Текст книги "Плутовка"
Автор книги: Ги де Кар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
– Ты, конечно…
– Вот твой самый удачный комплимент! Однако открою маленький секрет: я была уверена в моей окончательной победе. И ты об этом никогда не пожалеешь. Теперь моя очередь говорить комплименты – ты рожден для смокинга!
Слегка пригубив вино, она добавила:
– Мне просто хотелось узнать твои мысли, и они меня устраивают. А теперь давай уйдем отсюда – на нас слишком глазеют. Впрочем, этого мы и добивались.
Когда они покинули бар, ни один из находившихся там посетителей не сомневался, что был свидетелем редко встречающегося в реальной жизни чуда – идеальной пары.
В течение всего пути от отеля до театра Жофруа задумчиво молчал, а Эдит наслаждалась этим молчанием, празднуя в душе свой триумф.
Вопреки ее надеждам, он вовсе не был уверен, что так удавшаяся ей имитация Иды поможет ему избавиться от собственных воспоминаний о своем прошлом. Чем больше проходил его шок от сцены в баре, тем настойчивее и явственнее всплывал в памяти другой важный момент его жизни – день, когда он впервые встретил Иду на одном званом ужине.
Он редко ходил на светские приемы, поскольку находил их скучными, но на этот раз ему не удалось отказаться.
– Простите меня, – говорила ему утром по телефону хозяйка дома, устраивающая прием, – что обращаюсь к вам так поздно… Я понимаю, насколько это выглядит неприлично с моей стороны, но без вас будет просто катастрофа. Понимаете, нас получается тринадцать человек за столом, и притом в пятницу! Нам очень не хватает мужчины. Одна из приглашенных – вдова. Впрочем, вы должны были о ней слышать: Ида Килинг. Вам будет интересно с ней познакомиться. Мы с мужем рассчитываем на вас и ждем к девяти часам вечера…
Хотя Жофруа и не испытывал особого желания познакомиться с той, которую весь Париж давно прозвал «веселой вдовой», ему не удалось открутиться.
Никогда еще Жофруа не встречал такой притягательной женщины. Все было прекрасно в удивительно молодо выглядевшей Иде Килинг. Все – начиная от гордой стати и до милой непринужденности. На ней был тогда тот же наряд, что и на Эдит в этот вечер: платье из белой ткани, вышитое бисером, удлиненные перчатки, присобранные на затылке волосы, та же линия губ, тот же золотистый макияж… И когда Жофруа наклонился, чтобы поцеловать ее руку, он почувствовал пьянящий аромат «Ночного полета».
С этого момента столь нежеланный было ужин показался ему самым замечательным из всех, на которых когда-либо приходилось бывать. Весь вечер взгляд его был прикован к мадам Килинг, имя которой – Ида – сладкой мелодией звучало в его сердце. Совершенно безотчетно эта много видавшая в своей жизни женщина стала в первый же миг его мечтой… Теперь он думал только о ней.
Потребовалось долгих четыре года, чтобы он смог наконец понять (в день, когда Эдит точно так же внезапно вошла в его жизнь), что красавица Ида – не единственная, подходящая ему женщина на земле.
…Великолепное представление в «Ла Скала» не смогло его увлечь. Ни самые прекрасные оперные голоса в мире, ни редкостное звучание хора, ни великолепные декораций, ни виртуозная игра оркестра, ни сам зал, казалось, источавший музыку, – ничто в этом трехчасовом действе блеска и роскоши не затронуло его.
Когда занавес опустился, Эдит воскликнула с восторгом:
– Ты мне подарил, быть может, самую чистую радость в моей жизни! Я долгие годы мечтала послушать «Аиду» в этой чарующей обстановке, рядом с любимым мужчиной… Благодарю тебя, любовь моя.
Ему показалось, что он слышит Иду, часто повторявшую:
– Нам надо непременно однажды сходить в миланскую «Ла Скала».
А поскольку она, видимо, догадывалась, что подобная перспектива его вовсе не воодушевляла, всегда добавляла:
– Я хочу развить у тебя чувство прекрасного. Мужчина только тогда полноценен, когда испытывает дрожь перед красотой произведения искусства.
