Текст книги "Чётки"
Автор книги: Голиб Саидов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
В далёкие мрачные годы застоя, которые сегодня принято поливать грязью, в одном из городов Средней Азии, прославившимся своей тысячелетней историей и шедеврами древней архитектуры, преспокойно себе продолжала жить своей тихой и размеренной жизнью многочисленная община бухарских евреев. У них был свой квартал и своя синагога, которая находилась в самом центре города, возле Ляби-хауза.
Синагога представляла собою старое и невзрачное глинобитное здание каркасной постройки и была совсем неприметной. Скромно, как бы притаившись сбоку, она не мозолила глаза советской власти, а потому и не привлекала к себе особого внимания. Как, впрочем, и сами евреи, проживаемые в этом квартале.
Одно время, раввином в данной синагоге являлся Исаак-плотник. Не пугайтесь: просто, раньше, в молодости он был обычным столяром, а потом, в «перестроечные годы», окончив какие-то трёхмесячные курсы в Израиле, вновь вернулся на «родину», переквалифицировавшись в раввины.
Среди местных жителей, которые отличались плохо скрываемой завистью к случайным выскочкам, прошлое новоиспечённого ребе являлось излюбленной темой разговоров в узком кругу: это была та самая отдушина, куда бедный еврей мог слить свои негативные эмоции.
– Ин каса бинетон, кани: беганки Исоки-дурезгар имруз одам шуд! («Нет, вы только гляньте: вчерашний Исаак-плотник, сегодня вышел в люди!»)
Такое нередко можно было услышать за его спиной. В глаза же, все с ним подобострастно здоровались и улыбались.
Однако, как любой проницательный еврей, он прекрасно знал истинную цену этим улыбкам, внутренне обижаясь на своих сородичей и искренне полагая, что «нет пророка в своём отечестве».
Однажды, уже в годы горбачёвской «гласности» и «перестройки», бухарскую синагогу посетила группа туристов из Америки. Одна из женщин этой группы, на прощание протянула раввину десять долларов. Все это видели. В совершенстве изучив подлый нрав своих соплеменников, Исаак, едва только нога последнего туриста покинула синагогу, демонстративно встал в центр и, высоко вскинув свою руку с зажатой зелёненькой бумажкой, поспешно обратился к своим землякам:
– Эй, ҷувуто, бинетон! Ҳаммотон бинетон: ин ҳазор доллар не, сад доллар не. Ин фақат даҳ доллар! Баъд, пага нагўетон-ки, «Исоқ – миллионер»!
(– Эй, евреи, смотрите! Все смотрите: это не тысяча долларов, и даже не сто. Это всего лишь, десять долларов! И потом чтобы не говорили: «Исаак – миллионер»!)
И… сунул купюру в карман.
В эту минуту он как никто понимал и сочувствовал Моисею: как, все-таки, тяжело жить с собственным народом и, таская это «стадо» по пустыне, тщетно пытаться наставить его на путь истинный!
Бусинка восемнадцатая – Шамиль
– Он мне сказал: «Такую личную неприязнь я испытываю к потерпевшему, даже кушать не могу»…
– Кто он такой, этот потерпевший? Куда он пошёл? Я его в первый раз вижу!
(из к-ф «Мимино»)
Шамиль приехал поступать в бухарский педагогический институт из своего родного села Михайловское, что находилось недалеко от Ташкента. Это было одно из тех немногих сел, где компактно проживали турки-месхетинцы.
Симпатичный, с густыми бровями и темно-карими выразительными глазами, он, можно сказать, был буквально оторван от сохи и отправлен в Бухару: грызть гранит науки и покорять городскую жизнь, очаровывая своим огромным колоритным носом и чувственным ртом местных красавиц.
Крепко сбитое атлетическое телосложение заметно скрашивало и оттеняло его незначительный – ниже среднего – рост.
