Текст книги "Злой гений Порт-Артура"

Автор книги: Герман Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 12

Шесть больших миноносцев под Андреевским флагом резали морские волны своими форштевнями. Странная это была группа кораблей, наглядно символизирующая состояние русского флота. Головной миноносец под брейд-вымпелом командира 1-го отряда Елисеева был английской постройки – «Боевой» являлся единственным из русских кораблей, построенным на верфи Туманного Альбиона. За ним шли внешне похожие на него, но разные по конструкции «Беспощадный» и «Бесшумный», детища фирмы «Шихау», что в Германии. Следом тянулись «Властный» и «Грозовой», четырехтрубные красавцы, вот только капризные, как дамы на их родине (построила французская компания «Форж и Шантье», та самая, которая передала России единственный броненосный крейсер Порт-Артурской эскадры «Баян», на котором ушел в ночной поиск адмирал Алексеев).

Последним кое-как поспешал «Бойкий», построенный Невским заводом, и Елисеев уже несколько раз ловил себя на мысли, что этот дестройер лучше было бы не брать. Он и его собрат по первому отряду «Бурный» были настолько скверно построены и имели такую ненадежную машинную установку, что ломались постоянно и на ремонте стояли намного чаще, чем выходили в море.

Хуже них были только «соколы» из 2-го отряда – дюжину миноносцев привезли в разобранном виде из Петербурга и собрали уже в Порт-Артуре. Контрактную скорость никто не выдал, сборка была произведена из рук вон плохо, поломки и аварии, вооружены были слабее, чем дестройеры зарубежной постройки. И хотя все числились однотипными, но различий имели массу, словно их все на глазок делали. Тяп-ляп, вот вам кораблик и отвяжитесь! А ведь морякам на них предстоит воевать и умирать!

Разнотипность кораблей с разными техническими характеристиками была настоящим бичом русского флота. Взять броненосцы – шесть кораблей четырех разных типов. Новейшие «Ретвизан» и «Цесаревич» построены иностранцами, первый – в Америке, второй – во Франции. Оба имели мощную артиллерию и серьезное бронирование, весьма приличную дальность плавания, максимальную скорость хода восемнадцать узлов. Жаль, что сейчас они ремонтируются – из-за бестолковости начальства получили по торпеде в первую ночь войны, хорошо, что не утонули.

Следующие два броненосца можно характеризовать исключительно матерно, ибо нормальные слова подобрать трудно. Кому-то под столичным шпицем адмиралтейства моча в голову ударила, причем мощной струей, как из брандспойта: если есть крейсера – «истребители торговли», то почему бы не соорудить скоростной броненосец для этой задачи?

Сказано – сделано, построили на отечественных заводах эти высокобортные корабли водоизмещением как «Ретвизан», а стоимостью в полтора раза дороже. Котлы оказались на диво прожорливы, а гигантского запаса угля в ямах в две тысячи тонн едва хватало на переход в пять тысяч миль, хотя надеялись на все восемь. И скорость оказалась обычной – те же 18 узлов при гораздо более частых поломках. За все надо платить – рассчитались уменьшением главного калибра с 12 дюймов до 10 и уменьшением площади бронирования. Причем «Победа» имела совсем иную артиллерию ГК, чем «Пересвет», так как решили поставить пушки новой конструкции. Жаль только, что броненосец «Победа» подорвался на мине в тот злосчастный день, когда погиб «Петропавловск», однако большое водоизмещение и лучшая конструкция не позволили кораблю потонуть.

Единственный плюс – относительно хорошая мореходность за счет приподнятого полубака и возможность стрелять при волнении. Но это слабая компенсация за массу серьезных недостатков, главный из которых один – эти корабли не могли противостоять противнику в боевой линии, ибо бортовой залп был вдвое меньше по весу, чем у того же «Микасы», флагмана адмирала Того.

