Текст книги "В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945"

Автор книги: Готтлоб Бидерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

На следующее утро моя лихорадка прошла, и меня отправили обратно в роту. После езды на нескольких грузовиках и повозках, в которые были запряжены лошади, мне удалось найти свой орудийный расчет, который в мое отсутствие вновь бросали в бой против частей противника, временно прорвавшихся возле Канева.

Глава 2
Форсирование Днепра

26 августа мы использовали все имевшееся у нас в распоряжении время для укрепления наших позиций. В пределах чрезмерно растянутого сектора, отведенного нашей дивизии, имелось множество участков, где мог высадиться противник. К счастью, наша тяжелая артиллерия в случае атаки была в состоянии блокировать их и обеспечить нам огневую поддержку.

Ночью 28 августа нас переместили в Кодоров на Днепре, чтобы усилить нами артиллерийскую роту, занимавшую важную высоту на передовой. Эта высота господствовала над высотами на обоих берегах реки. Ее занимали разрозненные, малочисленные подразделения. Деревня была расположена вдоль проселочной дороги, где сходились две балки. Стоящие отдельно друг от друга примитивные жилые дома были разбросаны по всей длине небольшой лощины, тянувшейся до реки. С позиции ПТО обзор реки нам затрудняли деревья, неопрятные заборы, деревенские глинобитные дома с крышами, крытыми соломой, и побеленными стенами. Большое, бросающееся в глаза каменное здание служило главным ориентиром. До нашего неожиданного и непрошеного появления в нем располагалась деревенская школа. Под крутым, высоким берегом, меньше чем за 100 метров от наших позиций, река лениво несла свои воды к неизвестным нам населенным пунктам, а на восточной окраине деревни было поле, засаженное помидорами. С края берега были хорошо видны просторы реки, которая в своем течении огибала небольшую группу островов. Восточный берег реки был густо покрыт обильной порослью деревьев и кустов. Плоский островок прямо напротив нас был покрыт густой растительностью, и это хорошо скрывало все признаки присутствия там русских.

Наша артиллерийская рота поддержки, располагавшаяся на господствующей высоте, окопалась возле колхоза, где выращивались помидоры. Отсюда открывался прекрасный вид на территорию, удерживаемую противником. Места скопления вражеских войск можно было вычислить по струйкам дыма, которые вертикально поднимались там, где жгли многочисленные костры и готовили на них пищу. Продолжала работать наша артиллерия, она непрерывно вела обстрел, пытаясь нарушить линии снабжения противника, которые находились вне поля нашего зрения. В остальном на фронте было спокойно.

Вскоре после прибытия мы сели перед одной из хат, и я достал из внутреннего кармана своего кителя (там она обычно лежала) губную гармонику. Когда я стал наигрывать народные песни, меня быстро окружила пестрая толпа местных жителей, которые возникли перед нами, словно тени, выйдя из соседних домов. Мелодия «Небритый и далеко от дома» оживила публику, они похлопали и спели свою народную песню «Стенька Разин». Женщины и девочки покачивали головами в такт мелодии, а старики и мальчишки притопывали ногами на русской глине под песню, которую играла немецкая губная гармоника.

Через час мы получили приказ командира взвода расстелить солому в строении бывшего склада и расквартироваться там. Огорченные тем, что нас не разместят в домах, стоящих в ряду в отдалении друг от друга, мы нехотя подчинились. Многие из нас чувствовали себя так, словно нас загоняют в ловушку, так как в здании был только один выход и находилось оно в центре деревни. Поэтому оттуда местность не простреливалась ни в одном из направлений. В самом крайнем случае мы предпочли бы расположиться бивуаком на открытой местности, к чему привыкли.

Наше орудие оставалось взятым на передок и прицепленным к тягачу в роще на расстоянии 25–30 метров от нас, а возле единственного выхода помещения был выставлен караульный, которому приказали быть начеку. После безоблачного дня наступила прохладная летняя ночь. Нас, расквартированных в этой импровизированной казарме, было около тридцати человек, и вскоре мы погрузились в глубокий сон.

Перед самым рассветом мы проснулись, напуганные внезапными взрывами ручных гранат возле здания, где мы разместились. По задней деревянной стенке здания склада пробарабанила автоматная очередь, а через дверь в темноту здания юркнул караульный.

– Здесь русские, здесь русские! – закричал он.

