Текст книги "Мне отмщение (СИ)"

Автор книги: Грэйдо Эстель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

После утренних упражнений королю подавали завтрак в покои. Это тоже было вопреки сайндскому придворному этикету: короли и королевы всегда завтракали публично, в присутствии придворных и гостей (обедали и ужинали тоже в присутствии придворных, но уже без простонародья). Попасть на королевские завтраки простым гостем мог любой подданный, достаточно было подать прошение об этом загодя. Всем гостям королевских завтраков дарили небольшие подарки. Стол накрывали всегда в большом внутреннем дворе, под навесом, неважно, в какую погоду. Монарх выходил к столу через королевский выход, садился и вкушал пищу, а все остальные благоговейно за этим наблюдали. В первый же день своего царствования Морган, знавший об этом обычае, объявил, что "король не скоморох и на потеху публике выставляться не будет", и велел подавать завтрак в его покои. Потом поинтересовался, сколько в столице нищих. Придворные, и без того напуганные и ошеломленные всеми предшествовавшими событиями, не смогли ответить на этот вопрос, что вызвало у короля приступ сдержанного, но очень явного гнева, выразившегося в том, что в зале существенно похолодало, а всё металлическое покрылось инеем. Все сразу поняли, что пресловутую раэтскую ярость и правда лучше не пробуждать, тем более у раэта с такими сильными талантами к магии. И к вечеру Морган получил подробный доклад об имущественном положении жителей столицы. Расторопного третьего младшего королевского писаря (совершенно ничтожная должность) он за это назначил начальником учетной палаты, ведавшей переписью населения, отправив в отставку предыдущего чиновника. А изучив доклад, велел по утрам каждого пятого дня раздавать нищим королевскую милостыню – вместо публичных королевских завтраков. Сайнды так и не поняли, как одно заменяет другое, но гневить короля никто не хотел, мало ли что этому сумасшедшему полураэту еще в голову взбредет. И с тех пор король завтракал вместе с Амнэр, иногда к завтраку приглашали кого-нибудь из раэтов или тех Сайндарикарил, кто с самого начала зарекомендовал себя полезными и нужными. Вот и этим утром Амнэр, увидев, что медитация закончилась, слезла с подоконника и прошла в свою купальню, где ее уже ожидали слуги. Сегодня ей приготовили вместо ажурных сандалий закрытые туфли из алого сафьяна, украшенные золотым шитьем, да и платье было не белым, а красным с золотой вышивкой, из прозрачной и тонкой ткани, с длинными рукавами и высоким воротником. Впрочем, ткань была так тонка, что это платье всё равно почти ничего не скрывало. Ее уже перестала смущать собственная нагота. Перестали бросать в дрожь темные, обжигающие взгляды раэтов и презрение в глазах сайндов. Всё это была шелуха, и она облетела с Амнэр, как полова с зерна после обмолота. Она научилась смотреть на окружающих сайндов так, словно их не было, а на раэтов – как королева. И сайнды в бессильной злости сжимали челюсти, а раэты почтительно отводили взгляды.

Сегодня за завтраком присутствовали Левдес, лорд Кодин Кэйре и Кайелис, верховная жрица. Когда вошла Амнэр, лорд Кодин посмотрел на нее, коснувшись нитей силы, и Амнэр не стала закрываться от него. Когда он увидел в ней огонек еще одной жизни, очень помрачнел. Видимо, уже успел утром посмотреть на свою дочь и разочароваться. Амнэр склонила голову:

– Доброе утро, самнэа Кайелис. Доброе утро, мой король. Доброе утро, лорд Кодин.

