же решил позвонить Остапчуку, попросить связаться с участковым, с которым Левину проще будет заявиться к Локотку, хотя понимал, что в случае необходимости не сможет у Локотка даже взять подписку о невыезде. Но выбора не было. Он набрал номер телефона Остапчука. Ждал долго, никто не отвечал. Мог, конечно, позвонить начальнику райотдела, кому-нибудь из замов, которых хорошо знал, но не стал, что-то унизительное почувствовал в этом, в былые времена все выглядело бы иначе. Он позвонил дежурному.

– Дежурный. Лейтенант Карпец, – ответил быстрый голос.

– Где капитан Остапчук? В кабинете телефон не отвечает.

– Кто спрашивает?

– Я от Ивана Михальченко.

– Остапчук срочно уехал.

Деваться было некуда, пришлось звонить начальнику райотдела.

– Сергей Фомич? Привет. Это Левин... Да... Тот самый. – И чтобы не дать собеседнику втянуть его в разговор о жизни в качестве пенсионера, о работе в бюро "След", о чем тот, конечно, знал, Левин быстро и кратко изложил суть своей просьбы.

– Это можно, – сказал начальник райотдела. – Все участковые как раз здесь, у нас оперативный инструктаж. По какому адресу проживает этот Локоток? И ваш телефон, Ефим Захарович.

Левин назвал.

– Хорошо. Через пять минут участковый вам позвонит. Это старший лейтенант Укачин.

– Транспорт у меня есть, – предупредил Левин. – Спасибо, Сергей Фомич...

Через полчаса Левин и участковый катили в "уазике", за рулем которого сидел Стасик.

– Только бы застать, – сказал Левин, взглянув на часы. Было без четверти десять утра.

– Дома он, – сказал участковый.

– Почему вы так уверены?

– Прежде чем вам, я позвонил ему. Предупредил, чтоб ждал меня, никуда не уходил.

– Он не спросил зачем?

– Спросил. Я ему сказал, что ничего срочного, но хочу узнать кое-что относительно соседа из девятой квартиры. Есть там алкаш. Скандалит со всеми, люди жалобы пишут.

– Что из себя представляет Локоток?

– Сейчас тихий, смирный. Всегда спешит поздороваться.

– А раньше?

– Шустрил. Ничего страшного, но ходил по краешку. Одумался. Осторожный он. Любит красиво жить.

– Для красивой жизни деньги нужны.

– Старается так, чтоб не дразнить закон...

Они подъехали к дому.

Локоток действительно ждал, но был несколько удивлен, что участковый не один, а с каким-то пожилым мужчиной. Левин сразу же узнал Локотка, вспомнив снимки в журнале "Я – жокей". Одним быстрым взглядом окинув комнату, Левин обратил внимание, что все в ней аккуратно расставлено, вещи не валялись, как это могло быть у молодого холостяка, никакой роскоши, разве что японский видеомагнитофон, но нынче это уже стало почти обыденным...

– Садитесь, – предложил Локоток гостям.

– Леня, – сказал участковый, – вот товарищ Левин хочет с тобой поговорить по одному делу. По серьезному, так что ты уж...

– А у вас что, случаются и несерьезные дела? – Локоток улыбнулся Левину, видимо, приняв его тоже за сотрудника милиции, а Левин, поразмыслив, уточнять не стал.

– Леонид Юрьевич, – начал Левин, – с самого начала договоримся так: я пришел вас не допрашивать, а побеседовать. Без протокола. Единственное официальное лицо здесь ваш участковый. Он присутствует по моей просьбе. Я ищу пропавшего без вести человека по заявлению его сына.

– Что же вас привело ко мне?

– Два существенных обстоятельства. Восемнадцатого апреля ваша приятельница Ольга Лынник по вашей просьбе сдала в ломбард плащ. Он принадлежал пропавшему гражданину. Фамилия его Тюнен. Странно, что не в комиссионный, верно? Но это объяснимо: в комиссионный таким образом плащ попал анонимно, – Левин умышленно выложил это сразу, чтобы смутить Локотка, дать ему почувствовать, что для метаний его фантазии места мало. – А за день до этого, семнадцатого, вы отдали шоферу такси Касперскому билет Тюнена до Алма-Аты.

