Текст книги "ИБЛОПАМ в стиле 'Ретро'"

Автор книги: Григорий Салтуп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Салтуп Григорий Борисович
ИБЛОПАМ в стиле 'Ретро'

Салтуп Григорий Борисович.

ИБЛОПАМ В СТИЛЕ "РЕТРО"

Родился в 1952 г. в г. Петрозаводске. Окончив в 1972 г. художественно-графическое отделение Петрозаводского педагогического училища № 2, работал экскурсоводом в музее "Кижи", реставратором Карельского музея изобразительных искусств. После службы в армии поступил в Ленинградский институт им. Репина на факультет теории и истории искусств, который окончил в 1984 г.

В литературе дебютировал в 1970 г. – в республиканской газете "Комсомолец". В дальнейшем его повести и рассказы публиковались в журналах "Аврора", "Уральский следопыт", "Искорка", "Костер".

В 1986 г. издательство "Карелия" выпустило отдельную книгу автора"Каникулы в Карелии".

К фантастике обратился впервые.

[ИБЛОПАМ – Индивидуальный БЛОк ПАМяти, симбиоз человека и ЭВМ, изобретение XXI века. ИБЛОПАМы имеют автономное питание, непосредственный

контакт с мозгом-носителем и квазиоптическую связь с Региональными

комплексами электронной памяти (РКП). ]

Магазин "Старая книга" на Большом проспекте Васильевского Рассказ острова опять был закрыт на переучет.

"Да что они там?! Не научились воровать, чтоб все шито-крыто было?! Каждую неделю переучет!?"– возмутился было Лев Алексеевич Двинский, разглядывая сквозь витрину темный торговый зал.

Переучетом не пахло. Где-то в глубине зала мелькнул свет и пробежала продавщица с большой коробкой торта в руках.

"Ну, значит, переучет ненадолго,– решил Л. А. Двинский.– С планом у них в порядке, вот и устроили себе длинный перерыв. Все мы люди, все мы человеки..."

В отделе комплектации некомпактных комплексов, где Лев Алексеевич получал зарплату инженера комплектовщика, тоже пользовались табличкой "ТИХО! ИДЕТ ЗАСЕДАНИЕ!", – когда по случаю отпускных, дня рождения или квартальной премии появлялся электросамовар и тортик. И сейчас, в разгар рабочего дня, когда коллеги готовятся к отчету, подгоняя показатели под должную производительность труда, Л. А. Двинский с двумя томами "Королевы Марго" в дипломате заслуженно наслаждался свободой. Свобода не дается даром! В обмен на две восьмерки в табеле Лев Алексеевич начертал на кумаче два плаката: -"БЕРЕЧЬ И ЭКОНОМНО РАСХОДОВАТЬ КАЖДУЮ РАБОЧУЮ МИНУТУ!" и "БЕРЕЧЬ И ПРАВИЛЬНО ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЭЛЕКТРОЭНЕРГИЮ!" Причем Льву Алексеевичу пришлось убеждать замдиректора по административно-воспитательной работе Анну Германовну, в просторечии – Германскую Анну, что его плакаты выполнены на должном идейно-художественном уровне и никто не заметит, что он ошибся и случайно поменял местами ЭЛЕКТРОЭНЕРГИЮ на КАЖДУЮ РАБОЧУЮ МИНУТУ. Все равно их никто не читает, но фойе они украшают...

"Впереди два свободных "рабочих" дня, и можно быть терпимым к слабостям работников торговли", – успокоил себя Лев Алексеевич, потоптавшись у стеклянной двери с табличкой "ПЕРЕУЧЕТ".

Он не спеша зашел в ближний дворик, сел па знакомую скамейку у подножья слепой степы старого дома и, расслабившись, прикрыв веки, подставил лицо теплым солнечным лучам. Во дворе было пусто, одинокий тополь бросал изломанную тень на асфальт и на большую, без окон, стену. На крыше ящика для пищевых отходов сидели голуби, сытые, ленивые, и вдруг взлетели.

Лев Алексеевич, не меняя положения головы, скосил взгляд вправо и увидел четырех полуобнаженных нубийцев, которые вносили в тесный ленинградский дворик массивные резные носилки под балдахином.

