Текст книги "Находка, что изменила жизнь"

Автор книги: Григорий Цуриков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Буду очень рад и благодарен.

– Ну так вот. Мене было девятнадцать.

Я ее перебил.

– Прости, но я очень давно хотел спросить об этом. А сколько тебе сейчас?

– Но, не культурно у девушки возраст спрашивать, но я отвечу двадцать шесть. А тебе?

– Мне двадцать два, двадцать девятого января будет двадцать три.

– Ясно, у меня день рождения летом. А ты очень седой для своих лет.

– Знаю.

– Ладно, на чем я там остановилась, а да мне было девятнадцать, и подруга пригласила меня на свой день рождения. Мартовский вечер, шашлык на тур базе. Там был парень симпатичный, спортивного телосложения с ежиком на голове и челкой, на нем была оттягивающая футболка и такие же оттягивающие джинсы. Мне тогда шибко он понравился, прям в душу запал. Меня с ним познакомили, звали его Павел. Ему было двадцать шесть, прям как мне сейчас, и он был женат. Меня молодую это не чуть не смутило, тем более что Павел мне оказывал знаки внимания. В тот вечер он остался со мной, конечно, он был не первым моим мужчиной.

На этих словах она заметила мой осуждающий взгляд.

– Вас в деревне сколько человек?

– Около трехсот.

– И ты, конечно, знаешь всех, и скорее всего знаешь почти всю их родню?

– Конечно.

– А в Краснодаре около миллиона человек, я даже половины людей в своем подъезде не знаю. Я к тому, что зря ты на меня смотришь своим мерилом.

– Прости, просто я с девушками как-то не шибко общался. Моя жена была моей первой и единственной, и я у нее был первым.

– Я и пытаюсь тебе объяснить, что в городе и в деревне по-разному смотрят на подобное. Для тех мест от куда я, такие отношения были бы дикими.

– Почему?

– Да просто, не ты, не она, не встречались не с кем другим. В городе это практический невозможно.

Она была слегка раздражена.

– Понятно. Извини. Ты продолжай.

– На чем я остановилась?

– Что он вечером остался с тобой.

– Да точно. Так вот тот вечер был восхитителен. После мы встречались почти каждый день. Пару раз ночевали вмести. Я все его трясла, чтоб он решил, со мной он хочет быть или с той. Он все не решался. Примерно через полгода я залетела и сказала ему. Он не сказать, что был этому рад, я тогда его не понимала, от той женщины детей у него не было. Он, пожалуй, единственный раз тогда поступил как мужик, рассказал все той своей и ушел от нее ко мне. Знаешь пословица правду говорит, на чужом несчастье счастье своё не построишь. Вот и я тогда, пожила с ним пять месяцев, а он приходил домой как на каторгу, примерно, как ты первую неделю, когда меня нашел. Но если у нас с тобой нету выбора, то там был. И это его состояние становилось только хуже. Я разговорила его, он тогда сказал, что его тянет к его Алиночке. Я ему тогда и сказала. Ты мужик или как, реши для себя с кем быть хочешь, и вали. В тот вечер он от меня ушел. Я родила красивую дочь и растила ее одна, а года два назад повстречала парня на год старше меня. Он ухаживал с месяц за мной, затем мы стали вмести жить, а в какой-то момент он пришел домой пьяным и избил меня и дочь. Конечно, я ушла от него.

– Да вижу судьба тебя крепко потрепала.

– Не крепче чем тебя. Судя по седине тебе по кручи, досталось. Расскажешь?

На сердце промелькнула искра боли.

– Давай в другой раз. И лучше дома.

– Ладно. Не хочешь не говори. У тебя на лице написано, что тебе больно. Знаешь, тут с тобой я только об одном сильно жалею, что своим не могу сообщить, что я жива. Ты в целом не плохой парень.

– Спасибо на добром слове. Ты, кстати, тоже довольно неплохая девушка и красивая.

– Спасибо. А почему ты такой грубый до этого был?

– Я обещаю, что расскажу тебе историю последнего года, но позже. Просто правда очень много свалилось на меня.

– Ясно.

– Там дочь твоя с кем?

– С мамой. Мы живем с моей мамой. Интересно, как они там? – с грустью в голосе сказала она.

