Текст книги "Операция «Дуб». Звездный час Отто Скорцени"

Автор книги: Грег Аннусек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

С этими словами Гитлер повесил трубку.

«Я лишь надеюсь, что они не арестовали дуче, – сказал он. – Потому что если он арестован, то нам тем более следует вмешаться».

Даже выйдя из конференц-зала, Гитлер, судя по всему, провел остаток дня, возмущаясь по поводу предательства итальянцев.

«Гитлер сыпал проклятиями, – вспоминала Траудль Юнге, одна из секретарш фюрера. – Он был взбешен по поводу смены власти в Италии и свержения Муссолини. В тот вечер он не стал прятать свое дурне настроение даже от женщин. Отвечал односложно, был погружен в свои мысли.

– Муссолини оказался слабее, чем я думал, – сказал он. – Я всячески поддерживал его, и вот теперь его свергли. Нет, на итальянцев никак нельзя полагаться. Они подрывают наш престиж, а их неудачи перевешивают любые успехи».

Исчезновение дуче внушало фюреру тем большую тревогу, поскольку он лично встречался со своим итальянским «другом» всего за неделю до его свержения. Встреча состоялась в Фелизе, на севере Италии. Это было военное совещание, тринадцатое за почти десяток лет. (Первая бомбардировка Рима авиацией союзников состоялась в тот же день. Рим как важнейший транспортный узел (шоссейный, и железнодорожный) являл для врага ценную мишень. Большая часть грузов, поступавших из Германии в южную Италию и на Сицилию, шла через Рим.) Его срочное проведение потребовал хаос, возникший в результате вторжения войск союзников на Сицилию. (Рудольф Земмлер, работавший в Министерстве пропаганды, так описывает первую реакцию Геббельса на известие о высадке союзников. «Возвращаясь поездом в Берлин, – писал он в своем дневнике 10 июля, – мы услышали в Эрфурте в три часа утра, что враг высадился на Сицилии. Геббельс был хмур, как туча, и в очередной раз грубо высказался по поводу нашего союза с “макаронниками”».)

Практически сразу после того, как англо-американские войска высадились на берегах острова, между Германией и Италией возникли резкие разногласия.

Для итальянцев главным вопросом была военная помощь – вернее, полное ее отсутствие. Союзники превосходили итальянскую армию по всем показателями – численности, боевому духу, экипировке. Деморализованные итальянские части не могли дать им достойный отпор, особенно в воздухе, где у союзников имелось гигантское превосходство. 12 июля, то есть спустя два дня после того, как на острове начались бои, итальянцы слезно попросили Гитлера прислать им две тысячи истребителей, чтобы приостановить натиск противника. Гитлер отказался выслушать эту просьбу о помощи, как, впрочем, и все другие. Этот отказ возмутил многих итальянцев, которые до этого были убеждены, что нацистская Германия в любой момент придет на помощь их стране.

Для них занятая Гитлером позиция была лишь еще одним подтверждением того, что фюрер намеревался «бросить Италию на произвол судьбы», пожертвовать своим средиземноморским союзником, чтобы тот взял на себя все тяготы войны с англичанами и американцами, постепенно изматывая врага, подрывая его силы и, самое главное, сдерживая его продвижение к границам Третьего рейха. Посол Италии в Берлине Дино Альфиери не раз выступал от лица Италии, говоря, что Гитлер смотрит на его страну и на другие страны «оси» как на «бастионы германской крепости». По его словам, в Италии Германия никогда не станет воевать в полную силу против англичан и американцев, поскольку хотела бы сохранить свои силы для борьбы против русских, поскольку не располагает необходимой мощью, чтобы одновременно вести тотальную войну на обоих фронтах.

Гитлер тем временем был серьезно обеспокоен полученными донесениями, которые оказались на редкость точными и из которых следовало, что итальянцы оказывают союзникам лишь видимость сопротивления, а в ряде случаев даже сдавались в плен или просто куда-то исчезали. «Фюрера терзает все большая и большая тревога, – сокрушался сподвижник Гитлера, Мартин Борман в письме, написанном в июле 1943 года. – Итальянцы бегут, точно так же так они бежали в России, или же просто сдаются в плен. По большому счету, Сицилию в данный момент удерживает лишь горстка наших солдат». Иными словами, отбивать вторжение на Сицилию полумиллионного англо-американского корпуса выпало 60 тысячам немецких солдат.

