Текст книги "700.000 километров в космосе (полная версия, с илл.)"

Автор книги: Герман Титов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Мы долго беседовали с преподавателем. И вышло так, что по собственной охоте стал я втягиваться в пробежки, с каждым разом увеличивая их дистанции. А это – большое дело, особенно в спорте, когда занимаешься с желанием, когда в этом ощущаешь внутреннюю потребность.

В конце концов мы нашли с преподавателем физкультуры общий язык. Вот и ещё раз на пути встретился хороший человек, сумевший привить любовь ко всем видам спорта. Теперь трудно сказать, какой из них я люблю больше.

Приветливо шумят молодые сосны, окружающие наш спортивный городок. Ветер нет-нет да и пригнёт их тёмно-зелёные кроны, несколько мгновений подержит в полупоклоне, затем отпустит, и красавица сосна стремительно выпрямляет свою голову, а ветер опять налетит и хочет пригнуть её до земли. В такую погоду приятно заниматься в спортгородке. Полюбили мы его, сдружились со снарядами. Футбольное поле, теннисная, волейбольные и баскетбольные площадки, параллельные брусья, перекладины, круговые качели, рейнское колесо, площадки для метания копья, диска, для игры в городки, гантели, штанга – всё к нашим услугам. Только заниматься надо по строгому плану, под контролем врача, под руководством преподавателя. Сначала это не нравилось. Хотелось самому вдоволь позаниматься, ну, скажем, на брусьях или побить мяч в сетку ворот, которые всегда самоотверженно защищал Юрий Гагарин. А преподаватель порой в самый интересный, захватывающий момент вдруг даёт свисток, возвещающий конец игры. Приходится расставаться с мячом, ибо и в спорте надо уметь подчиняться, уметь строить занятия по строгой системе; только тогда от них будет прок.

– Космонавту нужна самая разносторонняя физическая тренировка, – не раз напоминал нам преподаватель.

В спортгородке делалось всё для того, чтобы эта фраза не звучала пустым призывом. То и дело в нём появлялись новые спортивные снаряды. Вот натянули подкидную сетку – батуд. На подобных сетках артисты цирка делают невероятные прыжки, успевают совершать многократные сальто, крутые перевороты. Видел не раз я такие виражи в цирке, и тогда казалось, что ничего сложного нет: туго натянутая сетка батуда сама подкинет, успевай лишь крутиться. На деле получилось иначе. Работа на батуде требует сноровки, умения управлять телом. Попробовал – не получается.

– Начнём с азов, – потребовал преподаватель и показал, как делается обычное сальто. Затем последовал более детальный рассказ о движении рук, о так называемой группировке всего тела, о перемещении центра тяжести при движениях.

Моих друзей, да и меня тоже, увлекали занятия на подкидной сетке. Они научили нас координировать свои движения, что особенно важно для прыжков с парашютом, давали тренировку вестибулярному аппарату, приучали быстро оценивать положение своего тела в пространстве.

Потом бассейн, прыжки с трамплина в воду. Когда поднялись впервые на верхнюю площадку и глянули вниз, показалось страшновато. Но это только первое мгновение: ведь батуд уже приучил нас к высоте. Совершён первый прыжок, познано ещё одно ощущение падения, на этот раз в воду.

Не был забыт и мой любимый велосипед. Для меня доставляет большое удовольствие разогнаться на лёгкой, послушной машине, слиться с ней воедино и, пригнувшись к рулю, разрезать упругий воздух, ощущать его всем телом. Мчишься по асфальтовой глади шоссе, мелькают берёзы и тополя на обочине, проплывают мимо поляны, перелески, овраги, и хочется ещё сильнее и чаще крутить педалями. Воздух становится всё плотнее, кажется, сделай небольшие крылья – и они поднимут тебя вверх…

Зима подарила нам новую радость – хоккей. Играли азартно, с мальчишеским задором. В пылу игры не обходилось и без того, чтобы кому-то не досталось нечаянно клюшкой. Словом, синяки были хорошим доказательством нашего пристрастия к хоккею.