"А-а-а! Лектика!"– вспомнил Двинский название транспортного средства времен Древнего Рима. Он сразу догадался, что "Ленфильм" собирается снимать здесь кинокомедию, и ожидал, что вслед за неграми во дворик ввалится толпа развязно-деловых киношников с осветителыюй и съемочной аппаратурой в окружении подростков и зевак, с эскортом милиционеров, которые быстро очистят от посторонних съемочную площадку... а под нубийцев работают ангольские студенты из ЛЭТИ или ЛГУ...

Киношники не появлялись.

Нубийцы привычным движением, не покачнув, поставили лектику на асфальт, и один из них, с кованым бронзовым кольцом на шее, с раздутыми от плохо скрываемой ярости или от рождения ноздрями, повернулся на Л. А. Двинского и всхрапнул, как лошадь. Льву Алексгевичу стало не по себе. Киношпиков все не было и не было, а на могучих плечах нубийца заблестели капельки алой крови – Лев. Алексеевич не мог оторвать от них взгляда, крови, проступившей из едва заживших рубцов. Такие рубцы нельзя подделать гримом!..

Окольцованный нубиец приподнял и резким движением откинул шитый золотом полог – в лектике среди множества подушек полулежал молодой человек в тоге и с венком на голове.

– Скажи мне, свободорожденный квирит[ Торжественное обращение римлян друг к другу. Квирит – сын Квирина, верховного божества древних римлян.] обратился к Двинскому пассажир лектики. – Скажи, когда этот проклятый Зевсом плешивый каппадокиец бывает в своем скриптории?! Или наши полновесные сестерции для него уже не деньги за то чтиво, что продает он на вонючем пергаменте?! Клянусь Момом! Я добьюсь, чтобы имя этого торгаша занесли в кроскрипционные списки, и тогда каждый гражданин Города может убить его, как бешеную собаку!

От изумления Двинский не мог выдохнуть ни звука, он слабо махнул рукой, как бы спрашивая "Да что же происходит?!" – но римлянин резким жестом пресек немой вопрос и возмущенно напирал:

– Я теряю деньги! Я теряю Время! За три дня до июньских ид я заказал каппадокийцу "Историю тирренов" нашего славного императора Клавдия![ "История тирренов" Клавдия (10 в. до н. э. – 54 в. н. э., император с 41 г.) считается утраченной. ] Он клялся всем Олимпом, что усадит работать всех переписчиков и выполнит в срок мой заказ, но вот опять его скриптории на замке!.. – римлянин неожиданно осекся, уставился па финский "дипломат" в руках Двинского. Венок из дубовых листьев на его голове сбился к затылку, и Лев Алексеевич заметил на его висках блестящие золотые блямбочки, размером с кнопку.

– Извините, опять сбивка по Спирали, – хмуро обронил он Двинскому и, откинувшись на подушки, приказал рабам: "Поехали!.."

Нубийцы подняли лектику на плечи и скорыми шагами понесли ее в соседний дворик. Двинский вскочил следом, но лектика и нубийцы растаяли, исчезли... И лишь вьюном завился столбик пыли.

Двинский стоял посреди двора, глотал воздух, все еще хотелось сказать: "Куда вы? Там двор непроходной!" Говорить было некому, да и зачем? И вообще: этого не может быть! Фантастику Лев Алексеевич уважал как настоящий библиофил. Неделю назад он выменял у подростка прижизненный сборник стихов Фета на том Станислава Лема и заработал на обмене семьдесят рублей! Да! Фантастику есть за что уважать, но этого не может быть!..

За его спиной гитарным перебором зацокали подковы об асфальт. Двинский обернулся -во двор въезжал легкий двухколесный кабриолет. С высокого сиденья спрыгнул очаровательный франт в сиреневых панталонах со штрипками, в жилете, фраке, в белом лоснящемся цилиндре и, не давая Двинскому опомниться, быстро-быстро заговорил:

– Милостивый государь! Разделите мое негодование! О, дьябло! Негодный лавочник, какой-то купчишка третьей гильдии Прохлюстин постоянно держит под замком свою лавку! Его давно пора за шиворот и к околоточному! На два десятка горяченьких! Еще на Ильин день он обещал мне продать подлинный Олонецкий список "Слова о полку Игореве", и вот опя... – франт замолк на полуслове, и Двинский узнал в нем римлянина. Только теперь он был с бакенбардами, самыми настоящими бакенбардами, которые нельзя приклеить! Да и как он успел переодеться за пятнадцать-двадцать секунд? От лектики до кабриолета?!

