Текст книги "Записки советского офицера"

Автор книги: Григорий Пенежко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

"Ну, – думаю, – и глупейшее же положение! Ничего у меня из этого не получится: не мастер".

Повернувшись в сторону леса, куда, всего вероятнее, могли уйти бойцы, кричу:

– Эй, кто там? Вылезай!. .

– Эге-ге, да ты же не в церкви, а на поле боя, – усмехается Попель. "Господи помилуй" тут не поможет. Покрепче, покрепче давай, да попроще... За живое задеть надо, кричи: трусы... Вот это так! – подзадоривает Попель. Это вдоль, а теперь поперёк.

Но меня уже не надо подзадоривать, я вошёл в азарт, крою сразу "вдоль и поперёк". Из рощи с шумом вылетает вспугнутая криком стая грачей, а в двухстах метрах от нас из пшеницы осторожно выглядывает чья-то голова в пилотке. Вдруг, поднявшись, человек молча двинулся к нам.

– Подействовало, – смеётся Попель. – Берегись, теперь, видишь, обиделся, что его трусом назвали. Медведем прёт, а за спиной гранату держит, думает, что не видно. Предупреди-ка его, не то сдуру угостит... Эх, вы, зелень, зелень... Нет у вас ещё практики войны, психологию русского человека не знаете.

– Свои, свои! – кричу я.

– Свои и кур воруют, – зло отвечает подходящий. – Кто такие? Пароль! А то швырну ко всем чертям! – и он останавливается метрах в тридцати, принимая удобную для метания гранаты позу.

Какой тут пароль, чей пароль? Ни он, ни мы не знаем никакого пароля. Замечаю на его петлицах полную пилу треугольников, думаю: "Сейчас огорошу тебя", кричу:

– Эй, старшина, ослеп, что ли? . . Видишь, перед тобой бригадный комиссар. Живо, сюда!

Он подходит и останавливается шагах в пяти от нас, всё ещё держа одну руку за спиной. На нём синие галифе и новая гимнастёрка, перетянутая портупейным ремнём, пилотка сдвинута буйным чубом на затылок, глаза красные, воспалённые.

– Подходи ближе, Фома неверующий, подходи и удостоверься, – приглашает Попель.

– Старшина Ворон, – подтянувшись, отрекомендовался он Попелю. – Только нам бояться не приходится, страх у нас уже весь вышел, товарищ бригкомиссар. С воскресенья до сего дня воюем в выходном обмундировании, – так и не успели переодеться.

Он рванул полевой свисток и протяжно засвистел. Над пшеницей показались два бойца. Вслед за ними по всему полю то там, то тут стали подниматься группки бойцов. Всего их оказалось человек пятьдесят.

– Ого! – воскликнул Попель. – Так у тебя. Ворон, целый полк.

– Так точно, полк и есть. Только – остатки. .. Отступаем с боями от пограничного местечка Сокаля. Из командиров остался командир полка, да и тот ранен. Несём с собой, сейчас на опушке леса лежит.

– А где немцы?

– По шоссе через то село, – он показал на Пелчу, – идут на юг.

– Вот что. Ворон, – сказал Попель. – Собирай-ка своих и лети к нашему гнезду. Туда и командира полка несите. Будете вместе с танками воевать. Смотри сюда, – Попель достал карту. – Найдёшь наших на опушке леса, здесь, против села Подлуже. Понял? Записку полковнику Васильеву передашь. Только не задерживайся, срок – три часа.

– Будем, будем! – дружно закричали обступившие нас бойцы.

– Теперь на чёрта, не то что на немца, с танками-то сподручней идти, сказал кто-то.

– Кругом! – скомандовал старшина. – К лесу, бегом! Мы догнали дозор, поставили ему задачу подойти скрытно к шоссе, узнать, куда движутся немцы, открыть огонь и, вызвав панику, отойти к нам. Дозор ушёл по обочинам дороги. С ядром разведки медленно продвигаемся за ним, не теряя его из виду.

