Текст книги "Первое дело Флетча"

Автор книги: Грегори Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА 34

– Флетчер!

Флетч, лежащий на койке в провонявшей антисептиком камере, облегченно вздохнул. Охранник открыл дверь и выкрикнул его фамилию. Теперь-то с недоразумением будет покончено. Он сможет вернуться в свою квартиру и выспаться.

Он встал. По его расчетам, часы должны были показывать около четырех утра.

Примерно три часа он пролежал на своей койке, слушая, как двое мужчин попеременно блевали, старик что-то верещал, а еще один мужчина распевал похабные песни... В соседней с ним камере двое проститутов жарко спорили о мастерстве каких-то парикмахеров. Один даже спросил Флетча, как получить работу в «Дружеских услугах Бена Франклина». Флетч ответил, что не знает, потому что он там всего лишь вышибала. В камере компанию Флетчу составлял мужчина средних лет, с округлым животиком, в белых брюках и сандалиях, представившийся учителем. Предыдущим днем он, по его же словам, зарезал студента. На его брюках темнели пятна крови. Поведав Флетчу о совершенном преступлении, он свернулся калачиком на койке и заснул.

– Выходи, – приказал охранник. – Быстро.

– Я свободен?

Вслед за охранником, по коридору между камерами он направился к стальной двери.

В камеру его посадили, как Александера Лиддикоута, обвиняемого более чем в двадцати вооруженных ограблениях. Фотографии Лиддикоута смотрели на него с плакатов с надписью «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Флетч не мог не отметить отдаленного сходства между собой и преступником. При заполнении протокола Флетч обратил внимание дежурного на удостоверение личности, лежащее в бумажнике, на водительское удостоверение, на карточку представителя прессы. Дежурный даже не взглянул на фотографии, но добавил в протокол обвинение в краже бумажника с документами Ирвина Мориса Флетчера.

По другую сторону стальной двери Флетч повернул направо, к ступеням в дежурную часть и на улицу.

Охранник схватил его за локоть.

– Сюда, пожалуйста.

Они пошли налево, мимо многочисленных кабинетов. В большинстве двери были открыты. В кабинетах работали люди.

В конце коридора они остановились перед закрытой дверью. Охранник открыл ее своим ключом. Включил свет.

Вся обстановка состояла из длинного стола и шести стульев. В дальней стене темнело забранное решеткой окно.

– Подождите здесь, – распорядился охранник.

– Почему вы не освобождаете меня?

Дверь за охранником захлопнулась.

Флетч выключил свет, улегся на стол и заснул.

Вспыхнул свет. Первым делом Флетч увидел открытую дверь.

Лейтенант Гомес стоял у стола.

– Везде устраиваешься, как дома, не так ли?

Флетч сел.

– Который час?

Его знобило.

– Половина шестого утра. Тюремный бассейн откроется только через полчаса. Сейчас его чистят для тебя мэр со своими заместителями. Они знают, что поутру ты любишь поплавать голышом.

– Рад вас видеть, – Флетч остался сидеть на столе. – Рано вы приходите на работу.

– Расследую серьезное преступление. Убийство Дональда Эдвина Хайбека. Вы что-нибудь об этом знаете?

– Да. Что-то читал в газете, – Флетч зевнул и потер глаза. – Пистолет вам передали?

– Какой пистолет?

– Который я оставлял для вас вчера вечером. У дежурного, с запиской.

– Какой пистолет? – повторил Гомес.

– Я думаю, это пистолет, из которого застрелили Хайбека. Я нашел...

Гомес смотрел на дверь.

На пороге возник Бифф Уилсон, чисто выбритый, но, как обычно, в мятом костюме.

– О, привет, Бифф, – воскликнул Гомес. – Принес кофе?

Бифф хмыкнул.

– Полагаю, когда-то я тоже был шустриком. Был ли я шустриком, Гомес?

– Никогда, – покачал головой лейтенант. – Ты всегда вел себя, как херувим.

– Скорее всего, ты прав, – Уилсон вошел, притворил за собой дверь. – Я даже не помню, а как поступают с шустриками?

