Текст книги "Всего понемногу"
Автор книги: Герман Кричевский
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Герман Кричевский
Всего понемногу
© Г. Е. Кричевский, текст, 2021
© Де'Либри, издание, оформление, 2021
* * *
История одного человека, как картина эпохи
Книга избранной прозы известного российского учёного, одного из основоположников «зелёной технологии», доктора технических наук, профессора Германа Кричевского, мне особенно близка. Нас многое объединяет.
Мы с ним практически ровесники, прожившие долгую жизнь, детство которых обожжено войной.
Мы с ним оба евреи, родившиеся и выросшие в России, и неразрывно связанные со своей Родиной сердцем, языком, культурой и образом мыслей.
Мы с ним оба всю жизнь пытаемся сочетать свою науку с занятиями литературой, что не так уж просто.
Книга «Всего понемногу» состоит из трёх частей, – мемуаров, публицистики и рассказов, которые свидетельствуют, что Герман Кричевский, безусловно, одарённый писатель. В воспоминаниях и рассказах он смог представить свою биографию как яркую картину страны и эпохи, от ушедших в прошлое довоенных лет, до нашего неспокойного времени. Обращает на себя внимание откровенная интонация его изложения, вызывающая доверие к автору.
Особого интереса заслуживают публицистика, фэнтези, а также авторские философские тексты в других разделах, – раздумия учёного с мировым именем, о судьбах нашей страны и всего человечества.
Книга написана хорошим литературным языком и читается на одном дыхании. Она, безусловно, понравится читателям и вызовет широкую общественную реакцию.
Александр Городницкий
Доктор геолого-минералогических наук профессор
Заслуженный деятель науки Российской Федерации
Заслуженный деятель искусств Российской Федерации
24.11.2021
Предисловие автора
Вот и эта книга (правильнее сборник) – реализация этой максимы. Мне хотелось показать своим близким, что я не скучный химик-алхимик, что учебники, монографии и другая специальная литература, которая живет очень недолго и устаревает по мере технического прогресса – не единственный мой интерес.
Есть еще память о близких, наблюдения о жизни в разных, не обязательно серьезных жанрах, отдельные, неизвестные даже близким фрагменты жизни.
Почитайте, может, найдете близкое и для Вас.
Старался писать откровенно о том, о чем можно писать. А о чем написал откровенно, но не подходящее для публичности, в этот сборник не поместил. Пусть пока будет при мне.
Меня недавно моя младшая дочь Саша, сидя у нас не кухне в присутствии ее мужа Игоря и моей жены Наташи, спросила – какая моя цель жизни. Я постарался сформулировать. Мне кажется не очень убедительно, хотя я об этом давно думаю.
В моем возрасте следует подумать о том, что о тебе останется в памяти близких. Цинично можно сказать какой неформальный, а реальный устный некролог о тебе сочинят. Конечно в любом случае память о человеке не может быть объективной по определению.
Но мне хотелось бы, чтобы чашечка весов со знаком плюс перевешивала, хотя бы ненамного, другую чашечку. Вот и последние примерно 10 лет стараюсь добавлять песчинки, дробинки на позитивную чашечку. Это очень трудно. Гораздо легче никуда не добавлять, но это значит все же подбрасывать на негативную чашечку. Из этого не следует, что раньше чашечки не наполнялись; они наполнялись сами собой, просто я об этом задумывался, но не особенно. Ну вот, пожалуй, и все мои дорогие.
Предисловие к юбилейному изданию
Слово «предисловие» звучит и значит почти так же, как слово «предыстория», – оно о том, что было тогда, когда история еще не началась, и главные слова еще не сказаны. Да, они впереди, они на следующей странице.
Сейчас вы начинаете читать книжку, из которой вам предстоит ближе и по-новому познакомиться с Германом Евсеевичем Кричевским. В ней наш любимый профессор, число научных книг которого перевалило за цифру 25, собрал совсем иного рода тексты, которые, при желании все систематизировать, можно было бы поделить на три условных класса: публицистические, эссеистические и то, для чего больше всего подойдет английское слово фикшн. С публицистикой Германа Кричевского ближе всего знакомы читатели «Независимой газеты», где статьи автора регулярно публиковались, чаще всего по больным вопросам современной системы высшего образования в России. В этом публицистическом жанре автор выступает довольно давно, и свойственный его натуре полемизм находит резонанс на одной из наиболее прогрессивных общественных площадок страны.
