Текст книги "Индиго"
Автор книги: Грэм Джойс
Жанры:
Ужасы и мистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
15
Луиза, Билли и Джек завтракали. Джек скармливал Билли «яичных солдатиков»,[13]13
Английское блюдо – тосты, нарезанные палочками, и яйцо всмятку.
[Закрыть] а тому интересней было вытаскивать их, полупережеванных, изо рта и предлагать Джеку. И тут зазвонил телефон.
Это была Натали.
– Можем мы встретиться через час? – спросила она и, когда Джек замялся, добавила: – Это важно.
– Где?
– В Пантеоне. Знаете, где это?
– Нетрудно будет найти.
Луиза подняла к нему лицо. Только что, минуты две назад, они договорились, что этим утром пойдут вместе посмотреть виллу Боргезе. Теперь он нарушал все их планы.
– Что там такого срочного? – спросила Луиза.
– Она не сказала.
Луиза сама принялась кормить Билли, но тот сопротивлялся.
– Что она собой представляет?
– Натали? Малость не от мира сего.
– Красивая?
– Есть в ней что-то странно неприятное.
– Подружки у отца неизменно были женщины красивые, умные, чувственные и сильные. У нее есть татуировка на плече?
– Откуда мне знать, Луиза? Я лучше пойду, если хочу успеть добраться за час.
– Постой! Что за пожар? Туда на метро всего десять минут. Можем мы с Билли пойти с тобой?
Джек явно не рассчитывал на это. Поколебавшись, он сказал:
– Разумеется. Почему бы и нет?
Луиза улыбнулась:
– Нет. Вы будете дела обсуждать. Мы вам только помешаем.
Билли ткнул пальчиком в Джека и раскатил блестящую монетку нового словечка:
– Адок!
Под громадным, блестящим от дождя портиком Пантеона укрывались группы туристов с гидами. Уличные торговцы-арабы ходили между колоннами красного и серого гранита, предлагая зонты. Дождь вызвал всеобщее возбуждение. Пахло мокрыми пальто, жвачкой, и тепло человеческого стада туманом поднималось к потолку открытой галереи. Джек прошел внутрь и встал под невероятной красоты сводом.
Фоном звучал записанный на магнитофон григорианский хорал; ротонда резонировала от гула толпы любопытных, приглушаемого высоким сводом. Казалось, что сотни людей перешептываются в восхищении. Дождь попадал внутрь сквозь окулус[14]14
От латинского oculus (глаз) – круглое отверстие в вершине купола.
[Закрыть] в центре свода. Поблескивающий мокрый мрамор пола прямо под отверстием был огорожен канатом. Джек нашел свободную скамью. Задрав голову, он смотрел на поблескивающий дождь, серебристо-черный, круглой колонной висевший в пространстве между каменным сводом и мраморным полом. Что-то происходило с дождем, когда он падал сквозь отверстие. Свет словно удерживал его, замедлял падение.
Кто-то опустился на скамью рядом с ним. От ее пальто с погончиками пахло дождем и кожей – и теплом ее тела под ним.
– Он рассказывал мне, – проговорила она, – что это одно из самых подходящих мест, где непосвященный может увидеть индиго. Но только в определенное время года и при особом состоянии света.
– Вы сами когда-нибудь видели?
– Нет. Хотя приходила сюда много раз.
– Зачем вы хотели встретиться здесь?
– Посмотрите на дождь. Отныне каждый раз, услышав григорианский хорал, вы будете вспоминать Пантеон и тихий дождь, сеющийся сквозь отверстие в своде. Этой ночью мне во сне явился ваш отец. Он был в костюме цвета индиго. Электрического цвета. Все другие краски были приглушены. Он явился напомнить мне.
– Напомнить?
– Напомнить, чтобы я не сдавалась. Не прекращала поиски ускользающего индиго.
Ее взор был устремлен на дождь, сеющийся сверху, глаза – потемневшие и вдохновенные, как у мистиков. Он увидел это отрешенное выражение в ее глазах и вдруг понял, что она приворожила его. Нет, он не влюбился, решил он, это другое. Психологическое воздействие, вследствие которого он мгновенно убедил себя, что близость этой женщины необходима ему, как кислород.
– Почему он оставил вам деньги?
– Потому что я чертовски замечательный человек. Потому что он верил: это благодаря мне он обрел способность увидеть индиго, чего никто другой не мог для него сделать.
