Текст книги "Зачем Ленок голой любит ходить по квартире или ярмарка тщеславия. Миниатюры (СИ)"

Автор книги: Григорий Жадько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  

                             ЗАЧЕМ ЛЕНОК ГОЛОЙ ЛЮБИТ ХОДИТЬ ПО КВАРТИРЕ ИЛИ ЯРМАРКА ТЩЕСЛАВИЯ.

        О чем ты сейчас говоришь?   Да нет, мне просто приятно с тобой говорить...  Я не очень люблю ходить на встречи с одноклассниками, однокашниками по институту, ... это часто превращается в какую-то ярмарку тщеславия, ...  кто-то  кого-то перебивает, все немного  выпили, и начинают говорить громко.  Этот  задохлик  Петухов  – без пяти минут доктор. Чудесно.  А Карен… как же его фамилия, ... нет, не вспомню, живет в Москве – гордый, судьба в задницу поцеловала,  здесь проездом, …ну кто там еще,… а Бессонов, про себя молчит, а сын в олимпийском резерве. Всех переплюнул Козинцев,  весь вечер рассказывает, как он ходит по салонам и не может выбрать себе машину. Так и я ходить могу….  Девчонки шепчутся в сторонке. Не все. Старые обиды. Кто с кем дружил.

Ленчик, Ленок сидит одна. Королевна! Себя демонстрирует.  Подойти страшно.  Как это она умудрилась, … машину времени включила, будто еще моложе, чем была, стала. Говорили привычка у нее была голой ходить по квартире, а может, помогает.   Ничего не изменилось. Пацаны… пацаны… теперь уж нет, какие они пацаны.  Все хотят сказать, но никто не хочет слушать, а ты сидишь скромно в уголке и думаешь. ... думаешь... думаешь…. какие они были тогда...  Ты думаешь, о них и одновременно о себе в то время. 

        Ты вспоминаешь их, и  вспоминаешь себя ЛЮБИМОГО,  ... ну а какого? ... Все мы себя любим. Все жалеем себя. Что бы там ни говорили, а весь мир у тебя в голове, если не будет тебя, не будет мира, не будет вообще ничего.  Это от личности  совсем не зависит, любое животное, курица,  да что там –  любая козявка эгоцентрична и не настроена на самоуничтожение.  Говорят, что человек не должен считать  себя  центром мира и вселенной.  Пусть говорят.  Умереть  ради того что бы мир после нас стал лучше?  Не знаю. Бывает, конечно. Все бывает. Но это просто наверно мне не понять.

         Натаха… Натаха… сидишь напротив. Глаза в глаза. Глаза те же. Не поговорили. Где уж тут.  Ты для меня та девочка... девочка, которую я наверно немножко любил, боготворил. Ты была просто маленькая девочка с нашего класса.  Наверно и любви как таковой не было… влюбленность… открытие первого поцелуя, прикосновение к тому, что нельзя. Страшно нельзя! Но все равно немножко можно.  Я тебе все говорю и говорю... О чем? Так мысли  почти вслух.  Ну, может, и не было любви. Пусть!  Зачем бросаться здесь такими громкими словами. Ведь тогда нам казалось по-другому. А может, мы просто теперь все забыли. Но первый поцелуй я уверен, помнит каждый. Каждый и всю жизнь. Такая человеческая память. Мы помним наших первых, с кем первый раз поцеловались, с кем были первый раз близки. Ну и что  из того, что потом пути разошлись. А что-то сладкое терпкое и дурманящее  как вспомнишь, немножко тревожит душу, и становится теплей.  Теплые и нежные чувства, но как в тумане. Там очень далеко.  Мы иногда любим старые вещи. Думаем, любим просто так?   Ведь они не нужны? Нет! Они вешки памяти. Воспоминания. Воспоминания. Воспоминания. Не сбывшиеся мечты, утраченные возможности.

