Текст книги "Гобин поневоле или Изменчивый Мир (СИ)"

Автор книги: Григорий Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Григорий Андреевич Давыдов
Гоблин поневоле или Изменчивый Мир

Пролог, или с чего всё начиналось

Во тьме Южных Болот раздался пронзительный крик:

– Откройте! Откройте!

Стоявший во главе ночной стражи гоблин всмотрелся в полумрак между деревьями, стараясь определить, откуда исходит голос. Открывать в такое время? А если это тодплаги, коих в болотах не счесть, и которые прекрасно умеют пародировать голоса? Или, того хуже – соседние кланы прислали лазутчиков, и это всё – западня?

Он вытащил меч и пнул начавших было погружаться в сон лучников:

– Эй, вы, рагхакки безмозглые! Приготовьте стрелы и смотрите в оба.

Глава стражи гоблинов был известен своим вспыльчивым нравом, и потому ослушаться его глупцов не нашлось: лучники тут же натянули тетивы оружий, и из-за частокола показались наконечники их стрел. Сам же старый вояка довольно живо для своих лет спустился со сколоченной из брёвен стены по крутой, также бревенчатой лестнице и, схватив воткнутый в землю факел, подошёл к воротам.

– Открывай, – грубо бросил он привратнику, и тот, не прекословя, схватился за идущий от ворот канат и, напрягая мышцы и бурча какие-то непотребства под нос, потащился к располагающемуся неподалёку столбу. Вместе с тем решётка, которая и служила воротами, представляющая из себя соединённые между собой колья, начала медленно подниматься вверх, пока, наконец, расстояние между остриями кольев и землёй не достигло высоты двух гоблинов.

Привратник, тяжело дыша, начал привязывать канат к столбу, а глава стражи, выйдя за ворота, вынес перед собой руку с зажатым в кулаке факелом и несколько раз поводил ею вправо-влево, словно отгоняя тьму. Сощурился. Площадь, на которую падал свет от факела, была совсем крохотной, ночью в этих местах главенствует только темнота, и этот малюсенький огонёк казался ей так, непонятным безобразием, которому она, так уж и быть, предоставит возможность существовать.

– Помогите! Помогите!

Всё тот же голос. Старик бросил взгляд на лучников, мол, не зевайте, и, если что, стреляйте без приказа.

Гоблин, выставив перед собой наравне с факелом играющий в свете огня бликами меч, медленно направился вперёд – туда, откуда, собственно, и слышался голос о помощи. Одна его нога утонула в неглубоком слое болотной воды. Ничего, это не трясина, да и знает он тут каждый кустик и овраг, уже давно на собственных ошибках изведал, где болото даёт шанс пройти, а где забирает в мир духов навсегда. Так что ничего, не утонет.

– Помогите!

Гоблин сделал несколько перебегов вперёд, но так, чтобы не уходить из зоны видимости лучников. Дальше – смерть, особенно ночью. Если через несколько шагов он не увидит того, кто послужил причиной крика, то разворачивается и бегом направляется назад, за родной частокол клана. Ибо в таком случае – точно тодплаги. Эти твари всегда так действуют: заманивают тебя куда подальше от посторонних глаз, и накидываются целой стаей. Потом не останется от тебя ни могилы, ни костей, которые пойдут им на ожерелья.

Но только старый стражник решил, что пора поворачивать, как свет факела выловил чей-то силуэт, что мерцал у ближайшего дерева. Гоблин подошёл поближе и застыл в недоумении. Опустили луки стоявшие на стене стражники, недоумённо переглядываясь меж друг другом.

Свет факела открыл такую картину: два гоблина – один в ободранной одежде, еле стоящий на ногах, израненный, явно на последнем издыхании, поддерживает, хотя, скорее, даже несёт, ещё одного, одетого в мех, обвешанного амулетами, но совсем белого, не дышащего.

– Помогите… – совсем уже тихо прошептал тот, и рухнул на колени, собираясь упасть в болото, но старик сориентировался быстро и, на ходу вонзив факел острым концом в вязкую от болотной жижи землю, подхватил их обоих, не давая тем упасть, и окликнул остальных:

– Да чтоб вас, дети тугодумные! Сами додуматься не можете?! Быстро сюда, поднимайте тревогу, экстренный сбор! У нас здесь раненый… и убитый!

