Текст книги "Аттила"

Автор книги: Глеб Благовещенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Думаю, что там было зрелище, достойное удивления: можно было видеть и гота, сражающегося копьями, и гепида, безумствующего мечом, и руга, переламывающего дротики в его [гепида?]ране, и свава, отважно действующего дубинкой, а гунна – стрелой, и алана, строящего ряды с тяжелым, а герула – с легким оружием.

Итак, после многочисленных и тяжелых схваток победа неожиданно оказалась благосклонной к гепидам: почти тридцать тысяч как гуннов, так и других племен, которые помогали гуннам, умертвил меч Ардариха вместе со всеми восставшими. В этой битве был убит старший сын Аттилы по имени Эллак, которого, как рассказывают, отец настолько любил больше остальных, что предпочитал бы его на престоле всем другим детям своим. Но желанию отца не сочувствовала Фортуна: перебив множество врагов, [Эллак] погиб, как известно, столь мужественно, что такой славной кончины пожелал бы и отец, будь он жив. Остальных братьев, когда этот был убит, погнали вплоть до берега Понтийского моря, где, как мы уже описывали, сидели раньше готы.

Так отступили гунны, перед которыми, казалось, отступала вселенная».

Уцелевшие остатки гуннских орд постепенно рассеялись по Европе и... исчезли, смешавшись с другими варварскими народами.

Таков был конец империи Аттилы и самих гуннов.

Как пришли они – для многих – из ниоткуда, так и ушли – в никуда.

Заключение

Аттила и его воплощения преследуют меня, насколько я помню, всю мою жизнь.

Отто Менхен-Гельфен

Вполне вероятно, что некоторые читатели могут посчитать, что заслуги и достижения Аттилы сильно преувеличены историками. Наверняка кому-то даже покажется, что он вообще был неудачником. Ну как же, мечтал человек покорить обе Римские империи, владеть вообще всем миром, а в итоге не достиг ни того ни другого. Да и жизнь свою завершил просто до банального бесславно: не на поле боя, с мечом в руках, как то надлежит истинному воину, а в очередном брачном алькове, да и то – не от головокружительного жара утех любовных, а всего лишь от последствий чрезмерного винопития...

Да, все так.

Отчасти это справедливо.

Но лишь отчасти.

Не будет преувеличением сказать, что каждый смертный пусть и подсознательно, но все-таки стремится возобладать над временем. Сегодня при помощи фото и видео мы можем фиксировать чуть ли не каждый свой шаг. Сохранив эти материалы на магнитном носителе, мы в некотором роде уже выигрываем у времени, навсегда запечатлев какие-то неповторимые моменты бытия.

Но это сегодня.

В древности проивостоять Хроносу было куда как сложнее.

Многих славных воителей знал мир, но память о них не сохранилась.

Но к Аттиле это не относится.

Мы знаем о нем и даже немного знаем его самого. Уже благодаря одному этому Аттила – победитель. Он реально избег забвения!

Причем это еще слабо сказано!

Благодаря расхожим штампам, бытовавшим в исторических свидетельствах на протяжении многих столетий, возник устойчивый образ Аттилы как жестокого, дикого и невежественного варвара, обуреваемого исключительной жаждой убийства. Имя Аттилы стало нарицательным. Причем нарицательность двоякого рода, заметьте. В Венгрии Аттила – одно из самых популярных имен. Венгры невероятно почитают императора гуннов, полагая себя (хоть и ошибочно) его потомками. А вот в «Соборянах» Николая Лескова Аттилой зовут милого и забавного, но дуроватого дьяка, который может в любой момент выкинуть черт знает что и потом страшно сокрушаться по этому поводу! Тетушка героя серии знаменитых романов Грэхема Пелэма Вудхауса о Дживсе и Вустере нередко бранит своего племянника и чуть ли не клянет его за всегдашнюю готовность задорно учинить подрыв традиционных викторианских устоев; для нее он – дикий гунн, Аттила!