Вечером 12 июля, то есть спустя два дня после высадки союзников на Сицилии, Гитлер отправил Муссолини через генерала Энно фон Ринтелена, военного атташе Германии в Риме, возмущенное послание. Ринтелен, в обязанности которого входило обеспечивать координацию действий между немцами и итальянцами, передал дуче, что фюрер не намерен посылать в Италию дополнительные войска, если итальянцы отказываются сами защищать свою страну. Это заявление спровоцировало обмен резкими репликами между странами «оси».

18 июля Муссолини отправил Гитлеру длинную телеграмму. (До сих пор точно не известно, была ли она на самом деле отправлена.) Успех союзников на Сицилии, писал он, вызван отнюдь не отсутствием боевого духа у итальянцев. Иное дело, что страна исчерпала все свои ресурсы и срочно нуждается в помощи. «Германия гораздо сильнее и в экономическом, и в военном отношении, – писал дуче. – Моя страна шаг за шагом истощила себя; как в топке, сожгла свои ресурсы в Африке, России, на Балканах».

Не преминул Муссолини добавить и зловещее предупреждение: «Пожертвовав моей страной, Германия вряд ли сумеет обезопасить себя от нападения врага». В тот же самый день дуче получил приглашение от Гитлера присутствовать на встрече глав государств стран «оси», которая должна была состояться на следующий день, 19 июля. Поворчав по поводу того, что его не пригласили заранее, Муссолини все же согласился присутствовать.

В Фельтре ставки для обоих лидеров были чрезвычайно высоки. Поскольку было понятно, что Сицилию, скорее всего, не удастся удержать, Гитлера терзали – причем вполне обоснованные – опасения, что даже такой, казалось бы, верный союзник, как дуче, если события начнут развиваться слишком стремительно, пожелает выйти из игры. Используя комбинацию блефа и запугивания, Гитлер надеялся подстегнуть боевой дух своего южного союзника, не обещая при этом особой поддержки со стороны Германии, тем более что ее ресурсы на данном этапе войны также были на вес золота. Муссолини, в свою очередь, стоял перед не меньшими трудностями. С одной стороны, он испытывал колоссальное давление внутри страны. От него требовали заручиться полноценной помощью со стороны Германии, в противном случае Италия оставляет за собой право одностороннего выхода из войны, а в случае, если фюрер даст на это добро, то и подписать с союзниками сепаратный мир.

Тем не менее, как это часто случалось в прошлом, Муссолини не хватило мужества для откровенного разговора с Гитлером, когда оба лидера встретились лицом к лицу на севере Италии. Муссолини то ли испугался, то ли постеснялся открыто признаться фюреру, что его страна исчерпала все свои ресурсы, как материальные, так и человеческие.

Именно это странное молчание дуче в Фельтре вынудило короля Италии 25 июля, то есть всего неделю спустя, сместить его с поста главы страны.

Глава 3. Давнишние друзья

Этот человек – невротик. Когда он сказал мне, что никто не прошел через то, через что прошел он, в его глазах стояли слезы. Все это одно сплошное преувеличение.

Муссолини о поведении Гитлера на конференции глав государств «оси» в 1941 году

Решимость Гитлера спасти Муссолини и вырвать из рук его соотечественников явилась драматическим напоминанием того, насколько изменилась ситуация с начала 1920-х годов, когда произошла их первая встреча. В то время Гитлер был мало кому известным агитатором крайне правого толка, Муссолини же возглавлял фашистскую партию и был довольно заметной фигурой даже на мировой арене. (Нередко забывают о том, что прежде чем склониться к политическому альянсу с Гитлером, Муссолини был дружен со многими консервативными политиками других стран. В числе его поклонников в свое время был и Черчилль.)

В те дни молодой и амбициозный Гитлер смотрел на Муссолини как на предмет для подражания, и вполне понятно, почему. Фашистская революция в Италии явилась для будущего фюрера источником вдохновения и потенциальной моделью системы, которую он мечтал воплотить в жизнь в Германии.

«Я готов честно признать, что в тот период я был исполнен искреннего восхищения перед великим человеком по ту сторону Альп, – писал Гитлер на страницах книги «Майн Кампф» в 1923 году, – ибо человек этот был полон горячей любви к своему народу, не заключал сделок с врагами Италии, но всеми способами стремился их уничтожить. Муссолини по праву может быть назван в числе великих мира сего благодаря своей решимости не делить Италию с марксистами, но разрушить интернационализм и спасти от него родное отечество». (То, что при дуче поезда ходили точно по расписанию, было лишь глазурью за торте более весомых побед.)

