Текст книги "Ставок больше нет"

Автор книги: Глеб Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

18.

Прежде он никогда не был здесь. Фойе было выдержано в классическом стиле. Дорические псевдо-колонны и псевдо-портики навевали ассоциации со временами Эллады, временами философов, рассуждавших о смысле бытия в тенистых афинских рощах… На колоннах, правда, ассоциации и заканчивались. Дело тут даже не в качестве архитектурных задумок. Хотя в них тоже…

Несколько рож, увиденных Гаспаряном, способны убедить любого мечтателя: он в Москве, притом именно в наши дни, да еще в таком месте, где собирается публика определенного сорта – сливки общества, которое никак не подпадает под определение добропорядочного. Физиономии несли на себе специфическую печать, – она не стирается, не смывается, не сходит ни при каких обстоятельствах, ни за какие деньги. Гаспарян был уверен: отдай эти рожи самому искушенному пластическому хирургу, – что бы он с ними не делал, через несколько часов на новом прекрасном лице проступит сквозь созданные черты прежняя гнусная… По ней среди тысячи лиц в другой стране, на другом полушарии узнал бы Гаспарян клиента московского казино.

Само выражение трудно поддавалось анализу: чего в нем больше – не определить. Одно было точно: оно – здешнее…

Массивная дубовая дверь, уходившая своим полированным, тускло поблескивавшим полотном под самый потолок, была приоткрыта. Виднелся зал для игры. На удивление в нем почти никого не было. Стояли у одного из столов трое девушек-крупье, о чем-то оживленно беседовавших, два господина прогуливались на пятачке у бара. Один – в весьма почтенном возрасте, другой, напротив – слишком, неприлично для такого места молод. Он что-то с очень важным видом говорил, надменно вздернув подбородок, глядя, но, кажется, ничего не видя, в пространство перед собой. Пожилой внимательно слушал, чуть наклонив к собеседнику голову.

Гаспарян, почти не игравший, тем не менее почувствовал себя в казино в своей тарелке. Небрежно отдал темное пальто гардеробщику, – тот с нарочитым старанием подхватил свесившийся к самому полу широкий пояс, но бизнесмен с биржи уже не смотрел на него.

«Так вот оно… Казино «Пале-Рояль!» – думал Артурчик. Никакого особенного впечатления у него не возникло. Малый опыт, который имел с подобного рода заведениями не позволял классифицировать «Пале-Рояль», отвести ему место среди прочих.

Гаспарян напрягся – вспомнить в деталях все, что предшествовало этой секунде. Не отвлекаясь от мыслей, протянул руку, слегка прижал в ней номер, продавленный на изящной бирке, сунул в карман…

«Какого черта сюда притащился!»

Все, произошедшее показалось нереальным, фантастическим. Он, кичившийся своим рацио, Артурчик, повелся!.. Дал втянуть себя!.. «Да ведь и не втягивал меня никто! – подумал он. – И никуда не велся.» Просто жгучее любопытство, – а этого чувства не желал в себе признавать, – потянуло за собой. Нет сил противиться… Так оказался в казино «Пале-Рояль».

– Открою тебе маленькую тайну… – вдруг проговорил в ресторане Мацыгин. Глаза его сузились, изрядно «потраченное» лицо словно вмиг осветилось взявшейся откуда-то молодостью. – В последнее время я пристрастился к игре… Все бы ничего… Кто теперь не играет… Но проигрыши… Если бы не кредит в банке, да та удача… Ты знаешь, в последнее время на бирже мне везло…

Мацыгин отложил вилку с ножом, наклонился вперед, стараясь оказаться ближе к собеседнику – не говорить громко.

– Я проиграл уже очень большие деньги. Не жалею… Все равно нормальной жизни конец!.. А может, и не конец!.. – он как-то неестественно рассмеялся. – Почему не задаешь вопроса?.. Тебя не удивляет, что я это тебе говорю?..