Что касается второго разряда текстов, то тут читателя, знакомого с автором в его научном и гражданском амплуа, – ждет главный сюрприз. Профессор Кричевский спустился с кафедры, снял мантию, стер со лба пот, а с доски химические формулы, отложил на время просветительские задачи и гражданскую позицию и зазвучал камерно, – так, как звучит обычно голос человека, рассказывающего о своем детстве и давно ушедших временах, окутанных для него теплыми воспоминаниями. А поскольку все мы когда-то были детьми, и только потом уже стали кто химиками, а кто лириками, и эта часть у нас у всех общая, – воспоминания автора о его детстве и родителях дают нам возможность узнать ближе не только его, автора, но и самих себя, за что ему отдельное спасибо.
И наконец, фикшн, то есть художественная проза, еще точнее, рассказ и фельетон. В этом жанре более всего нашло отражение всеми нами так любимое чувство юмора автора, его ироническое отношение к миру и к самому себе. Смешно до слез, – у главной героини слезы льются по смеющемуся лицу черными от потекшей туши потоками.
В многогранном творчестве Г. Е. Кричевского есть место и еще одному жанру. Я имею в виду его талантливое отцовство: ведь он дал жизнь трем дочерям, одна из которых и пишет это предисловие.
Поскольку в амплуа эссеиста и прозаика автор книги еще очень молод, я желаю ему творческих фикшн успехов во всех жанрах и стилях, как уже опробованных, так и еще неизведанных. А пользуясь удачно подвернувшейся площадкой, прошу автора от себя лично и надеюсь, что к моей просьбе примкнут многие, – не бросать остро заточенной самописки, радоваться самому и радовать нас, читателей, новыми и очень разными текстами.
Дочь Юлия
От автора
К своему 80-летию я собрал свои воспоминания, рассказы, повести и публицистику в книгу под названием «Восемьдесят лет в строю, но не в струю». Прошло еще восемь лет. Спасибо. В этом возрасте это очень много. Я еще живой. Накопилось много рассказов и публицистики на целую книгу. Вот ее вы и держите в руках.
Мои тексты следует рассматривать как способ отвлечения меня и вас от серьезной работы и сильно непростой жизни. Для меня это такой вид графомании, за которую прошу заранее читателей меня извинить. Вы сами виноваты. Пишите, что вам нравится, и тем самым провоцируете меня продолжать писать буковки, складывать их во фразы и тексты.
В своих текстах, очень простых, я ничего не выдумываю. Эти все события происходили со мной или на моих глазах. И я всегда старался даже в самых мрачных обстоятельствах видеть светлые, забавные, смешные моменты. Я учил и студентов в технологиях (я ведь технолог) и в жизни «дефект превращать в эффект». Это очень увлекательно.
Пожалуйста, почитайте, посмеетесь над автором, почувствуете время, в котором он жил, любил, трудился, не жалея себя и других. В общем, смейтесь, господа, и над собой тоже. Мы все бываем смешными, особенно со стороны.
Кроме рассказов в книгу включены разделы «Личное», «Фэнтези» и «Публицистика».
Книгу начинают воспоминания автора-мальчика о войне.
Предисловие (к избранному)
Мне пошел 90-й год. К этому времени вышли две мои книжки, в которых я разместил свои рассказы, воспоминания о близких, две штуки фантазий и публицистику. Первая книга вышла в 2012 г., к моему восьмидесятилетию. От этой книги осталось буквально 2–3 экземпляра. Вторая книга вышла в 2020 г. В неё вошло много новых рассказов, одно фэнтези и новая публицистика. И этой второй книги осталось всего несколько экземпляров. Возникает неловкость, когда просят подарить эти книги. Не отдашь последние. Поэтому я решил, что если доживу до 90, то издам избранное из двух книг. Для этого сам отберу то, что интересно мне и, может быть, другим. Расположу тексты в логической связи. Конечно, главная связь между ними – это общий автор, его характер, жизненный опыт, миропонимание и мироощущение, гражданская позиция. Сейчас я нахожусь на этапе, когда все отобрал, все лишнее отбросил. Вообще, подготовил все для издания. Посмотрим, Вы и я, что из этого получилось.
Война
Война глазами мальчика-подростка
Ах, война, что ж ты сделала, подлая.