Отвернувшись, Локоток долго смотрел в окно, вроде что-то прикидывал, взгляд его стал тоскливым.

– Я, конечно, могу сказать, что и билет и плащ нашел, – заговорил наконец Локоток. – Но вы в такое не поверите.

– Не поверю.

– И будете искать, и найдете то, что вам нужно.

– Найдем. Как видите, кое-что к вашему приезду приготовили.

– Что посоветуете? – усмехнулся Локоток.

– Мой совет вам заранее известен.

– Известен, – махнул рукой Локоток. – Труп старика, как я понимаю, вы не нашли.

– Пока нет. Вы даже знаете, что Тюнен старик.

– Чего ж не знать, если сам его перетаскивал.

– Откуда? Куда?

– С тропинки в старую водонапорную башню в роще.

– Давайте, Леонид Юрьевич, поподробней. И сначала.

– Ладно, поехали. В тот день я гулял в роще с Олей. К пяти часам ей надо было к портнихе, а мне к семи на съемки.

– На конный завод?

– Да. Вы и это уже знаете?.. Ну вот... На шоссе я поймал Оле такси, она уехала, а я стал возвращаться по тропе. И тут под кустом увидел человека. Он сидел, опершись спиной о дерево. Вроде как спал. Рядом стоял чемодан, старый такой, хреновенький, а на куст был брошен плащ. Подошел я ближе, окликнул, он молчит. Одет прилично, хороший серый костюм, шляпа, правда, свалилась, начищенные ботинки. На пьяного или на бомжа не похож. Потормошил я его, а он и упал. И тут я понял: покойник! Глянул на часы. Без пяти пять. В шесть железно я должен был быть на съемках. Там дисциплина. А мне еще домой надо, переодеться.

– Господин Шоор строгий?

– Вы и Шоора знаете!.. Строгий, немец. Однажды я опоздал на семь минут, так он мне врезал! Ну вот и думаю: куда тащить мне этот труп, когда времени в обрез? Позвонить бы куда, так на березах телефона нет. А с другой стороны думаю: "Я не свидетель". А может, еще и доказывай, что не ты его гробанул. И решил я в это не ввязываться. Огляделся, быстренько сгреб мертвеца и отволок в подвал водонапорной башни. Тут же и чемодан его.

– Что в чемодане было? – спросил Левин, не сомневаясь, что Локоток заглянул в него.

– Бельишко старое, кальсоны, носки, сорочка ношеная... Сунул руку в карман пиджака, там паспорт. Раскрыл, смотрю – рубли, а меж ними билет. Я его с деньгами – в джинсы себе. Паспорт потом выбросил.

– Помните где?

– Там же, в роще. Но точно где – не помню. Спешил я да и труханул, чтоб на тропе кто не увидел меня. А плащ новенький, фирменный. Чего ему пропадать? Не я, так кто-то подхватит. Выскочил на шоссе, поймал такси. Заскочил домой, бросил плащ и этой же машиной на съемки. Билет сую водиле: сдай, мол, заработаешь. А он захотел наличными. Я заплатил. Но билет он потом взял. Вот и все.

"Чего же он, дурак, от паспорта избавился, а билет не уничтожил? задал себе вопрос Левин и тут же нашел, пожалуй, единственный ответ: Суетился, спешил, открыл паспорт, увидел деньги с билетом, быстро спрятал в карман, паспорт выбросил и бегом от трупа. А когда расплачивался с таксистом деньгами Тюнена (чужими деньгами!), обнаружил билет, о котором, возможно, и не думал, при всей своей осторожности решился на красивый жест – отдал его шоферу. Полагал, что риска нет? Видимо, да: искать, мол, будут человека, а не авиабилет, по которому кто-то улетит в Алма-Ату. Так бы и произошло, не случись в городе соревнования по радиоспорту, да не попадись дотошный радист, прокладывающий трассу, да не ляг трасса у кустика, где и лежал паспорт".