«В самом деле… Может он свихнулся?!» – подумал Артурчик, но вслух не сказал ни слова. Что-то в разговоре тревожило… Неясная опасность – самая пугающая.

– Разумеется, разоткровенничался не просто так… – Мацыгин откинулся на спинку кресла. В голосе зазвучали самоуверенные, пренебрежительные интонации. – Сказать по правде, делаю тебе одолжение… Но ты не должен меня благодарить…

– Послушай, ты пьян?! – вспылил Артурчик.

– Не горячись… – Мацыгин сделал мягкий, успокаивающий жест. – Когда все узнаешь, поймешь – я прав. Не хотел обидеть… Идея в том: для завтрашнего дня мне нужен достойный, умный партнер. Игра решительная, в одиночку работать невозможно…

– Я не играю! – отрезал Гаспарян.

– Речь идет не о картах, не о рулетке. Получил и получу такие сведения – позволяют сорвать куш на бирже. Фантастический! В день, когда рухнет мир, мы с тобой поднимемся на недосягаемые высоты… Не просто так раскрыл увлечение игрой. В казино «Пале-Рояль» случайно познакомился с человеком… Вернее…

– «Пале-Рояль»?.. – Артурчик подался вперед. Название не говорило ничего. Но это первая реальная подробность, выданная Мацыгиным в ресторане.

– Неважно… – чувствовалось – биржевик испытывает досаду, что раскрыл место загадочного знакомства.

19.

Большой, в рост человека шкаф для одежды. Полированные дверцы с маленькими круглыми ручками, – в центре каждой из них металлический под золото кружок. Его выпуклая поверхность отражает предметы внешнего мира, как зеркало. Если приблизить глаз к блестящему кружку, можно увидеть стандартную комнату площадью немногим более двадцати квадратных метров. Рядовые комнаты, – а эта – из самых обыкновенных, – бывают и меньше. Но дом построен в последние годы Советского Союза, поэтому обыкновенные квартиры спроектированы в нем удобней и просторней тех, что создавали в шестидесятые – семидесятые прошлого века. Правда и в этой двухкомнатной квартире вторая «светелка» – значительно меньше, чуть более десяти «квадратов»…

В ручках и полированных дверцах шкафа отражается стандартный гарнитур, приобретенный примерно тогда же, когда построен дом. Письменный стол с глубокими и просторными выдвижными ящиками – забиты всяким хламом: ручками, в которых нет чернил, тетрадками, наборами карандашей и фломастеров, дающих, если ими провести по бумаге, бледную, чахлую линию. У стены – низенький журнальный столик. На нем нет ничего, кроме невысокой хрустальной вазочки, из которой торчат высохшие полевые цветы. Такие обильно произрастают по всему Подмосковью – ромашки, васильки, незабудки. Полировка столика три часа назад натерта специальной мастикой и источает приятный медовый запах.

Рядом стоят два кресла с деревянными, тоже полированными ручками. Сиденья и спинки обиты красной синтетической тканью, которая за долгие годы утратила первоначальный яркий цвет – выцвела, запачкалась.

Ровно посреди комнаты, деля ее на два неравных объема – угловой диван-кровать из толстого светло-коричневого пластика. Если раздвинуть все его скрытые один в другом, как матрешки, объемы, разложить бежевые давно продавленные подушки – получится изрядных размеров двуспальное ложе. Но сейчас диван сдвинут, на маленькой полочке, служащей дивану изголовьем, едва слышно тикает электрический будильник. Возле него – миниатюрный музыкальный центр «Джи-Ви-Си» с маленькими колонками из светлого дерева, а еще штатив, забитый компакт дисками, – преобладает драм энд бейз музыка, хаус, эсид джаз. На стене над диваном, выделяясь в стандартной обстановке, висит большущая – метр в высоту, два – в ширину, – фотографическая картина…

Северная Европа. Берег моря перед закатом, пустынный пляж, истоптанный множеством ног, в дали – выстроенный у самой воды из стекла и бетона ресторанчик. За его окнами мерцают робкие, неяркие огоньки.