– В полиции мы обычно лишаем их яиц, – подсказал Гомес. – У всех репортеров есть яйца?

Бифф приблизился к столу.

– Привет, парень. Слышал, тебя упекли за решетку?

– Досадная ошибка, – пожал плечами Флетч. – Меня приняли за грабителя, Лиддикоута. Вероятно, плакаты с его физиономией висят во всех винных магазинах, пиццериях...

Бифф повернулся к Гомесу.

– Мы можем еще какое-то время держать его здесь по этому обвинению?

– Какое-то, да.

– Не можете, – возразил Флетч. – Дежурный уже проверил документы, что лежали в моем бумажнике. Потому-то вы и узнали, что я арестован, не так ли?

– Бумажнике? – переспросил Бифф Гомеса.

– Бумажника при нем не было, – ответил лейтенант. – Лишь украденные часы. Бифф кивнул Флетчу.

– Мы говорили о пистолете, – напомнил Флетч. Бифф посмотрел на Гомеса.

– Каком пистолете?

– Пистолете, который я нашел, – ответил Флетч. – Около редакции «Ньюс трибюн». Вчера вечером я оставил его у сержанта Вильгельма Рома с просьбой передать пистолет лейтенанту Гомесу.

– Хороший мальчик, – Бифф погладил ногу Флетча. – Очень хороший мальчик.

Флетч убрал ногу.

– Мышцы. – Пальцы Биффа впились в голень Флетча. – Посмотри, какие мышцы, Гомес.

Флетч спрыгнул со стола и отступил на пару шагов.

– А что написано у него на шортах? – Бифф прищурился. – Я так далеко не вижу. Название какой-то команды?

– Дружеские услуги Бена Франклина, – ответил Гомес.

– Футбол, – покивал Бифф. – Я думаю, речь идет о футбольной команде.

– Это совсем другая история, – покачал головой Флетч.

– Мне бы хотелось знать, что ты выяснил, – усмехнулся Бифф.

– Много чего. Вы пишете отвратительные некрологи, Бифф.

– А почему ты так решил, Лиддикоут?

– Во-первых, Жасмин и Дональд Хайбек неженаты. Он не разводился со своей первой женой.

– Да? Что еще?

Флетч перевел взгляд с Гомеса на Уилсона, вновь покачал головой.

– Что еще? – повторил Бифф.

– Вы уже поговорили с Габо?

– С кем?

– С Феликсом Габо. Растлителем малолетних. Бывшим клиентом Хайбека. Выпущенным из тюрьмы на прошлой неделе.

– А ты с ним поговорил?

– Еще нет.

– Ты всю неделю путаешься у меня под ногами, парень. Пообщался со всеми членами семьи Хайбека. Даже с сыном-монахом. Ты воруешь мой хлеб. Зачем тебе это нужно, Лиддикоут?

В какой уж раз Флетч покачал головой.

– Это не гангстерское убийство, Бифф. Вы взяли не тот след.

– А ты разбираешься в этом лучше меня, так? Газета поручила тебе это расследование?

– Только ту его часть, что касается музея.

– Ага, музея. Ты что-нибудь понимаешь, Гомес?

– По-моему, он несет чушь.

– Я думаю, его стоит потерять. – Бифф повернулся к Гомесу.

– Мы его потеряем, – заверил его лейтенант.

– Такое случается, парень. – Теперь Бифф смотрел на Флетча. – Дежурный, бывает, ошибается, заполняя ворох необходимых бумаг.

– Конечно, – улыбнулся Гомес. – Сегодня же отправим его в дурдом. А дней через десять все и прояснится, если о нем кто-то да вспомнит.

– А что вы выгадаете? – удивился Флетч. – Несколько дней. Или вы думаете, что я буду молчать?

– Да кто будет винить нас за бюрократическую ошибку? – удивился Бифф. – Я вообще не появлялся в это утро в участке. Да и ты еще не приходил, не так ли, Гомес?

– Я никогда не прихожу так рано.

– А шустрик-то наш хорош. Его не испугало наше предложение отдохнуть несколько дней в дурдоме. А может, подвесим ему что-нибудь посерьезнее? Чтобы отделаться от него навсегда. Так что у вас делают с шустриками? Я забыл.

