Текст книги "Скидамаринк (ЛП)"

Автор книги: Гийом Мюссо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– Нет. Что дальше?

– Я вполне доволен. Барбара отвечала, не колеблясь. Обмен фразами был стремительным, однако Магнус все не успокаивался.

– А если точнее, какой вариант понравился бы Вам более всего?

– Чтобы его смерть утолила тех, кого он заставил страдать, – не моргнув, ответила она.

– Объяснитесь

– Чтобы он умер медленно, успев увидеть, как смерть постепенно приближается к нему, и обмочиться, размышляя о границах безнаказанности.

– Почему?

– Потому что подобные люди считают, что находятся над законом.

– Но может быть, это правда?

– Да, ведь им никогда не грозит судебная власть. Такие люди, как Стейнер, кладут на закон. В крайнем случае, они лишь изредка начинают суетиться и тогда нанимают армии адвокатов, которые всегда находят лазейку в законе – способ избавить их от ответственности. Но закон никогда не сможет уничтожить подобных людей.

Меня удивила жестокость, агрессивность, с которой Барбара произнесла эти слова. Решительно, я не знал, что теперь и думать об этой девушке. Мне показалось, что она решила скрыть свое отчаяние за цинизмом, в то время как я в свое время предпочел заменить собственное разочарование уходом.

Страхи Барбары, вызванные неограниченной властью Стейнера и его компании, были обоснованными. В самом деле, никто не мог спорить с тем, что «Майкро-Глобал» – монополист в одной из важнейших технологических отраслей сфере информации и коммуникаций. Столь мощный, что, по мнению некоторых, он мог бы представлять угрозу демократии. Однако, история «Майкро-Глобал» была прекрасна. Согласно легенде заботливо поддерживаемой компанией все началось в гараже в Пало Альто в середине 70-х, когда Стейнер и два его сокурсника создали один из первых микропроцессоров, пригодный на продажу. Наступила золотая эра компьютерных первопроходцев. Тогда поточная сборка первых микропроцессоров позволила нескольким фанатам наладить выпуск комплектующих для создания того, что стало называться первыми «персональными компьютерами». Именно в этом и состояла заслуга Стейнера. Воспользовавшись поддержкой семьи вопреки тому, что иногда говорили, Стейнер происходил из буржуазной калифорнийской семьи, а вовсе не из трущоб Лос-Анджелеса, – он собрал достаточно средств, чтобы запустить первую технологическую линию в самом сердце Силиконовой долины. Так родилась «Майкро-Глобал». Очень скоро к компании пришел успех, и менее чем за три года фирма принесла своему создателю более миллиона долларов. Необходимо добавить, что гений программиста, коим, несомненно, был Стейнер, сочетался в нем с талантами успешного и хищного дельца, обладавшего даром провидения. Будучи убежденным в том, что компьютеры вскоре окажутся в каждом доме, он вложил часть прибыли в создание программного обеспечения, быстро ставшее типовым. По мере демократизации информатики доходы «Майкро-Глобал» выросли до колоссальных размеров, – настолько, что компания смогла инвестировать сотни миллионов в другие виды деятельности типа Интернета или кабельного телевидения. Этот успех породил у Стейнера своеобразную манию величия, особенно усилившуюся в последние годы. Его, в общем-то, очевидная цель заключалась теперь в том, чтобы взять под контроль ключевые звенья в области передачи информации и коммуникаций чтобы обеспечить себе безраздельную гегемонию над СМИ. Оказавшись во главе огромной медиагруппы, он намеревался использовать свои возможности для достижения мирового господства. В ряде случаев ассоциации потребителей клеймили драконовские методы, применяемые «Майкро-Глобал», чтобы контролировать своих сограждан. Действительно, эти ассоциации обнаружили, что компания Стейнера шпионила за некоторыми из своих клиентов, вставляя в CD-ромы устройства прослушки, оживавшие, когда пользователи выходили в Интернет. IT-подразделение компании имело доступ к личным данным, которые оно собирало в исчерпывающие досье на потенциальных киберпользователей.