Вдоль берега у пенной кромки идет в сторону ресторанчика одинокий человек в черной широкополой шляпе и в плаще. Он удаляется от фотографа, ни лица, ни даже волос из-за шляпы не разглядеть. Человек точно бы намеренно обезличен, но от всей его фигуры в черных одеждах веет какой-то неизбывной тоской и тревогой…

Комната находится в доме неподалеку от метро «Южная». В ней живет Антон Рубцов. В соседней – меньшей – его мама. Картина появилась на стене позавчера. Поначалу Антон не хотел ее вешать, но потом, с большим усилием приложив ее к стене, нашел, что картина придает его комнате оригинальность и зацепил ее за уже имевшийся в стене крючок. Прежде на нем крепились корейские настенные часы, временно теперь убранные в шкаф.

Рубцов решил, что оставит картину только на пробу и если изображение моря, ресторанчика и идущего человека будет действовать на него угнетающе – снимет ее, повесит обратно привычные часы. А прямоугольник в рамке запихнет в щель между стеной и шкафом, – там он может простоять до скончания века и никто о нем не вспомнит…

Электрический звонок, укрепленный с внутренней стороны над дверью два раза звякнул громким, мелодичным колокольчиком. Софья Лукинична – мама Антона вздрогнула и пришла в себя… Вот уже час, как она сидела перед выключенным телевизором, не в силах больше ни смотреть новости, ни думать о чем-либо другом, кроме Антона и того, что показывали по всем каналам в бесконечных выпусках. Постепенно немолодая женщина погрузилась в некое оцепенение, схожее с болезненным сном.

Звон электрического колокольчика – и все переменилось! «Антон!» – с сердцем, бешено и радостно заухавшим, подумала она. Вскочила с плетеного дачного креслица, в котором имела обыкновение смотреть любимые телесериалы.

Шаркая и один раз едва не потеряв с ноги тапок поспешила к металлической входной двери. Пальцы привычно ухватились за рукоятку замка, посмотреть в глазок не подумала… Слишком взволнована!

Раскрыв дверь Софья Лукинична отпрянула… От того, чтобы закричать – в маленький тамбур выходили двери еще трех квартир, – ее удержало странное одеяние человека, стоявшего на пороге. Не будь он одет в салатовый врачебный халат и такие же брюки, – она бы позвала на помощь. Настолько поразил второй, стоявший за спиной медика. Черная борода, скрывавшая лицо чуть ли не до самых глаз, мясистые красные губы, недобро прищуренные веки и руки, засунутые в карманы потертой кожаной куртки. «Держит нож или пистолет!» – мгновенно предположила Софья Лукинична.

– Я к вам от вашего сына… – пробормотал медик, глядя на хозяйку с тревогой.

Она охнула…

– Что с ним?.. – ухватилась рукой за косяк. Еще мгновение – и безвольно опустится на пол.

– Успокойтесь… Пока, слава богу, ничего… Можно мне войти?..

Она молча посторонилась, глядя теперь на гостей с испугом и надеждой одновременно.

– Я извиняюсь… Так получилось… Не могли бы вы… – губы на мертвенно бледном лице медика подергивались. Он по-прежнему стоял на пороге, не проходя в квартиру.

Бородатый шарил глазами по прихожей. Софье Лукиничне было уже на это наплевать.

– Вы можете одолжить мне сто рублей? – наконец произнес медик. – Несся, как угорелый, схватил такси… А в бумажнике – только триста. Теперь не хватает рассчитаться… Метро к вам по-прежнему не ходит, частники взвинтили цены… – продолжал говорить он.

– Чего взвинтили?!.. – начал громко возмущаться бородатый. – Командир, ты меня обижаешь!.. Я с тебя ни копейки лишней не взял, только обычный тариф… Вижу, ты из больницы. Сегодня такой конец стоит в три раза дороже!..

– Ладно, ладно… Не кричи!.. – принялся успокаивать врач.