На этом, впрочем, литературное присутствие Аттилы отнюдь не исчерпывается. Мы встречаем Аттилу в эпическом сказании древних германцев «Песнь о нибелунгах», где он выписан с большим пиететом. А вот в «Божественной комедии» Данте мы обнаруживаем Аттилу в 7 круге ада, утопающим в реке крови. Маститый Данте, увы, явно увлекся и приписал Аттиле... уничтожение Флоренции, в чем император гуннов, естественно, не повинен. Италию разорял, было дело, но Флоренции не рушил!

Венгерский романист Геза Гардоньи (мы приводили из него описание предполагаемой версии места захоронения Аттилы) создал в 1901 г. роман «Человек-невидимка», где представлен исключительно выигрышный портрет Аттилы – именно так, чуть ли не с обожанием, в Венгрии и Турции к нему относятся до сих пор. Излишне упоминать, что роман до сих пор переиздается на территории этих стран и имеет успех.

Стоит также упомянуть новеллу знаменитого Энтони Бёрджесса «Гунн», а также романы Сесилии Холланд «Смерть Аттилы», Нюберри Медал «Белый олень» и Томаса Костейна «Тьма и рассвет» (это рассказ о том, как вымышленный герой Николан идет на страшный риск, пытаясь вмешаться в отношения Аттилы с его последней супругой Ильдико); не пропустим здесь и превозносящую вождя гуннов трилогию Билла Напье «Аттила». Известный венгерский поэт Янош Арани вывел Аттилу в своей пространной эпической поэме «Смерть короля Буды».

Как видите, список изряден, и при этом он еще отнюдь не завершен.

Аттила, а точнее, его образ был востребован и в музыке. Джузеппе Верди посвятил Аттиле одноименную оперу. А современный венгерский музыкант Левенте Жёреньи создал в честь Аттилы рок-оперу «Аттила, меч Господа». Кроме того, Аттила стал героем песни, созданной музыкантами группы «Димму Боргир», играющую в стиле блэк-метал. Они дали ей необычное название: «Горестное черное путешествие короля гуннов по степи».

Некогда с гуннами Аттилы ассоциировали оголтелых прусских вояк, а потом и фашистов, ведомых Гитлером... Кстати, одним из самых любимых фильмов фюрера был шедевр Фрица Ланга «Нибелунги» (1924), где в роли Аттилы снялся феерический и неподражаемый Рудольф Кляйн-Рогге. Между прочим, Ланг пошел по проторенному пути, и его Аттила – это, конечно же, абсолютное олицетворение зла. Режиссер, стремясь создать пущее впечатление, избирает для Аттилы в качестве своеобразного трона огромный рогатый череп животного. А ведь реальный Аттила предпочитал простое деревянное (не золотое!) кресло... Что ж, даже великие мастера подчас покупаются на устоявшиеся предрассудки!

Кроме этого, Аттилу на экране воплощали такие актеры, как Энтони Куин (многие должны помнить его по «Дороге» Феллини) и Джек Пэленс («Дракула», «Бэтмен», «Танго и Кэш»); на телевидении в сериале его сыграл Джерард Батлер.

Что касается изобразительного искусства, то Аттила и тут не был обделен!

Аттиле выпала честь быть запечатленным на картине самого Рафаэля; правда, следует уточнить, что основную работу по созданию его образа выполняли ученики, а сам гениальный маэстро лишь сделал несколько завершающих мазков. Ныне это творение находится в Ватикане, непосредственно в покоях папы.

Все тот же Аттила явился вдохновителем и для другого великого художника – Эжена Делакруа, создавшего вдохновенную роспись «Аттила покоряет Италию».

В наши дни Аттила фигурирует в комиксах, на него рисуют карикатуры.

Сравнительно недавно была создана компьютерная игра «Эпоха империй II: Вторжение завоевателей». В нее можно играть в одиночку, пытаясь открыть для себя и повторить батальные подвиги Аттилы.

Все вышеприведенное свидетельствует о том, что Аттила переиграл и продолжает переигрывать время! Он, вне всяких сомнений, один из героев человечества, пусть и противоречивых.