Конечно, этого требовало само время. Как свидетельствовали откровения по поводу Эшелона (Прим. авт. – наследие «холодной» войны, сеть Эшелон представляла собой систему военного шпионажа, позволяющую отслеживать телефонные звонки и письма по определенным ключевым словам, представляющим интерес для американских спецслужб), развитие новых технологий плохо сочеталось с защитой частной жизни и личных свобод. И «Майкро-Глобал» была не единственной: в условиях новой экономики любые компании, занимавшиеся коммерцией в Интернете, пытались собрать максимум информации о посетителях своих сайтов. Но ни одна из этих компаний не достигла могущества «Майкро-Глобал». И ничто не мешало этому гиганту однажды использовать имеющиеся сведения не только в коммерческих целях

В тот Божественный день Витторио приготовил великолепный салат из крабов и креветок. Поев, Магнус оттаял, и во время аперитива предложил нам объявить перемирие. Барбара взяла свой бокал с мартини и устроилась перед экраном своего ноутбука. Ради забавы она принялась вводить наши имена в строку запросов поисковиков Интернета. О Витторио и о ней самой там ничего не было; напротив, наши с Магнусаом имена фигурировали на нескольких сайтах.

Магнус С. Джемерек:

Американский биолог, родился в Санкт-Петербурге в 1939 г. После учебы в московском университете стал научным сотрудником в Советском центре научных исследований. Уехав на Запад в 1976 г., год спустя получил амеркианское гражданство и звание профессора в Массачусетском Технологическом Институте. С этого момента все его работы посвящены генной инженерии. Последняя по времени выхода, «Опасности человека трансгенного», получила широкое признание. В этой книге проф. Джемерек озвучивает риски для человечества, вызванные применением различных технических методов, позволяющих осуществлять генетические манипуляции с половыми клетками. Его позиция прежде всего этическая, основанная на убеждении, что без принятия специальных и четко выполняемых законов генная инженерия может подогревать стремление наиболее богатых людей на планете улучшить свой вид. Он опасается создания несколькими богатеями системы, которая позволит им вывести «особо ценное» потомство, защитив его от ряда болезней и усилив его наиболее востребованные физические и психологические свойства. Член Научно-консультативного совета по генному законодательству, Магнус Джемерек – единственный ученый в составе Федерального совета по биотехнологиям, кто предостерегает общественность от смешивания понятий «генная инженерия» и «генное улучшение».

Часто повторяемые им сравнения текущей ситуации в США с попытками занятий евгеникой в середине века особенно популярными у нацистов вызвали большое возмущение его коллег. Согласно г-ну Джемереку, политики и ученые однажды будут должны ответить за свои действия и свою позицию по данному вопросу. Американское правительство также должно в самое ближайшее время согласиться на полный пересмотр законодательства в этой области. Как бы то ни было, давление лобби (вложивщего огромные суммы в исследования и ныне ожидающего получения выгоды от продажи патентов и либерализации рынка) и научного сообщества (для которого любая регламентация автоматически означает прекращение прогрессивных исследований и невозможность полного применения генной инженерии) кажется настолько сильным, что пока не следует ожидать никаких серьезных изменений в законодательстве. Разведен. Есть дочь (Селия).

Далее следовал бесконечный список больших трудов и отдельных публикаций Магнуса и перечисление его многочисленных научных наград.

Теодор МакКойл:

Американский адвокат, родился во Франции.

После блестящего завершения учебы на юридическом факультете Северо-Восточного Университета Бостона в конце 80-х гг. стал работать в конторе «Марббл и Стюарт». Молодой одаренный адвокат прославился благодаря СМИ во время «Дела Хэмилтона», в результате которого он против всякого ожидания добился для своего клиента Джо Хэмилтона, простого строительного рабочего, страдающего от рака легких, – выплаты в размере более десяти миллионов долларов в качестве компенсации за вдыхаемую на протяжении двадцати лет асбестовую пыль. Гонорар, полученный за ведение этого дела, позволил МакКойлу открыть собственную адвокатскую контору, которая неожиданно стала специализироваться на разрешении финансовых споров между финансистами крупных фирм. Одновременно МакКойл участвует в нескольких громких судебных процессах с участием кинозвезд и звезд шоу-бизнеса.

