Текст книги "Большая игра. Война СССР в Афганистане"

Автор книги: Грегори Фейфер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

V

Проблемы НДПА все усугублялись. Спустя год после Апрельской революции пуштунские племена создали несколько укрепленных баз для борьбы против нового правительства в восточном Гиндукуше, долина Кунар, [28]28
  Провинция (и долина) Кунарха. – Прим. пер.


[Закрыть]и в северо-восточном Бадахшане. По мере роста общего сопротивления жестокой политике правительства, солдаты также начали дезертировать из армии тысячами, захватывая с собой оружие.

В феврале 1979 года исламские экстремисты похитили американского посла Адольфа Дабса. Афганские войска по совету КГБ, но вопреки желанию Америки, все же ворвались в отель «Кабул», где террористы держали американского дипломата. Но в перестрелке Дабса случайно убили вместе с его похитителями. Вашингтон мало что мог сделать в ответ, кроме как ускорить решение о сокращении и без того небольшой помощи, которую США все еще продолжали предоставлять Афганистану.

В марте того же года протесты против правительственной кампании по преодолению неграмотности среди женщин перешли в открытое вооруженное восстание в западно-афганском городе Герат. Этот мятеж стал серьезным переломом в действиях оппозиции. Вместо того чтобы выполнить приказ правительства о подавлении восстания, 17-я дивизия Афганской армии взбунтовалась и присоединилась к мятежникам. Кабул потерял контроль над городом в течение всего трех дней. Мятежники захватили склады с оружием, а затем принялись выслеживать правительственных должностных лиц, советников из СССР и их семейства. Тела публично замученных и убитых потом насадили на пики и выставили на всеобщее обозрение.

Богданов узнал о восстании в Герате 14 марта 1979 года от советского посла Пузанова. Этот пожилой дипломат когда-то был влиятельным партийным функционером, премьер-министром Российской Республики, [29]29
  То есть председателем Совета министров тогдашней РСФСР (Российская Советская Федеративная Социалистическая республика). – Прим. пер.


[Закрыть]наибольшей из пятнадцати республик Советского Союза. Он был отправлен на работу в Афганистан семь лет назад как на пенсию, когда должность посла в дружественной стране считалась синекурой. Но теперь Пузанов оказался втянутым в эти события с головой. Последние новости его очень обеспокоили. Советский торговый представитель в Герате позвонил ему и сообщил, что по улицам шествуют толпы мятежников и призывают жителей к избиению всех немусульман в городе. На этом связь оборвалась. Советский торгпред был убит толпой мятежников, а его жена была жестоко избита, хотя соседи спасли ее. Главный советский военный советник Горелов позже сообщил, что сторонники мятежа стекались в Герат из окружающих сельских районов. Пытаясь остановить толпу, армия открыла огонь; было убито несколько сотен гражданских жителей, прежде чем мятежные офицеры направили орудия танков на своих собственных солдат.

Три советских советника, которые сумели бежать из города на своих автомобилях, направились на север в сторону города Кушка, расположенного в конце ущелья на советской границе. В какой-то момент водители первых двух автомобилей вдруг заметили, что третий исчез. Они вернулись назад и обнаружили машину их коллеги рядом с грязным каменным дувалом какой-то деревни. Вокруг машины теснилась толпа местных жителей, которая разбежалась сразу же, как подъехали остальные машины. Тут они нашли и водителя. Он лежал в своем автомобиле, его тело было изрезано и распотрошено, вместо внутренностей из него торчала солома, а рот был набит песком. Другим советским специалистам повезло больше. Афганский танковый батальон, сохранивший верность правительству, сопровождал их группу вместе с женами и детьми до самого аэропорта.

Прослушав все эти новости, Богданов сразу же бросился в новый штаб афганской разведслужбы, но тот не работал. Однако ему все же удалось застать там руководителя афганской контрразведки, который смог описать ему мятеж 17-й дивизии. Руководитель тайной полиции Сарвари, только что вернувшийся после встречи с Тараки, рассказал, что армейские части, лояльные фракции «Хальк» НДПА, в настоящий момент готовятся начать штурм Герата с окружающих холмов. Тараки приказал, чтобы переброшенные из Кандагара подразделения окружили город, в то время как две бронетанковых бригады двинулись к Герату из Кабула. В то время как сухопутные войска очищали улицы от мятежников, афганские бомбардировщики Ил-28, поставленные из СССР, также нанесли удар по отдельным районам города с близлежащей авиабазы в Шинданде.

Позднее Богданов рассматривал восстание в Герате, стоившее жизни приблизительно пяти тысячам человек, как начало гражданской войны в Афганистане. Именно этот мятеж послужил причиной первого главного обращения НДПА за помощью к Москве. Тараки спрашивал, сколько времени могло бы потребоваться советским войскам, чтобы войти в Афганистан и помочь правительству. В телефонном разговоре с советским премьер-министром Косыгиным в середине марта 1979 года президент Афганистана сказал, что ситуация в стране «плохая и становится все хуже».

– Вы имеете поддержку среди рабочих, городских жителей, мелкой буржуазии и рабочей интеллигенции в Герате? – спросил Косыгин. – Есть ли еще хоть кто-то на вашей стороне?

– Никакой активной поддержки со стороны населения нет, – ответил Тараки. – Оно почти полностью находится под влиянием шиитских лозунгов – следовать за ними, а не за язычниками. Вот на чем строится их пропаганда.