И потому он – победитель!

Цель нашей книги заключалась в том, чтобы создать объективный портрет Аттилы, по возможности избежав клише и искажений.

Надеемся, это удалось.

Приложения

Приложение 1

Приск Панийский и его «Сказания» как единственный реальный источник сведений об Аттиле

От составителя

В России Приска издавали дважды: в 1860 и 1948 гг. Настоящее издание (2010), таким образом, является третьим; сама же возможность встречи с практически недоступным ранее текстом наверняка должна быть по достоинству оценена читателями данной книги.

Первое издание было подготовлено Г. С. Дестунисом, который продолжил и завершил труд своего отца Спиридона Дестуниса. Он, помимо перевода самих отрывков (увы, труд Приска полностью не сохранился), постарался собрать практически все сведения об авторе, а также дал краткий анализ самого произведения. В своем предисловии Дестунис приводит все биографические факты и детали, почерпнутые им из писаний самого Приска, стремясь представить читателям наиболее важные вехи его жизни. Кроме того, Дестунис представляет отзывы о Приске, принадлежащие влиятельным ученым.

Завершает же свое предисловие Дестунис анализом хронологических особенностей сочинения Приска: «Наконец остается указать на объем Присковой истории. „С какого времени начинает свою историю Приск, этого решить нельзя“,– говорит Нибур.– Но в его сочинении не упоминается ни об одном происшествии, которое бы предшествовало 433 г. Эвагрий пишет, что Приск рассказывает об убиении Аспара и его детей, последовавшем в 471 г., на 15-м году царствования Льва. Из этого можно заключить, что так как Малх начал свою историю с 474 года, или 17-го года царствования Льва, то Приск на этом последнем году и остановился“».

К этому остроумному замечанию Нибура присоединим не менее остроумное наблюдение К. Мюллера. «Третья книга Приска,– говорит он,– продолжается до возвращения Максиминова из гуннского посольства обратно в Царьград (448 г. до Р. Х.). Следовательно, в остальных 5 книгах (всего их 8) Приск излагал исторические события на протяжении 26 лет. Если допустить, что и предыдущие книги заключали в себе по стольку же лет, так что в них помещалось до 15 лет, что вероятно, то будет правдоподобно и то, что автор начал историю свою с 433 года, когда Аттила принял царство, и что поэтому первый (по времени) отрывок (Приска) заимствован почти из начала его сочинения».

На определении хронологических границ труда Приска «Предисловие» Дестуниса завершается; далее следует сам текст, который мы приводим ниже.

Авторская орфография нами была по возможности сохранена.

Сказания Приска Панийского

ОТРЫВОК 1

(433 г. по Р. Х. Феодосия II26 г.)

Над уннами царствовал Руа. Он решился вести войну против амилзуров, итимаров, тоносуров, войсков и других народов, поселившихся на Истре и прибегавших к союзу с римлянами. Он отправил к римлянам Ислу, и прежде употребленного в дело для прекращения возникшего между ними и римлянами несогласия, и грозил нарушением прежде установленных условий, если римляне не выдадут им всех беглых. Римляне советовались об отправлении к уннам посольства. Плинфа и Дионисий, первый племени скифского, а второй из фракийцев, военачальники, достигшие у римлян консульского достоинства, хотели быть отправлены посланниками. Так как можно было ожидать, что Исла приедет к Руе прежде того посольства, которое римляне полагали отправить к нему, то Плинфа отправил вместе с Ислою одного из своих приближенных по имени Сингилаха, дабы склонить Руу вступить в переговоры с ним, а не с другими римлянами. Когда Руа умер, а царство Уннское перешло к Аттиле, то римский сенат положил назначить посланником Плинфу.

