Текст книги "Космодесант: Ангелы Смерти (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

Соавторы: Джеймс Сваллоу,Бен Каунтер,Гэв Торп,Энтони Рейнольдс,Крис Райт,Ник Кайм,Роб Сандерс,Гай Хейли,Джордж Манн,Дэвид Эннендейл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Он резко оглядывается и видит одного из них. Близко. Существо приближается к нему под прикрытием обрыва. Оно стройное, почти тщедушное, взбирается при помощи всех четырех раскинутых конечностей, как насекомое. Доспех у него тусклый серо-зеленый и сегментированный, а шлем необычно вытянутый и заканчивается выступающими жвалами. Черные и бездушные линзы блестят.

Аджай-хан целится и стреляет. Болт-пистолет дергается. Раздается отчетливый двойной кашляющий звук – из ствола вылетает болт и запускает реактивный двигатель, устремляясь к цели. В тот же миг под космодесантником с ревом оживает машина, словно зверь, разъяренный тем, что потревожили его сон.

Ксенос нечеловечески быстр. Он отпрыгивает в сторону, увернувшись от первого выстрела. Снаряд взрывается в укрытом снегом камне. Теперь космодесантник видит других ползущих врагов, напоминающих пауков. Время для уловок прошло – ксеносы выскакивают все разом и несутся к нему, с легкостью мчась по тонкому снежному насту.

Аджай-хан разворачивает мотоцикл, подняв белую пыль, и делает еще два выстрела. Оба проходят мимо цели, но, по крайней мере, замедляют врага. Едва.

Вложив пистолет в кобуру, Белый Шрам дает газу. Машина устремляется вперед с хриплым ревом, словно конь с опущенными поводьями. Хан нажимает руны стрельбы, и спаренные болтеры рявкают. Выстрелы задевают самого ближнего ксеноса, скользящим попаданием отрывая руку. На снег брызжет кровь. Даже она пахнет неправильно. Шальные болты валят сосну, которая падает на землю с мучительным скрипом, и поднимают в воздух снег и куски льда.

Враги пытаются перехватить его, жужжат узкие цепные клинки, полыхают пистолеты. Из мандибул бьют вспышки света, и острая боль режет левый бок воина. У него нет ни времени, ни пространства, чтобы обнажить длинную глефу. Он направляет мотоцикл в одного из них, врезаясь с силой, ломающей кости. Чужой отлетает прочь и врезается в дерево. Он оседает с неестественно подогнутыми конечностями. Затем Аджай-хан низко пригибается в седле и добавляет еще мощности. Мотоцикл охотно ускоряется.

К космодесантнику устремляется цепной клинок, и он наклоняется в сторону. Меч отсекает кусок обтекателя. В воина попадают новые похожие на дротики разряды, кусая и жаля, но затем он отрывается и несется по лесу. Мелькают деревья. Он знает, что ранен, чувствует, как внутри доспеха течет кровь, но не ощущает боли. Только порывы ветра на лице, и он улыбается.

Среди деревьев есть другие, мчащиеся параллельно ему. Вопреки всякой логике они не отстают, преследуя его в тенях хвойных деревьев, словно стая хищников.

Так не должно было быть. Белые Шрамы – охотники. И им не предназначено быть добычей.

Аджай-хан, не снижая скорости, увлекает ксеносов за собой. Он наклоняется под низко висящими ветвями и скользит по покрытым льдом валунам размером с титанов «Пес войны».

Еще больше врагов присоединилось к охоте. Похожие на жала гравициклы мчатся за Белым Шрамом через лес, быстро приближаясь. На миг космодесантник испытывает приступ чувства, похожего на зависть или стремление обладать. Когда-то Орден мчался над землей. Теперь в Империуме сохраняется всего горстка гравициклов, и Аджай-хан вряд ли когда-нибудь увидит хоть один из них, не говоря о том, чтобы мчаться на войну в седле почтенного скакуна.

Белый Шрам выбрасывает из головы случайную мысль и резко поворачивает направо. Влетает на скорости на засыпанный снегом гребень и взмывает в воздух. Воин встает в седле, сохраняя равновесие, пока двигатели визжат. Тяжело опускается на землю и разгоняет машину до предела. Он снова на открытой местности и наслаждается скоростью. Впереди линия деревьев, но враги быстры. И он не собирается убегать. Аджай-хан бьет по тормозам и резко выносит заднее колесо вперед, развернувшись лицом к преследователям. Время для бегства закончилось.