Я просунул ноги в сапоги, схватил свое снаряжение и подсумки с патронами и бросился вместе с Гартманом и еще несколькими людьми к единственному выходу. Оставаясь верными дисциплине германского вермахта, в первую очередь мы подумали о том, чтобы добраться до ПТО, и, спотыкаясь в темноте, двинулись к нему. Я мельком увидел сверкающие искры, по дуге летящие на нас со стороны берега ручья, инстинктивно нырнул под тягач, и секундой позже граната взорвалась, не причинив мне вреда.

Несколько человек, сумевших сосредоточиться возле орудия Гартмана в начале внезапной атаки, теперь открыли огонь из винтовок и пулеметов, опустившись на колено за тягачом или лежа ничком на земле. После того как я снял с пояса две гранаты и бросил их поверх тягача по дуге в сторону берега ручья, Гартман метнул в лощину еще одну.

Когда мы подавили вражеский огонь, треск автоматов русских приутих, и со стороны реки в нас не летели больше ручные гранаты. Между тем еще несколько солдат взвода выбежали из здания и попытались добраться до нас. По направлению к деревянному мосту, примерно в 100 метрах, разразилась новая перестрелка.

Внезапно мы увидели командира взвода, который промчался мимо нас с криком «Я ранен!» и быстро исчез в темноте у склада. Воспользовавшись паузой в стрельбе, мы отцепили от тягача ПТО и открыли огонь по густому мелколесью вдоль реки, где все еще виднелись вспышки выстрелов русских. Было хорошо слышно, как пули отскакивают от щита нашего орудия. Несколькими дюжинами осколочных снарядов нам удалось подавить огонь противника, и русские прекратили дальнейшие атаки.

Все произошло меньше чем за десять минут. Мы с Гартманом поспешили в здание склада, где лежал лейтенант со сквозным пулевым ранением бедра. Из раны, которую уже перевязывал санитар, обильно текла кровь, хотя санитар и сказал, что артерия не пострадала и что он не обнаружил повреждения кости. Мы оставили с лейтенантом двоих связных и его водителя, а сами возвратились в свой взвод.

Гартман принял командование взводом и приказал нам с Буркхардтом связаться со штабом роты, находившимся в деревне. Мы осторожно взошли на мост и сразу же заметили безжизненное тело русского, лежавшее в нескольких метрах от нас. Очевидно, противник прекратил атаку и отступил. Через несколько минут мы направлялись в штаб роты, расположенный в здании фермы.

В штабе было полно раненых, которым оказывал помощь фельдфебель медицинской службы. Здесь нам рассказали, что в ходе атаки, целью которой был наш штаб, русские одновременно атаковали еще одно подразделение, размещавшееся на восточной окраине деревни. Мы доложились, и, к нашему облегчению, нам разрешено было вернуться во взвод, в знакомую обстановку.

Вернувшись из штаба, мы перевели ПТО на более выгодную позицию, которая располагалась примерно в пятидесяти метрах от складского помещения. С этой позиции мы могли накрыть огнем территорию от края оврага до моста и были способны в случае очередной атаки обстрелять наступающих прямой наводкой. Мы держали овраг и его склоны слева и справа от нас под пристальным наблюдением, но не заметили дальнейшего передвижения противника, и в нас больше не стреляли. Ходили слухи о том, что нападение русских было отбито и что лейтенант получил «хайматшусс». [5]5
  5. Сленговое выражение немецких солдат, буквально означающее «ранение для отправки на родину», – ранение, недостаточно серьезное для того, чтобы быть навсегда признанным негодным к службе, но достаточно серьезное для того, чтобы потребовать эвакуации с передовой.


[Закрыть]

Мы только начали чувствовать себя в безопасности на нашей новой позиции, когда внезапно при свете восходящего солнца я заметил небольшой отряд русских, взбиравшихся по склону по направлению к зданию школы и тащивших за собой станковый пулемет. Мы бросились на свои позиции и незамедлительно открыли по ним огонь бронебойными и фугасными снарядами, так как осколочные снаряды мы уже истратили. Русские бросились в укрытие, оставив на открытом месте несколько убитых и раненых. Мы обстреляли то место, где они оставались в укрытии, а также заброшенную школу, чтобы не дать им установить пулемет. Дав несколько выстрелов, мы увидели, что некоторые из русских быстро отступают в тыл, сопровождаемые частым стуком нашего «МГ-34».