По утверждении этого мнения царем, Плинфа хотел, чтоб вместе с ними назначен был и Эпиген, как человек, славящийся благоразумием и имевший достоинство квестора. Когда и Эпиген был назначен посланником, то оба отправились к уннам. Они доехали до Марга, города мисийского, в Иллирике. Он лежит на берегу Истра против крепости Константии, стоящей на другом берегу. Туда же приехали и царские скифы. Съезд происходил вне города; скифы сидели верхом на лошадях, и хотели вести переговоры, не слезая с них. Римские посланники, заботясь о своем достоинстве, имели с ними свидание также верхом. Они не считали приличным вести переговоры пешие с людьми, сидевшими на конях. Постановлено было... чтоб уннам были выдаваемы бегущие из Скифии люди, равно и прежде бежавшие к римлянам, также и бывшие у них в плену римляне, без выкупа перешедшие к своим, в противном случае за каждого пленного римлянина, бежавшего к своим, римляне были обязаны платить захватившим его по праву войны по восьми золотых монет; чтоб римляне не помогали ни какому варварскому народу, с которым унны вели войну; чтоб торжища между римлянами и уннами происходили на равных правах и без всякого опасения; чтоб за сохранение договора римляне платили царским скифам ежегодно по семисот литр золота (эта дань простиралась прежде до трехсот пятидесяти литр). На сих условиях заключен был мир; в сохранении его римляне и унны поклялись по обычаю своих предков, и те и другие потом возвратились в свою землю.

Варварам были выданы искавшие убежища у римлян унны. В числе их были дети Мамы и Атакама, происходящие из царского рода. В наказание за их бегство унны, получив их, распяли в фракийском замке Карсе. По заключении мира с римлянами, приближенные Аттилы и Влиды обратились к покорению других народов Скифии и завели войну с соросгами.

ОТРЫВОК 2

(442 г. по Р. Х. Феод. 35-й)

Скифы во время ярмарки вероломно напали на римлян, и многих перебили. Римляне отправили к ним посланников и жаловались на взятие крепости и на нарушение договоров. Скифы отвечали, что они поступили таким образом не впервые, а что мстили только за обиды, нанесенные им римлянами; ибо епископ Маргский, перешед в земли их, обыскивал царские кладовые, и унес хранившиеся в них сокровища; что если римляне не выдадут его, а также не выдадут, по договору, и переметчиков, которых у римлян находилось очень много, то они будут действовать против них оружием. Римляне говорили, что эти жалобы были несправедливы. Варвары, утверждаясь на верности своих показаний, не заботились о том, чтобы подвергнуть такой спор суду. Они подняли оружие, перешли Истр и разорили многие города и замки, лежащие на берегу этой реки. Они взяли и Виминакий, город Мисийский в Иллирике. Сии действия варваров заставили многих римлян говорить, что надлежало выдать епископа скифам, дабы из-за одного человека не навлечь бедствий войны на все государство Римское. Епископ, подозревая, что он мог быть выдан скифам, тайно от жителей Марга перешел к скифам, и обещал сдать им этот город, если цари их изъявят ему свою благосклонность. Они дали слово сделать ему много добра, если он исполнит свое обещание. С обеих сторон даны руки и клятвы в верности. Епископ возвратился в Римскую землю с многочисленною толпою варваров, и поставил их в засаду против самого берега реки. Ночью, по условленному знаку, он поднял варваров, которые и завладели городом с его помощью. Марг был, таким образом, разорен, а могущество варваров возросло после того еще более.

ОТРЫВОК 3

(442 г. по Р. Х. Феод. 35-й)

При Феодосии-младшем Аттила, царь уннов, собрал свое войско и отправил письмо к царю Римскому с требованием, чтобы немедленно выданы были переметчики и выслана была дань (под предлогом настоящей войны ему не пересылали ни переметчиков, ни дани), и чтоб отправлены были к нему посланники для переговоров о платеже дани на будущее время. Аттила объявлял притом, что если римляне замешкают, или будут готовиться к войне, то и он не захочет более удерживать скифское войско от нападения. По прочтении письма Аттилы, совет царский объявил, что римляне не выдадут прибегших под их покровительство людей, но вместе с ними примут войну; что, впрочем, будут отправлены к Аттиле посланники для прекращения споров. Раздраженный ответом римлян, Аттила стал опустошать римские земли, срыл несколько замков и подступил к обширному и многолюдному городу Ратиарии.

