Текст книги "Медичи"

Автор книги: Грегор Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Жакопо слегка наклонил голову, бегло и пытливо оглядел присутствующих, и насмешливая улыбка скользнула по его губам.

– У вас, конечно, благие намерения, благородные синьоры, – сказал он, – и, несомненно, было бы желательно, чтобы республика вернулась к своей прежней независимости, только я не понимаю, каким образом можно этого достигнуть. Вы хотите свергнуть Медичи – это трудное дело, так как за них весь народ над которым мы власти не имеем. Это надежнее всяких крепостей и стен, и вы не добьетесь ничего, кроме собственной гибели, а власть Медичи станет еще сильнее прежнего. Я об этом и слышать не хочу и прошу вас мне ничего не говорить.

Все с удивлением переглянулись, никто не ожидал такого решительного отпора. Франческо же сказал:

– Вы правы, дядя, что власть Медичи поддерживается народом, против которого мы бессильны, но толпа неустойчива и труслива. Если удастся уничтожить обоих братьев – а это несомненно – и подавить первые порывы толпы, народ скоро подчинится своим прежним правителям и так же радостно будет их приветствовать, как приветствует теперь бесправного выскочку… А когда кардинал Риарио прибудет сюда и архиепископ выйдет его приветствовать, Медичи должны будут с почестями принять его, что, при их тщеславии, они исполнят с особенным блеском. При таком торжестве легко захватить обоих братьев…

– А если народ освободит их и возвеличит больше прежнего? – прервал Жакопо.

– И это предусмотрено, дорогой дядя, – отвечал Франческо. – У графа Джироламо в Имоле набрано войско в две тысячи человек под командой нашего друга храброго капитана Монтесекко. К назначенному дню это войско подойдет небольшими отрядами к городу. Как только дело свершится, а народ еще не успеет опомниться, Монтесекко займет город и подавит всякое движение. Так мы захватим власть. А обоих братьев Медичи отдадим графу Джироламо в Имолу, оттуда их препроводят в Рим, где святой отец сам произнесет над ними приговор.

Жакопо слушал внимательно и обратился к Монтесекко:

– План, по-видимому, хорошо обдуман. А что вы на это скажете, храбрый капитан?

– Все так, как вам сказал благородный Франческо, – с тихим вздохом отвечал Монтесекко. – Граф Джироламо приказал мне подойти к городу, быть в распоряжении синьора Франческо и по его приказанию доставить обоих братьев Медичи в Имолу.

– Это кажется мне разумным. А что скажет его святейшество? А если он не признает за ними никакой вины? Тогда нам будет еще хуже, чем сейчас, и мы даже не сможем пожаловаться на их самоуправство. Мы страдаем под их властью, но они не силой захватили ее, а имеют по доброй воле народа.

– Разве это не самоуправство, что Лоренцо осмелился не допускать архиепископа Пизы, благородного флорентийца, занять предназначенное ему место? – вскричал Франческо. – А разве не дерзкий вызов – отказать папе в необходимой сумме для покупки Имолы? Гнев его святейшества силен и основателен, и если он его сдерживал до сих пор, то только щадя Флоренцию и глупый ослепленный народ, наше желание и намерение свергнуть Медичи известны святому отцу и одобрены им вполне. Его святейшество будет благодарен, что мы предоставим Медичи суду, а за освобождение родины мы можем быть уверены в благословении церкви. Капитан может удостоверить, что папа одобрил наш план. Мы были вместе с ним, когда святой отец благословил наше намерение.

Жакопо опять вопросительно взглянул на Монтесекко.

– Совершенно верно, – отозвался тот, – граф Джироламо дал мне приказание согласно воле святого отца, и я могу вас заверить, синьоры, что я никогда не пошел бы против двух безоружных людей, вместо того, чтобы сражаться с врагами, если бы приказание святого отца не обязывало меня к повиновению.

Жакопо задумчиво склонил голову. Все стояли в напряженном ожидании.

