Текст книги "Секрет брата Бога"

Автор книги: Грег Лумис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Как только Лэнг оказался внизу, к нему подскочил официант в белой куртке:

– Мистер Рейлли?

Лэнг кивнул.

– Сюда, пожалуйста.

Его проводили к единственному столику, за которым сидел посетитель. Пожилой человек поднял на него выцветшие почти до белизны голубые глаза и протянул руку:

– Извините, что не встаю, мистер Рейлли, но…

Только сейчас Лэнг обратил внимание на то, что его собеседник сидит в инвалидном кресле, да еще каком – чрезвычайно старомодном, плетенном из лозы, но, впрочем, казавшемся свежеотполированным.

Лэнг пожал руку, походившую на ощупь на старый высохший пергамент.

Старик улыбнулся, продемонстрировав темно-желтые зубы.

– Вам нравится мой раритет? – Он похлопал ладонью по подлокотнику. – Оно не моложе меня, а может, и старше. Сделано вручную еще в то время, когда люди гордились своими изделиями. Мне приятно думать об этом кресле как о моем «чиппендейле» [19]19
  Элитная мебель эпохи рококо.


[Закрыть]или «Бугатти». – Он жестом предложил Лэнгу сесть. – У меня, похоже, есть преимущество перед вами. Я знаю ваше имя, а вы моего – не знаете. – Он выпустил ладонь Лэнга. – На английский манер оно произносится Гавел Клаус.

Акцент букиниста был определенно британским.

– Вы прекрасно говорите по-английски.

Клаус откинулся на спинку кресла:

– А иначе и быть не могло. Я ведь значительную часть войны прожил в Англии – до убийства Гейдриха. А после гибели героев, скрывавшихся в церкви Святых Кирилла и Мефодия, и уничтожения деревни Лидице решил, что должен что-то делать. Меня перебросили самолетом, и я на парашюте спустился к партизанам.

Лэнгу пришлось напрячь память. Рейнхард Гейдрих, олицетворение истинного арийца, приближенный Гиммлера, был назначен «протектором Богемии». Его политика отличалась крайней жестокостью, однако он почему-то был уверен, что народ оккупированной Чехословакии любит его, и потому повсюду разъезжал в открытой машине. Закончилось это тем, что в мае 1942 года чех, незадолго до того сброшенный на парашюте с английского самолета в окрестностях Праги, швырнул на пассажирское сиденье изготовленную в Англии бомбу. Предполагалось, что это убийство подкрепит моральный дух народов оккупированной немцами Восточной Европы.

Убийц, попытавшихся укрыться в православной церкви, быстро отыскали. Они предпочли покончить с собой, нежели сдаться и обречь себя на страшные пытки. Немцы же, в отместку за смерть своего высокопоставленного чиновника, стерли с лица земли две чешские деревни и уничтожили всех их жителей – мужчин, женщин и детей.

Клаус поднял руку, подзывая официанта.

– Но вы приехали в Прагу, конечно же, не для того, чтобы слушать стариковские разглагольствования. Я рекомендовал бы рагу из лангустов. Знакомые, побывавшие в Новом Орлеане, говорят, что здесь его недурно готовят.

Знакомые Клауса ничуть не ошибались.

К тому времени, когда Клаус отложил вилку, помещение начало заполняться людьми. Лэнг ожидал, что слушать вечернюю программу придет молодежь, однако большинство посетителей было средних лет и старше.

Клаус допил остатки пива:

– Лучше бы нам перейти к делу, пока не появился оркестр. Так что же именно вас интересует?

– У вас имеется что-нибудь вроде тех рукописей, которые вы продали сэру Иону?

Клаус хохотнул; трудно было ожидать от столь хрупкого человека, да к тому же калеки, столь звучного басовитого смеха:

– Нет, думаю, что-то подобное осталось только в музеях.

– А что вы могли бы сказать о тех рукописях, которые продали? – спросил Лэнг, наклонившись к собеседнику через стол и понизив голос.