– Сейчас… Я принесу… – Софья Лукинична посеменила вглубь квартиры.

Гость с таксистом остались стоять в дверях…

Когда она вернулась с сотенной купюрой, они по-прежнему переминались с ноги на ногу у порога. Софья Лукинична протянула деньги врачу. Тот передал их бородатому.

Не говоря больше не слова, таксист сунул бумажку в карман, пошел к двери в лифтовой холл. Не закрыв ее, – тем продемонстрировав свою обиду, исчез из глаз… Через несколько мгновений послышалось, как с грохотом разъезжаются в разные стороны створки лифтовых дверей.

Медик уже притворял за собой железную входную дверь. Немолодая женщина осталась с ним наедине.

– Что с Тошей?.. – начиная плакать спросила она.

– Он в Кремле, – сухо проговорил врач. – Черт!.. Даже халат забыл снять, так торопился… Можно я повешу…

Он стремительно снял с себя халат, зацепил его за крючок вешалки. Теперь на нем были только салатовая рубашка и такого же цвета легкие брюки.

– Давайте пройдем в квартиру. Мне нужна ваша помощь…

– Конечно-конечно!.. – вытирая слезы, она засеменила в комнату. – Вы из Кремлевской поликлиники?..

Софья Лукинична готовилась к худшему.

– В Кремле нет никакой поликлиники. Я работаю в больнице МПС. С вашим сыном пока все в порядке…

– Пока?!.. Что значит «пока»?.. – она обернулась. В глазах стоял страх.

– Значит только то, что мне нужно через вас срочно связаться с ним. Это его комната?.. Я присяду… – он присел на краешек углового дивана. Зачем-то схватил с полки будильник. Принялся вертеть его в руках.

Несколько секунд она стояла, глядя на гостя во все глаза. Затем села рядышком. Силы уже изменяли ей.

– Да, это комната Антона. Что с ним?..

– Я не могу вам всего рассказать. Тем более, многого не знаю сам… – словно пытаясь ее утешить, он слегка приобнял ее за плечи. – Он вовлечен в одну политическую историю. Речь идет о самых верхах… Вы понимаете меня?

– Да!.. – она зарыдала в голос и привалилась к его плечу. – Что с ним?.. Мил человек, как его можно выручить?..

– Его можно спасти, передав ему информацию… Она звучит так… Постарайтесь немедленно успокоиться и запомнить… «Президент передал тебе не все предсказание…» – гость говорил теперь гораздо медленнее, стараясь, чтобы немолодая женщина отчетливо восприняла каждое слово информации. – «Подняться вверх должен либо ты, либо он сам. Но того, кто поднимется, ждет смерть. Поэтому, спасая президента, они выбрали тебя. Ни в коем случае не поднимайся на башню».

Софья Лукинична тихонько завыла…

20.

– Говорите, Дидковский!

– Я ничего не знаю… Все, что я слышал тогда, я воспринимал как шутку…

– Врете!.. Вы были достаточно опытным человеком, не могли не понимать: таких шуток не бывает. Вот что, Дидковский – Гараничев отчаянно блефовал. – Вам наверное известно, что находится под Троицкой башней?.. Вы же много работали в Кремле?..

В определенных кругах ходила легенда, что под Троицкой башней находится тюрьма для важных государственных преступников. Там якобы есть несколько специально оборудованных камер для пыток, где используется дыба с электрическим приводом и электронным управлением, щипцы с электронакаливанием и электрорезак для четвертования заговорщиков.

Эта страшилка была в ходу, когда хотели попугать ужасами службы безопасности. На самом деле под Троицкой башней действительно существовали тюремные казематы, но в последний раз они использовались по назначению еще в средневековье.

Тем не менее на Дидковского страшилка подействовала.

– Он сказал, что Андропов перед смертью обнаружил письмо Брежнева, адресованное лично ему. Содержание письма – шокирующее…

– В чем оно заключалось? Он рассказал вам?