– Вот, товарищ старший лейтенант, – говорит Попель, переходя на "вы", не удивляйтесь, что заставил вас обойти цензуру. Русский человек мирный, пока его не разозлишь, ну, а когда разозлишь, – держись! Старшина-то, старшина, – думал запустить в нас гранатой. Этот уже обозлился. Но не все ещё, нет ещё у многих ненависти, злобы. А без этого воевать нельзя, нет! Так и в гражданскую было, так и в этой войне будет. Обозлится наш народ, поднимется и пойдёт, и ничем ты его не остановишь.

Слушаю его и вспоминаю наше добродушное любопытство к двум первым пленным под Перемышлем, вспоминаю, как угощали их танкисты всем, чем богат солдат в походе.

– Плохо только то, – продолжает он, – что пробелов много в нашей боевой подготовке. Разве не стыдно, что старшина не узнал сегодня свой, советский танк? Живы будете, не забывайте этого, мотайте всё на ус, что увидите на войне.

Впереди нас дозорные машины открыли орудийный и пулемётный огонь. В него вплетается частое квохтанье немецких крупнокалиберных пулемётов.

– Открывай огонь, поддай для паники! – приказывает мне Попель.

Развернув машины в сторону шоссе, открываем огонь, бьём через рощу наугад. Возвращаются дозорные машины. Они сообщают, что по шоссе движутся немецкие танки, артиллерия, автомашины, с хода отстреливаются и, не задерживаясь, идут дальше на юг. Ранили одного нашего башнёра.

– Обратно! – командует Попель. – Всё ясно!

Замысел у немцев был хитрый, а на деле у них получилась глупость. Они рассчитывали расколоть нашу оборону на две изолированные части одновременными ударами с запада и с юга на село Птыча. Но из одновременности ничего не вышло: западная группировка разбита нашей внезапной атакой. Немцы всё же атакуют Птычу и с юга. Но теперь поздно.

Васильев уже успел перебросить к Птыче один батальон Болховитинова. Кроме того, сюда подошли прорвавшиеся к нам гаубичный артдивизион и батальон мотострелков мехдивизии Герасимова.

Вернувшись из разведки, Попель быстро построил на участке Верба – Птыча глубоко эшелонированную оборону.

Гаубичный артдивизион под командой бравого старика-полковника стал на высотах севернее Птычи, а мотострелковый батальон занял рубеж по южной окраине этого села вдоль ручья и на север до Трытын включительно.

Несмотря на пятикратное превосходство немцев в танках и артиллерии, следовавшие одна за другой две атаки не

принесли им решающего успеха. Атаки захлебнулись в глубине созданного Попелем противотанкового узла обороны.

Видя очевидную бесполезность дальнейших атак, немцы вынуждены были к вечеру занять оборону на северной окраине села Верба.

Попель опять перешёл со своим штабом в Подлуже, занял один из садиков. Моя рота расположилась в соседнем садике. Смущало меня, что в течение всего дня нас не тревожила немецкая авиация. Немцы наступали без поддержки авиации, их "юнкерсы" и "хейнкели" эшелонами шли на юг, туда, где остался Рябышев с двумя дивизиями. Только к вечеру, во время последней атаки немцев, над нами появились немецкие "костыли" – разведсамолёты.

Рядом в доме сидел пленный из штаба 14-й дивизии Мильче, словоохотливый майор. Ещё вчера я успел поговорить с ним об организации немецких танковых частей. Теперь я решил выведать у него кое-что об авиации.

– Почему сегодня ваши самолёты такими массами летят вперёд, не обращая на нас внимания? – спросил я его.

– Это очень просто, – ответил он мне. – Наше главнокомандование держит всю бомбардировочную авиацию в своих руках – централизованно. Где нужно нанести удар – в главных направлениях или по вашим резервам, она вся бросается туда, и вот получается много над вами самолётов. .. О! это получается сильно, очень сильно! Тогда все наши танки движутся вперёд...

– Значит, сегодня авиация сопровождала ваши части на Кременец? спросил я.

– О, да!

– А когда нас будут бомбить? – пошутил я. Но он ответил серьёзно:

– Разведчики сообщат данные, после них прилетят бомбардиры.

– Разведчики вечером были здесь, – сказал я. Это встревожило его.

– Прошу передать генералу, надо из деревни всем уходить, из маленького леса тоже, – волнуется он.

Свой разговор с майором я передал комбату, который доложил о нём Попелю.

– Немец прав, – по всем признакам завтра будет жарко, но уходить нам некуда, – сказал Попель.