Почти стемнело, и тени вытянулись. Он отцепляет длинную глефу, ее тяжесть успокаивает.

Волна эльдар преодолевает гребень и устремляется к нему. Строй чужаков широко растягивается, чтобы окружить воина. Они считают, что отчаявшаяся добыча наконец осознала, что ей некуда бежать.

Ксеносы ошибаются.

Они на открытой местности, на полпути между космодесантником и гребнем, и только тогда осознают свою неосмотрительность. Но уже слишком поздно – чужие зашли слишком далеко, чтобы повернуть назад.

С оглушительным ревом из-за линии деревьев за спиной Аджай-хана появляются его братья. Это потрясающее зрелище – целый клин атакующих Белых Шрамов, пригнувшись в седлах мотоциклов и опустив лезвия глеф, несется в бой.

Двигатель мотоцикла Аджай-хана приветственно ревет, и воин резко ускоряется, опустив глефу. Братья выстраиваются вокруг него, позволяя возглавить острие клина.

Именно так должна вестись война – на скорости.

Аджай-хан хохочет, и его братья смеются вместе с ним, мчась за добычей.

Петер Фехервари

ТЕРНОВЫЙ ВЕНЕЦ

"Никто не падет так низко и так смертельно, как тот, кто воспарил выше всех. Гордость не предшествует падению. Гордость и есть падение."

Откровение Летеана – Псалом 451

– Я займу свое место сегодня, – поклялся Монтэйг на тяжелом фолианте в его руках. – Я не брошу очередного неофита к Терням.

Запретная книга служила ему опорой на протяжении всего этого мрачного десятилетия. Ощутимый пережиток прошлой славы. Он провел пальцем по позолоченному тексту, удивляясь отчетливостью, элегантностью курсива, выведенного другими руками – руками Космического Десантника как и он сам. Он никогда не обладал талантом для таких вещей. Тем не менее многие среди его Ордена были прекрасными ремесленниками. Это было подарком от их прародителя, Божественного Сангвиния, переданным через тысячелетия, чтобы осветить путь его потомков. Подарок, который неофит Фелион воплощал бы в более разумное время.

"Такое великолепие отличает нашу родословную", – подумал Монтэйг. В то время как другие Ордена сражались за славу, веру или чистую радость резни, его собственный Орден сделал своим кредо благородство. Одинокие среди потомков Сангвиния, его боевые братья были полностью освобождены от безумия, которое не дает покоя родословной Ангелов. Ни один космический десантник в голубом и золотом не поддался Черной Ярости.

"Но это было тогда, когда мы были Сияющими", – признался Монтэйг, возвращая свое сокровище в его укрытие. – "Теперь уже достаточно из нас пало, чтобы мы могли иметь свою собственную Роту Смерти. Возможно, спустя столетие мы больше ничего не будем иметь. И что потом? Позорная судьба, обрекшая нас на убогую сноску на доске почета Империума?"

Он бросил взгляд на аккуратно одетые сегменты его силовой брони и нахмурился, видя мутные черные пластины с темно-коричневыми полосами.

"Мы не будем даже умирать в наших истинных цветах".

С почтением он заменил неплотно прилегающую каменную плиту, запечатывая фолиант в его камере. Это незначительная работа, но книга была единственной, которую Монтэйгу удалось спасти во времена Великой Чистки, что делало ее бесценной. Возможно когда нибудь в будущем Ее восстановят в либрариуме – конечно после того, как либрариум сам будет восстановлен, а крепость-монастырь Канволиса сбросит Терновый Венец.

«Красота ослепляет тело, надежда сковывает душу.»

– Псалом 31

Мерцающие факелы на пути Монтэйга лишь подразнивали тени, пока он спускался к Залам Презрения, шагая через мульчу гниющих гобеленов и превратившихся в пыль скульптур. Неумирающий Мученик объявил эти миазмы оскверненной славы неприкосновенными – насмешка предательской гордости. Великая Чистка начисто вымела из Канволиса красоту. Она оставила крепость загрязненной, словно слова Мученика, совратившие сам Орден.