Но это было сказано скорее так, для проформы. Бойцы и так прекрасно знали, что делать в такой ситуации: несколько гоблинов побежали будить Верховных Шаманов и Главу клана, а другие, привычно и по-молодецки шустро спрыгивая со стены, поспешили на помощь командиру.

Следующие несколько минут прошли в невероятном напряжении.

Внесённые на территорию клана тела уложили на бегло собранные лежаки из веток и водорослей. К месту происшествия сбежались Верховные Шаманы. Одна из них – гоблинша в летах, с седыми, опадающими почти до самой земли волосами, опирающаяся на посох, сделанный из кости болотного Живобрюха, склонилась над телом раненого и тяжело дышащего гоблина и, прикрыв глаза, положила костлявую серую руку ему на грудь. Некоторое время она молчала, а затем, словно вспомнив что-то, резко раскрыла глаза и обернулась к окружившим их бойцам:

– Листья Корневицы, тарелку Переростышей, и Жёлтую Мазь. У меня в хижине. Живее. – Её голос был хриплым, низким, но на удивление спокойным. Это спокойствие и пугало. И этот испуг послужил пинком для ускорения слишком уж раззевавшихся стражников, которые тут же кинулись исполнять приказ. Уже через какой-то десяток секунд Шаманка оказывала первую помощь.

– Положить листья Корневицы… – шептала она себе под нос. – Сюда и сюда… Так… теперь размолоть Переростыши… Рассыпать получившийся порошок вокруг тела… Так… Наложить Жёлтую Мазь на раны… Так…

Закончив приготовления, она села на колени рядом с тяжело дышащим телом и, вознеся когтистые руки к небу, стала еле заметно пошатываться, бубня под нос какие-то слова. Тут же мазь на ранах начала исчезать на глазах, словно впитываясь в тело, а сами раны зарастать прозрачной плёнкой. Как только ритуал был окончен, раненый гоблин уже мог нормально дышать, и даже сел, не до конца веря, что спасён, и разглядывая себя, будто увидел в первый раз.

Подоспевший Глава клана с телохранителями, ещё с отпечатком сна на физиономии, прояснив у одного из боевых шаманов ситуацию, тут же прояснился в лице и, пройдя между расступившимися в стороны бойцами к двум ночным гостям, подошёл к не шевелящемуся телу гоблина и склонился над ним. Вгляделся в его лицо, которое казалось будто спящим, и резко обернулся к выздоровевшему, указав на бездыханное тело мясистым зелёным пальцем:

– Это – наш Верховный боевой шаман, Гул-аль-Дук! Почему он в таком состоянии?! Что случилось?! Говори!

– Мы возвращались из Огрских земель, – чуть стушевался под таким напором гоблин, – Везли провизию в селение клана…

– Мне известно, что вы делали, – рыкнул на него вождь. – Ибо я сам распоряжался по поводу вашего отъезда! Говори по делу!

– Напали.

– Кто?!

– Мне неизвестно, – совсем вжал голову в плечи допрашиваемый, – Нападение произошло, как только солнце исчезло за горизонтом, их лиц или отличительных знаков мы не увидели. Всё произошло внезапно, когда мы ехали через Западные болота. Они перебили всех учеников и охранников, забрали провизию и оружие, угнали наших ящеров. Господин Гул-аль-Дук – единственный, кто держал оборону всё это время, от его рук погибла чуть ли не половина нападавших. Он спас мою жизнь.

– Если мой сильнейший боевой шаман мёртв, – проскрежетал сквозь клыки вождь, – То ты пожалеешь, что он это сделал. Син-аль-Ланг! – окликнул он целительницу, – Проверь состояние Гул-аль-Дука!

– Да, мой рагх, – прохрипела старуха и, кряхтя и опираясь на посох, протопала к телу шамана. Склонилась над ним и, положив руку тому на грудь, прикрыла глаза, затихнув. Вместе с ней поддержали ночную тишину и все собравшиеся. Нарушали её лишь периодические тяжёлые вздохи, да постоянное стрекотание насекомых, коих на болотах не счесть. Наконец, целительница открыла глаза и посмотрела на вождя, что сосредоточенно ждал её вердикта. – Жизнь теплится в его теле, но на последнем издыхании. Сначала я её даже не заметила. Он истратил слишком много душевных сил, больше, чем даже не следовало. Видимо, использовал все возможные стихии и массовые призывы.

