Текст книги "Золото Ольта"

Автор книги: Гидеон Эйлат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Куда ты пропал на этот раз? – раздраженно осведомился киммериец.

Мертвые лжестаратели исчезли вместе со своим скарбом и припасами. В каменном зале остались только Конан и Пенат.

– Я все время был здесь, – холодно отозвалась поганка.

– Да неужто? Верно, у меня глаза шалят.

– Не пеняй на зрение, оно спасло тебе жизнь. Ты разглядел насмешливую искорку в глазах слуги Темного Ольта и понял, что он лжет. Я и был той искоркой.

Конан расхохотался.

– Ну и ну! Разве нельзя было просто сказать?

– Напрасно смеешься, человек. Чем ближе мы к Темному Ольту, тем сильнее его страх. Он сражается не только с тобой, но и со мной, хоть я и гораздо слабее его. Всякий раз, когда Ольт подстраивает ловушку, он в первую очередь старается обезвредить меня. Он очень изобретателен, и мне все труднее находить в его паутине лазейки. Советую впредь рассчитывать только на свои силы.

– Это я уже понял. – Конан поднялся на ноги. – Ладно, доходяга пещерный. Веди дальше.

Поганка запрыгала к выходу в коридор.

* * *

Карабкаться приходилось по чуть ли не отвесной скале. Снова исчез дух Подземелья, снова Конан не смог до него докричаться. «Дурной знак, – подумал он. – Темный Ольт подготовил новую пакость, и Пенат, наверное, уже бьется в его силках».

Он чуть ли не физически ощущал, как напрягается чутье – не говоря уж о мускулах и нервах. О том, чтобы взяться за меч, не стоило и мечтать: страшно было даже на миг оторвать пальцы от скалы; будь у Конана хвост, как у обезьяны, он бы, не задумываясь, пустил в ход и его. С превеликим трудом находилась опора для рук и ног; несколько раз он едва не срывался, а падение с такой высоты было чревато переломом ног или даже позвоночника.

«Отличная мишень для лучника или пращника, – подумал вдруг о себе Конан, глянув вниз, на сухое ложе подземного ручья. – Пока я взберусь…» Однако чутье подсказывало: Темный Ольт не прибегнет к столь заурядному способу расправы.

Одно хорошо: каменные сосульки на своде пещеры – сталактиты – излучали слабое сияние. В нем влажно поблескивало широкое темное пятно, которое начиналось в каких-нибудь двух локтях и выглядело весьма подозрительно. Конан охотно миновал бы его, если бы видел другой путь.

Он перенес вес на правую ногу, медленно выпрямил ее в колене. Вот оно, пятно, только руку протяни… Он так и сделал. С превеликой осторожностью коснулся блестящей поверхности пальцем. Не очень приятная на ощупь. Скользкая и холодная, как лягушачья кожа. Но и только.

Добравшись до середины пятна, Конан выяснил, что оно способно говорить.

– Я чувствую твой страх, – сказало пятно.

– А я – твой, – медленно ответил Конан.

– Странное ты создание, – рассудительно проговорила «лягушачья кожа». – Видишь западню и все равно лезешь в нее очертя голову.

Конан промолчал. Он лихорадочно соображал, как быть – спрыгнуть со скалы, рискуя переломать ноги, или упорно ползти вверх в ожидании неминуемой расправы? Знать бы, на что способна эта «лягушачья кожа»… Как назло, Пенат снова куда-то запропастился, а то можно было бы хоть спросить… Киммериец криво улыбнулся, вспомнив совет духа Подземелья рассчитывать только на себя.

– Что заставляет тебя так упорно идти вперед? – спросила «лягушачья кожа». – Любовь к золоту?

«Пожалуй, нет», – решил Конан. От золота он бы, конечно, не отказался, но платить за него жизнью? Это точно не для него.

– Тогда что? – допытывалось пятно, расценившее его молчание, как отрицательный ответ. – Мечтаешь получить ту женщину, Камаситу?

Конан пожал плечами.

– Не знаю даже… Просто хотел посмотреть.