Кайелис в ответ чуть кивнула, поджав губы. Присутствие за столом падшей жрицы ей не нравилось, но поскольку они сидели не рядом, у Кайелис не было повода проявить недовольство и сослаться на неуважение к себе. Амнэр села рядом с Морганом, по левую руку. Подняла голову и посмотрела прямо на жрицу. Прямо в глаза, бросив ей тонкую ниточку силы. Та не хотела, не желала касаться падшей даже так, но сейчас Амнэр застала ее врасплох, и жрица увидела то же, что и Кодин. Глаза ее расширились в смятении. Амнэр улыбнулась одними уголками губ, склонив голову. Да. Похоже, Морган и в этот раз перехитрил Сайндарикарил, формально оставшись в рамках обязательств. Амнэр это понравилось. Она уже раз помогла ему – тогда, в памятный день поединка с Тианной. У Амнэр были к Тианне свои счета, и она предъявила их. Потом решила остаться с ним, чтобы увидеть, чем кончится его путь. Вчера... согласившись (впрочем, и отказаться не могла) стать матерью наследника, решила, что это даст ей оружие против него. Сейчас... сейчас она ясно поняла, что ей нравится замысел Моргана в той части, что касалась Сайндарикарила.

Вошли слуги и принялись расставлять по столу блюда. Перед королем поставили чашку пропаренных зерен водяной пшеницы и блюдо с тушенными в овощах узкими полосками оленины, узкогорлый высокий бронзовый оккинсетский кувшин с горячим отваром фассаны, то же – перед Левдесом. Жрице подали печеные земляные яблоки с оливковым маслом, пресный пирог с ревенем и воду, а лорду Кодину – куропаток на вертеле, рубленые листья салата и вино. Амнэр получила почти то же, что и Кайелис, но ей также подали звено печеной осетрины, а вместо воды подали сейдир с молоком. Сегодня был пост, но она уже давно свободна от соблюдения правил, и потому, вооружившись вилкой, принялась за еду.

– Мой король, – осторожно сказал лорд Кодин. – Позволено ли мне будет спросить...

– О дочери? – перебил его Морган. – Это же твоя дочь, Кодин. Это же ты велел ей добиться моего внимания и пойти на мое ложе, если я ее велю туда привести. А теперь ты спрашиваешь позволения спросить о ней... хотя мне уже доложили, что ты ждал ее чуть ли не у выхода из дворца.

Лорд стиснул зубы, на щеках у него заалел румянец. Морган смотрел на него из-под полуопущенных ресниц. Наконец, Кодин совладал с собой и тихо спросил:

– Каким будет твое решение, мой король?

– Ты хочешь, чтобы я решил судьбу твоей дочери? Но зачем? Она вольна жить как ей хочется. Или ты хочешь сказать, что сайндские лорды побрезгуют лечь на ложе с той, кого касался я?

На Кодина жалко было смотреть. Но Амнэр смотрела. Спокойно, не отрывая взгляда, ничего не выражающего. Морган – она знала – сейчас испытывает глубокое удовлетворение этим унижением одного из знатнейших членов Сайндарикарила. Но внешне король этого никак не показывал. И даже не входил в Сайндарикарил. Пока происходящее в этой комнате не выходило за ее пределы.

– Мой король... я... смею надеяться, что ты не оставишь леди Левейю без награды... за ее службу.

Кайелис встревожено посмотрела на короля, Амнэр почуяла ее напряжение. Жрица испугалась, что король впадет в ярость. Но Морган, во-первых, контролировал себя куда лучше, чем думали многие, и, во-вторых, уже давно принял решение. Амнэр это знала, но не знали остальные. И сейчас она искренне наслаждалась всем этим букетом витавших в комнате переживаний, хоть и не показывала этого по примеру Моргана.

– Хм, награду она, несомненно, заслужила. Столь изысканные услуги высоко ценятся... Чем бы мне вознаградить леди Левейю? – Морган задумчиво скользнул взглядом по Кодину, Кайелис, Амнэр. – О, да. Конечно.

Он постучал по подлокотнику кресла, и в комнату вошел слуга-элик со шкатулкой в руках, которую поставил перед королем с поклоном. Морган шкатулку открывать не стал, только легонько постучал по ней пальцами, потом обратился к Амнэр:

– Эта рубиновая диадема, моя леди, тебе не к лицу. Сними-ка ее.

Слуга подошел к Амнэр, держа серебряный поднос. Амнэр, не меняя выражения лица, расстегнула тяжелую диадему раэтской работы: крупные рубины, соединенные золотыми змейками, – и положила его на поднос.

– Леди Левейя куда больше достойна носить эти рубины, они отлично подойдут к ее золотым косам.