Придирчивые, доскональные проверки состояния здоровья отмечали, что мы стали крепче, сильнее, хотя и до этого не жаловались на недуги. Врачи отмечали, что каждый из нас стал легче переносить всё более возрастающие перегрузки, что наши сердца стали более тренированными, а значит, и более выносливыми. Это было большим успехом.

Но мы не только зубрили уроки, играли в баскетбол, вертелись на центрифуге, но и выкраивали время посещать театры и кино. Нам нравились пьесы о нашем времени, такие, как «Стряпуха» и «Иркутская история», восхищали фильмы режиссёров Александра Довженко, Григория Александрова, Григория Чухрая, нравились образы современников, созданные Сергеем Бондарчуком. В балете мы увидели новое, подлинное чудо – Елену Рябинкину.

Велика сила искусства. Не раз мы слышали такую фразу:

– Солдаты проходят значительно большие расстояния, если их бодрит пришедшаяся по душе музыка.

Космонавты пристрастились к литературе. Читали в основном советскую классику, одни впервые, другие перечитывали заново книги Максима Горького, Дмитрия Фурманова, Леонида Леонова, Константина Федина, Алексея Толстого. Каждая страница этих правдивых книг обогащала нас, учила жить, прививала любовь к людям, природе, к чарующей музыке великого русского языка.

В нашей короткой жизни не было ни свирепых бурь, ни могучих землетрясений, и мы с интересом стояли у океана человеческих страстей, бушевавшего в любимых книгах. Я обожаю исторические романы и не могу не сказать несколько слов о своём любимом писателе. С юности я увлекался творчеством Михаила Александровича Шолохова – поэта и мыслителя, открывающего волнующее таинство жизни, отобразившего целую эпоху в развитии и жизни советского народа. Ни один современный живописец не пользуется такой богатой палитрой красок, как Михаил Шолохов. Ни один композитор не владеет такой сложной и разнообразной гаммой звуков, как он. Герои его – люди сильных страстей, решительных поступков и действий. Все струны человеческой души трогает писатель своей могучей и заботливой рукой.

Не знаю как кого, а меня до слёз волнуют слова Аксиньи: «Милый мой, Гришенька, сколько седых волос-то у тебя в голове… Стареешь, стало быть? Ты же недавно парнем был…»

Можно ли позабыть такую мастерски выписанную картину: «…Ярко полыхала заря. Отражая свет её, вода казалась розовой, и такими же розовыми казались на неподвижной воде большие величественные птицы, повернувшие гордые головы на восход. Заслышав шорох на берегу, они взлетели с зычным трубным кликом, и, когда поднялись выше леса, – в глаза Григорию ударил дивно сияющий, снежный блеск их оперения».

Михаил Шолохов – великий писатель. Из всех писателей, пожалуй, нет ему равного.

Советская действительность полна грандиозных задач, замыслов, свершений. Мы ощущали неудержимый темп жизни, её лихорадочный пульс, её напряжение. Мы ложились спать, горько сожалея, что выключились из работы на эти часы.

Трудно сказать, что главнее и важнее при подготовке к космическому полёту: физическая натренированность или высокий уровень знаний, необходимых космонавту. Во всяком случае, мы считали, что изучение теоретических дисциплин для нас необходимо, как воздух. И больше всего тех, которые непосредственно связаны с конструкцией космического корабля, с его полётом, как, например, аэродинамики, ракетодинамики, астрономии. По этим предметам я внимательно слушал лекции, конспектировал их, как и все другие товарищи, просил преподавателей рекомендовать дополнительную литературу. А вот лекции врачей – терапевтов, психологов и других специалистов космической медицины – сначала у меня не вызвали интереса. Я был глубоко не прав, забыл совет отца, высказанный как-то в письме: «Если хочешь добиться цели, делай и то, что тебе не нравится. На лёгкую удачу не надейся».