И вот в этот вечер он наконец в театре «Ла Скала», но не с прежней любовницей, стремившейся довершить его образование, а с молодой благодарной женой. Любопытная ситуация.
Выходя из театра, Эдит произнесла:
– Мне хотелось бы продлить этот удивительный вечер. Не пригласишь ли ты меня на ужин?
С трудом оторвавшись от своих мыслей, Жофруа спросил:
– А куда?
– Ну хотя бы в отель – в наш номер. И ни о чем не волнуйся: перед тем как спуститься в бар, я позвонила метрдотелю. Нас будет ждать накрытый столик с бутылкой старого вина и соответствующим освещением. Пойдем же.
Войдя в номер отеля, он испытал чувство продолжения фантасмагорической идиллии, начавшейся в баре с появлением «прекрасной незнакомки». Она была настоящей волшебницей, обладающей даром украшать каждый миг бытия. В атмосфере обволакивающей нежности он вконец забыл Иду и ощущал рядом только Эдит, говорившую ему:
– Во время нашей помолвки ты был изысканно-деликатным. Каждая девушка мечтает об этом. Теперь же мне хотелось бы менее целомудренного ухаживания, а такого, какое позволяют по отношению к девицам легкого поведения… Разве атмосфера этой ночи не располагает к безоглядной влюбленности?
Страсть, более сильная чем когда-либо, заговорила в нем. Женщина, которую он сжимал в своих объятиях, была не просто в его власти, она являлась воплощением самой непредсказуемости и новизны. Он понял – Эдит несла в себе зерно вечного обновления, не позволяющего любви превратиться в рутину.
Внезапно раздался грустный смех Эдит, заставивший его вздрогнуть. Сдавленным голосом она произнесла:
– Жофруа, все настолько прекрасно, что я боюсь, как бы это быстро не закончилось.
И она неожиданно разрыдалась.
Впервые он видел ее в слезах.
– Дорогая, – пылко повторял он, безуспешно пытаясь успокоить ее, – что с тобой? Нет никаких причин волноваться за наше будущее – оно в наших руках. У нас есть все, чтобы быть счастливыми. Мы любим друг друга как никто другой. Конечно, этот день в Милане был утомительным, и твои нервы сдали.
Нежно взяв на руки, он отнес Эдит в комнату и, осторожно опустив на кровать, стал вытирать слезы.
– Ты очень милый, – прошептала она, понемногу успокаиваясь. – Беда всех женщин в том, что ими движет инстинкт. Мы раньше вас чувствуем приближающуюся беду. У меня страшное предчувствие. Оно меня преследует уже несколько дней и особенно неотвязно – с нынешнего утра. Поэтому мне захотелось остаться в Милане и пойти в театр: надо было забыться, окунувшись в мелкие заботы. А теперь весь ужас вновь со мной: представление подходит к концу, скоро упадет занавес, положив конец этому чудесному вечеру… Будет ли у нас возможность пережить подобное еще раз? Как здорово, что этот вечер у нас был!
– Ты с ума сошла, Эдит! Отдохни как следует – и все вновь станет прекрасным. Обещаю тебе, мы никогда больше не пойдем слушать эту оперу! Похоже, музыка Верди наводит на тебя меланхолию.
– Должно быть, ты прав: пусть во всем будет виновата «Аида». Ведь всегда нужен стрелочник. Хотя если голоса и оркестр были удивительно гармоничны, то ведь наши сердца бились не в унисон. Ты на протяжении всего спектакля думал о моей матери, я в этом уверена. Я же…
Он с опаской ждал, что же она сейчас произнесет.
– Ты думал, я полностью захвачена происходившим на сцене? Ошибаешься. Мне даже не требовалось поворачивать голову, чтобы почувствовать в сумраке зала твой взгляд, полный упрека. Ты упрекал меня за внешнюю схожесть с Идой, хотя в этом нет моей вины. Несмотря на это, я оказалась наказанной: весь спектакль меня мучила мысль, что тебя не было рядом, ты был с ней, с твоей бывшей любовницей! Да, мне не стыдно признаться: я тебя страшно ревную к прошлому. С тех пор как я стала твоей женой, я еще больше ненавижу мать.