– Если так, – сказал он, наконец, – то это дело, возвращающее свободу нашей родине, может удаться, а одобрение его святейшества устраняет все сомнения, так как доказывает, что он считает Медичи врагами папского престола и всей Италии. Поэтому я готов вас поддержать, но план должен быть выработан таким, чтобы успех не подлежал сомнению.

– План готов, – сказал Франческо. – Капитан введет войско в город, что нетрудно при слабой охране городских ворот, и сдержит волнение народа, когда Медичи будут схвачены. Это произойдет во время парадного обеда, который они дадут кардиналу Риарио в их дворце или на вилле Фьезол, что было бы еще удобнее.

– И вы думаете, что братья так легко сдадутся? – с иронией спросил Жакопо.

– Они вряд ли будут вооружены для борьбы, – возразил Франческо, – а при нас будет хорошее оружие… Мы их окружим и с криком «Да здравствует республика!» бросимся на них. Любое сопротивление может кончиться только их гибелью.

– Мы справимся с ними! – вскричал Наполеоне Франчези, играя шпагой. – И борьба скоро окончится.

– Тут дело идет о жизни и смерти, – сказал Жакопо, – об этом не забывайте. В борьбе нельзя полагаться только на оружие.

– На него и не надо полагаться, – с особенным ударением сказал Монтесекко, – так как его святейшество, соглашаясь на свержение Медичи и разрешая пользоваться для этого войском, запретил подвергать опасности жизнь обоих братьев.

– Совершенно верно, – поспешил заявить Франческо, тогда как Жакопо склонил голову, а Наполеоне Франчези отвернулся с иронической улыбкой, – и мы будем стремиться исполнить волю его святейшества, избавив его от врагов. А вам надо будет тогда, дядя, возвестить народ об освобождении от позорного ига и убедить его подчиниться нам, так как народ больше всего расположен к нам.

– На это я согласен, – сказал Жакопо, – я и до этого поговорю кое с кем из граждан, которые приходят иногда за советом или жаловаться на Медичи. Таким образом, у нас и в народе будет некоторая поддержка.

– Итак, мы все обсудили, и предстоит только назначить день, – заключил Франческо.

– Это зависит от обстоятельств, и заранее решать это нельзя, – заметил Жакопо. – Нам нужно только знать, сколько времени потребуется капитану, чтобы дойти до города. В этой опоре мы должны быть абсолютно уверены, приступая к делу.

– На это нужно только несколько дней, – отвечал Монтесекко. – Мелкими отрядами войско идет быстро, и не надо, чтобы здесь знали это заранее. Первое условие успеха – обязательное соблюдение тайны.

– Кто нарушит тайну, тот сам себя осудит на гибель, – воскликнул Франческо. – Итак, все решено. Теперь надо избегать собираться здесь, это может возбудить подозрение Лоренцо. Я буду вас извещать обо всем надежными гонцами, синьоры, и также графа Джироламо. А сейчас позвольте вас просить к столу, нам нужно поддержать в себе бодрость в ожидании полного освобождения.

Он повел гостей, к которым присоединился и Жакопо, в величественную столовую, где уже стоял роскошно сервированный стол, и чудные вина погребов Пацци внесли радостное оживление в общество.

Глава 10

Праздник Троицы приближался, все прекраснее становилось природное убранство Флоренции. А в самом городе улицы, площади, общественные здания пестро украшались к приезду гостей, благодаря которым в этом году праздник предполагался еще блестящее обыкновенного.

Архиепископ Пизы приехал и остановился во дворце Сальвиати. Синьория приветствовала его, и братья Медичи приняли представителя церкви со всем подобающим ему почетом, доказывая желание забыть прошлые недоразумения, так как праздник Троицы был одновременно и праздником примирения.

Граф Джироламо, занятый, укреплением и украшением Имолы, объявил о своем приезде и написал почти нежное письмо Лоренцо о том, что привезет благословение и приветствие папы и его заверения в своей дружбе с республикой.