"Он отравил нас своей испорченной верой, – подумал Монтэйг, – но мы предпочли глубоко испить его ложь. Так что, возможно, яд всегда был в наших сердцах".

Неумирающий Мученик появился среди нас десятилетие назад. Он выполз из бурлящих вод Реки Печали, которая служила Канволису рвом. Брат-сержант Монтэйг возглавлял отряд, которому было поручено проверить нарушителя. Болтеры готовы были открыть огонь по его приказу.

Он мог почувствовать ярость своих братьев, вызванную таким богохульством, в свершение которого невозможно было поверить. Всего нескольким Космическим десантникам удавалось обуздать Реку, так как же простой смертный выжил после такого подвига?

Но был ли он простым смертным? Монтэйг был поражен присутствием человека, который стоял покачиваясь на берегу реки, склонив голову. Лицо его скрывал каскад черных волос. Он был гигантом по сравнению с обычным человеком. Его мускулатура была мощно развита, а ростом он был всего на несколько голов ниже боевого брата. Его кожа являлась мозаикой из порезов, фурункулов и волдырей, а его кровоточащие раны на животе выглядели смертельно. Тем не менее, он пылал жизнью. Только примитивный кулон, свисавший с его шеи, остался в руке Монтэйга. Он безошибочно узнал аквилу. В этот неловкий момент незнакомец поднял глаза и пронзил Монтэйга диким, полным сострадания взглядом.

– Я все еще сплю? – спросил он.

"Я должен был прикончить его тогда", – мрачно подумал Монтэйг.

Вместо этого он отвел нарушителя к капеллану Малвоисину для допроса, тем самым положив начало падению его Ордена.

«Покаяние и боль есть молот и гвозди преданности.»

– Псалом 27

– Время настало, – позвал Монтэйг через дверь камеры.

От Фелиона воняло смесью застоявшегося пота и свежего стыда. Как и все неофиты он отрекся от ухаживания за своим телом до того, как в него вживят Черный Панцирь. Как и многие из тех, кто воспротивился указу Неумирающего Мученика он был найден очень легко. В то время как большинство шло наперекор некоторым мелким ритуалам, грех Фелиона был катастрофичен. Нелепо, но всех грешников, не зависимо был ли их грех серьезным или нет, вызывали к Терновому Венцу – конклаву капелланов, которые временно возглавляли Орден.

– Прими Путь Цепей, – настоял Монтэйг.

– И обречь себя на судьбу анкорита до тех пор, пока я не паду?

– Ты все еще сможешь служить своему Ордену.

– Тогда скажите мне, сержант, какой путь избрали вы? – бросил Фелион.

На это у Монтэйга не было ответа.

"Я должен был стоять с Афанасием", – подумал он мрачно. – "Было бы лучше умереть вместе с моим Орденом, чем жить и видеть как он иссыхает и пожирает сам себя".

Но он не видел этого, потому что был ослеплен рвением Малвоисина, также как Малвоисин был ослеплен Мучеником. Капеллан беседовал с ним на протяжении девятнадцати дней, прежде чем объявить его пророком Бога-Императора, который привнес страшные нововведения в Имперское Кредо. Эти истины были действительно темные. Он доказал, что человечество неисправимо испорчено и его величайшие стражи, Адептус Астартес, являются основой всех грехов. Ибо, что если бы они не дрогнули и не раздробились в войне против архипредателя Хоруса?

– Те, кто стоял незапятнанным сегодня, могут пасть завтра или в другой день, – провозгласил Малвоисин. – Ибо предательство скрыто в нашей крови, овеянное гордостью.

Не может быть никакой надежды на вознесение к свету Императора. Только покаяние и боль за грехи прошлого и будущего. Война уже проиграна и единственная победа заключалась в борьбе за познание определенных поражений.

"Было ли это притаившимся позором Черной Ярости, что обратил нас к столь бесплодным убеждениям", – удивлялся Монтэйг. – "Всегда ли мы были настолько сломленными?"

– Поднимайся! – скомандовал он неофиту. – Твой путь ждет.

«Лучше служить в позоре, чем править в пороке.»