– Нет. Ни слова. Он сказал, что изменить все равно ничего нельзя. Информация только еще больше осложнит ситуацию… Поймите, я был молодым человеком.

– Вы были любовником Четверикова?

– Да…

– Верно. Иначе зачем бы он стал вам во всем этом признаваться… Это письмо… Его оригинал в то время существовал?.. Где он находился?.. Он говорил вам об этом?

– Да, – твердо ответил Дидковский.

– Ну же, говорите, Дидковский!

– Он сказал, что запрятал письмо в хитроумное место. Он опасался, что если выяснится, что он читал письмо – ему не сдобровать. Тайник – в руле любимого автомобиля Брежнева…

– Любимого автомобиля?.. Какого?!.. У него их было больше четырех десятков!..

Дидковский зарыдал.

– Отпустите меня. Я рассказал вам все, что знал… Четвериков умер на следующий день после этого разговора. Мне ничего больше неизвестно. Я никогда не придавал значение этой истории. Не интересовался ею… Она была лишь мелким эпизодом, деталью разговора…

* * *

В зале отеля «Балчуг Кемпински» собралось много народу. Последний день международного саммита работников средств массовой информации близился к концу. Финальное мероприятие – вот, что оставалось неотработанным: заключительная встреча участников, доклад представителей международной организации, – под ее эгидой проводился саммит. После всего – торжественный ужин.

– Полагаю, официальная часть будет недолгой… – сказал московский журналист Дмитрий Наяшков Джозефу Доу.

Коллега из Соединенных Штатов понимающе усмехнулся:

– Все уже сказано!.. Пора выпить за счет устроителей!.. – Доу оглядел просторный холл… Американец – человек чрезвычайно общительный. Во время саммита постарался поучаствовать во всех мероприятиях, которые физически в состоянии охватить один человек. Но большинство лиц, по которым пробегал взгляд, были ему незнакомы. – К мероприятию большой интерес!.. Часто бываю на таких тусовках… Обычно, если с самого начала не знаешь всех приглашенных, то к концу – все лица знакомы. Сегодня море народу… Кто эти люди?

– Они пришли на халявный ужин. Кто же пропустит «Балчуг Кемпински»! – Наяшков ухмыльнулся.

Доу остался серьезен.

– Нет… На семинарах тоже было много людей… И еще столько же хотели придти, но не смогли…

– Скажи им, как все здорово! Им будет приятно!.. – Наяшков слегка кивнул головой в сторону немолодых мужчины и женщины. Спорить с американцем было неинтересно. На Наяшкова саммит не произвел никакого впечатления.

«Обычная байда! Тягомотина… Если б не «Балчуг», и не фуршеты…»

Мужчина и женщина, оба в строгих деловых костюмах, – двигаясь из разных концов холла, пересеклись в нескольких метрах от приятелей. Френсис Барнс – числился представителем Международного агентства по содействию свободной журналистике. Выглядел, как человек не в своей тарелке.

Наяшкову показалось: куратор саммита чем-то неприятно озадачен.

Женщиной, с которой Барнс столкнулся в холле, была Симона Вишневская, – гражданка США, выросшая и получившая образование за океаном. Имела семейные корни в России. Прекрасно, хотя и не без легкого акцента, владела русским языком. Симона была правой рукой Барнса. Если не сказать, что являлась его обеими руками, ногами, а так же головой там, где дело касалось организации московского саммита. Барнс русским языком не владел, роль сводилась к получению от шефов более высокого ранга «генеральной линии», а потом – наблюдения за тем, чтобы эта линия неукоснительно выполнялась. Всей практической деятельностью под общим контролем Барнса занималась Вишневская. С ней – многочисленный штат помощников, вернее помощниц – Симона отличалась нетрадиционной сексуальной ориентацией, слыла ярой феминисткой. Единственным мужчиной в ее «ближнем круге» был Барнс. Но с ним, как с начальником, вынужденно считалась.

– Этих ничем не проймешь… – Доу криво усмехнулся. – Особенно – лестью.