– Сказать? – Брови Клауса удивленно взметнулись вверх седыми дугами. – Это, несомненно, часть находки из Наг-Хаммади, эллинистический греческий язык, вернее, его коптский диалект…

Лэнг терпеть не мог перебивать собеседников, но сейчас ему очень хотелось узнать то, что нужно, прежде чем заполнятся соседние столики, заиграет музыка и нужно будет кричать, чтобы собеседник тебя услышал.

– Все это я знаю. Я хотел бы узнать, что там было написано и где вы их взяли.

– Думаю, вы понимаете, что поставщики – это важнейшая профессиональная тайна…

– Но копты… Чехия находится так далеко от Египта!

– А я не говорю, что нашел их в Праге. Но все же стоит обратиться к истории. Четвертый век – период, когда были созданы интересующие вас рукописи, – был временем быстрого упадка и краха Западной Римской империи. Тогда столицу перенесли в Равенну, оборонять которую было легче, чем Рим. Захватившие власть франкские вожди стали называть себя цезарями, хотя не являлись ни римлянами, ни вообще италийцами. На востоке в это время процветал Бизантиум, город Константина. Мистер Рейлли, вам известно, сколько времени существовала Византийская империя? – Честно говоря, Лэнг после колледжа ни разу об этом не думал и сейчас почувствовал себя студентом на экзамене. – От времени правления Константина, это середина четвертого века, до взятия Константинополя турками в 1453 году. Именно из-за падения империи Западу понадобилось искать новые пути на Восток. Если бы Византия устояла, Колумб не открыл бы Америку, направляясь в Индию.

Лэнг нетерпеливо поглядывал на людей, собиравшихся в ресторане. Гул голосов вокруг сделался ощутимо громче.

Клаус заметил нетерпение Лэнга:

– Короче говоря, мистер Рейлли, Бизантиум, который назывался потом Константинополем, а сейчас – Стамбулом, очень долго оставался столицей империи. Западная часть Римской империи приходила в упадок, а восточная, по культуре более греческая, нежели римская, процветала. После завоеваний Александра Македонского власть в Египте триста лет принадлежала греческой династии – вплоть до включения его в состав Римской империи. Потом он некоторое время входил в состав Византийской империи. Так что между Византией и Египтом существовали прочные культурные, а временами и политические связи. А в империю, между прочим, входила значительная часть территории Восточной Европы, она чуть ли не доходила до границ нынешней Чешской Республики. Когда на антикварный черный рынок тех давних времен попадали какие-то книги, их, естественно, предлагали каким-то богатым коллекционерам, а никого богаче империи в то время просто не было. Тем более что этот коллекционер не участвовал ни в каких договорах, касающихся прав на владение древним имуществом других стран. – Он пожал плечами. – Это всего лишь теория, но она вполне убедительно отвечает на ваш вопрос о том, каким образом коллекция, купленная сэром Ионом, оказалась у меня в руках.

Он помолчал несколько секунд и продолжил:

– Тексты из Наг-Хаммади писались коптскими, египетскими и греческими христианами, вероятно принадлежавшими к секте, которую мы сейчас знаем под именем гностиков. Где-то в 400 году от Рождества Христова папа римский Анастасий распространил пастырское письмо, в котором объявлял евангелия, не получившие одобрения на Никейском соборе 325 года, еретическими. Как вам известно, церковный канон признает только четыре евангелия. Все остальные подлежали уничтожению. Вероятно, гностики или какая-то часть секты решили не предавать эти копии огню, как от них требовали, а спрятать.

Лэнг сам объяснял все это Джейкобу в тот злополучный вечер в Британском музее, так что новостью для него сейчас были только точные даты. Но предмет разговора от этого не казался менее интересным. Он даже не замечал нараставшего в пещере шума.

– Так какое же из евангелий вы ему продали?

– Евангелие от Иакова.

– Иакова?

– Да, Иакова Праведного, брата Иисуса. Он был первым епископом Иерусалима.

В голове Лэнга тут же сложились два вопроса:

– Брата? Я не знал, что у Иисуса был брат.

Клаус улыбнулся, отчего по его лицу разбежалась сеть глубоких морщин:

– Значит, вы плохо читали Библию. У Христа было много родственников. Марк перечислил их в третьем стихе шестой главы.

– И все же я никогда об этом не слышал. Впрочем, меня воспитывали в лоне англиканской церкви.