Как и многие свои сородичи, Шамиль страстно увлекался борьбой – этим самым распространённым и обожествляемым, среди турок, видом спорта. И в этом не было ничего удивительного: сила, ловкость и мужество, наряду с честностью и трудолюбием, являлись одними из главных качеств, прививаемых с детства практически в любой турецкой семье.
И, всё же, главной отличительной особенностью, несомненно, были его глаза. С длинными густыми ресницами.
Его наивно-вопрошающий взгляд, с большими овечьими глазами, всегда имел несколько печальный и грустноватый оттенок, обладая удивительной способностью – притягивать к себе и заставляя собеседника проникнуться жалостью и состраданием. При этом, нельзя сказать, что такие качества, как лукавство и хитрость были ему неведомы. Однако, они лежали на поверхности, как у ребёнка, и угадывались невооружённым взглядом. Впрочем, о своих достоинствах Шамиль и сам был прекрасно осведомлён, что являлось, порой, одним из главных и действенных видов «оружия», когда возникала острая необходимость растрогать и расположить к себе оппонента.
Достаточно сносно изъясняясь по-русски, его речь, тем не менее, отличалась заметным кавказским акцентом и изобиловала целым рядом курьёзных оборотов и уникальных выражений, что вполне органично сочеталось с его оригинальной внешностью.
Как и всякому мужчине, имевшему южные корни, ему была свойственна повышенная импульсивность и чрезмерная возбуждённость. Его эмоциональную речь невозможно было воспринимать без улыбки.
– Чара мы ходили в кино: такой фильм, такой фильм! – округлив свои и без того огромные глаза, захлёбывался он, при очередной встрече.
– Когда? – наивно, уточнял я.
– Чара! – пояснял Шамиль, не улавливая подвоха.
Весь наш курс очень быстро полюбил паренька из сельской глубинки, с наивными глазами и добрым сердцем. Очень скоро и естественно у нас образовался довольно узкий и устойчивый круг близких друзей, состоящий из представителей совершенно различных национальностей: татарин, кореец, турок и таджик.
Избирательная память сохранила сцены частых посиделок, устраиваемых нами в комнате нашего друга, в студенческом общежитии, где мы нередко оставались на ночь, тесня гостеприимного хозяина и его доброжелательных соседей.
Излюбленной темой наших бесед, как правило, являлся противоположный пол. Очень часто, мирные дискуссии незаметно перерастали в жаркие споры с выяснением отношений, выразительной жестикуляцией и всплеском эмоций.
В такие моменты, возбуждённость моего товарища достигала апогея, являя собой исключительное и забавное зрелище.
– Глянусь тебе, Галиб! – страшно выпучив огромные глазища, неистово колотил себя в грудь Шамиль. – Глянусь мамой: я никогда этого не говорил!
– Не верю! – не соглашался я лишь для того, чтобы вновь насладиться этой «пестней».
– Глянусь, слышишь! Чем хочешь, глянусь!
С трудом сдерживая смех, я ещё некоторое время пытался добиться истины, однако, очень скоро махнув на всё рукой, откровенно наслаждался фейерверком эмоций и каскадом неподражаемых оборотов речи.
Поначалу, Шамиль наравне со всеми нами мог смеяться над собственными огрехами. И вообще, поначалу он был прост, открыт и оттого естественен. Со временем же, внезапно предоставленная «свобода» и вольная студенческая жизнь сумеют порядком подпортить его гены. Соблазны городской жизни и страстное желание избавиться от комплекса, заставят его сблизиться с сомнительными личностями, сыгравшими в его жизни далеко не положительную роль. Но это будет значительно позже, а пока…
Пока мы втроём отправились на каникулы в гости к Шамилю, в село Михайловское.
Эта поездка позволит мне не только поближе познакомиться с его семьёй, но и заставит полюбить этот маленький, но гордый и трудолюбивый народ.
Помню, что всю дорогу мы прикалывались над своим товарищем, предвкушая предстоящий отдых.
– А как нам называть тебя перед твоими родными? И вообще, как твоё полное имя? – волнуясь, расспрашивали мы его.