– Так чего мы ждём! – Взвился глава клана. – Несите его в лазарет, и пусть твои ученицы дежурят у него день и ночь!

– Подожди, вождь. – Син-аль-Ланг перевела взгляд на излеченного гоблина. – Среди нападавших ты видел шаманов?

Тот призадумался на мгновение, а затем кивнул:

– Я видел всполохи духов в лесу. Да и как иначе объяснить, что наш вооружённый отряд был перебит меньше чем за минуту? Видимо, среди нападавших были сильные шаманы, рангом не ниже старших учеников.

Целительница кивнула:

– Значит, были. А уверен ты, мой Рагх, – бросила она тяжёлый взгляд на вождя. – Что один из тех шаманов не мог подловить момент, когда душа Гул-аль-Дука истощит запас своих сил, и не вселил в него чужую душу? Тогда, излечив его, мы получим самого настоящего голема, внешне и по повадкам ничем не отличающегося от прежнего хозяина тела, но ведомого одной лишь целью: вырезать нас под корень, например, пока мы спим, или пока наши воины на охоте.

Вождь стиснул ладони в кулак и молча смотрел на старуху. Знания сильнейшей целительницы клана были огромны, а годы, что она живёт на этой земле, подарили ей непостижимый жизненный опыт. Игнорировать её слова – глупо. Но что делать? Не резать же глотку главной силе твоего клана, пока его можно спасти? Узнай об этом враги из соседних кланов – не ровен час, приведут под стены войска. А враги любят объединяться, когда у них есть чем поживиться. Уже потом, при дележе добычи, они вспомнят, что враждуют с друг другом, и вновь польётся кровь, но к этому времени ему уже будет всё равно.

– Отнести его в лазарет и… связать, – наконец принял решение глава клана, – Если в нём действительно есть дух, то он покажется в течение суток. И тогда мы схватим его и излечим Гул-аль-Дука. Старуха, возьмёшь двух боевых шаманов… старших учеников. Поставишь сторожить его тело. Если что случится, пусть докладывают мне. А вы чего тут забыли?! – Вскинулся он на стражников. – Живо по своим местам! Ночь ещё не закончилась…

* * *

Кил-ин-Хак не мог отвести взгляда от не шевелящегося тела. Он настолько всмотрелся в него, что даже стал замечать, как периодически еле заметно вздымается и вновь опускается его грудная клетка, отчего почему-то становилось жутко.

– Да чего ты вылупился на него?! – Не выдержал, и всё-таки сорвался Лар-ин-Лин. – Боишься, что, одержимый злым духом, перегрызёт нам глотки? Дык мы его верёвками обмотали, словно дикого ящера во время приручения! Чего бояться?!

– Я и не боюсь. – ответил тот, не отводя взгляда от пребывающего в полумёртвом состоянии шамана. – Просто думаю о том, каким он был великим воином…

– Говоришь так, словно он уже сдох, – скривился Лар-ин-Лин и подал другу трубку. – На, затянись. Путничья трава. Очень помогает от нервов.

Кил-ин-Хак с благодарностью принял трубку и пригубил её, выпустив кольца желтоватого дыма. Затем расплылся в улыбке и затянулся ещё раз. Путничья трава была в большом ходу у племён гоблинов и росла во многих частях болот. Её использовали в медицине, чтобы притупить боль пациента, которому, к примеру, собираются зашивать рану, или, как точно выразился Лар-ин-Лин, в помощи от нервов. Конечно, она имела и побочные эффекты, слишком расслабляя мозг, вызывая периодические видения и дурные мысли, потому в больших дозах её потребляли редко, хотя в малых она использовалась всюду, даже в еде – так, для аппетита.

Оба гоблина, по очереди передавая друг другу трубку, расплылись в глупых улыбках, выдыхая приятный дым, который заполнил всё помещение. Никто не мог им этого запретить: хижина, которая была отведена под лазарет, пустовала, их клан уже давно не вёл открытых войн и даже большие стычки являлись редкостью. А простуду или головную боль можно вылечить и на дому – для этого у старой целительницы достаточно учениц, не гоже по таким пустякам занимать отведённые для тяжёлых случаев койки.