– Много ли там рабочих?

– Очень немного. Всего тысяча или две тысячи человек.

– И какие перспективы?

– Мы убеждены, что враг формирует новые отряды и будет развивать наступление.

– Разве у Вас нет сил, чтобы разбить их? – спросил Косыгин.

– Я хочу, чтобы так оно и было, – пожаловался президент и тут же перешел к просьбам. – Мы просим, чтобы Вы расширили практическую и техническую помощь, в том числе людьми и оружием.

– Это очень сложный вопрос, – ответил Косыгин.

– Если Вы сейчас начнете решающее наступление на Герат, можно будет спасти революцию, – сказал Тараки.

Из всех членов Политбюро Косыгин был, вероятно, наименее склонен поддержать вторжение.

– Весь мир немедленно узнал бы об этом, – ответил он. – У мятежников ведь есть портативные радиопередатчики, и они сразу же об этом сообщат.

– Я прошу, чтобы Вы расширили помощь, – умолял Тараки. – Я предлагаю, чтобы Вы нанесли афганские опознавательные знаки на ваши танки и самолеты, и никто не заметит различия. Ваши войска могли бы продвинуться со стороны Кушки и Кабула. С нашей точки зрения, тут не за что зацепиться. Они будут думать, что это были правительственные войска.

– Я не хочу Вас разочаровывать, но это все равно невозможно будет скрыть, – ответил Косыгин. – Два часа спустя весь мир узнает об этом. Каждый начнет кричать, что началось вторжение Советского Союза в Афганистан. Если мы быстро перебросим вам по воздуху танки, необходимые боеприпасы и дадим минометы, Вы найдете специалистов, которые умеют пользоваться этим оружием?

– Я не могу ответить на этот вопрос. Советские советники могут ответить на него.

– Сотни афганских офицеров прошли обучение в Советском Союзе. Где они все теперь?

– Большинство из них – мусульманские реакционеры. Мы не можем положиться на них, мы им не доверяем. Почему Советский Союз не может послать узбеков, таджиков, и туркменов в гражданской одежде? Их бы никто не распознал. Мы хотим, чтобы Вы послали их. Вести танки могут они, потому что все эти нации есть и у нас в Афганистане. Оденьте их в афганскую форму и дайте им афганские знаки различия, и никто не узнает их. Это очень простая работа, по нашему представлению.

– Вы, конечно, упрощаете проблему. Это сложная политическая и международная проблема, но, независимо от этого, мы продолжим консультации и вернемся к Вашему вопросу. Мы – товарищи, ведущие общую борьбу, и именно поэтому мы не должны настаивать на соблюдении формальностей друг с другом. Все должно зависеть от этого, – ответил Косыгин, заканчивая беседу.

20 марта Тараки тайно прилетел в Москву, где Косыгин официально объявил ему, что Кремль отказался послать советские войска в Афганистан. Как объяснил Косыгин, этот шаг только усугубил бы всю проблему – как для СССР, так и непосредственно для Тараки. Позже, в тот же день, Брежнев повторил отрицательный ответ, зачитав афганскому президенту заранее подготовленный текст от имени советского правительства.

Тем временем, дезертирство солдат и мятежи продолжались – на этот раз, в восточно-афганском городе Джелалабад, к югу от Кабула, а также в Газни и в других провинциях. В мае механизированная бригада 7-й дивизии Афганской армии перешла на сторону сопротивления. В июне правительственные отряды открыли огонь по демонстрации в Кабуле, убив много мирных жителей. В августе в широкой и плодородной долине Кунар на северо-востоке страны к восставшим присоединилась 5-я бригада 9-й пехотной дивизии.

После того, как Москва отправила в Кабул дополнительную военную помощь – включая двести танков Т-55 и сто Т-62, а также двенадцать боевых вертолетов Ми-24, – Тараки немедленно послал несколько самолетов в стратегически важную долину. [30]30
  Долину Кунар (Кунарха). – Прим. пер.


[Закрыть]Они разрушили несколько деревень, убив многих жителей, в одном только городе Керала – более тысячи. Один историк отметил, что «это злодеяние» стало «одним из самых известных в этой войне, переполненной злодеяниями». В августе того же года правительственные войска освободили от мятежников крепость Бала-Хиссар близ Кабула, о чем офицер группы «Зенит» Валерий Курилов узнал впоследствии от сотрудника советского посольства.

Некоторые советские военные руководители в Москве начали думать, что помощь Кабулу была бы хорошим оправданием для нанесения стремительного удара по афганским мятежникам, чтобы воздушно-десантные войска Красной Армии приобрели полезный боевой опыт. Эта идея не ускользнула от министра обороны Устинова.

VI

Рост сопротивления в провинциях еще более обострил борьбу за власть между Тараки и Амином. В свою очередь, это же способствовало усилению культа личности Тараки. – отчасти благодаря массовым митингам, участники которых несли его портреты. Но большинство афганцев воспринимало стареющего Тараки – бывшего журналиста и агента КГБ с 1951 года – как не особенно способного лидера прошлого поколения, время которого уже прошло. Более молодой и энергичный Амин, напротив, был полон амбиций. Получив степень магистра по педагогике в Колумбийском университете (степень доктора он так и не смог получить), в 1965 году Амин вернулся в Афганистан, чтобы присоединиться к боевому крылу НДПА – фракции «Хальк». Четырнадцать лет спустя, весной 1979 года, он занял пост министра иностранных дел и должен был скоро стать также премьер-министром. Движущей силой реформ правительства был Амин, следовательно, он был также в ответе за многие жестокости, совершавшиеся от его имени – похищения людей, пытки и казни, бомбардировки и массовые убийства гражданского населения во время подавления крестьянских восстаний.