Собратья погибшего «Петропавловска» строились долго, на них всячески пытались экономить, и первым делом на водоизмещении. А корабль ограниченного тоннажа имеет и ограниченные боевые возможности. Русские кораблестроители постарались изощренно: вооружение оказалось солидное, точно такое же, как у иностранных образцов. Бронирование вышло намного толще, но так как плиты закаливали по старым методам, то способность противостоять попаданиям была не лучше, чем у того же «Ретвизана», да и площадь борта была прикрыта стальными плитами куда как в меньшей пропорции. Расплатились вдвое меньшей дальностью плавания, сократив запасы угля, и скоростью – «Полтава» едва набирала шестнадцать узлов, а «калека» «Севастополь» ход и в четырнадцать узлов держал плохо.

Эти два корабля были той самой пресловутой гирей на ногах, ведь скорость эскадры определена ее самым тихоходным кораблем. Так что ни догнать японцев, ни удрать от них русские корабли не могли, а потому лучше в море не выходить, во избежание, так сказать. Тем более что в строю только трое – «Пересвет» и два «тихохода», любой выход в море для них сродни самоубийству, ведь у японцев шесть броненосцев, качественно более лучших и сильных…

– Не победим мы, если только чудо не случится, – пробормотал капитан 2-го ранга. Елисееву уже исполнилось сорок лет, разменял пятый десяток, а это такой возраст, когда в чудеса уже не верят.

Та обстановка, которая царила на эскадре, откровенно удручала. С гибелью адмирала Макарова боевой дух угас, потух, как свеча. Даже «миноносники», что раньше рвались в драку, откровенно приуныли. Однако последнюю атаку брандеров все же отбили, потопив десять груженых пароходов, не дали им заползти под Тигровый хвост. Тогда был бы конец эскадре, ибо затопленные на фарватере транспорты наглухо перекрыли бы выход из внутренней гавани русским броненосцам, запечатав их там на долгие месяцы.

Сегодня ситуация кардинально ухудшилась. Появление массы вражеских транспортов у Бицзыво означало одно: десант блокирует Порт-Артур с суши, предстоит осада. Единственный шанс нанести потери вражеским войскам – это торпедировать транспорты с солдатами. Выходить в море с шестью дестройерами было страшно, но «соколы» 2-го отряда просто не дойдут до Бицзыво, вернее, не хватит угля на возвращение, если идти полным ходом. А такое более чем возможно: японские дестройеры всегда стремились догнать и уничтожить орудийным огнем своих русских коллег, так как имели большую скорость и вооружены были сильнее. Так что потери на отходе могут быть серьезные, ведь при атаке возможны повреждения, и самое страшное – получить снаряд в котельную установку. И маленький корабль водоизмещением четыреста тонн, не только потеряв ход, но и снизив его до двадцати узлов, будет обречен – «затопчут в волны», если фигурально, а не матерно выражаться.

Но идти было необходимо, и они атакуют неприятеля, и первым делом транспорты – там солдаты, пушки, пулеметы, лошади и многие тысячи тонн снаряжения и боеприпасов. Это куда важнее отправить на дно, чем потопить даже вражеский броненосец. Тем более что наместник заранее приказал оповестить команды, что шесть батальонов русских стрелков приняли бой с вражеским десантом и надеются на помощь. И он сам выйдет в море с быстроходными крейсерами, чтобы нанести по противнику удар.

– Сам погибай, но товарища выручай, – пробормотал Елисеев и усмехнулся: его матросы снова рвались в бой, как при «дедушке». Тем более в минную атаку на Бицзыво они не одни пошли – от Дальнего первыми вышли два минных катера и ударить должны точно по времени, согласованно, и до срока осталось всего полчаса.

Да и наместник все же не на убой их бросил – в случае повреждений миноносцам приказано идти к Талиенваню, пройти через проходы в минном заграждении – там будут ждать две самые сильные канонерки, «Гремящий» и «Отважный». А затем уйти вглубь бухты, встав на якоря в порту, под защиту береговых батарей.