– Просто хотел посмотреть, – передразнила «лягушачья кожа». – Точно дитя неразумное. На что ты надеешься? Что мой повелитель добровольно отдаст все богатства и согласится стать твоим рабом?

«Да, пожалуй, на это рассчитывать не стоит», – подумал Конан.

– А может быть, – вкрадчиво спросила «лягушачья кожа», – ты замыслил убить его?

– Ну что ты, – поспешил успокоить ее Конан, – мне это и в голову не приходило. Ведь ничего плохого он мне не сделал.

– Вот именно, – обвиняюще изрекло блестящее пятно. – Он не сделал тебе ничего плохого. А ты? Явился сюда непрошеным и обрек его на душевные муки. Знаешь, как он будет переживать, когда твоя смерть ляжет на его совесть? Думаешь, он легко переносит гибель незваных гостей?

– Зачем же такие страдания? – спросил Конан. – Отпусти меня, и я уйду восвояси.

– Ты слишком упрям, чтобы уйти восвояси, – сказала «лягушачья кожа». – Ты обманешь меня – попробуешь найти другую, безопасную дорогу. Я не вправе рисковать.

– Ты уже рискуешь, – произнес Конан. – Я силен и ловок. И могу тебя победить.

– Считай, что ты уже мертвец. – Но это почему-то прозвучало с запинкой.

«Пенат, – подумал Конан. – Запинка – это он. Ни на что большее его сил не хватило. Пенат сумел лишь намекнуть, что "лягушачья кожа" вовсе не уверена в победе. Значит, у меня все-таки есть шанс. Но если я ошибся, мне конец!»

Он двинулся вверх, и «лягушачья кожа» отреагировала мгновенно. Конан почувствовал, как все его тело облепила жесткая, непроницаемая для воздуха пленка – что-то вроде рыбьего пузыря, но в сотни раз прочнее. Сквозь нее он видел ореолы вокруг сталактитов. Киммериец почувствовал, что задыхается. Не только легкие – все до единой поры кожи остались без воздуха. Он попробовал было открыть рот, но губы даже не разомкнулись. Просунул между ними язык – тот уперся в пленку.

И она затвердевала!

Сияние сталактитов приобрело рубиновый оттенок. С огромным трудом Конан наклонил голову и увидел свои руки – пленка на них окрашивалась в багровый цвет. «Она сохнет, – подумал он, – и превращается в коросту. В рубиновую скорлупу. Я – внутри драгоценного камня». Киммериец еще мог шевелить руками и ногами. Согнул кисть – рубиновая корка на запястье пошла складками. Но быстро твердела.

Вскоре внутри каменной оболочки перестанет биться человеческое сердце. И Конан навсегда останется в этой пещере – точно диковинный нарост на скале. Если только за ним не явится Темный Ольт и не перенесет в свой «тронный зал». Чтобы бережно положить на груду сокровищ. Или поставить в нишу, как статую, и любоваться им время от времени, хваля себя за хитрость и изобретательность.

Он умирал. В черепе полыхало пламя, легкие корчились в спазмах, конечности дергались внутри драгоценной скорлупы.

«Она… вот-вот… застынет… – складывались воедино кусочки мысли, – и тогда ее можно будет… расколоть».

Расколоть? Чем?

Он опустил правую руку к мечу…

Нет, ему лишь показалось, будто он сделал это: пальцы по-прежнему цепко держались за выступ скалы.

Скорлупа превращала кисть руки в расплывчатое красное пятно. Конан собрал остатки сил, пытаясь оторвать руку от скалы, но пятно оставалось на месте. Он вспомнил, что успел поднять левую руку, и испугался. Если поднять и правую, он обязательно сорвется. И упадет на камни…

Камни! Падение на камни с такой высоты способно расколоть скорлупу!

Еще не додумав до конца эту мысль, он уже силился разогнуть пальцы правой руки. Не тут-то было – рубин вцепился в скалу мертвой хваткой. Тогда киммериец подался грудью вперед, а затем рванулся назад всем телом. Затем еще раз… И полетел вниз.

Боли он не почувствовал.