           Я сейчас иногда занимаюсь литературой. То есть, я давно еще писал… до того как женил-ся, в начале 80-х. Потом стал заниматься   бизнесом.  Дела шли хорошо, помнишь те времена  – начало девяностых, когда все зарабатывали и на всём и у всех получалось. Да! Стоило только не лениться. Правда, государство нищало.  Так не могло продолжаться долго.  Кто-то там, на очень большой высоте  возмутился. Топнул ногой.  Верхних не тронули, и асфальтовый каток прошелся по нам, мелким  торгашам всех мастей и званий. Ну и что,  кого волнует, как будешь жить ты, и твоя семья. «Пошел вон!»  Неслось со всех сторон. Голодной сворой налетели рэкетиры, солидные администраторы с рыбьими глазами и инструкциями,   менты, пожарники,  санэпидемстанция, налоговая,  суды, приставы…   Эта чаша не минула и меня. Я еще долго держался на старых дрожжах.  Но сколько веревочке не виться, конец будет.   Когда я уходил, думал, отложил.  Надеялся на это. Пережду. Кого там.  Я зря надеялся. Ну, потом живопись перехлестнула, теперь снова пишу рассказы, ну и продолжаю рисовать.  Картины берут, но не так часто как хотелось бы.  А пишу просто так, хочется с кем-нибудь поговорить.  Кому мы нужны,  те же мелкие мураши от литературы,  которые брошены на произвол судьбы. Хочешь рассказ в сборник, хочешь книгу… да ради бога…  плати…плати… плати…обуют  так что мама не горюй и весь тираж сложат у тебя дома. А теперь сиди на этой  авторской горе и думай, что сказать жене, которая хотела купить шубу или сыну которому ты не помог с покупкой машины.

           Да! Однокласснички уже хорошо набрались, речь стала не связной, глаза слегка помутнели,  похвальбы стало меньше, ярмарка тщеславия заканчивается. Одна Ленок, что любит голой ходить по квартире, сидит как стеклянная. Не кантовать – можно разбить. Зачем эта красота, если нет естественности.  Если улыбнешься, лишний раз может морщинка появится. Знаю, прекрасно знаю, что почти все лукавят,  пускают пыль в глаза. Может и мне что-нибудь им напоследок такое наплести…. как я  хорошо живу. И как я очень скоро,  ну прямо совсем скоро,  стану известным писателем.  А что… я ел их треп  весь вечер и сильно устал. Почему я так сильно устал. Наверно я устал не сегодня и не сейчас.   Кому я нужен в этой стране, кому нужны мы, мелкие никчемные люди, которые не могут постоять за себя, и у  которых одна отдушина прийти хорошо накушаться на гулянке и впарить такому же бедолаге как и ты,  очередную сказку, что вот я то живу как дай бог каждому …и даже лучше. Люди,… где вы?  Ау!

                                                                                            Н.П.– миниатюра.

         Светлый и продуваемый насквозь Николаевский парк был неуютен. Ветер гулял в пустых ветвях. И  обнаженные ветки монотонно колыхались и сбрасывали последние редкие листья, иссеченные осенними дождями. Желтые дорожки,  засыпанные отсевом из ближайшего карьера Борок, выглядели узкими тропками среди опавшей  пожухлой листвы. У старой  круглой веранды,  похожей на раковину, поставленную на попа,  был большой прогал. И ветер, разгулявшись, собирал листву в небольшие гребни, которые напоминали волны давно ушедшего моря. На боковой дорожке рядом стояла пара, еще не поломанных скамеек. На одной сидел  молодой мужчина и зябко ежился, поднимая воротник драпового пальто.  Видавший виды драп мышиного цвета был не лучшим убежищем от холода.  Когда он натягивал воротник очень высоко, шляпа его чуть поднималась и закрывала  ему глаза. Рядом с ним лежал черный сложенный зонт с загнутой рукояткой, под скамейкой развернутая газета, видимо сметенная ветром. Глаза его были полуприкрыты, и только иногда в поле его зрения попадала, дощатая сцена, когда то покрашенная в голубой цвет,  и старый плакат, извещавший о празднике города и народных гуляньях с оркестром и чаепитием за счет муниципалитета.