Внезапно прямо перед нами воздух взорвался огнем автоматов и винтовок. С близкого расстояния нас обстреляли просочившиеся сюда русские, и крики иванов были хорошо слышны из оврага, служившего нам укрытием. Через густые кусты, деревья, небольшие поля, где росли подсолнухи, помидоры и бобовые растения, они подбирались к нашим позициям, бросая ручные гранаты, которые рассекали воздух, подкатывались на расстояние нескольких шагов от нашего орудия и взрывались.

Мы лихорадочно стащили с тягача последний ящик 37-миллиметровых снарядов, а заряжающие сгребли в кучу и отшвырнули ногами стреляные гильзы, пытаясь расчистить огневую позицию орудия. У нас оставалось всего лишь 30 бронебойных снарядов, и, когда я загнал последнюю обойму винтовочных патронов в магазин своего карабина, короткий опрос остальных показал, что у них патроны также подошли к концу. У Гартмана оставалось только полмагазина патронов для автомата.

Русские попытались прорваться через дорогу и добраться до здания склада. Каждому из нас было ясно, что мы должны любой ценой помешать им достигнуть их цели, чтобы не быть отрезанными от оставшейся части роты, что означало неминуемое уничтожение или плен. Около 10.00 последний противотанковый снаряд вылетел из дымящегося ствола нашего ПТО. Пытаясь не дать нам воспользоваться тягачом орудия, русские атаковали непосредственно здание и вскоре его подожгли либо трассирующими пулями, либо «коктейлем Молотова». Мы не имели возможности узнать, успели ли эвакуировать нашу временную казарму; нам оставалось лишь надеяться, что раненого офицера доставили в безопасное место.

Когда мы израсходовали последние боеприпасы, я снял с казенника затвор и швырнул его в поросль кустов, а затем присоединился к Гартману. Мы поползли по оврагу, ведущему в западном направлении.

Время от времени мы падали на землю и ползли по подлеску на животе, а затем кидались из укрытия в укрытие. Через некоторое время мы смогли добраться до глубокой щели, выкопанной в глинистом овраге. Там мы обнаружили несколько жителей деревни, которые боязливо прислушивались к звукам боя. Лица их были взволнованны. Очевидно, население деревни заранее было предупреждено о предстоящей атаке, и жители деревни заползли в щель, чтобы переждать бой.

Не обращая внимания на присутствие напуганных мирных жителей, мы вскарабкались наверх по склону оврага. С этого возвышенного наблюдательного пункта нам было видно, как русские снуют вокруг здания склада на расстоянии около 300 метров. Я тщательно прицелился из-за дерева и дал несколько выстрелов по силуэтам русских из карабина. Вдруг Гартман закричал, что к нам идет подкрепление. Рота пехоты и часть теперь рассредоточившегося подразделения, ранее располагавшегося поблизости к нам, собрались на западной окраине деревни. Мы с Гартманом прорвались через кусты вниз, к дороге, и увидели командира нашей роты, который несся по деревне на своем мотоцикле с коляской.

Было слышно, как русские снаряды рвутся далеко позади нас. Наши тяжелые орудия обстреливали берега Днепра, чтобы отсечь русским путь к отступлению. Наши атакующие роты перешли в наступление. Не прошло и 30 минут, как я, прочесав близлежащую территорию, заново прикрепил затвор на казенник нашего орудия. Через несколько часов нашими контратаками противник был отброшен обратно к реке. Уцелевшие, которые на плотах и лодках пытались добраться до безопасного места на восточном берегу, попали под огонь нашей артиллерии.

Отбив атаку врага, силы которого превосходили наши в четыре или пять раз, мы стали искать раненого лейтенанта. Несмотря на то что мы обыскали все вокруг, мы так и не смогли обнаружить его. Мы нашли только окровавленный офицерский сапог возле сгоревшего склада.

Когда мы искали офицера, в саду возле одного из глинобитных домов с соломенной крышей наткнулись на русского солдата, лузгавшего подсолнечные семечки. Не оказав сопротивления, он высоко поднял руки в знак того, что сдается, и осторожно приблизился к нам, боязливо оглядываясь. После поверхностного обыска он был отправлен в штаб полка для допроса.

На следующее утро солдаты стрелковой роты доложили об обнаружении неопознанного тела при впадении ручья в Днепр. Позже от командира роты мы узнали, что это был труп лейтенанта, казненного (возможно, политическим комиссаром) выстрелом в затылок. Следов двух пропавших солдат одного из пехотных взводов не обнаружили, скорее всего, их взяли в плен и увезли за Днепр. Русский военврач, взятый в плен в Киеве после окружения, показал, что немецкие пленные, захваченные в этом районе, были казнены перед тем, как русские оставили город.