Четыре года назад контора МакКойла согласилась защищать небольшую фирму-подрядчика, обвинившую мэра Спрингфилда во взяточничестве. МакКойл пообещал разоблачения и провозгласил «неизбежное падение прогнившей системы, недостойной звания демократической». Однако в ходе процесса свидетели исчезли, и мэр даже получил компенсацию за клевету.

Контора МакКойла прекратила свою деятельность три года назад. Холост. Детей нет. Публикации: «Пересмотр дела Каласа: история судебной ошибки эпохи Просвещения», «В защиту чести».

Первая была моей диссертацией, которую мне удалось опубликовать, что позволило пополнить мой банковский счет; вторая книга бесед с Джо Хэмилтоном, написанная незадолго до его смерти и рассказывавшая о нашем судебном противостоянии корпорацией «Тауэр». Недавно продюсеры даже приобрели права на съемку телефильма по ней.

Барбара нажала на клавишу, и на экране появились три моих фотографии. На первой я был запечатлен в момент вручения дипломов в университете. Я вспомнил, что в тот день чувствовал себя королем мира. На второй мы были сняты вместе с Хэмилтоном через несколько минут после вынесения вердикта, а на последней меня обнимала дородная актриса, игравшая в ситкомах, чье имя я забыл, хотя некоторое время мы появлялись вместе – в те годы, когда я еще был молодым, блестящим и «раскрученным» адвокатом.

Биография и фото сильно позабавили Витторио и Барбару, решивших, что они обязаны «дожать» меня несколькими фразами. Священник пожелал знать имена всех звезд шоу-бизнеса, которых я защищал, а девушка с кем из них у меня были романы. Магнус оказался единственным, кто не проявил ни малейшего интереса к этим ребячьим забавам.

В этот миг я вспомнил слезы Хэмилтона, появившиеся у него на глазах, когда тот узнал, что сможет завещать десять миллионов долларов своим детям, он, который, стремясь дать им необходимое образование, вынужден был всю свою жизнь глотать смертоносную пыль, отравлявшую его кровь. Я спросил себя, что стало с его ребятами, очень надеясь, что деньги их не испортили.

После обеда Витторио настоял на проведении маленького собрания. Как уже вошло у нас в привычку, мы удобно расположились в церкви каждый на своем тщательно выбранном месте. Барбара приготовила кофе, а мы принесли чашечки. Магнус зажег трубку, а Витторио закурил сигариллу. Чтобы лучше понять происходящее, нам необходимо было ответить на несколько вопросов: Что мы знаем? На кого мы можем положиться? В чем мы можем быть уверены? Прежде всего, надо было определиться с терминами: чтобы как-то обозначить угрозу, мы решили между собой называть «Моной Лизой» личность или организацию, стоявшую за всем этим. Затем мы перешли к сути дела.

Первая гипотеза встретила меньше всего возражений: мы все согласились с тем, что «Мона Лиза» организовала кражу картины из Лувра и похищение Стейнера: гвоздики и прядь волос, отправленные в Скотланд-Ярд, служили тому доказательством.

Вторая гипотеза выглядела более спорной: Барбара ни хотела даже слышать что-либо подобное, однако Магнус и Витторио настаивали, чтобы мы приняли и эту версию в качестве рабочей: первое из четырех посланий (полученное как раз Барбарой) наводило на мысль, что похищение Стейнера как-то связано с тем, что Магнус называл «упразднением первого из четырех столпов западной цивилизации» – экономического ультралиберализма. Эта гипотеза которую, без сомнения, разделяли СМИ и полиция, – не сильно нас обрадовала, поскольку означала, что другие послания предполагают скорое упразднение трех оставшихся столпов индивидуализма, науки и демократии.