– Псалом 19

«Все было бы по другому, будь Сияющий Рыцарь среди нас», – размышлял Монтэйг, пока вел своего заключенного сквозь темноту. – «Он бы изгнал змея».

Но Магистр Ордена Варзивал отсутствовал уже много лет. Он участвовал в походе вместе с Первой ротой. От них не было вестей со времен Чистки и Малвоисин объявил Магистра потерянным, но Монтэйг не верил в это. Сияющий Рыцарь вернется однажды, чтобы возродить и искупить его Орден.

"Но я недостоин буду увидеть это…."

В отсутствие Сияющего Рыцаря только Верховный Библиарий Афанасий и его братство отвергали заветы Мученика. Их неизбежно объявили еретиками и Монтэйг бок о бок со своими братьями взяли штурмом либрариум, движимые такой ненавистью, какую они не испытывали прежде даже в битвах с ксеносами.

Было ли это первым проявлением Черной Ярости?

Афанасий и его последователи ждали их, без какого либо оружия или брони, защищенные лишь презрением. Это завело атаку в тупик. Нападавшие ожидали холодного электрического привкуса, предшествующего психической атаке, но когда Афанасий заговорил, это были просто слова: "Мы воспарим на пылающих крыльях". Просто слова, но они были девизом Ордена, произнесенные с убеждением в том, что очистят Монтэйга от яда. Быть может, это помогло бы, но затем Малвоисин проревел новый девиз, явив себя Неумирающему Мученику: "Император обрекает!"

Сияющие Ангелы умерли в тот день и Ангелы Раскаяния восстали из их могилы, ожесточенные и связанные тьмой.

«Император обрекает!»

– Первый Псалом

– Это дорога не к Терновому залу, – возразил Фелион.

– Нет, – признал Монтэйг, – не к нему. Я веду тебя к Вратам Предвестника. Отсюда ты поднимешься вверх по реке и скроешься в горах.

Неофит остановился в смущении.

– Но Терновый Венец призывает меня.

– Это так, – сказал Монтэйг, – они вызывают тебя, чтобы разорвать на части, как и всех, кто попытался пройти Путь Шипов.

– Если это наказание за мой грех…

– Ты не совершал греха! – почти прорычал Монтэйг, – твоя резьба по слоновой кости почитает примарха.

– Нет… – глаза Фелиона выглядели лихорадочно. – Искусство возвышает тиранию тщеславия.

– Мы были воинами-ремесленниками еще до того, как чужеземец поработил нас. Я видел как твои способности развивались многие годы – руки и искусство в гармонии, истинный путь Сияющего.

– Вы знали о моей ереси? – ошеломленно спросил неофит.

– Я твой сержант-наставник. Конечно я знал, – Монтэйг серьезно кивнул головой. – Я стремился защитить тебя, но кто то шпионил за тобой и предал тебя.

– Никто не предавал меня, – холодно сказал Фелион. – Я сам признал свой грех перед Терновым Венцом.

Монтэйг уставился на него.

– А вы должны признать свой, сержант-наставник, – обвинил его Фелион. – Вы нарушили веру в…

Кулак Монтэйга врезался в его лицо, с дикостью сокрушив его слова, заставив неофита отшатнуться к стене. Несмотря на это, рефлексы Фелиона были великолепны. Он смог обернуть покачивание в безумную спираль, пытаясь держать дистанцию между ними. Но Монтэйг не оставил ему шанса. Сделав шаг, он схватил Фелиона за горло и ударил снова, потом еще раз, позволив Черной Ярости завладеть собой, избавляя его от добродетели, чести и мучительной надежды.

Мы пали и мы не можем возродиться, ибо наши крылья скованы и наша кровь холодна.

Когда все закончилось, Монтэйг отступил от поломанного трупа, тяжело дыша, пытаясь подавить ярость. Он ни сколько не чувствовал себя подавленно. Он сиял.

– Еретик попытался сбежать, – громко сказал он, пробуя слова, которые он скажет Терновому Венцу. – Я представил его перед злобой Императора.

Я займу свое место в другой раз.

Джордж Манн

ЛИШЬ ХИТРОСТЬЮ ОДНОЙ

Палата разоблачений была укутана густой, уютной тишиной, нарушаемой лишь настойчивым скрежетом острия ножа по керамиту и отдаленными мучительными вздохами варп-двигателей боевой баржи.