– И как же вы это сделали?
– Я не сказала, что сделала, просто он в это верил. У меня не было возможности узнать, насколько все это правда. Ладно, пойдемте.
На улице Натали раскрыла зонт и заставила Джека взять ее под руку. Он чувствовал боком кожу ее пальто, запах шампуня, шедший от ее волос. Они медленно шагали по боковым улочкам; мокрый булыжник мостовой скрипел под ногами, оштукатуренные стены домов крошились, как бисквит под дождем. Он с удовольствием позволял ей вести себя и не спрашивал, куда они идут.
Может, таково было успокаивающее воздействие Пантеона, но Натали выглядела присмиревшей.
– Вчера вы спрашивали меня о тех молодых художниках. Я была не вполне откровенна с вами. Ваш отец приблизил их кончину. И их, и других молодых людей.
– Что значит «приблизил их кончину»? Неужели он убил Аккурсо?
– Не совсем так. Но если натаскиваешь щенка, чтобы он приносил тебе палку, а потом бросаешь эту палку в бассейн с известью, кто виноват в его смерти? Щенок, оттого что он такой глупый?
– Но что именно он сделал?
– Я не знаю всех подробностей. Когда я поняла, что происходит, я порвала с ними. Я все время спорила с ним. Он собирал вокруг себя людей, чтобы манипулировать ими. Изображал из себя бога. Он увидел, что двое полюбили друг друга, и сумел вклинить между ними третьего, просто чтобы забавляться, наблюдая, как разгорается ревность.
Дождь прекратился, но Натали не делала попыток опустить зонт. Они спустились к Тибру, перешли на другую сторону по мосту Фабрицио, постояли на середине, глядя на воду. Вздувшаяся от дождя река неслась, бурля, цвета плесени на коже. В воздухе остро пахло мокрой землей.
– В Риме всегда ходишь по мостам. Ваш отец считал мосты священным местом. Местом новых возможностей. Дверьми в иные миры.
В этот момент к ним, разрезая грудью воду, поплыла цапля. Не доплыв до моста, она тяжело захлопала большими крыльями. Наконец оторвалась от воды и пролетела прямо над ними – ее сильный клюв промелькнул в нескольких дюймах от их лиц, – маша крыльями в отчаянном стремлении набрать высоту. Джек вздрогнул, увидев птицу в столь непосредственной близости, чувствуя кожей волны тугого воздуха от крыльев. Цапля поймала воздушный поток, взмыла вверх и, развернувшись, исчезла вдали. Натали следила за ее полетом, Джек же обратил внимание на что-то, плывшее внизу в реке.
Оно на секунду показалось на поверхности и снова ушло под воду. Трудно было понять, что это такое. Вода бурлила, меняясь цветом от фиолетового до светло-коричневого. Предмет появился опять, быстро несомый грязным потоком. На мгновение мелькнуло лицо. Это был труп. Потом он вновь исчез.
– Вещий знак, – сказала Натали. – Вам не кажется, что появление птицы было предзнаменованием?
Джек не слушал ее. Он перевесился через перила моста, пытаясь высмотреть, не всплывет ли труп еще раз, хотя понимал, что поток должен затянуть его под арку. Он перебежал на другую сторону моста. Но трудно было что-то разглядеть в воде, в игре теней от пляшущих мелких волн. В каждом водовороте ему чудился громоздкий силуэт.
– Что там? – спросила Натали. – Что вы там увидели?
Джек, не отрываясь, смотрел на воду. Если это был труп, то он давно уплыл.
– Ничего. – ответил он.
– У вас странный вид.
На сей раз парни-коты поднялись и ушли сами, не дожидаясь, когда их прогонят, хотя Джек слышал, как один из них жаловался на дождь. Джек бродил среди хаоса, царившего в студии Натали, разглядывая ее картины и скульптуры, пока она варила кофе. Все работы были предельно абстрактными и не вызывали в нем ничего, кроме равнодушия.
– Что именно вы пытаетесь в них выразить?
– Никогда не обсуждаю искусство, – ответила она, зажигая от паяльной лампы сначала примус, а потом сигарету.
Это уже порадовало Джека. В дальнем углу студии он обнаружил дверцу. Подумав, что она ведет в туалет, он открыл ее. Внутри было темно, хотя он уловил какой-то отблеск, когда открывал дверь. Стены были окрашены в черный, и отблеск света оказался просто отражением в зеркале. С потолка свисал шнур лампочки. Он дернул за него, и крохотный чулан осветился ультрафиолетовой лампой. Посреди чулана лицом к зеркалу стояло кресло.