Третья гипотеза могла быть сформулирована следующим образом: Мона Лиза собрала нас вместе, чтобы мы смогли отыскать место, где прячут Стейнера, опираясь только на логику и индивидуальный опыт.

Даже если это и не так, Стейнер, конечно, уже мог давно быть убит, иначе его похитители потребовали бы выкуп. Магнус и Витторио никоим образом не были связаны с деятельностью Стейнера. Я тоже. Потому-то Магнус и решил, что зацепка в этом деле Барбара, однако те немногие элементы паззла, которые у нас были, не могли дать представление об общей картине: похищение миллиардера, мрачная история с эксплуатацией рабочей силы на заводах в Гондурасе и Никарагуа, приведшая – что было вполне прогнозируемо к смерти беременной женщины и цитата из Виктора Гюго.

Витторио настоял, чтобы мы учли еще одно преположение: «Мона Лиза» a priori не была настроена враждебно по отношению к нам. Но тогда кто же взорвал автомобиль? Барбара и я, едва не погибшие во время этого приключения, сочли, что священник немного преувеличивает. Моментально подвергли сомнению это соображение.

Наконец, оставался еще вопрос о том, что делать дальше. Барбара подтвердила, что не может оставаться в Италии ad vitam aeternam без риска потерять работу, тем более, что она не очень понимала, что еще мы можем сделать. На это Магнус ответил, что он тоже связан профессиональной деятельностью, однако ситуация кажется ему слишком серьезной, и что ради нее следует пренебречь материальными благами. В продолжение дискуссии я был вынужден сослаться и на то, что мои партнеры не связаны узами брака или семьи: Барбара звонила в Сиэттл только по делам. Магнус ни разу не упомянул при нас жену или дочь. Что до Витторио, то род его деятельности объяснял отсутствие у него семьи, пусть даже фотографии, обнаруженные мной, и внушили мне уверенность, что в этом плане он как это ни удивительно – самый «нормальный» из всех нас, и что его сан должен некоторым образом быть ему в тягость.

Оборот, который принимала наша беседа, еще раз напомнил Барбаре о необходимости позвонить кому-то из коллег. Она на мгновение покинула нас, и священник-плейбой, казалось, не оставшийся бесчувственным, к ее шарму, предложил составить девушке компанию, не объяснив, зачем именно он это делает.

Мы остались в церкви вдвоем с Магнусом, и он налил мне кофе.

– Вы тоже полагаете, что мы больше ничего не можем сделать?

– Послушайте, Магнус, я ничего не полагаю, ничего не допускаю. Я хочу только, чтобы меня оставили в покое, чтобы как можно скорее вернуться домой.

– Знаете, отчаяние никуда не приводит, – произнес он, выдыхая дым. В Ваши годы нельзя жить так, как живете Вы.

– Прошу Вас, не учите меня жить.

– Но кто довел Вас до подобного состояния, Бог мой?! Надеюсь, не тот проклятый процесс?

Магнус понял, что в этот момент я разрываюсь между желанием сказать правду и более уклончивым ответом. В конце концов, я выбрал аут.

– Конечно же, нет. Упрощая: я не верю в то, что человечество эволюционирует.

– Человечество, может быть, и нет, – согласился он, подняв руку к небу, но как насчет Вашей собственной эволюции?

– О! Моя собственная эволюция У меня были деньги, завидное положение в обществе и достаточно сексуальных приключений; я мог бы продолжать в таком же темпе: заработать еще больше денег, начать политическую карьеру, создать семью В какой-то мере я сознательно разрушил все эти перспективы.

– И Вы гордитесь этим!

– Не судите меня, пожалуйста, не ничего об этом не знаете. То, что Вы принимаете за слабость, на самом деле кое-что совсем другое. Вы не знаете, что такое отказаться от всего. Вы не можете даже представить ту силу духа, которая требуется, чтобы рискнуть сделать то, что сделал я.