Готовя заговор, чтобы стать президентом страны, Амин спокойно мог назначать своих доверенных подчиненных на государственные должности. Министр коммуникаций Саид Мохаммед Гулябзой [31]31
  Саид Мохаммад Гулябзой, род. в 1951 г. в провинции Пактия, пуштун. Член НДПА (фракции «Хальк») с 1968 года, один из приближенных М. Тараки. Окончил летное училище, после 1980 г. в СССР заочно получил юридическое образование (уже будучи министром внутренних дел). Служил в транспортных войсках (с середины 1960-х гг.), участвовал в перевороте Дауда. В октябре 1976 – марте 1977 гг. обучался на высших военных курсах в СССР, после чего (1977 г.) служил радистом на самолете Ан-26 Афганских ВВС. Активный участник Апрельской революции 1978 года, был ранен в ходе этих событий и до 21 мая 1978 года находился в госпитале. В том же году стал членом Ревсовета и старшим адъютантом Тараки, а также членом комитета по организации партийной работы в армии. С 8 июля 1978 г. – министр связи (коммуникаций), с 1979 г. – министр внутренних дел. 14 сентября 1979 года вместе с Ватанджаром, Сарвари и Маздурьяром поддержал Тараки в его конфликте с Амином, после чего был вынужден уйти в подполье. После свержения Амина, с 11 января 1980 г. стал министром внутренних дел, членом ЦК НДПА; с 1983 года – генерал-майор. Выведен из Политбюро ЦК НДПА в 1988 из-за внутрипартийных споров, но в ноябре назначен послом Афганистана в СССР и одновременно в Финляндии и Румынии. Позже был обвинен, как и Сарвари, в причастности к путчу генерала Таная (6 марта 1990 г.), поэтому был вынужден остаться в Москве. – Прим. пер.


[Закрыть]был одним из четырех наиболее влиятельных членов кабинета министров, которые мешали Амину на его пути к власти. В число других из этой четверки входили министр внутренних дел Аслам Мохаммед Ватанджар, [32]32
  О биографии А. М. Ватанджара см. сноску выше. – Прим. пер.


[Закрыть]министр пограничных дел Шерджан Маздурьяр [33]33
  Шерджан Маздурьяр, род. В 1945 году в провинции Урузган, пуштун из клана мохаммадзай. В 1964 году окончил военную школу в Кабуле, затем учился в военной академии, в 1967 г. стал лейтенантом транспортных войск, к 1974 году дослужился до звания майора. Член фракции «Хальк» НДПА, активный участник Апрельской революции 1978 года (как и Ватанджар, командовал одним из танков, атаковавших президентский дворец). В 1978 году получил звание подполковника, был начальником гарнизона Кабула и командиром 4-й танковой бригады. С сентября 1978 командовал Центральным сектором (зона «Центр»). В марте 1979 г. – министр внутренних дел; с 28 июля 1979 г. – министр пограничных дел. 14 сентября 1979 года как один из «группы четырех» (Маздурьяр, Гулябзой, Ватанджар, Сарвари) был арестован, помещен под домашний арест, а затем – в тюрьму Пул-и-Чархи. После свержения Амина в 1980–1988 гг. был министром транспорта, затем по обвинению в некомпетентности был снят, но скоро переведен на должность министра гражданской авиации. В 1980-е гг. был членом ЦК НДПА и Ревсовета. – Прим. пер.


[Закрыть]и руководитель службы безопасности Асадулла Сарвари, [34]34
  О биографии М. Сарвари см. сноску выше. – Прим. пер.


[Закрыть]внушавший особый страх. В то время как Тараки был не в состоянии реагировать на интриги Амина или просто игнорировал их, эти четверо – главные сторонники Тараки – прилагали все силы, чтобы остановить Амина. Так, Гулябзой, характерной чертой которого были всегда аккуратно постриженные короткие усики, честно признавал, что его патрон Тараки также нес на себе часть ответственности за насилие правительства, но, несмотря на это, он же обвинял Амина в излишней жестокости, из-за чего правительство стало терять поддержку населения, которой пользовалось среди людей сначала, после Апрельской революции.

Навестив как-то раз одного своего богатого друга, Гулябзой случайно услышал слова одного из гостей, который также был партийным функционером НДПА. Тот насмехался над хозяином: «Ваше время пришло!», – имея в виду, что его земли скоро будут перераспределены и тот останется ни с чем. Такая грубость заставила Гулябзоя сожалеть, что Национальной демократической партии Афганистана, которой было немногим более десяти лет, не хватило опыта, чтобы со знанием дела выполнить свою честолюбивую программу. Гулябзой, участвовавший в свержении короля Захир Шаха в 1973 году, и сам не раз прибегал к насильственным мерам, но, тем не менее, был сильно обеспокоен политическими мотивами и методами Амина, который сажал своих политических противников в тюрьму даже без ведома начальника полиции, министра внутренних дел Ватанджара или шефа безопасности Сарвари. Гулябзой, Ватанджар, Маздурьяр и Сарвари знали, что премьер-министр также стоял за убийствами множества высокопоставленных деятелей и все более стремился действовать самостоятельно, держа Тараки в неведении.