– Обычно, Бифф, если уж бьешь человека, надо ударить его так, чтобы он не смог дать сдачи.

– Ясно, – Уилсон не повышал голоса, но Флетч видел, как на его висках пульсируют вены. Да и глаза недобро блестели. – Где-то я уже это слышал. Давай порадуем его таким обвинением, чтобы он не смог дать сдачи. Значит, так. Его арестовали, как Александера Лиддикоута. При обыске в дежурной части у него в кармане нашли кокаин. Ты поделишься своим, Гомес?

– Ради такого дела, конечно, – кивнул лейтенант.

Флетча прошиб пот.

– И все потому, что я покусился на ваше расследование, Бифф?

– Потому что ты шустрик. В журналистике шустрикам не место. Так, Гомес?

– Ты вот всегда был паинькой, – ответил лейтенант.

– Мы играем по правилам, парень, – продолжил Бифф Уилсон. – Ты получишь срок за владение, а может, и за распространение наркотиков, Флетчер, и я сомневаюсь, что Джон Уинтерс или Френк Джефф поручат тебе подметать пол в редакции «Ньюс трибюн». Да и едва ли тебя возьмут в какую-то другую газету.

– Что я должен сказать? – спросил Флетч. – Извиниться и пообещать, что теперь буду хорошим мальчиком?

– Слишком поздно, – отрезал Бифф. – Я решил, что ты шустрик. От тебя надо отделаться.

– А если я пообещаю уйти добровольно?

– Ты и так уйдешь. За казенный счет. Мы об этом позаботимся.

Флетч рассмеялся.

– Неужели вы думаете, что я не вернусь, Бифф?

Бифф посмотрел на Гомеса.

– Может вернешься. Может – нет. Кого это волнует?

– Вас-то должно волновать.

– С чего ты так решил? В тюрьме ты проведешь несколько лет, и я не уверен, что тебе удастся выйти из нее на своих двоих. Это не пустая угроза. Обыденный факт, – Бифф повернулся к Гомесу. – Выясни, о каком он говорил пистолете. Где у тебя кокаин?

– В шкафчике раздевалки спортзала.

– Принеси. Потом поднимемся в твой кабинет и перепишем протокол задержания этого парня.

– У меня есть хороший кофе. Выпьем по чашечке.

– Не откажусь.

– О Боже! – воскликнул Флетч. – Бифф, вы это серьезно?

– А ты решил, что я шучу?

– Энн Макгаррахэн предупреждала, что вы – дерьмо.

– Уж она-то знает. Она допустила большую ошибку, выйдя за меня замуж. Все так говорят.

Гомес рассмеялся.

– Благодаря тебе у нее так и не было детей, Бифф?

– Пришлось приложить руку. Дамочка не любила, когда ее трахали, пропустив перед этим рюмку виски. Запах ей, видите ли, не нравился.

– Господи! – простонал Флетч.

– Полагаю, парень, больше я тебя не увижу. – Бифф направился к двери. – И сожалеть об этом, пожалуй, не буду.

– Бифф...

– В камеру тебя отведут, – добавил Гомес, следуя за криминальным репортером. – Понаслаждайся одиночеством. Когда еще тебе доведется побыть одному.

– Мы напишем такой протокол, что комар носа не подточит. – Бифф держал дверь открытой, пропуская лейтенанта. – Мы с Гомесом в этом деле доки.

Флетч остался один в залитой светом комнате. Хлопнула закрывшаяся дверь. Шаги Биффа и Гомеса затихли в коридоре. Из камер доносились крики.

Ему вспомнилась Луиза Хайбек.

Флетч посмотрел на грязное, забранное решеткой окно. Несмотря на прутья, к стеклу крепился датчик охранной сигнализации.

Голые стены покрывала светлая краска.

Зеленые теннисные туфли, седые волосы и цветастое платье...

Безумный мир. Флетч подошел к двери и повернул ручку. Толкнул дверь.

Она открылась.

Флетч выглянул в коридор. Пусто.

С гулко бьющимся сердцем он миновал коридор, поднялся по лестнице.