– Главное, что они живы. Остальное не так важно. Придет весна и я помогу тебе добраться до дома не переживай.

– Я знаю, но я все равно скучаю по дочке. По этим словам, мама! Я ей на ночь сказки читала. – в её голосе было слышно, как сдерживаются слезы.

– Я понял, давай сменим тему, а то сам начинаю заводится.

Ее грустный голос ответил.

– Давай.

Диалог плавно сошел на нет и каждый из нас был погружен в свои грустные раздумья. Мы поймали еще несколько рыб и пошли домой. По дороги я с нескольких куленок снял соболя. Разговора по дороге не получилось, Маша ели дышала от похода. Дома ждала неприятность. Свалилось дерево, которое закрыло вход. Пришлось топором помахать. Благо хоть не на крышу свалилось. Маша помогала оттаскивать ветки в сторону. Затем я добрался до бензопилы и порезал ствол на чурки. О том, чтоб пойти по кругу на промысел и речи быть не могло. Разговора дома тоже не было. Играло радио, она стирала свои вещи. пока я жарил рыбу. Потом я стирал свои вещи. После помылся. Мне сильно нравилось, как Маша краснела, когда я раздевался чтоб помыться. А вечером перед сном Маша спросила.

– Возим меня с собой на охоту.

– Не на охоту, а на промысел. Нет.

– Почему? – чуть обиженно спросила она.

– Маш не обижайся, но ты сегодня четырнадцать километров прошла ели, ели, а там сорок надо пройти. Давай поступим так, ты еще пару раз сходишь со мной на рыбалку и когда будешь довольно неплохо ходить, то возьму тебя собой.

– Ладно.

Обиженно ответила она.

– Зря дуешься, ты в правду не выдержишь круг.

– А может выдержу.

В душе промелькнул азарт, подумал, а бог с ним, попробуем.

– Хрен с тобой, попробуй.

Меня чмокнули в щеку и отвернулись от меня. На утро был промысел. Весело было смотреть на то, как она мучается. Но Маша была настроена решительно и часов пять держалась. Я даже позволил ей попробовать стрельнуть в зайку. Но она не смогла, ей было его жалко. Разговора не получалось. Она что-то пыталась спрашивать парой, но дыхание у не сбивалось и как итог разговора не выходило. А вот часов через пять, она начала сдавать, чуть позже она попросила.

– А давай привал устоем.

– Давай, я думал ты раньше попросишь.

– Так ты специально не устраивал привал.

– От части да. Но так, я примерно, в это время перекур минут на десять устраиваю.

– А как в мороз ты?

– Как, как точно так же.

– Да тяжелая работа.

– Ну как сказать. Работа как работа. Мне необходимо как-то выживать, а по-другому выжить не получается у нас в станке.

– Это почему?

– У нас нету работы. Из трехсот человек около пятидесяти получают зарплату или пенсию, остальные живут, или точнее выживают, кто чем может. Я вот промысловик.

– Жесть. И правительство про вас совсем не вспоминает?

– Почему? Вспоминают.

– Ну как тогда, если работы у вас нет, а как жить.

– Как, как. Огород у всех, хозяйство. Еще все абсолютно ставят петли на зайца, белку. Шкуры продают. Еще летом все браконьерством занимаются.

– Каким?

– Осетр, черная икра и сиговые. Иногда правда рыбнадзор бывает.

– Тебя ловили?

– Они некого не ловят.

– Почему?

– Ну во-первых, слишком далеко от города и есть возможность не вернуться им домой со службы, а во-вторых, нас всегда заблаговременно предупреждают о грядущей проверки.

– Кто?

– Честно не когда не интересовался.

– А ты не когда не уезжал от сюда?

– Почему? Я служил пограничником, на границе с Казахстаном. Там и в увольнительную в город ходил.

– И как?

– Ты про что?

– Не хотел уехать из деревни?

– Знаешь тут тяжело выживать, но до прошлого года я не когда и не думал о том, что здесь плохо. Я всегда все свои мечты связывал именно со станком.

– А сейчас?

– Сейчас. Сейчас я часто думаю о том, что хочу умереть. Вот и все.

– Почему?

– Позже.

– Ладно, тогда расскажи почему ты не хотел от сюда уезжать.