Вот только в глазах их командиров, капитанов 2-го ранга Николаева и Лебедева, Евгений Пантелеевич увидел животный страх: идти к Дальнему они оба не хотели. Но пришлось, когда адмирал Алексеев пригрозил позорным увольнением без мундира и пенсии. Деваться офицерам было некуда: если главнокомандующий сам идет в бой, ведет крейсера, то им тоже воевать надо, ведь за трусость можно и под суд попасть, а приговор будет безжалостный. Но еще хуже несмываемый позор! Хотя кто знает… Для людей, лишенных чести, и позор не страшен, но тогда зачем носить на плечах погоны?!

Глава 13

– Мы чужие на этом празднике жизни, – пробормотал Фок, старательно слушая звуки ночного боя, и впервые в жизни – морского, ибо всю свою боевую молодость воевал исключительно на суше. Крупные реки довелось не раз форсировать, а после войны, через 28 лет, и «большой канал», но вот слушать, а иногда видеть морской бой ему еще не приходилось.

– Семь торпед взорвались, значит, цели нашли свои, у берега ничего не громыхнуло. Стрельба ведется из мелкокалиберных пушек и трехдюймовок. – Для видавшего виды военного определить на слух калибр работающей артиллерии легко, а потому, когда зачастили тяжелые взбухи, Фок понял, что русским миноносцам пришлось туго. Они нарвались на японские крейсера, что стояли в охранении многочисленных транспортов – 152 мм и 120 мм всяко отличишь от разной мелочи.

– Тяжело парням приходится, пора им ноги уносить…

Набег русских миноносцев (не китайцы же в ночной бой ввязались) на Бицзыво порядком удивил Фока, ведь в истории русские моряки сидели тихо в Порт-Артуре, как мыши под веником. Только сетовали на злую судьбу и утирали сопли, до дрожи боясь выйти в море. Хотя в составе русской эскадры было три быстроходных крейсера, что могли навязать бой легким силам противника, попытаться раздергать их.

Ведь, по большому счету, соревноваться с ними в скорости могли только четыре японские «собачки», каждая из которых по отдельности была слабее не только «Баяна», но и «Аскольда». «Новик» тут можно не учитывать, но его шесть 120-мм орудий были смертельно опасны даже для крупных миноносцев, которым он почти не уступал в скорости, недаром этот крейсер именовали порой «чехлом для машины». А при небольшом волнении мог запросто догнать любой миноносец: все же три тысячи тонн водоизмещения и триста – есть разница? Но что было, то было!

Так что диверсии против транспортов с десантом не предпринимали. Впрочем, точно так же вела себя и армия, выполняя строжайший приказ Куропаткина: в бой не ввязываться, чтобы не понести потери. А те отдельные батальонные командиры, что по собственной инициативе пытались придвинуть свои роты к месту высадки, одергивались собственным начальством – самое худшее, что может быть для инициативных командиров. Странная война шла, в поддавки. Причем только с одной стороны – русской, а противник такой дурью не маялся.

Трудно понять логику Куропаткина в этой войне – он ухитрился проделать все, что шло во вред русской армии. Ведь любому военному ясно, что противнику нельзя давать ни малейшей возможности уцепиться за плацдарм, нужно сразу же скидывать вражеский десант в море – атаковать и еще раз атаковать, бросая все, что под рукою: артиллерию, пехоту, танки. Понятно, если у врага подавляющее господство в воздухе, у берега – линкоры, что лупят из 16-дюймовых орудий, а из танкодесантных кораблей по аппарелям сходит на берег бронетехника, тут ничего не сделаешь, лихим наскоком врага не уничтожишь! Так на дворе сейчас начало ХХ века, а не середина и тем более не окончание тысячелетия, иные реалии!

Десантных транспортов специальной постройки сейчас попросту нет, высадка идет пещерными способами, что апробировали флибустьеры Моргана. Солдат просто сгружают с бортов в баркасы и катера, и они направляются к берегу. С лошадьми, артиллерией и грузами поступают так же, так как быстрые способы постройки причалов здесь неизвестны. Артиллерийская поддержка десанта предусмотрена, только ведение огня на примитивном уровне – бинокль и прямая наводка, «вижу врага – стреляю».