– Ты не должна говорить подобные вещи, Эдит. Это только причиняет дополнительную боль. Ида перестала существовать для меня с тех пор, как ты вошла в мою жизнь, полностью вытеснив ее. И я знаю: тебе не присуще чувство ненависти. Ты бы никогда не смогла пожелать зла ближнему.
Посмотрев на него недоуменным взглядом, как будто речь шла вовсе не о ней, а о ком-то чужом, Эдит проговорила с вымученной улыбкой:
– Это ужасно – ревность влюбленной женщины. Не правда ли? Обещаю никогда не устраивать сцен, если взамен выбросишь из головы всех существовавших в твоей жизни женщин.
– Отличная сделка! Я люблю тебя…
– А утром мы вернемся в Белладжио. Кажется, нас там не было целую вечность.
Когда они вернулись к обеду в отель «Вилла Сербеллони», портье вручил им телеграмму.
– Ее прислали вчера в восемь часов вечера.
– Как раз когда мы приехали в «Ла Скала», – Эдит взяла еще не распечатанное послание и вертела его в руках, не решаясь вскрыть.
– От кого бы это могло быть? – спросил Жофруа. – Довольно странно: адресовано нам обоим – месье и мадам Дюкесн…
– Возможно, это запоздалое поздравление кого-то из друзей, узнавших о свадьбе?
– Не думаю. Никто не знает, где мы. Открывай скорей!
Она прочитала телеграмму, и черты ее лица исказились.
Жофруа вырвал листок из ее рук.
«Мадам Килинг тяжело больна. Она просит вас обоих незамедлительно к ней приехать.
Администрация отеля «Мирамар», город Биарриц».
– Что это за глупости! – воскликнула Эдит.
– Возможно, это и не глупости, но выглядит странно.
– Ты не допускаешь, что какой-нибудь неумный шутник, узнав все-таки о нашем браке, решил поиздеваться над нами? О твоей связи с моей матерью знали многие, не так ли…
– У нас и не было оснований скрывать эту связь – мы оба были свободными от каких-либо обязательств.
– Я тебя не упрекаю ни в чем, Жофруа. Однако почему вдруг моя мать оказалась в Биаррице? Мне кажется невероятным, чтобы она могла приехать во Францию, не поставив меня в известность. И потом, откуда она могла узнать о нашем браке? Ведь мы так старались все скрыть и от окружающих, и от прессы! Разве что кто-нибудь из твоих свидетелей мог проболтаться.
– Нет! В них можно быть абсолютно уверенными. Но вот твоя горничная…
– Лиз? Она пребывает в полном неведении. Помнишь, ей все хотелось взять отпуск на неделю и съездить к своему брату в Бретань? Я ее отпустила за пять дней до брачной церемонии. Вернувшись, она, естественно, обнаружила мою записку, сообщавшую об отъезде за границу, а также о необходимости сохранять всю корреспонденцию до моего возвращения. Оставив средства на содержание квартиры, я выдала ей также жалованье на три месяца вперед: это означало, что я вернусь не скоро.
– Тем не менее, эта леди не внушает мне доверия: я говорил, что она меня ненавидит. Представь себе, что, несмотря на все меры предосторожности, она узнала по возвращении о нашем браке. Несмотря на демонстративную преданность тебе, ее это, видимо, покоробило. Ида же, внезапно приехав в Париж, заглянула на авеню Монтень. Тут Лиз ей все и доложила.
– Вот мы сейчас это и выясним.
Войдя в номер, Эдит тут же попросила связать ее с Парижем. Вскоре зазвонил телефон.
– Это вы, Лиз? У меня все прекрасно, не беспокойтесь. Поездка изумительная. Я давно собиралась позвонить, чтобы узнать, как идут домашние дела. Кто-нибудь звонил? От кого? Вы ответили, что я за границей и неизвестно, когда вернусь? Очень хорошо… Думаю, через месяц. Собирайте почту. Вы хорошо знаете почерк моей матери? Посмотрите, нет ли писем от нее. Или почтовой открытки из США. Ничего нет? И она не звонила мне? И не приезжала внезапно в Париж? Нет… Если вдруг она объявится или позвонит ненароком, отвечайте то же, что и всем. Спасибо, Лиз. До свидания!
Положив трубку, сказала:
– На авеню Монтень – никаких вестей от Иды.
