Текст книги "Летающий пингвин"

Автор книги: Глеб Останкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Пролог

Солнце медленно выходило из-за горизонта, освещая собой бескрайние снежные пустыни, и Антарктида, на всех порах, встречала новый день, который предвещал только хорошее, – прекрасное время для начала очередной истории.

Там, куда не ступала нога человека, стоит великолепнейший город Заснежье, окружённый четырьмя холмами с четырёх сторон света. Здесь сотни улиц переплетаются между собой, а вдоль них, длинными рядами, тянутся каменные иглу больших и маленьких размеров. Как только первые лучи солнца коснуться их крыш, наружу выйдут здешние обитатели – пингвины самых разных видов.

Императорские, королевские, хохлатые, золотоволосые, желтоглазые и многие другие имели место быть здесь. Они общими усилиями возвели цивилизацию, ничуть не уступающую в развитии человеческой.

Вот, в доме номер семнадцать по улице Снежная, прозвенела противнейшая технология, совсем недавно увидевшая свет благодаря учёным-пингвинам – будильник. Его звон сотряс стены иглу и разбудил одного из самых счастливейших пернатых в то утро.

Выключив громкое дребезжание, Клаус Чаплин поглядел в окно. Студент пятого курса пингвиньего университета высшей инженерии любил наблюдать по утрам за бесконечным потоком толпы, спешащей на работу. Она казалось ему смешной и местами жалкой.

Когда молодой пингвин окончательно отошёл ото сна, то радушно поприветствовал своего дедушку Джека, стоявшего у кухонной плиты. Тот кинул на Клауса бодрый взгляд и, повернувшись обратно к шипящей сковороде, поздравил внука с наступившим двадцатилетием.

– У меня сегодня день рождения? – изумился забывчивый студент.

– Не просто день рождения, а юбилей! – воскликнул Джек. – Иди к столу. Я приготовил рыбное филе без костей, как ты любишь.

Дедушка поставил на кухонный стол блюдо, запах которого вынудил Клауса занять своё место, как можно быстрее. В чём его дедушка и был хорош, так это, без сомнения, в кулинарии.

По-утреннему голодный студент принялся заглатывать одно филе за другим, попутно слушая поздравление Джека, которые мало чем отличалось от его предыдущих.

– Собираешься отпраздновать с друзьями?

– Нет, – проглатывая ещё один кусок филе, ответил Клаус, – ты же знаешь, я не особо люблю этот праздник. Повышенное внимание со стороны других выбивает меня из колеи.

– Да, я тоже стал недолюбливать этот праздник в твоём возрасте, – задумчиво начал Джек, заправляя свою пингвинью трубку перетёртой корой дерева, когда-то замороженного в древних льдах Антарктиды. – Я тогда пошёл работать в каменную шахту, – продолжил говорить он, – чтобы прокормить своих сестёр и мать, расплатиться с долгами, которые отец не успел погасить при жизни. Шёл восьмой месяц, как сейчас помню. Мы с моими коллегами пробивали барьер, и вдруг, прозвучал громкий хлопок, оглянулись, а там пустота, всё завалено грудами камней. Казалось бы, конец, отрезаны от внешнего мира. Но наш начальник смены, мистер Коллинз, вскочил перед нами и сказал: “Товарищи пингвины! Неужели, мы готовы сдаться перед каким-то завалом, перед самой обыкновенной грудой камней? Долой такие мысли! Давайте возьмёмся за свои кирки, молотки и пророем себе выход сами, раз никто другой этого не сделает!”.

Клаус внимательно слушал, не забывая про остывающее филе.