Но все должен был превзойти приезд кардинала Рафаэлло Риарио, который, окончив занятия в высшей коллегии в Пизе, отправлялся на место своего назначения. К этой встрече все особенно радостно готовились, так как знали, что въезд любимого внучатого племянника папы будет сопровождаться особым блеском, и падкая на зрелища толпа ожидала его прибытия с нетерпением.

Кардинал остановился в Монтуги, пригородной вилле Пацци, чем доказывалось, что папа высоко ценит оказанную ему услугу и стремится отплатить за нее милостивым вниманием. Но кардинал Рафаэлло со своей стороны написал чрезвычайно любезное письмо Лоренцо, так что и тут, по-видимому, все склонялось к примирению, тем более что Жакопо и даже Франческо Пацци пользовались каждым случаем оказать внимание братьям Медичи.

В чудный летний день, незадолго до Вознесения, красавица Фиоретта Говини сидела на скамейке в садике, окруженном высокой живой изгородью.

Фиоретта сидела погруженная в глубокую думу, а в глазах ее стояли слезы.

– Как хорошо здесь, – проговорила она со вздохом. – Разве я не должна быть счастлива с моим возлюбленным и младенцем, составляющим всю мою жизнь в настоящем и будущем? А все-таки у меня иногда сердце надрывается, и я не могу удержать слезы. Настоящее принадлежит мне, и я упиваюсь его счастьем, а будущее? Будущее – это мой ребенок, мой ненаглядный Джулио, а что оно даст ему, не имеющему имени? Я должна скрывать его, а мне хотелось бы показать его всему свету, когда он так умно смотрит и сладко улыбается и так похож на своего отца! И зачем я должна жить здесь и скрываться?..

Она вскочила и начала в волнении ходить по крохотному дворику, окруженному высокой живой стеной с небольшим проходом, перед которым опять была живая стена, как в модных тогда лабиринтах.

Через узкий проход в изгороди Фиоретта вышла в большой сад с высокими развесистыми деревьями, с зелеными лужайками, клумбами цветов и мраморными бассейнами.

– О, как здесь хорошо! – проговорила она, с восторгом озираясь кругом. – И зачем Джулиано лишает меня этого чудесного зрелища? Мы и здесь были бы скрыты от завистливых взглядов. Я чувствую, что еще сильнее любила бы его среди этого простора, с ясным, бесконечным небом, чем там, где меня давит и гнетет неволя.

В саду не было ни души. Слуги находились в доме, а Антонио только вечерами возвращался из мастерской.

Она подошла к бассейну, где плавали золотые рыбки, и, как дитя, стала бросать им цветы.

«А все-таки нехорошо, что я ослушалась приказания Джулиано. Ведь он мне сказал, что наше счастье зависит от сохранения тайны. – Она испугалась, но тут же упрямо покачала головой. – Нет, нет, ему, может быть, потому и нравится наше тайное гнездышко, что он постоянно на воле, но он не должен забывать, что я стремлюсь к свободе и могу быть счастлива только свободной».

Она свернула в тенистую аллею и пошла быстро, точно желая заглушить свои мысли.

Аллея вела к стене, окружающей парк.

Вдруг она увидела калитку, выходившую на улицу.

Фиоретта с испугом отшатнулась, так как у калитки стоял мужчина в простом, но замечательно нарядном сером шелковом костюме. Он что-то делал у замка калитки и отскочил, услышав ее шаги.

– А, вы здесь, прелестная Фиоретта! – сказал он, когда она остановилась и хотела идти обратно. – Хорошо, что мы встретились, так как я хотел увидеться с вами.

– Вы пришли ко мне? – с испуганным удивлением спросила Фиоретта, узнав своего посетителя в Сан-Донино, назвавшегося Бернардо. – И таким путем? Ведь это не подъезд к дому… Значит, вы знаете синьора Антонио и…

Она запнулась, краснея.