– Ну тут все просто. У нас нет полиции, нет власти, тут один закон, закон нашего станка. Старики говорят раньше у нас правительство скупало рыбу и лес заготавливали. Сейчас мы все летом растим овощи, по весне многие набивают птицы, рыбачат круглый год, держим овец, свиней, кур, корову. Как-то так и живем. Нас не тревожат всякие мелкие проблемы городских.

– Это тяжело. Надо много работать.

– Н-да надо. Но за то я не кому не чем не обязан. Нет не каких соседей сверху или снизу.

– Ну и зимой снег кидай.

– А что в квартире лучше. У меня знакомый переехал в Красноярск так он рассказывал, что так обленились, что с женой спорят кто в магазин за хлебом пойдет. А у нас в магазин с пол километра идти, да еще и за водой тоже далеко. Правда я не так давно колодец вырыл и поэтому вода у меня близка.

– Возможно ты и прав, но как же связь, телевидение?

– Ну как, связь почтой, раз в неделю вертолет летает, или летом по реке теплоходом. Или рация. А телевидение у нас есть, мы же не совсем звери. А еще нам обещали сотовую вышку скоро поставить, так что как люди будем жить.

– А ты говоришь вертолет или теплоход, а что дороги нет?

– Есть, правда одна всего Енисей.

– Так это же река?

– Да река. Зимой на нем зимник накатываем, а летом навигация. А вот весной и осенью есть время, когда нет дороги.

– Жестко. Я бы так не смогла.

– А что твоя жизнь лучше?

– Ну я пришла домой и мне надо только прибраться и кушать приготовить.

– А чем остальное время занимаешься?

– В интернете в соцсетях общаюсь.

– Надеешься парня там найти?

– Да, наверное. Не знаю. Наверное, просто убиваю время. Не знаю. Я пока с тобой тут живу осознала, что мне они и не нужны в общем.

– Я про то и говорю, что в квартире люди не знают, чем заняться. В деревне то зимой заняться не знаешь, чем, не говоря не про что больше. Летом работы моря, но спать ложишься уставший, но довольный. Довольный тем что ты сделал то, что будет тебя кормить, что-то что заметное. А у вас летом что, купания на море?

– Ну да.

– И говорю про то. Лето красное не чего делать, а зимой вешайся.

– Ну так как вы тоже тяжело. Работать круглый год.

– Зато ты всегда знаешь, что ешь. Не какой химии. Вон у тебя на моих сдобных харчах щеки поправились.

– Не вежливо девушки такое говорить. – её веселая интонация говорила о том, что шутку она поняла правильно.

– А что не вежливо. Вон и грудь поправилась. Ты красивее стала.

– Все равно я не жирная.

– А я сказал, что ты жирная? Ты поправилась и стала красивее.

– Подлиза. – Её искренняя улыбка искрились довольством.

– Ладно пошли. Хорош отдыхать.

Вторую половину пути она прошла ели, ели, но выдержала. А вечером перед сном я у нее спросил.

– Завтра со мной?

– Ты чего дурак, я ели хожу.

– Я шучу. Отдыхай.

Следующих несколько дней я ходил один. Затем порыбачить брал её с собой. До нового года время пролетело быстро. Раз она ходила со мной на промысел. А вот тридцать первого декабря я не куда не пошел и решил устроить маленький праздник. Сделал тесто и вечером запек пирог. Она была удивлена, как я без духовки запекал пирог. Я дождался пока печь прогорит до углей и поставил противень сверху.

– Не знала, что так можно. – удивлённо сказала она.

– А ты в детстве картошку на углях запекала?

– Да. Конечно.

– А чем тебе здесь угли не нравятся.

– Не знаю. А также можно приготовить шашлык? – она выполнила свою мысль.

– Можно.

– Приготовь, пожалуйста.

– Не вопрос. Завтра приготовлю.

– А ты завтра на промысел не пойдешь?

– А что?

– Просто, подумала, что хотела бы чтоб ты завтра побыл со мной.

Она слегка покраснела.

– Не пойду. Завтра первое, надо отдыхать.

Пирог был готов. Все же сухие дрожи хорошее изобретения. Пирог вышел мягким, я поставил его на стол. На меня накатили воспоминания, все же все промысловики к новому году возвращаются домой. А дома всегда шикарный стол, на котором стоят салаты и папин самогон. Он ядреный, на кедровых орешках. Она заметила мой взгляд и сказала.