Позднее до нас дошли слухи о том, что в ту ночь, когда была предпринята атака, учитель деревенской школы и комсомолка Ольга (накануне вечером оба они пели вместе с нами «Стеньку Разина») под покровом темноты незаметно убежали через балку и переплыли через широкую реку. Добравшись до позиций русских, они предоставили советским войскам подробную информацию о нашей дислокации и численности, а затем скрытно провели батальон русских через реку. Место нашего ночлега располагалось возле моста, по которому можно было перейти овраг и попасть в деревню.

Бесчеловечный характер войны на Востоке начал себя проявлять. Тем не менее, никто из нас не мог предвидеть или осознавать, что чувство горечи и ярость русских, вызванные нападением на их страну, станут год от года становиться все сильнее. Значительная часть гражданского населения были не согласны с подобными идеями возмездия, особенно в южном секторе Восточного фронта, где к нам относились сравнительно неплохо. Многие русские солдаты, взятые в плен в самом начале кампании, выражали желание воевать бок о бок с нами против Сталина и советского правительства.

С течением времени советское руководство отказалось от призыва жертвовать собой во имя коммунизма и попыталось воззвать к врожденному патриотизму народа. Защищать Россию-мать от вторжения фашистских оккупантов стало патриотическим долгом каждого без исключения. Так конфликт перерос в войну русского народа против германских агрессоров, а не в борьбу за выживание партии.

К сожалению, жестокие действия русских сравнимы с поведением немецких оккупантов в тыловых районах, далеко позади линии фронта. Из-за крайне жестких действий по отношению к русским для обычного русского человека немецкий солдат стал сторонником презренной, кровавой политической организации и борцом за нее. Благодаря этой доктрине, созданной и проповедуемой в далеком Берлине, в отместку солдатам-фронтовикам совершались многочисленные акты зверства, даже несмотря на то, что мы, фронтовики, не подозревали об истреблении тысяч ни в чем не повинных людей верно служащими системе зондеркомандами [6]6
  6. Зондеркоманды – определенные немецкие и иностранные части СС, действовавшие в тылу, на оккупированных Германией территориях, особенно на Восточном фронте. Зондеркоманды устраивали облавы и ликвидировали местных жителей, считавшихся неугодными правительству нацистов.


[Закрыть]или о чрезвычайных мерах, которые применяли «золотые фазаны» национал-социалистической партии для «усмирения» захваченных территорий.

Командиры фронтовых дивизий, а также офицеры на уровне командира полка и батальона были в то время ветеранами, принимавшими участие в Первой мировой войне. Их поведение и методы ведения войны характеризовались безупречной честностью, привитой в офицерском корпусе кайзеровской армии. Необходимо добавить, что за всю кампанию на Востоке я не знал ни одного-единственного случая, когда со сдавшимися в плен русскими солдатами обращались бы не должным образом или не оказали бы раненым русским, захваченным в плен, медицинскую помощь наравне с нами. Во время наступления на Канев пленных посылали в тыл без всякого сопровождения, поскольку каждый имеющийся человек был позарез нужен на передовой. Так или иначе, я уверен, что многие коммунисты и русские патриоты, отправленные таким образом в тыл вместе с толпой других пленных, не упустили возможности удрать и через некоторое время пополнить ряды постоянно растущих партизанских отрядов. Хорошо организованные партизанские соединения станут представлять все большую и большую опасность для наших тыловых районов. В ходе войны народ стал в значительной степени доверять партизанам и поддерживать их, и те повсюду могли найти приют и защиту.

Всю первую половину сентября мы продолжали защищать наши позиции на берегах Днепра, а русские пытались отвоевать западный берег. 14 сентября наши передовые подразделения форсировали реку. После проведения рекогносцировки на одном из днепровских островов к северу от Балыки десант успешно осуществил высадку, и советские укрепления на прибрежных высотах были взяты. Несмотря на упорное сопротивление противника, было захвачено много пленных.