– Я его не знаю, – прервал Бернардо, – а потому хотел тайным путем проникнуть к вам, чтобы предупредить и спасти от недостойного обмана. Я готов освободить вас, если вы захотите довериться мне, как доверились, к несчастью, ложным друзьям. Разве вы не узнаете меня? Ведь я не раз заезжал к вам, усталый, попросить стакан вина.

– Я вас узнала, конечно, – с неудовольствием отвечала Фиоретта. – Я вас принимала, пока вы не начали говорить слова, которые я не могла и не хотела слушать.

– Вы не хотели слушать, что я вас люблю, – вскричал Бернардо. – Напрасно, я предлагал вам руку и перед всем светом хотел признать вас женой.

– И потому вы всегда приезжали, когда моего старого Жакопо не было дома. Вы понимаете, что это не могло внушить мне доверия к вам, и, кроме того, я уже сказала, что не могла и не хотела понимать ваши слова, так как…

– Так как ваше сердце завлекло вас на ложный путь, о чем вы со временем горько пожалеете. Вы заперты здесь, как заключенная, а тот, кто скрывает вас, едва ли захочет открыто признавать вас своей женой.

– Это клевета! – гневно вскричала Фиоретта. – Что вам нужно от меня? Как вы нашли сюда дорогу?

– Дорогу я нашел, Фиоретта, потому что люблю вас больше, чем кто-либо другой, и, уж конечно, больше, чем ваш тюремщик, который держит вас взаперти, как забаву. А я хочу указать вам путь к спасению, если вы хотите быть спасенной.

– Спасенной от высшего счастья? Уходите, уходите, вы обманываете меня. От вас мне надо бы спасаться, если бы этот дом не ограждал меня от ваших преследований.

– Этот дом не спасет вас от предостерегающего голоса любви, который привел меня сюда и заставил вас разыскать.

Он отпер калитку и вошел в сад. Она вскрикнула и хотела бежать, но он схватил ее за руку, говоря:

– Не бойтесь, Фиоретта, со мной вы так же в безопасности, как за стенами этого дома. Спасти вас может только ваша добрая воля, если вы захотите поверить мне.

– Я вам не верю, – вскричала Фиоретта, вырывая руку, – вы не поколеблете мою веру коварной клеветой.

– Я не сержусь на ваши слова, Фиоретта, я понимаю, что тяжело отказаться от ослепления, в котором вы видите ваше счастье, но это не клевета, а истина. Он никогда не сможет быть вашим мужем, а если вы хоть немного знаете жизнь, то поймете это сами.

Фиоретта, побледнев, помолчала немного, а потом воскликнула:

– Я знаю его сердце… Он честный, благородный и не способен на ложь и обман.

– Если даже слова, которыми он заманил вас, были не ложь в ту минуту, то вы сами убедитесь, что он не в состоянии выполнить своих обещаний.

– Убедиться? Никогда! Докажите мне это немедленно или уходите, а то я позову людей.

– Доказать это очень легко, – отвечал Бернардо. – Только пройдите со мной несколько шагов… до угла улицы, и вы убедитесь, что я сказал правду… Вы все увидите собственными глазами.

Фиоретта с испугом отступила на шаг.

– Идти с вами?.. Отдаться в ваши руки?..

– Какое безумие! На улице, среди толпы, что я могу вам сделать, даже если бы я был вашим врагом? Вы будете свободны, как птица небесная, я дам вам ключ от этой калитки, и вы каждую минуту можете вернуться обратно. Отчего вы не хотите пройти несколько шагов, чтобы навсегда рассеять сомнения, которые все-таки запали в вашу душу?

– Хорошо, я пойду, чтобы убедиться, что вы меня обманываете, хотя не понимаю, что я там увижу.

– Поймете. Крики толпы все приближаются. Вы требовали доказательства, и я обязан вам его представить, но закройте лицо, чтобы вас нельзя было узнать.