– В котором часу вы приехали на съемки? – спросил Левин.

– Минут без десяти-пятнадцати шесть.

"По времени сходится с показаниями шофера и Ольги Лынник, – подсчитал Левин. – Надо будет перепроверить у портнихи и на конном заводе, когда Лынник и он появились там и там. Но этим уже будет заниматься следствие, отрезвело подумал Левин, – это уже не мое дело". И спросил:

– Леонид Юрьевич, мы могли бы с вами поехать туда?

– Куда? – не понял Локоток.

– В рощу. На место, где вы нашли труп Тюнена.

– Если надо...

– Надо, Леня, надо, – произнес все время молчавший участковый...

Когда они приехали и остановились у сквера, Левин засек время. Путь до входа в рощу они проделали за десять минут. Иегупов и Тюнен, вспомнил он рассказ Иегупова, прошли за пятнадцать. Естественно: один хромал, а другой стар и болен.

– Вот здесь он сидел, – сказал, останавливаясь, Локоток, когда, углубившись по тропе, отшагали минут двадцать.

– "Все получается, – вновь сопоставил Левин. – Нам потребовалось двадцать минут, Тюнену полчаса. И Иегупов не врал, когда сказал, что проводил приятеля только до входа в рощу. Иначе в семнадцать часов у этой точки тропы он и Локоток столкнулись бы. Это во-первых, а во-вторых, если бы Иегупов шел с Тюненом до этого кустика, а затем возвращался, прошло бы минимум около часа, и к семнадцати часам Иегупов не успел бы на прием к врачу, в лучшем случае он был бы там около семи. А в поликлинике установили, что Иегупов попал на ВКК около пяти".

Мысленно наметив большой круг, в центре которого находился куст и дерево, где по словам Локотка тот обнаружил мертвого Тюнена, Левин обыскивал участок рощи. Найдя длинную обломанную ветку, он раздвигал ею траву, кусты, внимательно вглядываясь, что под ними, приподнимал попадавшиеся слежавшиеся прошлогодние листья, и постепенно сужая сектор поиска, приближался к центру круга. Здесь он особенно тщательно ковырялся веткой в траве. Он не знал, что конкретно ищет, понимал, что следов волочения, если тело Тюнена перетащили сюда с места, где он умер, уже не обнаружить – прошло слишком много времени. Сомневался Левин, что вообще найдет что-нибудь: просто исполнял привычный ритуал. И был вознагражден: ковырнув прутом комок мха, прикрытый старой палой листвой у самого дерева, он увидел какой-то предмет и поднял небольшой стеклянный флакончик с красивой этикеткой, полный маленьких двухцветных капсул, запертый желтой металлической винтовой крышкой наподобие той, какой закупоривают водочные бутылки. "Винт" крышки оказался не сорван, флакончик еще ни разу не открывали. На этикетке по-немецки значилось название, в углу стояла цифра "30", т.е. количество капсул. Левин сунул флакончик в карман.

– Что это? – спросил участковый.

– По-моему, лекарство, – ответил Левин и посмотрел на видневшуюся меж стволов деревьев красную кирпичную кладку старой водонапорной башни. Там? – спросил Левин Локотка.

– Да.

– Что ж, сходим туда.

В башне зияло много проломов, но они вошли через нижний, сводчатый, служивший когда-то единственным входом, в торцах торчали остатки ржавых петель, на которых в прошлом висели ворота. В нижнюю, подвальную часть вели сбитые бетонные ступени. Едва стали спускаться, как в нос ударила тошнотворная вонь. Спустились еще на несколько ступеней, и в свете, бившем из верхнего пролома, Левин увидел подобие человеческой фигуры, рядом с нею чемодан.

– Дальше не могу, замотал головой Локоток, закрывая ладонью рот. Рвотный спазм дернул его кадык, сильная шея напряглась.