У перегородки, разделяющей дежурную часть надвое, никого не было.

Негритянка, плакавшая прошлым вечером, теперь спокойно сидела на скамье. Сержант за столиком читал спортивный раздел «Ньюс трибюн».

В конце концов он оторвался от газеты и посмотрел на Флетча.

– Лейтенант Гомес и Бифф Уилсон пьют кофе в кабинете лейтенанта, – отчеканил Флетч. – Они хотят, чтобы вы послали кого-нибудь за пончиками с сахарной пудрой.

– Понятно, – сержант снял трубку и трижды повернул диск. – Лейтенант хочет пончиков, – сказал он в трубку. – Нет, кофе у него есть. Ты же знаешь Гомеса. Если в чашке жидкость, это не кофе.

– Пончики в сахарной пудре, – напомнил Флетч.

– Посыпь пончики сахарной пудрой, – добавил сержант.

ГЛАВА 35

– Информационная служба «Ньюс трибюн». Назовите, пожалуйста, ваш регистрационный номер и фамилию.

– Привет, Пилар. Как поживаешь?

– Доброе утро. Это Мэри.

– Доброе утро, Мэри.

– Регистрационный номер и фамилию, пожалуйста.

С урчащим от голода желудком, прижав к уху трубку радиотелефона, Флетч мчался в своей машине к своему дому.

– Семнадцать девяносто дробь девять. Флетчер. Держа путь к автобусной остановке, Флетч оглядывался по сторонам в надежде найти открытый кафетерий или закусочную, где бы он мог позавтракать. И тут он вспомнил, что у него нет ни цента. Полиция облегчила его карманы, забрав бумажник и ключи. Тут же в голову пришла забавная мысль: ограбь он закусочную, содеянное приписали бы Лиддикоуту.

Его машина осталась на стоянке у пиццерии. Пришлось добираться туда на попутках. Сначала его подвез мужчина средних лет, продающий музыкальные инструменты. Он пытался уговорить Флетча приобрести саксофон. Потом он оказался в микроавтобусе, набитом подростками. Несмотря на ранний час, они передавали друг другу самокрутку с марихуаной и почти докончили бутылку белого вина. Направлялись они на пляж. До своей машины Флетч добрался в начале десятого. Завел мотор, напрямую соединив проводки, ведущие к аккумулятору и стартеру, и поехал домой.

– Вам несколько посланий, – сообщила ему Мэри. – Звонила некая Барбара. Очень взволнованная. Похоже, по личному делу.

– Правда?

– Нас это, кстати, не удивляет.

– Говорите, Мэри, я слушаю. – От голода у него болела голова, от яркого солнечного света – глаза.

– Она просила передать следующее: «Ты съел всю пиццу сам? Считай, ты прощен. Позвони».

При упоминании пиццы его желудок завязался узлом.

– Ну? – спросила Мэри.

– Что, ну?

– Вы съели всю пиццу?

– Мэри, это глубоко личный вопрос. Пожалуйста, не задавайте таких вопросов.

– Значит, съели. Я думаю, вы расправились с пиццей в одиночку. Как это ужасно, кто-то ждет, что ему принесут пиццу, а ее лопают совсем в другом месте.

– Мэри, вы сегодня завтракали?

– Да.

– А я нет.

– Зачем вам завтрак, если вы ночью съели целую пиццу?

– Есть еще что-нибудь для меня?

– Я бы вас не простила. Да. Энн Макгаррахэн хочет, чтобы вы с ней связались. Вам ведено передать следующее: «Флетч, я понимаю, что вы очень заняты, но, пожалуйста, позвоните мне. Остерегайтесь Би-у и других социальных болезней».

– Ясно.

– Что такое Би-у?

– Мэри, это еще один личный вопрос.

– Я никогда не слышала о Би-у.

– Вам повезло.

– Я думала, что знаю все о социальных болезнях. То есть, знаю их все.

– Отлично. Мне нужен адрес Феликса Габо. – Он продиктовал имя и фамилию по буквам. – Он живет в районе Сан-Игнатиас.

– Вы не собираетесь просветить меня насчет Би-у?

– Мэри! Держитесь подальше от Би-у.