– Вот видите, как не везет... – вздохнул римлянинфрант.– А все смежники виноваты. Адаптатор речи работает отлично, хронолет отлажен до микросекунды, а на временных Спиралях постоянно заедает! Спиральное скольжение для хронолетов нам поставляют из НИИСПИРали, понимаете? – франт приподнял цилиндр, постучал пальцем по золотой блямбочке, воткнутой в его висок. – Так, все ясно! Я в тысяча девятьсот семьдесят восьмом?

– Восемьдесят первом... – машинально ответил Двинский.

– Одну минуту! Сейчас я у вас буду! – франт вскочил в кабриолет, хлопнул кучера по плечу: – Давай, Брошка!

Свистнул хлыст. Жеребец всхрапнул и зло покосился на Двинского лиловым глазом – в диком взгляде мелькнула ярость той же силы, что у недавнего нубийца, – рванул с места рысью и увлек кабриолет под арку соседнего непроходного дворика. Кабриолет пропал, и не успел на его месте рассеяться вьющийся столбик пыли, как во двор влетел на полном газу "жигуленок" последней модели.

"Как в кино!" – восхитился Двинский и отпрыгнул в сторону перед резко тормозящей машиной. За рулем "Жигулей" был все тот же субъект, которого Лев Алексеевич окрестил про себя "потомком".

– Садитесь ко мне в хронолет!-распахнул он дверцу.

– Вы меня того... к себе не увезете?..

– Нет, не увезу. Горючего мало. А когда я выхожу из машины, он энергии жрет много, создает защитное поле... Садитесь, садитесь. Так удобнее будет и мне и вам. Вы курите? Угостите, пожалуйста!.. О! "Беломор"! – я эти папироски только в музее видел!–обрадовался "потомок". Он был одет в кожаный пиджак, джинсы, вместо бакенбардов появились вислые закарпатские усики.

– А что, у вас т а м с куревом плохо?..

– Ой, лучше и не спрашивайте! – отмахнулся "потомок".-Пока все справки от врачей соберешь, что курить можно, полжизни пробегаешь! Да еще комплексы обязательных упражнений после каждой сигаретки! Мука! Борьба с курением, что поделаешь, – "потомок" торопливо прикурил. – А вы не знаете, почему книжный магазин все время на переучете? Да я на них жалобу напишу! В газету! Чтоб их квартальной премии лишили! С таким трудом пробил себе трансвременную командировку, а тут нате! "ПЕРЕУЧЕТ"! Я теряю...

– Что это застряло у вас в голове?–перебил Лев Алексеевич.

– ...теряю Время! И вообще: не люблю торгашей! Поверьте, в какой виток Времени ни сунешься – везде надувательство торгашей! Они всегда найдут лазейки, чтоб обмануть покупателя! В наше Время торгаши совсем обнаглели, плюют на индекс интеллект-развития и только по блату, все по блату...

– Вы меня не так поняли, – вновь перебил Двинский.– Я спрашиваю, что ЭТО у вас в голове торчит? – он указал на одну из блямбочек на виске "потомка".

– Это? ИБЛОПАМы, простые ИБЛОПАМы! Ах, да! У вас же их еще нет! Они только в тридцатые годы появились...

– А вы с какого года?

– Пятьдесят второго. Две тысячи пятьдесят второго. Для нас ИБЛОПАМвсе или почти все: и записная книжка, и микроЭВМ, и стереокино. Я без хорошего ИБЛОПАМа за преферанс не сяду!.. Я на днях такой ИБЛОПАМ достал! Закачаешься! Импортный! Из японского сектора Луны! В стиле "ретро", под эпоху бюрократического феодализма, под ваши семидесятые годы, кстати...-"потомок" вынул из нагрудного кармана прозрачную коробочку. В ней на бархатной подложке лежала обыкновенная канцелярская кнопка. Двинский иронично фыркнул.

– Зря смеетесь! Три квадриллиона [3000000000000000. ] бит информации! Полифония! Записывает даже запахи и вкусовые ощущения! Я за этот японский ИБЛОПАМ отдал трехтомник Булгакова – и не жалко. Берегу, только одна запись сделана... Послушайте! – перебил себя "потомок". – Вы сами, случайно, не библиофил? Я книги собираю. Или как вас тогда называли – вы не "книжный жучок"? И мне книги нужны! Предлагаю обмен. Мне нужно... – он легонько постучал по золотистой кнопке в своей голове, – из эпохи бюрократического феодализма мне нужно привезти "Королеву Марго" Валентина Пикуля или "Битву железных канцлеров" Александра Дюма... У вас есть? Или "Историю юродства" Вас-Иванова? Может, "Евангелие от Иуды" найдется?..