Капитан Гвардии Ворона Аремис Корин сидел в одиночестве под буравящими взглядами каменных глаз сотен древних статуй, стоящих в тенистых альковах по краям палаты.

Вокруг воина были аккуратно разложены наплечники, наручи и нагрудные пластины его почтенной брони, на каждом сантиметре поверхности были выгравированы имена давно умерших ветеранов, носивших ее до него. Небольшая связка корвии – отбеленных черепов воронов, носимых в знак почтения павших в бою – лежала рядом с броней, перевитая серебряной цепью.

Корин, склонившись с ножом над одним из наплечников, сидел на мраморном полу в хлопковом одеянии свободного покроя, из-под которого проглядывала призрачно-бледная кожа на груди, плечах и руках. Черные глаза капитана скользнули по дверному проему – он услышал движение в коридоре.

– Входи, Кордэ. Мне не по себе от твоих метаний.

Капеллан гордо вошел в комнату, его тяжелые шаги отдавались в просторном помещении выстрелами болтеров.

– Я полагал, что ты пришел сюда готовиться к высадке? – произнес он, встав над Корином и отбросив тень на его труды.

Рука Аремиса замерла, и он уставился на капеллана. Кордэ все еще был в полном боевом облачении, его эбеновая броня была отделана окостеневшими останками гигантского киаварского руха. Грудная клетка птицы формировала корсет на груди, крылья неестественно распростерлись над прыжковым ранцем, словно в полете, а череп злобно смотрел на Корина мрачной вытянутой маской смерти. Кордэ наклонил голову, подражая движениям существа, на разделение чьего духа он притязал. Корин не смог припомнить, когда в последний раз видел капеллана без макабрических тотемов.

– Я готовлюсь, – сжато ответил Корин и вернулся к работе.

Кордэ не шевельнулся, и, спустя мгновение, вновь заговорил.

– Боюсь, ты слишком доверяешь капитану Даэду и библиарию Тесеону. Мы практически стали пленниками на борту этой баржи. Нам дают видимость свободы, капитан, но на самом деле это место – тюрьма.

– Мы должны верить в наших братьев, Кордэ, – произнес Корин тихим ровным голосом. – Они сражаются во имя Императора. Их приемы могут показаться незнакомыми и ненадежными – даже безграмотными – но их побуждения все же благи.

– Ты можешь быть уверен в этом? – спросил Кордэ, и было понятно, что сам он не может.

Корин снова посмотрел на Кордэ.

– Я уверен, – резко ответил он. – И не собираюсь это выслушивать. Мы делаем то, что должны. Гидеус Кралл и его мерзкая свора предателей должны быть уничтожены прежде, чем их болезнь, их порча целиком затопит Саргассов пролив.

Движение плеч Кордэ могло означать как сомнение, так и неохотное согласие.

– Мне известно, что Кралл возвел парящий собор из костей и разлагающейся плоти в окружении флота меньших боевых кораблей, сотворенных из скрепленных меж собою раздувшихся чумных трупов и вернувшихся в варп покинутых демонических судов.

– Все они сгорят, – в голосе Корина звучало обвинение. – Свет Императора изгонит их.

– Нас мало, капитан, – предупредил Кордэ. – Даже с учетом наших союзников из Медных Минотавров.

– Значит, мы будем биться яростней, дольше и целеустремленней наших врагов, – отрезал капитан.

– Ты говоришь с уверенностью прозревшего будущее, убежденный в нашем триумфе. И все же ты сидишь здесь, один, и царапаешь свое имя на наплечнике острием затупившегося кинжала, вместо того чтобы готовиться к войне. Твои действия не соответствуют словам.

Аремис с негодованием воззрился на капеллана. Он знал, что тот делает. Корина испытывали. Так Кордэ готовил его к грядущим испытаниям.

– Я вырезаю свое имя среди имен моих предков. Это почетное занятие. Так я готовлюсь к битве.

– Разве этим не должны заниматься ремесленники после твоей смерти? – прямо спросил Кордэ.

– Мы собираемся провести абордаж орбитальной крепости врага и протащить живую бомбу в созданный из плоти и костей дворец их предводителя. Никто из нас не вернется, Кордэ. Ремесленники не притронутся к моей броне.