Активные действия нашего отряда сильно обеспокоили немцев. В течение 28 июня они трижды наступали на Дубно

"Переправляются! – думаю. – Кривуля, наверное, уже прошёл, он должен был идти первым. Встретимся ли когда?"

Немцы явно засекли переправу. Снаряды и мины методически посвистывают над рекой. По звуку разрыва легко определить, где снаряд разорвётся на сухом берегу, кажется, что он крякнул от удовольствия; в болоте снаряд рвётся протяжно, с присвистом, чмокая, глухо, недовольно; шлёпаясь в воду, он поднимает невидимый фонтан воды, который тёмное небо возвращает в реку, ломая в ней отражение млечного пути. На том берегу тревожно крякают утки, и где-то дальше, правее, в селе предательски гогочут гуси.

– Не задерживай! – слышу голос Попеля, и очередная машина, приглушенно рокоча мотором, тянет гаубицу намост.

Попель и Васильев стоят рядом с танком Т-34 у самого схода на мост. Где-то там и полковник-артиллерист. Его я не вижу, слышу только голос.

– Дивизион прошёл! – докладывает он.

– Хорошо, полковник! Желаем удачи. Помните, что на том берегу за ночь худо-бедно вам километров шестьдесят надо отмерить...

– Проскочим! – говорит полковник, и я вижу, как его броневичок, осторожно перебирая брёвна настила, входит на мост.

Нас накрывает серия разрывов. Рядом в реке ложится целый залп. На мосту виден взрыв и сильный всплеск воды. Приглушённый вскрик – и опять тихо урчат моторы и стучат брёвна настила под проходящими машинами. К нам подбегает мокрый боец. Он докладывает Попелю, что под броневик полковника попал снаряд, броневик перевернулся с моста в воду и полковник утонул вместе с машиной. Я не могу поверить этому, так же как не могу поверить, что погибли Фролов, Перепилица. Мне кажется, когда бы я ни вспомнил об этих людях, вспомню о них, как о живых. Трудно, просто невозможно представить их мёртвыми.

Сбор всех танков был в Подлуже. Мы выступили оттуда, когда Большая Медведица только повернулась хвостом к земле, но до утра сделали всего лишь десять километров, дошли до Мала Милча. Это объясняется тем, что в колонне из ста танков – : девять разных марок машин. Колонна идёт тремя эшелонами. В первых двух эшелонах все виды танков – от танкеток до тяжёлых КВ. Только третий эшелон Волкова однотипный – Т-34.

Попель и Васильев со своим резервом движутся в голове полка Болховитинова, первом эшелоне колонны. Мои танки идут позади KB Попеля. Все движутся на уменьшенных дистанциях, так как местность здесь сильно пересечённая, а дорога тянется вдоль ручья в узкой лощине. Это настоящее дефиле, и оно очень выгодно для засады противника. Перед маршем Попель предупреждал нас об этом, требовал, чтобы все были особенно внимательны.

Слева звонко ударила по нас немецкая батарея, гнусавым голоском повторила батарея справа. Гребни укрывали нас от снарядов. Но только я подумал: "Если ударят спереди, получится ералаш", – как и спереди ударила залпом немецкая батарея. Из идущего впереди KB Попеля в двух местах посыпались искры. "Не пробьёт! – подумал я. – Но что будет с моим танком, если Попель сойдёт в сторону от дороги!"

Попель не свернул. Прибавляя газ, всё больше и больше набирая скорость, его танк оставил далеко за собой танк Васильева.

Васильев остановился, и я услышал, как он приказал Волкову скорей развернуться и идти в атаку на село.

Но ждать нельзя. Раньше, чем Волков, идущий в третьем эшелоне, атакует, половина колонны, втянувшаяся в дефиле, будет закупорена в нём. Первые два эшелона уже не могут развернуться в атаку. Попель сразу понял, чем это грозит нам. Вот почему он один устремился в атаку на батарею, которая пропустила нашу головную походную заставу и только после этого открыла огонь вдоль лощины.

Если он сумеет привлечь на себя весь огонь этой батареи и потом уничтожит её, колонна проскочит это проклятое место и у самого села, там, откуда стреляет батарея, развернётся в атаку.