– В таком случае вы могли и не знать этого. Дело в том, что упоминание родственников до сих пор причиняет церкви немало неудобств. Во-первых, как быть с догмой о вечной девственности Марии? Наличие нескольких детей никак с нею не стыкуется. Во-вторых, наличие братьев и сестер у Сына Бога влечет за собой некоторые неудобства.

Лэнг перестал замечать шум вокруг:

– Но как же церковь объясняет то, что сказано в Библии?

– Христианская церковь, даже на раннем этапе существования, отличалась искусством… как вы, американцы, выражаетесь?.. морочить головы. Да, церковники – мастера этого дела. Я думаю, стандартная аргументация по этому поводу выглядела примерно так: Иосиф, муж Марии, не упоминается ни в одном из евангелий, кроме как в тех частях, которые касаются рождения и детства Иисуса, так что, по всей вероятности, он умер, прежде чем Иисус повзрослел. Отсюда следует, что он был заметно старше Марии, которая была его второй женой, и пережил свою первую жену, от которой у него и были все остальные дети – сводные братья и сестры Иисуса.

– Довольно-таки неуклюжая отговорка. А теперь позвольте следующий вопрос: что говорилось в Евангелии от Иакова?

Калека пожал плечами:

– Не знаю. Я ведь сказал – оно было написано на коптском греческом, а я не знаю ни древнегреческого, ни древнеегипетского.

– В таком случае откуда?..

Клаус сунул пустую кружку проходившему мимо официанту.

– Откуда я знаю, что продал Уизерсону-Уилби подлинные документы? Уверяю вас, он тщательным образом изучил их, прежде чем покупать. Их происхождение оказалось безупречным, хотя и… – он замялся, подбирая слово, – не совсем обычным.

Несколько секунд Лэнг молчал, задумчиво оттискивая на скатерти кружочки днищем кружки.

– Мне очень хотелось бы узнать, что именно там говорилось.

Старик вновь улыбнулся; на сей раз его лицо так сморщилось, что ему позавидовала бы даже собака знаменитой китайской породы шарпей.

– В таком случае можно считать, что мне повезло. Я-то думал, что копия, которую я сделал, не будет иметь никакой ценности, кроме возможного удовлетворения от мысли, что когда-нибудь я, возможно, смогу все же взяться за ее перевод и тоже узнаю, что там написано.

Лэнг уставился на него. К счастью, он вовремя вспомнил о вечных насмешках Герт над его привычкой открывать рот от удивления.

Клаус рассмеялся – теперь тихонько, словно кто-то ворошил ногами сухие листья:

– Вижу, вы удивлены?

– Вернее будет сказать – ошеломлен.

– И сколько ваше ошеломление может стоить? Я ведь, как-никак, зарабатываю на жизнь продажей старых книг и рукописей.

– Конечно же, не столько, сколько вам заплатил сэр Ион. И я хотел бы сначала зайти к вам в магазин и посмотреть, насколько эта копия пригодна для дальнейшей работы.

Старик медленно покачал головой:

– Нет, в магазин я пускаю только старых знакомых, которых хорошо знаю. – Он поднял руку, исчерченную бледно-синими полосками вен. – В моих коллекциях есть и вещи не самого идеального прохождения.

– Вы хотели сказать, происхождения?

Клаус кивнул.

Этого еще не хватало. Значит, теперь Лэнг ведет дела с продавцом ворованных редких книг.

– Но я благоразумный человек. Продать копию – это все равно что…

– Найти деньги на мостовой.

– Именно. Найти на мостовой… скажем, пять тысяч долларов.

Лэнг скрестил руки на груди:

– Ну, не настолько я любопытен.

Клаус кивнул, понимая: дело дошло наконец до торга:

– А насколько?

– Долларов на тысячу.

– Ужин был отличным, мистер Рейлли. – Клаус оттолкнулся от стола, развернул кресло и покатил к лифту, бросив через плечо: – Многие музеи будут счастливы купить эту копию за столь разумную цену.

Итак, копия вдруг превратилась из вещи, которая может оказаться полезной для самообразования, в экспонат, о котором мечтают многие музеи. Впрочем, желание заработать приводило и к еще более эффектным превращениям.