– Я тоже душей по близким заскучала. Сейчас на столе была бы шуба, оливье и мандарины. А Юлька бы мучила меня, скоро ли дед мороз придет. Рядом бы стояла елка. Мама суетилась бы на кухне, и мы ждали новогодние обращения президента. Да и, конечно, шампанское. Мы не богатые, поэтому российское, а еще детское. «А вы как встречали?» —с грустью спросила она.

– Мы. Как мы. Ой блин время, ладно сейчас встретим новый год, и я расскажу тебе все, обещаю.

Время было без двадцати двенадцать. Она разрезала пирог, а я достал водку.

– Тебе наливать?

– Только немного.

Время пришло, по радио заболтал президент, мы сидели слушали его и посмеивались над его типа все будет хорошо. А в двенадцать чокнулись и выпили. А после она поцеловала мою щеку.

– Спасибо что спас меня. Что не оставил там. – в голосе и правда слышались нотки благодарности.

– Ты чего. Разве я бы смог. – я попытался оправдаться, к будто и правда собирался от нее избавиться.

– Мне кажется я бы не смогла как ты. Сколько ты со мной возишься. Вон хлеб и тот экономим только мясо и рыбы в избытки. А ведь не я, тебе бы хватила всего с избытком.

– Так-то да, но, а том, чтоб пройти мимо речи и быть не могло.

– Я и говорю спасибо тебе. Знаешь, первое время ты меня бесил.

Я ее перебил.

– Знаю и ты меня вымораживала.

– Да я знаю. Но все равно ты со мной возился. Даже когда я косячила по-черному, ты сдерживался. А я тогда думала, что ты меня изобьешь, как мой бывший Дима.

– Его тоже звали Дмитрием?

– Ага. Но ты лучше его намного. Прости меня.

– За что?

– За все. За те гадости что я говорила.

– Тогда мне тоже надо извиняться.

– Извинись. Я не против тебя простить.

– Хитрюга. Ладно извини.

– Нет. Не извиню.

– Это почему? – я был действительно удивлен.

– Пока не выполнишь свое обещание.

– Какое?

– Как какое? Рассказать о прошлом.

– Ладно слушай. Я как все нормальные люди отслужил в погронцах и вернулся домой. Дома меня, конечно, встретили, с неделю мы гудели, ну как все нормальные молодые люди, это в полнее естественно. Правда.

– Да, конечно, дембель. – понимающим голосом сказала она.

– Ну потом, так получилось, что соседка напротив очень похорошела. Мне было двадцать, а ей восемнадцать. Людка стала красавицей, пока я был в армии. Я не умел общаться с девушками, но Людку это не остановило. Через неделю после того, как я вернулся, она подошла ко мне бухому и сказала:

– Если ты не отрезвеешь, завтра я не стану твоей женой, а отрезвеешь я выйду за тебя.

– А ты что?

– А как я мог ей отказать, она такая красивая.

– Н-да, я бы так точно не смогла.

– А Люда смогла. Она потом призналась, что мечтала за меня выйти, когда ей еще одиннадцать было.

– Сбылась значит мечта?

– Сбылась. Мы через месяц свадьбу сыграли. Станок гудел. Самогона было выжрано не мало, отец тогда кабанчика завалил, да и тесть с тещей тоже кабанчика забили. Неделю гудел весь станок, а как счастлив был я. О эти сладостные дни. Моя красавица жена была со мною рядом, правда ее похищали несколько раз. Я тогда мало пил, почти не пил. А ночами наслаждался объятьями жены. В том году я был счастлив, даже больше я был безумно счастлив. Осенью отец пошел один на промысел, а с нового года я пошел с ним. Он специально не стал меня брать собой. Он дал мне по быть с молодой женой. Дом у нас большой. Поэтому мы остались жить с моими родителями. Я у них один ребенок и тот поздний и долгожданный. С нового года я с папой был на этом участке. Мы не плохо тогда шкур наготовили. По весне я уже один ходил за уткой и гусем, батьке тяжело стало. Да на браконьерство я тоже один ходил. В тот год я и осетра не плохо наловил, а значит икры наготовил не мало. На те деньги мы на купили вещей, и техники немного. В то же лето мы решили, что отец больше не пойдет на промысел, ему тогда шестьдесят семь было.