– Но я должна знать, как уберечься от этой социальной болезни.

– Не суйте нос в чужие дела, и все будет в порядке.

– О, вот этого мы себе никогда не позволяем. В районе Сан-Игнатиас живет только один человек с фамилией Габо. Звать его Тереза.

– Этот адрес мне и нужен. Феликс живет у сестры.

– 45447, Туиг-стрит. Дом в полуквартале на запад от автомобильного салона, расположенного на углу.

– Благодарю. И еще, мне нужен адрес Стюарта Чайлдерса. – Вновь он продиктовал имя и фамилию по буквам.

– Это отвратительно. Тот, кого интересуют такие сведения, заслуживает Би-у.

– Мэри...

– 120, Китинг-роуд. Район Хэрдон-Эпартмент.

– Отлично.

– Я не должна этого говорить, но недавно звонил мистер Уилсон. Он тоже хотел знать этот адрес.

– Какой адрес?

– В районе Сан-Игнатиас. Терезы Габо.

– Мэри, вы уже подцепили Би-у.

– О, не говорите этого.

– Будьте осторожны, Мэри. Би-у может затаиться надолго и проявиться, когда его не ждешь.

– Вы говорите с автоответчиком. – Флетч снял трубку после третьего звонка. – В данный момент я не могу подойти к телефону, так что...

– Флетч! – прокричала Барбара. – У тебя нет автоответчика!

– Ты, разумеется, права, – вздохнул Флетч. Помимо автоответчика у Флетча не было и многого другого. С кушетки, купленной у старьевщика, он мог лицезреть красочные плакаты, какие обычно висят в туристических агентствах: Канья, жемчужина итальянской Ривьеры, Косумель, в восточной Мексике, Белиз, Найроби, Рио-де-Жанейро. Флетч надеялся, что со временем он заменит плакаты приличными фотографиями. А в глубине души мечтал о том дне, когда переедет в квартиру куда больших размеров и сможет украсить стены копиями картин Эдгара Артура Тарпа-младшего, воспевшего в своих полотнах Дикий Запад.

– С тобой все в порядке?

– Конечно. – На треснувшей тарелке, стоящей на обшарпанном кофейном столике, осталось лишь несколько крошек от плотного завтрака: яичница с ветчиной на четыре яйца плюс пачка вафель. – А почему ты спрашиваешь?

– Ты уехал за пиццей в одиннадцать вечера! И так и не вернулся!

– О, Господи. Не вернулся! Ты уверена?

– Ты даже не позвонил!

– Я не съел пиццу! Ни единого кусочка!

– Ты попал в аварию или случилось что-то еще?

– Что-то еще. А как тебе удалось мне позвонить? Или Сесилия распродала-таки галифе?

– Она послала меня в аптеку. Мы едва не умерли с голоду.

– Ты потеряла лишние восемь фунтов?

– Думаю, что да.

– А что вы с Синди делали?

– Легли спать. Что еще мы могли делать? Мы ждали тебя до часа ночи.

– Синди осталась на ночь?

– Естественно. Мы же пили виски. Она не могла сесть за руль.

– Это точно.

– Я не ожидала от тебя такой безответственности. Ты мог бы и позвонить.

– Думаешь, что мог?

Подвешенная к потолку, поперек комнаты висела его гордость – доска для серфинга.

– Мы переволновались. Я позвонила в пиццерию. Мужской голос ответил, что никакой Флетчер у них не появлялся.

– Мы же заказывали пиццу на фамилию Ролтон.

– О, да. Я забыла. Где ты провел ночь?

– Длинная история. Ты не будешь возражать, если я расскажу ее тебе при встрече?

– Она связана с Хайбеком?

– Полагаю, что да. – Флетч посмотрел на пустую тарелку. Головная боль исчезла.

– Ты прочитал статью Биффа Уилсона в утреннем выпуске?

– Да. – Экземпляр «Ньюс трибюн» лежал на кушетке. В статье не было ни слова о пистолете, из которого, возможно, стреляли в Хайбека и который передали в полицию прошлым вечером.

– Уилсон напирает на то, что Хайбека убила мафия, так как он слишком много знал.