– Ладно, стойте здесь, – сказал Левин участковому и пошел вниз.

Полуразложившийся труп, опознать который едва ли уже можно, был облачен в серый костюм, чуть припорошенный пылью. Левин не стал его осматривать, ни к чему не прикасался – это уже не его дело. Единственное, что он тщательно осмотрел, так это место вокруг трупа и, возвращаясь, путь от него к ступеням. Но следов засохшей крови не обнаружил...

Когда вышли наружу, участковый спросил:

– Что будем делать, Ефим Захарович?

– Я поеду сейчас в прокуратуру. Пусть занимаются, – и повернулся к молчавшему бледному Локотку: – Если все так, как вы говорите, почему ж не вызвали скорую? Нашли под деревом человека... Смерть может зафиксировать только врач.

– Он был мертв. Я послушал сердце, пощупал пульс, да и по лицу, по всему было видно.

– Все-то вы видите, все вы знаете! – зло отмахнулся Левин. Если уж так боялись влипнуть в свидетели, могли позвонить в скорую анонимно, откуда-нибудь из автомата.

– Что мне делать дальше? – растерянно спросил Локоток.

– Отправляйтесь домой и ждите. Не делайте очередных глупостей, ждите, – повторил Левин, понимая, что ни задержать, ни взять подписку о невыезде он не имеет уже права. От участкового в этом смысле тоже сейчас толку мало. Да и не его, Левина, теперь это дело, есть милиция, прокуратура, а он свою миссию завершил: Тюнен найден.

Левин зашагал по тропе к скверу, где стояла машина.

– Я хотел бы вот что сказать, – догнал его Локоток, шедший следом.

– Ну, что еще? – буркнул Левин.

– Вы, может, думаете, что я его убил?

– А если думаю, так что? – Левину захотелось сказать какую-нибудь гадость этому самодовольному подонку, запихнувшему свои красивые мышцы в красивую модную одежду.

– Смысла не было мне убивать его. Ну зачем мне мокрое дело, ради чего?! Подумайте сами, – торопливо заговорил Локоток. – У меня хорошая работа в институте. Я там натурщиком. Неплохо замолачиваю каждый сезон фотографированием курортников.

– Сколько?

– Когда как, – уклонился Локоток. – Но мне хватает, я холост. Теперь еще привалили эти съемки у Шоора. Он обещал поездку в Германию, постоянную работу у него здесь. Ну, скажите, на кой мне мараться, все терять, убивать какого-то старика ради плаща и старых кальсон в его чемодане?

– Но вы же заранее не знали, что у него в чемодане. Ношеные кальсоны или слитки золота, – издевался Левин, понимая, что в словах Локотка есть резон.

– Разве я похож на идиота? – взмолился Локоток, страстно стараясь внушить Левину то, что, как казалось Локотку, и так ясно. – Мертв он был. Плащ я взял, да. В этом повинен. Но взял уже у покойника.

– Ну да, мародерство, – продолжал его мытарить Левин.

– А вот почему не сообщил о покойнике – вопрос другой, – Локоток забежал на шаг вперед и теперь шел почти боком, все время заглядывая Левину в лицо. – Попробуй потом отбрешись, а дело, ясно, завели бы на меня. Слушок дошел бы в институт, на конный завод и – привет, мне бы ручкой помахали: "Гуляй, Локоток, отмывайся сам, нам такие не нужны, у нас репутация".

Они дошли до машины.

– Домой добирайтесь сами, у меня нет времени вас отвозить, отмахнулся Левин от Локотка. – И ждите, как я сказал. – Он сел в машину, за ним – участковый. – Одну минутку, Локоток! – вдруг крикнул Левин, высунувшись. – У Тюнена были деньги. Сколько вы взяли, Локоток? Вы ведь обшарили его карманы?

Локоток замер.

Левин в упор смотрел на него. Стасик уже завел двигатель.

Локоток назвал сумму.

– Поехали, Стасик! – Левин захлопнул дверцу. – Экое дерьмо!..