– Я вот думаю, – наморщил пологий лоб Лар-ин-Лин, после очередной затяжки возвращая трубку другу. – А если он всё-таки помрёт?

– Вполне вероятно, – пожал плечами Кил-ин-Хак, выпуская в воздух диковинные фигуры из дыма. – Ну так что ж, все мы смертны.

– Так это же какое тело пропадает! – Втянул широкими ноздрями выпущенное гоблином облако дыма Лар-ин-Лин.

– Ты это к чему?

– Ну, как? У него же великая магическая проводимость! Насколько помню, только он в нашем клане мог вызвать армаду духов и при этом не взорваться на кровавые ошмётки. Помню тот бой при Мрачных Топях – красота, завораживающее зрелище было!

– И что ты предлагаешь? – Вопросительно выгнул бровь Кил-ин-Хак.

– А почему нам не вселить в это тело другую душу? С телом-то всё в порядке, а оно у него, считай, и ценно. – Лар-ин-Лин аккуратно забрал из рук задумавшегося друга трубку и, затянувшись, стал ждать ответа.

Гоблин колебался:

– Никто не позволит нам проводить переселение души. Нужно разрешение главы, поиск донора…

– А кто говорит об этом мире? – Добил друга Лар-ин-Лин и, сняв с пояса котелок, покрутил им у него перед лицом. – Всё, что нужно, у нас уже есть, ритуал провести мы в состоянии, или не носить мне приставки «ин» в имени.

Кил-ин-Хак некоторое время задумчиво морщил лоб, пару раз пригубил Путничьей травы, а затем, вскочив, снял с пояса свой котелок и махнул лапой:

– Да пропади всё пропадом! Давай!

ГЛАВА 1 Смерть, или чем чреваты последствия

Если хочешь сделать что-то хорошо, то сначала обязательно подготовься к этому чему-то. Так и с самоубийством.

Обязательно нужно выбрать способ и день – вот две главные составляющие.

День я выбрал просто идеальный: отец уехал по работе на несколько дней, как раз вчера в квартире была генеральная уборка – шик и блеск, всё пройдёт красиво, без накладок…

Ещё раз проверил как закреплена верёвка и правильно ли сделан узел. Как выяснилось, соорудить личную, домашнюю «мини-виселицу» очень даже просто: вся информация дружелюбно предоставлена в интернете, бери да пользуйся. Многие комментаторы, заходившие на тот же сайт, просили прислать воспользовавшегося помощью видео, как у него всё прошло, очевидно не думая, что, болтаясь в петле, слить видео в интернет немного проблематично. Кто-то размышлял на тему того, что смерть в петле – фигня, намного круче пустить себе пулю в лоб.

Никто не пытался отговорить.

Почему петля? Ну, как, романтика… Во всех старых фильмах именно так: красивая, но грустная музыка, лицо разочаровавшегося крупным планом, затем падающий стул, несколько секунд хрипов – и безвольно повисшее тело. Всегда считал прыгающих с крыши – выпендрёжниками, а стреляющих в голову – эгоистами. Первых за то, что привлекают к себе слишком много внимания, в то время как смерть – дело личное и щекотливое, а вторых… вы когда-нибудь пытались оттереть кровь от стены или пола из-за порезанного пальца? А если вы вышибли себе мозги, и вся эта красота превратилась в гигантскую алую кляксу? Эгоисты, одним словом.

Я встал на стул и просунул голову в петлю. Нет, это не был секундный порыв отвергнутого, или крик ненависти миру. Просто разочарование. Миром. Жизнью. Продуманное и взвешенное решение. Я размышлял над этим не час, и даже не день, а в течение долгих недель. Ради чего жить? Зачем? Чтобы вставать в институт, целый день слушая нудные лекции и возвращаться домой только для того чтобы уснуть и на утро снова идти в ненавистный институт? А после? Работа, не менее скучная и непонятная, за которой я проведу остаток своей жизни, вряд ли более яркой и запоминающейся, чем та, что была у меня до этого. Девушка? Любовь? Это что, одна из тех расфуфыренных, много о себе думающих куриц, вздыхающих о нагламуренных педиках, более женоподобных, чем они? Впадающих в экстаз при виде новых туфель и считающих романтикой тысяча и одну розу в купе с машиной и поездкой за границу, а не нежные прикосновения, поцелуи и стихи?