Два дня спустя наша рота, оставаясь в резерве, двинулась вслед за передовыми частями и высадилась на противоположном берегу. Используя смятение войск противника, мы успешно захватили широкий плацдарм, который продолжали расширять другие подразделения, переправлявшиеся через реку и вступавшие в брешь. Немецкие артиллерийские батареи непрерывно вели огонь из Кодорова по позициям противника на противоположном берегу, и одновременно линия огня пролегла по притоку Днепра возле Балыки. К ночи передовые подразделения достигли окрестностей Яшников.

17 сентября получивший пополнение 438-й пехотный полк захватил у ослабленного, но оказывавшего упорное сопротивление противника еще один плацдарм возле Балыки и Решишчева, пытаясь войти в соприкосновение с передовыми частями другого корпуса на дороге, ведущей в Ерковцы. Цель наступления была достигнута к вечеру, когда ликвидировали последние очаги сопротивления.

Мы продолжали рваться вперед, приближаясь к имеющей первостепенное значение дороге, ведущей из Киева в район Ерковцей, перерезая таким образом русским важнейший путь к отступлению. Ночью нам почти не удалось отдохнуть, так как мы закапывались в твердую землю, укрепляя наши позиции. Напряженно работая на влажном воздухе до рассвета, мы взмокли. Со стороны вражеских позиций до нас непрерывно доносились громыхание машин и лязг брони.

В течение всего дня 18 сентября мы продолжали укреплять свои позиции, несмотря на то что на укреплениях противника все стихло и не было замечено большого движения. Когда сгустились сумерки, мы чувствовали себя в безопасности, так как знали, что советские части отошли дальше на восток, оставив лишь группы прикрытия, чтобы сдержать наше наступление.

Внезапно стало светло от разрывов артиллерийских снарядов. Вдоль дороги Рогозов – Переяслав в районе Ерковцей, к северо-востоку от них, между 22.10 вечера и 2.50 ночи было отбито одиннадцать вражеских атак. На рассвете стали видны бесчисленные трупы, одетые в защитно-коричневую форму, грудами лежавшие перед нашими позициями. От горящей бронетехники к небу поднимались клубы черного масляного дыма.

До нас дошли сведения, что несколько моторизованных частей противника были полностью уничтожены, а штаб полка с гордостью предоставил нам список захваченной боевой техники: 16 станковых и ручных пулеметов, 6 тяжелых артиллерийских орудий, 9 грузовиков, 2 санитарные машины и 6 тягачей. Было взято в плен 400 человек, а к 19 сентября их число увеличилось до 800. Несколько отрядов 436-го пехотного полка, которым было приказано очистить восточный берег от оставшихся войск противника, также выполнили задание с небольшими потерями.

В течение следующих нескольких дней, прочесывая берега Днепра, мы захватили более тысячи пленных. Убежденные в том, что Советский Союз потерпел поражение в войне, дезертиры угоняли лодки и под покровом темноты переправлялись через Днепр, пытаясь дистанцироваться от Красной армии. Одетые в лохмотья люди, которые в одиночку или небольшими группами приближались к нашим позициям с поднятыми руками, стали привычным зрелищем. Наша уверенность в том, что война закончится до наступления морозов, продолжала расти.

23 сентября крупные силы русской пехоты неожиданно атаковали наш батальон. Мы смогли отбить атаку, понеся небольшие потери, и противник был отброшен, оставив на поле боя несколько легких полевых орудий и множество стрелкового оружия. Мы оставались на наших позициях, пока не поступили сведения о том, что противоположный берег Днепра был очищен от войск противника. Нашей дивизии было приказано выдвинуться в этот сектор.

По окончании боев к югу и юго-востоку от Киева были подсчитаны все возраставшие потери наших войск. Потери каждой роты в среднем составили от 15 до 20 процентов их состава, а каждая пехотная рота 437-го пехотного полка за два предыдущих месяца в среднем потеряла 4 человека убитыми, 2 – пропавшими без вести, 4 – ранеными и 2 – больными, итого – 22 человека. Численность нашей противотанковой роты до начала операции составляла от 100 до 120 человек.

Состояние боевой техники и оружия оставалось относительно неплохим. Сказалось то, что во время прохождения нами основного курса боевой подготовки нам постоянно вдалбливали в голову мысль о необходимости содержать в хорошем состоянии материальную часть. Поставки продовольствия и снабжения из тыла в войска стали весьма условным понятием, поэтому войска учились снабжать себя всем необходимым за счет завоеванной территории и захваченных ресурсов противника.