Осенний ветер, было разгулявшийся, к вечеру, притих, и установилось легкое равновесие. Воздух застыл. Казалось, стало теплее.  Откуда-то издалека, очевидно с Петровской слободы,  потягивало дымком.  Тучи пробил не яркий случайный луч солнца. Он запрыгал по речному зеркалу, железному мосту с пучеглазыми львами и пошел гулять по парку вспыхивая неуверенными пятнами. Вдруг он окреп и  озарился  короткой  дорожкой и быстро  ломано  стал, перебирался  по деревьям вглубь.  А в средине  он  неожиданно ослабел и  наконец окончательно потух, как будто его и не было совсем.

-Кто здесь?– Негромко спросил мужчина, не оборачиваясь.  Никто ему не ответил.  «Наверно показалось!» пронеслось у него в голове, и он опять впал в легкое забытье. Вдруг он почувствовал, как неудобные ребристые бруски скамейки  приняли правильную анатомическую форму, это дало возможность принять удобную позу, откинуться.  Сразу дышать стало легче и свободней.

-Давно бы так!– не обращаясь ни к кому, чуть слышно промолвил он, и  далеко вытянул ноги в стоптанных желтых туфлях, надетых на простой носок. Влага от земли пробиралась  и холодила ступни ног.  Вдруг он почувствовал легкий шорох и будто кто-то укрыл его конечности ниже колен теплым пледом.

-Не понял!?– Сказал он.

-Это я дорога! Решила обернуть тебе ноги. Так лучше?

– Еще бы! Конечно, сразу согрелся, но как может дорога обернуть мои ноги?

 -Не думай, просто наслаждайся.

– Раньше со мной такого не было. Неужели это происходит в действительности?

-Сегодня очень много листьев и это сделать совсем не трудно.

-Ты ко всем так заботлива?

-Нет. Просто знаю, что ты немного повздорил с женой, хотел выпить, а потом передумал и пошел в парк.

-Верно!

– Если бы ты был в ладах с женой, она бы обязательно посоветовала тебе надеть теплые носки и свитер. Не расстраивайся. Чувствую,  вы сегодня помиритесь. Она сама подойдет и скажет что погорячилась.

-Это было бы здорово.

-Так и будет, посмотришь, …только не улыбайся с порога, когда вернешься.

-Ты знаешь все мои привычки.

– Я редко ошибаюсь. А  раз уж так случилось, я могу поговорить с ветром, что бы он особенно не усердствовал, и не выдувал тепло из под твоего тонкого пальто.

-Чудесная идея! И главное своевременная.

-Да! И могу попросить  летнюю веранду, и она что-нибудь вспомнит из того, что пели тут летом?

– Это было бы неплохо, тем более я был на том концерте и помню ансамбль «Бригантина», он играл летний вальс.

-Хорошо. Как скажешь.  Слушай вальс.

Легкая, наполненная летом и песнями птиц, музыка зазвучала в парке.

Когда мелодия закончилась, мужчина спросил…

-А почему такое название у коллектива…они  наверно должны петь про море..?

-Действительно… у них много песен про море… думаю, тебе понравится вот эта.

Дорожки вновь огласились неторопливыми куплетами.

-Очень  проникновенная мелодия, – сказал он,– но почему она такая грустная?

-Настоящие песни про море всегда грустные. Море это другая стихия, это другая жизнь и иногда море не возвращает своих путешественников.

-Почему не возвращает?

-Не возвращает и все. Никто не знает ответа на этот вопрос.

-А был еще, … хор девочек,… они пели «Летнюю зорьку»!

-Тебе тоже понравилось … у них чудесные голоса… слушай вновь их исполнение

……………….

-Да! Как хор ангелов, который поет и музыка течет с высоты… с неба.

-Они победители всех городских конкурсов и их должны были отправить за границу.

-И что-то случилось…?

-Это часто случается в этом городе,… послали совсем других, которые почти не умеют  петь.

-Я даже не буду спрашивать, почему.

-Конечно ты догадался, а ты помнишь того светлого мальчика которого объявляли первым, он читал стихотворение?