О заградительном огне не ведают, как о переносе, средства связи примитивные, так как компактных радиостанций нет, да тут не каждый крейсер радиосвязь имеет. В лучшем случае обходятся набором сигнальных флагов, что на мачтах, что в руках матроса.

Без нормальной связи идет сплошная лотерея, а не высадка, если противник догадается поставить свои пушки на закрытые позиции. И вообще, при таком обеспечении подобные операции очень рискованны, если оппонент действует решительно и быстро, блокирует плацдарм с суши и наносит удары своими морскими силами по скоплению транспортов.

Генерал Куропаткин и командующий флотом Витгефт в прошлой истории не сделали ровным счетом ничего, играли в поддавки, хотя имелись вполне реальные шансы на успех…

Японцы не стали ждать отлива, сразу начали десантирование, как только наступил рассвет. Фок внимательно рассмотрел вражеский флот: четыре транспорта притоплены чуть ли не под планшир. Видимо, их торпедировали русские миноносцы. Одно небольшое судно на бок прилегло – глубины мелкие, не затонуло полностью, хотя народ соленой воды вволю нахлебался. И все, других результатов атаки он не увидел.

Крейсера, а их хищные силуэты распознать было легко, немного придвинулись к берегу, но версты две с половиной расстояния до них было, никак не меньше, а это серьезно облегчало ситуацию.

Скорострельных трехдюймовок было всего на две батареи, и получены пушки артиллерийской бригадой месяц тому назад, так что расчеты успели подготовить и провести учебные стрельбы. Орудия стояли в трех-четырех верстах от морского берега, на отдалении, за возвышенностями. Для них успели подготовить закрытые и открытые позиции, к тому же число батарей «удвоилось». Просто две громоздкие батареи по восемь орудий превратились в четыре, более маневренных, по опыту Первой мировой войны. Сакральное число в четыре пушки, выведенное после кровавых боев. Тем самым, при хорошей огневой производительности и достаточном количестве снарядов, значительно вырастали шансы на успех, так как подавить четыре батареи на широком фронте для японцев будет гораздо тяжелее, чем две.

А вот батарея 87-мм пушек была придана повзводно батальонам, им предназначалась доля противоштурмовых орудий для стрельбы в упор картечью и обстрела гранатами. Понятное дело, что их будут обстреливать в первую очередь, но такая жертва была необходимой: кому-то нужно принять на себя залпы с крейсеров. Но тем самым обеспечивалась вполне комфортная стрельба из скорострельных пушек.

Пулеметы были расставлены для ведения самого страшного фланкирующего огня, прицел чуть выше или ниже в такой ситуации промахов не дает, пули всегда найдут себе жертву. Большого труда стоило объяснить расчетам, что от них требуется: к изумлению Фока, стрелять они умели, но о тактике не имели никакого представления. Да и сами пулеметы представляли собой нелепые конструкции высотой почти с трехдюймовую пушку – сплошные проблемы в маскировке…

Баркасы приближались к берегу, но таких было немного – видимо, попадали на глубокие места. Самые большие из весельных лодок встали, не дойдя до берега версту, солдаты дружно посыпались в море и медленно пошли к берегу по грудь в воде, держа винтовки над головою. Сигнала для открытия стрельбы не требовалось – как только первый баркас уткнется в берег, противоштурмовая пушка сделает выстрел, и сражение начнется.

Но пока вокруг стояла полная тишина, стрелки даже не высовывались из наспех отрытых окопов, не любопытничали, чего Фок особенно опасался: вдруг найдется глазастый сигнальщик с хорошим биноклем да заподозрит неладное? Русских всадников японцы видели, но не обращали на них внимания и огня не открывали – сотня верховых не противник для восьми батальонов, что первой волной пошли на берег.