Тем не менее эта симпатия отнюдь не была взаимной. Безусловно, Муссолини нередко (и стараясь этого не афишировать) снабжал деньгами юное детище Гитлера, нацистскую партию, когда та рвалась к власти, и оказывал другие формы поддержки. Однако осторожный итальянский диктатор, хотя и утверждал, что восхищение Гитлера ему льстит, старался не вступать в слишком тесные отношения с бесноватым австрийцем.

В 1926 году, когда Гитлер обратился к итальянскому послу в Берлине с просьбой подарить ему фото с автографом его кумира Муссолини, эту просьбу решительно отвергли. «Поблагодарите вышеуказанного господина за его чувства, – говорилось в полученном из Рима сообщении в адрес итальянских дипломатов в германской столице, – однако передайте ему в той форме, какую сочтете приемлемой, что дуче не считает нужным выполнять такую просьбу». В результате Гитлер был вынужден довольствоваться бронзовым бюстом Муссолини, который стоял на видном месте в так называемом Коричневом доме, мюнхенской штаб-квартире нацисткой партии.

Отношения между Муссолини и Гитлером резко изменились, когда тот в начале тридцатых годов пришел к власти. В то время Германия была обезоружена и находилась в политической изоляции. Гитлер же, заняв в начале 1933 года кресло рейхсканцлера, поставил своей целью возродить военную мощь Германии и разделить на два лагеря, а следовательно, ослабить ведущие европейские державы. И хотя дуче испытывал к новоявленному фюреру смешанные чувства – реанимированная Германия вполне могла представлять угрозу для Италии, – он также полагал, что сможет использовать Гитлера в собственных целях, а именно – с выгодой для себя эксплуатировать страх Запада перед нарождающимся нацизмом: например, потребовать для Италии территориальных уступок на Балканах, в Средиземноморье или в Северной Африке.

Естественно, Муссолини опасался, что Гитлер попробует присоединить к Германии Австрию и тем самым ликвидировать своеобразный буфер между Италией и Третьим рейхом. Вместе с тем он полагал, что сможет держать в узде своего страстного поклонника и сумеет воспрепятствовать осуществлению аншлюса Австрии, который бы нарушил положения Версальского договора. Тогда, в 1933 году, Муссолини как-то раз сказал следующее: «Гитлер не слишком блещет умом. Его голова напичкана философскими и политическими ярлыками, причем совершенно бессмысленными».

Муссолини, который течение почти десятилетия всячески избегал Гитлера, в конечном итоге был вынужден встретиться с немецким диктатором. Встреча состоялась в Венеции в июле 1934 года. На ней говорил, в основном, Гитлер, который распространялся на две свои любимые темы: захватническая война и чистота расы. При этом он договорился до того, что начал предлагать свои идеи по этнической чистке итальянцев, которым, по его убеждению, не хватало расовой чистоты!

«Я опасался, что у меня возникнут трудности с немецким языком, – признался дуче, владевший несколькими иностранными языками, в том числе и немецким. – Но их не возникло. Он лишил меня любой возможности вставить хотя бы слово».

Самонадеянный нацистский лидер не произвел на дуче особого впечатления – Муссолини тогда сравнил его с заезженной пластинкой.

«Он (Гитлер) агрессивная личность, у которой полностью отсутствует самоконтроль, – сделал вывод Муссолини, – от наших с ним разговоров не было ничего хорошего».

Это было весьма дальновидное замечание. Хотя и сам дуче не был чужд насилию, то, что произошло буквально через несколько дней после их встречи, потрясло его до глубины души. Тогда Гитлер убил несколько сот как своих откровенных врагов, так и верных товарищей по партии. Эта кровавая чистка позднее вошла в истории как «Ночь длинных ножей».

«Ты только взгляни, – не скрывая своего омерзения, сказал Муссолини жене, протягивая ей газету с заметкой, в которой рассказывалось об этом жутком событии. – Этот человек напоминает мне гунна Аттилу. Он убил своих ближайших друзей, тех, кто привел его к власти».