Трения между этими двумя лидерами – Тараки и Амином – стали окончательно очевидны на первом же совещании, когда президент Тараки только что вернулся из заграничной поездки. Амин был доволен. «Наши сторонники недавно организовали другую революцию», – воскликнул он. В ответ на вопросительный взгляд Тараки, Амин объявил, что недавно были убиты несколько членов семейства умеренного религиозного лидера Себгатуллы Моджаддеди. [35]35
  Себхатулла Моджадедди, род. в 1925 году (по другим данным – в 1921 г.) в Кабуле в семье известного афганского оппозиционного политика Мия Джан Ага Моджаддеди, известный также как Фазал Рахим, Хазрат Сахиб Шур Базар и Мохаммад Масум), происходившего из клана пиров (правителей) Синда, в то время одной из провинций Британской Индии, позднее прозванных «моджаддеди». По наследственному праву он стал главой клана Моджаддеди, представители которого возглавляли в Афганистане суфийский орден Накшбанди с несколькими тысячами последователей (мюридов) в пуштунских провинциях, а также в провинциях Саманган и Баглан. Во время учебы в Египте в Каирском университете Аль-Азхар на факультете мусульманского права в 1948–1953 гг. установил связи с панисламистской группировкой «Братья мусульмане» (университет Аль-Азхар был «колыбелью» группировки «Братья мусульмане», откуда ее идеи распространились по всему исламскому миру). В 1954 году, в связи с покушением «Братьев мусульман» на президента Г. А. Насера, С. Моджаддеди был выслан из Египта вместе со своими родственниками. В 1954–1960 гг. Себхатулла Моджаддеди преподавал Коран и теологию, но в 1960 году, во время визита в Афганистан советской делегации 2 5 мая 1960 г., снова был обвинен в попытке организовать покушение на H. С. Хрущева. За это афганские власти приговорили его к 4-летнему тюремному заключению, но вскоре он был освобожден из-под стражи благодаря семейным связям. Какое-то время работал переводчиком в посольстве Саудовской Аравии в Кабуле и в этом качестве совершил 6-месячную поездку в США, а затем жил за границей. По возвращении в Афганистан в 1966 году, ему было запрещено заниматься преподавательской деятельностью. Тем не менее, Моджаддеди продолжал активно выступать против афганской монархии и ее реформ, за создание «истинно исламского государства». В начале 1968 года он был активным участником и инициатором создания в Афганистане партии «Мусульманское братство» (по образцу одноименной египетской организации), а затем возглавил ее молодежное отделение «Мусульманская молодежь», в руководство которого по его же рекомендации был введен Гульбеддин Хекматьяр (будущий глава группировки «Hizb-i-Islami» – «Исламской партии Афганистана»). В начале 1970-х гг. Моджаддеди принимал участие в демонстрациях исламистов в Кабуле, но в 1971 году, после убийства одного из его сообщников, Моджаддеди бежал в Пакистан, оттуда – в Соединенные Штаты, где преподавал исламоведение, а затем перебрался в Европу. Во время переворота Дауда в 1973 г. он находился в Лондоне, где выступил с резкой критикой нового режима за его «неисламский характер». До Апрельской революции 1978 г. проживал в Нидерландах, нередко выезжая в Данию, где он являлся настоятелем мечети в Копенгагене в 1977–1979 гг. и руководил основанным им же «Скандинавским мусульманским центром», имевшим филиалы и сеть мечетей в скандинавских странах. Там же, за границей, Моджаддеди в 1976 г. (по другим данным в 1971 г.) создал организацию «Общество алимов Мохаммеда» (Jamiat– ul-Ulema-i-Mohammadi), объединившую проживавших в Пакистане представителей умеренного крыла афганских «Братьев мусульман». В декабре 1978 г. Моджаддеди публично призвал все оппозиционные силы в Афганистане к объединению для борьбы против режима НДПА. По-видимому в отместку за это, в феврале 1979 г. по приказу Амина в Кабуле был расстрелян 21 его родственник (всего клан Моджаддеди за время Апрельской революции потерял 109 человек). Это побудило Моджаддеди вернуться в Пакистан, где он 12 марта 1979 г. опубликовал фетву, в которой объявлял джихад режиму НДПА. В том же месяце он создал и возглавил собственную оппозиционную группировку – «Национальный фронт освобождения Афганистана» (НФОА) (Jubha-i-Melli-i-Najat Afghanistan), приверженцами которой стали в основном последователи ордена Накшбанди. В начале 1980-х гг. отряды НФОА насчитывали уже до 2 тысяч человек и действовали главным образом в юго-восточных пуштунских провинциях, а также в некоторых центральных районах Афганистана. Любопытно, что несмотря на свои фундаменталистские взгляды и резкие выпады против монархии Захир Шаха в 1960–70-е гг., Себхатулла Моджаддеди считался роялистом и представителем умеренного крыла афганской оппозиции. Моджаддеди был женат на сестре Сулеймана Лаека, видного деятеля НДПА, который заявлял впоследствии советскому генералу Б. В. Громову, что многие члены клана Моджаддеди связаны с британскими спецслужбами. В мае 1979 года Моджаддеди во главе делегации «Национального фронта освобождения Афганистана» посетил США по приглашению администрации Картера и был принят там высокопоставленными сотрудниками Белого дома. Неудивительно, что в кругах афганской оппозиции Моджаддеди приобрел репутацию сторонника «западного варианта» решения афганской проблемы. В подготовленной им программе «Национального фронта освобождения Афганистана» говорилось, что целью Фронта является объединение всех оппозиционных сил и создание государства, основанного на учении ислама и собственных демократических принципах. Уже к середине 1980-х гг. отряды Моджаддеди перестали представлять реальную силу, так как их численность постоянно сокращалась за счет перехода целых отрядов в другие, более крупные группировки Г. Хекматьяра и Б. Раббани, а также из-за нехватки опытных полевых командиров. Однако группировка Моджаддеди все же вошла в состав так называемой «Пешаварской семерки», а в феврале 1989 г. совет представителей афганской оппозиции избрал его президентом так называемого «переходного правительства». 24 апреля 1992 г. на совещании в Пешаваре он был избран председателем «Временного совета моджахедов» с 2-месячным сроком полномочий, а 28 апреля того же года в ходе официальной церемонии был провозглашен исполняющим обязанности главы Исламского государства Афганистан. 28 июня 1992 г. Моджаддеди передал свои обязанности главы государства Бурхануддину Раббани и выехал в Пакистан. – Прим. пер.