Орудийный выстрел прогремел далеко на правом фланге, и сразу же началась стрельба из винтовок и пулеметов по всему фронту. Александр Викторович прекрасно видел всю картину: идущие по морю японцы стали падать в воду, и при этом редко кто из солдат всплыл на бурлящую поверхность. С баркасов падали в воду сраженные пулями японцы – путь на берег в этих ладьях Харона для них стал недостижимым, если только на противоположный берег Стикса.

Заговорили трехдюймовки, взявшие сразу максимальный темп – каждые восемь секунд гремели залпы. В небе над армадой лодок стали вспухать белые клубки шрапнели – тысячи смертельных шариков обрушились на водную гладь, осыпая заодно лодки с сидящими в них людьми. Но эта радостная картина избиения врага длилась с минуту, не больше.

Японские крейсера начали стрелять, борта окутывал белый дым от сгоревшего пороха. И десятки снарядов стали падать как на берег, разнося русские позиции, так и в белую пену прибоя – недолеты оказались для японских солдат страшнее русских пулеметов…

Глава 14

– Банзай! – Со стороны разрушенной деревни в очередной раз послышался боевой японский клич.

Сражались самураи отчаянно, тут надо отдать им должное. И что самое плохое, так это то, что потери в русских батальонах намного превысили все сделанные Фоком перед боем предварительные расчеты. От осознания этого страшного факта Александр Викторович забористо выругался, поминая в емких словах все перипетии начавшего уже затухать сражения, да и пора бы – вечерело, сгущались сумерки.

– Потерпите немного, ваше превосходительство. – Ругань генерала принял на свой счет младший полковой врач с узкими погончиками коллежского асессора – чин, равный капитану.

– Да это не на ваш счет, милейший, то японцам на памятку, – сварливо отозвался Фок.

Ему сейчас было стыдно: сомлел как девица, получив острыми осколками камней по лицу да здоровенным булыжником по руке. Спасло, что час тому назад взрыв снаряда в тридцати шагах случился, но стенка фанзы защитила. Однако контузило изрядно, в ушах до сих пор звенело, болела голова и накатывала волнами тошнота. Один из последних выстрелов корабельной пушки, как намек какой-то от судьбы.

Везение выручило в который раз – остался жив и практически здоров, а вот соседнюю фанзу в развалины превратило, что стали братской могилой для десятка раненых солдат. Охотники из команды 13-го полка на руках утащили его в лощину, где в небольшой китайской деревеньке расположился главный лазарет полка – ПМП, короче.

– Сколько раненых приняли?

– Более полутысячи, ваше превосходительство, это только наших солдат. Да китайцы с нестроевых команд поступали, потери у них большие, ими сейчас занимаются, после наших.

Врач посмотрел на Фока гневным взглядом, тот лишь вздернул подбородок – именно он отдал перед боем этот жестокий приказ: в первую очередь заниматься только строевыми чинами, все остальные подождут, особенно китайцы. Прямой на то имелся расчет: сохранить как можно больше тех, кто ведет бой, ибо рассчитывать на пополнение не приходилось. И усталый врач, видимо, понял, что не стоит сейчас упрекать генерала.

– Вам в Дальний уехать надо, там установка Рентгена имеется. Похоже, лучевая кость треснула, – отозвался врач, заканчивая перевязку.

Травмированную руку уже уложили в лубок, стянули повязкой, а голову обмотали таким количеством бинта, что она походила на тюрбан, где на белоснежной ткани выступили хорошо видимые красные пятна.

– Обойдусь, – мотнул головой Фок в сторону длинной шеренги тел, выложенных у ската – десятка три тех, кому лекари не смогли помочь. Умершие от ран были накрыты шинелями с головы, только из-под полы торчали ноги – у кого в сапогах, где без обуви, а несколько вообще безногие.

– Им уже не поможешь, но живым еще можно. Просто каждый должен выполнить долг до конца – вы, я, офицеры, стрелки, канониры. А вон те его уже исполнили – погибли в бою! Вот и все!

