Текст книги "А если звезды — это боги? (ЛП)"
Автор книги: Грегори (Альберт) Бенфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
И, осознав это, непроизвольно шарахнулся от концепции, голос его ослабел от страха, увял, начал опадать и фальшивить; Рейнольдс метнулся прочь, в поисках Земли, но Верньян потянул его назад и воспрепятствовал бегству. За тонкой внешней оболочкой Солнца Рейнольдс узрел полноту внутреннюю. Сердцевину. Непроницаемую тьму внутри. Его снова охватил страх. Он взмолился о пощаде. Слезы потекли по лицу огненными струями. Верньян защитил его и направил вперед.Вперед следуй-увидишь-узнаешь. Силы сжаты в точку...
И он увидел.
Можно ли было назвать его злым? Сама мысль показалась абсурдной. Не размышляя, но чувствуя и проницая, соприкоснулся он с полнотой этого существа – звезды, Солнца, – и постиг, что оно не злое. Обозрел неприкрытую полноту его несущественности. Ощущения отсутствовали. Холоднее стужи, ужаснее ненависти, низменней страха, чернее зла. Бескрайняя внутренняя целостная несущественность всего бывшего чем угодно.
Я видел достаточно. Нет!
Да, вскричал Верньян, соглашаясь с ним.
Задержись он там еще на мгновение, путь назад был бы отрезан. Верньян также знал это – и отпустил Рейнольдса, позволил ему вырваться.
Однако песнь не прерывалась. Другая песнь. Рейнольдс не без труда следовал ей, пытаясь имитировать голос чужака. На сей раз, однако, ему было проще. Два голоса слились, соединились, стали единым целым.
И Рейнольдс очнулся.
Он лежал на полу чужацкого звездолета, и радужные яркие стены кружились над ним.
Верньян перешагнул через него. Рейнольдс видел выступающее брюхо чужака. Верньян не оглянулся и не опустил головы, но направился прямо к двери, к выходу, быстрей и равнодушней холодной внутренней души самого Солнца. На краткий миг Рейнольдс возненавидел Верньяна сильней, чем кого бы то ни было в жизни. Потом сел, обхватил себя руками, принуждая возвратиться к реальности. Я в порядке, убеждал он себя.Я вернулся. Я жив. Стены перестали вращаться. Пол позади утратил цепкую шероховатость. Тени в уголках поля зрения истаяли.
Джонатон вошел в зал. Он был один.
– Теперь вы видели, – сказал он, пересекая помещение и занимая обычное свое место у стены.
– Да, – Рейнольдс не осмеливался встать.
– И теперь вы знаете, почему мы ищем. Столетиями наша звезда была к нам добра, любила нас, но теперь изменилась – и стала такой, как ваша.
– Вы ищете новый дом?
– Да.
– И?
– И мы ничего не нашли. Все звезды одинаковы. Мы повидали их девять. Все они суть ничто.
– Значит, вы и отсюда улетите?
– Мы должны, но сперва приблизимся к вашей. Пока не обследуем ее со всевозможной тщательностью, не признаем поражения. Нам казалось, что на сей раз мы преуспели. Встретив вас, мы пришли к такому выводу. Вы не похожи на свою звезду. Мы полагали, что звезда, давшая жизнь вам – или вашей расе, – не лишена добросердечия. Но теперь там ничего нет. Мы встречаем одну черноту. Мы пытаемся проникнуть в сердцевину, но пока терпим неудачу.
– Я нетипичный представитель своей расы, – отозвался Рейнольдс.
– Посмотрим.
Он оставался с Джонатоном, пока не ощутил в себе силы подняться. От пола исходило гудение. Коснувшись его влажными ладонями, Рейнольдс запечатлел поцелуй на складчатом холодном металле. Ветер пронесся по комнате – с ним вернулась жизнь. Джонатон пошел волнами, растаял, снова обрел резкость суровой реальности. Рейнольдс внезапно почувствовал голод, в носоглотке закружился вкус жирного мяса. Сухожилия на шее напряглись, вытянулись, потом напряжение медленно начало спадать.
Он удалился и перешел в челнок. Пока суденышко падало в пропасть к серебристой Луне, он сидел без единого слова, в безмыслии. Путь был долог.