[Закрыть]

– Почему? – спросил Тараки. – Вы же знаете, что Моджаддеди имеет много последователей. Он – популярная фигура.

Амин позже предпринимал и другие действия, даже не сообщая о них Тараки. Когда помощники сообщили президенту, что по приказу Амина дома сельских жителей в провинции Кунар сожгли, а жителей захоронили заживо, Тараки был явно расстроен. «Мы делали революцию для людей, а не для того, чтобы убивать их», – сказал он. Но Тараки не хватало решимости на что-то большее, чем критиковать Амина; даже тот факт, что он отвечал за убийства, но не убивал непосредственно, видимо, вызывал еще большую ненависть со стороны его соперника. Когда президент и четыре его лучших министра, наконец, попытались остановить Амина, тот начал ответное наступление.

Представитель КГБ Богданов еще летом 1978 года заметил признаки заговора Амина, как и свидетельства все более обострявшегося раскола между фракциями «Хальк» и «Парчам». Вскоре после прибытия в Кабул Богданов побывал на прощальном приеме, устроенном в честь одного советского советника в маленьком, но хорошо охраняемом кабульском ресторане. Позже к ним присоединился начальник тайной полиции Сарвари, который между делом сообщил Богданову, что глава генерального штаба армии генерал Шахур готовит военный переворот при поддержке американцев. Сарвари, бывший опытный пилот Афганских ВВС, сказал, что за спиной заговорщиков стоит некий неназванный вышестоящий начальник генерала Шакура. По отдельным деталям предполагаемого заговора, описанным Сарвари, Богданов догадался, кого он действительно обвинял в измене. Этим «некто» мог быть только министр обороны Абдул Кадир, [36]36
  Абдул Кадир (Кадер), род. в 1944 году в провинции Герат, по национальности чараймак-зури. По окончании военной школы и военного училища в Кабуле учился в летном училище в СССР, но не закончил образования. Активный участник военного переворота Дауда; с 1973 г. – зам. командующего ВВС и ПВО. Сыграл решающую роль в поддержке Апрельской революции 1978 года, подняв в воздух самолеты с авиабазы Баграм, чтобы поддержать восставших. 27–29 апреля 1978 г. Был главой Ревсовета вооруженных сил, затем добровольно передал всю власть Ревсовету во главе с Тараки. В мае-августе 1978 г. занимал пост министра обороны. В августе арестован по обвинению в заговоре фракции «Парчам» против правительства Амина, в котором доминировала фракция «Хальк». В тюрьме его пытали, а затем приговорили к смертной казни (позже ее заменили на 15 лет тюремного заключения). Освобожден 27 декабря 1979 года. С 1980 года – зав. сектором обороны и юстиции ЦК НДПА, генерал-майор (позже, с 1983 – генерал-полковник), с 4 января 1982 г. – и.о. министра обороны, с 23 сентября 1982 г. – министр обороны, с 12 декабря 1982 г. – кандидат в члены Политбюро НДПА, с 4 декабря 1984 г. – первый зам. председателя Ревсовета. Однако 21 ноября Абдул Кадир был выведен из Политбюро, а с октября 1986 года направлен послом в Польшу. После окончания срока пребывания на посту посла получил политическое убежище в Болгарии. – Прим. пер.


[Закрыть]член конкурирующей фракции «Парчам». Однако после переворота вся эта история уже выглядела притянутой за уши. На самом деле, по всей видимости, Сарвари сам готовил предлог, чтобы сместить министра обороны.

Перед отъездом из ресторана Богданов снова говорил с Сарвари.

– Я не совсем понимаю, – сказал он, – но думаю, что в вашем правительстве происходит раскол, и это очень опасно. Вы должны объединиться.

После этого Богданов отправился в советское посольство, чтобы встретиться с послом Пузановым.

– Они собираются арестовать Кадира, – сказал он.

– Этого не может быть! – ответил Пузанов. – Партия всего три дня назад выдвинула его из кандидатов в полноправные члены ЦК. Он только сегодня пил шампанское с Гореловым [главным советским военным советником – Г. Фейфер].

Все еще плохо знакомый с Кабулом, Богданов решил не спорить. Он ограничился лишь словами:

– Александр Михайлович, возможно, они хотели только усыпить его внимание в связи с сокращением его охраны.