– Это во сколько же ты у них родился?

– Маме было тридцать шесть, когда я родился, а папе сорок шесть.

– Нефига себе. Это какого года рождения он у тебя?

– Мой дед воевал в велико отечественной. Там он познакомился с бабушкой и в последний год войны родился мой отец. Бабушка умерла во время родов и дед один растил папу. Ну, конечно, ему его родители помогали. Дед тогда так и не женился больше. Он одна люб, по крайней мере он так говорил.

– А мамины родители.

– Я их не помню, они из этого же поселка. Это все что я знаю.

– Получается у тебя совсем нет родственников?

– Есть, но я их не когда не видел, или видел, но не помню.

– Н-да, и что дальше?

– Дальше. Дальше было лето. Браконьерство, огород, запас сена на корову и овец, потом с женой за грибами.

– Я тоже люблю за грибами.

– Тебе и рыбалка вон понравилась.

– Да. Что есть, то есть. Я тут в первый раз попробовала на рыбалку сходить. И мне и в правду сильно понравилась. Но ты продолжай.

– В октябре дождались дождей, и я собрался в путь.

– А зачем в дождь?

– Не в дождь, а после дождей, когда уровень рек вырастит.

– Зачем?

– За тем, чтоб можно было проплыть по мелким рекам.

– А-а-а-а-а. Понятно.

– Ну так вот. Забрасывание прошло гладко, я знал этот участок как свои пять пальцев, конечно отец лучше его знал. Все же он сорок семь лет владел этим участком.

– А участки большие?

– Этот около полутора тысяч километров квадратных.

Она присвистнула.

– Не черта себе. Это сколько его обходить то?

– Когда-то домики ближе были друг к другу. Но сейчас есть снегоходы и все на много проще. У меня или точнее на этом, отцовском участке пятнадцать домов. Этот основной, остальные меньше.

– Ясно.

– На чем я остановился.

– На заброске.

– А ну да. Так вот. За бросился удачно, сезон тоже был не плохой и как все охотники под новый год я приехал на снегоходе домой. Со мной тогда две лайки были. Так они всю дорогу за снегоходом бежали.

– А почему не в санях?

– Не знаю, но в санях не у кого не получается лайку вести, они у всех следом бегут.

– Дим я давно хотела спросить, я как слышала у охотника всегда собака есть?

– Да.

– А где твоя?

– Чуть позже дойду до этого.

– Ладно.

– Я прибыл домой двадцать девятого декабря. Конечно, меня встретили, истопили баню на следующий день. А жена утолила мои мужские потребности, не на следующий день, а в этот, но и на следующий, и потом тоже. Мы сходили в клуб, там скупщик шкур был. Продали немного, хватило на мандарины и бананы, но и так немного на стол конфет. А в новый год, когда прозвучали куранты Люда сказала:

– Родные мои, у нас в семье скоро будет пополнение, третий месяц уже.

– И как тебе этот сюрприз был.

– Не поверишь, но я был счастлив, а самым счастливым человеком на свете был мой отец, он все переживал что внуков не по нянчит. Он тогда подбежал к Люде и крепко её обнял. Что тогда стояло на столе я не помню, я помню лица любимых людей, их веселые вырождения, помню, как кружил жену на руках.

На глазах наворачивались слезы и взгляд уперся в пустую кружку.

– Через пол часа пришли теща с тестем и Семен.

– А Семен это кто?

– Родной муж Люды.

– Муж? – удивлённо спросила Маша.

– Ой блин, брат. Они тогда пришли к нам в гости и мы, радостную новость сообщили им тоже. Радости было. Да тогда я был по-настоящему счастлив. Знаешь, тогда я осознал истину.

– Какую?

– Счастье – это не деньги или власть. Счастье оно очень просто. Есть семья, которая тебя любит, есть работа, которую ты любишь, все живы, здоровы и с голоду не помирают, вот это и есть счастье. Тогда я был по-настоящему счастливый человек, не смотря на сложность нашей жизни.

Я замолчал, глядя в пустую кружку и слеза скатилась по моей щеке.