Усилия друзей, воздействие преподавателей, совет отца, о котором я вспомнил, заставили меня изменить свою точку зрения и прийти к выводу, что в программе подготовки космонавта нет ни первостепенных, ни третьестепенных задач. Всё одинаково нужно, в том числе и прочное знание основ космической медицины.

Надо сказать, что далеко без особого энтузиазма и я, и некоторые мои товарищи приступили к парашютной подготовке. Кое-какой опыт прыжков с парашютом у нас был: каждый по нескольку раз прыгал либо в училище, либо в полку. Казалось, большего космонавту и не надо. Наш инструктор Николай Константинович, человек большого опыта, заслуженный мастер спорта, воспитавший плеяду рекордсменов-парашютистов, видя наше нерасположение к прыжкам, сказал:

– Раскусите прелести свободного полёта человека в воздухе, будете сами выпрашивать дополнительные прыжки…

Многое рассказал нам Николай Константинович о парашютных прыжках и технике их выполнения, о том, что ныне человек научился управлять свободным падением. Он говорил нам, что руки и ноги парашютистов – это своеобразные аэродинамические рули, умей только пользоваться ими, что беспорядочного падения для умелого парашютиста теперь нет. Многое, рассказанное нам Николаем Константиновичем, было новым и увлекательным. Всю жизнь посвятивший парашютизму, влюблённый в него, он сумел увлечь и нас, внушить, что искусство прыжков требует больших усилий.

При первом же парашютном прыжке довелось выдержать испытание. Покинув самолёт, чуть не попал в штопор. Тело стало беспорядочно вращаться. Неприятное состояние! Вспомнил совет инструктора на этот случай. Надо сжаться в клубок, «сгруппировать» тело. Поджимаю ноги, руки, голову. Потом резко раскидываю руки и ноги в стороны. Воздух с большой силой пытается прижать руки к бёдрам, сжать ноги, чтобы опять взять власть над моим телом и крутить его, крутить до земли. Для борьбы с ним нужна сила, и она у меня есть. Нагрузка выдержана, тело плавно снижается, можно дёргать за вытяжное кольцо парашюта. И вот уже над головой, как цветок, распускается шёлковый купол.

Вечером увидел «боевой листок», выпущенный друзьями. Наши сатирики не удержались и нарисовали меня падающим в штопоре, широко раскинувшим ноги и руки, а внизу под рисунком поставили подпись: «Закрутило…»

Вскоре пришлось прыгать в реку, на воду. Николай Константинович и на этот раз зорко подмечал наши успехи и промахи, щедро делился советами.

Так в непрерывных занятиях бежали дни, недели. Мы познавали новое, сдавали зачёты, держали экзамены, проходили различные испытания.

Жизнь такова, что порой сама подвергает тебя испытаниям, вне всяких программ. Такое случилось и в моей семье. Тяжело, очень тяжело заболел маленький сынишка Игорь. Трудно было видеть его в это время и мне, и Тамаре. Врачи делали всё, что могли, но оказались бессильными. Однажды мне сказали: надежды нет никакой, осторожно подготовьте к этому жену.

Большое человеческое горе постигло нас. Кто переживал подобное, поймёт и меня, и молодую мать, у которой на руках угас грудной ребёнок. Это был очень тяжёлый удар судьбы.

Но хорошо, что товарищи в это время были рядом. Не докучая ненужным сочувствием, они умно и тактично делали всё для того, чтобы помочь нам, отвлечь от горьких мыслей.

В эти тяжёлые для нас с Тамарой дни пришло письмо с Алтая. Мой отец писал Тамаре: «Теперь, дочь, силой обстоятельств развязаны твои руки. Надо или работать, или учиться… Труд – прекрасный лекарь ото всех недугов. Учёба или работа – это борьба, а найдётся ли человек, который скажет, что он не завидует борцу?». Письмо отца подбодрило нас, заставило по-другому посмотреть на нашу дальнейшую жизнь. На своём «семейном совете» с Тамарой мы решили – она пойдёт учиться в медицинское училище.