ОТРЫВОК 4

Феодосий отправил к Аттиле посланником Синатора, из бывших консулов. Несмотря на звание посланника, он не осмелился ехать к уннам сухим путем, но отправился Понтом, к городу Одиссу, где находился и посланный туда прежде полководец Феодул.

ОТРЫВОК 5

(447 по P. X; Феод. 40-й)

Между римлянами и уннами произошло в Херсонисе сражение, после которого заключен между ними мир через посланника Анатолия, на следующих условиях: выдать уннам переметчиков и шесть тысяч литр золота, в жалованье за прошедшее время; платить ежегодно определенную дань в две тысячи сто литр золота; за каждого римского военнопленного, бежавшего и перешедшего в свою землю без выкупа, платить двенадцать золотых монет; если принимающие его не будут платить этой цены, то обязаны выдать уннам беглеца. Римлянам не принимать к себе никакого варвара, прибегающего к ним. Римляне показывали, будто принимали эти условия по доброй воле; но одна необходимость, чрезвычайный страх, объявший их правителей, и желание мира заставляли их принимать охотно всякое требование, как бы оно ни было тягостно. Они согласились и на плату дани, которая была самая обременительная, несмотря на то, что доходы и царская казна были истощены не на полезные дела, а на непристойные зрелища, на безрассудную пышность, на забавы и на другие издержки, от которых благоразумный человек и среди счастливейшего состояния государства должен удерживаться, а тем более должны были удерживаться от того люди, которые не радели о деле ратном и платили дань не только скифам, но и прочим варварам, живущим вокруг римских владений. Царь принуждал всех вносить деньги, которые следовало отправить к уннам. Он обложил податью даже тех, которые по приговору суда или щедроте царской, получили временное облегчение от тягостной оценки земли. Положенное количество золота вносили и особы, причисленные к сенату, выше своего состояния. Многих самое блистательное состояние их довело до превратностей. Побоями вымогали у них деньги, по назначению чиновников, на которых возложена была царем эта обязанность, так что люди издавна богатые выставляли на продажу уборы жен и свои пожитки. Такое бедствие постигло римлян после этой войны, что многие из них уморили себя голодом, или прекратили жизнь, надев петлю на шею.

В короткое время истощена была казна; золото и беглецы отправлены были к уннам. Исполнение сего дела поручено было Скотте. Римляне убивали многих переметчиков, потому что те противились выдаче их скифам. В числе их было несколько человек из царского рода, которые переехали к римлянам, отказываясь служить Аттиле. Сверх всего этого Аттила требовал еще, чтоб асимунтийцы выдали всех бывших у них военнопленных, римлян или варваров. Асимунт есть крепкий замок недалеко от Иллирика, к стороне Фракии. Жители его нанесли неприятелю много вреда. Они не защищались со стен, а, выступая из окопов, бились с несчетным множеством неприятелей и с военачальниками, которые пользовались между скифами величайшею славою. Унны, потеряв надежду завладеть замком, отступили от него. Тогда асимунтийцы выступили против них из своих укреплений, и погнались за ними далеко от своего округа. Когда караульные дали им знать, что неприятели проходят мимо с добычею, то они напали на них нечаянно, и отняли захваченную ими у римлян добычу.

Уступая неприятелю в числе, асимунтийцы превышали его мужеством и отвагой. В этой войне они истребили множество скифов; а множество римлян освободили и принимали к себе бежавших от неприятелей. Тогда Аттила объявил, что не выведет своих войск из римских областей и не утвердит мирного договора, пока римляне, бежавшие к асимунтийцам, не будут ему выданы, или не будет заплачена за них цена, и пока не будут асимунтийцами освобождены скифы, уведенные ими в плен.