Элик поставил поднос с диадемой перед Кодином, побелевшим до такой степени, что даже, кажется, мраморная стена за его спиной потемнела. Морган же вдруг вошел в Сайндарикарил, да так резко, что все сайнды в комнате вздрогнули от неожиданности. А он открыл шкатулку и достал из нее гроздь солнечного света, окаймленную брызгами яркого огня, встал с кресла, подошел к Амнэр и собственноручно застегнул на ней украшение невероятной красоты. Прозрачные, желтоватые и красноватые крупные бриллианты, укрепленные на золотой тонкой сетке, россыпью накрыли голову и плечи Амнэр. Она узнала украшение и не поверила глазам. Даже коснулась рукой одной из подвесок, спустившихся ручейком огня и света на ее плечи. Подняла глаза на жрицу и Кодина – и поняла, что они тоже узнали.

Лорд Кодин судорожно стиснул скатерть, ненавидяще глядя на золото и рубины на подносе перед ним. Кайелис растерянно смотрела на Амнэр, и мысли ее были смятенны.

– Как... откуда... откуда ты взял Солнечный Дождь... – прошептала она.

Морган сел на место, погладил навершие Правого Близнеца:

– О, вас всех, конечно, занимал вопрос, куда делась личная коронационная диадема Авэлор. Это ведь, хоть и не корона, но само по себе большое сокровище. Но мать, спасая меня, поручила верным слугам унести из Сайнда вместе со мной и Серп Луны, и Солнечный Дождь. Не хотела, чтобы эти чудесные бриллианты носила ее младшая завистливая сестрица. Что ж. Теперь их будет носить мать моего наследника. А Левейя получит диадему из оккинсетских сокровищ... и вполне достойного супруга. Раз уж никто из сайндских лордов не захочет лечь с той, что побывала в моей постели, то придется это сделать раэту. Левдес, как ты думаешь, подойдет ли тебе в жены леди Левейя?

Левдес склонил голову, но Амнэр успела заметить торжествующий блеск его желтых глаз.

– Мин гара, твоя милость радует мое сердце. Я благодарен тебе. Лорд Кодин, слово раэта – ваша дочь будет окружена почетом и уважением, достойным ее происхождения.

Кодин только молча кивнул, не в силах что-либо сказать.

"И никто не спросил согласия Левейи", – с легким сожалением подумала Амнэр. – "Впрочем, она утратила право на отказ, когда согласилась с приказом отца лечь в королевскую постель".

Завтрак закончился в полной тишине. Кодин ковырял еду, но ничего не ел – да и не удивительно. Кайелис тоже больше не притронулась к еде, но жрицу занимали совсем другие мысли. В ее глазах Амнэр, едва на нее легла диадема Авэлор, перестала быть падшей жрицей, и превратилась в консорт-принцессу. А к консорт-принцессе отношение уже совсем другое... К тому же жрица не могла не учесть, что и здесь Морган не нарушил клятвы – ведь Амнэр была из Сайндарикарил, да еще и из королевского рода. Что до ее обетов... Кайелис припомнила случаи из прошлого, когда короли или королевы выбирали себе спутников жизни из жреческой среды. И делалось это именно так – избраннику (или избраннице) вручали предмет, освященный королевской властью, как правило, украшение, принадлежавшее прежним королям или королевам. Знал ли Морган об этих случаях? Или действовал наугад? Кто знает...

Когда Амнэр и Морган остались одни, она, осторожно коснувшись подвески, словно желая убедиться, что диадема никуда не исчезла, сказала:

– Зачем?

– Потому что я так захотел, – Морган поправил на ней украшение, провел рукой по груди, лаская ее сквозь тонкую ткань:

– Разве плохо получилось?

– Кодин... и его друзья... они не забудут этого. Пусть их всех связывает клятва, но есть пути ее обойти, и они их найдут, – Амнэр сама не знала, зачем предупреждает его об этом.

– Не сомневаюсь. Но мы, раэты, любим остроту жизни. Посмотрим. Моя битва с Сайндарикарилом будет жесткой. Это хорошо – когда знаешь, каким путем идти.

Амнэр помолчала. Они уже оба вышли из Сайндарикарила. Там сейчас лорды и леди вовсю обсуждали случившееся. Они и до того ненавидели нового короля – по крайней мере, большинство из них. Но теперь, после причиненного им в лице Кодина и Левейи унижения...