Флетч вздохнул.

– Может, он прав.

– Скажи мне, Флетч, сколько лет он ведет в «Ньюс трибюн» криминальный раздел?

– Много.

– У него, наверное, везде свои люди.

– Наверняка.

– Я хочу сказать, люди, которые делятся с ним информацией: полицейские, бандиты, стукачи. Вероятно, его выводы небезосновательны.

– Возможно.

– Так что напрасно ты бодрствовал всю ночь. Толку от этого чуть. А вот из редакции ты вполне можешь вылететь.

– Слушай, Барбара, мне надо побриться, принять душ и ехать на работу.

– Съешь всю пиццу и хорошенько выспись. И я выйду за тебя замуж.

Флетч скинул газету на пол.

– А я бы на твоем месте крепко подумал.

– Слишком поздно. Решение принято. Ты помнишь, что сегодня мы обедаем с моей мамой?

– Как я мог об этом забыть?

– В шесть вечера в коттедже. Если ты опять подведешь меня, она очень обидится, это я тебе гарантирую.

– Я все понял.

– Ты приедешь?

– Обязательно.

– Отлично. Между прочим, Синди попросила позвонить ей ровно в половине первого по номеру 5552900. Ей есть что тебе сказать.

– Хорошо.

– Флетч, сегодня среда.

– Уже?

– Мы женимся в субботу. Ты обязательно должен приехать к обеду.

– Можешь не волноваться.

– Мне пора на работу.

– Мне тоже.

ГЛАВА 36

– Я из «Ньюс трибюн», – представился Флетч женщине, открывшей дверь квартиры на первом этаже дома 45447 по Туиг-стрит. Женщина сидела в инвалидном кресле-коляске. – Вы Тереза Габо?

Черные глаза, серая кожа, немытые, нечесаные волосы.

– Мы не можем позволить себе газету. Да и не люблю я их.

– До меня из «Ньюс трибюн» к вам никто не приезжал?

Тереза покачала головой.

В автосалоне по сниженным ценам продавались шестиместные «седаны». Флетч оставил машину у самого угла и прошагал полквартала, шурша валяющимися на тротуаре газетами и отбрасывая пустые банки из-под пива. Входя в подъезд, он едва не упал, споткнувшись о ноги спящей на полу женщины.

Пока он завтракал, говорил по телефону с Барбарой, брился и принимал душ, дверной звонок молчал. Если б он зазвонил, Флетч намеревался удрать по пожарной лестнице. Поначалу его арестовали, приняв за Александера Лиддикоута, ограбившего более двадцати пиццерий и закусочных. Эта ошибка полиции могла вызвать разве что улыбку. А вот намерения Уилсона и Гомеса обвинить И.М.Флетчера в хранении и распространении наркотиков вселяли нешуточную тревогу. Но полиция не появилась в квартире Флетча. И по пути в Сан-Игнатиас его «датсан» не привлек внимание патрульных машин.

Но Уилсон и Гомес могли предположить, что Флетч заглянет к Габо.

– А кто-нибудь у вас был? Полиция?

Вновь женщина покачала головой. Откатилась в сторону. Флетч подумал, что сейчас она захлопнет дверь, а потому придержал ее рукой.

– Я ищу Феликса Габо.

В ее взгляде мелькнуло удивление.

– Ему тоже не нужна газета.

Флетч переступил порог.

– Мне надо с ним поговорить.

В комнате он увидел кровать, матрац и несколько одеял, сложенных на ящике. Женщина уже не обращала на него ни малейшего внимания, не сводя глаз с телевизора, стоящего на массивной тумбе.

Флетч прошел в другую комнату, вернее, кухню. Холодильник, плита, раковина. Все грязное, на полу мусор. Раковина завалена пустыми консервными банками. Воняло гнилью и мочой. Матрац у стены, без подушек и одеяла. Кресло между матрацем и холодильником. А в кресле человек-гора.

Мужчина пристально разглядывал стену над плитой. В руке он держал недопитую бутылку пива. Рубашку и черный, выданный при выходе из тюрьмы костюм покрывали пятна. Похоже, за столом мистер Габо не пользовался салфеткой.