-Да! Люди собирали деньги,… и я сдавал на какую-то сложную операцию.

-Ты зря сдавал… Деньги пропали.

-Как пропали?

-Исчезли, и никто не знает куда.

– Как никто? Так не бывает.

-Ты прав,… наверно никто не захотел  их искать.

-Черт знает, что,… а столько было речей,…они так красиво говорили…

-Может те, кто говорил, …искренне верили в это.

-А что же с мальчиком?

-Давай я тебе лучше  посильней укрою ноги.

-Да все нормально.

-Осень. Земля она коварная.…простынешь…осложнения… а в вашем городе уж лучше не болеть. Может последнюю песню про море?

-Опять  грустную?

-Очень!

-Давай.

Желтые дорожки были сплошь усыпаны желтыми листьями. Голые ветви больших тополей замерли в немом величии боясь пошелохнуться, а на пустой сцене, сквозь грустную музыку лившуюся над парком  слышался голос маленького мальчика, который старательно читал стихи и с надежной смотрел на этот непонятный непонятный мир.

                                                           САКСАФОН И ФЛЕЙТА.-Миниатюра.

-Вы кто?

-Я  большой и толстый.

-Я вижу, но кто вы?

-Я саксофон… слышите…?

-Не так громко… закладывает уши.

-Я еще не так могу,…а вас как звать-величать синьорина?

-Я флейта.

-Дудка?

-Нет, это мои предки, альпийский рог, дудка, а я флейта-пиккола, самая высокая по звучанию.

-По вас не скажешь.

-И самая трудная, в отличии скажем от альтовой флейты. А вы не очень-то вежливы.

-Это есть, не скрою. Мои деревянные братья гобой, кларнет и фагот  гордятся мной.… Я в одиночестве стою оркестра.

-Неужели у вас мания величия?

-Люди плачут на моих концертах, они понимают меня без единого слова… разве это не чудо. Вы можете заставить кого-то плакать?

 -Песня пастушка на флейте тоже мало кого оставит равнодушным. Это песня солнечной зари, капель росы и пробуждающейся природы… и неизвестно что лучше нежное утро или печальный вечер. Попробуйте разбудить человека своими  хриплыми звуками,… что он вам на это скажет?

-Не могу с вами не согласиться моя дорогая синьорина, мне и самому порой надоедает  старчески дребезжать, сипеть,  и вышибать слезу. Хочется чистого горного воздуха, белых альпийских козочек и чистых ясных звуков как у вас.

-Так-то лучше… мой дорогой сеньор-саксофон… значительно лучше… можно сказать я прощаю вам вашу заносчивость.

-Скажу вам больше синьорина,… я тут возносил себя до небес, но язычок, то у меня деревянный от братьев моих меньших и убери его,… точно пропадет моя ностальгия бархатистость и печаль.

– Теперь вы мне определенно нравитесь, и вы совсем не задавака оказывается. И может, мы даже споемся.

-Вы так считаете?

-Наверно я ляпнула так от избытка чувств?

-Где то так…. Сами подумайте: Утро и вечер… огонь и вода. Когда появляется солнце,… луна  скрывается и наоборот.

-Но разве вам не доводилось видеть их вместе. Они прекрасны в такие короткие минуты,… луна бледна как тень, застенчива,  а закатное солнце нежится в объятьях облаков. А огонь и вода, они же тоже любят друг друга, зайдите в любое жилище пастуха, как только он наливает в сосуд воды из горного ручья, то сразу призывает в помощники огонь… разве не так?

– Только тонкое жестяное дно, разделяет их.

-Но они чувствуют тепло и присутствие друг друга.  Они вынуждены жить рядом но никогда не могут быть вместе.

-У вас синьорина всегда  такое хорошее и возвышенное настроение?

-Ну, пока не приходит моя хозяйка и не начинает меня мучить бесконечными однообразными  упражнениями.

-Наверно без этого тоже нельзя.