– Он умел воодушевлять, – рассказывал Джек. – Забыв про страх, каждый взялся за инструменты и начал рыть. Рыли месяца три, пока, наконец-то, не увидели свет. Помню, как снова оказался на свежем воздухе, под ночным, звёздным небом. Незабываемая красота. К сожалению, сам мистер Коллинз до этого момента не дожил. Возможно, он понимал, что обречён на смерть, но всё равно продолжал помогать нам. И его слова до сих пор всплывают в моей памяти, когда появляются мысли сдаться, бросить начатое. Понимаешь, Клаус, жизнь, ведь, тоже своего рода шахта, а мы в ней шахтёры, копающие в глубь по разным причинам: одни ищут смысл, другие богатство, третьи любовь. Но находит предмет своих поисков только тот, кто готов раз за разом выбираться из-под завалов, пробивать себе путь день и ночь, не обращая внимания на страх и усталость. “Только преодолевая, мы становимся теми, кем хотим быть.” – таковы были последние слова мистера Коллинза.

Джек грустно пустил ароматный клубок дыма, а Клаус, глянув на свисающие с закруглённого потолка часы, передёрнулся. Оставалось пятнадцать минут до выхода. Он ещё раз поблагодарил дедушку за поздравления и вежливо удалился из-за стола.

– Куда ты так рано собрался? – поинтересовался Джек. – Ещё час до учёбы.

– Знаю, но мне нужно встретиться с друзьями, – объяснил Клаус. – Мы выступаем сегодня на выставке изобретений, так что неплохо было бы ещё раз всё проверить.

Дедушка понимающе кивнул и продолжил пускать дым из своей трубки.

Студент накинул на себя свою любимую серую куртку и, взяв полупустой портфель, вышел из дома на оживлённые улицы города.

Пингвины в строгих костюмах и шляпах подхватили Клауса общим потоком и понесли к месту встречи. Заметив на горизонте заброшенный склад, он продолжил дальнейший путь самостоятельно.

Склад стоял в пустующем районе, где редко можно было встретить прохожих. Это и привлекло юных инженеров обосновать здесь свою подпольную лабораторию. Никому не было дела до этого места, даже хранителям порядка.

По приходу на место, оказалось, что его друзья уже зашли внутрь разбитого здания. Их яростные споры между собой, какая хоккейная команда лучше: “Северный ветер” или “Доблестная клюшка”, слышались даже снаружи.

Ту, которая отстаивала честь Северного ветра, звали Элизабет Муни. Несмотря на свои отличные результаты в учёбе, Элизабет являлась самой непростой студенткой, которая то и дело прогуливала, спорила, а за время обучения в школе, успела написать целый сборник объяснительных. Но так она себя вела не от плохого воспитания.

Дело в том, что Элизабет свято верила в бесполезность городского образования. Она предпочитала отдавать всё свободное время самообразованию, которое, по её мнению, было в десятки раз эффективнее. Поэтому, если эта девчонка и прогуливала занятия, то только в библиотеках, уткнувшись клювом в очередную книгу.

Мальчика же, который объяснял своей подруге, почему “Доблестная клюшка” сильнее, звали Освальдом Штраусом. Освальд был чистокровным королевским пингвином, в отличие от своих императорских друзей, но не только это отличало его от них.

Он являлся настоящим гением в инженерии, знал, что к чему приварить, прикрутить, куда ударить молотком и без проблем мог определить размер гаечного ключа закрытыми глазами, немного подержав его в крыле.

– Эй, Клаус! – крикнул Освальд вновь прибывшему другу. – Нам тут нужна твоя помощь…

Он стремительно спустился на пол с накрытой брезентом махины и устремился к Чаплину. Элизабет осталась стоять на месте, скрестив крылья на груди.

– Что случилось? – спросил Клаус.

– Ничего особенного. Просто, ответь. “Доблестные клюшки” или “Северный ветер”?

– Ты серьёзно? День только начался…

– Просто, ответь.

Клаус выразительно поглядел на своего товарища.

– Если будут играть против друг друга? – спросил он, немного прищурив глаза.

– Да.

Чаплин прошёл к накрытой машине и аккуратно облокотился об неё, не поднимая глаз.