– Шамиль Кятиб Оглы. – гордо произнёс наш друг. – То есть, Шамиль сын Кятиба.
– А можно, мы тебя будем звать «по-нашему», ну как на курсе – «простачок»?
– Ну и скажешь же, ты… – состроил обиженное лицо товарищ и все весело заржали…
Больше всех, мне запомнился дедушка моего друга. Ему было уже немало лет, но держался он бодро и весело, изредка подначивая Шамиля своими колкими репликами, полными иронии и сарказма. И, тем не менее, чувствовалось, что он горд за своих внуков, которые отправились в далёкую Бухару получать диплом и высшее образование. Было видно, что к науке здесь относятся, не менее уважительно, чем к борьбе.
Как я и предполагал, его родители также оказались очень скромными тружениками, с утра до позднего вечера занятые по хозяйству. Мать – добродушная и милая пожилая женщина – постоянно что-то готовила на кухне: она также не скрывала своей радости и от души старалась угодить своей стряпней гостям – друзьям своего младшего сына.
Отец – загорелый и жилистый мужичок, небольшого роста – ни на минуту не находился без дела: то он орудовал кетменем и лопатой, на огромном пространстве своего участка, прокладывая канавки для воды, и перекапывая землю; то его можно было застать на поляне, скашивающим люцерну, для домашней живности; то он чинил какой-то железный агрегат, приспосабливая его к нуждам своего хозяйства. А хозяйство и в самом деле было немалое. Помимо добротно выстроенного большого дома, сада и огорода, на территории их участка находился также курятник, в котором рядом с многочисленными курами и цыплятами, соседствовал важный индюк. Напротив, располагался широкий просторный хлев, где я запомнил лишь корову и здоровенного быка. Помнится, что меня очень удивили размеры последнего.
– Ну, что ты – это же ещё бычок! – смеясь, просветил меня товарищ. – Ему всего полтора года. Мы его зарежем на свадьбу брата.
Свадьба брата должна была состояться на следующий год. Шавкат был старше Шамиля года на два и уже оканчивал последний курс института.
Вечером того же дня, мы одной большой семьёй собрались в огромной комнате, где на полу были разостланы стёганые ватные одеяла, а посредине, раскинут длинный дастархан, заставленный всевозможной снедью, лепёшками и овощами с фруктами. Главным же блюдом на ужин были излюбленные турецкие хинкали.
– Ну-ка, сейчас мы проверим: как вы там учитесь! – лукаво подмигнул нам дедушка, когда перед каждым легло большое блюдо со своеобразными пельменями. – Кто как ест, тот так и учится – подытожил он.
Вскоре выяснилось, что хуже всех академическая наука даётся мне. И в самом деле, восхитительное блюдо оказалось на редкость точным барометром. Единственное, что меня смутило, так это то, что у Шамиля выходила круглая «пятёрка» – его посудина была вылизана начисто.
Словом, погостили мы славно.
Беда придёт очень скоро.
Вначале она постучится в двери дома моего гостеприимного однокурсника, а вскоре затронет и весь этот несчастный народ.
Через год, в самый разгар свадебных тожеств, тот самый бычок насмерть забьёт своими рогами отца моего товарища, когда тот, согласно традиции, попытается зарезать животное. В эту страшную весть мне трудно будет поверить.
А ещё спустя несколько лет, когда наши пути окончательно разойдутся, я узнаю о ферганских событиях и ещё раз вспомню своего студенческого друга. К тому времени, я уже давно буду проживать в Питере, погрязнув в рутине семейных будней.
В 1995 году неожиданный звонок из Воронежа, заставит меня немало поволноваться, когда на том конце провода я услышу до боли знакомый мне говор.
– Это я – Шамиль! Ты помнишь меня?
«Милый мой дуралей» – улыбнулся я про себя. Вслух же, поспешил заверить его:
– Конечно же, помню, дорогой! Как твои дела? Как семья? Где вы живете?