Фиоретта закуталась кружевным платком, накинутым на плечи, и твердыми шагами вышла на улицу. Бернардо запер калитку, отдал ей ключ, взял ее под руку и быстро повел на угол широкой улицы, ведущей к городу.

Собравшаяся здесь толпа все увеличивалась и, видимо, чего-то ждала.

Все с любопытством смотрели то на дорогу, то на улицу по направлению к городу.

– Отсюда вы все увидите, – сказал Бернардо, останавливаясь в последних рядах толпы.

– Что я должна увидеть? – боязливо спросила Фиоретта. – Мне не следовало идти с вами.

Не успел Бернардо ответить, как толпа хлынула вперед, и все взоры обратились на дорогу.

– Едут, едут! – послышались возгласы в толпе.

– Вот его высокопреосвященство кардинал, а рядом с ним архиепископ Пизы. А сколько господ за ними!

– Кардинал! – прошептала Фиоретта. – О Боже, неужели это возможно?

И она продвинулась вперед, глядя на приближающихся.

Впереди всех на великолепной лошади в дорогой сбруе ехал кардинал Рафаэлло в нарядной черной шелковой одежде, обшитой пурпуром, и в кардинальской шапке на черных кудрях. На груди у него висел большой золотой крест, усыпанный бриллиантами. Его бледное, юное, почти девичье лицо с большими темными глазами выражало робкую застенчивость, точно он еще неуверенно чувствовал себя в своем высоком положении и конфузился от обращенных на него взоров. Вся его фигура была такая ребяческая, но при этом благородная и симпатичная, и он так приветливо кланялся, что многие встречали его искренне добрыми пожеланиями.

Направо от него с гордой, уверенной осанкой ехал архиепископ Сальвиати, налево – Франческо Пацци в великолепном, расшитом золотом костюме, а сзади – большая свита и огромное количество слуг в парадных одеждах.

– Какой молоденький новый кардинал, – сказала старуха, стоявшая рядом с Фиореттой, – какой скромный и робкий, точно сам Бог избрал его себе в служители.

– Да, молоденький, скромный, – ворчал старый, толстый мужчина. – Он похож на школьника, которому еще самому надо бы многому поучиться, прежде чем учить других… Да, племяннику папы нетрудно сделаться кардиналом… Его возьмут прямо со школьной скамьи, а другие годами сидят на ней до первого рукоположения.

Фиоретта боязливо посмотрела на кардинала, а потом начала внимательно всматриваться в его спутников. Наконец вздохнула с облегчением – она не знала никого из них.

Вдруг со стороны города раздались громкие радостные голоса, и ясно слышались крики: «Палле! Палле!»

– Что это значит? – спросила Фиоретта.

– Этими кликами народ приветствует Медичи, которые управляют Флоренцией и сильны, как никто во всей Италии, – пояснил ей Бернардо. – Слышите, как они приветствуют всесильного правителя? Посмотрите на них хорошенько. Видите, кардинал, племянник папы, остановил лошадь, ожидая правителя Флоренции.

– Палле! Палле! – ревела толпа.

И старик, язвительно смеявшийся над молодостью кардинала, теперь громко приветствовал Медичи.

Впереди на чудном андалузском жеребце ехал Лоренцо в черном шелковом костюме; на шее его висела цепь дивной венецианской работы, драгоценные камни сверкали на эфесе шпаги.

За ним следовал маркиз Маляспини с женой и дочерью. Рядом с Джованной ехал Джулиано, весело переговариваясь с невестой своего друга. Он был в роскошном светлом костюме, драгоценные камни украшали его пояс, рукоятку шпаги и кинжал, а также пряжку на берете с белыми перьями. Он всех превосходил блеском и красотой, и крики «Палле! Палле!» раздались еще громче, когда он с поклоном оставил Джованну и подъехал к брату.

– Смотрите хорошенько, – шепнул Бернардо слабо вскрикнувшей Фиоретге, – и сами рассудите, убедительно ли мое доказательство.

Она оперлась на его руку и едва держалась на ногах.