Сзади подошла Натали и мягко прикрыла дверь. Словно хотела что-то скрыть.
– Что там?
Она ответила не сразу.
– Если ищешь уборную, она дальше, как выйдешь из студии.
Они сели на матрас и принялись за кофе, попыхивая косяками.
– Твой отец никогда не одобрял такие вещи. Он был очень нетерпим к наркотикам.
– Ты любила его?
– Ох, пожалуйста!
– Думаю, потому ты и заинтересовалась мной.
Она слегка поежилась:
– Отчасти ты прав.
– Почему ты оставила его?
– Я уже говорила. Я должна была уйти. Иначе со мной было бы то же, что с другими.
Может, дело было в воздействии марихуаны, но у Джека возникло ощущение, будто призрак отца преследует его. Разве не труп отца направил его в Рим? Он вспомнил, что Натали рассказывала о его игре в бога, о том, как он вклинил третьего между влюбленными. Натали относилась к нему двойственно – ненавидела его пороки, но в то же время была верна его памяти; хранила на себе его отметину, возможно на плече. Присутствие отца, как мертвая ладонь, лежало на студии. Предупреждение, сигнальный запах; Джек отхлебнул крепкого кофе и почувствовал, как сердце его понеслось, словно луна за облаками. Инстинкт говорил ему: не поддавайся, уходи отсюда и немедленно возвращайся домой, в Англию; забудь о завещании, забудь обо всем.
Но такой возможности у него не было. Все дороги вели сюда. Он спрашивал себя: а может, отец, составляя завещание, тонко учел характер своего сына, зная заранее, как все повернется? Может, умышленно направил Джека в объятия Натали? Дым рождал паранойю.
Натали наклонилась к нему, лицо – яркая луна, и он подумал, что она хочет поцеловать его. Но она сильно затянулась, приникла к его губам и выпустила дым ему в рот. Он глубоко вдохнул его, чувствуя потрескивающий жар травки и сладкий привкус ее дыхания. Кровь его вскипела, и он не знал, то ли от наркотика, то ли от ее дыхания. И смесь была столь крепка, что в ту секунду, когда она растекалась по жилам, родилось предчувствие: вряд ли будет легко освободиться от этой женщины. Мысли расплывались. Лицо Натали дрожало, как изображение на экране телевизора.
На сей раз она поцеловала его, крепко и долго. Ее длинный язык был восхитительно гладок, подушечка из влажного шелка: сладко-тающий. Она нежно водила им, осторожно касалась нёба. Это было как первый, девственный поцелуй. Его губы трепетали.
Внезапно она грубо оттолкнула его. Села на корточки, глядя на него, потом поднялась, отошла к окну и уставилась на серое небо.
– Можешь сейчас уйти?
Как ни странно, Джек был благодарен ей за возможность собраться с мыслями. Ощущение было такое, словно его только что обдало пламенем. Пошатываясь, он направился к двери, остановился, чтобы что-то сказать, но не нашел подходящих слов.
Во дворе было туманно и темно. Ребята слонялись, не находя себе места. Один из них зашипел на него и пробормотал что-то унизительное в его адрес. Джек остановился и бросил на него мрачный взгляд. Взгляд полицейского. Подошел, остановился, высясь над ним. Их глаза были в миллиметре друг от друга. Джек вспомнил итальянское ругательство, в котором фигурировали «мать», «половые отношения» и «темная могила». Подождал, убедился, что ответа не последует, повернулся к ним спиной и вышел со двора.
16
Домой Джек вернулся поздно. Луиза пила кофе со смазливым итальянцем в очках и в полотняном пиджаке. Билли спал на кушетке. Итальянец нянчил на колене папку. Увидев пришедшего Джека, он с виноватым видом поздоровался, потом пробормотал извинения и ретировался. Джек взглянул на Луизу.
– Риелтор, – объяснила она.
– Агент по продаже недвижимости. Так мы называем их в Европе.
– Во всяком случае, я имела в виду человека, который обязан заниматься тем, из-за чего мы сюда приехали.
– Договорилась о цене?
– Еще нет. Мы внимательно осмотрели дом. Я заглянула в каждый угол. Тут, в доме, есть странные комнаты.