– Все хорошо: нам здесь дали землю и мы потихоньку налаживаем жизнь. Приезжай к нам! Я так хочу тебя увидеть и показать свою семью!
– Обязательно постараюсь! – заверил я его, хотя знал, что вряд ли в ближайшее время такая поездка возможна.
Какая-то непонятная, щемящая душу, тоска сдавила мне грудь, и я с ужасом для себя вдруг почувствовал, что испытываю вполне определённый стыд перед ним, перед его дедушкой, перед родителями, перед всем его народом. Словно, в произошедших недавно событиях, заставивших несчастный народ вновь покинуть насиженные и обжитые места, была непосредственная моя вина. Ведь, это с территории моей родины прогоняли их.
А он вновь совершенно искренне звал меня к себе в гости. И был рад мне, как тогда, когда впервые приехал поступать в институт.
«Боже мой! – подумал я, опуская телефонную трубку. – Двадцать лет прошло. Двадцать лет! Подумать страшно. А ведь, было, вроде совсем недавно, совсем вчера»…
– Совсем чара… – грустно произнёс я вслух.
Бусинка девятнадцатая – Дебри медицины
С однокурсником Славой. Бухара, 1976 г. Фото из архива автора.
Иваново, 1976 год, студенческий стройотряд. Мы сидим в вагончике и обсуждаем за медицину.
За каждым отрядом прикреплён специальный доктор. Чаще всего, из числа своих, таких же молодых студентов.
Наш, по приезду в Россию, почему-то, превратился в «Сашу». Типичный узбек, не очень хорошо изъясняющийся по-русски, но очень любящий порассуждать на отвлечённые философские темы. Вероятнее всего, его звали Садриддин. К слову: Славик – кореец, Дамир – татарин и я – бухарец. Советская дружба народов.
Спор начался из-за пустяка: что-то, вроде, о болезнях при неправильном питании.
Мы с Дамиром уже давно умолкли, а неугомонный Славик, предпочитающий во всём ясность, и упрямый доктор продолжают словесную дуэль.
– Если ты такой умный, скажи – что предписано давать больному при поносе? – хвастливо пытается блеснуть своими познаниями «Саша».
– Ну, предположим, не при поносе, а – диареи… – не без сарказма, язвительно поправляет врача Славик. – Кажется, так вас там учат говорить, в мединституте?
– Э-э, Славик, – устало машет рукой будущий медик, как бы подводя черту и показывая всем видом, что бесполезно спорить на эту тему с далёкими от медицины людьми. – Да ты хоть, знаешь, дорогой мой, что медицина – это «тёмный лес»?
– Ну и не х#я, в таком случае, туда входить! – окончательно подводит черту наш сокурсник.
Корейский счётЖелая польстить своему товарищу (корейцу по национальности), решил похвастаться, выучившись предварительно у одной знакомой корейскому счету:
– Славик, хочешь я тебе, без запинки сосчитаю от одного до десяти?
И, не давая ему опомниться, скороговоркой выпаливаю:
– Хана, тури, сой, ной, тас, ясы, ирку, яды, аху, ер. Ну, как?
– Ахренел…
Бусинка двадцатая – Кроксворд-регбус
С другом Дамиром, на «хдопке», 1975 г. Фото из архива автора.
Одними из довольно непростых, считались кроссворды, публиковавшиеся в известном в советские годы журнале «Огонёк». Именно на него упал взгляд Славика, когда мы, будучи в очередной раз в гостях у Дамира, отобедав, решили скоротать время, до очередной пары занятий в институте. Набросив на себя маску безразличия, я как бы нехотя придвинулся с противоположного края дивана поближе к Славе. Дамир же, остался сидеть в кресле, расположившись напротив нас, за журнальным столиком. Он взял в руки журнал «Наука и техника» и уйдя в него с головой, вяло участвовал в общем процессе разгадывания.
Быстро раскусив самые лёгкие вопросы, мы вновь возвратились к началу и, под натужив молодые мозги, решительно настроились – восполнить пробелы, которых оставалось немало.