– Здравствуйте, Ксюша, – сказал Левин, входя в приемную прокурора района. – Как секретарская жизнь?

– О, Ефим Захарович, здравствуйте! Жизнь – вот: стучу, – указала секретарша на пишущую машинку и на кипу бумаг на столе. – Давно вы у нас не были.

– Давно, Ксюша, давно... У себя? – кивнул Левин на дверь, обитую темно-коричневым дерматином.

– У себя.

– Доложите?

– Ефим Захарович, что это вы? Когда это я докладывала про вас?!

– Я уж, Ксюша, не начальник. Я теперь на приемы записываюсь.

– Ладно вам, Ефим Захарович, – засмеялась она.

– Я сперва позвоню в одно место, – Левин сел, придвинул к себе телефонный аппарат, набрал номер аптеки, где работала жена. – Алло, пожалуйста, Раису Львовну... Рая, это я. Слушай, – он достал из кармана флакончик с капсулами. – Тебе такой препарат знаком? – и он прочитал. Посмотри по вашим талмудам. Я подожду у телефона... Очень нужно... – Сидел в ожидании какое-то время. – Да... Да... Понятно... Постараюсь вовремя. Он повесил трубку и открыл дверь в кабинет. – Здравствуй, Евгений Кириллович! Можно?

– Какой гость! – прокурор вышел из-за стола. – Всегда рад, Ефим Захарович!

– Ну, сейчас не обрадуешься, выгнать захочешь, – Левин сел в кресло.

– Как жизнь?

– Как всюду.

– Что-нибудь случилось?

– Труп, Женя. Труп.

– Где?

– В водонапорной башне в березовой роще. Помнишь, где это?

– Конечно.

– Теперь слушай, – и Левин стал подробно рассказывать о Тюнене, о заявлении его сына, о поисках, о Локотке.

– Убийство? – спросил прокурор, выслушав Левина.

– Следов крови нет нигде.

– Могли и удушить.

– Не будем гадать. Как говорят, вскрытие покажет. Хотя с этим будет непросто, труп полуразложившийся... У меня есть кое-какие соображения, но навязывать их не хочу, пусть следствие идет свои путем, экспертизы... А их придется делать много.

– Поможете, Ефим Захарович?

– Каким образом? Я ведь не у дел.

– Но у вас весь материал на руках. Избавите от лишней работы.

– Хорошо. Кто из следователей будет вести дело?

– Сейчас решим. Я его тогда к вам направлю.

– Ладно. Можешь посылать туда людей, – Левин встал. – Вот это, – он достал из кармана флакончик, – пусть приобщат к делу. Это лекарство. Я нашел его на месте, где, по словам Локотка, он обнаружил труп.

Прокурор повертел в руках флакончик.

– Импортное?

– Да... Ну, будь здоров...

"Нива" ереванца, стоявшая недалеко от станции техобслуживания и намозолившая там всем глаза, исчезла в четверть двенадцатого ночи. Обнаружил это дежурный администратор кемпинга, присматривавший за "Нивой" по просьбе Остапчука. Кемпинг находился рядом со станцией у шоссе в десяти километрах от города. В ночной тишине вдруг взревел мотор, потом его долго гоняли на холостых оборотах. Выйдя из помещения и прошагав метров пятнадцать к шоссе, администратор увидел, что "Нивы" нет на месте, а по пустынному шоссе в сторону города удалялись ее красные огни.

Через пятнадцать минут телефонный звонок сорвал Остапчука с постели. Звонил дежурный по городу:

– Максим Федорович, армянская машина исчезла.

– Что за машина? – со сна Остапчук не сразу понял, о чем речь. Он сидел в трусах и майке, поставив телефон на колени.

– "Нива" с ереванскими номерами.

– Как исчезла?! – дошло до Остапчука. – Она же без трамблера?

– Уехала в сторону города минут пятнадцать назад. С кемпинга позвонили.

– Ясно! – Остапчук дал отбой и стал звонить по нескольким номерам, затем быстро начал одеваться...