А подготовка к полёту продолжалась. Напряжённая, деловая, строго размеренная. Всё новые советские искусственные спутники Земли и космические ракеты уходили в межзвёздные высоты. Чувствовалось, что день, когда в кабину космического корабля сядет человек, недалёк. Ведь как ни хороша автоматика, применяемая на искусственных спутниках Земли и космических ракетах, она лишь помощник живого, творческого разума. Выполнить она может только то, что заложено в неё человеком.

Человек создал ракету. Человек создал космический корабль. Человек запустил этот корабль в космическое пространство. Но прежде чем обитаемый космический корабль взлетит, должна быть проведена огромная подготовительная работа. Все мы хорошо помнили ответ, который дал Никита Сергеевич Хрущёв на вопрос американского корреспондента о том, когда Советский Союз «забросит» человека на Луну.

– Вы употребили довольно неудачное выражение «забросить человека», – ответил американцу Н. С. Хрущёв. – Забрасывать человека мы не собираемся, потому что мы высоко ценим человека… Человека в космос мы пошлём тогда, когда будут созданы необходимые технические условия.

Мы, космонавты, были очень тронуты словами Никиты Сергеевича. Мы повседневно ощущали отеческую заботу Центрального Комитета партии и лично товарища Н. С. Хрущёва. Мы знали, что он постоянно интересуется ходом подготовки космонавтов, созданием космических кораблей, их оборудованием. Н. С. Хрущёв в своём ответе американскому корреспонденту упомянул о создании необходимых технических условий для полёта человека.

Наши учёные много и плодотворно работали над тем, чтобы создать эти условия, проверить их в полётах, посылая в космос животных, оборудуя искусственные спутники Земли надёжно действующей аппаратурой. Шаг за шагом советская наука подходила к свершению прорыва человека во Вселенную. Прокладывалась дорога неслыханному взлёту знаний, проникновению в глубокие тайны природы.

…Обо всём этом я думал в те дни, тренируясь в пустынной тишине сурдокамеры.

На орбите Юрий Гагарин

Подготовка к первому полёту человека в космос подходила к концу. По всему было видно, что день, когда кто-то из нас займёт место в кабине космического корабля, был уже недалёк. И вот когда закончился важный этап специальной предварительной подготовки, нас, космонавтов, собрал политработник Николай Фёдорович. Каждый человек для него был открытой книгой. Речь зашла о том, готовы ли мы выполнить сложное и ответственное задание.

– Помните, в космос должен лететь человек с высокими моральными качествами, кристально чистый человек, – сказал он.

Его вера в наши способности подбодрила нас.

Этот разговор заставил о многом подумать. «Не подошла ли пора подать заявление с просьбой о приёме в кандидаты партии?» – мелькнула у меня мысль. С этой мыслью я и явился домой. Тамара, как всегда, встретила меня улыбкой.

– Что-то ты сегодня больно серьёзный, Гера! – произнесла она.

Я рассказал о беседе с политработником, о своих мыслях.

– Чего доброго, устарею, – пошутил я, – завтра же посоветуюсь с секретарём партийной организации.

Секретарь партбюро Григорий Федулович встретил меня приветливо, внимательно выслушал.

– Правильно, Герман Степанович, – одобрил он мои мысли. – Охотно дам вам рекомендацию, а в другой, надеюсь, не откажет комсомольская организация.

Так оно и было. Комсомольцы живо поддержали меня, а третью рекомендацию для вступления в кандидаты КПСС написал коммунист Евгений Анатольевич – опытный врач, наш наставник.

«Прошу первичную партийную организацию принять меня кандидатом в члены Коммунистической партии Советского Союза. Хочу быть членом нашей славной партии и идти на выполнение задания коммунистом…» – писал я в своём заявлении. Коммунисты не отказали в моей просьбе, я стал кандидатом в члены КПСС.