* * *

– Мы победили! – воскликнул Пенат. На сей раз он явился в образе крота; забавно подергивая головой, зверек словно обнюхивал Конана.

– Видел бы ты, чего мне это стоило, – посетовал киммериец.

– Мне не нужны глаза, чтобы видеть. Ты цел и невредим, просто слегка ушибся.

– Ничего себе слегка!

Конан попробовал шевельнуться и обнаружил, что получается. Может, и впрямь обошлось? Он приподнялся, оперся на локти, согнул ноги в коленях, помотал головой. Бывают же чудеса! Как он и предполагал, осколки драгоценной скорлупы, едва не задушившей его, исчезли. Темный Ольт всегда умело заметал следы своих поражений.

– Ты сказал – победили? Ты имел в виду, Ольта теперь можно не бояться?

– Да, – возбужденно отозвался Пенат. – И в этом твоя заслуга. Каждая твоя удача отнимала у него силы. Золото, Конан! Золото – источник его могущества. Оно отдается тому, кто сильнее любит. И вдобавок не жалует неудачников. Иди скорее, до сокровищницы уже рукой подать. Клянусь, там тебя ждет сюрприз.

Конан сказал, что ему до смерти надоели сюрпризы, но фраза канула в пустоту. Он сразу насторожился – внезапные исчезновения духа Подземелья всякий раз означали скорую встречу с неприятностями.

Но повторное восхождение на крутую скалу обошлось без приключений – там, где в прошлый раз его подстерегала «лягушачья кожа», сейчас был только шероховатый камень. Под самым потолком зала он перебрался в узкий лаз, напоминавший изнутри толстую кишку – вот только стенками той кишки были известковые натеки. Двигаться по этому лазу пришлось на четвереньках. Не оставив за спиной и дюжины локтей, он увидел перед собой сокровищницу Темного Ольта.

– Милофти пфофим, милофти пфофим, – радушно проговорил молодой человек в дорогой, но рваной и грязной белой одежде, царственно расположившийся на груде сокровищ. Словно спохватясь, юноша выковырнул из-за щеки увесистый кошачий глаз и положил рядом с собой на груду золота и драгоценных каменьев, на вершине которой так уютно восседал. – Так это ты – храбрец, который отправился спасать меня и преодолел все ловушки проклятого демона?

– Далион? – Конан не верил собственным глазам.

– А ты – Конан. Пенат все рассказал о тебе. – Заметив, что Конан оглядывается в поисках крота или какой-нибудь иной ипостаси духа Подземелья, Далион пояснил: – Здесь его не ищи. Моя любимая его на дух не переносит, прости за невольный каламбур. Он старается не появляться тут без особой надобности.

– Твоя любимая? – Конан ничего не понимал. – Камасита?

– Камасита? – недоуменно переспросил Далион. А затем всплеснул руками и расхохотался. – Та наивная большеглазая малютка! Нет, Конан, она – часть ненужного прошлого, а я теперь живу настоящим.

– Зато она тебя помнит, – хмуро сказал киммериец. – И ждет.

– Увы… – Далион вздохнул с притворной горечью. – У меня теперь другая жена, и сейчас – наша брачная ночь. – И он ласковым взглядом окинул сокровища.

– Так я что, помешал? – спросил Конан.

– Отчего же? – Далион рассмеялся. – Такая любовь еще слаще на глазах у завистников. – Он указал рукой влево. – Видишь? Он с ума сходит от ревности.

Конан повернул голову и увидел в сталагмитовой клетке Темного Ольта. Бородатый великан осунулся и вообще казался пришибленным. Однако ненавидяще скрежетал зубами и не сводил безумных глаз со своего везучего соперника. Отвечая ему полным злого торжества взглядом, Далион рассмеялся.

– Где же твое самодовольство, глупец? Почему я не слышу сальных шуточек? Помнится, ты вволю посмеялся над моей разлукой с Камаситой, пока мы с тобой не поменялись местами. – Далион перевел взгляд на киммерийца и назидательно произнес: – Золото, Конан, не жалует самонадеянных. Оно капризней любой женщины. Как только у него появляется выбор – жди сюрприза.