Булат Окуджава
Мне уже восемьдесят восьмой год, я по мировоззрению пацифист. Для человека, пережившего войну в любом сознательном возрасте, это нормальная реакция, реакция на все ужасы войны. Я признаю только освободительные войны, когда они приходят в твою страну, в твой дом. Я не признаю никакие захватнические войны, какими бы красивыми мотивами они не прикрывались.
Для меня, мальчика восьми с половиной лет, война началась на площади Ногина утром 22 июня 1941 года, куда мы со старшим меня на шесть лет братом приехали на трамвае с Чистых прудов. Там был наш дом, который очень скоро мы были вынуждены покинуть на четыре года. Отец, уже немолодой человек для войны (сорок пять лет), отправился на фронт, а мы с мамой и братом – в эвакуацию. Началась наша трехлетняя одиссея по всему СССР и многим городам и весям. Сначала навстречу немцам, а затем в самую глубь страны.
Эвакуация была, мягко говоря, странная. За эти три года я попадал под бомбежки, отставал от товарного поезда, видел множество трупов мирных советских граждан, советских и немецких солдат, тушил зажигалки на крышах домов, со страхом наблюдал горящую Волгу под Сталинградом (немцы разбомбили баржи с нефтью), видел тысячи раненых наших красноармейцев, валяющихся на земле перед отправкой в тыловые госпитали. Всё это и многое другое я описал в своей книге «Воспоминания профессора химии».
Попав в казачий город Краснодар на второй день после его освобождения от немцев, я видел в разрушенных домах, за которые шли ожесточенные бои, вперемешку трупы наших и немецких солдат. Через несколько дней после освобождения Краснодара на центральной площади была произведена публичная казнь через повешение пятнадцать предателей (десять казаков и пять казачек), сотрудничавших с немцами. Надо сказать, что у казаков были очень непростые отношение с советской властью. Многие из них встречали немцев хлебом с солью. И немцы к ним относились более мягко, чем к остальным советским людям. Но целиком ко всем казакам репрессии не были применены, как к крымским татарам, ингушам и чеченцам, которым предъявлялись обвинения в сотрудничестве с немцами.
Пока отец воевал (в звании кавторанга), выходил из окружения, закончил войну с двумя боевыми орденами и многочисленными медалями, мы с мамой и братом объехали полстраны и намыкались по полной программе. Это называлось «эвакуация».
Нельзя сказать, что нас местные принимали очень радушно, было по-всякому. Ведь советский народ и до войны жил бедно, а во время войны все голодали, у всех было горе, а тут еще эти выковыренные (так нас называли по всей стране местные) понаехали. А когда в 1944 году вернулись зимой в голодную и холодную Москву, то обнаружили, что нашу комнату в общей многонаселенной квартире (пятнадцать семей), занимает семья дворника (татарина, тогда таджиков в Москве не было). Посреди нашей единственной и любимой комнаты в доме, который до войны построило акционерное общество «Россия», стояла железная печка-буржуйка (отопление уже давно не работало). В той печке усилиями семьи дворника сгорела часть нашей скромной мебели и значительное число книг нашей замечательной библиотеки.
Все это и многое другое было во время войны. А после войны несколько лет отчаянного голода, простаивание с ночи в любую погоду в очередях, чтобы отовариться по карточкам и получить самые скудные продукты и одежду.
С одеждой было так. Летом до седьмого класса я ходил по Москве босиком (и в транспорте!), чтобы сохранить обувь к школе. Ну, какая учеба была во время войны и первые годы после. Практически для большей части моего поколения война вырубила из жизни шесть лет обучения.
Обо всем этом написано много хороших книг, снято кинофильмов, поставлено спектаклей. Но все равно за кадром остаётся еще очень много. Ведь у каждого очевидца – своя война: у солдата, лейтенанта, маршала, матерей с детьми без мужей-фронтовиков, у невест фронтовиков, у подростков и юношей. Мои воспоминания – это мои субъективные ощущения. Но они сформировали на всю остальную жизнь мой характер, мои мироощущения и даже мировоззрение.
Я весьма критически и с большим недоверие отношусь к власти и с пониманием – к обычным людям, но при этом далеко не всегда принимаю их позицию. Меня до боли моего немолодого сердца огорчает, терзает «гибридная» война на востоке Украины, на которой гибнут с двух сторон совсем не гибридные, а живые люди. А затащили их в эту войну руководители государств, входивших в одну единую страну – СССР. Я категорически не присоединяюсь к патриотическому угару с двух сторон. Расплачиваться за авантюризм лидеров, как всегда, придется простым людям, значительная часть которых дебилизована ТВ. Звать к войне и воевать на чужой территории проще, чем налаживать мирную жизнь.