Но Пузанов остался при своем мнении.

На следующий день Богданов отправился в аэропорт, чтобы проводить советского советника. Посол Пузанов и Сарвари также были там. Подойдя к Богданову, Сарвари взял его за руку со словами:

– Вы помните, что я сказал Вам вчера? Это был Кадир. Мы арестовали его в президентском дворце этим утром.

– Почему же Вы не скажете об этом Александру Михайловичу? – бесцеремонно ответил Богданов, обернувшись к послу Пузанову.

Встревоженный этими новостями, Пузанов попросил Богданова сопровождать его в посольство, где они созвали встречу главных советских военных советников. Горелов описал свою встречу с Кадиром предыдущим утром. Горелов не был разведчиком, но все же был генералом воздушно-десантных войск, отмеченным многими наградами и имевшим опыт ведения боевых действий в Чехословакии в ходе подавления мятежа, известного как «Пражская Весна» в 1968 году, когда советские войска успешно захватили ряд правительственных зданий и аэропортов в Праге. Горелова направили в Афганистан в 1975 году, когда эта страна находилась еще под властью Дауда. Подозревая Горелова в его связях с прежним афганским лидером, Амин попросил Москву заменить его, так же, как и посла Пузанова. Но в Кремле проигнорировали эту просьбу.

Горелов сказал, что Кадир еще тогда был очень обеспокоен. Они вдвоем пили шампанское около восьми часов в его офисе, когда вдруг зазвонил телефон. Это был Тараки. Он спрашивал министра обороны. Президентский дворец был в десяти минутах ходьбы от ресторана. Кадир попросил Горелова подождать и покинул его. Оружия у него с собой не было. Это был последний раз, когда Горелов видел Кадира.

Где-то в девять тридцать утра, министр внутренних дел Ватанджар, которого председатель КГБ Андропов любил называть «Йети» за его коренастую фигуру, вошел в офис Кадира. «Кадир под арестом, – объявил он. – Я назначен исполняющим обязанности министра обороны».

Когда советские военные советники обсуждали текст сообщения в Москву, Сарвари обвинил нескольких политических деятелей в заговоре против генерального штаба Афганской армии. Богданов снова предупредил свое посольство, что следует ожидать чистки, которая, как он уверял, последует очень скоро. И действительно, в течение ближайших трех дней произошло множество арестов, так что теперь советский посол полностью доверял его информации.

Удаление Кадира было далеко не единственным признаком междоусобицы в афганском правительстве. Незадолго до того Богданов вместе с прибывшим в Кабул руководителем зарубежной разведки КГБ Крючковым и главой зарубежной контрразведки Калугиным – встретились с Амином на официальном обеде. Слегка расслабившись после приятной трапезы и светской беседы, советские представители поинтересовались у Амина, зачем ему нужно это разрушительное противостояние между его «халькистами» и умеренными «парчамистами».

– А никакой борьбы нет, – ответил Амин. – Мы хорошо сотрудничаем.

Богданов повторил свой вопрос, поскольку русские уже готовились уезжать.

– Это различия в тактике… или еще кое-что?

– Все в порядке, – заверил его Амин. – Есть два члена «Парчам», которые входят в кабинет министров. Разве это не свидетельствует о сотрудничестве между нами наилучшим образом?

Вернувшись в советское посольство, Крючков отругал Богданова за то, что он, дескать, преувеличил эту проблему. Богданов возразил:

– Вы и Калугин скоро уедете, – сказал он, – но я должен создать разведывательную службу для этих людей. Вы же видите, что они собираются изгнать из правительства всех членов «Парчам».

Будучи убежден, что единственный способ стабилизировать ситуацию в Афганистане – это остановить внутрипартийную междоусобицу, Богданов считал, что только советское давление заставит смягчиться фракцию «Хальк» во главе с Амином.

– В следующий раз, если запахнет очередной разборкой, – предупредил Богданов, – я так и скажу Амину: «Вы заверили меня, что нет никаких проблем между двумя фракциями. Это не мое дело, но вы сами будете решать ваши проблемы в своей партии». Он поймет смысл.

Вскоре после этого, летом 1978 года, в Афганистан прилетел член Центрального комитета КПСС Борис Пономарев – еще один из главных сторонников вмешательства СССР в афганские дела. Богданов призывал его сделать ставку на Амина и рассмотреть в Кремле вопрос о внутрипартийных междоусобицах в Афганистане. Пономарев снова прибыл в Афганистан год спустя, в июле 1979-го. Когда он уезжал, Богданов как раз собирался домой, чтобы провести отпуск в Латвии, и так случилось, что летели они вместе тем же рейсом от Кабула до Бухары. Богданов снова напомнил о вопросе по поводу НДПА. «Не может быть никакого военного решения Афганской проблемы», – уверял он Пономарева, главного «ястреба» Политбюро. Но в результате окончательно убедился, что все меньше советских чиновников разделяют его мнение.

VII

В марте 1979 года Тараки назначил Амина премьер-министром. Богданов в то время был в Москве. По возвращении его Сарвари расхваливал президента за его политический ум, дескать, своего самого опасного политического конкурента надо держать поближе к себе. Разговор происходил в кабинете Сарвари. Однако, когда его переводчик вышел из комнаты, начальник службы безопасности шепнул на ухо Богданову: «Амин – очень опасный человек. Он сделает все, чтобы получить то, что хочет». Вследствие этого разговора, в Москву был отправлена еще одна телеграмма с предупреждением о серьезной угрозе в рядах партии. Вскоре Амин начал давить на советского посла Пузанова, чтобы тот заставил Тараки назначить Амина еще и министром обороны.