– Так значит, – догадался наконец Конан, – оно отвергло Темного Ольта? Предпочло тебя?

– Темного Ольта?! – Далион расхохотался. – Он был никем, пока не проник сюда. Ты только погляди на эту деревенскую рожу! Самый обыкновенный кладоискатель, вдобавок – беглый раб. Он совершил роковую ошибку, не прикончив меня, когда я одолел все его глупые ловушки. Он посадил меня в клетку – чтобы всласть поиздеваться на досуге. Но золото предпочло ему более достойного – вельможу, человека воспитанного, умеющего обращаться с женщинами. И клянусь, оно сделало правильный выбор. Теперь Темным Ольтом буду я! И никто не посмеет сунуть нос в мое Подземелье!

Далион запустил пальцы в груду сокровищ, затем вскинул руки, и драгоценности со звоном посыпались обратно.

– Видишь это сверкающее великолепие, Конан? Теперь это все мое. Никому не отдам. Ты понимаешь намеки, киммериец?

– Понимаю, – хмуро ответил Конан. – Ты меня убьешь, если попробую взять хоть пылинку золота.

– Сокровища, Конан! Тебя убьют сокровища. Они дают мне силу – чтобы я, избранник, защищал их от любых посягательств. Так что будь благоразумен и уходи подобру-поздорову. Надо бы, конечно, тебя убить… просто на всякий случай. Чтобы другим неповадно было сюда спускаться. Но мне от тебя нужна услуга. – Он утопил руку в золоте, достал пергаментный свиток, тщательно отряхнул от сверкающих желтых пылинок и бросил к ногам Конана.

– Отдашь моему отцу. Точно такой же манускрипт почти уничтожил подстреленный нашими лесниками кладоискатель. А тут – весь текст. Уж не знаю, поддался бы я зову Пената, если бы прочитал до конца… Я знаю папашу – выслушав твой рассказ, старый прохвост обязательно захочет спуститься за своей долей. Передай на словах, пусть сначала прочтет свиток и как следует пораскинет мозгами. Ибо золото запросит за себя слишком высокую цену. Если вообще захочет торговаться. – Взгляд юноши затвердел, Далион стиснул в кулаках пригоршни самородков. – И вдобавок ему придется иметь дело со мной.

– Готов разделаться даже с родным отцом, – задумчиво проговорил Конан, подбирая манускрипт и пряча за пазухой. – Он тоже часть ненужного прошлого?

– Да. Ступай, Конан, и… Оглушительный треск не дал ему договорить.

Далион и Конан разом повернули головы к сталагмитовой клетке Темного Ольта. Известняковые колья, каждый толщиной в пядь, крошились под ударами кулаков и ног узника. С ревом бородатый исполин пробивал себе путь к свободе.

– А он не так уж и слаб, – спокойно заметил Конан.

– Это золото вернуло ему силу, – глухо произнес Далион. – А у меня отняло, я чувствую… Но не всю. Любимая предает меня! За что?!

Бородач вырвался на волю, с хохотом воздел руки – в них оказалась тяжелая блестящая секира. Застонав от отчаяния, Далион погрузил руку в золото и выдернул длинный меч. Соперники прыгнули навстречу друг другу, каждый взмахнул оружием, но Конан смотрел не на них, а на груду сокровищ, которая вздрагивала, будто ее душил беззвучный хохот.

Темный Ольт уверенно теснил Далиона, азартно крякая при каждом ударе. Юноша едва успевал парировать его выпады и уклоняться. С изумлением он посмотрел на кисть своей левой руки – отрубленная, она упала на каменный пол и обернулась друзой горного хрусталя; капли крови застывали на лету, превращались в зернышки альмандина. Ударом древка Темный Ольт швырнул Далиона на стену, ножищей прижал к темной скале руку с мечом, а лезвие приставил к горлу юноши.

Все это произошло в считанные мгновения, пока Конан выхватывал из ножен меч. С криком: «Стой!» – он бросился на выручку Далиону, но опоздал. С перерезанным горлом юноша уже сползал по стене. Темный Ольт молниеносно развернулся и выставил секиру перед собой.