– Ты уверена, что Лиз не лжет? Она была очень предана твоей матери.
– Какой в этом смысл? У нее прекрасное место. Ида была более требовательной хозяйкой, чем я. Напрасно ты подозреваешь Лиз: это добрая, порядочная женщина.
– Допустим. Но кто тогда раскрыл наш адрес?
– Вполне вероятно, что Ида, так ревниво относящаяся ко мне, наняла частного детектива для слежки за мной в Париже. Она на такое способна.
– Тогда, несомненно, сыщик видел нас входящими в мэрию, а затем, через два часа, в часовню. Это его могло насторожить. Не требовалось особой смекалки, чтобы затем найти в журнале регистрации браков твою новую фамилию.
– И когда Ида узнала, что я стала мадам Дюкесн, то тут же заболела. Видимо, это и есть истинная причина ее нынешнего состояния. Она страдает тем же неизлечимым недугом, вызвавшим вчера нервный срыв у меня, – ревностью. Узнав с помощью своих шпионов правду, она первым же самолетом вылетела в Европу, чтобы разрушить наше счастье. На ее месте я бы поступила точно так же.
– Яблоко от яблони недалеко падает. Впрочем, все это никак не объясняет факт пребывания Иды в Биаррице. Прилетев во Францию, она получает дополнительные сведения от своего информатора – наш адрес в Италии. Допустим. Но он что – шел за нами по пятам до самого Белладжио? Какая-то нелепость.
– Дорогой, мы останавливались в Дижоне и Монтре. Не надо быть опытной ищейкой, дабы вычислить, что наш путь лежит в Италию. Мать, должно быть, обратилась в солидное сыскное агентство, имеющее повсюду осведомителей. Нет ничего проще поручить работнику проверить все приличные отели Милана. «Вилла Сербеллони» возглавляет этот список. Итак, дело проясняется.
– Не совсем. Почему, зная наш адрес, Ида поехала не сюда, а в диаметрально противоположном направлении – на побережье Атлантики?
– В ее планы, видимо, не входила скорая встреча с нами. Не сумев помешать свадьбе, она задалась целью отравить наше существование. Честно говоря, Жофруа, ты меня несколько удивляешь. После трех лет совместной жизни тебе бы следовало лучше знать: Ида способна на все, но она далеко не глупа. Ей несвойственно поступать необдуманно. Все в ее замыслах продумано и просчитано. Вспомни, как умело она скрывала от всех факт моего существования! Для нас она будет становиться все более опасной. Назначение этой телеграммы – под прикрытием псевдоболезни дать понять, что следит за нами…
– Я не верю, что Ида способна на такие вещи. Прожив с ней рядом, могу утверждать: она так же искренна, как и ты. Если кто-то или что-то ей не нравилось, она не стеснялась об этом говорить. Есть ей в чем нас упрекнуть – она все выскажет нам прямо в лицо. По натуре она, как и ты, – борец, не признающий поражений. Скажи честно, если бы ты была на месте матери, разве ты бы симулировала болезнь, чтобы разжалобить свою дочь, ставшую заклятым недругом, выйдя замуж за бывшего любовника? Уверен, ты предпочла бы устроить публичный скандал, пусть даже в ущерб своей репутации, риску выглядеть смешной. Твоей единственной целью было бы попытаться разъединить людей, счастье которых ты не могла переносить…
– В принципе, ты в чем-то прав…
– Думаю, во многом. Ида, как ты сама говорила, слишком умна, чтобы допустить хоть на секунду твое волнение в случае ее болезни. Признайся, ее здоровье тебя не волнует?
– Абсолютно!
– И если, допустим, придет другая телеграмма с вестью о непоправимом, ты не очень будешь печалиться?
Она молчала.
– Твое молчание означает согласие. Возможно, ты даже испытаешь чувство облегчения. «Наконец-то я от нее отделалась, – можешь подумать ты. – Никогда больше она не встанет между Жофруа и мной». Твои кощунственные мысли простительны. Мне бы следовало тебя благодарить за то, что наша любовь для тебя превыше всего! Эта телеграмма была послана не Идой, а администрацией отеля, посчитавшей состояние ее здоровья внушающим опасение. Может быть, даже против воли самой Иды.