Между тем шли последние дни перед первым полётом человека в космос. Решался вопрос, кому выпадет эта великая честь. Многие из нас были хорошо подготовлены к полёту, и, естественно, каждый горел желанием взлететь в космос. Но все мы горячо поддержали кандидатуру Юрия Гагарина, которую выдвинуло командование. Этот замечательный человек, кристально честный коммунист пользовался у нас, космонавтов, заслуженным уважением. Я люблю людей с характером. Меня назначили запасным, дублирующим лётчиком, и я был несказанно рад оказанным мне доверием, был готов в любую минуту, если бы это только потребовалось, заменить моего друга.

Мы оба чувствовали себя уверенно. Правда, полёт в космос, несомненно, был связан с известным риском, в нём было много нового, необычного, неизведанного. Но вместе с тем мы хорошо знали, как тщательно готовился в нашей стране первый в мире полёт человека в космическое пространство, какие большие и многогранные научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы проводились в этой области. Достижения Советского Союза в создании искусственных спутников Земли больших размеров, успешное проведение испытаний мощной ракеты-носителя, способной вывести на орбиту спутник весом в несколько тонн, позволяли приступить к постройке и испытаниям космического корабля, приспособленного для длительного полёта человека.

Этот корабль назвали «Востоком». Учёными были приняты все меры для исключения какой-либо случайности и полной гарантии безопасности его полёта. Пилот-космонавт одевался в защитный скафандр, сохранявший ему жизнь даже в том случае, если бы кабина корабля вдруг утратила свою герметичность. В течение месяца, предшествовавшего первому в мире полёту человека в космос, были произведены два контрольных запуска космических кораблей-спутников. В их кабинах вместо пилота находились манекен и животные – собаки Чернушка и Звёздочка.

К. Э. Циолковский однажды сказал: «Сначала неизбежно идут: мысль, фантазия, сказка. За ними шествует научный расчёт. И уже в конце концов исполнение венчает мысль». Мы были свидетелями исполнения самой смелой творческой мысли. Полёт Юрия Гагарина был осуществлён лишь тогда, когда учёные получили полную уверенность в том, что космонавт, совершив полёт вокруг планеты, благополучно, живым и здоровым вернётся на Землю.

Перед отъездом на космодром у нас состоялось партийное собрание с повесткой дня: «Как я готов выполнить приказ Родины». Космонавты давали клятву Родине, Коммунистической партии, Советскому правительству с честью выполнить задание.

Внимательно выслушали мы выступление Юрия Гагарина.

– На выполнение предстоящего полёта в космос, – сказал он, – пойду с чистой душой и большим желанием выполнить это задание, как положено коммунисту. Я присоединяюсь к многочисленным коллективам учёных и рабочих, создавших космический корабль и посвятивших его XXII съезду КПСС.

Затем слово предоставили мне.

– Знаю, – сказал я, – что в космическом полёте могут принять участие многие из нас. Но если партия и правительство доверят совершить его мне, не пожалею сил, приложу все знания и умение, чтобы выполнить это почётное задание во имя процветания нашей Родины.

Собрание закончилось. Взволнованные, с большим душевным подъёмом возвращались мы домой. И вот наступил долгожданный день отъезда на далёкий космодром Байконур. Естественно, наши близкие волновались. Мы пытались отшучиваться. Но расставание не обходится без грусти.

– Всё будет хорошо, Гера, – сказала мне Тамара.

И вот мы на космодроме, маленьком обжитом островке в бескрайнем степном океане. Наступило ясное утро среды, 12 апреля. Казалось, сама природа старалась создать все условия для успешного полёта. Автобус быстро доставил нас к подножию гигантской ракеты, как бы вырастающей из стройных железных ферм. Наступили последние минуты перед стартом. Юрий Гагарин тепло попрощался с провожающими его членами Государственной комиссии, с Главным Конструктором, с Теоретиком Космонавтики и другими учёными, с товарищами-космонавтами. Одетые в одинаковые скафандры, мы с ним обнялись и, как говорили друзья, «чокнулись» гермошлемами.