Муссолини пришел еще в больший ужас, когда в июле нацисты попытались прийти к власти в Вене. (Как мы видим, Гитлер не терял времени даром!) Впрочем, фюрер быстро пошел на попятную, как только Муссолини сделал несколько угрожающих жестов, например, разместил на пограничном перевале Бреннер четыре итальянские дивизии. Тогда отношения между обоими диктаторами достигли своей самой низкой точки. Вскоре после австрийского фиаско Муссолини назвал Гитлера «мерзким сексуальным дегенератом» и «опасным дураком». Нацизм же в его глазах был не чем иным, как «диким варварством». «Убийства, грабежи, шантаж – вот и все, что способна породить эта идеология».

* * *

На протяжении последующих нескольких лет Англия и Франция всячески поощряли враждебное отношение дуче к Германии и даже стремились укрепить свои отношения с ним в качестве противовеса исходящей от нацистской Германии угрозе. Впрочем, Гитлер тоже не терял понапрасну времени и всячески обихаживал итальянского диктатора, мечтавшего возродить на Апеннинах мощь и славу Древнего Рима. Фюрер постепенно затягивал Муссолини в орбиту своей политики, тонко играя на его тщеславии и жадности. Будучи по природе оппортунистом, дуче старался не портить отношений ни с кем и даже не был чужд тому, чтобы натравливать противников друг на друга, с тем чтобы заручиться для себя и своей страны максимальными преимуществами.

Агрессивные заявления Гитлера не могли не вселять в него обеспокоенность. В марте 1935 года Гитлер посмеялся над Версальским договором, открыто заявив, что намерен поставить под ружье полмиллиона солдат. Через месяц Италия вместе с Англией и Францией осудила действия фюрера, а также безоговорочно поддержала независимость Австрии. Этот недолговечный союз получил название «Фронт Стреза» и был направлен исключительно против Германии. Однако, вступив в союз с демократическими западными странами, дуче тем самым в известной мере подорвал собственную безопасность на северной границе Италии. Для Муссолини же было крайне важно держать Гитлера в узде хотя бы потому, что он сам давно вынашивал планы отхватить себе кусок в Северной Африке.

В октябре 1935 года дуче предпринял жестокую и ничем не спровоцированную агрессию в Эфиопии, известную тогда под названием «Абиссиния». «Я должен был провести абиссинскую кампанию, – сказал дуче в приватной беседе. – Италии нужны новые колонии, итальянскому народу нужны новые земли. Италия стала для нас чересчур мала». Главный довод дуче был таков: если Англия и Франция уже прибрали к рукам огромные территории по всему миру, то почему Италия не может сделать то же самое? С согласия дуче генерал Пьетро Бадольо, отвечавший за эту операцию, использовал против жителей Эфиопии отравляющие вещества, с тем чтобы ускорить ход военной кампании.

Наглая агрессия Италии в Абиссинии расколола Европу на два лагеря. Гитлер пришел в восторг, а вот западные державы оказались в довольно двусмысленном положении. С одной стороны, они не хотели бы попустительствовать захватническим планам Муссолини в Африке, более того, были склонны его за это наказать, с другой – опасались резко отстраниться от итальянского диктатора, в котором вполне обоснованно видели своеобразный противовес Гитлеру. В конце концов Англия и Франция решили предпринять против Италии санкции (через Лигу Наций), однако санкции далеко не самые жесткие. Увы, это компромиссное решение не только не спасло Эфиопии, но и подтолкнуло дуче к сближению с Гитлером.

* * *

Сближение это ускорилось в 1936 году. В начале этого года Гитлер утер западным державам нос тем, что ввел войска в Рейнскую область, которая до этого считалась демилитаризованной зоной. И хотя Англия и Франция наверняка могли бы легко ему воспрепятствовать (что отлично понимал и сам Гитлер), они не стали прибегать к силе.

В мае итальянская армия заняла столицу Эфиопии Аддис-Абебу, завершив таким образом покорение страны. Лига Наций признала поражение Эфиопии и отменила ранее наложенные санкции. Успешное завершение войны против Эфиопии резко прибавило Муссолини популярности среди итальянцев, которым было сказано, что теперь они гордые граждане Итальянской империи. За этой африканской победой к Муссолини пришла и другая, на личном фронте, в лице Клары Петаччи. Кстати, эта вторая победа оказалась куда более долговечной.