– Та-ак… – медленно протянул Славик, сверля тупым концом шариковой ручки свой затылок, – часть народа, живущего вне страны его происхождения.
– Диаспора – донёсся до нас голос Дамира, молчавшего до сей поры и почти не принимавшего активного участия.
– Точно! – заёрзал на диване Слава, а я с завистью бросил короткий взгляд в сторону товарища.
– Едем дальше – продолжил Слава, быстро вписав найденное слово. – В древнегреческой мифологии – старшая из девяти муз, покровительница эпоса.
– Мельпомена… Терпсихора… – выпалил я то, что знал.
– Не-е, – протянул Слава, – здесь покороче.
– Каисса! – послал я вдогонку, но тут же вспомнил, что она является покровительницей шахмат.
– Каллиопа? – неуверенно произнёс со своего места Дамир.
– Совершенно верно! – воскликнул Слава, и мы взглянули на друга с уважением.– Следующий вопрос – 24-й по горизонтали: сплавы алюминия с магнием, обладающие высокой коррозийной стойкостью…
– Хрен его знает, давай дальше – не удержавшись, перебил я товарища, не дав ему закончить, но Дамир остановил нас.
– Куда спешим? Давайте подумаем.
И, буквально через секунду-другую:
– «Магналии», подходит?
– Подходит – с удивлением произнёс Слава. – Ни фига себе, какие слова ты знаешь… Дальше, пункт 32 по вертикали: процесс накопления и окончательного осаждения осадков в водной среде.
– Может быть, «седиментогенез»? – со слабой надеждой в голосе промолвил Дамир, словно стыдясь перед нами за свою эрудицию. И вновь уткнулся головой в свой журнал.
Мы со Славиком переглянулись и тупо уставились в кроссворд: слово подходило. Причём сходились слова и по горизонтали.
– Группа непарнокопытных млекопитающих, внешне напоминающих лошадей – произнёс мой товарищ и мы торжествующе уставились на великого всезнайку.
– А сколько слов? – на всякий случай поинтересовался Дамир.
– Много! – злорадно вставил я, будучи совершенно уверенным, что на этот вопрос никто из нас ответа не знает.
– Я слышал, что есть какие-то халикотерии – еле слышно пролепетал Дамир, на что в ответ у Славика вырвалось:
– Блин, точно – подходит!!
– Ты чего сегодня жрал? – вежливо поинтересовался я у товарища.
– Просто, везёт… – друг стыдливо потупил свой взор.
– Остался последний вопрос! Неужели мы отгадаем весь кроссворд?! – воскликнул Слава и продолжил: – Род подводных растений семейства водокрасовых.
– Валлиснерия! – успел выкрикнуть Дамир и, закрыв лицо журналом, затрясся в едва сдерживающем приступе смеха.
Наконец-то, до меня дошло: я подскочил и резко выдернул из его рук журнал «Наука и техника», вслед за которым на пол упал свежий номер журнала «Огонёк», с ответами на разгадываемый нами кроссворд.
Бусинка двадцать первая – Сто метров
Иногда, случайные сценки из жизни, служат довольно убедительным и наглядным примером, подтверждающим неразрывную связь теории с практикой. Нам с Гришей, удалось в этом удостовериться воочию.
Лекции по возрастной физиологии и пластической анатомии проводились в старом здании истфака, расположенном рядом с Арком – цитаделью последних правителей бухарского ханства. Читал нам их профессор Линскис – чрезвычайно язвительный и колкий на язык старик. Впрочем, на «старика» он совсем не «тянул». Несмотря на почтительный возраст, выглядел он вполне импозантно: подтянутый, энергичный и очень мобильный, несмотря на предательски раздавшееся с годами солидное брюшко. Одевался всегда «с иголочки»: скромненько, но со вкусом. Словом, настоящий литовский аристократ.