– "Королева Марго" у меня есть, – осторожно сообщил Двинский, – но предупреждаю, мне сестерции и николаевские ассигнации не нужны! Даже наши деньги меня мало интересуют...

– Предлагаю свой эквивалент: вот этот ИБЛОПАМ! Не пожалеете! Решайтесь! У меня полминуты в запасе! Энергия на исходе! Ну! Что вы мнетесь?! – "потомок" воткнул в ладонь Льва Алексеевича коробку с кнопкой. – Где ваша "Марго"? Так... Отлично. Выходите из машины, мне уже пора! Пока! Никому не говорите! Все равно не поверят...

"Жигули" с места газанули под арку и исчезли.

Лев Алексеевич Двинский стоял посреди двора, его "дипломат" стал легче на килограмм – вес двух томов "Королевы Марго". В руке была коробка с канцелярской кнопкой. На крышку мусорного бака вернулись голуби.

Дома Лев Алексеевич достал с антресолей дедовский микроскоп, протер линзы и зеркала спиртом. Долго рассматривал кнопку-ИБЛОПАМ. Кнопка и кнопка, вот даже заусеница металлическая у штыка кнопки, "Неужели я влип в мелкое жульничество? Но кто будет ради "Королевы Марго" переодеваться три раза, договариваться с ангольцами, доставать живую лошадь?" – рассуждал он.

Лев Алексеевич рискнул и уколол себя ИБЛОПАМом в мякоть ладони – боли совсем не было, штык кнопки вошел в плоть, как в масло, и только в мозгу, в лобной доле, завспыхивали и побежали светящиеся буквы "ДУРАК... ДУ-РАК-.. Двинский выдернул ИБЛОПАМ из ладони – ругательство погасло. На коже не было крови, даже место укола не различалось. "Вероятно, – предположил Двинский, – это был сигнал о неправильном использовании прибора".

Нервно похлопывая себя по бокам, Двинский покрутился по комнате. Закурил. Недокурив, бросил окурок в пепельницу, сел, воткнул ИБЛОПАМ в висок и – ничего не произошло!.. Тогда он легонько постукал по кнопке ногтем и услышал призывный голос:

"Товарищи хроники! Все-все-все! Общее собрание! Явка обязательна!" стены его комнаты развалились и поплыли, вмещая в себя огромный объем светлого актового зала со сценой и столом президиума, замельтешили; прозрачные фигуры людей в свободных одеждах – Двинский закрыл глаза и увидел себя в зале так реально, что стало жутко, и люди стали непрозрачными, живыми,– короткий лысоватый человек прошел перед ним, сел рядом и зашептал в ухо: "Дрыгина, наверное, сместят. Как ты ду..."

В этот момент Двинский выдернул кнопку из виска – все пропало, он сидел на диване, в пепельнице еще дымился окурок...

Увиденное было похоже на витрину магазина в солнечный день, когда стоишь перед ней, разглядываешь костюмы на манекенах, и в то же время в стекле отражаются пешеходы, женщины с колясками, дети с мороженым...

По принципу двойной экспозиции...

Лев Алексеевич набрал полную грудь воздуха, словно ныряя в воду, воткнул ИБЛОПАМ в висок, и тот же голос позвал:

"Товарищи хроники! Все-все-все! Общее собрание! Явка обязательна!" стены его комнаты развалились и поплыли, вмещая в себя огромный объем светлого актового зала со сценой и столом президиума, замельтешили прозрачные фигуры людей.– Двинский закрыл глаза, и люди стали непрозрачными, сквозь них перестали просвечивать предметы из комнаты самого Льва Алексеевича, и все последующее действие он воспринимал с закрытыми глазами, от лица "потомка" – носителя ИБЛОПАМа,– короткий лысоватый человек прошел перед ним, сел рядом и зашептал в ухо: "Дрыгина, наверное, сместят. Как ты думаешь?" – Должны сместить! За перерасход энерго-времени! – ответил "потомок" (у Двинского невольно шевельнулись губы, словно говорил он).