– У Клюшек хороший вратарь, но у Ветра лучшая атака в лиге, – начал рассуждать он. – С другой стороны, недавние трансферы позволили Клюшкам собрать ещё и неплохую защиту, – выносливую и быструю, что является крайней редкостью… Думаю, они сядут в глухую оборону, выманят соперника и, под конец первого периода, поймают на какой-нибудь глупой ошибке, забьют, а затем снова станут стеной у своих ворот. Но нападающие Северного ветра, смогут пробить её во втором или третьем периоде, так что, считаю ничью более справедливым прогнозом на эту игру.

От столь тщательного анализа друзьям оставалось только согласиться с Чаплином.

– Ладно, давайте перейдём к делу, – предложила Элизабет. – Время у нас не так много, как хотелось бы.

Мальчики поддержали её затею и помогли сдёрнуть брезент на пол. Перед ними появился самый что ни на есть настоящий самолёт.

Он выглядел просто, но, в тоже время, очень надёжно. Корпус напоминал чем-то широкую трубу, только на её конце крутился огромный пропеллер, а задняя часть сужалась и резко уходила вверх, что являлось, по всей видимости, хвостом. По бокам располагалось два крыла с небольшими винтами. Мотор, спрятанный под капотом, соединялся с двумя баками, находящимися около хвоста, так же спрятанными под небольшими дверцами. Вся эта конструкция стояла на трёх колёсах, которые ребята чудом отыскали на свалке.

– Семь лет кропотливых усилий… – вдохновлённо сказал Клаус, глядя на самолёт.

– Да, – подтвердил Освальд, – осталось им только оправдаться.

– Помните, как учительница физики посмеялась над нашей затеей – построить летательный аппарат. Сказала, что пингвины рождены ходить, – усмехнулась Элизабет. – Забыла, как её зовут.

– Миссис Хадсон?

– Да, точно, она! После этого я совсем перестала ходить на её уроки.

– Так ты и до этого не ходила, – ядовито подметил Освальд, но Лиза не обратила не него внимания и спросила:

– Кто из вас, кстати, полетит? Вы решили этот вопрос?

Мальчики любопытно поглядели на свою подругу.

– Из нас? – удивился Клаус. – Тебя не считать?

– Ну уж нет! Высота пугает меня до колик в животе.

– А ты на ней когда-нибудь была? – поинтересовался Освальд, до конца застегнув свой чёрный жакет. Ветер задувал в каждую зияющую дыру на потолке, из-за чего становилось всё холоднее и холоднее.

– К твоему сведению, – возмущённо ответила Элизабет, – я взбиралась на южный холм, а он самый высокий из четырёх. Так что, да, считай, была.

Пока они снова не начали спорить, Чаплин подобрал небольшой красный камешек с пола и сунул его в крыло подруге.

– Зачем это?

– Спрячь камень за спиной и поперекладывай из одного крыла в другое. Кому попадётся, тот и полетит, – пояснил Клаус свою незатейливую идею. – Доверим выбор судьбе.

Элизабет пожала крыльями и стала перекладывать камешек из одного крыла в другое у себя за спиной. Когда она остановилась, Клаус предоставил право выбора своему другу. Освальд указал на левое крыло и победил.

– Ну, будем надеяться, что пилот из меня такой же, как и инженер, – шутливо сказал он и сунул камешек себе в карман.

– Хорошо, – хлопнул в крылья Клаус, – давайте выкатим самолёт на улицу и ещё раз осмотрим его. Всё должно быть идеально.

Освальд залез в кабину пилота и включил двигатель на первую мощность (всего их было три). Самолёт медленно покатился к выходу со склада, издавая невероятный рёв. Чаплин и Муни шли позади, держа в крыльях канистры с топливом.

На улице, при свете солнца, они подготовили летательный аппарат к выставке: проверили мотор, смазали винты и пропеллер, залили свежего бензина в баки, убедились в надёжности ремней безопасности. Оставалось только успешно взлететь.

Через пару минут, самолёт выкатился на улицы города, тем самым потревожив его жителей. Громкая машина пробуждала в них искреннюю любопытность. Находились даже такие смельчаки, которые подбегали к ней чуть ли не вплотную, дабы получше разглядеть стальные крылья и вертящиеся “штуки” на них.