Фок поднялся на ноги, Кузьмич приспособил ноющую руку на косынку, завязав на шее концы узелком, подтянул рукав кителя. И набросил на плечи уже почищенную генеральскую шинель с характерными красными отворотами. Он попытался поддержать пошатнувшегося Александра Викторовича под руку, но тот недовольно отпихнул денщика. Обвел взглядом лазарет, где делали перевязки – он был заполнен запахом крови, истерзанной плоти, страданий и смерти. В углу – огромная куча обрывков нательного белья, окровавленного обмундирования, фуражек и сапог. А вот шинелей не было – к лазарету безостановочно подъезжали повозки, раненых спешно увозили на станцию, там стояли три поезда для их транспортировки в Порт-Артур и Дальний. В первом имелись госпитали, а во втором была самая хорошо оборудованная больница на всю Маньчжурию, с европейскими врачами и персоналом, а также санаторий, что тоже мог принять раненых.

И покачал головой еще раз. Повозок для транспортировки раненых солдат едва хватило, хотя он заблаговременно приказал их реквизировать у китайцев, зарезервировав двойной комплект. Никак не ожидал, что обстрел корабельной артиллерией полевых позиций окажется настолько действенным. Японские корабли стреляли по всему, что видели и не видели, такую канонаду и на фронте редко приходилось слышать, только когда артиллерийские дивизии прорыва за спиной становились. Но там пушки чуть ли не колесо к колесу стояли, включая «сталинские кувалды».

Город Бицзыво был разрушен и горел, причем японские снаряды при попадании давали ядовитый зеленоватый дым и сильный жар с пламенем в сочетании с мощным фугасным взрывом. Да и все селения по побережью перестали существовать, будто огненное цунами прошло.

– Что за дрянь? – Фок наклонился и поднял с утрамбованной земли толстый стержень с окровавленным острием. Он походил на арбалетный болт, только более тяжелый и увесистый.

– С кораблей стреляли, – равнодушно произнес врач и пояснил: – Ногу пришлось ампутировать, но уже не спасли – от большой потери крови умер. Жаль солдатика, все маму поминал.

– Живых жалеть нужно, им еще воевать и воевать, – бросил Фок и вышел из фанзы.

В голове, как костяшки счетов, хладнокровно проводился подсчет потерь. Формула простая: на трех раненых солдат в обычном бою приходится один убитый. С двух полков тысяча получается, да убитых три с половиной сотни, не меньше. Если артиллеристов добавить, то на круг можно полторы тысячи кровавых потерь положить.

Много? Вполне терпимо для долгого боя потерять из семитысячного отряда больше двадцати процентов личного состава, каждого пятого. В сорок первом году дивизии за день сгорали как свечки, но вот в конце войны за такую убыль по голове не погладили бы, по ней надавали бы крепко и с командования могли снять. Недопустимы такие потери, ведь в большей массе гибнут те, кто ведет бой. А если послезавтра японцы надавят, то придется горестно восклицать вслед за царем Пирром его бессмертное высказывание.

– Где японцы еще держатся? – Выйдя из фанзы, Фок задал вопрос поджидавшему его старшему адъютанту капитану Романовскому, стоявшему рядом с коляской – время автомобилей для генералов настанет только через десять лет, с началом Первой мировой войны, а пока лошади есть главное перевозочное средство вне железных дорог, автомобили еще редкость несусветная.

– У «хунчи» зацепились. – Выговорить длинное китайское название никто из русских офицеров не мог, а потому прилепили сокращенное. – Пара рот в фанзах за мысом оборону заняли, дерутся яростно. Полковник Савицкий собирается их штурмовать, а то завтра японцам будет легче за берег зацепиться и десантом поддержать…

– Ерунда, на море взгляни! Транспорты и крейсера от берега отходят, шторм приближается, а это на сутки! Так что торопиться не стоит – мокрые и голодные, да еще дождь пойдет и станет совсем холодно, они к утру сами вымерзнут, и вся ярость пройдет.