– Нашла что-то новое?
– Какие-то непонятные запахи. Но ничего таинственного. Кроме, может быть, одного.
Луиза кивнула ему, приглашая последовать за ней вниз, в холл. Под лестницей оказался встроенный чулан. Деревянная дверь, прежде не замеченная, плавно открылась с легким шорохом. Луиза протянула руку и дернула за шнур, включив ультрафиолетовую лампу.
Они вошли внутрь. Чулан был необычно просторным. Посредине на турецком коврике ручной работы стояло кресло с высокими подлокотниками, обращенное к большому зеркалу на стене. Непосредственно над креслом с потолка свешивался второй шнур. На стене был изображен вихрящийся узор, цвет которого, как будто мягко мерцающий, было трудно определить в ультрафиолетовом свете.
Луиза толкнула дверь, и та закрылась так плотно, что не осталось ни малейшей щели. Она стояла перед зеркалом, ее кожа в ультрафиолетовом свете приобрела яркий янтарный оттенок. Тени в глазных впадинах, под носом и нижней губой стали пурпурными. Белки глаз и зубы горели дьявольским блеском. Джек почувствовал себя неуютно в чулане наедине с Луизой.
– Но для чего все это?
Вместо ответа Луиза открыла дверь и вышла из чулана. Выйдя за ней, Джек зажмурился от яркого лучистого сияния обычных свечей. Они вернулись к спящему Билли.
– У Натали тоже есть такая комната, – неосторожно сказал Джек. – Я видел ее сегодня. Все то же самое: свет, зеркало, кресло.
– Получилось у тебя с ней? Шучу-шучу. Не смущайся. Как прошел день?
Он рассказал – кое-что, не все. Определенные вещи опустил. Он не знал, почему умолчал кое о чем или кого он оберегал, но о наркотическом поцелуе и о трупе в реке рассказывать не стал. Зазвонил телефон. Луиза вышла в переднюю.
– Это Альфредо, – сказала она, вернувшись.
Джек непонимающе посмотрел на нее.
– Риелтор – агент по продаже недвижимости. Хочет пригласить меня пообедать. Сегодня вечером.
– Только женатые мужчины сразу берут быка за рога.
– Я сказала ему, что ты – мой брат. Он ждет у телефона. Кого бы найти, чтобы посидел с Билли?
Джек оглянулся: иных кандидатов, кроме него, не было.
– Ох! Конечно, посижу.
– Правда? Это ничего?
– Иди. Мы с Билли прекрасно проведем время. Иди; человек ждет.
– Не торопи меня. Полагаю, любой серьезный парень способен подождать у телефона по крайней мере пятьдесят секунд.
Они посидели еще несколько мгновений, в упор глядя друг на друга, прежде чем Луиза ответила Альфредо, что сможет пойти с ним.
– Сидеть с ребенком? Я не хожу туда, где есть ребенок, – сказала Натали.
Джек прижал трубку щекой к плечу и качал плачущего Билли, стараясь его успокоить. Ничего не помогало. Билли устроил рев спустя две секунды после того, как Альфредо увел Луизу.
– Ладно, забудем. Я просто так предложил.
Несколько секунд трубка молчала, потом Натали сказала:
– Но для тебя я сделаю исключение. Буду через час.
Она приехала на мотороллере «веспа», известив о своем прибытии его немощным сигналом и несколько раз вывернув ручку газа. Оставив мотороллер под окном, влетела в дом и сразу направилась на кухню, словно прекрасно знала, где что здесь расположено.
С собой она привезла пиццу в картонной коробке. Первым делом заглянула в бар и долго гремела бутылками, пока не нашла вино по вкусу. Билли на руках у Джека перестал реветь и с любопытством глядел на нее.
– Так вот он какой, внук Тима. Славный малыш.
– Билли, поздоровайся с Натали.
– Адок! – сказал Билли.
– И похож на Ника, – добавила она, опытной рукой извлекая пробку.
– Ник?
– Ну да, его отец.
– Ты знаешь его отца?
– Тим говорил мне, что его отец – Ник. А так, кто знает их настоящих отцов? Можешь ты с уверенностью сказать, кто твой отец?
Джек с таким видом принял стакан вина, словно в нем был вирус.
– Ник? Кто такой Ник?
– Ник, – повторил за ним Билли. – Ник-ник-ник-ник.