* * *
Рейнольдс лежал на спине в темной комнате, глядя в неясно очерченный тенями потолок и отказываясь его видеть.
Гипноз? Или более мощный чужацкий его эквивалент? Разве это не более правдоподобное объяснение, чем разговор с Солнцем, контакт с силой чернее тьмы, могущественней зла? Или... ага, вот еще один вариант: если эти существа в условиях своей родной планеты с такой готовностью приняли теорию о разумности звезд, то не могло ли так получиться, что и его они заразили убежденностью? На Земле случалось подобное. Религиозные чудеса, исцеление верой, разговоры с Богом. Как насчет летающих тарелок, маленьких зеленых человечков и прочих инцидентов массовой истерии? Верный ли это ответ? Истерия? Гипноз? Возможно, даже какой-то наркотик, распыленный в воздухе. Рейнольдс нашел множество объяснений, все они – или какое-то одно – могли оказаться верными, но его не интересовало, так ли это.
Он знал, на что идет, когда ввязывался в эту переделку, и понял, что не жалеет о пережитом. Он сумел исполнить поручение, испытав вместе с тем нечто до крайности личное, недоступное другим людям. Видел ли он в действительности сердцевину Солнца, неважно; пережитое в любом случае останется его личным делом. Никто у него не отберет такой опыт.
Наверное, в дверь уже некоторое время колотили, но он только сейчас это осознал. Вероятно, стоило проигнорировать и стук: иногда бывает так, что, игнорируя раздражитель, избавляешься от него. Но стук не пропал, а стал только громче. Рейнольдс наконец поднялся. Открыл дверь.
Келли зыркнула на его нагое тело и спросила:
– Разбудила?
– Нет.
– Можно войти?
– Нет.
– Я должна с тобой поговорить кое о чем.
Она протиснулась мимо него в комнату, и Рейнольдс увидел, что Келли не одна. За ней в комнату протолкался плечистый краснолицый мужчина.
Рейнольдс захлопнул дверь, отсекая свет из коридора, но плечистый незнакомец невозмутимо развернулся и щелкнул внутренним выключателем.
– Так-то лучше, – сказал он, будто выполнив приказ.
– Ты кто, блин, такой? – спросил Рейнольдс.
– Забудь про него, – велела Келли. – Я пришла поговорить.
– Поговорить, – повторил Рейнольдс.
– Комитетчики здесь. Люди из Вашингтона. Они прилетели час назад, и мне пока удается их удержать. Можешь не верить, но я на твоей стороне.
– Симс мне говорил.
– Он мне сказал об этом.
– Я знал, что он тебе скажет. Не расскажешь, почему? Он не знал.
– Потому что я не идиотка, – сказала Келли. – Я за свою жизнь предостаточно бюрократических марионеток повидала. Там наверху чужаки. Нельзя, чтобы вашингтонские придурки к ним ввалились и стали пятки оттаптывать.
Рейнольдс понял, что его не оставят в покое, и стал натягивать штаны.
– Это Джордж О'Хара, – сказала Келли. – Новый директор.
– Я увольняюсь, – отозвался Рейнольдс безразлично, застегивая рубашку.
– Вам придется сопровождать нас на корабль, – проговорил О'Хара.
– Я хочу, чтобы ты так поступил, – сказала Келли. – Ты должен. Если не мне, то чужакам. Если бы ты мне правду рассказал, этого бы не случилось. Если кто и виноват во всей этой херне, так это ты, Рейнольдс. Почему ты не хочешь мне рассказать, чем вы там занимались последний месяц? Там же что-то происходило.
– Да, – ответил Рейнольдс. – Ты только не смейся, но я пытался разговаривать с Солнцем. Я тебе уже объяснил, что именно за этим сюда прилетели чужаки. У них круиз по галактике, они время от времени останавливаются поболтать со звездами.
– Не надо мне тут фривольничать. Ты уже все это рассказывал, да.