– И все же ты говоришь о победе во свете Императора.

– Я говорю правду. Я всего лишь прагматичен, не хотелось бы умереть, не добавив свое имя к именам пращуров. Моя честь этого требует. Их духи идут рядом со мной, Кордэ, так же, как ты делишь свою броню с духом руха, чьи кости несешь на себе. Я не могу вести наших братьев к победе, не будучи уверен, что мои предки рядом. Если не буду знать, что после смерти присоединюсь к ним.

– Меня беспокоят не твои предки, а наши союзники.

– Я уже сказал, что не собираюсь это выслушивать. Ты не собьешь меня с избранного пути.

– Значит, мое дело сделано. Мы умрем вместе, брат, бок о бок в этой славной битве, и сокрушим врагов человечества.

Капеллан положил латную перчатку поверх обнаженного плеча Корина.

– Я оставлю тебя наедине с твоими приготовлениями, – он повернулся и вышел из палаты.

Испытание закончилось, но Корин был не уверен, прошел ли он его.

Подождав, пока звук шагов капеллана не затих вдали, он нанес последние штрихи ножом на пояс.

– Каликс! Я желаю облачиться для битвы! – позвал капитан, и услышал как серв спешит по проходу, где за несколько мгновений до того был Кордэ.

Скоро он будет готов. Это будет славная смерть.

Он взглянул на наплечник, на грубо вырезанные слова «АРЕМИС КОРИН», и улыбнулся.

Ник Кайм

ГОРЬКИЙ ТРОФЕЙ

Главную палубу “Византийца” усеивали смердящие трупы зелёнокожих. Раньше это был военный корабль, господствовавший среди звёзд – огромный крейсер типа “Кастелян”. Теперь он превратился в обломки, стал частью скитальца, который плыл в космосе и кишел паразитами.

Такое поле битвы вряд ли можно назвать славным.

Тиамед хмурился, выдёргивая меч из разорванной болтами туши вожака, вытирая клинок об грубую орочью броню, чтобы избавится от крови и запаха.

– Это была грязная работа, братья, – заметил он Ворде и Маджелну.

– Да, зелёнокожие – отвратительные твари, – подтвердил Ворда, жестокий Храмовник, чинивший разорванную клятвенную цепь силового топора.

– Действительно подлые, – согласился Маджелн, хотя он и считал орков достойными противниками.

– Но не столь мерзкие, как вонь бесчестия от твоего поступка, Тиамед, – вклинился другой голос.

Три воина в изношенной чёрно-жёлтой броне медленно вышли на свет.

– Что ты сказал? – разъярённо спросил Храмовник, поворачиваясь к обвинителю.

Сервомоторы подошедших рычали и жужжали во время движения, но слышались и хрип и стаккато механизмов. Говоривший шагнул вперёд и слегка повернулся. Стало видно крылатую молнию на наплечнике.

– Злобные, – усмехнулся Маджелн не в силах скрыть отвращение. Он добил своего противника и встал рядом с Тиамедом. С силовой булавы на палубу угрожающе капала кровь убитых зелёнокожих.

Ворда встал с другой стороны от Тиамеда, обнажив силовой топор.

Тиамед ничего не говоря выпрямился в полный рост и извлёк собственный клинок. Затем наклонился, крепко сжал один из клыков вожака и вырвал трофей из слюнявой пасти.

– О каком бесчестье ты говоришь? – рявкнул он, держа руку низко и ладонью вниз, призывая братьев не вмешиваться. – Быстро отвечай, Баллак, а то я ошибочно приму твои слова за вызов.

Чёрные Храмовники по своей природе были воинственными. Также как и Злобные Десантники, хотя причиной их ярости служил несколько иной источник. Это ничуть не способствовало дружеским отношениям. Точнее, способствовало прямо противоположному.

– Этот зверь был моим, – прорычал воин в жёлтой броне под одобрительное ворчание и кивки напарников, – как и честь прикончить его.

Тиамед шагнул вперёд. На нём не было шлема, лицо украшал чёрный крест, закрасивший глаза и нос, и ничуть не скрывавший злость и недоверие Храмовника.