Вернусь к 22 июня 1941 года, к площади Ногина, куда мы приехали утром со старшим братом и где был сбор отъезжающих в пионерский лагерь. Но в пионерский лагерь мы не поехали, а услышали, как и многие москвичи на этой площади, объявление Молотова о том, что фашисты напали на нашу страну. И поехали мы совсем в другую сторону. А многочисленные не пионерские, а концлагеря образовались в Восточной Европе, где фашисты сжигали и убивали голодом миллионы людей (не немцев). А у нас продолжили работать лагеря ГУЛАГа, где убивали холодом, голодом и нечеловеческим трудом миллионы своих граждан (и во время, и после войны).
Вот такой у меня получился невеселый текст, но ведь война – это не только праздник Победы, но и страшная боль о многих и многих погибших на войне и вокруг войны. Я страстно желаю избежать каких-либо несправедливых войн, особенно на нашей земле и по соседству.
9 мая 1945 года. Москва. Чистые Пруды
Я не участвую в войне.
Война участвует во мне.
Юрий Левитанский
Перед вами старая фотография, на которой три мальчика-подростка. Один из них – это я, мне тринадцать лет, а на обороте фото дата – 9 мая 1945 год. Я учусь в пятом классе 310-й московской школы. В еще военную Москву я вернулся полтора года назад после четырехлетней эвакуации с мамой и братом по многим городам необъятного СССР.
Попытаюсь вспомнить мое 9 Мая 1945 года… Это было семьдесят пять лет тому назад, сейчас мне восемьдесят восьмой год. Проверим память на присутствие старческого слабоумия (самоирония).
Многое стерлось из памяти, но кое-что постараюсь припомнить. Не помню имена двух пацанов на фотке, но помню, что мы все жили в доме 3 по переулку Стопани рядом с Чистыми прудами (тогда переулок был назван в честь большевика Александра Стопани, сейчас в Москве это Огородный переулок). Не помню, кто и при каких обстоятельствах нас сфоткал и даже проявил, напечатал и подарил фото. В то время фотоаппараты были редкостью. У меня появился фотоаппарат только в 1952 года, когда я был студентом 2-го курса. Этот фотоаппарат был кормильцем моей молодой семьи. Я писал об этом в моей книге воспоминаний.
На фото все три мальчика опрятно и по тому времени нарядно одеты. Я в костюмчике. Вот про костюмчик я помню хорошо. В школе регулярно выдавали талоны на обувь и носильную одежду для школьников. По этим талонам можно было недорого купить (отовариться), что было в наличии. Мы с мамой выбрали костюмчик черного цвета, который мне выдавали по праздникам. Это был мой первый костюм. Второй я приобрел аж лет в тридцать.
Теперь ясно, что костюмчик я надел не с утра, потому что долгожданную новость я узнал, когда вышел гулять на улицу в затрапезной одежде. На улице было много взрослых и детей. Все были возбуждены, а многие взрослые слегка навеселе. Взрослые обнимались, целовались. Громко кричали: «Конец войне!». Никто не кричал: «Победа!» Что победа очень близка, все стали уверены, когда наши войска вошли на территорию восточноевропейских стран. Победу ждали каждый день, и чуть ли не каждый день был салют. Взяли маленький город – маленький салют, большой город – большой салют. А вот конец войны взрослые воспринимали КАК СИМВОЛ, КАК ОКОНЧАНИЕ ЭПОХИ СМЕРТИ, КАЛЕК, ГОЛОДА И РАЗРУХИ. Все ждали возвращения солдат и командиров с фронта.
Советские люди узнали об окончании войны 9 мая, а весь мир на целые сутки раньше. Но об этом нам стало известно через многие годы. Зачем наш вождь оттянул радость советского народа на целые сутки? Видимо, в этом была какая-то большая политика по отношению к нашим союзникам.
Война закончилась, и я побежал домой и сообщил маме и папе эту радостную весть. Родители плакали, обнимались, мы с братом просто по-детски громко радовались… Мама вынула из шкафа выходной костюмчик и попросила его надеть. Отец тоже надел выходной костюм с орденом Красной Звезды и медалями и куда-то отправился. Я вновь убежал на улицу, где проводил большую часть времени после школы.