– Мой король, унизив Кодина, ты поступил неверно. С него было бы довольно и того, что Левейя не стала матерью наследника. Но диадема... которую ты отдал как плату за услуги шлюхи... Лучше бы ты его убил прямо там, за столом. По крайней мере это бы списали на раэтское безумие. А теперь Кодин и другие будут искать возможности отомстить, и я не удивлюсь, если даже ценой собственной жизни за нарушение клятвы.

– О, ты, кажется, принимаешь мою сторону, Амнэр? – сощурился Морган. Амнэр спокойно сказала:

– Сейчас у меня нет выбора. Ты не оставил мне выбора, засеяв мое лоно. Но я ничего не забыла, и ничего не простила. А у нас, сайндов, очень хорошая память.

– Я это знаю, – он пристально посмотрел ей в лицо. Амнэр не отвела взгляда. – Твоя месть, моя леди, когда-нибудь свершится. Мне это понятно и близко. Месть у нас, у раэтов – важный инструмент справедливости, как мы ее понимаем. Так что ты в своем праве, все же я лишил тебя твоей прежней жизни и обошелся с тобой жестоко. И готов к отплате. Я это признаю, как видишь.

– Но не сожалеешь, – отметила она.

– Раэты никогда не сожалеют о своих поступках, это бессмысленно. Что свершилось, того не исправить и не изменить. Мы просто учитываем это, принимая дальнейшие решения.

– Значит, ты готов когда-нибудь ответить за всё, что ты делаешь?

– А разве я бы сплел эту страшную древнюю клятву, если бы думал иначе? – он снова поправил на ней бриллианты диадемы, переложил ее янтарные косы на грудь. – Я не боюсь мести Кодина и других. Я ее жду и жажду.

Она смотрела в его глаза, и видела – искренен. Раэтское ли это безумие? Или практичный сайндский расчет? Амнэр не знала.

– Ты хочешь уничтожить Сайндарикарил? – она высвободилась из его рук и отошла к окну. Солнце тут же заиграло на всех бриллиантах диадемы. – Но Сайндарикарил нужен Сайнду. Он был создан очень давно и...

– И перестал выполнять свою первоначальную роль, – Морган прошелся по комнате, ступая мягко, как кот. – Вместо того, чтобы служить королю и Сайнду, Сайндарикарил стали служить себе. Сосредоточили магию в своих руках, веками вовлекая всех, способных к ней, в Сайндарикарил, и делая их жрецами, обреченными на безбрачие... Сайндская магия могла бы стать для нас, для раэтов и сайндов, путем объединения. В Раэтане... в Раэтане все, кто способен к магии – ходят по краю безумия. Такова особенность нашей силы. Поэтому магия для нас – это опасный путь избранных Майринтой. Я исключение, потому что полукровка. Милостью богов мне дарованы оба пути, и я научился удерживать равновесие между ними. Не этого ли хотела моя мать? Родить наследника, способного противостоять Сайндарикарилу.

– Одной клятвой, пусть даже страшной и древней, ты не сможешь удержать лордов, если они решат бросить всё на кон и обрушить на тебя всю мощь Сайндарикарила, – Амнэр снова невольно коснулась диадемы. Ей было страшно. Морган, сделав ее консорт-принцессой, втянул ее в свою опасную игру. До этого она была всего лишь наложница, королевская шлюха, на которую лорды Сайндарикарила смотрели как на пустое место. А теперь... "Но это тоже мой путь. Я так решила. Я хочу увидеть конец твоего пути, мой король. Пусть даже это будет и мой конец тоже".

– Пусть обрушат, – улыбнулся Морган, показав клыки. – Пусть бросят всё на кон. Хоть раз в своей жизни примут решение и ответят за него.