Всё это стало ясно мне, как только я увидел, что Попель пошёл в атаку.

По звуку выстрелов похоже, что бьют 45-миллиметровые противотанковые пушки.

"Пробьют KB или не пробьют, пока он их увидит?" – подумал я. Снаряды попелевской пушки стали рваться в кустарнике у дороги, и я радостно воскликнул;

– Увидел!

Никитин почти сейчас же закричал:

– На пушку наехал!

Нырнув в кустарник, танк Попеля задрал нос кверху и опять опустился, как бы преодолевая препятствие.

– Справа вторая! – доложил Никитин.

KB Попеля уже поворачивал туда свой нос. Пушка в упор выстрелила в него и в то же мгновение скрылась под гусеницами танка. Слева – ещё две пушки. Один их снаряд пробил бы мой танк через оба борта, но против KB они, бессильны – только искры высекают из его башни. Мне все-таки хочется ему помочь – не успеваю: KB разворачивается большим радиусом и душит одну за другой обе неистово тявкающие пушки. Теперь у меня только одно желание – как можно скорее вырваться из этого проклятого дефиле. За мной вырывается полк Болховитинова, сразу разворачиваясь в боевой порядок, Я стараюсь нагнать опять ушедший вперёд танк Попеля. Он явно держит курс вправо, к домам, на батарею, перенёсшую огонь по нашим развёртывающимся к атаке танкам.

Над башней показываются Попель и его заряжающий – начальник особого отдела корпуса.

Оба весёлые, что-то кричат друг другу, показывая вправо. Оглянувшись назад, Попель качает головой, видимо, удивлённый, что колонна только развёртывается к атаке, и выбрасывает сигнал "Вперёд", показывая на село. Немецкая батарея, стрелявшая с правой стороны села, переносит огонь на приближающиеся к ней танки. По лязгающему звуку выстрела узнаю 75-миллиметровую противотанковую пушку. Я тороплюсь убраться с открытого места к домам, чтобы, прикрываясь ими, подойти к батарее.

Танк Попеля, далеко оторвавшись от других, тоже держит курс туда. Он уже выстрелил по батарее. "Ага! вот где она!" Снаряд разрывается в садике, я навожу туда свою пушку и вдруг на улице, напротив себя, вижу не меньше роты немецких танков. Они идут между мной и танком Попеля, заходя ему в хвост. Открываю огонь из обоих своих танков. Немцы в панике не замечают, кто ведёт огонь, их танки отползают в глубь села. Продолжаю вести по ним огонь.

– Комиссар горит! – кричит Никитин.

Оглядываюсь. Танк Попеля стоит, корма его окутана всё разрастающимися клубами дыма. По нему почти в упор бьёт батарея орудий.

"Опоздали! Прикроем огнём!" – думаю я и, оставив в покое отходящие в глубь села немецкие танки, открываю огонь по батарее из одного своего танка, а второй посылаю к Попелю. Но KB Васильева опередил нас. Он промелькнул огородами за строениями в той стороне, откуда вела огонь немецкая батарея. Она вдруг затихла, и KB, вынырнув из-за дома, подошёл к горящему танку Попеля.

Поспешив туда, мы увидели, что Попель и на этот раз обманул немцев. У его танка была подбита только гусеница, горел не танк, а дымовая шашка на корме.

Васильев отдал Попелю свой танк, а сам пересел в подошедший штабной КВ. Соединившись в одну группу, мы нагнали свои боевые порядки за селом Мала Милча.

Здесь наша атака захлебнулась. Слева, с опушки леса, и справа, из села Пелча, немецкие танки вели такой частый пушечный огонь, что, казалось, это стреляют пулемёты пушечного калибра. Судя по силе огня и по массовому продвижению танков на окраинах Пелчи, перед нами было не меньше танковой дивизии противника.

– Вот тебе и без снарядов, вот тебе и без горючего... – сказал Попель Васильеву, когда, попав под сильный перекрёстный огонь, мы отошли за крайнюю хату села.

– Да! – ответил Васильев. – И кажется, что это сверх четырёхсот! . .

– И всё-таки приказ фронта должен быть выполнен! – сказал Попель.

– Будет выполнен, – ответил Васильев.