– Тише, товарищи хроники! – призвала с трибуны статная женщина. Начнем отчетное собрание сотрудников НИИХРОНа... Где группа хронопсихологов? Им что, особое приглашение?..

– У них в отделе пятница с утра. Запутались... – из зала.

– Ладно, пятницы ждать не будем. Начинаем без хронопсихологов... Все вы знаете, что работа нашего института критикуется в печати и в инстанциях. Вопрос стоит остро: "Быть или не быть НИИХРОНу!" В составе комиссии по проверке наших научных разработок есть представитель из Будущего, – женщина указала рукой на президиум, седой ученый кивнул головой, – уважаемый Павел Петрович, его современная эманация, Павлик Сидоров, также приглашен на собрание, – вновь указующий жест, и в президиуме встал и раскланялся мальчик лет десяти, удивительно похожий на Павла Петровича.

– Итоги и перспективы – тема нашего собрания. Слово для доклада предоставляется хронологу Луре Курценс. Приготовиться хронавту Дрыгину. Регламент – семь минут.

К трибуне подлетела стройная девушка, складки ее платья трепетали и сияли, а за спиной жужжали прозрачные крылышки. Лысый сосед наклонился к "потомку" (Л. А. Двинскому) и съязвил: – Наша Лира – поэтическая натура, а летает, как кура...

– Зря циклотимируешь. Курценс когда-то инквилировала кубатуру! Правда, вкусы у нее отсталые, – сказал "потомок", и Лев Алексеевич согласился с ним, хотя и не понял терминологию.

– Уважаемые хроники! Хронавты, биохронологи, физики-временщики, хроноэнергетики и хроноведы! – восторженно пропела Л ура Курценс. – Едино Время во всех трех эманациях: в Настоящем, Будущем и в Прошлом! Века и тысячелетия наши предки жили во Времени, измеряли его, часто безжалостно расходовали и даже убивали Время, но не пытались проникнуть к его истокам! – поэтичная Лура взмахнула руками и воспарила над трибуной на крылышках – в зале раздались жидкие аплодисменты. – Только наша эпоха, эпоха освоения Времени открыла для человечества бескрайние перспективы! В Прошлое!.. Лура еще раз хотела взлететь на волне аплодисментов, но несколько реплик из зала – "Ближе к теме!", "Это мы слышали!" – помешали ей воспарить.

Она выключила крылышки, оперлась локотками о трибуну:

– Хроники! Критикуют наш НИИХРОН не голословно! Некоторые научные разработки зашли в тупик. Безответственность и слабая подготовка хронологов дают отрицательные результаты! Семь лет группа профессора Курдюмова работает над программой "ВРЕМЯ-ДЕНЬГИ", – а каков итог? Из пятнадцати тысяч литрочасов они получили семьсот килограммов "керенок" и две тонны, бумажных ассигнаций разного достоинства разных периодов многих государств. Но все эти деньги не имеют спроса на международном валютном рынке! Они давно изъяты из обращения! Это – макулатура! Надо признаться честно – такая работа есть прямое разбазаривание ВРЕМЕНИ! На заре нашей эпохи великий ученый, имя которого носит наш институт...– Лура взмахнула рукой, и над сценой засветился объемный портрет седого старца в черной профессорской шапочке (Двинский затрепетал: в маститом ученом ему почудились знакомые черты).

Портрет пропал. Лура продолжала: – призывал своих соратников "Беречь и экономно расходовать каждую рабочую минуту!" Наша лаборатория разыскала и отреставрировала лозунг, начертанный рукой великого ученого! – Лура Курценс оглянулась за кулисы, и два молодых человека вынесли на сцену планшет, обтянутый кумачом:

"БЕРЕЧЬ И ЭКОНОМНО РАСХОДОВАТЬ КАЖДУЮ РАБОЧУЮ МИНУТУ!"

ЛАДВИНСКИИ.

Молодые люди держали лозунг осторожно и благоговейно...