Несмотря на королевскую диадему, объявлять Амнэр консорт-принцессой не спешили. Для Моргана, видимо, было пока достаточно того, что об этом знали лорды и леди Сайндарикарил. Сама Амнэр с того дня диадему больше не надевала, а он и не требовал. Сокровище хранилось в ее покоях в той самой шкатулке, в которой Морган его привез в Сайнд. Но все же кое-что в ее положении изменилось, и проявилось в одежде. Теперь ее одевали в облегающие платья из красивой, тонкой, но все же не прозрачной ткани. Вырезы на этих платьях были, конечно, слишком глубоки по мнению сайндов, а покрой слишком вызывающ, но Амнэр была довольна. Эта одежда, по крайней мере, ей нравилась, в отличие от предыдущей. И цвет. Платья были разных оттенков красного, а ей этот цвет, почему-то нелюбимый сайндами, всегда нравился. Знатные сайнды вообще избегали ярких цветов в одежде, это считалось нескромным и грубым, как и обилие украшений. Раэты, наоборот, предпочитали одежду поярче и украшений побольше.

На четвертый день, утром, когда она вышла из купальни, Шака принесла ей на серебряном подносе записку, запечатанную зеленым воском.

– Госпожа, передали тебе.

– Кто?

– Слуга из дома Кэйре.

Амнэр развернула письмецо. Пробежала строчки и задумалась. Потом скомкала письмо, бросила в камин, где уже по утрам разжигали огонь. Сказала Шаке:

– Я пойду на прогулку, в Цветочный двор. Сопровождать не нужно.

Цветочный двор – один из многочисленных внутренних дворов дворца, большой, усаженный розовыми, сиреневыми и жасминовыми кустами, с клумбами, где росли редкие цветы. В это время года там цвели поздние розы, а на клумбах – всевозможные бархатцы и астры. Во дворе имелись укромные местечки – беседки, сплетенные из розовых ветвей или декоративного винограда. В одной из них и была назначена встреча, которой, надо признать, Амнэр ожидала. Она села на резную скамью, расправила подол платья, и стала ждать. Ждать пришлось недолго – спустя несколько минут в беседке появилась Левейя, в белом платье и серой накидке с капюшоном. Она вошла в беседку, остановилась, увидев Амнэр, огляделась, и села на скамью напротив.

– Ты хотела встретиться со мной, леди Левейя, – Амнэр решила первой заговорить, чтобы сразу обозначить манеру речи. Чтобы у Левейи не было соблазна начать с оскорблений. Не то чтобы эти оскорбления или невежливая речь могли бы сейчас как-то по-настоящему обидеть Амнэр, но все же не хотелось их выслушивать. Поэтому Амнэр выбрала обычную манеру, без особой вежливости, но и без оскорблений.

– Да, хотела... леди Амнэр, – видно было, что Левейе трудно заставить себя говорить с Амнэр как с равной.

– Я удивлена. Что за дело может быть у леди Левейи из дома Кэйре ко мне?

– Не думай, будто я считаю... считаю тебя шлюхой, – выдавила из себя Левейя. – Я... не имею права так думать о тебе, потому что я ничем не лучше. Даже хуже. Тебя заставили, а я добровольно... и получила взамен только паршивую раэтанскую диадему и этого раэтского варвара в мужья... а ты – мать наследника.

– Пока еще не мать, – Амнэр дотронулась до нити силы, ведущей к Левейе, но заглядывать в нее не стала. Не была уверена, что этого не почуют другие в Сайндарикариле. Касалась легонько, только чтобы убедиться, что Левейя сейчас не в Сайндарикариле и искренна. Хотя Левейя не была посвященной, но по рождению она считалась членом Сайндарикарила.

– А что касается того, что меня заставили... скажи, леди Левейя, ты могла отказаться? Или нет?

Левейя отвернулась, прикусила губу. Качнула головой:

– Отец... и другие... говорили, что раз он сковал нас клятвой Крови и Верности, то... мы должны сделать так, чтобы его дети были рождены женщинами из потомственных Сайдарикарил. Конечно, они хотели бы, чтобы это были женщины королевского рода. Но почти все они стали жрицами, а все трое ближайших наследниц Тианны умерли, не пожелав принимать клятву. О тебе же никто и не подумал.

– А что же Лаэдин, Сассе и Велэр? Неужели им не предлагали? – Амнэр разгладила складку на подоле. – Они не жрицы, но тоже королевской крови.

– Они отказались... а мы... Каэссина, Теллия, Сейда, я... не смогли. Не знаю, что сказали им, а мне отец велел выбрать между... этим и посвящением в жрицы.