Кларе на тот момент было двадцать четыре года, иными словами, она была вдвое младше дуче. Их роман начался вскоре после эфиопской войны, хотя они были знакомы вот уже несколько лет. Что касается восхищения Клары перед дуче, то оно началось еще раньше. В детстве Кларетта держала под подушкой его фото. Хотя в эру фашизма у Муссолини не было недостатка в любовницах, отношения с Кларой отличались завидным постоянством. Эта зеленоглазая брюнетка захватила воображение итальянцев. Не удивительно, что про нее ходили самые разные слухи.

Еще одно важное событие состоялось в июне 1936 года, а именно назначение графа Галеаццо Чиано на пост министра иностранных дел. Тридцатитрехлетний Чиано, который до этого несколько лет работал в Министерстве по делам печати, был женат на любимой дочери Муссолини, Эдде. Чиано не был откровенно глуп. По крайней мере в хитрости ему отказать нельзя, просто он был еще молод и полон легкомыслия – типичный любитель красивой жизни. Он в буквальном смысле боготворил дуче и разделял его мечты о великой Италии.

«По натуре это был бонвиван – ветреный, капризный, наделенный богатым воображением, ироничный и вместе с тем не лишенный сентиментальности, – вспоминал Дино Альфиери, дипломат фашистской Италии. – У него на все имелся готовый ответ, ему было не занимать остроумия. В Чиано были смешаны и частенько сталкивались между собой самые противоречивые качества». Как и Муссолини, Чиано был убежден, что западные державы слабы и находится в стадии упадка. И хотя он из практических соображений не имел ничего против союза с немцами в отличие от дуче, немцы никогда не имели на него такого гипнотического воздействия, как на самого Муссолини.

В октябре 1936 года Чиано и Гитлер встретились для переговоров. Гитлер не скупился на похвалы в адрес дуче, называя его «ведущим политическим деятелем мира, с которым он сам мог сравнить себя лишь в самой отдаленной степени». Не уставал Гитлер и похваляться теми великими свершениями, которых он наверняка достигнет при условии, что Германия и Италия объединят силы. Фюрер мысленно уже перекраивал карту мира. Итальянскому министру иностранных дел он пояснил, что Германия претендует на Восточную Европу, в то время как дуче может расширить границы своей империи на все Средиземноморье и Северную Африку. Чиано не пришлось убеждать слишком долго. Он вернулся в Италию с мыслями о том, как они на пару с Муссолини без особого труда добьются от фюрера преимуществ для их страны.

Спустя несколько дней, а именно – 1 ноября 1936 года, выступая в Милане на Пьяцца дель Дуомо, дуче упомянул сближение Италии и Германии, употребив при этом метафору «ось». «Вертикальная линия между Германией и Италией – это не граница, а, скорее, ось, вокруг которой могут сплотиться для сотрудничества европейские страны, воодушевленные стремлением к миру и такому сотрудничеству».

В 1936 году Муссолини также начал довольно безответственно похваляться «восемью миллионами штыков», которыми якобы располагала Италия, – фраза, которую он впоследствии повторял не раз. Это заявление вводило в заблуждение относительно реальной численности итальянской армии, которую страна могла поставить под ружье в случае войны. На самом деле дуче в лучшем случае мог собрать полтора миллиона солдат, да и в целом Италия была не готова к крупному международному военному конфликту. Итальянские танки по всем стандартам были чересчур легки, авиация и артиллерия безнадежно устарели, а значительная часть солдат была вооружена допотопными винтовками образца девяностых годов предыдущего века, которые годились разве что для ковбоев с американского Дикого Запада, а не для современных сражений.

* * *

В сентябре 1937 года Муссолини посетил Гитлера по личному приглашению последнего. Дуче даже облачился в новую серо-голубую форму, сшитую специально по этому случаю. Нацисты не пожалели денег, дабы произвести впечатление на итальянского диктатора, причем главный упор делался на демонстрацию военной мощи Германии.

На Майском Поле (Майфельде) в Берлине рядом с олимпийским стадионом оба правителя произнесли речи, послушать которые собрались около миллиона человек (причем значительная часть присутствующих прошли инструктаж по поводу того, как следует выражать свое воодушевление). В своей речи Гитлер превознес Муссолини как «одного из великих одиночек в истории, к которым не применим исторический суд, потому что они сами творят историю своих стран». В ответ Муссолини дал судьбоносное обещание: «Когда вы находите себе друга, то вы должны прошагать с ним до самого конца».