– Нет, Тео, истинная сила духа, истинное мужество это продолжать.

– Не утомляйтесь понапрасну, эти афоризмы «на троих» не для меня.

Он сделал паузу, повернул чашечку с кофе и сделал маленький глоток, а потом снова зажег трубку.

В это мгновение мне очень хотелось, чтобы он понял: несмотря на мои нехотя данные ответы, я признателен ему за то, что он вызвал меня на этот разговор.

– Здесь была замешана женщина, правильно? спросил он после долгого молчания.

– Где это «здесь»? – уточнил я, обернувшись, словно он сказал о ком-то, кто только что вошел в церковь.

– В Вашем отречении, Вашем поступке. Причина в женщине, которая Вас отвергла? Которая теперь далеко от Вас, которая, возможно, больше Вас не любит или умерла?

– Почему Вы так считаете? Неужели Вы видите меня насквозь, Магнус?

– Нет, не вижу, – уверенно ответил он, – напротив, Вы окружены аурой таинственности, но нет никаких тридцати шести тысяч причин, которые могут ввергнуть человека в такое отчаяние и заставить уйти от мира после того, как он вел вполне светскую жизнь. Да и потом, Вы странно ведете себя с малышкой Барбарой, так словно Вы немного упрекаете ее за то, что она красива.

– Я? Странно веду себя с Барбарой? Послушайте, Вы, конечно, очень крупный генетик, но в области психологии еще очень большой вопрос! Я не упрекаю ее за красоту. В конце концов, она действительно очень красива, но вот за что я упрекаю ее, так это ее бескультурие, ее эгоизм, ее презрительность

В то время, как я пытался оправдаться, он разразился смехом. Впервые за долгое время я почти испытал доверие к себе подобному и в свою очередь захотел задать ему несколько вопросов:

– А Вы, этот соблазн идти наперекор, никогда не захватывал Вас?

– Конечно, – кивнул он, – и чем старше я становился, тем сильнее испытывал его. Я часто думаю о том, чтобы удалиться в свое маленькое ирландское поместье, предаться отдыху и спокойно дегустировать внушительные запасы вин из Бордо

– И что же Вам мешает?

– Мои изыскания. Научный поиск это как наркотик, Вам это понятно, – вроде того, что принимает наша подруга. И потом, в то время, как большинство моих коллег свихнулись на идее клонирования, я пытаюсь использовать свою некоторую известность ради одной цели: сделать так, чтобы знание без совести не погубило душу.

Что ж, чем дальше развивалась эта история, тем сильнее я понимал, что эхо посланий, отправленных «Моной Лизой», разносится внутри каждого из нас.

«Мона Лиза» в самом деле что-то затронула в нас четверых. Слишком явно. А что, если она один из нас?

5. Она

Магнус был прав: женщина действительно существовала.

Прошло уже четыре года как мы расстались, но не проходит ни единого дня, не единой минуты, чтобы я не думал о ней.

Я встретил ее пять лет назад на торжественном открытии компьютерного класса в Junior High School в Нью-Джерси. Одна крупная фармацевтическая исследовательская компания пожертвовала сотню компьютеров этой школе, пытаясь добиться юридической помощи, которую могла оказать моя компания в решении их правовых проблем. Чтобы отметить совершенное доброе дело, компания устроила в честь этого небольшой прием в школьном дворе. Вице-президент компании произнес речь о пользе инвестиций в образование, а мэр поблагодарил щедрых дарителей, с чьей помощью дети смогут наслаждаться преимуществами современных технологий.

Хотя у моей фирмы не было никаких текущих дел с фармацевтической компанией, я решил наладить хорошие отношения с моим клиентом.

Она, находясь под защитой телохранителя, выполняла действия, которые входили в ее круг обязанностей, и с улыбкой отвечала на многочисленные вопросы. Сидя перед мониторами компьютеров, десятки детей показывали свои школьные работы, которые они смогли сделать благодаря этим машинам.