– Странно, что ты отказалась стать жрицей. Разве это позорно или недостойно?

– Нет-нет... но это... не для меня. Я решила попытаться стать матерью наследника.

– Неужели ты не подумала, что будет, если твоя попытка провалится? Пример Сейды, Каэссины и Теллии не показал тебе, что Морган способен управлять своим телом не хуже вас? И даже лучше, учитывая результат. Ты думаешь, я не пыталась противостоять ему? Ни сейчас, ни тогда, впервые... Но он сделал, как хотел.

Левейя снова закусила губу, да так, что выступила кровь. Опустила глаза. Амнэр ждала продолжения.

– Наверное... я просто не хотела об этом думать. Отец сказал – я должна, ради блага Сайндарикарила.

– Вот как. Сайндарикарила – не Сайнда, – Амнэр горько улыбнулась. Левейя кивнула:

– Да. А когда он узнал, что я... пуста, рассердился и сказал, что лучше бы я сделалась жрицей. И что еще не поздно, потому что никто из лордов не захочет прикоснуться ко мне.

Амнэр потянула за нить, ведущую к ней, и вошла в ее разум. Левейя вздрогнула, почувствовав ее, но не стала сопротивляться. Амнэр сомневалась, что смогла бы – все же Левейя даже не была посвященной, а Амнэр – жрица, хоть и бывшая.

Внутри было сумрачно и печально. Горчайшее сожаление, жестокое разочарование. Глубокое отчаяние.

Амнэр вышла.

– И зачем ты пожелала встретиться со мной?

– Сама не знаю, – Левейя подняла глаза. – Но сейчас... я чувствую, что должна просить у тебя прощения – за то, что презирала тебя. Сейчас я сама достойна куда большего презрения, чем ты, потому что у тебя выбора не было, а у меня был.

Она не сказала всего, что хотела. Видимо, боялась даже в мыслях это выразить, но Амнэр поняла. Кивнула:

– Спасибо, Левейя. А что до твоей судьбы – уж не знаю, послужит ли это тебе хоть каким-то утешением, но стать женой Левдеса – не самая плохая участь. Он, конечно, настоящий раэт, во всех смыслах, но ты для него – дар от короля, и он действительно будет с тобой обращаться с уважением и почтительностью, как и обещал твоему отцу. И насколько я знаю раэтские обычаи, законная жена из знатного дома – это совсем не то же самое, что наложница-пленница.

– Это так, но мне придется... придется лечь с ним. А это же настоящий раэт, не то что полукровка Морган. Говорят, они... жестоки и необузданны в страсти... Впрочем, отказаться я тоже не могу. Я сама на всё это согласилась, придется теперь тянуть этот груз... Спасибо, Амнэр, за то, что сочувствуешь мне, хотя я не заслуживаю твоего сочувствия.

Левейя ушла. Амнэр некоторое время сидела в беседке, размышляя. Леди из дома Кэйре не сказала всего, что могла сказать. Боялась, что ее услышит кто-то из Сайндарикарил? Или, что вероятнее – их подслушивали слуги-сайнды? Возможно. Даже более чем. Но она пустила Амнэр к себе в разум, и позволила увидеть многое. Сознательно или случайно? Впрочем, это не имеет значения. Всё равно Амнэр ничего не может предпринять. Только ждать и наблюдать.

Ждать пришлось совсем недолго, лишь несколько дней.

Противостояние

Когда-то давно, когда Сайндарикарил набрал силу, его лорды позаботились о том, чтобы у них было место, где можно скрыться от проникновения извне. Место это было в столице, во Дворе Сайндарикарила – старинном, небольшом, но очень роскошном здании, где проводили ритуал посвящения в Сайндарикарил. Выглядел двор... как двор. Мраморная площадка, огражденная колоннами, покрытыми изящной резьбой и золотой инкрустацией, с купольной крышей из стеклянной черепицы. Всё просматривается извне... но под этим двором есть подземный зал, куда можно пройти из других мест. Там в давние времена могучей магией были зачарованы стены так, чтобы никто из Сайндарикарил не мог войти в разум тех, кто был внутри этого зала. И никто из этого зала не мог выйти по нитям силы наружу. Это место использовалось для разных целей... и часто для таких, о которых всем в Сайндарикарил знать не следовало.