Впрочем, Лэнг подозревал, что старик и до его появления подумывал о том, как бы, фигурально выражаясь, изготовить деньги с помощью ксерокса.

Твердо игнорируя удалявшееся по залу плетеное инвалидное кресло, Лэнг помахал официанту, предлагая принести счет. Впрочем, он уже готов был подняться и пойти вслед за букинистом, но Клаус сдался первым.

Он развернулся и вновь подкатил к столику:

– У нас, чехов, есть поговорка: упрямство мешает торговле.

Лэнг ухмыльнулся:

– А мы, американцы, говорим: у дурака деньги не задерживаются.

– Три с половиной тысячи.

– Полторы.

Сошлись на двух.

– Давайте деньги, и я позабочусь, чтобы вам доставили копию.

А ведь Лэнг только что сказал ему о дураке и деньгах…

Рейлли покачал головой:

– Скажите, где мы встретимся в следующий раз. Я взгляну на копию, и вы получите деньги. Как только банкомат выдаст их мне.

Клаус задумался, но всего лишь на мгновение:

– Знаете что, приходите с утра ко мне в магазин. С двумя тысячами долларов в кармане вы сразу попадаете в разряд старых знакомых.

Поднимаясь в номер, Лэнг живо представил себе Клауса, согнувшегося в темноте над маленьким ксероксом.

Официант, проворно менявший скатерть на столе, где только что сидели Лэнг и Клаус, наклонился и поднял с пола маленький кружок, размером с монету в один цент. Зажав его в кулаке, он прошел в мужскую комнату и открыл дверь в одну из кабинок. Находившийся там мужчина забрал находку и вручил официанту пачку чешских купюр.

V

 
Через несколько минут
 

Оказавшись в номере, Лэнг позвонил Герт. Он пытался убедить себя, что она и мальчик продолжают переезжать с места на место. На самом же деле ему хотелось поговорить с сыном. Лэнг думал, что ему и прежде доводилось испытывать одиночество, но никогда в жизни он не скучал ни по одному человеку так, как по маленькому Манфреду. Да, говорил он себе, я должен закончить дела в Праге как можно скорее и завтра к вечеру вернуться домой. Он понимал, что разговор могут подслушать компьютеры «Эшелона», но у него и без того не было сомнений в том, что те, кому он интересен, уже знают о его присутствии в Чехии.

– Лэнг? – Голос Герт звучал так ясно, будто их разделяла стена, а не половина мира. – Мы уже устали от переездов. Я решила навестить дедушку Манфреда.

Дедушка, Герхард Фукс, в прошлом видный деятель правительства Восточной Германии, был тем самым человеком, ради спасения которого Лэнг, работая в Управлении, предпринял единственную в жизни вылазку на территорию советского блока. Лишь несколько человек сейчас знали о том, что Фукс живет в курортном городке Баден-Баден. Герт, также хорошо знавшая о существовании «Эшелона» и возможности подслушивания, естественно, не стала называть никаких имен и адресов.

– А нужно? Я только-только начал знакомиться со своим сыном.

Лэнг пожалел об этих словах, как только они сорвались с языка. Если уж кто и мог квалифицированно судить о том, грозила ли им опасность в Атланте, то в первую очередь она.

– Нашим сыном, – поправила его Герт. – Нам будет лучше уехать. Безопаснее.

На это он не мог ничего возразить:

– Дай мне поговорить с ним.

Манфред подробно рассказал отцу о своих развлечениях с Грампсом и о недавнем походе в блинный ресторан, который, похоже, показался ребенку настоящим раем. Лэнгу оставалось лишь восхищаться отвагой матери, решившейся взять трехлетнего малыша в заведение, где всякие разноцветные липкие сладкие подливки не только находятся в пределах досягаемости, но и стоят открытые. Когда мальчик прервал свой захватывающий монолог, чтобы набрать в грудь воздуху, Лэнг в очередной раз убедился в том, что его сын умен не по годам (подобные уверения других отцов всегда вызывали у него крайне скептическую реакцию). Впрочем, ему и в голову не могло прийти, что он может ошибаться.