– А дальше?

– Дальше. Дальше все кроме нас с Людой накушались самогона, и так и встретили новый год. Конечно, потом пол деревни побывало у нас в гостях с поздравлениями. Тогда было весело. Четырнадцатого января я снова уехал на промысел, специально до крещенских морозов. Промысел шел, шкуры добывались и все было ровно. В марте перед самым окончанием сезона, рация приказала долго жить. Грёбаная рация, если бы не сломалась, я бы хоть простился.

Ком у горла мешал говорить, я встал и перешел к печке. Достал сигарету, прикурил, в этот момент Маша подала мне на половину полную кружку, при этом и в ее на дне что-то было.

– Дим тебе надо излить душу, станет проще.

– Знаю, но больно. – чуть грубовато ответил я.

– Давай помянем их.

Я кивнул гривой и слезы потекли из глаз, ком душил. Вся та боль, что я столько сдерживал вновь окатила меня. Душу раздирало на куски и было так безумно хреново. Я понимал, что она права, но все же мне было тяжело. Я не знаю сколько я просидел с кружкой в руках, глядя на нее, как в пропасть, пытаясь разобраться с тем, что было во мне. Затем одним глотком выпил содержимое. И заметил слезы на щеках Маши.

– Ты чего плачешь?

– Глядя на тебя не выдержала.

Я натянуто улыбнулся. И попытался продолжить.

– Тогда я в марте забрал сломанную рацию и поехал домой. Дома папа сказал, что купим новую. Жена была на шестом месяце, там во всю пузико пиналось. Мы думали если родится мальчик назвать Мишей, а девочку Машей. Смешно правда, появилась Маша, но для дочки взрослая слегка.

Она улыбнулась. Но говорить не чего не стала, было видно, что она ждет продолжения и я продолжил.

– Ночью пузико пинало папу, но это было так приятно. Это было так приятно.

Я завис, все так же всматриваясь в бездну, что была почему-то в кружке. Маша терпеливо ждала продолжения, не пытаясь меня вывести из этого состояния, и я продолжил.

– Через несколько дней я поехал на участок пока наст держал. Что такое наст знаешь?

– Снег, который слегка растаял и потом застыл.

– Да, вот весной пока он крепкий, все охотники завозят дрова и делают заготовки разного характера, ловушки там готовят и тому подобное. В это время лосям кирдык, они проваливаются под снег, а волк и медведь едят их, а еще и уроды из людей. Я тоже делал заготовки до десятого апреля. И вернувшись десятого апреля, около дома ко мне подошел, не помню кто. Он сказал:

– Дим, тут такое дело. Люде стало плохо, твой отец завел газон, посадил Люду и мать, и поехал по зимнику в город. Где-то в километрах тридцати от станка машина провалилась под лёд. – Представляешь. Я сначала подумал он шутит, но заметил траур на соседском доме. Мое сознание тогда разрывало, я помню, что упал на колени и взвыл, мне тогда казалось, что моя душа отделилась от тела и смотрела на себя со стороны. Там, по-моему, подошел тесть и сказал, что они неделю как в земле.

Тут я закричал.

– Представляешь, неделю как их не было, а я преспокойно работал. Если я бы первого приехал, то увез бы Люду сам на снегоходе. Гребаная рация, если бы была целой, я хотя бы простился с ними.

Слезы потекли с новой силой. Я не мог их остановить. Над бездной кружки показалось горлышко бутылки и налила она чуть больше пол кружки, я, не говоря не слова, выпил. Краем сознания я отметил, что Маша на сей раз не стала пить. Трясущемся руками я закурил сигарету и молчал пока не скурил сигарету. Маша же не нарушала тишины.