Хотя в последующие годы Муссолини и продолжал заигрывать с Англией и Францией, визит в Германию произвел на него неизгладимое впечатление. Психологически он уже выбрал, чью сторону займет. «С этого момента Муссолини цеплялся за миф о непобедимости Германии, – пишет историк Денис Марк Смит, – и визит 1937 года определил всю его дальнейшую судьбу». Или, как выразился Ойген Долльман, «мания величия заразительна».

В марте 1938 года Германия аннексировала Австрию, и хотя Муссолини не раз клятвенно обещал, что встанет на защиту своего северного соседа от нацистской оккупации, на этот раз он занял сторону агрессора. Гитлер не скрывал своего ликования по поводу того, что аншлюс не вызвал у Муссолини никаких возражений.

«В таком случае передайте Муссолини, – сказал Гитлер своего эмиссару в Риме, – что я всегда буду об этом помнить! Я никогда этого не забуду, никогда, что бы ни случилось!.. А как только австрийский вопрос будет решен, я буду готов пройти вместе с ним через самые тяжкие испытания, через что угодно! Передайте ему, что я от всего сердца благодарен ему. Никогда, повторяю, никогда я этого не забуду, что бы ни случилось. Если ему вдруг понадобится моя помощь, если ему будет грозить опасность, он может не сомневаться, что я в любой ситуации приду ему на помощь, даже в том случае, если против него объединится весь мир!»

Дуче благосклонно принял слова благодарности фюрера. А вот мнение итальянского народа, хотя и выраженное скорее шепотом, нежели во весь голос, вселяло гораздо меньший оптимизм. «Впервые после убийства Маттеотти, – писал биограф Муссолини Кристофер Гибберт, имея в виду скандал, который произошел в самом начале правления дуче, – итальянцами овладело разочарование. И хотя “ось” пережила аншлюс, этого нельзя сказать о популярности самого дуче. Помимо резкой смены политического курса, призванного ублажить малоприятного северного союзника, любой мало-мальски мыслящий наблюдатель мог понять, какую опасность таит для Италии появление у ее северных границ сильной и воинственно настроенной Германии, расширившей свою жизненное пространство до Альп». (Эти опасности со всей очевидностью напомнили о себе летом 1943 года, когда Гитлер начал посылать в Италию свои войска через Австрию и перевал Бреннер.)

Гитлеру не терпелось заключить с Италией официальный союз, прежде чем предпринять свой следующий возмутительный и незаконный шаг – вторжение в Чехословакию. Однако Муссолини еще не был готов к подписанию официального соглашения. Однако в 1938 году он предпринял ряд шагов, направленных на укрепление связей между Италией и Германией. Так, он вынудил итальянцев принять нацистский шаг, который он сам называл passo Romano, то есть римским, и который продемонстрировал на публике. (В годы своей политической карьеры Муссолини всячески подчеркивал свою физическую силу, что можно видеть на его многочисленных официальных фотографиях. В отличие от него Гитлер всячески избегал любых физических упражнений, за исключением долгих пеших прогулок, и по этой причине возникло ошибочное представление о том, что в 1938 году у него случился инфаркт.) (Впрочем, заимствования порой шли в обоих направлениях. Так, например, нацистский салют – выброшенная вперед рука – был скопирован с римского, который был в ходу у итальянских фашистов.)

Что также немаловажно, летом и осенью 1938 года Муссолини принял ряд антисемитских законов, которые затрагивали от 40 до 70 тысяч итальянских евреев. Муссолини уже успел подготовить почву для этого закона, когда дал указание прессе показывать евреев в нелицеприятном свете. Согласно новым ограничениям, евреев, будь то учителя или ученики, предполагалось изгнать из школ, очистить от них армию, запретить смешанные браки, а также наложить запрет на владение землей и ведение некоторых видов предпринимательской деятельности.

Нельзя сказать, что принятый дуче закон о расовой чистоте строго соблюдался повсеместно, однако он не мог не вызвать осуждения у итальянцев. Собственные воззрения Муссолини о расе весьма противоречивы и неоднозначны. Например, на протяжении многих лет диктатор сотрудничал с итальянскими евреями, многие из которых были фашистами и от всей души симпатизировали дуче. Известно и то, что сам он охотно заводил романы с еврейскими женщинами.

Более того, в начале тридцатых годов он презрительно отзывался о расовых теориях Гитлера, называя их бредом сумасшедшего. «У нас в Италии еврейский вопрос не стоит, – заметил он как-то раз. – Да, у нас есть евреи. Их немало состоит в фашистской партии, и они хорошие фашисты и хорошие итальянцы». Взгляды Гитлера по поводу расовой чистоты Муссолини тогда назвал «полной чушью», а само понятие антисемитизма казалось ему «глупым и варварским».