Она проходила вдоль всем экранов и каждый раз останавливалась, чтобы сказать пару слов детям. Я находился рядом с маленькой девочкой, которая с гордостью показывала свой рисунок машины-птицы, который был создан благодаря программному обеспечению, разработанному специально для малышей.

– Твой рисунок очень красивый, – сказала она, наклонившись к ребенку, – с твоей летающей машиной мы могли бы достать до звезд.

Когда она уже собралась отойти, девочка задала свой вопрос:

– Скажите, мэм, звезды это далеко?

Она вернулась к девочке и с улыбкой спросила как ее зовут.

– Виктория, – с гордостью заявила девочка.

– Да, Виктория, звезды очень далеки от нас, ближайшая к нам звезда Солнце, находится на расстоянии 150 миллионов километров.

– А сколько нужно времени, чтобы добраться туда на машине?

– Ээ

Так как я был совсем рядом, то было вполне естественно, что я вступил в беседу:

– Около ста лет, – подсказал я, – если вы будете соблюдать ограничения скорости.

Я улыбнулся им обеим и наклонился, чтобы быть на одном уровне с ребенком.

– И тем не менее, – сказала она, – свет перемещается очень быстро, за 10 минут и не соблюдает никаких ограничений скорости.

– А помимо Солнца? спросил я в свой черед.

– Помимо Солнца ближайшая к нам звезда называется Проксима Центавра, – поведала она профессорским тоном.

– Имя красивое, но она, наверное, далеко, – задумался ребенок.

– Да, очень далеко, – подтвердила она почти печально.

– Сколько километров?

– Знаешь, когда мы говорим о больших расстояниях, мы их исчисляем не в километрах, а в световых годах, то есть это такое количество расстояния, которое свет проходит за год. Понадобится более четырех лет, чтобы свет добрался с Проксимы Центавра до Земли.

– Это красивая звезда, – сказала Виктория скорее для себя.

Она встала, погладила ребенка по волосам и сказала:

– Да, это красиво, но бесполезно

– Да, но она служит для освещения небо ночью, – сказал ребенок, удивляясь, что такое очевидное назначение звезды осталось незамеченным взрослым человеком, который так хорошо разбирается в расстояниях.

– Ты знаешь историю Маленького Принца? спросил я Викторию.

– Нет.

– Маленький Принц был мальчиком твоего возраста. Он был вынужден покинуть звезду, на которой жил и оставил там свою розу. На Земле он очень любил смотреть на небо, и был счастлив, зная, что там наверху, среди миллиона звезд есть его цветок, единственный во всем мире. И если ты любишь розу, которая живет на звезде, то это очень приятно смотреть на небо.

– Да, – сказала Виктория, успокоенная моим рассказом, – очень приятно смотреть ночью на небо.

И она повернулась к монитору, видимо, для того, чтобы реализовать проект ночного неба.

– Спасибо, – сказала она, взяв меня за руку, – вы помогли мне выпутаться из сложной ситуации.

– Тео МакКойл, адвокат и знаток Сент-Экзюпери.

– Приятно познакомиться.

Мы поболтали пару минут, прежде чем она исчезла. Мероприятие подходило к концу, нужно было пожать еще несколько рук и раздать еще несколько улыбок.

Она присоединилась ко мне на школьной парковке, когда я уже собирался уезжать.

– Вы так и собирались уехать, не попрощавшись? изобразив недовольство, спросила она, чтобы затем, робко предложить мне продолжить вечер в каком-нибудь спокойном месте. Она попросила телохранителя оставить нас и забрать корпоративную машину.

Она сделала еще пару звонков по мобильному, чтобы убедиться, что ее уже никто не побеспокоит.