– И каким же образом администрация смогла отыскать меня, да к тому же под новой фамилией?
– Этого я пока не знаю. Сейчас необходимо позвонить в Биарриц и выяснить, что же произошло в отеле «Мирамар». Только после этого можно будет принимать решение.
– О каком решении ты говоришь?
– Возможно, придется туда срочно выехать.
– Ты хочешь, чтобы я явилась к постели больной матери в сопровождении молодого супруга – ее бывшего любовника?
– В жизни бывают моменты, когда надо многое простить… Нет никаких доказательств ненависти Иды к нам. Подумай и о том, что ты ее единственный ребенок, а других родственников у нее нет.
– Признайся, тебе хочется ее увидеть.
– Если подобная встреча и произойдет, то окажется для меня еще более Невыносимой. Мне бы не хотелось оказаться в компании с Идой.
– Ты до сих пор ее боишься! Тебе ужасно стыдно перед ней за нашу любовь?
– Напротив, я этим горжусь. Для Иды же я теперь всего лишь муж ее дочери. Хотим мы того или нет, но по закону я – единственный ее родственник мужского пола. Хочу надеяться на твое доверие.
– Я тебе полностью доверяю.
– Сейчас же закажу Биарриц, и ждать, думаю, придется недолго.
– Париж дали через несколько минут.
– Да, но Париж – столица.
Опасения были не напрасными: телефонистка ответила, что ждать придется часа два.
В ожидании звонка они заказали ужин в номер, но так и не смогли даже притронуться к пище. Молча расположившись за маленьким столиком около окна, выходящего на озеро, они, казалось, не замечали друг друга. Тень больной Иды вновь вставала между ними…
Прошло два часа ожидания.
– Позвони телефонистке, – попросила Эдит.
Это были ее первые слова, свидетельствующие о попытке примирения с Идой. Жофруа обрадовался: недопустимо, чтобы такое чувствительное создание, как Эдит, в подобных обстоятельствах продолжало ненавидеть свою мать. Бесстрастный голос телефонистки ответил:
– Я трижды пыталась связаться. Необходимо подождать.
Эдит встала из-за стола.
– Ужасное изобретение – телефон. Выйду на улицу, похожу около отеля. Будет связь – позови меня через окно. Думаю, лучше тебе самому поговорить с Биаррицем.
Жофруа остался один возле безмолвного аппарата.
Через какое-то время, выглянув в окно, он увидел Эдит, стоявшую неподвижно спиной к отелю и всматривавшуюся в даль озера.
Наконец раздался телефонный звонок. Эдит, резко обернувшись, бросилась к входу в отель.
Телефонистка отбарабанила:
– До Биаррица дозвониться невозможно. На юго-западе Франции сильная гроза. Связи нет.
– Когда будет?
– Не раньше завтрашнего утра. Заказ оставить?
– Снимите, – ответил Жофруа, когда Эдит входила в номер. Что-либо объяснять ей не было необходимости. Она сама взяла трубку.
– Алло, мадемуазель, могу ли я послать телеграмму? Да? Хорошо, позвоним через 5 минут.
Пока он наспех сочинял текст, она смотрела, наклонившись над его плечом.
«Администрации отеля “Мирамар”, Биарриц.
Просьба срочно телеграфировать состоянии здоровья мадам Килинг. Ответ оплачен. Благодарим. Семья Дюкесн».
Эдит прочитала телефонистке телеграмму, спросила, как скоро ее передадут. Положила трубку.
– Телеграмма будет часа через три. Ответ можно получить к обеду.
– Тогда мы свободны. Может, ты немного отдохнешь, дорогая?
– Ты прав, я неважно себя чувствую. Задерни на окнах шторы, я прилягу.
Он взял ее руки и почувствовал, как они холодны.
– Может быть, пригласить врача?
– О чем ты, Жофруа? Врач сейчас нужен не мне, а Иде…
– Тогда я побуду с тобой.
– Тебе следовало бы выйти на свежий воздух. Возвращайся часа через два – я уже буду в форме.
Оставив жену отдыхать, он вышел на цыпочках из комнаты, не забыв осторожно задернуть шторы.