Казалось, Тараки, наконец, забеспокоился о конфликте с Амином. Во время заседания Политбюро, в июле 1979 года, Амин обвинил Тараки во всех неудачах правительства. Тараки в ответ в августе обвинил Амина в кумовстве. Однако сообщения четырех министров, передававших Тараки слухи о заговоре Амина с целью его свержения и захвата власти, не были восприняты со всей необходимой серьезностью. Требования обуздать произвол Амина никак не повлияли на положение последнего.

Амин получил свой шанс в сентябре 1979 года, когда Куба была вынуждена пригласить всех глав неприсоединившихся стран на конференцию на самом высшем уровне. Четыре оппозиционных министра советовали Тараки, чтобы в качестве представителя Афганистана на Кубу отправился Амин. Но и тут премьер-министр переиграл их, заявив, что только лидер «революционного Востока», то есть Тараки, сможет должным образом представлять интересы страны. На инициированной им же самим партийной конференции Амин объявил, что президент решил отправиться на конференцию, добавив, что страна очень ценит его усилия. Эта лесть подействовала на Тараки и убедила его в решении вылететь на Кубу. А чтобы подкрепить это решение, Амин отправил в Москву телеграмму о решении Тараки, запросив специальный самолет для его полета на конференцию.

Некоторые из должностных лиц, сопровождавших Тараки во время его визита в Гавану 30 августа, оказались там также по инициативе Амина, который хотел отослать их подальше. После этой беспрецедентной в своем роде конференции, на обратном пути президентский самолет сделал посадку в Москве. Это было 10 сентября, как раз тогда, когда Богданов только что вернулся домой после отпуска.

Дежурный офицер КГБ неожиданно вызвал Богданова, чтобы сообщить о том, что афганский президент остановится в особняке на Ленинских Горах, неподалеку Московского государственного университета. Но это было еще не все. Один представитель афганской службы безопасности из окружения Тараки срочно просил переговорить с представителем КГБ в Кабуле. Подозревая, что за месяц его отсутствия в Афганистане условия могли кардинально измениться, Богданов попытался отложить переговоры, сказав, что он «не в теме». Заседание легко можно будет провести и на следующей неделе, когда он вернется в Кабул. Однако, по настоянию своих начальников, он все же явился в новый подмосковный штаб КГБ для получения информации. Ознакомившись с последними сообщениями из Афганистана, он понял, что ситуация там ухудшилась даже более, чем он ожидал. Появились слухи, что Амин готовил заговор, чтобы убить Тараки, подтверждением чего служило хотя бы то, что он отстранил от дел сторонников Тараки, которые убеждали президента не лететь на Кубу.

Богданов был вызван на встречу с Крючковым и предложил ему предупредить Тараки о возможных планах Амина. Шеф внешней разведки отклонил это предложение, отчасти из-за того, что у Тараки уже была намечена встреча с Брежневым. Но несколько членов Центрального комитета, с которыми Богданов обсуждал это дело, в конце концов, убедили Крючкова организовать встречу.

Богданов присоединился к группе советников, в которую вошли и другие офицеры КГБ и дипломаты от Министерства иностранных дел, которые встретили своих афганских гостей в аэропорту Шереметьево и сопровождали их на Ленинские Горы. Пока Тараки обедал в своей гостинице перед тем, как отправиться в Кремль на встречу с Брежневым, один из афганцев подошел к Богданову и сообщил, что Амин приказал ему передать важную информацию представителю КГБ в Кабуле – строго за закрытыми дверями. Этот человек сообщил, что Амин категорически настоял, чтобы переводчиком был Сайед Тарун, [37]37
  Саид Дауд Тарун (1942–1979), пуштун родом из провинции Нангархар. В 1962 г. окончил военную школу в Кабуле, затем получил высшее образование в Ленинграде как гидрометеоролог. (1968 г.). Занимал различные посты в ПВО Афганистана, был главным метеорологом Афганской армии. Член фракции «Хальк» НДПА, один из приближенных Амина. Участвовал в Апрельской революции, после чего с 1978 года стал начальником Царандоя (народной полиции). Был адъютантом X. Амина и кандидатом в члены ЦК НДПА, а затем – адъютантом М. Тараки и и.о. начальника канцелярии Ревсовета и членом Высшего совета обороны. Убит 14 сентября 1979 г. во время перестрелки охраны Тараки и Амина. По инициативе Амина был возведен в герои: его именем был назван город Джелалабад, переименованный в Таруншахр. – Прим. пер.


[Закрыть]адъютант Тараки, который также летал на конференцию вместе с президентом. Богданов был опытным офицером разведки, но последующие слова его собеседника поразили его…

– Все, что я скажу Вам, будет неправдой. Мы должны встретиться позже и наедине.

Богданову еще ранее много раз случалось встречаться с Таруном в Кабуле, и он знал его как жесткого человека, который часто с энтузиазмом поддерживал аресты первых лиц правительства. Полковник КГБ довольно хорошо ладил с адъютантом Тараки, но он не знал, что этот усатый афганский офицер был фактически главным сторонником Амина, который тайно использовал свое положение, чтобы организовать слежку за президентом. Амин планировал поставить Таруна главным помощником Тараки, а в скором времени пробить его на место Сарвари, то есть на должность руководителя службы безопасности.