– Я вынужден фривольничать, иначе это кажется слишком странным. У меня с ними был договор. Я хотел, чтобы меня научили разговаривать с Солнцем. Я им сказал, что, как местный, может быть, сумею отыскать то, что не смогли они. Они явно усомнились, но разрешили. Взамен – независимо от моего успеха или провала – нам дадут то, чего мы хотели. На борт пустят команду людей и позволят исследовать корабль. Чужаки опишут нам свое путешествие – где были, что видели. Они обещали сотрудничество взамен на мою беседу с Солнцем.
– И ничего не получилось?
– Я этого не говорил. Я сегодня общался с Солнцем. Я его видел. И теперь не собираюсь ничего больше делать. Просто буду сидеть сложа руки. Забирайте свой приз.
– Ты о чем?
Он понимал, что не сможет ответить.
– Я провалился, – сказал он. – Я не нашел ничего, что не было бы им уже известно.
– Ну ладно, так ты с нами пойдешь или нет? Сейчас меня больше ничего не интересует.
Келли теряла терпение, но в голосе ее слышалась нотка мольбы. Рейнольдс знал, что его это должно порадовать, но не порадовало.
– Ай, черт с вами, – сказал Рейнольдс. – Да. Ладно. Я иду. Но не спрашивайте, зачем. Просто дайте час на сборы.
– Так-то лучше, – расплылся в счастливой улыбке О'Хара.
Рейнольдс, не обращая на него внимания, открыл шкафчики и стал швырять в коробки и ящики одежду и прочие вещи.
– Ты не будешь так любезен объяснить, зачем тебе все это? – спросила Келли.
– Не думаю, что я сюда вернусь, – сказал Рейнольдс.
– Они не причинят тебе зла, – сказала она.
– Нет. Я не думаю, что вернусь, потому что мне вряд ли этого захочется.
– Ты не имеешь права, – сказал О'Хара.
– А вот и нет, – ответил Рейнольдс, – имею.
* * *
Делегация из Вашингтона заняла весь флот челноков базы – семь штук. Четверти гостей места не хватило. Рейнольдс попросил разрешения связаться с кораблем чужаков до вылета делегации и получил его, поэтому инопланетяне знали, что на них надвигается.
Чужаки не протестовали, но Рейнольдс и не рассчитывал, что будут. Во всяком случае, не по радио. Радио внушало им страх, как и многие другие механические или электронные устройства.
Келли с Рейнольдсом прибыли в составе первой группы и открыли шлюз. С интервалами в пару минут подоспели остальные. Когда все прибывшие втиснулись в тамбур, а последний челнок пристыковался к чужацкому звездолету в ожидании обратного полета, Рейнольдс просигналил.
– Погодите, – сказал один из визитеров. – Тут не все. Эктон с Доддом вернулись в челнок за скафандрами.
– Им придется остаться там, – ответил Рейнольдс. – Воздух на корабле чистый, скафандры не понадобятся.
– Но... – другой визитер выразительно ущипнул себя за нос. – Вонь жуткая.
Рейнольдс усмехнулся. Он едва замечал ее. В сравнении с тем, как воняло первые несколько дней...
– Чужаки не станут с вами разговаривать, если вы облачитесь в скафандры. У них что-то вроде табу на переговоры по техническим каналам. Дальше внутри не так воняет. А пока зажмите носы и дышите ртом.
– Меня сейчас блевать потянет, – заныл человек, которого прижало к Рейнольдсу локтем. – Вы уверены, доктор, что там безопасно?
– Провалиться мне на этом месте, если нет, – ответил Рейнольдс.
Двое отлучившихся за скафандрами вернулись. Рейнольдс истратил еще минуту, инструктируя их.
– Прекрати так явственно наслаждаться собой, – шепнула ему Келли, когда они наконец тронулись. Не успела процессия достичь первого узкого прохода, где пришлось опуститься на четвереньки, как трое уже отстали, метнувшись обратно к челнокам. Рейнольдс вел группу в ту часть корабля, где ему прежде бывать не доводилось, руководствуясь грубой картой, начерченной чужаками. Путь оказался менее утомителен, чем он привык. В большинстве мест человеку пройти не составляло труда – потолки были так высоки, что там без проблем могли бы перемещаться и сами чужаки. Рейнольдс игнорировал периодические оклики сзади. Он молча двигался к цели.