Герт отобрала трубку у Манфреда, которому, похоже, хотелось поговорить еще:

– Мы как раз сидим за ленчем с дядей Фэнси.

Дядя Фэнси. Трехлетний малыш никак не мог справиться с сочетанием согласных в имени Фрэнсис, ну а священник со свойственным ему добродушием согласился с новым прозвищем.

– Дай его сюда.

– Но ведь он здесь, а ты далеко!

Тевтонский буквализм Герт и постоянные затруднения, которые она испытывала при пользовании английскими идиомами, составляли ее неотъемлемый недостаток, который иногда раздражал Лэнга, но чаще умилял.

– Дай мне поговорить с ним.

– О, мой любимый еретик! – громыхнул в трубке долетевший через эфир бас Фрэнсиса. – Как дела?

– Отлично, – ответил Лэнг. – Надеюсь скоро оказаться дома. Мне нужен ваш совет.

– Порадуйте меня, скажите, что, наподобие Павла, увидели свет по дороге в Дамаск. Veritas praevalebit [20]20
  Истина восторжествует (лат.).


[Закрыть].

– Скорее, как Демосфен, хожу днем с фонарем в поисках хотя бы одного честного человека. Так что не торопитесь курить ладаном. Истина, которую я ищу, больше касается истории церкви, нежели религии… как мне кажется.

– Вы же знаете, я к вашим услугам в любое время… особенно если дело касается хорошего виски. – Голос опять сделался серьезным. – Я научился не задавать лишних вопросов, но Герт определенно считает, что ей и ребенку угрожает какая-то опасность.

Это было предложением объяснить, в чем дело. Но, согласившись это сделать, Лэнг мог подставить священника под удар тех самых людей, которые нанимают бритого и ему подобных типов. Так что Лэнг промолчал.

Но тот не понял намека:

– Вам может быть интересно, что меня пригласили в Рим на собор африканского и афроамериканского духовенства. Конечно, это чисто церковное мероприятие, но я подумал, что вам с Герт и Манфреду, конечно, было бы интересно поехать со мною. Тем более что вы хорошо знаете город…

– Благодарю вас, но в этот раз не получится. Герт собирается на несколько дней съездить к отцу.

– Замечательно! В таком случае вам ничего не мешает отправиться со мною. Думаю, она согласится доверить вас мне.

Лэнгу совершенно не хотелось обижать друга, но и объяснить внятно, почему он отказывается от совершенно искреннего и действительно довольно заманчивого предложения, он не мог:

– Фрэнсис, сейчас у меня очень много дел. Мы поговорим об этом, когда я вернусь. Возможно, завтра.

Тот даже не пытался скрыть разочарования.

– Впрочем, это все равно дело не ближайших дней. Возможно, вскоре что-то прояснится.

Впрочем, ответ на свой главный вопрос Лэнг уже получил – священник подтвердил, что у них будет возможность поговорить о том, что интересовало Лэнга. А интересовала его персона Иакова Праведного, о котором говорили как о брате Иисуса.

– Будем надеяться. Ну а сейчас, будьте добры, передайте трубку Герт.

Продолжение разговора оказалось почти бессодержательным, но добавило Лэнгу уверенности в том, что расставание с Манфредом и Герт оказалось для него чем-то вроде бреши в жизни. Он заснул почти сразу же после того, как закончил разговор, но все же успел напомнить себе о магазине игрушек, мимо которого проходил сегодня. Там, в витрине, он увидел кое-что такое, что могло бы заинтересовать выдающегося человека трех лет от роду.

VI

 
Йозефска, Мала Страна, Прага
8:12 следующего утра
 

Старинная ратушная площадь была почти пуста. Туристы еще спали. Так что, будь за Лэнгом слежка, он наверняка заметил бы ее. Все уличное движение воплощала встретившаяся Лэнгу на Карловом мосту женщина с повязанной алым шарфом головой; на руле велосипеда была закреплена корзина, заполненная багетами, распространявшими далеко вокруг аромат свежего хлеба.