Противоречить Аттиле не был в состоянии ни посланник Анатолий, ни Феодул, начальник находившегося во Фракии войска. Никакими рассуждениями не могли они убедить варвара отказаться от своих требований, когда он положился на свои силы и готов был поднять оружие; а между тем сами упали духом вследствие прежнего поражения. Они писали к асимунтийцам и приказывали им или выдать убежавших к ним римских военнопленников, или за каждого из них платить по двенадцати золотых монет, а военнопленных уннов освободить. Асимунтийцы, получив письмо, отвечали, что убежавших к ним римлян они освободили, а пойманных в плен скифов истребили; что они еще удерживали у себя двоих, потому, что неприятели во время осады их замка, поставив засаду, увели некоторых мальчиков, пасших стада перед замком, что если не получать их обратно, то не возвратят тех, которых они взяли по праву войны. Когда посланные к асимунтийцам принесли такой ответ, то царь скифский и римские начальники согласились в том, что надлежало отыскать мальчиков, похищенных по показанию асимунтийцев. Они никого не отыскали, и асимунтийцы возвратили бывших у них варваров, после того, как скифы поклялись, что у них тех мальчиков не было. Асимунтийцы также поклялись, что убежавшие к ним римляне были ими освобождены. Они в этом поклялись, хотя у них и были некоторые римляне; но они не считали преступлением божиться ложно, для спасения людей своего племени.

ОТРЫВОК 6

(447 по P. X.; Феод. 40-й)

Вслед за заключением мира, Аттила отправил посланников в Восточную империю, требуя выдачи переметчиков. Посланники были приняты, осыпаны подарками и отпущены с объявлением, что никаких переметчиков у римлян не было. Аттила послал опять других посланников. Когда и эти были одарены, то отправлено было третье посольство, а после него и четвертое. Аттила, зная щедрость римлян, зная, что они оказывали ее из опасения, чтоб не был нарушен мир,– кому из своих любимцев хотел сделать добро, того и отправлял к римлянам, придумывая к тому разные пустые причины и предлоги. Римляне повиновались всякому его требованию; на всякое с его стороны понуждение смотрели, как на приказ повелителя. Не с ним одним боялись они завести войну, но страшились и парфян, которые делали приготовления к войне, и вандилов, беспокоивших их на море, и исавров, которые восставали для грабежей, и саракинов, делавших набеги на восточные края державы, и эфиопских народов, соединявшихся против них. Посему уничиженные римляне Аттилу ласкали, а против других народов делали приготовления, набирали воинов, назначали вождей.

ОТРЫВОК 7

(448 г. по Р. X.; Феод. 41-й)

В Византию прибыл опять посланник Аттилы. Это был Эдикон, скиф, отличавшийся великими военными подвигами. Вместе с ним был и Орест Римлянин, житель Пеонской области, лежащей при реке Сае и состоявшей тогда под властью Аттилы, вследствие договора, заключенного с Аэтием, полководцем западных римлян. Эдикон был представлен царю и вручил ему грамоты Аттилы, в которых царь скифский жаловался на римлян за невыдачу беглых. Он грозил против них вооружиться, если беглецы не будут ему выданы, и если римляне не перестанут обрабатывать завоеванную им землю. Эта земля в длину простиралась по течению Истра от Пеонии до Нов Фракийских, а в ширину на пять дней пути. Аттила требовал притом, чтоб торг в Иллирике происходил не по прежнему на берегу Истра, но в Наиссе, который полагал он границею Скифской и Римской земли, как город им разоренный. Он отстоит от Истра на пять дней пути для доброго пешехода. Аттила требовал притом, чтоб для переговоров с ним о делах еще не решенных, отправлены были к нему посланники, люди не простые, но самые значительные из имевших консульское достоинство; что если римляне боятся прислать их к нему, то он сам перейдет в Сардику для принятия их.

Царь прочел грамоту Аттилы, а Вигила перевел ему все то, что Эдикон объявил изустно по приказанию Аттилы. Эдикон вышел из дворца вместе с ними, и посещал другие домы; между прочим, пришел и к царскому щитоносцу Хрисафию, как человеку, имевшему величайшую силу.