-Согласна. Так бы я лежала и лежала себе, покрывалась слоем пыли на какой-нибудь дальней полке. Она моя госпожа и повелительница, и я, в общем, тайно обожаю и люблю, когда ее нежные губы касаются меня. Ну, кто кроме нее мог бы заставить меня звучать так проникновенно, кто бы мог  заставить каждое мое отверстие  делать маленькое чудо и выплескивать  эти необыкновенные мелодии.

-Конечно, вам повезло с хозяйкой.

-А вам  синьор-сакс?

-Ну не знаю. Мой господин с черным лицом и припухлыми толстыми губами. Это бы все ничего, к этому я уже привык, но он много курит, не бережет свои легкие, но причем здесь я,  это тоже отражается на моем здоровье.

-Печально!

-Нет! Так-то он старый и добрый, а когда долго играет один, то даже плачет.

-Плачет!!!?

-Представляете себе, скупые мужские слезы бороздят его морщинистые щеки и попадают прямо на меня.

-Наверно он вспоминает в этот момент то, что уже не вернуть. Может молодость, …себя совсем юным и беззаботным, …наверно  любимую девушку,… а может и не одну…

-Да это уж точно у него была не одна синьорина, к которой он относился с особой  нежностью.

-Какой он, однако!

-Жизнь артиста… музыканта,… когда всегда на виду,… тут  трудно порой удержаться, устоять перед соблазном.

-Не знаю,…не знаю…за своей хозяйкой я не замечала такой ветрености…у ней такой хороший муж и так любит ее…прямо боготворит. … Ну правда был один случай не скрою… хотя распространяться бы мне об этом не хотелось.…они почти десять лет скрывали свои отношения и боялись признаться даже самим себе.. а потом… а потом все произошло.

-Вот видите!

-Это  ровным счетом ничего не значит … и не дает повода думать о ней плохо… совершенно случайная встреча, которую никто не планировал. Вы, конечно, слышали про музыкальный фестиваль Open Nights, проходящий  в июле на улицах города Ордино, в Андоре. Кстати там также  проводится ежегодный джазовый фестиваль, в Эскальдес-Энгордани. Вы не были там?

– В  Пиренеях не доводилось бывать.

– Чудесные места.  Мы ехали  через  Канильо.  Скалы со снежными верхушками, возвышающийся над всеми  пик  Кома Педроса. Нас поселили в  Hotel Coma у подножия горы Касаманья.  Черная  ломаная  крыша его всегда блестела в первых утренних лучах, когда моя госпожа выходила на  красный балкон, подышать необыкновенно чистым звенящим воздухом.  Обходительные швейцары с отороченными желтым кантом одеяниях, замечательные и дружелюбные метрдотели  в  строгих костюмах , легкое золотистое вино, тяжелые лиловые шторы, атласное постельное белье и он. Я не буду называть его имя. Был маленький шок от встречи. Они были похожи на напроказничавших  детей.  Их неумолимо тянуло друг к другу.  Он признался ей не сразу,…нет, он до конца не был уверен, что поступает правильно,… но впрочем, это было совершенно лишнее,… она давно обо всем знала.  А когда он сказал ей об этом, а она ему…. они не смогли сдержаться.  ……….  Пик  Кома Педроса… наверно тогда стал чуть ниже, а Касаманья вообще перевернулась, встав на вершину.  Это я так шучу. Грустно шучу.   После этого они решили больше не встречаться. Забыть все и не встречаться и не искать встреч даже случайных, мимолетных. Когда он ушел, она долго плакала.

-Почему она плакала?

– Эти люди… как можно понять их. Они плачут даже когда им очень хорошо и  испытывают то, что не испытывали прежде никогда.

-Ты так считаешь?

-Чувствую. Одной даже очень горячей любви от мужчины, ее мужа, наверно было не достаточно. Нужно ответное не менее яркое чувство. И оно было,… было именно в тот раз. Может она и плакала именно по этому, что не может позволить это себе всегда, ну или хотя бы довольно часто.

-Не думаю, что бы он отказался?

-Нет,… нет,… он тоже крайне порядочный,  у него двое детей и чудесная заботливая жена.

-Все равно!

– Это был выбор моей госпожи,… наверно она боялась продолжения,… боялась привыкнуть к нему,… ну может еще чего-нибудь ...