В этом районе я знал только одно спокойное место, где ее не узнают: фаст-фуд, расположенный напротив входа в госпиталь St. Mathews. Это место посещали в основном врачи и те пациенты, которые старались примириться с мыслью о доме напротив, ожидая регистрации, по заверениям работающей круглые сутки. Когда мы приехали, в кафе было очень оживленно. В это время как раз происходила смена дежурств, и там разместился целый полк медсестер. Мы еле нашли свободной место у окна, которое выглядело очень милым.

Мы заказали гамбургеры, яйца, картофель фри и апельсиновый сок. Она медленным движением распустила свои светлые волосы. Мы продолжали разговаривать обо всем и ни о чем. Так как я рассказывал про Сент-Экзюпери, мы продолжили разговор о литературе. Она советовала прочитать «Алую Букву» Натаниеля Готорна и «Волны» Вирджинии Вульф, книги, которые я безуспешно начинал читать, замысел автора был мне абсолютно чужд. Я рассказал о своей страсти к «Моби Дику» Германа Мелвилла, роман, который она не читала, но обещала взяться, когда появится время.

– Через несколько десятков лет, – пошутила она.

У нее было множество браслетов, которые мелодично зазвенели, когда она положила руку на руку.

Когда мне раньше рассказывали о ней, у меня сложился образ сильной женщины, расчетливой и амбициозной, которая смогла достичь вершин с помощью лжи, обольщения и обмана. Сейчас же я видел перед собой женщину сорока лет, которая ничего не искала, а просто стремилась провести вечер с кем-то, кого знала всего несколько часов.

Мы еще несколько раз заказывали кофе и в 4 часа утра, она позвонила своему водителю. Я вышел проводить ее до машины в эту холодную ночь.

В ту ночь я, который ни во что не верил, разговаривал со звездами.

Мы снова встретились на следующей неделе в ресторане на Лонг Айленде, и потом регулярно виделись пару раз в неделю в последующие полгода. Мы арендовали небольшую квартиру к западу от Вашингтон-сквер, недалеко от Нью-Йоркского университета. Я жил в Бостоне, а она в Нью Джерси, поэтому Гринвич-Виллидж являлся в своем роде компромиссом.

Обычно первым приезжал я. Я ходил за едой и ждал ее, готовя нам поесть. Иногда мы просто останавливались в квартире на пару часов, и я не припомню, чтобы мы часто там ночевали. Утром мы быстро пили в кофе в кофейне на MacDougal Alley, единственном месте, работавшим так рано. Затем она возвращалась в Ньюарк, в том время как я мчался в Массачусетс по 95-ой автостраде.

Эти моменты служили нам отдушиной, после всего давления и цинизма, с которым мы сталкивались на работе.

Я откровенно рассказывал ей о своей работе, о своих сомнениях, своих идеалах, которые практически исчезли, но из-за которых я поступил в университет и выбрал эту профессию.

Когда-то давно я менял подружек каждый месяц и занимался исключительно делами крупных предприятий, которые платили мне астрономические суммы за решение их судебных проблем. Я был богат и узнаваем. У меня были две спортивные машины и квартира. Я работал по шестнадцать часов в день. Внезапно весь этот цирк перестал казать столь важным, как раньше. Часто я стал замечать, что на встречах с клиентом у меня появлялось чувство, словно я участвую в фарсе, у которого не было никакого смысла. Все что имело значение, это вечер, когда я почувствую запах и мягкость ее кожи. Я был восхищен той смесью реализма и утопии, которая была чужда людям моего поколения, выращенным среди цинизма 80-х. Она не отказалась от желания сделать мир и людей лучше, и меня это восхищало.

Мы провели Новый Год на красивой вилле Кейп-Код. В апреле мы ездили на неделю в Париж .

Этот период, когда мы оба жили очень насыщенно. Никогда не изгладится из моей памяти. Вот она в Париже, бегает за голубями перед собором. Вот я помню ее странный термос с горячей водой, который она всегда и везде носила, чтобы заваривать овощной суп быстрого приготовления на работе. Вот она танцует фламенко в парижском ночном клубе. Вот она готовит фуа-гра с сотерном в час ночи в отеле. Вот она смеется на терассе ресторана, в то время как я учу ее есть креветки при помощи ножа и вилки.