– Вот и конец мимолетного романа, – ухмыляясь, сообщил он Конану. – Моя любимая чуть ветрена, как и все красавицы. Она немного устала от мужа и захотела пофлиртовать. Но теперь все пойдет по-старому. А ты, незваный гость, умрешь. Нет причин отпускать тебя живым. Никакие услуги мне от тебя не нужны.

Он медленно занес секиру над головой.

Не дожидаясь удара, Конан бросился вперед и с разбегу двинул головой в живот. Темный Ольт громко охнул и не устоял на ногах; его затылок с треском ударился о стену рядом с пятном Далионовой крови. Однако секира осталась в руке, и он что было сил махнул ею, целя Конану в бок. Но тот уже отпрянул и подхватил с пола меч убитого.

Темный Ольт снова крякнул – на этот раз уже от боли: клинок застрял между ребрами гиганта; Конан уперся ногой ему в живот, но так и не сумел высвободить оружие. Тогда он крутанул над головой собственным мечом, и клок черной бороды, мгновенно вымокший в крови из рассеченного горла, полетел на пол, чтобы обернуться гагатовым ожерельем. Пятясь, Конан отступал от мертвецов, пока не споткнулся и не сел на груду сокровищ. Она вела себя совершенно как живая – пока он сражался, успела подползти ближе, и теперь от краев к верхушке по ней пробегали сверкающие волны, и эти волны тянули Конана наверх. Вскоре он обнаружил, что восседает на груде точь-в-точь, как это делали Темный Ольт и Далион.

Он зачерпнул пригоршню золота. Поднял над головой. Ласковая звонкая струйка потекла с ладони под рукав. Золото признавалось ему в любви.

Оно сделало свой выбор. Окончательно и бесповоротно. Даже погубило ради него, Конана, прежних возлюбленных.

«Но почему? – подумал он. – Разве я люблю его сильнее, чем остальные? – И тут же другая мысль пришла ему в голову; малоприятная: – Все это теперь мое… но только здесь. Теперь Темный Ольт – это я».

– Беги, Конан, – позвал из черного лаза в углу сокровищницы Пенат. – Беги, пока оно торжествует победу. Пока не завладело твоим рассудком.

Конан бросился к лазу, и за его спиной вздыбился желтый вулкан. Самородки и драгоценные камни со свистом рассекали воздух и впивались в стены и свод, высекая искры и кроша известняк; крупный изумруд едва не отсек киммерийцу ухо.

– Оно негодует, как любая отвергнутая женщина, – прошептал сквознячок в соседнем зале, когда Конан спустился по скале и присел на валун перевести дух. – Но ты можешь идти смело. Ловушек больше не будет.

Морщась, Конан прижимал ладонь к окровавленному уху.

– Одного не могу понять, – недоумевал он, – почему золото выбрало меня? Разве я люблю его сильнее, чем Далион или тот бородатый кабан?

– Может быть, в этом-то все и дело. – В голосе подземного ветерка Конану послышался печальный вздох. – Чем трудней достичь цели, тем она желанней. Неразделенная любовь заставляет терять голову.

На это Конану оставалось лишь хмыкнуть. А затем с кривой улыбкой сказать:

– Расскажи кому – не поверит.

* * *

– Не верю! – процедил сквозь зубы Найрам. – Где это видано, чтобы золото оживало и ластилось к мужикам, точно пьяная шадизарская шлюха? Не иначе ты, киммериец, в пещере треснулся о камень башкой, и у тебя воспалились мозги. Или напридумывал всяких глупостей, пока отсиживался где-нибудь невдалеке от выхода и жрал мои лепешки. А когда они кончились, решил вылезти и сказать, что у меня больше нет сына. Не верю!

Конан молча достал из-за пазухи и протянул ему свиток.

– Это тебе от Далиона.

Найрам неохотно протянул руку за пергаментом, а Конан посмотрел на Камаситу. Лицо юной вдовы было искажено ужасом и мукой, с длинных ресниц срывались крупные слезы.