Приемный зал был огромен, как баскетбольный дворец, а потолок терялся в густой тени. Рейнольдс развернулся и стал пересчитывать присутствующих чужаков: пятнадцать... двадцать... тридцать... сорок... сорок пять... сорок шесть. Похоже, что всё. Он задумался, все ли тут члены экипажа.
Потом пересчитал своих: двадцать два. Лучше, чем он ожидал: только шестеро отстали, пав жертвами вони.
Он обратился к чужаку, стоявшему ближе прочих к людям.
– Приветствую, – сказал он.
Это не был Верньян, но мог быть Джонатон.
Сзади донеслось:
– Они совсем как жирафы.
– И кажутся разумными, – поддержал другой голос.
– Исключительно. Вы гляньте им в глаза.
– И дружелюбными.
– Приветствую, Рейнольдс, – ответил чужак. – Это те, кого вы?..
– Джонатон? – спросил Рейнольдс.
– Да.
– Это те.
– Это ваши лидеры, которые хотели поговорить с моими товарищами?
– Да.
– Могу ли я взять на себя функции представителя команды, чтобы сэкономить время?
– Конечно, – ответил Рейнольдс. Обернувшись к визитерам, он по очереди посмотрел на них, надеясь уловить хоть малейший проблеск интеллекта, как ни мимолетный. Все тщетно.
– Господа, вы слышали? – проговорил он.
– Его зовут Джонатон? – спросил кто-то.
– Это имя, принятое для удобства общения с людьми. У вас есть более содержательный вопрос?
– Да, – ответил человек. Он продолжал обращаться к Рейнольдсу. – Где ваша родная планета?
Джонатон проигнорировал неучтивость гостя и назвал звезду.
– А где это? – спросил человек, обращаясь напрямую к чужаку.
Рейнольдс объяснил: примерно в тридцати световых годах от Земли. Звезда эта была в целом подобна Солнцу, немного крупнее.
– А сколько это миль – световой год? – поинтересовался человек.
Рейнольдс попытался объяснить. Гость ответил, что понимает, хотя Рейнольдс в этом усомнился.
Пора было переходить к следующим вопросам.
– Почему вы прибыли к нам?
– Наша миссия носит чисто исследовательский характер, – ответил Джонатон.
– Вы обнаружили по пути какие-нибудь другие разумные виды, кроме нашего и вашего?
– О да. Несколько.
Ответ вызвал у собравшихся изумленный шепот. Рейнольдс задумался, кто они такие, почему их выбрали для этой миссии. Не кем они выступают, а кто они. Что у них внутри. Он знал, кем они выступают. Политики, бюрократы НАСА, горстка настоящих ученых. Но кто они такие?
– Вы нашли кого-нибудь из них агрессивными? – спросил человек – почти наверняка политик. – Представляющими угрозу для вас или нас?
– Нет, – ответил Джонатон. – Никого.
Рейнольдс пропускал большую часть вопросов и ответов мимо ушей. Он теперь следил преимущественно за глазами Джонатона. Чужак перестал моргать. На последние два вопроса – о разумных формах жизни – Джонатон ответил правдиво. Рейнольдсу показалось, что он начинает понимать. Он недооценил этих чужаков. Они и вправду встречались с другими расами в своих странствиях, прежде чем обратиться к Вере. О пережитом в этих странствиях Джонатон солгал. Но, в отличие от предыдущих встреч, он лгал более умело, лишь в тех случаях, когда правдивый ответ оказался бы совершенно неприемлемым.
– Как долго намерены вы пробыть на орбите Луны?
– Пока вы и ваши коллеги не покинете наш корабль. Потом мы сразу же отбываем.
Прибывшие всполошились. Рейнольдс яростно замахал на них руками, пытаясь успокоить. Человек, который попросил разъяснения, что такое световой год, выкрикнул Джонатону приглашение посетить Землю.
Это возымело эффект, которого безуспешно старался добиться Рейнольдс. Остальные визитеры умолкли, желая услышать ответ Джонатона.
– Это невозможно, – проговорил Джонатон. – У нас расписан график, мы должны улетать сейчас.
– Нет ли в этом вины нашего посла? – требовательно спросил кто-то. – Он должен был сам спросить у вас гораздо раньше.