Эдикон был изумлен пышностью царских домов, и когда вступил в разговор с Хрисафием, то Вигила, переводя его слова, говорил, что Эдикон превозносит царский двор и восхищен богатством римлян. Хрисафий заметил тогда, что он может владеть большим богатством и иметь золотом крытый дом, если оставит скифов и пристанет к римлянам. Эдикон отвечал, что слуге не позволено это сделать без позволения своего господина. Евнух спросил тогда Эдикона: имеет ли он всегда свободный доступ к Аттиле, и какою силою пользуется между скифами. Эдикон отвечал, что он близкий человек к Аттиле, и что ему, вместе с другими значительнейшими скифами, вверяется охранение царя, что каждый из них по очереди в определенные дни держит при нем вооруженный караул. После того евнух сказал, что если Эдикон даст ему клятву в сохранении тайны, то он объявит ему о деле, которое составит его счастие, но что на то нужно им свободное время и оно будет у них, если Эдикон придет к нему на обед без Ореста и без других посланников. Эдикон обещал это исполнить, и приехал к евнуху на обед. Здесь они подали друг другу руку и поклялись чрез переводчика Вигилу, Хрисафий в том, что он сделает предложение не ко вреду Эдикона, но к большему его счастию, а Эдикон в том, что никому не объявит предложения, которое будет ему сделано, хотя бы оно и не было приведено в исполнение. Тогда евнух сказал Эдикону, что если он по приезде в Скифию убьет Аттилу, и воротится к римлянам, то будет жить в счастии и иметь великое богатство. Эдикон обещался и сказал, что на такое дело нужно денег немного – только пятьдесят литр золота, для раздачи состоящим под начальством его людям, для того, чтобы они вполне содействовали ему в нападении на Аттилу.

Евнух обещал немедленно выдать ему деньги. Эдикон сказал тогда, что надлежало его отпустить для донесения Аттиле об успехе посольства, что вместе с ним нужно было отправить Вигилу для получения от Аттилы ответа насчет требуемых беглецов, что через Вигилу он уведомит Хрисафия, каким образом надлежало переслать к нему золото, потому что по возвращении его, Аттила с любопытством будет расспрашивать его, равно как и других посланников, какие подарки получил он от римлян, и сколько дано ему денег, и тогда он не будет иметь возможности скрыть то золото от спутников своих. Евнуху показалось благоразумною эта мера предосторожности: он согласился с мнением Эдикона, после угощения отпустил его, и донес царю о своем замысле. Царь, призвав магистра Мартиалия, сообщил ему то, что было условлено с Эдиконом. Дать знать о том Мартиалию было необходимо, по званию его. Магистр участвует во всех советах царя, потому что ему подчинены вестники, переводчики и воины, охраняющие царский двор. Посоветовавшись между собою, они решились отправить к Аттиле не только Вигилу, но и Максимина, в звании посланника.

ОТРЫВОК 8

(448 г. по Р. X.; Феод. 41-й)

Евнух Хрисафий убеждал Эдикона умертвить Аттилу.

Царь Феодосий и магистр Мартиалий, посоветовавшись между собою по сему предмету, решились отправить к Аттиле посланником Максимина, а не одного Вигилу. Под видом, что состоит в звании переводчика, Вигила имел поручение сообразоваться с волею Эдикона. Максимин, ничего не знавший о том, что было ими замышляемо, должен был представить Аттиле царское письмо. Царь извещал его, что Вигила был только переводчиком, что Максимин, человек знатного происхождения и самый близкий к царю, был достоинством выше Вигилы. Затем царь писал к Аттиле, чтоб он не нарушал мирного договора нашествием на римские области; еще сообщал он, что сверх выданных прежде беглецов, посылает к нему семнадцать человек, и уверял, что у римлян не было других беглых из областей Аттилы. Таково было содержание письма. Сверх того Максимину было предписано объявить уннскому государю изустно, что он не мог требовать, чтоб к нему были отправляемы посланники высшего достоинства; ибо этого не бывало ни при его предках, ни при других начальниках Скифской земли; что звание посланника всегда отправлял какой-нибудь воин или вестник; что для разрешения всех недоразумений надлежало отправить к римлянам Онигисия, потому что не было прилично, чтоб Аттила, в сопровождении римлянина, имеющего консульское достоинство, прибыл в разрушенный уже город Сардику.