Попель приказывает: Новикову остаться на южной окраине села и собрать подходящие с марша танки в резерв командира отряда, а Болховитинову со всеми танками, которые имеются здесь, атаковать Пелчу.

– Медлить нельзя! – говорит Попель. – Надо опередить их, – и он показывает на север.

И без бинокля хорошо видно, как по шоссе с запада на восток движется танковая колонна немцев.

– Понятно, товарищ бригадный комиссар, готов в атаку, – говорит Болховитинов.

– Желаю удачи, товарищи! – говорит Попель, обращаясь к Васильеву и Болховитинову. – Ищите её впереди! Назад возврата нам уж нет, – и он, вскакивая на свой танк, отдаёт механику-водителю старшине Коровкину команду: "Вперёд".

Его KB, недовольно фыркнув мотором, взял курс налево сорок пять градусов, на опушку леса, откуда немцы вели бешеный огонь.

Механик Коровкин, легко маневрируя по курсу, удачно выбирает укрытия и своим дерзким и безостановочным продвижением вперёд всё больше и больше привлекает на себя огонь противника. Мой танк, как связной, идёт за КВ. Уже не один десяток снарядов высекли из танка Попеля огонь, а он всё мчится к лесу.

Под впечатлением этого неудержимого движения KB я забываю про опасность для моей тонкостенной машины, которая вырастает с каждым шагом приближения к противнику. Но её, эту опасность, не забывает мой механик. Гадючка ведёт наш танк у самой кормы неуязвимого КВ.

Теперь я понял намерение Попеля. Он хочет отрезать отход немецких танков к Пелче, зажать их между лесом и нашими танками, идущими правее.

Поздно поняли это немцы. Убедившись в своём бессилии остановить мчащийся на них тяжёлый советский танк, они попытались прошмыгнуть опушкой леса к селу. Тогда заговорила пушка Попеля, а с ней и моя. Первый танк, пытавшийся прошмыгнуть опушкой леса, вспыхнул и весь окутался пламенем. Второго постигла та же участь. Остальные, повернув обратно, уходят куда-то в лес. "В просеку",

догадываюсь я.

Впереди вижу бегущих за кустами немцев и вспышки, после которых с левого борта KB сыплются искры.

– Батарея слева, – ориентирует меня Никитин.

Я стреляю в ближайший куст. Не задерживаясь, перевожу прицел на другой подозрительный куст, но пушечный огонь туда уже не нужен. KB Попеля громадой своего тела закрывает этот куст от моего прицела, подминает его под себя. В сторону зайцами выпрыгивают три немца. Двое из них поднимают кверху руки, а третий, нагнувшись, возится с круглой противотанковой миной. Над ней струится дымок.

"На корму забросит", – думаю я и вижу уже движение немца в сторону медленно развёртывающегося КВ.

Не успеваю я выстрелить из пулемёта, как из просеки в борт KB ударяет снаряд, высекая искры, второй разрывается перед немцем, уже шагнувшим с миной в руках к корме танка Попеля. Запнувшись, немец оседает на землю с миной в руках у самого носа моего танка, которого Гадючка притормозил, чтобы не врезаться в корму КВ.

– Вправо вперёд, скорей!.. – командую я Гадючке.

Мой лёгкий танк крутится волчком. Раздавшийся сзади взрыв подбрасывает кверху корму и кидает танк вперёд. Я ударяюсь затылком о рацию.

Когда в голове прояснилось и я высунулся из башни, меня осыпал земляной дождь. У куста, где стояли с поднятыми кверху руками немецкие артиллеристы, дымилась большая воронка. "От мины, в руках у немца разорвалась", догадался я.

Вновь выстрелившая пушка KB заставила меня повернуться в её сторону. Справа, между деревьями просеки, горел уже третий немецкий танк. Попель, не знавший, что угрожало его танку, не видевший, что произошло позади, бил теперь по четвёртому немецкому танку, уходившему в глубь просеки. После выстрела его пушки отвалилось подрубленное снарядом стройное деревцо. В образовавшейся прогалине забелел крест на борту остановившегося против нас немецкого .танка. В этот же момент я увидел пушку другого немецкого танка, высовывающуюся из-за куста.