Он понимал, что ей надо побыть одной. Уже не первый раз ею овладевало подобное желание – остаться одной в постели при закрытых шторах. Жофруа вначале беспокоил такой перепад в настроении, но, находя ее после этого отдохнувшей и умиротворенной, он успокаивался.
На этот раз он больше думал о больной Иде, нежели о капризах своей молодой супруги. Ему надо было узнать, каким транспортом можно быстрее добраться до Биаррица – на случай, если придет подтверждение, что Ида в плохом состоянии. В справочной ответили, что прямой авиалинии Милан – Биарриц нет. Значит – надо зафрахтовать частный самолет, а это не так просто. Можно использовать рейс Милан – Париж, а затем Париж – Тулуза, но он не ежедневный, да и в Тулузе опять пришлось бы искать частного пилота до Биаррица. Все это было весьма проблематично и, по подсчетам Жофруа, заняло бы, с учетом пересадок, полтора дня.
Когда он вернулся в номер, Эдит по-прежнему лежала с закрытыми глазами. Дыхание ее было ровным и спокойным. Подойдя к кровати, Жофруа заглянул в любимое лицо, едва освещенное проникающим сквозь шторы дневным светом. Чем дольше он всматривался в это лицо, тем более различал на нем выражение огромного внутреннего страдания…
Жофруа был потрясен. Думая, что это ему померещилось, он подошел поближе, но ее нежный голос заставил его остановиться.
– Ты уже вернулся, милый?
– Так, значит, ты не спишь?
– Нет. Мне нравится лежать с закрытыми глазами… и я люблю, когда ты рядом.
Жофруа взял ее руку.
– Эдит, меня беспокоит твое состояние. У тебя жар! И лоб горячий.
– Ты очень внимательный муж. В США за мной некому было ухаживать… Эта усталость – результат нашей поездки в Милан. Было безумием так много успеть за один день. Да еще эта телеграмма… Как ты отдохнул?
– Ты же знаешь: какой отдых, когда тебя нет рядом.
– Помнишь, на прошлой неделе я себя чувствовала так же плохо. Это не случайно, милый. Дело в том, что настал момент, когда тебе следует видеть во мне прежде всего мать, а потом уже любовницу. У нас будет ребенок.
– Дорогая! Для меня это самая желанная новость. Я и так безумно любил тебя, а теперь буду просто боготворить!
– Пока у меня нет полной уверенности. Следовало бы обратиться к гинекологу, но… Но если я не ошиблась, ты не пожалеешь, что женился на мне. Ида никогда не смогла бы подарить тебе ребенка. Впрочем, ее поведение по отношению ко мне свидетельствует, что детей она презирает.
И вновь он испытал горькую досаду, что имя Иды прозвучало в тот момент, когда он был во власти одного из самых сильных чувств, на какие способен мужчина. Можно было подумать, что Эдит испытывала садистское удовольствие, воскрешая в нем воспоминания о ее матери всякий раз, когда он начинал думать, как непомерно их счастье. Произнесенные ею слова были одновременно и злы, и пошлы. Они достигали совершенно обратного результата: сообщение о будущем ребенке вместо радости повергло обоих в тягостное состояние взаимной неловкости. Казалось, материнством Эдит хотела утвердить превосходство своей молодости над бесплодием его бывшей престарелой любовницы. Это было слишком мелочно.
У него не хватило решительности перед лицом такого удивительного откровения корить Эдит, но он счел необходимым выразить свою озабоченность безнадежным одиночеством Иды.
– Кстати, пока ты отдыхала, я выяснил: единственная возможность быстро добраться до твоей матери – автомобиль. Путешествие на самолете потребовало бы многочисленных пересадок.
– Ты все-таки настаиваешь на поездке к ней даже после того, как узнал гораздо более важную новость?
В голосе Эдит слышался сердитый упрек.
– Но, дорогая, в случае крайней необходимости нам придется так поступить. Иначе мы потом изведем себя поздними сожалениями. К тому же мы поделимся с ней нашей радостью, и это, возможно, поможет все уладить… Ведь Ида – живой человек. Может быть, она захочет отдать этому ребенку ту любовь и нежность, которых лишила когда-то тебя.