(Двинский не выдержал и выдернул ИБЛОПАМ из виска – сцена, зал, лозунг, поэтичная Лура – все исчезло, он снова был в июне одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года, сидел на своем диване, погасший окурок торчал в пепельнице вопросительным знаком, и сегодня утром он писал зубным порошком, размешанным со столярным клеем, лозунги, которые его предки будут разыскивать и реставрировать! Этого не может быть! Ведь лозунг он писал только для того, чтобы на два дня слинять с работы и не возиться с комплектованием некомпактных комплексов! И подписи своей, конечно, не ставил! Значит, – лозунг фальшивый?! И что там за подпись была: "Л. А. ДВИНСКИЙ" или "ЛАДВИНСКИИ"? Если "Л. А.", то значит, что он, Лев Алексеевич, должен открыть великий закон путешествия во Времени, а если "ЛАДВИНСКИИ", то ныне безвестный современник Двинского в Будущем прославится как великий ученый!.. Двинский закрыл глаза, воткнул кнопку ИБЛОПАМа в висок...) ...два молодых человека вынесли планшет, обтянутый кумачом: "БЕРЕЧЬ И ЭКОНОМНО РАСХОДОВАТЬ КАЖДУЮ РАБОЧУЮ МИНУТУ!" ЛАДВИНСКИИ.

Молодые люди держали лозунг осторожно и благоговейно... (Двинский вскочил, пытаясь разглядеть подпись, но "потомок", носитель ИБЛОПАМа, чьими глазами смотрел Двинский, в тот момент отвернулся от сцены – его не волновало, что часть фамилии ученого заслоняют чьи-то головы).

– Мы должны беречь Время, а не расходовать его на утопические проекты! – призвала Лура Курценс. – Плохо работают хроноэнергетики, ультрасиловые емкости прохудились, текут. За минуту реального времени мы теряем полтора литро-часа Концентрированного Времени! А каждый час хроноконцентрата обходится нам в тысячу киловатт-часов электроэнергии!.. Отдельные сотрудники НИИХРОНа относятся к общему достоянию как к личной собственности. Например, лаборантка Кухарева А. Н. решила стать моложе и привлекательнее, но не учла фактор Шумейко – Гей-Гольц и вместо омоложения на двадцать лет стала моложе на все свои сорок два года. Сейчас она находится в клинике в эмбриональном состоянии... (шум и смех в зале) под наблюдением врачей. Куда это годится?..

– По воробьям стреляет Лура, -шепнул лысый сосед "потомку" (Двинскому), – о Мирре Джоновне, небось, не вспомнит...

– Да, не стоило ей говорить о своей лаборантке, – согласился "потомок", – у самой рыльце в пушку, то есть личико, как у двадцатилетней девушки. А стаж работы в НИИХРОНе тридцать лет. Хе-хе...

– ... от нас. Позиция Госкино не понятна. Группа хроналогов совместно с кинодокументалистами сняли пять лент из истории "темных пятен" XIX-XX веков. Но наши фильмы не дошли до зрителей. В Госкино говорят, что наши документальные фильмы тенденциозны?! Как это понять? Ведь они сняты с натуры! – Л ура Курценс отхлебнула из стакана и продолжила: – Я отмечу и положительные стороны нашей работы. В лаборатории "Случайного Поиска" хронопсихологи добились семи пятниц на неделе.

В результате повысилась производительность труда на 23 % и у сотрудников отсутствует "понедельничный синдром". Но практически использовать открытие группа Лукречного не может – у них постоянно семь пятниц на неделе... У меня все.

Лура включила крылышки и упорхнула. К трибуне грузно приближался громадный мужчина с внешностью неандертальца.

– Уважаемые... Хроники... – низким басом, отрывочно начал свою речь хронавт Дрыгин.– Мы летаем. Туда – у-у-у! И еще дальше. Собираем. Следы. Культур – у-у-у! Но Спиральное скольжение. Нас подводит. У-у-у! Все сказал. Хуг!

Хронавт с непосредственностью ребенка задрал штанину и почесал волосатой пястью волосатую ногу... Зал молчал.

– Напрасно его из палеолита вытащили и двадцать лет учили,– шепнул лысому "потомок".– Ловил бы он мамонтов и забот не знал. Сместят...

– Зато интуиция у Дрыгина – о-о! С ним не страшно и к Малюте Скуратову съездить. И в СЛОНе [СЛОН – Соловецкий лагерь особого назначения; 20-30 гг. XX в. ] побывать,– ответил сосед.

Неприятную тишину в зале нарушила статная женщина:

– Пополнит речь хронавта Дрыгина товарищ Груздев...