– Ну, что тут обсуждать? Ник был одним из тех юнцов, о которых я тебе рассказывала. Бродяжничает где-то. Может, уже умер.
Джек неожиданно сообразил, что Натали говорит о Николасе Чедберне, молодом художнике, чьи картины все еще висели в чикагской квартире отца. Он начал вспоминать, почему Луиза не хотела, чтобы кто-нибудь знал, кто отец Билли.
– Слушай, если встретишь Луизу, лучше ничего ей не говори. Она думает, что никто ничего не знает.
– Ты покормил малыша?
– Покормил?
Хотя Натали поначалу отказывалась прийти, с Билли она управлялась очень умело. После того как они совместно расправились с пиццей, она подхватила мальчишку на руки и принялась щекотать ему под подбородком, тискать, подбрасывать в воздух, ползать с ним по полу, играть, сменила подгузник. Насколько беспомощен был Джек, настолько умелой оказалась она.
– Приходилось работать нянькой, – сказала Натали. – Но меня всегда увольняли, потому что каждый папаша норовил меня завалить.
Натали понесла Билли осматривать дом, и Джек заподозрил: это предлог, чтобы проверить, что изменилось в доме с тех пор, как она была тут в последний раз. Джек удивился, узнав, что это было недавно, всего четыре недели назад. Она заметила его удивление.
– У меня есть ключ. У малыша глаза слипаются, может, уложим его спать? Луиза реквизировала эту комнату, я угадала? Твой отец просил меня приглядывать за домом, и я время от времени заходила сюда.
– Мне казалось, ты презираешь этот дом.
– Ты прав. Но он хорош, чтобы устраивать вечеринки или поселять здесь гостей. Ты видел мое логово. Кстати, ключ есть еще у нескольких человек. Так что стоит поостеречься непрошеных гостей.
Они постояли несколько секунд над Билли, пока он устраивался поудобней. Билли показал на Джека и произнес: «Пап-па!» Джек растроганно заморгал. Натали легонько подтолкнула его локтем, они крадучись вышли и вернулись в салон.
– Непрошеных гостей? Мне показалось, что одна или две спальни выглядят так, словно кто-то в них ночевал.
– Возможно, они выжидают, когда ты съедешь.
– Пожалуй, так и нужно сделать. Но в таком случае мне придется продать дом и отдать тебе деньги.
– Мне он точно не нужен. Посмотри на эти чертовы манекены, которые торчат повсюду. Слишком много плохих воспоминаний с этим домом связано.
– Каких именно?
Но Натали лишь закурила сигарету и оставила вопрос без ответа. Тогда Джек спросил о чулане, что под лестницей, с зеркалом и ультрафиолетовой лампой. Натали назвала его «чуланом тумана» и сказала, что это просто еще одна сумасшедшая идея его отца.
– Если она такая сумасшедшая, почему у тебя тоже такой чулан?
– Было время, когда я верила всему, что он говорил. Просто руки не дошли убрать там все.
– Как это работает?
– Это не работает.
– А как должно было бы работать?
– Почитай его книгу, если действительно хочешь знать. Ты нашел наголовное устройство?
Натали опять переменила тему. Разговор с ней слишком часто походил на скачки по пересеченной местности.
– Нет.
– Подожди здесь. Оно, наверно, где-нибудь в чулане тумана.
Она вышла в холл, и Джек услышал, как открылась дверь под лестницей. Вскоре она вернулась с нелепо выглядящим устройством. Это был шлем, представлявший собой каркас из легкого металла и кожаных ремешков, к которому были прикреплены металлические трубки, зеркальца и стеклянные линзы разной конфигурации.
– Примерь.
Джек с сомнением смотрел на шлем – в нем чувствовалось что-то средневековое, зловещее. Кожаные ремешки были жесткие и пахли как новые.
– Сперва скажи, что это такое.
– Обыкновенный оптический шлем Страттона, – ответила она, попутно распуская ремешки. – Поворачивает ваше поле зрения на сто восемьдесят градусов, меняет левую и правую стороны и верх делает низом. Настоящий мозговорот.
Она протянула шлем Джеку, словно это был кусок арбуза: мол, попробуй. Велела закрыть глаза, пока она закрепляет его на голове. Туго затянула ремешки у него под подбородком и сзади на шее, защемив кожу. Шлем был тяжелый, так что голову тянуло вниз. Потом Натали разрешила ему открыть глаза. Увиденное поразило его. Он подвигал головой влево и вправо, вверх и вниз и начал глотать ртом воздух. Поднял руки, чтобы стащить шлем, но не смог найти головы.