Освальд остановился около ворот университета. Любопытная толпа, следовавшая за ними, тут же растаяла, а студенты, проходящие мимо, злобно поглядывали на ребят, прикрывая уши от шума мотора.

– Мистер Шепард должен быть здесь с минуты на минуту, – сказал Клаус, смотря вдаль, на парадный вход университета.

Мистер Шепард был охранником в их учебном заведении. Они хорошо поладили с ним ещё со второго курса, когда тот начал пропускать друзей без пропуска, если они его забывали.

– Ты купил ему рыбы, как я говорил? – спросил Освальд Клауса, выглянув из кабины.

– Нет, он не взял. Сказал, по дружбе поможет.

С каждой минутой ожидания, волнение нарастало всё больше, но, в конце концов, на горизонте показалась хромающая фигура старенького хохлатого пингвина. Мистер Шепард двигался к друзьям так быстро, как только мог.

– Ох, простите, молодёжь! – сказал он, отпирая ворота ключом. – Память совсем, как у рыбы. С трудом могу припомнить, что было вчера… А что это у вас такое?

Мистер Шепард глянул сначала на самолёт, а потом на Освальда, сидящего в кабине. Его клюв смешно открылся и не закрывался до того момента, пока ребята не припарковали машину за университетом, в начале беговой дорожки, которая отлично подходила для взлётной полосы.

– Что же это у вас такое? – никак не успокаивался старичок, хотя уже каждый из друзей ответил ему на этот вопрос.

– Это самолёт, – спокойным голосом повторил Клаус, после чего обратился к нему с просьбой: – Слушайте, мистер Шепард, вы не могли бы посторожить его, пока мы выступаем со стендом? Кроме вас, здесь больше некому довериться.

– О, кончено! Конечно! – согласился он, словно всю жизнь ждал подобного предложения. – Можете идти на выставку и не волноваться за свой…эм…ах… Ей богу, не могу запомнить, как этого красавца зовут!

– Самолёт, мистер Шепард.

– Ай-яй-яй! Самолёт? Нет, не годиться! – помотал головой старичок. – Такому красавцу нужно красивое имя. Он у вас ходит, прыгает, плавает?

– Са-мо-лёт, – особенно сильно выделили последний слог Освальд. – Он летает. Неужели непонятно?

– Летает? Вот уж рыба! Ну, тогда… эм…ах… назовите его “Летающим пингвином”! И красиво, и понятно, для чего сделан.

Идея с названием проскочила мимо Штрауса и Муни, но не мимо Чаплина.

– А что? Хорошая мысль, – произнёс он. – Только нужно раздобыть краску и кисть. Сейчас приду.

– Ты серьёзно? – задались вопросом его друзья, но ответа так и не получили.

Клаус вернулся через пару минут с банкой чёрной краски и широкой кистью, которые одолжил у факультета инженерной графики. Он тщательно и очень аккуратно выводил каждую букву на корпусе самолёта, а когда закончил, друзья согласились, что с названием их машина выглядит куда солиднее.

– Вот! Теперь и обществу не стыдно будет показать! – весело сказал мистер Шепард. – Летающий пингвин… – с наслаждением прочитал он надпись. – Красота!

Ребята оставили старичка на стороже, а сами пошли в университет, огромнейший холл которого постепенно заполонялся другими участниками выставки. Каждый из них подготавливал свой стенд: развешивал схемы, чертежи, рисунки и тому подобное.

Друзья, протиснувшись сквозь толпу студентов к своему месту, последовали примеру конкурентов и начали готовиться к презентации. Элизабет достала из своего портфеля чертежи, изображающие самолёт с разных сторон, его внутреннее строение, и развесила их. Мальчики, конечно, подсобили.

Когда стенд был готов, они приступили к повторению слов. Каждому из них отводилась определённая тема: Клаус объяснял саму идею, так как являлся её автором, приводил примеры, когда самолёт может быть полезен (в основном, быстрая разведка новых местностей с высоты); Элизабет отвечала на вопросы о законах физики, благодаря которым самолёт поднимался в воздух, а, также, поясняла какой чертёж что показывает; Освальду же досталась финальная часть, где он подробно описывал важные детали, соединения, двигатель, его компоненты и прочее, связанное, непосредственно, с самим конструированием.