– Инквилировка Спиральных ступоров спонтанно гиперболизируется на кривых зунгах...– докладчик нервно пощелкивал себя по вискам, усеянным ИБЛОПАМами (большую часть речи Груздева Лев Алексеевич не понял, слишком много новых терминов)-... Да! Мы признаем свои ошибки! Неудачные экспедиции в Прошлое для изучения культуры наших предков объясняются двумя факторами. Первый – несовершенство хронолетов и Спирального скольжения. Второй – отбор кадров для группы хронавтов,– тут Груздев съежился и покосился на хронавта Дрыгина, который стоял рядом и почесывал под смокингом лопатку. – ...Второй фактор – архиважен! Вспомните трагедию с экспедицией Тромбова. Погибло три хронавта! А почему?– в состав экспедиции пробрался тайный энтузиаст из КСЭ[1 Комплексная самодеятельная экспедиция создана в 60-е гг. XX в. Ежегодно организует вылазки энтузиастов на место падения Тунгусского метеорита.] по изучению Тунгусского метеорита. Именно он направил хронолет в двадцать девятое июня тысяча девятьсот восьмого года в район Подкаменной Тунгуски с целью зафиксировать падение метеорита. Но по Спиральному скольжению хронолет заехал в семь часов утра тридцатого июня восьмого года и взорвался. Тунгусского метеорита не было! Взрыв хронолета вызвал аномальные явления в атмосфере и на месте падения. Больше ста лет писатели-фантасты и члены КСЭ морочили головы целым поколениям любителей таинственного. Замкнулась временная Спираль, хронолет и три хронавта погибли, полтонны литро-часов рассеялось над большой поверхностью. Вот почему там в течение ста лет морские хронометры, песчаные и кварцевые часы одновременно показывали разное время...

– Мне кажется,– перебил докладчика один из членов президиума,– что хронавт Груздев необъективно драматизирует ситуацию. Большая часть экспедиций НИИХРОНа в Прошлое организована отлично. Тогда как в Американском Центре Стратегических Временных Исследований чуть ли не каждая третья временная экспедиция объявляет себя "невозвращенной"...

– Я согласен с вами,– сказал Груздев.– У американцев больше срывов. Вот телеграмма!– они просят помочь им вернуть экспедицию невозвращенца Джона Фулрайта из Теотиуакана двести сорок седьмого года нашей эры. Фулрайт объявил себя ацтекам живым воплощением бога солнца Нанауацином, захватил власть и терроризирует туземное население. Мы, разумеется, поможем братьям-ацтекам избавиться от авантюриста. Хронавт Дрыгин уже готовится к роли Текуксистекатля, бога Луны... Комиссия ЮНЕСКО по межвременным связям поставила перед Генеральной ассамблеей ООН вопрос об этике трансвременных экспедиций. Решения пока нет.

– Прикрыть! Наши предки не должны страдать от фулрайтов!..

– Запретить их надо! Только сувениры из Прошлого хапают!..

– Ложь! Клевета! Мы изучаем историю!..

Полемика захватила весь зал! Хронавты, физики-временщики, хроноведы, хронологи и все-все хроники заговорили разом, не слушая друг друга и пробиваясь к трибуне. Два биохронолога зависли над сценой на крылышках, как архангелы.

– Ну дела-а-а!..– прошептал "потомок".– Могут поставить хронолеты на прикол, а в моем заправки минут на пятнадцать по номиналу... Семен Михалыч, пока здесь решают, я сгоняю в Прошлое, позарез надо! Если спросят – скажи, что я обедать ушел.

– Давай, только осторожно!..– ответил лысый.

"Потомок" втиснулся в толпу хроников у сцены, работая локтями, продрался сквозь гомон и споры (у Двинского даже заболели плечи, словно тычки и удары получил он), поднес руку к своему виску и...– все пропало.

Собрание в НИИХРОПе кануло, исчезло в никуда, как пропадает с последними кадрами цветная жизнь на белом экране. Льва Алексеевича подхватил и понес по серым кисельным волнам какой-то там "решающий" или "определяющий" год эпохи бюрократического феодализма.

Запись на ИБЛОПАМе кончилась.

Двинский покрутил-подкинул маленькую кнопку. Подумал-а тут как раз окно открытое!.. И так ему захотелось выкинуть ее, избавиться от окаянного ИБЛОПАМа и забыть весь этот бред, нубийцев, суетливого "потомка" собрание в НИИХРОНе – но... дальше-то что? Опять под началом Германской Анны лозунги стряпать да некомпактные комплексы комплектовать? О, ужас! Нет-нет!