– Ты просто фантазер, Жофруа! Представить себе Иду любящей бабушкой? Это было бы для нее равноценно самоуничтожению. Она не хотела быть матерью. Она возненавидит нашего ребенка еще больше, чем нас. Ничего ей не надо сообщать. Чтобы она ни о чем не догадалась, я не поеду в Биарриц: вдруг мне станет плохо в ее присутствии и она все поймет? Ты поедешь один, если, конечно, считаешь нормальным оставить меня в такой момент… Тем более что в моем положении подобные поездки противопоказаны. К тому же не вижу пользы от моего присутствия там. Либо моя мать устраивает отвратительную комедию, чтобы испортить нам медовый месяц, либо она действительно больна. И в таком случае, в силу моего собственного положения, я ничем не смогу ей помочь. Если нужно будет предпринять какие-то меры на месте, ты разберешься лучше меня. Ведь Ида никогда не испытывала к тебе неприязни?
– Видимо, нет.
Ответ на их телеграмму пришел перед ужином. Жофруа заметил, как дрожали руки Эдит, когда она распечатывала послание. Текст телеграммы гласил:
«Подтверждаем необходимость приезда семьи.
Состояние мадам Килинг крайне тяжелое».
Подпись была прежней: «Администрация отеля “Мирамар”, Биарриц».
Они долго смотрели друг на друга.
– Ты прав, дорогой. Следует туда поехать. Как ужасно, что мы вынуждены расстаться…
– Но я только туда и обратно!
– Возможно, тебе придется задержаться при ней гораздо дольше, чем ты предполагаешь.
– В таком случае ты присоединишься ко мне, воспользовавшись поездом. Пусть это будет дольше, зато более удобно для тебя. Сядешь в поезд Милан – Бордо, а я приеду встречать тебя. Как ты думаешь, лучше ехать сегодня же вечером или завтра утром? Автомобиль готов.
– Было бы безумием ехать ночью по этим виражам. Выедем вместе утром: я выйду в Милане и остановлюсь в нашем отеле, в том же номере, где мы провели ту великолепную ночь. Я буду думать только о тебе и ждать подтверждения о благополучном приезде в Биарриц… и информации об Иде. До Милана легче дозвониться, чем до Белладжио. В конце концов связь восстановят! В зависимости от твоей информации я либо приеду на поезде, либо благоразумно подожду твоего возвращения в Милане. Мне легче будет ожидать тебя в большом городе, чем здесь, где все так живо напоминает о нашем счастье. В Белладжио мы вернемся вместе. К тому же в Милане у меня будет время сходить к гинекологу.
– Прекрасный план! Хочешь я наведу справки по телефону и запишу тебя сейчас же на прием к врачу?
– Не надо, дорогой. Я это сделаю сама. Самое важное сейчас – пораньше лечь спать и хорошо отдохнуть перед дальней дорогой.
Они покинули отель «Вилла Сербеллони» ранним утром и быстро проехали 65 километров, которые отделяли Белладжио от Милана. Разговаривали мало: обоих угнетала мысль о скором расставании. При въезде в Милан Эдит грустно произнесла:
– Жофруа, дорогой, нам впервые предстоит разлука. Обещаю быть благоразумной, но и ты должен мне в этом помочь: довези меня до отеля и сразу же уезжай, иначе я расплачусь.
– Моя милая Эдит, прошу тебя, не терзайся. Уверен – завтра утром я выеду из Биаррица, и уже вечером мы будем вместе. Тебе надо пережить только ночь. Постарайся лечь спать, как только я пожелаю тебе спокойной ночи по телефону. И не забудь сообщить диагноз гинеколога.
– Как странно… Вчера в этом отеле меня мучило предчувствие угрозы нашему счастью. И я не ошиблась. Вот и отель… Как только ты притормозишь, я быстро выйду, а ты сразу же поезжай. Обещаешь?
– Обещаю.
– Не забудь позвонить вечером!
– Не волнуйся, если я несколько запоздаю со звонком. Надо будет выяснить все о твоей матери.
– Передай, что я не думаю плохо о ней, даже если это и не совсем так… Я буду думать только о тебе! И запрещаю ее целовать!
Автомобиль остановился… Жофруа выполнил все, о чем они условились. Отъезжая, в зеркале заднего вида он увидел Эдит, одиноко стоявшую на тротуаре с поднятой в знак прощания рукой.