– Дорогие друзья, близкие и незнакомые, соотечественники, люди всех стран и континентов! – сказал Юрий Гагарин. – Через несколько минут могучий космический корабль унесёт меня в далёкие просторы Вселенной. Что можно сказать вам в эти последние минуты перед стартом? Вся моя жизнь кажется мне сейчас одним прекрасным мгновением…

Я смотрел на хорошо знакомое лицо друга. Его слова звучали как клятва:

– Всё, что прожито, что сделано прежде, было прожито и сделано ради этой минуты.

Я не улетал в космос, я был запасным лётчиком-космонавтом – Космонавтом Два, как однажды назвали меня журналисты. Но мне казалось, что слова друга исходили из самых глубин и моего сердца. Гагарин говорил о своей ответственности перед советским народом, перед всем человечеством, перед его настоящим и будущим.

– И если тем не менее я решаюсь на этот полёт, – продолжал Юрий, и в глазах его заплясали огоньки, – то только потому, что я коммунист, что имею за спиной образцы беспримерного героизма моих соотечественников – советских людей.

Закончив выступление, Юрий провёл ладонью по лбу и поднялся на лифте на площадку, расположенную у входа в кабину «Востока». Он поднял руки в красных перчатках и ещё раз попрощался:

– До скорой встречи!

Люк кабины корабля наглухо захлопнулся за ним. Мы все, словно завороженные, ещё несколько минут стояли у стартовой площадки, пытаясь осмыслить то, что происходило. Голова шла кругом от всего, что я увидел и услышал.

Я размышлял о товарищах. Они всегда готовы учиться у всякого, кто мог их чему-нибудь научить. Я был рад тому, что мог назвать их своими друзьями. Я представил себе Гагарина в космическом кресле. «Что думает он сейчас, в считанные минуты, оставшиеся до полёта?» – И смутная тревога за жизнь товарища закрадывалась мне в душу. Вскоре космонавт доложил:

– Самочувствие хорошее. К старту готов!

Только после этого доклада я пошёл раздеваться. Быстро снял скафандр, гермошлем и комбинезон и надел обычную, «земную» одежду. Вот уже объявлена получасовая готовность к старту «Востока». Мы все, оставшиеся на земле, волнуемся, пожалуй, больше, чем Юрий. Врачи, следящие за самочувствием Гагарина, были довольны: пульс – 64, дыхание – 24. На экране телевизионного устройства было хорошо видно сосредоточенное лицо Юрия. Его бодрость радовала всех. На вопросы врачей ответил по радио:

– Сердце бьётся нормально. Чувствую себя хорошо.

Вскоре послышалась команда:

– Подъём!

Ракета медленно оторвалась от земли и, набирая скорость, устремилась ввысь. Словно буря пронеслась надо мной и всколыхнула всё моё существо.

– Счастливого пути, Юра!

Меня нередко спрашивают, какие чувства я испытывал, когда улетал Гагарин? Вероятно, хотят услышать, как я переживал и волновался. Скажу прямо, что в момент непосредственной подготовки ракеты к старту я был больше увлечён технической стороной дела, следил за прохождением команд, докладами космонавта с деловой, профессиональной точки зрения. Для волнений времени почти не оставалось.

Когда ракета, стремительно взвившись вверх, скрылась из глаз, на старте стало пусто. Не успел стихнуть гул ракетных двигателей, как Николай Петрович Каманин сказал мне:

– Поедем к самолёту. Сейчас полетим в район приземления.