– Не плачь, малютка, – грубовато попытался утешить ее киммериец. – Вряд ли он того стоил.

– Заткнись, браконьер! – рявкнул Найрам, зло глядя в развернутый пергамент. – Что здесь нацарапано? Закорючки какие-то дурацкие!

– Это карта. – Блафем ткнул в свиток мозолистым пальцем. – В точности как та, твоя. Только здесь еще и текст целиком.

– Сам вижу, что целиком, – проворчал Найрам и поглядел на Конана. – На что она мне?

– Далион сказал, чтобы ты прочел. Обязательно прочел, прежде чем в Подземелье соваться.

Найрам угрюмо сдвинул брови.

– С клочком того пергамента Пликферон три дня провозился… Что, опять прикажешь ждать? Да и не узнали мы ничего толком. Темный Ольт какой-то со слугами…

– Нет больше ни Темного Ольта, ни его слуг, – напомнил Конан.

– Ну да, ты же со всеми разобрался. Стало быть, золотишко скучает, ждет не дождется нового хозяина… – Найрам зыркнул на Блафема. – Пойдешь со мной?

Тот отрицательно качнул головой и произнес, обнимая за плечи рыдающую дочь:

– И тебе не советую. Надо дождаться, пока Пликферон расшифрует письмена.

Найрам презрительно скривил губы.

– Главное – карта. Дорога свободна, если верить этому. – Он указал на Конана подбородком. – Ну а коли встречу кого… – Он пожал плечами. – Двум смертям не бывать. Возьму на всякий случай пяток людей с оружием. – Он посмотрел на добрую дюжину слуг во главе со старшим псарем, обступивших Конана. – До моего возвращения держать его под замком и в колодках. И не перекармливать! Если выяснится, что он правду сказал, – отпущу. А коли соврал, быть ему на колу, клянусь милостью Митры.

– Если не возражаешь, – вежливо попросил Блафем, – я все-таки отдам пергамент Пликферону и погощу в твоей усадьбе, пока он его не переведет.

– Как пожелаешь, сват, – равнодушно отозвался Найрам; было видно, что мысли его уже под землей и ему не терпится спуститься за ними следом.

Конану быстро и умело связали руки, затем двое слуг на веревке повели его вниз по склону. Он яростно ругался – веревка была продета между ног, и всякий раз, когда шедший позади слуга отставал хоть на шаг, натягивалась и точно ножом резала в паху. А когда Конан пытался задержаться, чтобы хорошенько лягнуть хохочущего челядинца, второй, передний, изо всех сил дергал за свой конец пут.

– Удачи тебе, Найрам, – хрипло сказал Бла-фем, когда несколько пар крепких рук спускали хозяина, точно куль с мукой, в Подземелье.

Найрам жестом приказал слугам замереть. Над поверхностью земли выступала только его голова. Она повернулась к Камасите. Старик долго рассматривал красавицу, а затем перевел взгляд на ее отца.

– Если Конан не солгал… Если выяснится, что мой сын погиб, я снова пришлю к тебе сватов, Блафем. И мы опять сумеем договориться.

Он исчез во мгле, а Блафем крепче прижал к себе дочь.

– Безумец, – прошептал он.

* * *

В кладовке со скрипом отворилась дверь. По деревянным ступенькам тяжело простучали каблуки. Человек опустился перед Конаном на корточки.

– Пришла моя очередь охранять тебя, – злорадно скалясь, произнес старший псарь. – До самого рассвета мы будем вместе. – Он негромко рассмеялся. – Узнаешь? – Он поднес к лицу Конана палку с ремнем.

Сопротивляться было невозможно. Конан мог только сыпать проклятьями, мотать головой и сжимать в кулаки торчащие из колодок кисти.

Старший псарь повесил палку Конану на шею. Заглянул, ухмыляясь, в глаза. Потом взялся за концы палки и стал поворачивать.

– Ты не посмеешь меня убить, – сказал киммериец. – Хозяина побоишься.