– Не паникуй. Сделай глубокий вдох. Не пытайся снять его.
Джек потерял ориентацию. Он еще раз попытался схватить шлем и опять промахнулся. Он видел свои руки, яростно мечущиеся, как крылья, сверху, вместо того чтобы быть внизу. Стоило немного наклонить голову, и все начинало беспорядочно скользить в разные стороны. Он двинул правой рукой, но увидел взмах слева.
– Освободи меня, Натали!
– Попробуй следующее. Положи руки туда, где, как тебе кажется, у тебя пах. – Джек попытался медленно опустить руки к талии, но почувствовал, как вместо талии ладони коснулись шлема. Натали засмеялась. – Нет. Начни думать своим концом!
– Освободи меня от этой штуки! С меня хватит!
Он почувствовал, как прикасаются к ушам ее тонкие пальцы, расстегивая ремешки. Наконец, к его большому облегчению, голова освободилась от шлема. Он, моргая, смотрел на комнату, принявшую нормальный вид. Было жарко и поташнивало.
– Мне нужно выпить.
– Первоначальная тошнота, – сказала Натали, кладя шлем на пол и наливая ему вина, – быстро проходит, и через несколько часов привыкаешь к тому, что видишь.
– Ну конечно! Кто станет напяливать эту мозгодробилку на несколько часов?!
– Твой отец проверял. Он обнаружил, что, если поносить его неделю, начинает казаться, будто так все и должно быть. А после нескольких недель привыкаешь окончательно.
– После нескольких недель! Но это бессмысленно.
– Твой отец никогда не делал ничего бессмысленного. Этот опыт демонстрирует, насколько пластична природа человека. Можно изменить саму основу нашего восприятия, и мы будем способны существовать нормально.
– Не могу представить, чтобы он носил такое несколько недель.
– А я и не говорила, что он носил. На то у него были другие дураки.
– Кто-нибудь из тех молодых художников?
Она грустно кивнула. Взгляд ее стал отрешенным, словно она что-то вспомнила.
– Мне тяжело говорить об этом. Давай поговорим о тебе?
Но он скоро исчерпал обычные полицейские анекдоты и замолчал. Она, как охотница, наблюдала за ним. Хотя Натали томно раскинулась на кушетке, лениво выставив бедра, она внимательно ловила каждое его слово. Спросила, что он сделал в жизни самое плохое, и он ответил:
– Солгал, что человек коснулся предписания, хотя он этого не делал.
– Не понимаю.
Он объяснил ей проблему с Бёртлсом. Она не давала ему замолчать, расспрашивала о Луизе, и хотя Джек отвечал односложно, ничто не проходило мимо ее внимания. Она зевала с равнодушным видом, но он знал: она следит за ним. Этот ее странно туманный взгляд. Тревожащий прищур сладострастных глаз, в которых вспыхивали и гасли желтые волчьи искры.
Луиза вернулась задолго до полуночи. Она привела с собой Альфредо; оба были радостно возбуждены после удавшегося обеда. Последовало смущенное знакомство: Джек представил Луизу и Натали друг другу, потом Луиза представила Альфредо Джеку, хотя они уже мельком виделись. В общей неразберихе Натали и Альфредо пришлось знакомиться самим. Они представились друг другу по-итальянски, обменявшись обычными приветствиями, и, пока все рассаживались, продолжали любезный, как сначала показалось, разговор.
– Хорошо провели время? – спросил Джек Луизу, перекрывая сладкозвучные итальянские любезности.
– Потрясающе. Он так мил. Так это?..
– Да, она.
– Еще не видел ее татуировку?
– Нет.
– Не воспользоваться такой возможностью! Какой же ты тюфяк.
– Увы.
Он смотрел ей в глаза чуть дольше, чем позволяли приличия; потом оба обратили внимание, что тон, каким разговаривала другая пара, изменился. Натали нападала, Альфредо отвечал раздраженно. Поняв, что Луиза и Джек прислушиваются к их разговору, они замолчали. Повисла неловкая пауза, во время которой казалось, что комната опасно раскачивается.
– Так что вы ели? – спросил Джек.