Четыре выстрела прогремело одновременно. В горячке я сделал ещё два и, высунувшись из люка, был поражён непривычным видом башни КВ. Попель, тоже высунувшись из люка, смеясь, показывал что-то своему башнёру. Я подъехал вплотную к попелевскому танку.

– Вот, чёрт возьми, ствол со снарядом улетел! – сказал Попель.

Повернувшаяся ко мне башня зияла дырой, и я понял, что ствол пушки отбит у самого основания.

Больше на опушке леса немцев не видно было и не слышно, но справа от нас всё чаще и чаще раздавались выстрелы танковых пушек. Там невдалеке по полю штабные КВ.Васильева вели за собой в атаку на Пелчу боевой порядок наших танков.

Когда мы вернулись в Мала Милчу, сюда уже подтянулись все отставшие на марше танки и пехотинцы, среди которых я увидел и чубатого старшину Ворона с его "полком", и безмашинного танкиста Удалова, и колхозников-добровольцев Мусия и Игната. Мусия – уже в танкистской кожаной куртке, подпоясанной патронташем, но он всё еще не расстаётся со своей фетровой шляпой, которой издали помахал мне.

Где-то в селе был штаб Васильева, но где – никто не знал. Всем командовали начальник политотдела Новиков и начальник штаба болховитинского полка Сытник.

Фактически Сытник уже несколько дней выполняет обязанности самоустранившегося, растерявшегося начальника штаба. Эта должность перешла к нему сама собой. Образовалось пустое место, заполнить надо было немедленно, требовала обстановка, и майор Сытник сделал это, не ожидая приказа. Вероятно, ещё много новых людей выдвинется вот так же – из вторых рядов в первые. Что это за люди? Я не думаю, чтобы они родились для войны, как говорят иногда, просто эти люди с непреклонной верой в успех выполняют свой долг.

Мы застали Сытника и Новикова вместе. Оба стояли на клуне, наблюдая за опушкой леса западнее Белька Милча, откуда начала бить по селу батарея немецких полковых пушек.

– Не везёт мне сегодня: два танка из-под меня немчура выбила, – сказал Попель, выслушав доклад Сытника. – Давайте мне "тридцатьчетверку", да заткнём им там глотку, – он кивнул головой в ту сторону, откуда била немецкая батарея.

Через несколько минут в лес ушёл "полк" старшины Ворона, команду над которым принял Новиков. "Полк" атаковал батарею из глубины леса. По ракетному сигналу Новикова "Атакую" Попель вскочил на новую "тридцатьчетверку".

Что произошло потом, я и сейчас ещё не совсем ясно представляю. Когда, следуя за кормой попелевского танка, мы достигли опушки леса, я увидел .дядька Мусия. Он обнимал ствол немецкой пушки и кричал, подзывая к себе бойцов:

– Повернём их, хлопцы, мордою до нимчуры, та может воны лучше послужат!

Рядом Ворон с несколькими бойцами поворачивал вторую пушку. Никто не обращал внимания на то, что какая-то другая немецкая батарея уже перенесла на нас огонь.

– О, товарищи, да тут снарядов на два дня пальбы хватит! – закричал Попель со своей башни. – Новиков! Новиков! – позвал он. – Будешь здесь главным пушкарём. Здесь твой противотанковый узел. Подави стреляющую батарею, а потом крои по танкам наступающим и отступающим. Место важное, смотри же, не пропусти немцев к нам в тыл!

Когда Попель приказал мне мчаться в Пелчу, к Васильеву, сказать, что он сейчас возьмёт танки резерва и придёт к нему на помощь, у всех немецких орудий стояли уже наши наводчики. Среди них были председатель дивизионного трибунала, начальник особого отдела, прокурор дивизии. Старшина Ворон со своим "полком" занимал оборону вокруг батареи.

Вспомнишь растерянно выглядывавшего из танка начальника штаба дивизии, в поисках которого вечно мечутся связные, начальника дивизионной разведки, который никогда ничего не знает, что делается вокруг нас, и подумаешь: откуда такие жалкие курицы в стае орлов!

Успех, сопутствовавший нам всю первую половину дня, во второй половине его изменил нам. Остатки полков Болховитинова и Волкова во главе с Васильевым, вытеснившие было немцев из Пелчи на север, попали под фланговый удар немецких танков, наступавших со стороны Буды несколькими эшелонами, пошли в контратаку и понесли в ней очень тяжёлые потери. К вечеру Васильев стянул на опушку леса все уцелевшие танки. Сюда же подошёл с резервом и Попель.