Вместе со всеми советскими людьми мы восторженно приветствовали первый полёт человека в космос. «Сказать только, – думалось мне, – наш Юрка – и вдруг на орбите!» Но в то же время полёт Юрия Гагарина нас, космонавтов, интересовал и с другой, деловой точки зрения. То, что он выполнял сейчас, находясь в кабине «Востока», мы много раз проигрывали во время тренировок. Слушая его сообщения по радио, мы невольно сопоставляли наши предположения с тем, что сейчас фактически происходило в полёте. Поэтому в сообщениях Юрия Гагарина мы улавливали именно тот смысл, который был понятен только тем, кто непосредственно готовился к подобному полёту, тем, кто заботливо готовил нас к нему.

Через несколько десятков секунд после старта Гагарин передал по радио:

– Продолжаю полёт. Растут перегрузки. Всё хорошо…

Услышав эти слова, я почти физически почувствовал всё то, что испытывал Гагарин в этот момент. Я понимал, что значат для него эти десятки секунд, чем именно характерен данный этап полёта. Мы прислушивались к голосу Гагарина, следили, как изменяется его звучание с подъёмом ракеты на б ольшую высоту. Подошло время, когда ракета должна была уже пройти плотные слои атмосферы и с неё должен был автоматически сброситься головной обтекатель. Мы с интересом следили, сработает ли автоматика. И когда Гагарин передал: «Самочувствие отличное. Вижу Землю, лес, облака», – я понял, что автоматика сработала, а по интонации Юриного голоса определил: самочувствие его действительно хорошее.

После выработки топлива одна за другой отделялись ступени ракеты. Уже находясь в самолёте, поднявшемся в воздух, мы услышали новое сообщение с борта «Востока»:

– Произошло разделение с ракетой-носителем…

Это означало, что космический корабль вышел на орбиту и в его кабине наступило состояние невесомости. Как она переносится космонавтом? Вот главный вопрос, который интересовал меня тогда.

Я много читал о невесомости, старался представить себе это состояние. Но ведь его никто из людей по-настоящему ещё не испытывал. Правда, лётчикам в какой-то мере оно известно, так как в полёте на реактивных машинах бывают моменты, в какой-то мере близкие к нему. Во время тренировок мы также в течение очень короткого времени испытывали это состояние. Не терпелось узнать, таково ли будет ощущение невесомости в космическом пространстве, влияет ли оно на жизнедеятельность, работоспособность человека. Когда я вновь услышал бодрый голос Гагарина: «Полёт проходит нормально, чувствую себя хорошо. Бортовая аппаратура работает исправно», – то понял: состояние невесомости не мешает его действиям.

Тренировка «на невесомость».

Другая, весьма важная проблема, которая нас интересовала во время полёта Юрия Гагарина, – это работа автоматики. Полётом космической ракеты, работой всех её сложных механизмов управляли автоматические системы. Они направляли ракету по заданной траектории, управляли двигателями, сбрасывали отработанные ступени, в заданной точке переводили корабль на снижение. Автоматика поддерживала в кабине корабля условия, необходимые для нормальной жизнедеятельности человека. Мы с удовлетворением отметили, что все автоматические системы действуют безотказно.

Но впереди был заключительный и, может быть, самый важный этап полёта – снижение и посадка. Нам, лётчикам, известно, что и на самолёте посадка – это, пожалуй, самый сложный этап полёта. А у космического корабля нет крыльев, которые смогли бы поддерживать его в атмосфере. Он врывается в неё с огромной скоростью, от трения на внешней теплозащитной оболочке корабля температура поднимается до огромных величин. Всё ли сработало нормально? Конечно, система торможения и посадки неоднократно проверялась при полёте космических кораблей с животными. Но всё же я испытывал тревогу: вдруг возникнут какие-нибудь непредвиденные обстоятельства? Справится ли космонавт, если придётся опускаться на Землю с помощью ручного управления кораблём? В сознании промелькнули картины совместных тренировок, уверенные, отработанные до автоматизма действия Юрия Гагарина, и все сомнения исчезли. «Всё будет хорошо», – думал я.