– Нет, – ответил Джонатон. – Я не мог бы дать ответа – и никто из моих товарищей. Мы прежде не были уверены в ваших мирных намерениях. Пока мы не познакомились с Рейнольдсом поближе, мы не могли быть в полной мере уверены, что ваша раса не агрессивна.
Чужак быстро моргал. Моргание прекратилось, когда стали задавать технические вопросы. Политики и бюрократы отошли в сторонку посовещаться, и вперед выступили ученые. Рейнольдса приятно удивил уровень их вопросов. По крайней мере, в этом отношении экспедиция не превратилась в фарс.
Когда с вопросами было покончено, люди собрались выслушать последние слова Джонатона.
– Мы вскоре вернемся на свою родную планету, и когда прилетим, сообщим лидерам нашей расы о величии и славе человечества. Пролетая мимо вашей системы, мы решили узнать побольше о вашей звезде и вашем народе, которому дали жизнь ее ласковые лучи. Я чрезвычайно польщен вашим визитом. Уверен, что собратья мои польщены не меньше и могут лишь сожалеть о невозможности в полной мере выразить вам свою признательность.
С этими словами Джонатон перестал моргать и уставился на Рейнольдса.
– Вы уходите с ними?
– Нет, – сказал Рейнольдс. – Я хотел бы еще поговорить с вами наедине, если можно.
– Да, конечно, – сказал Джонатон.
Несколько визитеров возмутились и стали что-то высказывать Келли с О'Харой, но ничего не смогли сделать. Один за другим люди утянулись из переговорного зала в коридор. Последней вышла Келли.
– Не валяй дурака, – предостерегла она.
– Не буду, – сказал Рейнольдс.
Когда люди удалились, Джонатон позвал Рейнольдса в другое помещение. После непродолжительного перехода они оказались в той комнате, где всегда проводили встречи ранее. Джонатон, словно исполняя ритуал, проследовал к дальней стене и замер там в прямой позе. Рейнольдс улыбнулся ему.
– Благодарю, – сказал он.
– Не за что.
– За то, что солгали им. Я опасался, что их тупость возмутит вас. Я полагал, вы навешаете им лапши на уши в ответ, нагромоздите неправдоподобные вымыслы и тем оскорбите. Я недооценил вас. Вы очень хорошо справились.
– Но вы хотели о чем-то поговорить со мной наедине?
– Да, – сказал Рейнольдс. – Возьмите меня с собой.
Джонатон, как обычно, никак не отреагировал, но долгое время хранил молчание.
Потом наконец отозвался:
– Почему вы просите о подобном? Мы никогда не вернемся.
– Мне плевать. Я вам уже говорил. Я нетипичен для своей расы. Нет мне счастья здесь.
– Но разве можете вы считаться типичным среди нас? Разве обретете вы счастье среди нас?
– Не знаю. Но попробую.
– Невозможно, – ответил Джонатон.
– Но... но почему?!
– Потому что у нас нет ни времени, ни возможности возиться с вами. Наша миссия – отчаянная. За время нашего отсутствия родную планету могло обуять безумие. Необходимо спешить. Времени в обрез. Вы ничем не поможете нам. Сожалею, но вы сами знаете, что я прав.
– Я ведь научился разговаривать со звездами.
– Нет, – ответил Джонатон. – Не научились.
– Но я же говорил.
– Верньян говорил. Без него не смогли бы.
– Ответ окончателен? Больше мне не к кому обратиться? А капитан?..
– Я капитан.
Рейнольдс кивнул. Все это время он таскал за собой чемоданчики и коробки, а теперь придется отволочь их обратно. Домой? О нет, только не домой. На Луну.
– Вы не могли бы проверить, оставлен ли для меня челнок? – спросил он.
– Да, минуточку.