– И всё же мой клинок пронзил его корявую шкуру и положил конец его жалкому существованию, и я с удовольствием поступлю также и с тобой, если ты не прекратишь упорствовать в оскорблении.

Ворда крепче сжал рукоять топора, скрип кожи был слышан даже несмотря на шум корабля на заднем плане.

– На его туше раны от моих болтов, Тиамед. Я бы не стал тратить боеприпасы только ради того, чтобы ошеломить тварь.

– В этом есть немалая доля правды, – прошептал Маджелн, но не настолько тихо, чтобы его не услышали. – Эти мусорщики тратят мало и жадны на объедки. Они – псы.

Баллак снова вышел вперёд.

– Мы – псы? – спросил он, заглотнув приманку Храмовника. – Хочешь увидеть, как мы кусаемся?

С тех пор как Храмовники и Злобные обнаружили присутствие друг друга на борту скитальца, отношения между ними были далеки от сердечных. Встреча оказалась довольно тёплой, но их подходы к ведению боевых действий коренным образом отличались, и, похоже, пришло время для столкновения.

Баллак стоял в центре главной палубы “Византийца”, которая сейчас выглядела как склеп зелёнокожих, созданный приготовившимися к бою шестью космическими десантниками. Он нажал на предохранитель покоящегося на бедре цепного меча. Адамантиевые зубья в два пальца шириной тускло мерцали в плохом освещении корабля.

Даже в полумраке плавающей в крови и грязи широкой палубы жест не остался незамеченным.

Тиамед понимающе кивнул. Он попытался сдержать улыбку, скрыв её в тени. Дело идёт о защите чести и достоинства Чёрных Храмовников перед лицом этих… пиратов, которые портили репутацию Адептус Астартес. Это не личная месть или расплата за пренебрежительные слова Злобных на скитальце. Тиамед пообещал себе, что постарается не наслаждаться происходящим слишком сильно.

– Что ж, хорошо, – невозмутимо произнёс он.

Ворда быстро зашептал ему в ухо.

– Что ты делаешь? – прошипел он. – Не опускайся до их уровня.

Маджелн считал иначе:

– Убей его, брат, а мы прикончим остальных. Едва ли их можно называть космическими десантниками. Мы окажем Империуму услугу, избавившись от них.

Проигнорировав Братьев меча, Тиамед отстегнул плащ и снял пояс с оружием.

– Назови, за что сражаешься, – крикнул он Баллаку, которого обступили секунданты.

– За трофей в случае победы в поединке, – ответил Злобный, вытащив цепной меч и запустив зубья оружия. – Любой из тех, что я возьму с палубы.

– Согласен, – ответил Тиамед и передал красный плащ Ворде, чей пристальный взгляд сквозь шлем не остановил других Братьев меча.

Баллак медленно кивнул и отстегнул пояс. Клинок против клинка и больше ничего. На секунду он оглянулся и бросил остальное оружие в протянутые руки Нарлека, который свирепо уставился на него сквозь прорезь шлема.

– Ни один из твоих болтов не убил эту тварь, – прошептал он.

Баллак улыбнулся:

– Я говорю о большем призе.

Он снова повернулся и поединок начался.

Тиамед атаковал первым, нанеся жестокий рубящий удар и рассёк бы Злобного пополам, если бы тот не пригнулся в самый последний момент.

– Бой до смерти, так? – проревел Баллак Храмовнику, выпрямляясь во весь рост. Его лицо превратилось в маску чистого гнева.

– Да, до твоей! – огрызнулся Тиамед и сделал выпад.

Баллак не успел восстановить равновесие и парировал атаку только частично, зарычав от боли, когда клинок Храмовника вонзился в предплечье. Вонь быстро прижжённой плоти ударила в нос Злобному.

Шквал стремительных и сильных ударов заставил Баллака спешно перейти к обороне. Последний оказался таким мощным, что пришлось опуститься на колено. Тиамед пнул противника и отбросил на спину.

Злобный едва не выронил цепной меч и, поднимаясь, стремясь выиграть немного расстояния между собой и мстительным противником, нанёс неподготовленный удар с плеча, который Храмовник легко отразил.

– Нет предела трусости, Баллак? – прорычал предвкушавший победу Тиамед, разъярённый тем как низко пали Злобные Десантники с их собранными из разных комплектов доспехами, старыми клинками и наёмническим мировоззрением.