Превозмогая ноющую боль в уставших накануне мышцах ног, Лэнг направился к букинистическому магазину кружным путем. Район только-только просыпался. Первые торговцы крутили рукояти, поднимая железные шторы своих витрин, рестораторы подметали и без того почти стерильные тротуары. Из подъезда одного из домов с роскошным фасадом в стиле барокко появилась женщина с детской коляской. Бритоголового видно не было. Стараясь избежать ненужного риска, Лэнг еще раз обошел квартал, на этот раз стараясь незаметно присматриваться к дверям и окнам.

В конце концов он остановился перед входом в магазин Клауса и в очередной раз огляделся по сторонам. Нажав кнопку, услышал за дверью громкий переливчатый звон. Прошла минута, потом другая. Лэнг позвонил еще раз – снова безрезультатно. Он отступил на пару шагов и посмотрел на окна второго этажа. Европейские торговцы часто живут в тех же домах, где держат свои магазины, – над ними. Возможно, старик еще не спустился вниз и не слышит звонка.

Без надежды на успех, скорее от понятного расстройства, Лэнг толкнул дверь набалдашником трости. К его удивлению, она приоткрылась на пару дюймов.

Клаус отнюдь не производил впечатления безалаберного человека, способного бросить дверь открытой. Лэнг переложил трость в левую руку и осторожно отрыл ею дверь полностью. Правой рукой он в это время сжимал рукоятку пистолета, который лежал в висевшей за спиной кобуре.

В помещении не было света, кроме того, что с трудом пробивался сквозь пыль, покрывавшую не мытое много лет стекло витрины, и позволял разглядеть лишь силуэты предметов – стол, прилавок, тянувшийся вдоль одной из стен, и, пожалуй, больше ничего. Лэнг пошарил левой рукой по стене и нащупал выключатель. Единственная лампочка, висевшая под потолком, не прибавила света, лишь разогнала тени по углам, где они и затаились в зловещей неподвижности. Предчувствуя недоброе, Лэнг вынул «браунинг» из кобуры и растерянно ухмыльнулся своему отражению в стеклянных дверцах десятка, если не больше, старомодных книжных шкафов, забитых книгами в кожаных переплетах. В комнате ощущался устойчивый запах давно не проветривавшегося помещения. К нему примешивался какой-то другой запах; он казался знакомым, но пока что не ассоциировался в памяти Лэнга ни с чем определенным.

Рейлли подошел к лестнице и всмотрелся в темноту, начинавшуюся с пятой ступени. В доме должен был иметься лифт – ведь калека должен был как-то подниматься наверх. Однако ничего похожего на лифт не имелось. Зато, приглядевшись повнимательнее, Лэнг разглядел на покрывавшей ступени пыли чуть заметные следы подошв.

Но каким образом?..

Лэнг подошел к наружной двери и выглянул. Рядом оказалась массивная дубовая дверь, обрамленная табличками с фамилиями жильцов с кнопками возле каждой из них. Ну конечно! Магазин имел вход с улицы, а в квартиру можно было попасть из соседнего подъезда при помощи лифта, которым пользовались все обитатели дома. Если Клаус действительно жил над магазином, он вполне мог подниматься в свою квартиру и спускаться оттуда на лифте, а в магазин попадать с улицы.

Ладно, пусть так. Но каким образом инвалид, передвигающийся в кресле-каталке, мог оставить следы обуви на лестнице?

Лэнг вернулся к лестнице, посетовав мысленно, что не запасся фонарем. Он осторожно поставил ногу на первую ступеньку, оперся на трость и перенес вторую ногу на следующую.

Рейлли поднимался медленно, а когда освещенная часть лестницы кончилась, пришлось двигаться еще медленнее, ощупывая темноту впереди рукой с пистолетом и опираясь на трость, чтобы втолкнуть себя на очередную ступеньку. Каждый шаг отдавался болью от бедер до лодыжек.

Ему не единожды хотелось подать голос, предупредить антиквара о своем прибытии. Как-никак, Клаус со всей определенностью дал понять, что хочет заполучить эти деньги. Но что-то – возможно, въевшаяся во все его существо подготовка, полученная в Управлении, а возможно, шестое чувство – удерживало его. Не стоило оповещать никого из находившихся в доме о том, что он здесь. А также запираться в тесной кабинке лифта.