«Тридцать веков истории, – заявил дуче в своей публичной речи в сентябре 1934 года, – позволяют нам с сожалением смотреть на некоторые доктрины, которые проповедуются по ту сторону Альп потомками народа, которые сами были неграмотны в ту эпоху, когда у Рима были Цезарь, Вергилий и Август».

Независимо от того, каковы были взгляды самого дуче, он подошел к так называемому еврейскому вопросу с присущим ему оппортунизмом, который отличал все аспекты его политической деятельности. Иными словами, он старался лишний раз не затрагивать эту тему, а если делал это, то лишь тогда, когда это помогало нажить политический капитал. Например, к расовой риторике дуче прибегал для того, чтобы обелить себя в глазах мировой общественности и найти оправдание завоеванию африканских народов, например, эфиопов, либо в целях укрепления связей между Италией и ее новым союзником, Германией.

Однако к концу 1930-х годов Гитлер стал решающим фактором на международной арене. Более того, немецкий диктатор все чаще относился к дуче как к младшему партнеру. Уже тогда Муссолини начала понемногу коробить роль второй скрипки «оси». Он с горечью жаловался на то, что Гитлер не спрашивает его мнения и сообщает ему о планах Германии лишь в самый последний момент.

Лишь однажды за всю историю существования «оси», а именно – в сентябре 1938 года дуче было позволено нечто большее, нежели отведенная ему роль второй скрипки. Этим событием явилась печально знаменитая мюнхенская конференция с ее линией на «умиротворение агрессора», жертвой которой стала Чехословакия. Тогда западные державы и Муссолини отвели этой стране роль кости, которую они кинули Гитлеру в надежде на то, что этим удастся предотвратить более крупный вооруженный конфликт. Хотя дуче на первый взгляд и занимал центральное место в этом четырехстороннем саммите, во время которого он свободно общался с участниками на их родных языках, однако реальным дирижером квартета был, несомненно, Гитлер, ему же достались и самые главные плоды заключительного соглашения.

И все-таки для Муссолини это был момент торжества. В Италию он вернулся триумфатором, а по возращении заявил, что его стараниями Европу удалось спасти от катастрофы. И, что самое главное, большая часть Европы с ним согласилась.

Убаюкав мир речами о близком мире и согласии, Гитлер, однако, вновь вернулся к своим планам будущей войны. Вскоре после мюнхенской конференции в Рим нагрянул военный министр рейха Риббентроп, который сообщил дуче и его зятю Галеаццо Чиано, что независимо от того, какие решения были приняты в Мюнхене, в ближайшие три-четыре года война неизбежна. Риббентроп хотел заполучить подпись Муссолини на трехстороннем соглашении – Германии, Италии и Японии – о военном сотрудничестве. На этот раз дуче не торопился ставить свою подпись. Примерив во время мюнхенской конференции на себя роль великой державы, Муссолини рассчитывал, разыгрывая мирную карту, добиться у Запада ряд дополнительных уступок. За несколько дней до прибытия в Рим Риббентропа Муссолини и Чиано позволили себе посмеяться над ним за его спиной.

«Он тщеславен, заносчив и большой любитель поговорить, – писал Чиано в своем дневнике. – Дуче говорит, что достаточно взглянуть на его голову, чтобы понять, какие крошечные у него мозги».

К 1939 году над Европой уже собирались зловещие грозовые тучи. В марте этого года Гитлер удивил Муссолини (да и весь мир) тем, что оккупировал то, что оставалось от Чехословакии, тем самым нарушив все положения мюнхенского договора. А ведь именно благодаря этому соглашению Муссолини смог примерить на себя тогу миротворца. Не удивительно, что вероломство Гитлера повергло его в шок, и он даже начал подумывать о том, а не занять ли ему сторону западных держав против Германии.

Испытывая зависть по поводу головокружительных успехов фюрера, Муссолини устроил себе собственную победу, напав в апреле 1939 года на крошечную Албанию. Собственно говоря, та уже и раньше была под итальянской пятой, что, по большому счету, лишало военное вторжение всякого смысла. Впрочем, Муссолини оно нужно было в первую очередь для того, чтобы потешить собственное «эго».