Тогда, может, родители? Тоже нет. Мать – алкашка, которая бросила семью когда мне не исполнилось и десяти, отец – просто средство моего существования, который воспринимает меня как нечто вынужденное. Ну, родил – что ж, блин, надо содержать. На, бери деньги на карманные расходы, а я пошёл. И так всегда: не отец, а банкомат какой-то.

Этот мир – не для меня. Да, тупо, да, банально, но так оно и есть. Я отторгаю его, и он отвечает мне взаимностью, так зачем нам продолжать эту бессмысленную ссору? Я отступаю, поднимаю руки вверх и говорю «прощай».

Стул пошатнулся и рухнул на пол, и я, не ощущая боле под ногами опоры, повис в петле. Горло сдавило мёртвой хваткой, перехватило дыхание, стало очень и очень больно – казалось, что сосуды внутри готовы лопнуть. Руки инстинктивно, без моего на то желания, потянулись к верёвке, но не преуспели: освободиться было нельзя, узел я сделал на славу: жаль, не получится об этом рассказать на том сайте…

Я думал, что буду паниковать. Что испугаюсь. Что закричу, как в какой-нибудь мыльной опере, а вместо крика вырвется лишь протяжный хрип. Но ничего этого не было. Я умирал тихо, лишь чуть подёргиваясь от нехватки воздуха: прямо-таки примерный самоубийца – не хочу нервировать соседей.

Жизнь уже махала мне ручкой, прощаясь, но мне было не до неё. Меня обуревало смятение: где тьма, где туман, который должен застилать взгляд? Вместо всего этого комнату, наоборот, озарил яркий, бьющий в глаза свет. Боль вдруг куда-то испарилась, а тело как будто вспорхнуло ввысь. Петля более не сдавливала шею, дышать стало несравненно легко. Секунды удивления сменились на удовлетворение: так это и есть смерть? А что, мне нравится!

* * *

Свет куда-то испарился, а вместо него начала появляться какая-то картинка. Сначала мутная и далёкая, она стала приближаться, приобретать чёткие очертания и цвет. Затем постепенно возвратились ощущения. Я вдруг начал чувствовать руки, ноги, да вообще всё тело! При том что ощущения были какими-то… неправильными. Чужими, что ли. Зрение не хотело фокусироваться, представляя моему внимания кадр из чёрточек-пятен-цвета. Что за хрень? Так я что, не умер? Верёвка оборвалась, или всё-таки отец вернулся, в кои-то веки заглянул ко мне в комнату, не дозвавшись, и проявил родительское рвение?

Мои дальнейшие размышления на тему собственной участи прервала резкая головная боль, словно кто-то мощно приложился молотом по голове, перепутав её с наковальней, а затем в ушах раздался словно удаляющийся голос: «Уступаю его тебе…»

Голос растворился в гробовой тишине, а вместе с ним ушла и боль, ушли всякие мысли и переживания…

А затем я вдохнул воздух полной грудью.

И тут же произошло множество вещей: картинка перед глазами наконец превратилась в соломенную крышу, внутри всё обожгло от почему-то непривычного воздуха, по барабанным перепонкам ударили чьи-то голоса.

Превозмогая боль в затёкшей шее, я повернул голову вправо. Моему взору предстала зелёная, короткая ручонка с острыми когтями, которая была обмотана толстой верёвкой и привязана к чему-то вроде кровати, но довольно грубой, с соломой или чем-то по типу вместо матраса. И как это понимать? Что за чудовище тут вместе со мной? Я прошёлся взглядом по всей руке. Она принадлежала то ли карлику, то ли ребёнку, и, видимо, моё зрение до сих пор не пришло в норму, если она кажется мне зелёной. Крайняя степень дальтонизма, что ли?

Рука плавно перешла в плечевой сустав, а тот свою очередь в… – я чертовски сильно сжал голову в плечи, чтобы рассмотреть – в меня?!