В конце концов он добрался до маленькой лестничной площадки. Сквозь узкие щели с трех сторон двери пробивался тусклый свет. Лэнг приложил ухо к двери и прислушался. Тишина, лишь приглушенный звук проехавшего по улице автомобиля.

Лэнг осторожно приоткрыл дверь. Запах, который он уловил внизу, сделался сильнее.

Через полуоткрытую дверь Лэнг разглядел короткую прихожую с каменным полом, частично покрытым ковровой дорожкой в восточном стиле, остановился, дослал патрон в патронник пистолета, снял его с предохранителя и так же осторожно шагнул туда.

– Мистер Клаус! – позвал он вполголоса. – Мистер Клаус, добри день!

И снова ответа не последовало; лишь тишина, казалось, сгущалась все сильнее.

Ближайшая дверь из прихожей находилась слева. Заглянув туда, Лэнг увидел ванную комнату, сохранившуюся, возможно, с позапрошлого века. У одной стены ванна на высоких разлапистых ножках с обычным в Европе душем на гибком шланге, а у другой – унитаз со смывным бачком под потолком. Лэнг закрыл дверь и открыл следующую. Крохотная кухонька с миниатюрным холодильником, газовой плитой на две конфорки и микроволновой печью. Кроме этих предметов там с трудом помещался коротенький столик и столь же маленький шкаф без дверей, где стояли разнокалиберные тарелки. Сквозь кухню была видна часть столовой, по всей вероятности совмещенной с гостиной. Туда сквозь высокое, почти от пола до потолка, окно, прикрытое лишь для вида тюлевыми занавесками, почти беспрепятственно вливался яркий солнечный свет. Возможно, Клаус и заработал на сделке с Ионом приличные деньги, но потратил их определенно не на улучшение условий жизни.

Вытянув вперед руку с «браунингом», Лэнг прошел по растрескавшемуся линолеуму кухни и оказался в комнате. Клаус сидел в углу. Теперь Лэнг наконец-то понял, что это был за запах, который он не смог распознать, – запах крови.

Рубашка и брюки старого антиквара были пропитаны кровью. Ею же был залит истоптанный ковер. Кровь, вытекшая из перерезанного от уха до уха горла, уже потемнела и начала подсыхать.

Лэнг медленно повернулся, держа оружие наготове. Все горизонтальные поверхности занимали книги, рукописи и стопки чистой бумаги. И пыль.

Перекошенное кресло было прижато к большому дивану; Клаус отъехал на нем от стола то ли в тщетной попытке защититься, то ли в предсмертных судорогах, истекая кровью. Одно колесо слетело с оси и валялось совсем рядом с трупом.

Лэнг осмотрел комнату. Копии, ради которых он пришел сюда, могли лежать прямо на виду и все равно оставаться невидимыми. Для того чтобы перерыть все, что находилось в этой комнате, потребовалось бы несколько часов, если не дней. А ведь оставалась еще одна комната, дверь которой выходила в ту же прихожую, – по всей вероятности, хозяйская спальня, и магазин внизу. В том же, что у него нет этих самых часов, Лэнг был твердо уверен. Несколько телефонных звонков без ответа, сорванная встреча – и рано или поздно кто-нибудь явится сюда с визитом и сделает страшное открытие.

Рейлли шагнул к загроможденному столу и посмотрел на книгу. Это был, по всей вероятности, географический атлас на неизвестном ему языке. А из-под атласа выглядывали два свитка пергамента, скрепленные вместе резинкой.

Он так сосредоточился на осмотре комнаты, что не сразу уловил тихое поскрипывание паркета. Вскинув пистолет, он обернулся.

Поздно.

Могучая рука ударом ребра ладони выбила пистолет, и тот с грохотом отлетел в сторону. Чужое предплечье сдавило Лэнгу горло, перекрыв доступ воздуха. В другой руке сверкнул нож с длинным выкидным лезвием – вроде того, что был у бритоголового. Возможно, именно тот, которым расправились с Клаусом. Нападавший крепко прижал Лэнга к себе, так что пустить в ход лезвие, спрятанное в трости, было невозможно.

Рейлли удалось просунуть ладонь левой руки под душившее его предплечье. Правой рукой он пытался оттолкнуть нож. Но в этой борьбе трудно было надеяться на успех – слишком силен был противник.