"Время проходит, жизнь проходит",– сказал кто-то низким басом внутри Льва Алексеевича Двинского, и он поначалу не удивился этим словам настолько он привык за полчаса слышать и видеть за другого человека сквозь ИБЛОПАМ – но вдруг вспохватился: вот он, ИБЛОПАМ, на ладони! "Неужели я схожу с ума!?-застонал Лев Алексеевич, закрутился по комнате, хватая руками первые попавшиеся предметы.– Дурак я! Дурак!

Надо было с "потомком" в Будущее махнуть. Ведь там – почет и уважение, "великий ученый"! Моим именем НИИХРОН назван... Все лучше, чем убивать годы в дурацком отделе комплектации чего-то там, что не комплектуется!"

"Стоп! Логическая ошибка!-замер Лев Алексеевич.– Ведь если я в Настоящем не открыл закона путешествия во Времени, то для Будущего я никто, ноль! Но чей же портрет Лура Курценс над сценой зажгла? Лозунг-то мой!.. Как они без меня обойдутся, потомки из двадцать первого века?"

Лев Алексеевич успокоился и во второй, потом в третий, четвертый и еще какие-то там разы просмотрел запись на ИБЛОПАМе.

Два следующих дня, дарованных ему в обмен на кумачовый лозунг Анной Германской, Двинский посвятил единственной записи на Индивидуальном БЛОке ПАМяти, тщательно вглядываясь в детали, по которым ленивопривычно скользил взгляд "потомка", вслушиваясь в отрывочные реплики и фразы хроников, которые доносились до ушей "потомка". Правда, Двинскому так и не удалось высмотреть: кто призывал "Беречь и экономно расходовать каждую рабочую минуту!"-"Л. А. Двинский" или "Ладвинский"? Впрочем, наличие точек после первых двух букв в подписи все меньше и меньше интересовало Л. А. Двинского, зато он хорошо запомнил слова председателя комиссии, произнесенные в последние секунды записи, когда "потомок" пробирался сквозь толпу хроников: "Павел Петрович, представитель из Будущего, полуобнял себя, Павлика Сидорова, за плечи и объяснял взволнованным хроникам: "В Будущее вам путь не закрыт! С чего вы взяли? Надо только помнить основной закон Спирального развития Времени в пространстве – Будущее естественно произрастает из Настоящего..."

В четверг, когда Двинский явился на работу, стены родного учреждения поражали неприличной обнаженностью. Лозунги об экономии электроэнергии и рабочей минуты исчезли. Грудастая, как дредноут, выплыла навстречу Льву Алексеевичу Анна Германовна – в молодости она царила манекенщицей в "Доме Мод" на Невском, но как она оказалась в заместителях по административновоспитательной работе?-"тайна сия велика есть!" Вероятно, у нее были скрытые достоинства, оцененные высоким начальством...

– Лев-сеич! Лев-сеич! Вам предстоит большая и ответственная работа!-вцепилась в локоть Двинского Анна Германская.– Пришла новая директива! Очень срочно! Лозунг настоящего один: "ОТРАБОТАЕМ ДВА ДНЯ НА СЭКОНОМЛЕННЫХ МАТЕРИАЛАХ!" С вашим начальником я уже договорилась. Вас временно освобождают от комплектования! Лозунг этот крайне необходим для настоящего момента...

– Позвольте, Анна Германовна! – высвободился Двинский из административно-воспитательной хватки.Ерундистикой я больше не намерен заниматься! Вы знаете, что из Настоящего естественно произрастает Будущее?..

Анна Германовна задохнулась от возмущения, развернулась и быстро удалилась по коридору, вздрагивая мясистыми ягодицами,– величаво и ответственно! Двинский поспешил в свой отдел. Коробочка с кнопкой ИБЛОПАМа жгла его карман. Он хотел быстро выдать расчеты по комплектации некомпактных комплексов и в оставшееся время просчитать на ИБЛОПАМе одну свою бредовую идею – математическую модель временной Спирали. Спираль он увидел во сне. Точнее, во сне он увидел рефлектор с конусной спиралью и тогда же подумал: "Вдруг Время протекает по двум-трем взаимоскрученным осям?" Это показалось ему красивым...