Но ведь Джулиано ей сказал, что он богат и должен подготовить свою гордую родню к известию о своем браке, так почему же ему не быть здесь, в свите Лоренцо, хотя она не думала, что он так много выше ее.

Она отвернулась от Бернардо и спросила стоявшую рядом старушку:

– Кто этот молодой человек, который разговаривал с красивой синьорой, а теперь догоняет своего господина?

– Своего господина? – повторила старуха. – Вы, верно, пришли издалека и никогда не бывали во Флоренции, если не знаете Джулиано де Медичи, брата Лоренцо Великолепного.

– Джулиано де Медичи! – прошептала Фиоретта, поспешно закрывая лицо соскользнувшим платком. – О Боже, так это правда, сущая правда…

Ее ноги подкашивались, она машинально оперлась на руку Бернардо.

– Посмотрите, как он красив, – продолжала старуха, – как чудно сидит на коне, как блестят его глаза!

Фиоретта напряженно смотрела на возлюбленного, которого никогда не видала в таком блеске, и сердце ее леденело.

Кардинал почтительно и робко поклонился обоим братьям и внимательно слушал приветственную речь Лоренцо, а свита расположилась большим полукругом.

– А кто эта синьора, с которой он разговаривал? – спросила Фиоретта.

– Это дочь маркиза де Фосдинуово, – словоохотливо объяснила старуха. – Она гостит с родителями во дворце Медичи.

– Она, верно, невеста Джулиано? – глухим, прерывистым голосом сказала Фиоретта.

– Нет, – смеясь, отозвалась старуха, – красавица синьорина Джованна, конечно, аристократка, породнится она с Медичи через своего жениха – молодого Ручеллаи, но до Джулиано ей далеко. Ему, верно, предназначается герцогиня или принцесса королевской крови… что-то такое уже поговаривают, да и действительно, быть супругой Джулиано даже для дочери короля великое счастье на земле.

– Высшее счастье, – как во сне прошептала Фиоретта. Она глаз не могла оторвать от этого зрелища и не ответила Бернардо, который ей шепнул:

– Вы хорошо все рассмотрели и теперь убедитесь, что я искренне предупреждал вас?

Кардинал поздоровался с маркизом, дамами и со всей свитой и поехал между двумя братьями во дворец Медичи представиться донне Клариссе, а потом посетить верховный совет.

Народ бросился за ними. Крики «Палле! Палле!» все удалялись, и скоро Бернардо и Фиоретта остались одни.

– Надеюсь, вы больше не будете считать меня обманщиком и признаете, что я имел основания вас предостеречь.

Фиоретта повернулась и быстро направилась к саду. Она уже дошла до калитки, когда Бернардо взял ее за руку.

– Вы хотите вернуться в вашу тюрьму, когда убедились, что были жертвою легкомысленного и низкого обмана?

– А что же, по-вашему, я должна делать? Ведь там мой сын, мой милый Джулио, которого я должна охранять и оберегать, чтобы он никогда не узнал, кто его отец…

Она чуть слышно договорила последние слова, вырвала руку и быстро пошла дальше.

– О, не бойтесь за вашего ребенка, – сказал Бернардо, – Джулиано великодушен и не бросит сына… Вы свободны, совершенно свободны и еще сможете после горького разочарования найти полное счастье. Я не считаю вас виновной, и вы смело можете опереться на меня. Идемте со мной, и вы будете в безопасности: он никогда вас не найдет.

– Бросить моего ребенка? – вскричала Фиоретта, ускоряя шаг. – Вы смеете мне это предлагать, смеете называть это моим спасением? Не знаю, что ожидает меня в будущем, но моя жизнь принадлежит ребенку, и наши пути никогда не пересекутся с вами на земле. Я вас не благодарю за правду, которую я могла бы узнать и иначе, а ему мое сердце принадлежит навсегда, и я благодарю его за данное мне счастье.

Она добежала до калитки.