Паника. Да, по-другому и не скажешь. Паника охватила меня с головой, и последнее, что сдерживало меня от нервного срыва – это неверие в происходящее. Да уж, как странно: на смерть мне было начхать, ибо всё продумывалось и планировалось, а как только столкнулся с чем-то неожиданным и непонятным – так сразу в истерику. Хотя, вряд ли участившееся дыхание и рыскающий в поисках объяснения взгляд можно назвать истерикой. Пока так, лёгкая истерия… Бр-р-р, чего-то я заболтался! Нервы, нервы…

Проверка второй руки не оправдала надежд: отличие её от первой было лишь в том, что она левая. А так, всё то же: то же детское сложение, тот же долбаный зелёный цвет, та же верёвка… Нагнувшись чуть вперёд – встать полностью мне не давали путы – оглядел себя в полной мере. Чего и стоило ожидать: ничего общего со своим прежним телом и в помине не было. Туловище крепкое, но немного полное: животик поднимается вверх-вниз при каждом дыхании. Коротенькие ножки с на странность большими пальцами, из которых, как и из рук, выглядывали острые когти, также были обмотаны верёвками, абсолютно не давая двигаться. Стараясь задушить начавшую вылезать наружу панику, осмотрел место, в котором нахожусь. Здание, конечно, по своему состоянию было похоже на отечественную больницу, но оным всё-таки далеко до того, что я увидел: стены сделаны то ли из веток, то ли с примесью какой-то грязи и камней, отчего вообще приходилось сомневаться в том, как долго может держаться такое сооружение. Пол – из грубо сколоченных и необработанных досок, в щели между которыми пробивалась какая-то охровых оттенков трава. Не без удивления обнаружил окружавшую мою «кровать» пентаграмму. Почему пентаграмму? Ну а как ещё назвать ровный круг, внутри которого я и находился, с кучей непонятных закорючек и схематических рисунков? Да ещё по обе стороны от меня внутри этой самой пентаграммы стоят котлы с непонятным варевом, от которых к потолку шёл лёгкий дымок, смешивающийся с густым жёлтым дымом, что заполнил всё помещение. Никакой системы безопасности, блин…

Созерцая неясные мне особенности интерьера, я наткнулся взглядом на двух существ, ютившихся у одной из стен, недалеко от меня. Не заметил их сначала из-за густого дыма, и… довольно маленького их роста. Сначала я даже принял их за детей, но, присмотревшись, понял, что, скорее, это были карлики, с большими, мясистыми носами, огромными острыми ушами с вставленным в них множеством серёжек, и маленькими, злыми, прожигающими насквозь глазками. Из-под одежды, представлявшей из себя плохо сшитые друг с другом куски шкур, да какие-то обрывки кожи с кучей всяких цепочек и амулетов, выглядывали крепкие, даже накачанные, руки, с потрескавшейся в некоторых местах зелёной кожей. Пальцы-сардельки одного сжимали в руке кинжал, нервно перебирая по его рукояти. Э-э-э, это что, сатанистский кружок какой-то?! Сейчас меня пустят на убой во славу какого-нибудь демона с рогами?! А что, всё, как надо: жертва есть, пентаграмма странная на полу – присутствует, да и в котелках явно не супчик сварен.

Мои мысли прервал грубый голос того, что держал кинжал, и немного неуверенный ответ второго. Похоже, именно их голоса я и слышал, когда очнулся. Только болтали они на каком-то непонятном для меня языке:

– Каррак лимар урруг-зан-урруг, гиадын лимар?

– Урруг-лин, зи-бар аккахин.

Мозг опять ударило молотом, заставив меня зажмуриться, а затем в голове словно что-то щёлкнуло, развернулось и заскрипело:

– Раггир занг-зан-урруг… думаешь, голем? – Спросил, недоверчиво косясь в мою сторону, тот, что держал кинжал.

– Вряд ли, – пожал плечами второй. – Тот бы сразу стал строить из себя Гул-аль-Дука, пытаться убедить освободить его. А этот – смотри, похоже, даже не понимает, где находится…

– Значит, у нас получилось? – Кажется, в его голосе послышались нотки радости.

– Можно проверить, – улыбнулся не самой многообещающей улыбкой второй карлик, и оба двинулись в мою сторону.