Там уже кучковались пацаны разного возраста. Посовещавшись, мы решили двинуться на Красную площадь. Туда уже собралась идти вся Москва от мала до велика. Мы, ребятня, часто ходили к Кремлю, на Красную площадь, на улицу Горького. Это занимало пехом не более получаса. Выходишь проходными дворами на улицу Кирова (Мясницкую), проходишь площадь Дзержинского (а как сейчас?) и вниз до улицы Горького, поворачиваешь налево, минуешь Исторический музей, музей Ленина, и ты на Красной площади. Никакой охраны, гуляй, сколько хочешь, хоть всю ночь.
Часам к двенадцати по полудню к Красной площади направилась вся Москва. Самостийная, самоорганизованная демонстрация. По дороге все взрослые громко разговаривали, шутили, целовались, обнимались. Мы тоже подстраивались под это настроение. Только что не целовались. Ведь мы учились раздельно от девочек, и поцелуи пришли к нам гораздо позже.
Целых пять лет мы не видели взрослых такими счастливыми. До этого они почти всегда были сумрачны, озабочены. Это был их и, конечно, наш день, в который никто не думал, что следующие будут по своему, но тоже нелегкими.
На подходе к Красной площади, проходя мимо гостиницы «Националь» (тогда в этом здании располагалось посольство США), мы увидели на балконе второго этажа американских военных высокого ранга. Они приветствовали шагающую, веселую толпу москвичей, а мы приветствовали их. Толпа докатилась вместе с нами до площади, которая была битком набита людьми. Огромное количество взрослых и детей, немало советских, американских и английских офицеров. Они были нашими союзниками, особенно американцы. Их качали, подбрасывали высоко, как и наших офицеров, но затем аккуратно опускали на брусчатку. Мы любили наших и американских офицеров. Ведь большую часть войны мы ели американскую тушенку, шоколад, правда нечасто. На фронте трудились и по Москве ездили американские машины: «форды», «студебеккеры», «виллисы». Взрослые курили американские сигареты «кэмел» и «честерфилд».
Мы все и взрослые и дети считали, что это наша общая победа, и тогда никто не высчитывал, чей вклад в победу больше. Это началось довольно быстро и продолжается до сих пор. А на площади во многих местах возникали минимитинги, хороводы, танцы пение. Без всякого руководства сверху, без транспарантов и лозунгов. На площади не было ни одного мента и не было ни одного нарушения. Американцы раздавали взрослым сигареты, а детям – жвачку. Я гораздо позже понял, что офицеры на площади, и наши, и союзнические, были особые офицеры. Не боевые, а паркетные, которые служили в министерстве, в военных ведомствах в Москве. Боевые офицеры и солдаты вернулись с фронта позже. И многие из них с большим трудом адаптировались к мирной жизни.
Но это уже другая послевоенная тяжелая, трудная жизнь, заслуживающая отдельного серьезного разговора. А для многих и для меня 9 мая – день окончания войны, унесшей миллионы и миллионы жизней солдат и мирных людей, остается самым главным праздником. В этот день и многие годы потом не проводили и помпезных и дорогущих парадов, тяжелая техника не портила брусчатку Красной площади. О новой войне никто не думал. Я, переживший тяжелейшие пять лет войны, на всю жизнь стал противником всех войн, кроме освободительных, какой была Великая Отечественная.
Не могу понять некоторых граждан РФ, призывающих: «Можем повторить!» Причем эти тупые призывы выведены крупными буквами для общего обзора на заднем стекле дорогих германских авто («ауди», «мерседес», BMW). Машины эти спроектированы лучшими в мире конструкторами и инженерами. Не видел таких лозунгов на убогих «жигулях». Что эти недоумки хотят повторить? Миллионы мертвых, разоренные города и деревни? Они же, эти толстомордые и толстобрюхие, ничего этого не видели. Германия (Западная) через пять лет восстановилась и стала жить и продолжает жить гораздо лучше, чем мы. Исторический парадокс – побежденный живет лучше, чем победитель.
Так что можно повторить? Ни от одного ветерана войны и от живших во время войны не слышал таких слов. Наоборот, у старшего поколения бытует слоган: «Лишь бы не было войны». Что хотели мы повторить в Афганистане, а теперь в Украине, Сирии, Венесуэле, Ливии et cetera? Почему наши солдаты должны гибнуть, реализуя необузданные амбиции и интересы наших генералов, полковников и олигархов?