– Вы безумны, и, если не последуете за мной, я насильно заставлю вас спастись, – злобно вскричал Бернардо, схватив ее за руку.

Она резко оттолкнула его и с угрожающим видом крикнула:

– Посмейте только! Я сумею защититься и позвать на помощь, а вы ответите за вашу дерзость.

Бернардо отступил и оглянулся.

Улица была пустынна, только мальчик выглядывал из-за изгороди, но невдалеке слышались голоса, и насильственное похищение было бы невозможно.

– Простите, Фиоретта, что я хотел спасти вас помимо вашей воли. Вы взволнованны теперь, но увидите, что я желаю вам добра. Обдумайте, что вы видели и что я сказал. Я всегда готов служить вам и создать вам счастливую жизнь. Если я буду нужен, повесьте ветку на эту решетку, я явлюсь в тот же вечер и увезу вас в безопасное место. Могут случиться обстоятельства, при которых вам понадобится моя опора. Не сердитесь на меня, я уверен, что мы еще увидимся.

– Если я обидела вас, простите меня, – сказала Фиоретта, протягивая ему руку, – но поверьте, что мою жизнь изменить нельзя, и она никогда не будет иметь ничего общего с вашей.

Она отперла калитку и вошла в сад.

– Возьмите ключ с собой. Если я буду вам нужен, я и без него найду дорогу.

Фиоретта взяла ключ и направилась к дому. В саду никого не было, и она незаметно прошла к себе. В соседней комнате было тихо, и, заглянув туда, Фиоретта увидела, что ребенок спокойно спит и Женевра тоже заснула, склонив голову на грудь. Фиоретта подошла, слегка коснулась губами головки мальчика и прошептала:

– Благослови его Господь за то счастье, которое он мне дал, а ты, мой Джулио, в служении Богу найдешь отца, которого жизнь отняла у тебя.

Она прошла в свою комнату и в изнеможении упала на кушетку. Она не могла постигнуть того, что в несколько секунд разбило ее жизнь, не разрушив ее любовь, и лежала в каком-то забытьи, ощущая только жгучую боль.

Солнце уже клонилось к закату, высокие деревья бросали тень в окна, а Фиоретта все лежала неподвижно, только губы ее иногда мучительно шептали:

– Джулиано… Джулиано де Медичи…

Дверь из коридора распахнулась, и вошел Джулиано, в том же роскошном костюме, в котором встречал кардинала, только без плаща.

Он остановился и с восхищением смотрел на лежащую Фиоретту, залитую красным светом заката.

Тихо подойдя к ней, он опустился на колени и прильнул к ее руке. Не открывая глаз, она прошептала:

– Джулиано… Джулиано де Медичи…

Он с ужасом вскочил.

– Джулиано де Медичи! – повторил он, ошеломленный. – Что означает это имя в ее устах? Что произошло здесь? Кто раскрыл тайну, которая должна была оградить ее от тяжелых тревог? Неужели Антонио выдал меня? Нет, это невозможно… Он верен и предан… Тут вмешались злые люди.

В волнении он громко заговорил, Фиоретта очнулась, взглянула на него, пришла в себя, поднялась, прижалась к нему и проговорила голосом, в котором звучало счастье и страдание:

– Джулиано, Джулиано, я люблю тебя, и всегда буду любить!

Он почти резко высвободился из ее объятий, положил ей руки на плечи и сказал, глядя прямо в глаза:

– Когда я сейчас подошел к тебе, Фиоретта, ты произнесла имя, которое ты никогда не слышала от меня. Откуда ты его узнала? Отвечай мне ради нашей любви, я требую правды.

– Джулиано де Медичи, – повторила она с тоской, но гордо глядя на него. – Я должна была понять, что это ты, так высоко стоящий над всеми и снизошедший до меня своей любовью. Благодарю тебя за тайну, которой ты окружил себя. Я испытала счастье, которое озарит мою одинокую жизнь и даст силы заботиться о Джулио, о твоем сыне.