Максимин убедительными просьбами заставил меня ехать вместе с ним. Мы пустились в путь в сопровождении варваров и приехали в Сардику, город, отстоящий от Константинополя на тринадцать дней пути для доброго пешехода. Остановившись в этом городе, мы заблагорассудили пригласить к столу Эдикона и бывших с ним варваров. Жители Сардики доставили нам баранов и быков, которых мы закололи. За обедом во время питья, варвары превозносили Аттилу, а мы – своего государя. Вигила заметил, что не было прилично сравнивать божество с человеком; что Аттила человек, а Феодосий божество. Унны слышали эти слова и понемногу разгорячаемые – раздражались. Мы обратили речь к другим предметам, и успокоили их гнев ласковым обхождением, а после обеда, Максимин задобрил Эдикона и Ореста подарками – шелковыми одеждами и драгоценными каменьями. Подождав удаления Эдиконова, Орест сказал Максимину: что он почитал его человеком благоразумным и отличным, потому что не впал в ошибку, в которую впали другие царедворцы, без него угостившие Эдикона и почтившие его подарками. Быв в неведении о том, что происходило в Константинополе, мы нашли слова Ореста непонятными. Мы спрашивали его: каким образом и в какое время оказано было ему пренебрежение, а Эдикону особенные почести? Но Орест ушел, не дав никакого ответа.

На другой день, дорогою, мы пересказали Вигиле слова Ореста. Вигила заметил, что Оресту не следовало сердиться за то, что ему не были оказаны почести такие же, какие и Эдикону; ибо Орест был домочадец и писец Аттилы, а Эдикон как человек на войне знаменитый и природный унн далеко превышал Ореста. Вигила после того, поговорив с Эдиконом наедине, объявил нам, вправду ли, или притворно, не знаю – что он передал Эдикону все слова Ореста; что Эдикон пришел от того в ярость, которую он, Вигила, насилу мог укротить.

Мы прибыли в Наисс и нашли этот город безлюдным и разрушенным неприятелями. Лишь немногие жители, одержимые болезнями, укрывались в священных обителях. Мы остановились поодаль от реки, на чистом месте, а по берегу ее все было покрыто костями убитых в сражении. На другой день мы приехали к Агинфею, предводителю стоявших недалеко от Наисса иллирийских войск, для объявления ему царского повеления, и для получения от него пяти человек беглых, из числа семнадцати, о которых было упомянуто в письме к Аттиле. Мы вступили с ним в сношения и объявили ему, чтоб он выдал уннам пятерых переметчиков. Агинфей выдал нам беглых, утешив их ласковыми словами.

Мы провели тут ночь, и из пределов Наисса обратились к реке Истру. Мы вступили в место, осененное деревьями и образующее много извилин и оборотов. Здесь, на рассвете, когда мы думали, что идем к западу, представилось глазам нашим восходящее солнце. Многие из наших спутников, не знавшие положения мест, вскрикнули от удивления– как будто бы солнце шло против обыкновенного течения своего и представляло явление, противное естественному! Но по причине неровности места та часть дороги обращена была к востоку. Прошед это трудное место, мы вышли на равнину, которая была болотиста. Здесь перевозчики из варваров приняли нас на однодеревки, которые выдалбливаются ими из срубленного леса. Они перевезли нас через реку. Эти челноки не для нас были приготовлены. На них были перевезены попавшиеся нам на дороге множество варваров, потому что Аттила хотел переехать в Римскую землю, как будто бы для того, чтоб охотиться. В самом же деле он делал приготовления к войне, под тем предлогом, что не все беглецы были ему выданы.