Через полчаса он был у себя в кабинете, где сидело несколько оперативников...

"Ниву" засекли с тыльной стороны станции Старорецк-товарная. Увидел ее сотрудник ВОХРа с вышки. Он и сообщил, что из машины вышли двое, проникли в пролом в заборе и начали что-то выносить и складывать возле машины.

– Улочка эта очень узкая, там две машины не разминутся, – сказал Остапчук. – Идет под уклон. Справа забор товарной станции, железнодорожные пути, слева дома и склады. Выехать из нее можно либо сдав назад, либо вниз под уклон на Богдана Хмельницкого. Я на "рафике" поеду с людьми через верх, закрою выезд назад. Ты, Бузынник, мотай со своей группой в санчасть, это пять минут отсюда, берите машину скорой помощи, я договорился, натяните белые халаты, запрете выезд внизу, у Богдана Хмельницкого. Станете поперек, выйдите с носилками у какого-нибудь дома, вроде к больному приехали. Заметив нас, Басик ринется вниз, чтобы выскочить на Богдана Хмельницкого. Санитарная машина и белые халаты его успокоят. Плешаков, надо сообщить всем постам ГАИ. Все ясно? Да, Бузынник, когда станете на место, сообщи мне по рации, чтоб я не начал раньше. Поехали!

Вытащив из тайника последнюю завернутую в мешковину партию оружия, ереванец и Басик, открыв заднюю дверь "Нивы", начали аккуратно укладывать его в машину. Здесь, с тыльной стороны товарной станции, было совершенно темно, горело лишь два фонаря – один наверху, в начале улицы, другой внизу, почти у самого выезда на Богдана Хмельницкого. В тишине слышалось, как за длинным забором одинокий маневровый электровоз, удаляясь, постукивал на стыках...

"Как же так, как я промазал? – думал Остапчук, сидя рядом с шофером. Машина уже шла на подъем и вот-вот должна была выскочить к нужному месту, где начинался забор товарной станции. – Ведь у них не было трамблера!.. Где достали? Неужто в Боровичах Басик спроворил? Трамблер Басик искал там, а не старые автоматы!.. – А поставить его – дело плевое"...

Они захлопнули дверцу "Нивы", сели, и в тот момент, когда ереванец взялся за ключ и отжал сцепление, в заднее стекло ударил дальний свет фар и отраженный зеркальцем, полоснул по зрачкам.

– По газам! – крикнул Басик, услышав шум двигателя настигавшей их сверху машины.

– Менты?

– Кто бы ни был, гони вниз, к Богдана Хмельницкого!..

"Нива" неслась по выбоинам разбитой старой брусчатки, когда свет ее фар уткнулся в стоявшую поперек дороги метрах в ста машину скорой помощи, из которой вышли люди в белых халатах с носилками.

– Что делать?! – крикнул ереванец.

– Сейчас отвалят, подъезжай ближе! – Басик достал из-за пояса пистолет, прикрытый полой пиджака. – Тормозни! – Он выскочил из машины и, оглянувшись на мгновение, увидел, как из догонявшего их "рафика" почти на ходу вывалились двое, в руках у них были пистолеты. Он все понял. Единственная надежда была заставить лекарей со "скорой" убраться с дороги.

И в этот момент кто-то из "рафика" крикнул:

– Вы окружены! Сопротивление бесполезно!..

Не поняв, что машина "скорой" и фигуры людей в белых халатах ловушка, еще надеясь, что он прорвется, заставит их освободить дорогу, Басик дважды выстрелил в одного из двоих преследователей, бежавших сверху, и увидел, как тот упал. И тут с ужасом крайним зрением Басик заметил, что от машины скорой помощи к нему снизу бегут четверо, белые халаты распахнуты, а в руках короткие автоматы...

В Остапчука вошла одна пуля, в шею, разорвав сонную артерию. Он лежал и не слышал слов склонившегося над ним товарища, не ощущал рук, вносивших его в машину, не слышал голосов и возни возле "Нивы", звука щелкнувших наручников.