Студенты уважали и побаивались его. И было за – что. Милый, общительный и добродушный с виду, он обладал воистину дьявольским оружием – острым и разящим наповал язычком. Не язык, а – настоящее жало! Кроме того, в совершенстве овладев актерским мастерством, свою «жертву» он умерщвлял не сразу (какой же, в этом интерес?), а исподволь и не торопясь. Вначале «маринуя» до такого состояния, пока «приговорённый» сам не станет умолять о скорейшем приведении приговора в исполнение. Как говорится, «Шекспир отдыхает»…
Он на дух не выносил пьяных мужчин и… жующих жвачку женщин. Поймав за подобным занятием одну из наших сокурсниц, он стал со свойственным ему садистским наслаждением, развивать тему мимики, на примере конкретной студентки, проводя параллели с животным миром и наглядно демонстрируя – к чему это приводит:
– Вы когда-нибудь обращали внимание на жующих в поле коров? – обращался он к покрасневшей от стыда девушке. – И задавались ли вопросом: «почему у них отсутствует мимика»?
И тут же, гениальнейшим образом перевоплотившись в корову, изображал, как она жуёт: монотонно, с безразлично-отсутствующим взглядом. Действовало ошеломляюще.
Проблема пьянства, похоже, волновала рафинированного аристократа ничуть не меньше. И это было тем удивительнее, что встретить на Востоке пьяного человека, явление, скажем, не совсем обычное. Во всяком случае, в пору нашей молодости.
– В чем существенное отличие человека от животного? – обращался к аудитории профессор, и тут же, не дожидаясь ответа, пояснял. – В том, что человек наделён РА-ЗУ-МОМ! А что делает алкоголь с клеточками мозга? Правильно: разрушает их, приводя, в конечном счёте, гомо-сапиенса к скотскому состоянию!
Мы с Гришей невольно съёжились и передёрнули плечами: как раз сегодня, после «пары», у нас была назначена встреча с друзьями, где намеревались оттянуться, что называется, «по полной».
– Красиво, а главное – доходчиво излагает, собака… – прошептал приятель, с должным прилежанием уставившись на профессора: в совершенстве изучив скверный нрав старикана и – кроме того – являясь года на три старше многих своих однокурсников, он был более опытным и – следовательно – более сдержанным в своих эмоциях.
В ответ, я лишь ограничился коротким, но чувствительным пинком под столом, давая понять, что сейчас не до шуток: уж, больно мало приглядной выглядела перспектива, попасть под профессорский прицел, с вытекающими неприятными последствиями. К счастью, лекция вскоре подошла к концу и мы с приятелем одними из первых рванули из стен «альма-матер» на свежий воздух. Погода стояла отличная, настроение приподнятое, в предвкушении предстоящего застолья. Глянув на часы, мы поняли, что нужно спешить: ребята нас ждать не будут…
Не доходя метров пятьдесят до автобусной остановки, совершенно неожиданно натыкаемся на забавную редкую «картинку»: на обочине тротуара, в зарослях кустарника, безжизненно валяется вдрызг пьяный мужичок. Над ним склонился его собутыльник и, раскачиваясь из стороны в сторону, напряжённо соображает – как помочь своему приятелю.
– О, смотри: наглядный экспонат от Линскиса в действии! – толкаю я в бок приятеля.
Гриша расплывается в улыбке, усмехаясь себе под усы. В это время, стоящий на ногах мужик, поднимает свою голову и, завидев нас, машет рукой, медленно выбираясь на тротуар.
– Брат, дорогой! – обращается он к моему товарищу, прижав правую руку к груди. – Прости, пожалуйста… будь другом… помоги поставить на ноги товарища!