– Я не добивал полумёртвого орка и не требовал его голову, как и голову своего брата.

Храмовник уже наносил смертельный встречный удар, но молниеносно остановил его.

– Я не твой брат, ты – под… хррркк!

Тиамед резко застыл, атаку прервало полметра рычащего цепного лезвия в груди.

Продемонстрировав совершенное владение мечом, которое не шло ни в какое сравнение с прошлыми ошибками, Баллак развернулся и вонзил оружие разъярённому Храмовнику в бок. Второй удар, и Злобный молча насладился изумлением остальных Храмовников, которые вместо ожидаемой победы брата увидели, как он сплёвывает кровь на палубу.

Тиамед дёрнулся, собрав последние силы, и повернулся, впившись в Баллака надменным – и отчаянным – взглядом.

– Может я и выгляжу не лучшим образом, – сказал ему перед смертью Злобный Десантник, – но нельзя сказать то же самоё про моё владение мечом.

Он вырвал цепной клинок, и благородный Тиамед упал на колени, а потом рухнул лицом вниз. Из руки выпал прикованный цепью к запястью меч, его примеру последовал орочий клык.

Баллак посмотрел на оставшихся Храмовников, которые похоже собрались наброситься на него и убить, но были остановлены парой нацеленных болтеров.

– Нарлек и Сикар – превосходные стрелки, – заметил победитель, отшвырнув ногой подкатившийся клык.

– Ты и сейчас отказываешься от трофея, – рявкнул Ворда. – Мало крови пролилось, чтобы утолить бесчестье?

– Я не отказываюсь, – ответил Баллак, опускаясь на колено возле остывающего трупа Тиамеда и начав снимать броню. – Я просто выбрал тот, который будет полезен на поле боя, а не в зале славы. И всё же жаль, что пришлось повредить нагрудник. Их трудно найти целыми.

– Ублюдок! – выпалил Маджелн, рискуя получить очередь болтов в грудь, но Ворда успел его остановить, коснувшись рукой нагрудника.

– Нет… – сказал он. – Нет, брат! – резко прошипел Храмовник, когда напарник не понял намёк. – Мы и так уже достаточно потеряли из-за их предательства. Оставь их – пусть копаются в мусоре.

Баллак встал, сняв наручи и поножи Тиамеда. Взял он и оба наплечника, передав части брони Нарлеку, пока Сикар держал Храмовников на прицеле.

– Запомни, – произнёс Ворда, – когда мы встретимся в следующий раз – а мы встретимся – не будет ни поединка, ни пощады.

– На твоём месте, Ворда, – ответил Баллак, поднимая взгляд от полураздетого трупа, – я бы не был столь сдержан.

– Я это делаю ради чести Тиамеда и принесённой им жертвы. Сдержанность здесь ни при чём.

Злобный пожал плечами.

– Что ж, подозреваю, что ради этого ты и умрёшь. Тело останется до вашего возвращения, а вот снаряжение и этот великолепный меч, – он поднял клинок одной рукой к свету, – нет.

Храмовники направились на свой корабль за апотекарием.

Злобные Десантники остались одни. Сикар потупил взгляд, а Нарлек прямо спросил:

– Ты всё спланировал с самого начала, ведь так?

– Я сказал, что мы не тратим зря боеприпасы, – произнёс Баллак, примеривая наручи к измятой броне. – И повторю, что потратил их не зря – награда вполне подходящая.

– Да, – согласился Нарлек, восхищаясь трофейными частями доспеха. – Прекрасная жатва.

Баллак поднялся и печально улыбнулся. Ворда не лгал. Храмовники жаждут кровавого возмездия. Только честь не позволяла им поддаться инстинктам.

– Нет, – ответил он, и улыбку сменила горечь. – Это – горький трофей, брат, и он стоит каждой капли их гнева.

Джеймс Сваллоу

БДЯЩИЙ

Я мертв.

Но мое бдение должно продолжаться, ибо единственный миг отвлеченности или расслабленности может погубить боевых братьев. И поэтому я стою здесь, на вершине ядовитого холма, наблюдая и ожидая. Мертвец, облаченный в серебристо-серый керамит, укрепленный неизмеримой волей.