Сегодня здесь собрались, однако, большая часть Сайндарикарил. Не хватало Дарионской ветви, короля, верховной жрицы и нескольких других священнослужителей.

Не все лорды и леди знали, зачем они здесь. Далеко не все. Лорд Соэрас, оглядев собрание, поинтересовался:

– Лорд Кодин, ты нас пригласил, но... ты не сказал никому из нас, что приглашаешь остальных.

– Это было ни к чему, – отозвался Кодин, мрачный и злой. Соэрас внимательнее пригляделся к нему:

– Если бы я знал об этом, я бы не согласился прийти. Вы собрались втайне даже от верховной жрицы. Это неправильно.

– Кайелис нельзя верить. Если бы она узнала, что я собираю Сайндарикарил здесь, она бы донесла Моргану, – Кодин нервно прошелся по залу, мимо стоящих полукругом лордов и леди.

– Почему ты так думаешь? – леди Наоль задумчиво потеребила край своей накидки.

– Потому что она видела, как меня оскорбляет этот... полураэт, но ей было всё равно. Он же король.

Последнюю фразу Кодин произнес с непередаваемым отвращением. Остальные лорды зашумели, переговариваясь. Могли бы говорить мыслеречью, но здесь это хоть и было возможно, но вызывало неприятные ощущения.

– Он связал нас древней клятвой, мы не можем идти против него, – сказал кто-то. – Пока он не сделал ничего во вред Сайнду, клятва будет его хранить.

– Он оскорбляет и унижает древние семьи!!! Он посмел назвать мою дочь шлюхой! Посмел поставить ее ниже, чем эту свою... подстилку! – взъярился Кодин. Соэрас не выдержал:

– Лорд Кодин, прошу прощения, но хочу напомнить, что леди Амнэр не по своей воле стала наложницей короля. Называть ее подстилкой никто из нас не вправе. И потом, ты сам приказал леди Левейе сделать всё, чтобы король велел ей прийти к себе в спальню. А теперь злишься, что матерью наследника станет не она. Твои личные обиды, лорд Кодин, – это твои личные обиды. Мы-то тут причем?

Лорд Кодин взорвался:

– Ты... ты, предатель, низкородная сволочь!!! Ты готов лизать пятки этому выродку, о да, ведь он приблизил тебя и сделал советником, а нам, потомкам древнейших родов, выказывает пренебрежение, оскорбляет нас.

– Тише, лорд Кодин, – леди Фойла положила ему руку на плечо. – Мы не для того собрались здесь, чтобы предаваться бессильной ярости и поливать друг друга оскорблениями.

– Твою дочь он не уравнял со шлюхой! – Кодин дернул плечом, сбрасывая ее руку.

– Может быть, потому что я не настолько недальновидна, чтобы приказывать своей дочери идти в королевскую спальню? – спокойно ответила леди Фойла. – Неужели ты даже не допускал возможность неудачи? Странно, раньше ты не был таким... неосмотрительным. Пример других леди, потерпевших поражение на этом поле, тебе ничего не сказал?

– И ты туда же, – взъярился Кодин. – Неужели ты, Фойла из рода Дарсанна, смирилась с тем, что на троне теперь сидит эта полураэтская тварь и унижает всех нас?

Фойла пожала плечами:

– Королю не обязательно быть приятным и нравиться всем нам. Главное, чтобы он был хорошим королем для Сайнда. А он пока что показал себя в этом с лучшей стороны – если не считать нескольких весьма сомнительных выходок и указов, но в целом народ им доволен.

– Народ! – фыркнул лорд Пинней. – Что народ! Черни достаточно, чтобы налогами не давили. Чернь любого полюбит, кто ей послабление в этом даст. Подумать только, отменил королевские публичные завтраки и вместо этого стал раздавать еду и милостыню, и эти неблагодарные твари тут же простили ему и убийство Тианны, и нарушение обычаев, и захват Дариона, и осквернение жрицы... А то, что этот раэтский выродок унижает нас, основу основ Сайнда – им плевать.