Я посматриваю на Попеля и Васильева. Есть ли какая-нибудь опасность того, что наш план не будет выполнен? Это вопрос жизни или смерти всего отряда. Несмотря на тяжёлую неудачу, постигшую нас, на их лицах не видно и тени беспокойства. Мне кажется только, что Васильев выглядит как-то торжественнее, а Попель более сосредоточен, чем обычно. Они подготавливают последнюю, решительную атаку.

Танки выстроены в боевой порядок, а за ними в глубине опушки – пехота. Мы ждём, когда слева, из Буд, пойдут на нас по чистому полю немецкие танки, чтобы одним быстрым ударом на открытом месте разгромить их и вырваться из сжавшегося кольца на маршрут намеченного рейда. Солнце уже склоняется к закату, а немцы всё медлят. В эти минуты томительного ожидания узнаем о гибели Волкова. Он убит случайным снарядом во время рекогносцировки, когда с биноклем у глаз наблюдал за перегруппировкой немцев. Это печальное известие делает ожидание боя еще более тягостным. Наконец, с северной стороны, из-за Пелчи, доносится оглушительный орудийный гул, и ему откликается такой же гул с юга. Перед нашей опушкой земля поднимается в воздух, падает, и в лучах заходящего солнца кажется, что это с неба падают кровавые потоки.

– По пустому месту бьют, для страха! – ободряет меня Никитин.

Нет, это не для страха, это заградительный огонь против нашей атаки. Вон под прикрытием его с обеих сторон вышли немецкие танки. Немецкая артиллерия переносит огонь в глубь леса.

– Вот она, последняя и решительная, – с торжественностью говорит Васильев, взбираясь на танк, и даёт сигнал: "Сбор командиров – ко мне".

Не знаю, кажется ли мне это сейчас, когда страшное совершилось, или действительно мое сердце тогда сжалось в тоскливом предчувствии его.

– Николай Кириллович, – впервые при мне Васильев назвал Попеля по имени и отчеству, – хочу не только задачу поставить, хочу говорить с теми, кто, может быть, не вернётся.

– Говорите, – тихо сказал Попель, и я, услышав в его голосе необычную интонацию, подумал: "Как хорошо, что все мы всем своим существом понимаем друг друга!"

От дальних машин к группе, обступившей танк комдива, спешат и танкисты и пехотинцы. Стройная фигура Васильева, затянутая в чёрную кожаную форму танкиста, точно срастается с башней. С флажками в руке, простёртой к угрюм о несущейся на нас лаве немецких танков, с головой, устремлённой вперёд, точно всматривающейся во врага, озарённый последними лучами солнца, – таким я буду помнить его всю жизнь.

– Танкисты! – раздаётся его сильный и ровный голос. – Смотрите, вот он, враг, который идёт поработить советский народ. Честь отчизны – наша честь. В этот решительный час постоим за неё, как стояли наши отцы. За наше правое дело! Ура тому, кем славится наша жизнь!

– Товарищу Сталину, – подхватывает Попель, оказавшийся уже рядом с Васильевым.

– Ура! – кричим мы снизу.

Эхо нашего могучего "ура!" катится по ровному полю навстречу наступающему врагу.

Бежим к машинам. Кто-то на бегу кричит:

– Ура нашим командирам! – и снова перекатывается далеко-далеко боевой клич русских людей.

Слышишь ли ты нас, Родина?..

Васильев ведёт в центре боевого порядка три последних КВ. Попель опять на Т-34 – где-то на фланге. Наш танк идёт впритирку к корме KB Васильева, который держит курс на запад в обход села Пелча по чистому полю.

Частый огонь противника напоминает дробь барабанов. Я смотрю в перископ и вижу подымающиеся при разрывах и оседающие тучи земли и немецкие танки. Они катятся строгими рядами, ведя за собой пехоту. Куда ни поверну свой перископ, всюду – немецкие танки. Полукольцом с севера и на юг оцепили они нас.

"Вперёд! Вперёд!" – сигналит комдив, и его машина резко вырывается из строя. Танки летят за ним на предельной скорости. Только тонкостенные Т-28, намеренно отстав, ведут огонь с коротких остановок.