Флетч присел на краешек матраца.

– Что вы делали, выйдя из тюрьмы?

– Купил это кресло. – Свободная рука Габо поднялась и опустилась на подлокотник. – Купил этот матрац. – Взгляд упал на матрац. – Купил пива. – В углу у холодильника валялось не меньше двадцати пустых пивных бутылок. – Теперь меня насыщает только пиво. – Над воротником рубашки нависали складки жира. – У меня все нормально. Первая неделя на воле.

– Похоже, в тюрьме вас неплохо кормили.

– Да. Но она страдала, – Феликс указал бутылкой на другую комнату. – Никто не заботился о моей сестре одиннадцать, двенадцать лет. Она выклянчивала талоны на питание. Посылала детей купить ей кошачьей еды. Ела кошачью еду, купленную на выклянченные талоны. Владелец дома отнял у нее гостиную и вторую спальню. Только потому, что не мог вышвырнуть ее на улицу. Видите стену, которую он поставил? – Судя по слою наросшей на стену грязи, воздвигли ее одиннадцать лет тому назад. – И вы называете это законом? – Флетч воздержался от комментариев. – Что вы на это скажете? Она не сделала ничего плохого. Почему она страдала?

– А вы сделали что-то плохое?

На глазах Феликса Габо мгновенно навернулись слезы.

– Не следовало сажать меня в тюрьму. Я больной человек. Как вы назовете человека, который пристает к маленьким детям?

– Больной.

– Совершенно верно. Они должны были отправить меня на лечение. Меня же бросили в камеру. Раздавили меня. Разве можно так обращаться с больными?

– На суде вы не просили признать вас невменяемым.

– На суде я не произнес ни слова! – Феликс и не пытался сдержать катящиеся по щекам слезы. – Вы знаете, как чувствует себя обвиняемый в зале суда? – Флетч покачал головой. – Он цепенеет. Потрясен тем, что такое могло случиться с ним. Он в ужасе от того, что говорят о нем, о содеянном им. Все эти люди говорят, говорят, говорят о нем и о том, что он сделал. Все, о чем они говорят, ни в малейшей степени не похоже на то, каким он кажется себе. Его мутит от их слов. Он лишается дара речи.

– Вашим адвокатом был Дональд Хайбек, не так ли?

– Мистер Хайбек. Да. Я мог бы кое-что сказать, если бы он не говорил так много. Видите ли, у меня были резоны. Я все видел в ином свете. Я мог бы объяснить.

– Вы могли бы объяснить растление детей?

– Мне было что сказать. Я хотел, чтобы им было хорошо.

– Как вы расплатились с Хайбеком? Как вы смогли нанять такого дорогого адвоката?

– Я не платил мистеру Хайбеку. Ни цента.

– Непонятно. Почему же он взялся защищать вас?

– Не знаю. Однажды он пришел в камеру и сказал: «Я твой адвокат». Он ни о чем меня не спрашивал. Не давал ничего объяснить. Я мог бы объяснить, почему я стал таким плохим. Он не позволил судье задать мне хоть один вопрос. День за днем я сидел в зале суда, а все эти люди приходили один за одним, чтобы сказать, что они видели, как я делал то, другое, третье. – Феликс поднес бутылку ко рту и глотнул пива. – Каждый день газеты писали о моем процессе, а телевидение вело передачи из зала суда. Они охотились за моей сестрой. Сводили ее с ума своими расспросами. Показали дом, где мы жили. Рисовали карты. Показывали детские площадки и школьные дворы, куда я приходил с собаками и встречался с детьми. – Феликс по-прежнему плакал. – Газеты – дерьмо! Они едва не затравили мою сестру.

– Я начинаю кое-что понимать.

– Вы узнали о суде из газеты?

– Ваш процесс – единственный, который проиграл Хайбек. Проиграл с треском. Впрочем, мог ли он рассчитывать на иной исход? Растлитель детей...

– Почему он так поступил? Почему так затягивал процесс? Почему говорил сам? Почему не позволил мне все им рассказать?