Кинжал в руке одного из них как минимум не внушал доверие, и в безнадёжной попытке освободиться я вновь забарахтался на ложе, напрягая до предела мышцы, но не смог добиться даже скрежета от верёвки: уж не знаю, из чего она сделана.

– Успокойся, хватит елозить, – спокойно произнёс один из карликов, спрятав оружие, а вместо него достав какую-то склянку с мутно-оранжевой жидкостью. – На, выпей. Успокоит нервы.

Я уставился на откупоренную склянку в его лапе (рукой такие несоразмерные по отношению к кисти пальцы с когтями у меня язык не поворачивался назвать) и протестующе зажал рот. У меня есть правило: не брать ничего от незнакомцев, а особенно от странного зелёного остроухого карлика с не шибко располагающей внешностью и очень напрягающей мутью в склянке!

Зеленокожий удручённо вздохнул и кивнул второму карлику. Тот всё понял без слов и, сжав мне челюсть пальцами, оттянул её вниз, тем самым открывая рот. На мои мычания и попытки вырваться он никак не отреагировал – его пальцы оказались на странность сильными для такой мелюзги. Муть из склянки полилась мне в рот, не видя на своём пути преград, и в считанные секунды была поглощена, после чего карлик наконец отпустил мою челюсть и отошёл в сторону, вытирая свою лапу об одежду: всё-таки часть жидкости расхлестало вокруг меня.

Чем меня напоили – непонятно. Ни на один из алкоголей похоже не было, да и даже будь похоже, я бы этого не понял, ибо никогда не выпивал. Но действенность напитка я ощутил почти сразу: голова словно стала легче, бурный поток мыслей успокоился, как и нервная дрожь по всему телу. Происходящее вокруг я стал воспринимать как само собой разумеющееся. Ну, карлики, ну, зелёные – с кем не бывает? По крайней мере, они уже не казались мне чем-то непонятным и опасным.

– Какой-то он… странный, – прокомментировал моё поведение один из зеленокожих.

А ты, блин, маленький уродец, сама обыкновенность!

– Погоди, Лар-ин-Лин, сейчас разберёмся.

Лар-ин-Лин? Это что у него, имя такое? Хрен знает, что оно означает, да и не слышал я его нигде: может, какое-то древнее наречие? Да какое, к чертям, наречие – чему я удивляюсь, именам?! Я с какого-то перепугу оказался в непонятной хибаре в непонятном мне теле, почему-то связанный, и в компании не самых приятных на свете существ. А я думаю об имени?! Видать, действительно, напиточек чудотворный действует…

Один из карликов склонился надо мной так, что его не хилый нос чуть ли не упирался в мой, и, сощурившись, словно стараясь просверлить взглядом, заговорил:

– Ты – воин?

– Не…

– Убивал хоть раз?

– Конечно!

– Уже что-то. Кого?

– Ну смотря в каких мирах. Если в «Героях меча и магии», то много кого: начиная от нежити и заканчивая гномами. В «Варкрафт» тоже не хило погонял: и эльфы, и орки, и нежить та же от меня получали. Но я больше не по стратегиям: мне ходилки по душе. Там то я развлекаюсь! И паладином, и рыцарем смерти, и друидом, и чернокнижником, и магом, само собой разумеющееся – и кем я только ни был! Монстров мочил – жуть!

Ох, что-то меня понесло… Уж не знаю, отчего – с перепугу, или с настойки. Но мои слова возымели какой-то эффект на одного из карликов – того, что держал мне, скотина, рот. Он поглядел на меня совсем иначе: с долей… уважения, что ли.

– Так ты путешествуешь по мирам?! Видимо, ты великий чародей… Только зачем мочить монстров? – Наморщил он лоб. – Они что, грязные были?

– Он издевается над нами! – Рыкнул второй зеленокожий, вперив в меня уничтожающий взгляд. – Я прочёл это по его ауре…

Собиравшийся было вырваться смех от издевательства над этими странными тварями погиб в зародыше. Что значит «прочёл по ауре»? Что-то вроде шмепкс-пекс-абра-кадабра? М-да, теория о неком культе приобретает чёткие очертания и большущие опасения. Кто же это, чёрт подери, такие?

– Так, значит, он не воин? – Удивлённо вскинул брови тугодум.