С началом сезона распутицы фронтовые подразделения быстро уяснили для себя, что русские телеги с запряженными в них лошадьми более надежны, чем тяжелые, рассчитанные на мощеные дороги конные повозки нашей армии. Все больше использовались русские повозки с запряженными в них лошадьми из числа захваченного трофейного имущества или зачастую без разрешения реквизированные, вопреки не допускающим отклонений инструкциям, у гражданского населения.

Наша 14-я противотанковая рота потеряла два тягача «шенилетт», подорвавшихся на минах, двигатели и гусеницы остальных тягачей получили повреждения или были изношены. Несмотря на усилия наших ремонтников, достать запчасти стало невозможно, хотя в поисках их мы обшарили территорию протяженностью до ста километров в тыловых районах армии и корпуса.

Солдаты и офицеры стали мастерами по части самообеспечения. В конце августа и начале сентября наша рота попыталась поставить на ход и задействовать трофейные грузовики. Из огромного количества захваченной боевой техники противника, брошенной отступающей армией, особенно в районе боев возле Канева, наши войска смогли собрать значительное число пригодных к эксплуатации транспортных средств. Командир роты захватил полный горючего топливозаправщик, значительно увеличивший наши запасы «черного», или неучтенного, горючего.

Русские располагали большим количеством надежных в эксплуатации тяжелых грузовиков «форд», а также грузовиков производства ЗИС. Из этих двух типов грузовиков, скорее всего, состоял весь их арсенал, которым располагал противник, и мы всегда по мере возможности предпочитали «форд» американского производства, так как многие запасные части в случае необходимости можно было найти.

За счет того что мы таким образом брали трофеи и использовали их, в состав нашей армии, как оказалось, входили транспортные средства всех типов и разновидностей, собранных с половины территории Европы. Иногда было невозможно разыскать даже простейшие запчасти. Мы все больше завидовали несложной системе снабжения русских. Хотя их арсенал оружия и боевой техники не был столь разнообразным и специализированным, как наш, то, что у них имелось, было надежно, и почти везде могло осуществляться материально-техническое обслуживание.

Как и в любой армии, одной из самых главных тем дискуссий была доступность и качество еды. Наша ротная полевая кухня могла творить чудеса, пока наше снабжение было в состоянии доставлять нам все самое необходимое.

Во время одного из моих визитов на полевую кухню ротный повар с гордостью показал мне пещерку, где на длинных рейках висели сотни колбас и кусков копченого мяса. Я передал повару несколько трофейных советских медалей и пистолетов в качестве подарков для личного состава кухни, и впоследствии нам всегда было гарантировано нечто более существенное, чем стандартный рацион.

25 и 26 сентября основная часть дивизии покинула прежний район боевых действий на западном берегу Днепра. Вновь длинные колонны серого цвета, изгибаясь, двинулись маршем на юг по пересеченной местности. Вражеские войска, упорно сопротивлявшиеся нам в течение последних недель, казалось, исчезли без следа перед нашим наступлением.

В течение октября дивизия наступала на Украине, разукрашенной великолепием осени. Мы двигались в направлении Кременчуга, и это означало для нас, что город Одесса на Черном море все еще не взят. По войскам ходили слухи о том, что нам и румынским частям предписано ее захватить.

17 октября мы узнали, что Одесса пала. Дивизия повернула на юго-восток и получила распоряжение идти на Николаев. По пути мы пересекли район этнических германских поселений, которые были основаны по указу российской императрицы Екатерины Великой около 200 лет назад. Здесь мы легко узнали места, названные в честь Карлсруэ, Вормса, Шпейера, Геленталя и других городов нашей родины. Мы встретили лишь женщин, детей и несколько стариков, так как советские власти депортировали всех мужчин призывного возраста.

В простом, но чистом и крепком доме я увидел жилую его часть и спальню, которую можно было найти где-нибудь в Пфальце 200 лет назад. Там стояла широкая деревянная кровать, увенчанная большим балдахином; на ней лежали разноцветные подушки. Женщины-крестьянки говорили на диалекте, который сегодня можно услышать в Пфальце. Угощаясь свежим молоком и белым хлебом, мы в такой обстановке чувствовали себя совершенно непринужденно.

Через несколько дней по качающемуся понтонному мосту, который с трудом выдерживал течение, мы перешли реку Буг. Я, вместе с ротным командиром и еще несколькими людьми, имел возможность видеть недостроенные военные корабли водоизмещением около тысячи тонн, стоящие в сухих доках.