– Корабли их обстрел давно прекратили, – пожал плечами Романовский. – Действительно, шторм будет, какая тут высадка.

– В полк поехали, а там и посмотрим, как «хунчи» эту брать.

При помощи адъютанта Фок уселся на сиденье, рядом присел адъютант, и возничий тронулся, прикрикнув на двух сытых лошадок. Десяток казаков конвоя окружил коляску, в своих мохнатых папахах забайкальцы выглядели весьма импозантно. Всего в подчинении пока был один взвод, так и мало их было в Квантуне, всего одна сотня, и та в конвое Стесселя.

– Побили китайцев множество. Как обстрел начался, они отовсюду побежали, а японцы по ошибке по ним стрелять начали. Пометались со стороны в сторону, вот их заметили и накрыли. – Романовский показал на лежащие вдоль обочины тела в характерных синих халатах, их было несколько десятков – стариков, мужчин, женщин, детей. По всей видимости, накрыло беглецов у дороги, но тела просто оттащили в сторону, чтобы не мешать проезду.

Фок только стиснул зубы, промолчал. Александр Викторович не понимал, что с ним творится, откуда появилась непонятная жестокость. В смерти этих несчастных виновен именно он – приказал не выпускать с фанз местных жителей до начала боя. Именно по ним начали стрелять японцы – слишком лакомая цель в виде бегущего «неприятеля». И снаряды, которые убили сотни ни в чем не повинных китайцев, не достались русским солдатам, а это снизило потери среди стрелков.

И в сердце сейчас не было ни жалости, ни покаяния, одна лишь суровая целесообразность, вызванная войной. И еще расчет на то, что неоправданная жестокость японцев, которую те проявили десять лет назад, и сейчас показанное истинное отношение к китайцам вызовут ответную ненависть к самураям. А значит, более действенная поддержка русским будет обеспечена. Один голый расчет – словно лед в сердце появился.

В стороне слышалась ожесточенная ружейная стрельба, донесся выкрик «банзай» и громыхнула пушка. Там продолжался бой, над головами свистели пули, но на них никто не обращал внимания – как-то все быстро к этому привыкли.

Адъютант продолжал громко докладывать, с детским восторгом в горящих глазах, чуть ли не ногой притоптывая:

– Набили больше трех тысяч японцев, ваше превосходительство, на пять верст такое зрелище протянулось! Тела подсчитывают, потом китайцы похоронят. И трофеи приказано все собрать!

Романовский обвел рукой прибрежную полосу, буквально усеянную телами убитых солдат в синих мундирах с гамашами. Набегающие волны выбрасывали новые трупы. Сколько японцев погибло от шрапнели и пулеметов, никто не знал, ибо все они утонули, и теперь море начало отдавать принесенные в жертву войне тела.

Однако на берегу царствовала не только смерть с ледяным дыханием Аида, но и богиня викторий Ника, в жертву которой приносятся трофеи. Как на войне без них обойтись?

Сотни китайцев собирали оружие, боеприпасы, снаряжение и ценности под бдительным присмотром охотников. На выброшенных баркасах копошились стрелки, выгружая ящики, свертки, а также, как показалось Фоку, узнаваемые пулеметы Гочкиса и разборные части горных пушек.

Подумал, что история немного изменилась, так как первыми на берег должны были высаживаться пехота с кавалерией, но последней в высадке не было, а вот пушки привезли. Так что крохотные изменения заметны, как та же ночная атака русских миноносцев. Вроде пустяк, но кто знает?

– Одни убитые? Где раненые, пленные? – Фок недоуменно выгнул бровь, натягивая на лицо маску искренности и непонимания.

Все он прекрасно осознавал, как и адъютант, что отвел глаза в сторону. И как-то виновато доложил:

– В плен наши стрелки взяли трех офицеров и несколько солдат. А китайцы говорят, что раненых японцев нет, все убиты…