Делать нечего – Лэнгу пришлось выпустить стискивающую его горло ручищу. Согнув собственную руку в локте, он попытался ударить туда, где должно было находиться солнечное сплетение противника. Живот оказался твердым от мускулов, словно доска. Нападавший негромко, сдавленно охнул, но еще сильнее сдавил горло.

Края поля зрения Лэнга помутнели – явный признак нехватки кислорода. Собственно, неясным оставалось только одно – будет ли он еще в сознании, когда ему перережут горло, как Клаусу, или успеет к тому времени лишиться чувств.

Так и будет, если он ничего не предпримет, причем немедленно. Но что предпринять?

VII

 
Международный аэропорт Хартсфилд-Джексон,
Атланта, Джорджия
20:31 по стандартному восточному времени
Накануне вечером
 

Герт наблюдала за мужчиной, который наблюдал за ней.

Она давно привыкла к тому, что мужчины пялятся на нее так, что порой не замечают происходящего вокруг. Но этот, в отличие от большинства, притворялся, что читает газету. Там, видимо, было что-то настолько интересное, что он не переворачивал страницы уже минут двадцать.

Она впервые обратила на него внимание, когда они с Манфредом вошли в ворота на посадку. Не в те, через которые проходили пассажиры нужного им рейса, а другие, выбранные чисто случайно. Это была мера предосторожности. Как раз для того, чтобы кто-нибудь вроде типа с газетой выдал себя. Она почти не сомневалась в том, что кто-нибудь обязательно будет ошиваться в зоне вылета до тех пор, пока она не сядет в самолет, направляющийся… Она скосила глаза на электронное табло возле стойки регистрации. Направляющийся в Париж.

Естественно, это было одним из множества мест, куда они с сыном не собирались отправиться этой ночью.

Посадка на самолет в Город света должна была начаться через семнадцать минут. Герт намеренно выбрала рейс ведущей авиакомпании Атланты, так как знала о ее уже легендарной неспособности отправить международный рейс вовремя. Для компании Юга, славящегося ленью и расхлябанностью, было естественным воспринимать опубликованное расписание как всего лишь ориентир. А пассажирам достаточно было уверенности в том, что самолет не вылетит и не прибудет раньше назначенного времени. А вот предсказать время задержки было не легче, чем угадать изменение тенденции на фондовом рынке или назвать имя новой звезды профессионального спорта, которую поймают на применении стероидов. Впрочем, Герт знала по собственному опыту, что лететь самолетом этой компании в другую страну с расчетом сделать там пересадку означало ночевку в каком-нибудь совершенно незапланированном месте.

Но никакой пересадки она не планировала, а выдуманная ею затея могла пройти только с большой и не слишком аккуратной компанией.

В промежутках между хриплыми объявлениями о различных причинах возможной задержки рейса на Париж она старалась развлекать уставшего Манфреда. Или, по крайней мере, делать так, чтобы он не раздражал пассажиров, и без того разозленных постоянными сбоями в работе авиакомпании и извинениями за них. Пока что хватало прогулок по залу и наблюдения в окна за огнями взлетающих самолетов. Когда она переходила с места на место, читатель газеты тоже передвигался так, чтобы видеть ее. Несколько раз он разговаривал по мобильному.

Герт очень сомневалась в том, что преследователей интересовала именно ее персона. Им был нужен Лэнг. Она была всего лишь одной из тех людей, с кем он, вероятнее всего, встретится, и потому за ней стоило следить на тот случай, если Лэнг «сорвется с поводка». Не исключено, что они не знали, где он находится, но в такое мало верилось. Из ее собственных наблюдений следовало, что организация, на которую работал усердный читатель газеты, должна была успешно внедриться в компьютерную сеть авиакомпании. Если так, то нет ничего удивительного в том, что они прислали человека с газетой приглядеть за ее отлетом после спорадической и не слишком умелой слежки, от которой она неоднократно уходила. Герт купила билет на свое настоящее имя. Чиновники Управления испытывали параноидальный страх перед возможной оглаской чего бы то ни было, и потому пользоваться фальшивыми документами при путешествиях не по служебным делам категорически возбранялось.