Фойла покачала головой и отошла в сторону, к Соэрасу. Они переглянулись, но ничего не сказали. Соэрас среди Сайндарикарил считался низкорожденным, ведь он был потомком военной аристократии, и дар к силе у него обнаружился в зрелом возрасте, когда у него уже был старший ребенок. Потому он стал членом Сайндарикарила, но счастливо избежал участи бездетного жреца, теперь его дети, рожденные после посвящения, тоже считались высшей аристократией. Однако другие Сайндарикарил смотрели на него свысока, а некоторые – и с презрением, как Кодин и Пинней. Фойла, несмотря на принадлежность к древнему роду, входящему в Сайндарикарил уже тысячу лет, была одной из немногих, кто относился к вошедшим извне с уважением.

Соэрас оглядел присутствующих, очень осторожно коснулся нити силы, ведущей к Фойле: "Миледи... как думаешь, не стоит ли нам покинуть это место?". Фойла ответила: "Стоит, но еще рано".

Между тем собравшиеся переговаривались тихо, и их голоса сливались в негромкий гул, как будто где-то неподалеку клубился пчелиный рой. Слова Кодина многих задели за живое – ибо много кто из Сайндарикарил чувствовал себя уязвленным. Наконец, леди Наоль выразила общую мысль:

– Но что же нам делать? Клятва связывает нас.

Кодин снова фыркнул, нервно зашагал по залу, выплевывая слова:

– Клятва! Клятва убьет любого, кто пойдет против короля. Но он в тщеславии своем распространил клятву и на своих потомков. И на королевский род Сайнда! Если клятва потребует, чтобы для блага Сайнда король умер – король должен будет выполнить клятву!!! Так вот я считаю, что Морган на троне – это не благо для Сайнда. Морган на троне – это вред Сайнду!

Все замерли – видимо, ждали, поразит ли Кодина наказание, предусмотренное клятвой. Но, видимо, Кодин был не так уж и неправ, или, по крайней мере, был убежден, что прав... Или клятва действовала лишь тогда, когда король касался нитей силы, ведущих к Сайндарикарил, и знал, что клятва нарушена... по крайней мере, Кодин пока что оставался цел и невредим. А может, просто здесь клятва не действовала. Недаром это место было особенным... возможно, оно было создано в давние времена именно для того, чтобы обойти клятву.

Эти догадки подтвердила леди Севея, самая старшая по возрасту среди присутствующих. Старость во внешности сайндов проявлялась только блеклостью облика – и глаза, и волосы становились слишком светлыми. У леди Севеи волосы были белыми, как снег, а глаза – прозрачно-голубоватые, как лед. Она заговорила тихим голосом, и все остальные мгновенно замолчали, слушая ее.

– Большинство из нас согласны с тобой, лорд Кодин, – сказала она. – Но если мы примем твою сторону, то стоит нам выйти отсюда, и нарушенная клятва немедленно обрушится на нас. У нас нет выхода, кроме как отказаться от мести и убить тебя, чтобы не нарушать клятву.

– Леди Севея, вы старше нас всех, но, право слово, я удивлен, что вы не увидели способа обойти эту клятву. Сам Морган заложил в нее эту лазейку, и мне даже любопытно, осознавал ли он это или просто не учел, – подал голос лорд Виис, младший брат Кодина. -Пока мы здесь, клятва не свершится... и она не свершится, пока мы будем верны королевской крови Сайнда.

– Чушь, – резко воскликнул лорд Моан, такой же "низкородный", как и Соэрас. – Среди Сайндарикарил есть особы королевской крови – но они все же связаны клятвой так же, как и мы все.

– Нынче королевская кровь Сайнда загажена раэтанской, – лорд Виис зло усмехнулся. – Морган именно это имел в виду, когда плел клятву – верность его крови, а если род его пресечется не по нашей вине – клятва перейдет на его ближайшего родича с сайндской стороны... но ждать этого слишком долго. А вот если мы принесем присягу другой особе... смешанной крови... то Морган будет из клятвы исключен.

Сайндарикарил молчали, обдумывая сказанное. Наконец, после нескольких минут тягостной тишины леди Фойла сказала:

– Вот зачем вы посылали к нему своих дочерей... Но все же вы потерпели в этом неудачу.