– Более того, – проскрипел одними зубами второй, продолжая сверлить меня взглядом. Того гляди, дырку в переносице проделает. – Мне кажется, он в жизни даже не встречался ни с кем опаснее мухи…

Сказав это, карлик отступил на два шага от кровати, разглядывая пол. А если быть точнее, то не сам пол, а нарисованные на нём знаки. С минуту размышляя, он наконец обратился к своему компаньону:

– Ты чертил круг здесь?

– Ну как бы… – замялся тот с ответом, ибо в голосе зеленокожего явно слышались нотки ненависти.

– Я так и знал!!! – Рыкнул карлик. – Смотри! Гляди! Да, сюда, давай! – Он в неплохом рывке схватил не знающего куда деться карлика, и чуть ли не ткнул его лицом в пол, как тыкают кота в его же отложения в тапке… – Вот здесь! Почему вместо руны «3» у тебя руна «6»?! Ты куда смотрел, рагхакк?! (Я абсолютно не понял, что значит последнее слово, но то, что это явно нечто непечатное – было ясно и по голосу карлика). Как можно было перепутать?! А тут?! – Он, схватив своего зеленокожего товарища за ухо, которое от такого напора стало ещё больше, хотя, казалось, дальше некуда, потащил его к котелкам. – Ну это уже совсем ни в какие ворота! – Не на шутку рассердился карапуз. – Почему у дыма такой оттенок?! Сколько костей крысы ты кинул в котёл?!

– Пять…

– Конченный рагхакк, – вздохнул карлик, закатывая глаза и словно обращаясь к богу: «Ну за что, всевышний?!». – Ты должен был бросить семь, СЕМЬ костей! Куда катится мироздание…

Схватившись за голову, он ухнул пятой точкой на пол, не отрывая взгляда обезумевших глаз от чего-то, что разглядел только он в щели пола, и начал бормотать:

– Вождь нас убьёт, убьёт… И отдаст наши головы боевым шаманам, для украшения.

– Чего это он нас убьёт то?! – Запротестовал держащийся за изменившее цвет ухо зеленокожий.

– А ты сам подумай, кретин! – О, кретин – это уже нормально, это по-нашему. А то рагхакки какие-то… – Мы формулу круга нарушили, жертву духам не в том размере принесли! Нам досталась душа не доблестного героя, или кровожадного убийцы, а этого… юмориста! – Тут он обличительно тыкнул своим когтистым пальцем в мою сторону.

Круг? Жертвы? Досталась душа? Блин, вроде бы и говорят по-нашему, а разобрать всё равно ничего не могу. В голове какой-то бардак, а эффект от той странной жидкости, что ударила мне в голову, похоже, начал отчаливать, уступая место панике. Всё стало возвращаться на круги своя: где я, почему я вообще здесь, кто эти твари, млин?!

– Пшли, – рыкнул карлик, придя в себя и поднявшись с пола, – Доложим обо всём вождю. И молись, чтобы он нас просто изгнал…

Они оба с обречёнными физиономиями утопали вон из помещения, оставив меня один на один с самим собой, разумеется, и не думая отвязывать.

Ну, что ж, представление окончено, занавес падает, зрители рукоплещут. А если серьёзно, то надо о кое-чём поразмыслить.

Я прикрыл глаза, постаравшись сосредоточиться. Прочь панику, прочь сомнения. Будем довольствоваться тем, что имеем, и делать то, что умеем, а именно – думать. Я умер – это однозначно. Иначе бы меня сейчас откачивали в моей комнате, а не допрашивали в какой-то халупе. Тогда где я? Если это рай, то я, мягко говоря, не в восторге: мне ангелов подавай, да прекрасных благоухающих девиц с различными яствами на золотых подносах. А если ад, то можно было что-то и поэпичнее придумать. Хотя, пролежи я в этих натирающих руки и ноги верёвках вечность… Нет, про ад забудем, а вспомним наконец то, что я, чёрт возьми, атеист, и в небесные, и уж тем более подземные сущности как-то не особо верю. Реинкарнация? Ближе к истине, думаю. Хотя, верующий человек бы, наверное, повертел пальцем у виска и сказал, что это так же возможно, как и существование бога. А если я отвергаю его, то почему принимаю переселение душ?