Прошло минут тридцать или больше прежде, чем появилось жюри с неожиданным гостем во главе. Участники начали бурно аплодировать этому пингвину, то и дело выкрикивая лестные слова.

– Глава Коллегии? Здесь? – удивилась Элизабет. – Ему совсем уже нечем заняться?

В Заснежье Коллегия была чуть ли не респектабельнее самой мэрии. В её ряды зачисляли только самых лучших учёных, которые доказали свой профессионализм каким-нибудь изобретением, улучавшим жизнь всего сообщества пингвинов (например, солнечные панели, обеспечившие город электроэнергией). Каждый юный пингвин или пингвиниха, одержимые наукой, мечтали стать гордым членом этой организации.

– А это выставка начинает мне нравиться… – тяжело вздохнул Освальд.

– Успокойтесь, – сказал Клаус. – Просто, следуйте плану и будьте собой.

– У нас есть план?

– По идеи, должен быть. Я не думал над этим вопросом.

Друзья смолкли, внимательно наблюдая за учёным, которого сопровождал директор с несколькими профессорами. Звали главу Коллегии Орландо Потапулосом. Его золотистые волосы скрывались под чёрной шапкой-цилиндром, обвязанной такой же чёрной лентой; бордовый фрак, как и узорчатый жилет с белой рубашкой, был сшит идеально по размеру. Под крылом он держал дорогую трость из красного дерева, подчёркивающую его аристократический вид, а в правом глазу виднелся сребристый монокль, закреплённый тонкой цепочкой к высоко поднятому воротнику.

Мистер Потапулос громко пожелал каждому участнику удачи и пошёл по кругу, внимательно выслушивая выступающих. Очередь медленно, но верно подошла к друзьям.

Учёный пожал им крылья, а затем тщательно оглядел чертежи. Он одобрительно закивал и попросил ребят начать презентацию. Клаус, как и задумывалось, начал, Элизабет продолжила, правда, немного сбилась на моменте с воздушной подушкой, которая образуется под самолётом во время взлёта. А Освальд немного затянул концовку, так как сильно увлёкся собственным рассказом о поиске деталей для мотора.

– Смелое, однако, у вас изобретение, – подытожил мистер Потапулос, дослушав выступление до конца. – Но именно такие нашему маленькому миру и нужны. Как вас зовут, господа?

Ребята поочерёдно произнесли свои полные имена.

– Очень приятно было с вами познакомиться. Надеюсь, однажды, ваше изобретение появится на свет…

Мистер Потапулос начал было уже идти к следующему стенду, но Клаус остановил его.

– Вообще-то, сер, самолёт стоит на заднем дворе, – взволновано сказал он. – Готов взлететь в любую минуту.

Учёный оглянулся на студента. В его взгляде промелькнул едва уловимый скепсис.

– Самолёт? Здесь? Готов взлететь?

– Совершенно верно, сер! – ответил Клаус.

Мистер Потапулос приоткрыл клюв от удивления. Директор же вместе с профессорами не спускали с почётного гостя глаз.

– Ну, что же, – вздохнул учёный, поправив монокль, – давайте посмотрим на него после выставки. Говорите, самолёт стоит на заднем дворе?

– Так точно, сер.

– Хорошо, тогда идите, подготовьтесь, а мы потом подойдём. Участников осталось немного, так что долго ждать вам не придётся.

Друзья с радостью согласились на данные условия и устремились к выходу.

Около “Летающего пингвина” медленно расхаживал мистер Шепард, то и дело заглядывая под крылья. Как только он завидел ребят, то сразу же захромал к университету.

– Машина хороша! Хороша! – говорил он. – Если я вам больше не нужен, то, пожалуй, пойду. Администрация меня и так уже не любит за то, что часто покидаю свой пост без причины.

Никто против не был, и они отпустили старичка, ещё раз поблагодарив его.