В другой ситуации, мой друг охотно бы посмеялся над подобным сюжетом. Однако, врождённое сострадание, отзывчивость и чуткость заставляют его замедлить свои шаги и остановиться. На Востоке не принято напиваться, а уж тем более – валяться «трупом». Такое осуждается всеми и является непростительным позором! Вероятно, войдя в положение слёзно умоляющего мужика, который ни за что на свете не бросит своего товарища одного, Григорий проникается мужской солидарностью, смягчается и, подойдя к лежащему «трупу», пытается приподнять последнего. В ответ, тот чего-то мычит, плюётся и недовольно размахивает руками. Его приятель, ловит одну руку и закидывает её себе за шею. После чего, пытается подняться вместе с другом. Я тоже осторожно пристраиваюсь сзади, стараясь принять в этом благородном деле активное участие. Наконец, нам удаётся установить тело вертикально, мы отряхиваем свои руки, собираясь поскорей покинуть эту «сладкую парочку». Но, не тут-то было…
– Друг! Братан! – вновь умоляюще обращается тот самый мужик и смотрит на Гришу, как на спасителя. – Не бросай! Я тебя прошу! Мне его не донести…
– Ты же просил, только помочь поднять его?! – удивляется Григорий. – И потом: мы очень торопимся…
– Друг!!! – отчаянно вкладывает в это короткое слово всю свою душу и сердце бедный алкаш, и, махнув рукой перед собой, показывает. – Братка! Вот… только пару шагов… десять метров всего…
Короткая внутренняя борьба сменяется жалостью к несчастной паре. Глубоко вздохнув, Гриша покорно подставляет свою шею, брезгливо косясь на грязную «ношу», от которой исходит омерзительный смрад перегара и мочи. Мой товарищ вбирает в лёгкие как можно больше воздуха, задерживает своё дыхание, и «святая троица» начинает своё неторопливое шествие. Я плетусь сзади, изредка вскидывая вперёд свои руки и делая вид, что помогаю. Периодически, Григорий, тяжело пыхтя и поправляя на переносице очки, тактично интересуется у «ведомого»:
– Ну, что – пришли?
На что, ушлый мужик, всякий раз коротко заверяет:
– Всё… почти пришли! Вот… ещё совсем немного… чуть-чуть…
Незаметно, мы оказываемся почти у самой остановки. Терпение моего товарища лопается и он раздражённо осведомляется снова:
– Ну, теперь – всё?!
– Вот-вот… – продолжает гундозить себе под нос мужик, глядя перед собой и не обращая внимания на нас. – Ещё совсем немного…
– Так! – не выдерживает такого наглого издевательства мой приятель и окончательно останавливается. – Мы уже не десять метров, а пять раз по десять прошли! Ты можешь показать конкретно – где этот чёртов ориентир?!
Мужичок же, похоже, крепко уверовав, что удачно загипнотизировал моего друга, машинально продолжает читать свои «мантры»:
– Вот… уже пришли… совсем чуть-чуть осталось… сто метров…
– Что-о?!! – взревел Гриша так, что запотевшие стекла очков чуть не треснули. – Да пошли вы на х..!!!
Он с силой сбросил с себя тяжёлую обузу и, не слушая дальнейших бормотаний несчастного, решительно направился к остановке. С трудом сдерживая себя от невыносимых колик, я прячусь за спину приятеля. Мы уже и в самом деле опаздываем в «общагу», так что приходится срочно ловить «тачку».
Всю дорогу Григорий не мог скрыть своего возмущения наглостью какого-то «оборванца». Неожиданно, наши взгляды встретились и мы, не удержавшись, залились смехом. Однако, чувство обиды и накопившаяся злость, периодически вновь заслоняли всё остальное, и тогда Григорий продолжал яростно сжимать кулаки, стуча, друг о дружку. В такие минуты, я деликатно отворачивался к окну, любуясь проплывающим мимо пейзажем.
Вскоре, мы въехали на территорию студенческого городка и стали петлять между однотипными студенческими корпусами.
– Куда, теперь? – осведомился таксист.
– Направо! – стал подсказывать Гриша. – А здесь – налево. Теперь прямо… А тут снова направо…
– Всё? – устало спрашивает водитель.
– Нет, ещё немного – вставляю я. – Чуть-чуть осталось… сто метров.
После чего, салон автомобиля вновь разряжается диким хохотом.