– Одинокую жизнь?! – вскричал Джулиано. – Как ты могла дойти до того, чтобы сомневаться во мне, в моей чести и верности, даже зная, кто я? Так как ты это знаешь, то должна понять, что мне надо отстаивать мое счастье, и я не хотел говорить мое имя, пока не признаю тебя женой перед всем светом. Но откуда ты знаешь мое имя? Кто открыл тебе тайну?

Она колебалась с минуту, потом рассказала, глядя прямо ему в глаза, что под гнетом одиночества вышла из огороженного сада и увидела у калитки человека, заезжавшего к ней прежде и которого она отказалась у себя принимать, когда он заговорил с ней о любви; он провел ее на улицу и показал встречу кардинала с обоими братьями Медичи.

– О, мой Джулиано, поверь, я не сержусь на тебя, хотя и страдаю от неизбежности тебя потерять, и только потому, что ты дал мне такое безграничное счастье.

– А кто этот человек, – резко перебил он ее, – который вторгается в мою жизнь и хочет отнять у меня твое сердце? Он умрет от моей руки, если он достоин встретиться в рыцарском бою с Джулиано де Медичи.

– Клянусь Богом, я не знаю его! Он мне сказал только, что его зовут Бернардо.

– Все равно, на свете есть человек, знающий мою тайну и желающий разрушить мое счастье. Ему это не удалось, потому что он плохо знает твое сердце, но медлить дальше было бы трусостью. Мы были обвенчаны священником, и неужели ты, могла думать, что я обману тебя, или нарушу священный союз, неразрывно соединяющий людей?

– Я ничего не думала, – с мольбой сказала Фиоретта, – кроме того, что я, бедная Фиоретта Говини, никогда не смогу перед светом встать наравне с Медичи.

Он смотрел, глубоко тронутый, в ее ясные, любящие глаза, взял ее за руки и сказал серьезно и торжественно:

– Я не могу сердиться, Фиоретта, что ты усомнилась во мне. Может, я был не прав, скрывая от тебя истину. Теперь слушай и верь мне: клянусь тебе, что я не обманул тебя и священник, венчавший нас, был настоящим священником, союз наш неразрывен, ты жена моя перед Богом и будешь признана таковой перед светом не позже как через три дня. Сегодня я не могу говорить с братом – он занят визитом кардинала. Завтра тоже, так как у нас дома будет большой завтрак, перед которым кардинал будет присутствовать на обедне в соборе. На завтраке я не буду, я сегодня отговорился нездоровьем, чтобы поспешить к тебе. Когда кардинал уедет на виллу Монтуги, я все скажу моему брату Лоренцо. Может, у него и были другие планы, но он примет тебя, как сестру. Я уверен в этом, так как он добр, и любит меня, да и, помимо этого, не в его власти было бы мешать моему выбору. Это будет самым лучшим наказанием для негодяя, дерзнувшего проникнуть в мою тайну. А той высоты, на которой ты будешь стоять со мной, никто уж не осмелится коснуться.

– О Джулиано, – отвечала Фиоретта, опускаясь на колени. – Я не достойна такой жертвы! Иди предначертанным тебе путем, а меня оставь!

– Я никогда тебя не оставлю, даже если бы можно было расторгнуть наш союз. Я исполню мою клятву и прошу у тебя только три дня сроку. Теперь больше ни слова об этом. Мы еще раз вспомним прошлое, а в будущем нас ожидает только счастье. Он притянул ее к себе и крепко обнял.

Антонио вошел и, улыбаясь, остановился на пороге.

Джулиано рассказал ему обо всем случившемся и сообщил о своем решении.

Когда Джулиано рассказал другу о том, что в сад проник неизвестный, который раскрыл его тайну Фиоретге и пытался ее похитить, они решили поставить в саду стражу, надеясь поймать его и предать суду как вора.

Внесли накрытый стол, и они весело сидели втроем, ничего не подозревая, и ничто не омрачало их счастье.