У меня нет ни желания, ни сил, чтобы описать наш разрыв, последние сказанные слова, последний раз, когда она посмотрела мне в глаза и отпустила.

Как может быть так, что что-то хорошее есть в вашей жизни, а в следующее момент этого уже нет? Я не думаю, что наивен. Ни в моей профессиональной жизни, ни в личной. На протяжении всей моей жизни я был уверен, что смогу справится с неприятностями. Я уже давно утратил все иллюзии и идеалы, и мало что может на меня сейчас повлиять. К тому же, так как я всегда ожидал худшего, никакая новая неприятность уже не повергала меня в отчаяние.

Я вовсе не ожидал, что разрыв доведет меня до такого состояния. И еще я думал, можно ли говорить о «любовном» разрыве, если мы никогда не спали вместе.

Об этом спросила меня она. По непонятным причинам, она хотела, чтобы наша история была просто сексуальной связью. Я искал возможные причины ее ухода. Сначала я думал, что она хочет проверить глубину моих чувств, потом я думал, что она не была уверена в своих или считала себя старой для меня.

Однажды, в качестве провокации, я назвал наши отношении дружбой. Как я и ожидал, она взбесилась:

– Я тебе не друг. Я тебя люблю.

Я тоже ее любил, и поэтому я принимал все ее условия, надеясь добиться ее доверия. Я был уверен, что эта ситуация не продержится долго. Но в глубине души я осознавал, что я должен уйти, что что-то не так.

На самом деле трудно объяснить, как мы могли не дойти до конца. Я мог сказать, что секс был не главным. Не то, чтобы я не хотел ее, но нас связывало нечто большее, чем просто этот физический процесс.

Когда я понял, что все кончено, я не покидал квартиры три недели. Постоянно звонили с работы, у фирмы было несколько важных текущих дел, и мое присутствие было необходимым. Я отказывался. Мне было необходимо побыть одному.

В одном из ящиков своего стола я нашел небольшой пистолет, который достался мне от дедушки, антиквариат с последней войны. Я зарядил его несколькими пулями и приставил холодное дуло ко рту. Просто чтобы посмотреть, какое впечатление это на меня произведет. Хорошо, что пистолет не использовался столько лет, через дыхание я мог почувствовать горький привкус порошка во рту. Больше я так никогда не делал.

На самом деле я был в двух шагах от выстрела и искал причину, чтобы этого не делать. Вдруг я увидел себя ребенком, с пальцем во рту и голубым бегемотом в руках. Странно, конечно, но одного этого воспоминания хватило, чтобы я отказался от своего замысла. Даже не знаю почему. Возможно, чтобы не разочаровать маму, которая любила своего тридцатичетырехлетнего сына, собирающегося пустить себе пулю в лоб из-за женщины.

Даже сегодня я смутно понимаю причины, которые заставили меня отказаться и не хочу в этом дальше разбираться.

6. Моми

Мы не слышали, как они появились. Несмотря на взрыв кабриолета, все мы недооценивали опасность. Подобное отсутствие здравомыслия объяснялось одним: никто из нас так уж выстраивались наши жизни – не был готов к тому, что произошло. Как и накануне вечером, мы вновь собрались на совет в прохладе церкви, что позволило нам одновременно укрыться от изнурительной жары и защититься от укусов насекомых. Все расслабились: помню, Витторио пошутил, что насекомые сегодня восхитительно похожи на людей, которые тоже покинули намоленные места!

Прежде, вскоре после полудня, мы заперли церковь на ключ, а теперь опять собрались в ней. Почему мы выбрали для этого именно вечернее время? Без сомнения, из-за того, что, несмотря на взорвавшийся автомобиль, ошибочно полагали: здесь, в святилище, мы в безопасности.