Джонатон грациозно удалился в коридор. Рейнольдс развернулся и стал оглядывать стены. Под его взглядом радужные узоры, казалось, снова затанцевали, начали кружиться и танцевать по собственной воле. Он почувствовал грусть, но не тоску. Скорей пустоту и одиночество. Пустота так долго была частью его, что он почти перестал осознавать ее присутствие. Но теперь осознал опять. Он понимал, не всегда отдавая себе в том отчет, что последние десять лет жизни провел в тщетных попытках заполнить эту пустоту. И даже больше, если так прикинуть: вероятно, всю жизнь он положил на поиски момента подлинной целостности. Лишь дважды приближался он к этому ощущению вплотную. В первый раз это с ним случилось на Марсе. Там он остался жив и наблюдал, а другие погибли. Там он не был одинок и не чувствовал опустошенности. Во второй раз – в этой самой комнате, с Верньяном. Лишь дважды за всю жизнь соприкасался он с истинным знанием, самую чуточку. Дважды за пятьдесят восемь нескончаемо долгих лет. Произойдет ли это снова? Когда? Как?
Джонатон вернулся, задержавшись на пороге.
– Пилот там, – сообщил он.
Рейнольдс направился к двери, готовый к отбытию.
– Вы по-прежнему намереваетесь посетить наше Солнце? – спросил он.
– О да. Мы будем продолжать поиски, попытки. Нам больше ничего не остается. Вы ведь не верите, даже после того, что показал вам Верньян: не верите, Рейнольдс, да? Я вас понимаю. Все мы... даже я... иногда сомневаемся.
Рейнольдс вышел в коридор и двинулся дальше. За спиной раздались быстрые шаги; он обернулся и увидел, что Джонатон идет следом. Он подождал чужака, и они пошли рядом. В узком коридоре им едва хватило места.
Рейнольдс не пытался продолжать разговор. Насколько он понимал, за краткое оставшееся им время разговаривать было не о чем. Лучше промолчать, рассудил он, нежели сказать слишком мало.
Воздушный шлюз был открыт. За ним Рейнольдс увидел прильнувший к потрепанному корпусу звездолета челнок.
Говорить было не о чем. Развернувшись к Джонатону, он произнес:
– Прощайте.
И при звуке этого слова впервые задумался, в какие обстоятельства принужден возвратиться. Более чем вероятно, что его снова объявят героем. Он станет медийной знаменитостью. Ну да ладно, слава штука преходящая, с этим можно смириться. Двести сорок тысяч миль – достаточное расстояние. Он был в безопасности.
Словно прочтя его мысли, Джонатон спросил:
– Вы останетесь здесь или вернетесь на свою родную планету?
Вопрос удивил Рейнольдса: чужак никогда прежде не интересовался его личными делами.
– Я остаюсь здесь. Мне здесь лучше.
– И у вас будет новый директор?
– Да. Откуда вы узнали? Но я, наверное, снова прославлюсь. Можно будет оставить Келли.
– Вы и сами бы справились с этой работой, – заметил Джонатон.
– Я не хочу. Слушайте, а откуда вы обо всем этом узнали? Про Келли и так далее?
– Я слушаю звезды, – прозвенела высокая трель.
– Они живые, правда? – внезапно спросил Рейнольдс.
– Разумеется. Нам доступно восприятие их, какого вы лишены. Но вы молодая раса.
– Звезды – это шары ионизированного газа. Термоядерные реакции.
Чужак шевельнулся: изогнул шею так, словно у него там посередине был сустав. Рейнольдс не понял жеста. Впрочем, у него и не было времени понять. Время таки вышло.
Джонатон проговорил:
– Когда они являются меж вами, то принимают это обличье. Так они проводят время в вашей вселенной. Считайте их порталами.
– Через которые мне путь закрыт.
– Да.
Рейнольдс усмехнулся, покивал и прошел в шлюз. Шлюз сомкнулся, поглотив образ друга. Несколько мгновений всеохватной тишины, и начала открываться противоположная дверь.
Пилот был незнаком Рейнольдсу. Не обращая на него внимания, Рейнольдс натянул скафандр, пристегнулся и стал думать о Джонатоне. Как там сказал инопланетянин? Я слушаю звезды. Ага-ага, и звезды поведали, что Келли уволена?
Ему не понравилась эта идея. А еще сильнее ему не понравилось, что Джонатон не моргал в момент, когда говорил об этом.
Варианты:
1) Инопланетянин говорил правду.
2) Инопланетянин сумел солгать, не моргнув глазом.
Выбирайте любой.
Рейнольдс выбрал, и челнок устремился к Луне.