Она крикнула:
– Будь осторожен, дорогой!
Но он не услышал: автомобиль уже отъехал довольно далеко.
И только тогда по ее искаженному отчаянием лицу потекли слезы, с таким трудом сдерживаемые ею от самого Белладжио.
Когда водитель уже начал терять всякую надежду достигнуть цели своего путешествия, перед ним внезапно вырисовалась табличка со столь желанным названием – Биарриц.
– Я месье Дюкесн, – нетерпеливо бросил он портье, входя в холл отеля «Мирамар», но тот лишь вежливо ответил:
– Очень приятно, месье. Слушаю вас.
– Вы что, не в курсе телеграммы, присланной мне в Белладжио по поводу мадам Килинг?
– Нет, месье. Спросите об этом администратора.
Но и там он встретил полное неведение.
– Что это значит? – возмущенно воскликнул Жофруа. – Две телеграммы, полученные мной в отеле «Вилла Сербеллони», были подписаны: «Администрация отеля «Мирамар», Биарриц». Не может же в городе быть двух отелей с одним названием!
– На всем побережье только один отель «Мирамар», месье, – ответил администратор.
– Значит, мадам Килинг у вас! Мадам Ида Килинг.
– Сожалею, месье, но этой дамы нет в нашем отеле.
– Вы издеваетесь надо мной?
– Не в наших правилах вести себя так по отношению к клиентам. Минутку, я проверю по старым журналам. Нет… С самого начала сезона у нас мадам Килинг не останавливалась. И на эту фамилию ничего не забронировано на будущее.
Жофруа стоял, открыв рот от изумления.
– Подождите, пожалуйста, я поинтересуюсь у директора.
Жофруа начал сомневаться в реальности происходящего. Он досадовал, что оставил в отеле Белладжио обе полученные им телеграммы. Если бы он предусмотрительно захватил их с собой, было бы легко выяснить, на самом ли деле они были отправлены из отеля «Мирамар». Подпись «Администрация отеля “Мирамар”» вовсе не доказывала, что отправили их именно отсюда.
Директор вежливо подтвердил слова своих подчиненных:
– Мадам Ида Килинг действительно никогда у нас не останавливалась и никто ее здесь не знает.
– Я вам верю, месье директор, но мою-то телеграмму из Белладжио вы получили? Она была отправлена вчера в три часа дня и подписана моей фамилией. Вот мое удостоверение личности. Вы просто не могли ее не получить! Доказательство тому – письменное подтверждение за вашей подписью, полученное четыре часа спустя.
– Уверяю вас, месье Дюкесн, я не отвечал на неполученную мною телеграмму. Здесь какое-то недоразумение.
– Значит, вы утверждаете, что в вашем отеле мадам Килинг не проживает?
– Ну разве что она поселилась под чужой фамилией. Но это почти исключается: мы тщательно проверяем документы всех новых постояльцев. Впрочем, мы можем по вашему настоянию провести повторную сверку удостоверений личности. Не могли бы вы описать внешность мадам Килинг?
– Вот ее фотография… вернее, это ее дочь, но они удивительно похожи.
Жофруа обрадовался, что сохранил в своем бумажнике недавнюю фотографию Эдит; он сам сфотографировал ее на террасе «Виллы Сербеллони».
Передавая изображение из рук в руки, работники отеля отрицательно качали головами: ни одна из клиенток отеля даже отдаленно не походила на эту красивую даму.
– Если желаете, мы обзвоним все основные отели города. Ваша родственница, как я понял, находится в тяжелом состоянии и могла перепутать название своего отеля с нашим.
– Да, конечно, сделайте это, пожалуйста, я оплачу расходы.
– Речь идет о помощи вам, месье, а не о деньгах. Подождите, пожалуйста, в холле, а я дам указание телефонистке. Ждать придется довольно долго, поскольку в нашем городе около сорока отелей.
– Можете ограничиться только самыми фешенебельными – моя теща предпочитает комфорт.
Сидя в холле, он всматривался в каждого входящего и выходящего человека в надежде случайно увидеть Иду. Ему хотелось позвонить в Милан, где находилась Эдит. Однако он решил, что разумнее сделать это после завершения поисков.