Френсис был в нервозном состоянии. Говорил с Симоной более громко, чем в офисе.

В холле было шумно… И все же Джозеф и Дмитрий расслышали почти весь разговор.

– Срочно задержите начало…

– Что такое?.. Я не понимаю? Что вы говорите?! – взгляд Симоны стал колючим. Лицо вытянулось.

– Вы должны во что бы то ни стало задержать начало мероприятия… – чувствовалось, что Барнс изо всех сил старается говорить как можно спокойнее, но агрессивность помощницы выводила его из терпения.

– Зачем?!.. Вы что, с ума сошли?!.. – она произнесла это гораздо громче, чем требовалось. Разговор велся по-английски.

Фразу расслышали не только Наяшков и Доу. Стоявшая рядом троица – две женщины и мужчина повернулись и посмотрели на организаторов.

– Все уже собрались!.. Мы не можем откладывать… Официальная часть будет очень короткой. Вы что, не знаете?! Торжественный ужин!..

– Да, да! Я знаю! Но именно поэтому все будут ждать!.. – Барнс вышел из терпения.

«Пора расстаться с этой стервой! Общение с ней стоит слишком много нервов! – подумал он в эту секунду. – В критические моменты неэффективна!..»

– Симона, послушайте меня внимательно! То, что я вам говорю – очень важно. Вы должны сделать все необходимое, чтобы отложить начало мероприятия. Более того, постарайтесь сделать так, чтобы люди не расслаблялись, – в некоторые моменты Барнс умел говорить железным голосом. – Найдите слова… Я не могу за вас этого сделать. Я не говорю по-русски. Те, кто здесь собрались – журналисты. Мне важно, чтобы сегодня вечером они были способны к поздней работе. Очень важной работе. Такой, которая запомнится им надолго и станет главным пунктом в их жизни!.. Эти репортажи увидит весь мир!

* * *

Призрачный свет проникал в высокие окна. В его сиянии небольшой спортивный автомобиль марки «мазератти» казался видением. Маргарет Тетчер подошла ближе. Осторожно, словно опасаясь спугнуть «призрака» положила руку на капот. Металл приятно холодил кожу.

Она посмотрела на круглые фары. Затем взгляд переместился в сторону лобового стекла, проник внутрь… Салон, обтянутый дорогой кожей, – его подробности в едва освещенном гараже тонули в полумраке. Бывшая премьер-министр Великобритании, Железная Леди угадывала очертания удобных эргономических сидений, свисающие ремни безопасности…

Она припомнила историю этого автомобиля. В свое время он принадлежал самому Генеральному секретарю Коммунистической партии Советского Союза!.. Когда машина только-только очутилась за воротами небольшого, но прославленного итальянского автопредприятия, она была одним из самых дорогих и люксовых седанов своего времени. Поэтому на нее пал выбор руководства Коммунистической Партии Италии. «Мазератти кваттропорте» было приобретено в качестве подарка руководителю державы, от которой в решающей степени зависело благополучное существование итальянских идеологических союзников.

В шестьдесят восьмом автомобиль отправился в Москву и положил начало знаменитой коллекции Брежнева. В гараже Центрального Комитета он простоял до тех самых дней, когда красная империя вышла на свою финишную прямую.

Именно тогда ушлые товарищи из компартии Эстонии умудрились перевести «кваттропорте» на свой баланс. С того момента «мазератти» стояла в гараже в Таллинне, а ее новые владельцы активно искали покупателей на коллекционный автомобиль среди видных людей стран Западной Европы.

Тетчер привлекла главным образом не марка автомобиля и не мощность его двигателя, а история, незримо прикоснувшаяся к его плавным спортивным обводам.

Свет, лившийся в окна стал еще более тусклым. Постаревшая Железная Леди продолжала рассматривать свое удивительное приобретение…

Ближе к стеклу виднелся краешек спортивного руля. В этом автомобиле он был едва ли не самой приятной, изысканной и продуманной во всех отношениях деталью…