Альфредо снова стал сплошное очарование. Его английский был безупречен.
– Я повел Луизу в самый мой любимый ресторан в Риме. На виа ди Монте Тестаччьо. Туда, где настоящая cucina romana[15]15
Римская кухня
[Закрыть] Тебе понравилось, Луиза?
– Что между вами произошло? – обратилась Луиза к Натали.
Та сидела, скрестив руки на груди и положив ногу на ногу, и смотрела в окно. Нижняя губа была выпячена.
– Я пытался заставить Луизу попробовать «салат из копыт» и «сладкое мясо» в белом вине, – рассмеялся Альфредо.
– Я что-нибудь не уловила? – сделала новую попытку Луиза.
– Она сопротивлялась, Альфредо? – отвлек ее Джек.
– Еще как. Сначала. Но я уговорил ее. Постепенно.
– Чертов хлыщ! – буркнула Натали.
– Звучит заманчиво, – сказал Джек, – Надо будет попробовать.
– Очень дорогое блюдо, – проворчала Натали.
– Нет, не слишком, – проворковал Альфредо.
Повисла напряженная тишина; наконец Альфредо встал, собравшись уходить. Он с подчеркнутой галантностью поцеловал на прощание Луизу, за ней Натали и пожал руку Джеку, выразив надежду, что они как-нибудь пообедают в том же ресторане. Луиза проводила его. Джеку понравился Альфредо, о чем он и сказал, пока Луиза отсутствовала.
– Отвратительный тип, – возразила Натали.
– Почему же?
– Женат, а гоняется за юбками.
– Но он гоняется за Луизой, разве не так?
– Презираю мужчин, у которых не хватает честности уйти от жены, – высказала свое мнение Натали, – если они хотят быть с другой.
– Строгие у тебя правила.
– Что это такое? – спросила вернувшаяся Луиза, подняв с пола страттоновский шлем; потрогала кожаные ремешки, теряясь в догадках.
– Попробуй его надеть, – ласково предложила Натали.
– Не надо! – сказал Джек с такой обеспокоенностью, что Луиза удивленно посмотрела на него. – Я хочу сказать, – добавил Джек, взяв себя в руки, – что потом будет тошнить.
– Правда?
– Он преувеличивает, – успокоила ее Натали. – Примерь его.
– Я надевал недавно, и до сих пор меня немного поташнивает, – предупредил Джек.
– Что, черт возьми, это такое?
– Одна из игрушек, которыми забавлялся наш отец.
Держа шлем в вытянутой руке, Луиза с опаской разглядывала его.
– Так что он с ним делал?
– Давал кому-нибудь, – небрежно сказала Натали, – глотнуть таблетку ЛСД, а потом надевал ему на неделю шлем на голову. Или раздевал хорошенькую девушку и…
– Это нам слышать ни к чему, – перебил ее Джек.
– Очень даже к чему, – не отставала Луиза. – И что он делал?
Не обращая на нее внимания, Натали обернулась к Джеку:
– Я заметила, что ты предпочитаешь игнорировать некоторые вещи. Не касаться их. Говорить намеками. Что это тебе дает? Или просто оберегаешь Луизу?
– Оберегает? От чего?
– Ни от чего особенного, – сказала Натали.
– Даже не понимаю, о чем это ты, – проворчал Джек.
Натали встала.
– Знаешь, Луиза, у нас с тобой был общий знакомый.
– Не может быть!
– Да. Помнишь Ника? Мы с ним давние друзья.
Луиза ошеломленно посмотрела на Джека. Тот почувствовал, как лицо у него вспыхнуло от гнева. Он специально просил Натали не упоминать имени Ника.
– Уже поздно, я ухожу, – сказала Натали. – Приятно было познакомиться, Луиза. Поцелуй за меня Билли.
Джек дернулся, собираясь встать и проводить ее, но Натали положила руку ему на плечо, чтобы он не вставал, бросив: «Сама найду выход». Затем поцеловала его в губы, чуть крепче и чуть дольше, чем следовало, чтобы зародить в Луизе подозрения, и ушла. Они услышали, как под окном затрещал, а потом взревел мотор «веспы» – и стал удаляться тающим зудением насекомого, пока его не проглотил жадный клюв римской ночи.
– «Поцелуй за меня Билли», – передразнила Луиза слишком уж мрачным тоном.
– Не надо, – устало сказал Джек. – Не говори ничего.