Освальд залез в кабину пилота и стал морально подготавливать себя к взлёту. Клаус и Элизабет ещё раз проверили самолёт на наличие дефектов, которых, благо, не оказалось. В оставшееся время они решили поболтать.

– Помните, как ночью мы пробирались на свалку, отыскивали там алюминиевые пластины для корпуса, а затем убегали от сторожа, если тот нас замечал? – задумчиво спросила Элизабет. – Или как занялись репетиторством, когда нужны были деньги на детали для двигателя?

– Да-а, словно это было вчера, – потёр Клаус свой клюв.

– С одной стороны, я рад, что всё это теперь позади, а с другой – немного грустно, – признался в свою очередь Освальд. – Мы так много общались во время работы над этим самолётом, так сошлись между собой… Но скоро наступит настоящая взрослая жизнь. У нас появятся семьи и вряд ли будет хватать времени на общение друг с другом.

– О чём это ты говоришь? – усмехнулась Элизабет. – Мы всегда будем общаться, несмотря ни на что.

– Возможно, но… Просто, знайте, что я рад иметь таких друзей, как вы. Без вас моя жизнь была бы пустой и скучной.

Подруга, растроганная до глубины души, приобняла Освальда на столько, на сколько ей позволял это сделать рост (кресло пилота находилось на пол крыла выше неё), а друг ободряюще похлопал его по груди.

Спустя пару минут, на улице появились не только судьи, но и другие участники выставки. Собралась большая толпа, желавшая воочию увидеть первый взлёт пингвина… или как ребята с треском провалятся перед учёным – таких было больше.

К друзьям подошёл мистер Потапулос вместе с директором. Они выглядели удивлёнными и немного взволнованными.

– Вы… вы подписали тот документ, где говориться, что… что университет не несёт никакой ответственности за результат этого… этого эксперимента? – промямлил директор, не отрывая глаз от самолёта.

– Да, сер, подписали ещё пару месяцев назад, – ответил Клаус. – Мы передали его вашему заместителю.

– Хорошо, очень хорошо, тогда можете начинать.

Они отошли от машины на приличное расстояние. А Клаус встал впереди самолёта, немного сбоку, так, чтобы Освальд без проблем мог его видеть. Он поднял крыло и, обменявшись с пилотом взглядами, полные волнительной надежды, махнул, что было мочи.

Освальд тут же включил третью скорость и дёрнулся с места, как голодный хищник, завидевший добычу на линии горизонта. С громким рёвом машина за несколько секунд достигла конца беговой дорожки. Пилот подобрал верный момент, чтобы дёрнуть на себя штурвал, и самолёт грациозно оторвался от земли, устремляясь ввысь, к серым небесам.

Клауса и Элизабет охватила истинная радость. Они крепко обнялись, продолжая наблюдать, как их “Летающий пингвин” разрезает облака под громкие аплодисменты толпы. Казалось, лучше момента в жизни просто быть не может.

Но вдруг, Клаус заметил что-то красное в снегу, недалеко от себя. Он подошёл поближе и увидел тот самый минерал, который определил пилота на складе. Видимо, вылетел из кармана Освальда, когда тот разгонялся.

Чаплина охватила странная тревога. Он медленно поднял камушек и, в этот самый миг, прозвучал жуткий грохот. Яркая, огненная вспышка осветила небосвод. Студенты с ужасом наблюдали, как горящие обломки стремительно падают вниз. Профессора позакрывали глаза, а мистер Потапулос продолжал смотреть на небо, не веря в произошедшее.

Клаус же, полностью отдавшись самым отвратительным мыслям, даже не мог вспомнить, как добрался до места катастрофы, и как отыскал Освальда, пристёгнутого к креслу. Пламя поглотило его друга, съело живьём.

И как бы хотелось тогда проснуться в постели, понять, что это всего лишь дурной сон, но стоны Элизабет, крики прохожих и запах горелой плоти постоянно возвращали Клауса в реальность…

В реальность, которая за пару минут превратилась в сущий ад.