– Нам будет весело всю ночь, – пообещал старший псарь, – а на рассвете я сбегу отсюда. Ты был прав: Найрам – плохой хозяин, не ценит верной службы. Пусть лишний раз об этом подумает, глядя на твой труп.

Конан захрипел от боли. Потом притворился, будто потерял сознание, и попытался цапнуть мучителя зубами за большой палец. Но тот был начеку и отдернул руку.

– Взять! – сказал он, приблизив кулак к носу Конана. – Куси! Куси!

Затем толстяк с хохотом поднялся и отвел ногу, чтобы пнуть Конана в лицо. Тот зажмурился…

Раздался крепкий удар дерева о кость. Конан открыл глаза. Старший псарь без звука рухнул на присыпанный соломой пол. С поленом в руках над ним возвышался Блафем. Полено упало на челядинца, в руке старика появилась связка ключей. Щелкнули замки, свалились колодки.

– Я оглушил всех сторожей, – хмуро сообщил Блафем. – Можешь выбрать любого коня и запастись едой.

– Почему ты меня выручаешь? – поинтересовался Конан, вставая на ноги и припечатывая каблук к носу бесчувственного слуги.

– Дочь попросила, – буркнул старик. – Ведь ты честно пытался спасти ее мужа.

– Найраму это очень не понравится, – заметил Конан. – Стоит ли из-за какого-то бродяги наживать опасного врага?

– Кайрам останется в Подземелье, – сказал старик. – Навсегда.

– Ты прочитал манускрипт? – догадался Конан.

– Да, Пликферон его перевел. Пойдем, у нас мало времени. Скоро кто-нибудь из слуг очнется и поднимет крик.

* * *

– Что же все-таки там написано? – осведомился киммериец, когда усадьба Найрама скрылась в ночной тьме.

Блафем не ответил.

– Пенат – он и есть Темный Ольт? – снова спросил Конан.

Старик опять промолчал. Но его дочь ответила:

– Ты угадал.

– «Неразделенная любовь заставляет терять голову», – задумчиво произнес Конан. – Его слова… Да, он многое мне рассказал. Но и скрыл немало. А кое-что даже перевернул с ног на голову.

– Он обожает свое сокровище, а то платит ему равнодушием, – сказала Камасита. – Чтобы добиться взаимности, он завлекает в Подземелье жадных до золота людей. Каждый мимолетный роман – это подарок любимой. Темный Ольт сам приводит любовников, устраивая им по дороге всевозможные испытания, – чтобы сокровище могло по достоинству оценить их упорство, мужество и находчивость. И сам же ревнует к ним. Терпеливо ждет, пока они ей не наскучат, и тогда с радостью убивает, – опять же изощренно, чтобы угодить капризной возлюбленной. И при этом вожделеет ответного чувства…

– Интересно, почему он не убил тебя? – задался риторическим вопросом Блафем.

– Самому непонятно. – Конан напряг память. – Впрочем, он намекал… Я – недосягаемая цель для его сокровища. То есть моя любовь. А запретный плод всегда слаще. Наверное, он просто испугался, что золото будет любить меня до самой моей смерти. Слишком долгий срок – даже для Темного Ольта. Странно, мне всегда казалось, что я совсем неплохо отношусь к золотишку…

– Но не столь трепетно, как Найрам, – заключил старик. – Или Далион. Жалко, мальчик мне нравился. Я и не подозревал, что он так похож на отца.

– С возрастом это становилось бы все заметнее, – уверенно произнес Конан. – Считай, Камасита, что тебе очень повезло.

Девушка ответила сдавленным рыданием.

– Оставь ее, – буркнул Блафем. – И езжай своей дорогой.

Конан натянул поводья.

– Как скажешь. Прощай, Блафем, и да хранит тебя Митра. Спасибо тебе, Камасита. – Он повернулся в седле и посмотрел назад, на очерченную лунным и звездным сиянием вершину холма. – И тебе спасибо, Темный Ольт. За хороший урок. Жемчуг – болезнь раковин, но не бывает на свете жемчужниц, которые согласились бы излечиться.

Он помахал рукой спутникам и поворотил коня.

WWW.CIMMERIA.RU