– То лето выпало из моего сознания. Я бухал. Бухал по-черному, не просыхая. Тогда я выпил все свои запасы спиртного, пропил все что за зиму заработал. Знаешь, если не тесть с тещей, то моя скотина бы сдохла. Семён даже сена накосил для моей скотине, пока я сам уподоблен был скотине. Я бухал, порой просыпался на могилках, порой дома и снова заливался пойлом, я пил до состояние ни забытия, до того момента, когда реальность покидала меня. Так продолжалось до осени, а осенью меня из этого состояния вывел Семён. Он тогда просто вывел меня на берег и начистил мне моську, затем покупал меня в Енисее и лишь затем сказал:

– Ты дебил, ты думаешь один страдаешь, моя мать вон тоже горем убита до сих пор, но она живет – Я не чего вроде не ответил, а он продолжил тогда – Ты хоть помнешь как отец тебя из петли достал. – Я не помнил и поэтому ответил: – Что не помню. Тогда он продолжил. – Ты думаешь они хотели, чтоб ты спился, ты думаешь, они такой судьбы тебе желали. – А для чего мне жить, для кого. – Именно, тогда он и сказал мне то, что помогло вернуться к нормальному существованию. – Живи для них, живи за них, живи чтобы исполнить их мечты. Поверь моя сестра не за что бы не захотела, чтоб ты растратил свою жизнь на пьянку, чтоб ты просто стал алкашом. Она очень сильно тебя любила с самого детства. Я помню, как она с улицы пришла домой и заявила нам всем, что, когда вырастит станет твоей женой. Мы тогда все посмеялись, но в итоге стала. И ты думаешь, она мечтала, чтобы ты в алкаша превратился. Живи, исполни её мечту, проживи эту жизнь за неё и ради её памяти, и ради родителей.

Ком в горле мешал говорить, выпитая водка не возымела не какого действия. Я вновь замолчал. По моим щекам катились слезы, да и Машины глаза тоже были в слезах и полны моей неразделенной боли. Я протянул ей кружку, она наполнила её, и в этот раз наполнила свою на половину. Мы выпили, и я продолжил.

– В тот день он утащил меня в баню, затем за несколько дней мы забили часть скотины, чтоб было чем заплатить за топливо, продукты, да за зерно для скотины. Затем Семён помог собраться мне на промысел. В октябре я и Пуля с Люсей за бросились. Пуля была любимой лайкой моего отца, а Люся моей. До берега добрались без особых проблем, а вот на пол пути к дому снегоход. Ты сама видела его. Благо не успел развести продукты, вот и получилось, что я привязан к этому дому стал. Я решил, что не за что не стану сходить с пути и продолжу во чтобы это не стало. Самое смешное, что меня сочтут скорее всего мертвым.

– Почему?

– Ну, если я не приду под новый год еще поймут, а если в марте не приду, подумают, что скопытился. Ладно отвлекся. До средины ноября я охотился на соболя и набивал глухаря. А вот в ноябре случило то, из-за чего собак не стало. Я шел по кругу, когда услышал шум за спиной, я сразу понял. ШАТУН. В моей голове забрезжил страх, и я со всех ног начал удирать от того места. Хотя я прекрасно знал, от медведя не уйти, но у страха глаза велики. Через несколько минут он меня нагнал, я смог в него выстрелить, но была заряжена дробь и в добавок ко всему, помимо расстояния, руки тряслись, поэтому выстрел не произвел нужного эффекта. Я тогда подумал все, уже даже простился с жизнью, но собаки меня спасли. Сначала Пуля укусила его за лапу, но тот её перекусил по средине хребта. Только кровавые пузыри изо рта у нее показались. За тем, он укусил Люсю за череп. Этот хруст черепа помог взять себя в руки и перезарядить ружьё. И выстрелил в него. Пуля ещё была ещё жива, она умерла на моих руках. Его шкуру ты видела, а собак я сжег, тем самым простившись с ними. А еще через несколько дней я нашел тебя. Я шел по участку и заметил что-то красное, это была ты.

– Да, я думала у меня тяжелая судьба. Теперь я понимаю, что сильно ошибалась, ты очень сильный человек.

– Почему?

– Я бы все равно покончила собой. Не смогла бы вынести и половины твоей ноши.

– Спасибо.

– За что?

– Мне и правда стало легче.

Она подошла и обняла меня, уткнув моё лицо в свою грудь. Мне и в правду стало намного легче. Конечно, ком стоял и слезы периодический стекали с глаз, а еще я почувствовал, как по моей голове капают слезинки Маши. Она и в правду смогла разделить мою боль, только стоило ли это было делать в праздник.

– Прости за то, что праздник испортил.

– Глупый. Я рада что ты со мной поделился. Я обижалась на тебя, когда ты уходил от разговора, а теперь понимаю на сколько же тебе было тяжело.