KB Васильева, застывая на миг, бьёт в упор по встречной лавине. Бью и я из-за его кормы и сразу вижу результат первого выстрела. Трудно промахнуться на пятьсот метров.

С башни KB, с его бортов сыплются искры, снаряд за снарядом попадают в него, отскакивают, как горох, от стенки. Один немецкий танк, вырвавшись вперёд, мчится на Васильева. Комдив не тратит на него снаряда, таранит дерзкого носом. С немецкого танка сваливается башня.

Теперь все KB жмутся к Васильеву. Приподымается крышка люка, показывается его голова, взмах флажками – сигнал "Вперёд!" В то же мгновение пучок ослепительных искр отскакивает от его башни, вслед за ним второй – от левого борта. Танк вздрагивает и замирает. Из полуоткрытого люка свечой вырывается в небо пламя. Не веря перископу, выглядываю из башни и не хочу верить самому себе: KB весь в огне. Из люков никто не показывается. Жду С замершим сердцем: вот-вот сейчас покажется голова Васильева. Нет, не показывается. Ясно, всё кончено, и всё-таки я не верю этому. Вспыхивает ещё один КВ. Да что это это? Почему вдруг они горят? Отворачиваю перископ в сторону от танка Васильева. На высотке у села видны длинноствольные пушки. "Зенитки! – мелькает догадка. – Вот кто только мог пробить KB!"

Припадаю к прицелу... В глаза ударяет пламя, в голове звенит, звенит. Не могу сдвинуться с места. Почему вдруг моё тело стало таким тяжёлым?

Кто-то тянет меня вверх, на воздух, потом волочит по земле... С трудом поднимаю веки. Я – в окопе, голова лежит на чьём-то теле. Скашиваю глаза: на засыпанном землёй лице дико торчат очки с одним треснувшим стёклышком. "Профессор!" – вспоминаю.

Где-то сзади над головой непереносимо громко, раз за разом, стреляют пушки, каждый выстрел отзывается в теле страшной, глухой болью, слышатся чьи-то знакомые голоса.

– Жив! – говорит Никитин.

"Васильев жив!" – думаю я и окончательно прихожу в себя. Вижу старшину Ворона, перевязывающего своё залитое кровью лицо. Догадываюсь, что нахожусь на батарее Новикова. Подоткнув бинты, Ворон припадает к рукоятке танкового пулемёта и по кому-то стреляет короткими очередями.

Через окоп быстро перескакивают одиночные бойцы, кругом часто рвутся снаряды, и где-то внизу ревут и визжат моторы. "Неужели немецкие танки!" думаю я и стараюсь поднять голову, выглянуть из окопа.

Недалеко в сизой тени вечернего леса горит немецкий танк, подальше, в стороне, горят ещё четыре танка. Сквозь грохот выстрелов и разрывов слышу команду Новикова:

Каждому орудию вести огонь за батарею! Прямой наводкой! По фашистской нечисти, огонь! – и огонь батареи сливался в один сплошной гул.

"Но где же Никитин? Я ведь слышал его голос. Где же Васильев?" – думаю. Оказывается, Никитин рядом со мной, в окопе.

– Живы? – улыбается он.

Уже потом я узнал, что после гибели Васильева наши танки, продолжая вести неравный бой, загнали немцев обратно в лес к Будам и в Пелчу. Но от выполнения дальнейшей задачи пришлось отказаться: слишком мало осталось у нас танков. Собрав безмашинных танкистов и пехоту, Попель отвёл их в лес под прикрытие батареи Новикова. С ними и пошли Никитин и Гадючка, вынося меня с поля боя. По пути их застигнул артналёт, и они укрылись в окопе Ворона.

Вой моторов становится всё ближе. Никитин и Гадючка, не говоря ни слова, подхватывают меня вдруг под руки и волокут в лес.

Сильная встряска и на этот раз подействовала на меня оживляюще. Почувствовав, что ноги мои твёрдо упираются в землю, я вырвался и побежал самостоятельно. Навстречу нам промчалось несколько средних и лёгких танков, посланных Попелем на помощь Новикову, отбивавшему уже вторую атаку немецких танков,