Теперь, стоя рядом, Тарун казалось, сначала даже удивился, услышав просьбу выступить в роли переводчика. Однако он был не слишком удивлен; так как, будучи выпускником Ленинградского метеорологического института, вполне бегло говорил по-русски. Он услужливо последовал за двумя мужчинами, которые собрались для беседы в одной из спален особняка. Там таинственный афганец через Таруна как переводчика обвинил Тараки в заговоре с целью убить Амина, добавив, что четыре министра уже вовлечены в заговор против премьера. Когда афганец уехал, Богданов спросил Таруна, согласен ли он с высказанными обвинениями. Тарун сказал «да», и добавил, что заговорщики, по его убеждению, предполагают убить и его самого.

– Но почему они хотят убить Вас?

– Кто хорошо живет сегодня, хочет жить еще лучше завтра, – ответил Тарун.

Богданов был слегка шокирован.

– Вы понимаете, что Вы говорите? – спросил он. – Это очень серьезное обвинение. Вы будете противостоять министрам?

– Конечно, поскольку я поддерживаю Амина. Мы будем бороться с нашими врагами.

Богданов едва ли мог предположить, что ближайший личный помощник Тараки мог быть агентом Амина. Подавив свое удивление, он спросил Таруна, что он думает об афганском президенте.

– Да он старый дурак! Он не соображает, что делает.

Богданов изо всех сил пытался скрыть свое удивление, пока Тарун сам не прервал встречу, сославшись на то, что ему нужно еще выгладить костюм перед визитом в Кремль. Когда Богданов вышел из номера, афганский чиновник, который первоначально предупреждал его, снова подошел к нему. На этот раз Богданов позвал переводчика из советского МИДа.

– Все, что сказал Вам Тарун, было ложью, – заявил афганец. – Нет никакого заговора против Амина. Он пытается обмануть вас. Это Амин хочет избавиться от Тараки. И только эти четыре министра стоят на его пути. Он хочет устранить их непосредственно перед тем, как захватит самого Тараки.

Чиновник также добавил, что Амин планирует осуществить переворот в ближайшие несколько дней. Это были пугающие, более того, – шокирующие новости. И они, по всей видимости, подтверждали сообщения КГБ из Афганистана, которые Богданов успел прочитать днем ранее.

Тараки вскоре уехал на встречу с Брежневым в Кремле, где советский лидер приветствовал его своим традиционным поцелуем. Затем генеральный секретарь зачитал меморандум Центрального комитета относительно советского отношения к плану Амина захватить власть, что может поставить под угрозу Афганскую революцию. Брежнев дал санкцию для Тараки – хотя и закодированную советским бюрократическим жаргоном, – чтобы тот уволил своего премьер-министра (то есть Амина).

Когда афганский президент возвратился в гостиницу на Ленинских Горах, офицер КГБ снова предупредил его о заговоре Амина, на этот раз вполне недвусмысленно. Но санкция Брежнева относительно отставки Амина оказалась, все же, слишком неясной.

– Товарищ Брежнев намекнул мне об этом, но я не совсем понял то, что он хотел этим сказать, – конфиденциально сообщил ему Тараки.

Теперь уже Богданов, в свою очередь, проникся недоверием.

– Но не волнуйтесь, – заверил президент офицера КГБ. – Спасибо за информацию, но, пожалуйста, передайте моим советским товарищам, что нет никакой причины для беспокойства. Я полностью контролирую ситуацию в Афганистане. Ничто не может случиться без моего ведома.

Таким образом, успокоив советское руководство, Тараки уехал в Кабул. Два дня спустя, 12 сентября, за ним последовал Богданов.

Своевременное предупреждение, сделанное Брежневым афганскому президенту, ясно говорило представителю КГБ о том, что советское руководство имело и другие каналы связи в Кабуле кроме него. Когда сутки спустя Тараки встретился с Амином, тот принялся отрицать все обвинения против него и даже смиренно предложил оставить свой пост, если этого потребует советское руководство. Единственным своим условием он поставил то, чтобы его отставка была одобрена пленумом Центрального комитета НДПА. Племянник Амина [38]38
  Речь идет об Асадулле Амине, племяннике Хафизуллы Амина и зяте Абдуллы Амина, отца последнего. Асадулла Амин возглавлял спецслужбу Афганистана с сентября 1979 года, после убийства Тараки, сменив на этом посту Асадуллу Сарвари. В 1980 году Асадулла Амин был выдворен из СССР, где находился на лечении, и был передан правительству Афганистана. Согласно официальным сообщениям, он был казнен 9 июня 1980 года по приговору специального трибунала ДРА. – Прим. пер.


[Закрыть]позже сказал Богданову, что во время отсутствия Тараки Амин вызвал всех тридцать с лишним членов Центрального комитета – каждого по одиночке – в свой кабинет для беседы. Всем им был задан один вопрос: кого они поддерживают, Амина или Тараки, в то время как все тот же племянник Амина держал пистолет у виска каждого из них.

Некоторые советские советники уже пытались убедить Москву взять дело в свои руки. Они уже продумали решение афганской проблемы: надо убить Амина. К сентябрю группа спецназа КГБ «Зенит» разработала план похищения премьер-министра и доставки его в Советский Союз, где его, по всей вероятности, убили бы. Но санкции на выполнение такой операции они не получили.