– Но сегодня праздник, а мы в слезах.

– Не страшно, так ты сможешь оставить часть боли в том году.

– Спасибо.

– Не за что. Пошли спать.

– Пойдем.

В ту ночь я в момент отключился. Мне и в правду стало намного легче. Она обняла меня, прижав к себя и я вырубился. Как бы это было не странно, но она больше меня не раздражала, а напротив очень сильно нравилась и не только внешностью. Проснулся я поздно, около двенадцати, она еще спала. Я растопил печь, умылся и приступил к приготовлению шашлыка и когда шашлык был почти готов проснулась Маша и на запах шашлыка в момент оказалась за столом. После того как поела, пошла умываться, затем вышла по нужде, а когда она зашла домой, я заметил напряжение. Знаете, люди так напрягаются, когда им больно, я просто насмотрелся на подобное. Мама у меня травницей была, и все из деревни к нам ходили, поэтому и я в травах не плохо понимал. И вот у Маши были признаки испытываемой боли.

– Маш.

– Что?

– Это я хочу спросить. Что болит?

– Нормально все. – с лёгкой ошарашеностью сказала она.

– Маш.

– Да нормально все.

– Маша.

– Да какая разница? – чуть зло сказала она.

– Маш ты понимаешь, что нам с тобой тут еще долго быть. Сейчас первое января, а нам почти до конца апреля быть.

– Дим, но, а чем ты мне поможешь?

– Маш говори. – Я произнес с нажимом в голосе.

– По-женски это. – смущено сказала она.

– Говори точнее. Что болит, когда и как. У меня мама травницей была и многому меня научила. Поэтому говори.

– Писать больно. – Щеки налились красным.

– Болит внутри, снаружи, все время или только в конце. Какая боль, колющая или просто щипает.

Она смутилась, но все же ответила.

– Не знаю снаружи или внутри, а боль, такая к будто огнем все щель горит.

– Ясно все с тобой раздевайся.

– Зачем? – в голосе было смятение.

– Как зачем? Я что должен угадывать внутренний или внешней недуг лечить.

– Не надо.

– Надо Федя, надо. Или что я зря с тобой припасы делил.

– Почему?

– Если тебя не лечить, то можешь и умереть.

– Оно само пройдет. – с надеждой сказала Маша.

– Знаешь, там в станке часто были такие случае, только с мужиками. Они стеснялись перед мамой раздеться и как итог, только в больнице потом могли им помочь.

– А что это?

– Не знаю как по-научному, но проще говоря продула тебя там. И если не лечить, то скоро сепсис начнется. Кажется, так это называется.

– И что не пройдет?

– Бывает, что проходит, но чаще хуже становится.

Она задумалась. И минут пять я её не тревожил.

– Ну так что? Лечимся или нет?

– Лечимся. – лицо хоть сигарету прикуривай.

Она сняла штаны, затем сделала глубокий выдох и сняла свои единственные плавки.

– Ложись.

Легла на кровать ноги по струнки сложив.

– Я как, по-твоему, должен увидеть.

Она сделала глубокий вдох и повернулась, так чтоб ее попка была с краю и согнула ноги в колени прижав их к груди. Я сам раздвинул губы и увидел сильное покраснение, затем заметил геморрой. Он был огромный, я задел выпирающие узлы и спросил.

– Геморрой после родовой?

– Да.

– Одевайся пока. А что геморрой не лечим.

– Пробовала не помогает, а что с.

Я ее перебил на полуслове.

– Сейчас приготовлю отвары и будешь в тазу ее отмачивать, три раза в день. А потом и геморроем твоим займемся. Ты мне сразу только скажи, если у тебя есть какие женские заболевания. Чтоб травы правильно подобрать.

– Я перед тем, как здесь оказаться была у гинеколога, сказали здоровая.

– Хорошо.

Я оделся и на выходе сказал Маше.

– Надо кое-что найти в тайге скоро буду.

Нашел торчащий из-под снега можжевельник и хвойник. Вернулся домой, набрав на веранде нужных трав, поставил на печь одно ведро, в котором за парил нужные травы и поставил чайник, чтоб за парить еще травы что она будет пить. Через некоторое время все было готова, и я ей сказал.