Перед нами поставили новую цель – Херсон, и поход продолжался. 25 октября мы вновь переправились через могучий Днепр, воды которого впитали в себя нашу кровь и пот где-то за 100 километров к северу отсюда. Было ясно, что части южной армии впереди нас продвинулись до Азовского моря и что мы должны соединиться с ними и послужить им подкреплением. Вскоре оказалось, что мы приближаемся к западным окраинам мрачной, пустынной местности, называвшейся Ногайской степью.

После тяжелых боев, продолжавшихся с 26 по 28 октября, дивизии 11-й армии пробили узкий перекопский коридор и таким образом открыли дорогу для нашего наступления на Крымский полуостров. Как часть резерва Верховного командования вермахта, 132-я пехотная дивизия была придана армии фон Манштейна. Для того чтобы пробить узкий коридор, было возможно задействовать лишь ограниченный контингент войск, так или иначе, теперь было необходимо пополнить армию для дальнейшего наступления на полуостров и оккупации его.

Продвигаясь вперед по могилам татар, древних защитников Крыма от северных завоевателей, мы вступили в новую зону боев. Нашей дивизии, совместно с 15-й пехотной дивизией, приданной LIV корпусу, было предписано упорно преследовать противника в направлении линии Бахчисарай – Севастополь. Также было необходимо одновременно перерезать дорогу на Севастополь. Передовые подразделения моторизованных частей сосредоточились для атаки.

31 октября противник обнаружил признаки повсеместного отступления. Передовые подразделения длинными колоннами быстро продвигались к югу, а части на конной тяге отставали, их продвижение к фронту шло медленнее. В Кара-Наймаке лошадей как пехотного, так и артиллерийского полков пришлось поить из одного-единственного колодца – все остальные источники поды были отравлены отступающими советскими войсками. Огромное количество сбившихся в кучу повозок и скота производило такое впечатление, будто они из какого-то другого времени, будто по степи мчится, сметая все на своем пути, армия завоевателей, пришедших из другого столетия. В Крыму нас преследовало растущее ощущение того, что мы все больше изолируемся от западного мира.

Мы испытывали жестокую нехватку воды, а те немногие глубокие колодцы и водохранилища, которые не были отравлены отступающим противником, содержали солоноватую воду, либо неприятную на вкус, либо вообще непригодную для питья. Солдаты мучились неутолимой жаждой, потому что работали в условиях мучительной жары, а нехватка воды для лошадей стала столь критической, что даже самых сильных и здоровых животных приходилось часто сменять в упряжках.

Ротная полевая кухня попыталась сварить кофе из солоноватой воды, подсластив ее сахарином, но в результате получилась отвратительная на вкус бурда, которую выпить можно было лишь при огромном усилии воли.

Продолжительность суточного марша пехотных рот и подразделений на конной тяге теперь составляла от 50 до 60 километров. Моторизованные разведывательные части и бронетанковые подразделения могли двигаться гораздо быстрее и быстро достигли долины Альма.

С запада на восток, по направлению к Черному морю, Крымский полуостров пересекают три зоны больших долин: Альма, Кача и Бельбек. Северная часть полуострова – это обширная соленая степь. Здесь находились большие залежи промышленной соли. Воды Сиваша легко испарялись, а драгоценная соль оставалась и выстилала котловины. Во многих других областях России соль встречается редко, и ее трудно добывать. Продвигаясь маршем через Украину, мы заметили, что соль использовилась местным населением как средство обмена, и она ценилась здесь больше, чем у нас на родине. Когда мы проходили через деревни, крестьянские женщины преподносили нам блюда с хлебом и солью как знак гостеприимства, и это указывало на высокую ценность, которую придавали этому дорогостоящему продукту.

Центральная часть Крыма – плоская равнина, где почти не встречается деревьев, но, тем не менее, она плодородна и хорошо ухожена. Здесь, как и повсюду в советской империи, хозяйства были поставлены под управление коллективов, образованы колхозы. В зимние месяцы в этом районе бушуют снежные и ледяные ураганы, пришедшие с Восточной Украины.

На юге находятся горы Яйла. Они круто поднимаются от уровня моря до высоты две тысячи метров и резко обрываются у Черного моря, на южном берегу. Эти горы густо покрыты лесом, а долины, тянущиеся с юга на север, покрыты бурной растительностью. Повсюду видны фруктовые плантации, а также живописные татарские деревни.