-Люди всегда боятся людей.

-Они такие, им плохо, когда кому-то лучше. Наверно из зависти они сделали бы все, что бы отравить их существование.  Так бы и было, я в этом не сомневаюсь. Именно поэтому, они так поспешно расстались, и из-за этого так безутешно  плакала моя хозяйка.

-Н-да!

-Ну, откровенность за откровенность?

-Моя история гораздо проще уважаемая синьорина.  Она просто до скучного банальна. Это было еще в то время, когда действовали в отдельных наших штатах не безызвестные  организации и отделения Ку-клукс-клана.  Мой господин  жил тогда в Южной Каролине в Чарльстоне.  Полюбить белой  девушке  негра  считалось кощунством, граничащим  со святотатством.

-Было такое время.

-Было такое время, и были люди, и мой хозяин, которые в нем жили. Времена не выбирают. В них просто живут, но в тот раз было совсем не просто. Думаю, вы догадываетесь  о реакции  Рон Эдвардса  и его жены, когда дочь решила им объявить о своем решении.

-Она была бурной…?

-Не то слово! Они решили, не договорившись с ней, просто убить наглеца покусившегося на честь и достоинство их семьи.  Их не остановило даже то, что дочь уже носит в чреве его ребенка. Все было предопределено. Им удалось убить это не родившееся существо, сломать жизнь девушки, так после этого она уже больше не смогла родить. Покушались  они и на моего хозяина. Ему пришлось скрываться в Миртл-Бич, а потом в Поулис-Айленд, это неподалеку от Чарльстона на побережье, но любители белых балахонов  нашли его и там.  Его чудом спасли. Никто не верил, что он после стольких травм сможет не только выжить, но и еще стать знаменитым музыкантом.

-Им ничего не было за это?

-Тогда было такое время.

-Встреться они сейчас, …было бы все иначе?

-Наверное,… а может мой  хозяин тогда бы и не стал таким прославленным и знаменитым…. Зачем он днями и ночами так много работал?  Ведь он, очевидно, всю жизнь хотел убедить их, и тех, кто действовал от их имени,  что они тогда крепко ошиблись…

– А что в итоге…?

-Пожалуй ничего… кому  и что можно доказать… когда прошло столько лет…да и верно родителей, девушки давно нет в живых.

-Это им аукнется в царстве мертвых!

-Не знаю! Виноваты ли они?

-То есть как?

-Ну, вот вы рассказали о своей госпоже.  Она оказалась заложницей людской зависти, пересудов которые, в конце концов, могли полностью перечеркнуть ее жизнь. Ведь так?

-Да!

-Так и здесь. Родители девушки не хотели ей зла, но мнение общества,  мнение, когда одни люди ненавидят других,  хотя  те не сделали им  ничего  плохого, в итоге привело к тому же.

-Это все так ужасно!

-Да! Моя нежная синьорина… хорошо хоть мы не люди и не живем в их страшном мире, когда приходится все время поступаться собственным здоровьем, отношением, любовью.

-Как  чудесно,  что нам удалось встретиться уважаемый  синьор-саксофон! Мы так мило поговорили. Мне кажется, я знала вас всегда или мы вышли из-под руки одного мастера.

-Синьорина!  Никто не интересуется нашими мыслями, нашим мнением, а мы бы много могли рассказать этим  людям, которые часто мнят  себя божествами.  Вот как раз слышу шаги. Это мой господин, его шаги я узнаю из тысячи других.  Ну, прощайте моя дорогая?

-Прощайте,… прощайте…скоро и за мной должны прийти. Может, и не встретимся больше никогда.

-От нас это не зависит. Но я буду вспоминать о вас, когда мне будет тоскливо или плохо.

-Я тоже, но просто вспоминать, даже когда мне будет хорошо.

-Мне будет приятно помнить, что вы меня не забыли.

Бамс! Бамс!

-Меня уносят дорогая!

-Я вижу. А вдруг встретимся…?

-Хорошо бы… тогда до свидания?

-До  скорого.