– Он использовал вас для рекламы. На вашем примере хотел показать, что и Хайбек может проиграть большой процесс. Благодаря вам его фамилия каждый день появлялась на первых полосах газет. Непонятно мне другое, почему вам дали только одиннадцать лет?

– Очень даже понятно! После всех этих издевательств, которые изо дня в день терпела моя сестра по милости газет и телевидения, Хайбек поднялся на одном из заседаний и заявил: «Ваша честь, мой клиент признает себя виновным по всем пунктам».

– Не предупредив вас?

– Нет! Он вообще не разговаривал со мной. А мне было что сказать. Я не собирался причинять детям вред. Я их любил!

– Вы «любили» их, подманивая собаками.

– Конечно! Дети любили собак. Они всегда-всегда подходили к собакам.

– Вы выдрессировали собак уводить детей в укромный уголок.

– Послушайте, вы бывали на школьных дворах? Дети всегда играют в укромных уголках. Собаки не уводили их туда. Они звали собак к себе.

Флетч нетерпеливо взмахнул рукой.

– Я пришел сюда не для того, чтобы в чем-то вас обвинять.

– Я это понимаю. Просто мне надо выговориться. Видите ли, когда я впервые попал в тюрьму, тамошний психиатр потратил на меня массу времени. Я испытывал вину перед сестрой. Мы были маленькие, и я толкнул ее под колеса автомобиля отца, когда тот дал задний ход. Тогда-то она и стала калекой. Отец обезумел. Он ушел от нас, и больше мы о нем не слышали. Видите? Я старался искупить свою вину перед маленькими детьми. Я их любил. Старался любить.

– Все это сказал вам психиатр?

– Помог мне разобраться в себе. Я был болен. Мне было что сказать в суде. Хайбек все испортил, и меня бросили за решетку.

Флетч покачал головой.

– Почему вы так растолстели в тюрьме?

– Меня не брали в рабочие бригады. Никто не хотел работать рядом со мной. Меня отправили на тюремную ферму. Они знали, кто я такой. Из газет, – Феликс Габо уже не плакал, а рыдал. – Если мистер Хайбек собирался заявить суду, что я во всем виновен, почему он не сделал этого сразу, почему позволял газетам так долго мучить мою сестру?

– За это вы и убили Хайбека.

– Я никого не убивал! – Красные от слез глаза Феликса Габо сердито блеснули. – Меня надо было изолировать от общества. Собак убили. Я заслужил наказание!

– Но не ваша сестра.

Феликс указал на себя обеими руками.

– Могу я выйти на улицу и кого-то убить? Я же конченый человек.

– Вы же злы на Хайбека.

– Я выхожу на улицу только по делу. Купил матрац, кресло. Они мне необходимы. Какой сегодня день?

– Среда.

– Завтра четверг. Я должен отметиться в полиции. Вы съездите туда со мной?

– Я? Нет.

– Моя сестра не сможет поехать. Это в центре.

Флетч встал.

– Вам обязательно надо отметиться в полиции.

– Вы не сможете поехать со мной?

– Нет.

– А что вы сделаете для моей сестры?

– Кажется, я уже слышал этот вопрос.

– Неужели вы появились здесь лишь для того, чтобы выслушать историю моей жизни?

– Я хотел услышать ваше признание в убийстве Дональда Хайбека.

– Кто вы?

– Ай Эм Флетчер.

– Вы не из службы социального обеспечения?

– Я же сказал, что я из газеты. – Флетч уже стоял у двери. – Вы не расслышали?

Глаза Феликса Габо вылезли из орбит. Он попытался подняться.

– »Ньюс трибюн», – добавил Флетч.

Габо упал в кресло. Перебросил бутылку из левой руки в правую.

Флетч попятился. В другой комнате наткнулся на инвалидное кресло-каталку Терезы Габо.

Бутылка разбилась о дверной косяк.

– Мой брат не любит газеты, – пояснила Тереза Габо.

– Я понимаю.

– Винит их во всем.

В полуквартале от дома Габо Флетч едва успел сесть за руль, как на Туиг-стрит свернула машина Биффа Уилсона, с мигалкой, антенной и надписями «Ньюс трибюн» на капоте, багажнике и по бокам. Остановилась она у дома 45447.