И действительно, не успели мы обсудить последние сообщения из космоса, как наступили минуты приземления «Востока». И вот уже радио передаёт Юрин доклад: «Прошу доложить Партии и Правительству и лично Никите Сергеевичу Хрущёву, что приземление прошло нормально, чувствую себя хорошо, травм и ушибов не имею».

Всех нас охватил небывалый радостный подъём. Только в эти минуты, услышав имя товарища Хрущёва, я осознал всю грандиозность свершившегося исторического события – первого в мире полёта человека в космос, в котором он за 108 минут облетел всю нашу планету и благополучно приземлился на родной советской земле, именно там, где это и было предусмотрено.

Когда мы прилетели в район приземления, мне хотелось увидеть друга, сердечно обнять его, услышать о том, что он переживал в полёте, как проходил этот беспримерный рейс вокруг Земли. Я увидел Юру в плотном окружении. Вокруг него стояли учёные, генералы. Подойти к нему, казалось, не было никакой возможности. И всё же я осторожно стал протискиваться вперёд. На меня бросали негодующие взгляды, кто-то вслух выражал недовольство. Но я настойчиво продвигался всё ближе и ближе. Юра заметил меня и, расталкивая всех, бросился навстречу. Мы крепко обнялись, долго тискали друг друга в объятиях, не чувствуя, что обмениваемся крепкими тумаками.

После того как Юрий Гагарин немного отдохнул, мы вечером бродили с ним по берегу Волги, любовались пейзажем могучей русской реки, шутили, говорили о будущем. Юрий, устремив взгляд к безоблачному небу, задумался.

– Ты о чём? – спросил я и сам же шутя ответил: – Наверно, мечтаешь, как наши друзья вот так будут бродить по берегу какого-нибудь марсианского канала и так же любоваться закатом солнца?

– А это время, – серьёзно ответил он,– не так уж и далеко…

Да, оно недалеко, это время первых полётов к другим планетам, и с каждым днём становится всё ближе и ближе. Ещё весь мир продолжал восхищаться подвигом советского народа, осуществившего первый полёт человека в космос, а мы, космонавты, уже продолжали наши будничные дела по подготовке к новым полётам. Мы тщательно изучали опыт Юрия Гагарина, давший возможность сделать новый шаг на пути освоения космоса, детально анализировали его действия, делали для себя нужные выводы. С учётом первого полёта человека в космос продолжались и наши многочисленные тренировки.

Вскоре после торжественной всенародной встречи Юрия Гагарина в Москве, на которой Никита Сергеевич Хрущёв сказал, что этот бессмертный подвиг, выдающееся свершение будет жить в веках как величайшее достижение человечества, радио принесло радостную весть. Президиум Верховного Совета СССР за успехи в развитии советской ракетной техники, советской космонавтики наградил второй золотой медалью «Серп и Молот» семь видных учёных и конструкторов, присвоил звание Героя Социалистического Труда 95 ведущим конструкторам, руководящим работникам, учёным и рабочим. Ордена и медали получили 6910 рабочих, конструкторов, учёных, руководящих инженерно-технических работников.

С особой радостью мы узнали о том, что, отмечая выдающиеся заслуги Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР Н. С. Хрущёва в руководстве по созданию и развитию ракетной промышленности, науки и техники и успешном осуществлении первого в мире космического полёта советского человека на корабле-спутнике «Восток», открывшего новую эру в освоении космоса, Президиум Верховного Совета СССР своим Указом наградил Никиту Сергеевича Хрущёва орденом Ленина и третьей золотой медалью «Серп и Молот». Мы, космонавты, повседневно чувствуем огромную заботу Н. С. Хрущёва по освоению космоса. Он направляет развитие отечественной космической науки и техники, выдвигает смелые предложения, поддерживает творческие дерзания учёных и конструкторов. Юрий Гагарин в своих записках «Дорога в космос» сказал, что Никита Сергеевич Хрущёв является первооткрывателем космической эры. И мы все, космонавты, единодушно присоединяемся к этой мысли.