Текст книги "Товарищ Резак (СИ)"

Автор книги: Герман Горшенев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 12. Танк. Зайка

Около танка стояла молодая, красивая девушка в ночной рубашке, коротенькой, почти ничего не скрывающей и смотрела снизу-вверх на меня, высунувшегося из башни и говорила:

– Товарищ командир, я вам корову привела. Она хорошая, только молока от неё не бывает и бодливая очень, – выпустила изо рта комок слюны, стёкший по её лицу и шее, а за тем обгадилась. Как-то отреагировать на текущие по ногам испражнения и перемазанное слюной лицо она и не подумала. Сделав стеклянное лицо, она продолжила:

– А правда у нас в селе все девушки красивые?

Моё сознание орало: «Эй, боец Красной Армии! Хватит валяться! Это сон! Это очередной дурной сон. Вскакивай, что-то происходит.», а другая половина сознания, как мудрый профессор говорила – «Вот, странная штука эти сны. Раньше, даже когда ты обожженный, обколотый обезболивающим, стонал на койке, и если засыпал, то кошмары тебе никогда не снились. В этом месте, что не прилег, так тебе что-то такое приснится, что пару седых волос в голову сразу добавляй».

Я вскочил рывком. Выглянул в командирскую башенку. Огромная тварь, почтит размером с мою Зайку, принюхиваясь и ходила вокруг танка. Я таких огромных раньше не видел. Она рванулась и стукнула лапами с огромными когтями по корпусу. Покрытая панцирями черепах и с громадной пастью, как сказочный дракон, ещё раз грохнула в борт, пробуя корпус на прочность и начала пятиться что-бы набрать разгон для удара. Руки уже крутили поворотный механизм башни, а в стволе ещё со вчерашнего дня был бронебойный.

Что сейчас происходило, было совсем непонятно. Меня учили, что бога нет и это пережитки, что это попы придумали, но за время службы я не раз убедился в обратном, а то, что сейчас я видел, через щели командирской башенки, это меня окончательно убедило, что что-то есть, что не скажу, но вот это огромное, размером с мою Зайку, пришло по мою душу. Уродливая туша отошла подольше, сделала полный круг вокруг танка. Руки крутили рычаги поворотного механизма башни. Он должен был быть дублирующий, но штатного, на электромоторах и не ставили. Многие танки шли на фронт даже не крашенными. А зачем? Неделя, максимум две боёв и танк, за частую с экипажем, уходил в безвозвратные потери.

Чудовище, сделав полный круг, бросилось на танк, рванувшись с места, а я нажал на спуск. Болванка, вырвавшись из ствола, ударила в упор, а тело твари ударило по корпусу машины. Из всего экипажа я остался один, и приходилось выполнять сразу все работы, не имея возможности выкинуть трупы, тех, кого только что убил, те, кто были моими друзьями, товарищами, семьёй. Обычный бронебойный, какой-то новый, говорят в него что-то добавляли, или как-то закаливали, но он не раскалывался об броню новых немецких четвёрок, а пробивал их насквозь. С пятисот метров разрывал огромные дыры, зажигая бензиновые двигатели и разрывая на куски членов экипажа.

Огромная туша ударила в борт и как в салочках перелетела на ту сторону Зайки. Удар по корпусу был такой, что танк задрал в воздух одну сторону, высоко подняв гусеницу над землёй. По борту глухо стучали когтями и лапами с другой сторны. Летели через машину комья земли размером с лошадиную голову и вывороченные с корнем молодые деревца. Чудовище билось в агонии. От удара моя Зайка, моя родимая тридцать четвёрка, наклонилось градусов на сорок, подняв в воздух один из траков. Немного повисев на одной гусенице и поразмышляв, опрокидываться ей или нет, решила снова стать на траки. Удар! Зайка снова стала на землю. Я свалился с командирского сидения вниз на трупы моих товарищей, которых собственноручно пристрелил меньше суток назад.

Заячка, моя родимая Зайка опять оберегала меня. Нас учили, что бога нет. Теперь я думаю, что их много и меня своими промасленными, мозолистыми ладонями опять прикрывал мой танковый бог, великий покровитель танкистов, которые отдали душу служению бронированным машинам и до последнего вздоха были верны своему призванию.

Воевать я начал ещё в Финскую. С тех пор машин у меня было много, а забирать удавалось только имя. Ещё тогда, будучи глупыми необстрелянными мальчишками, мы, шутя, называли свой первый Т-28 «Зайкой». Мой полк зелёных юнцов рвался в бой, но пыл быстро охладили чудовищные потери. Особенно нашим Т-28 доставалось от ПТРов финнов, которые пробивали дополнительные башенки, и тонкую броню. Массивные пули отрывали ноги, руки и разрывали грудные клетки, залетали в смотровые щели, убивая экипаж. Финны даже снег перед позицией поливали водой, что-бы не выдавать себя облаком снежинок после выстрела. Увидеть и уничтожить врага было очень сложно. Тогда мы свою машину начали обвешивать железками, деревяшками, наспех красить белой побелкой, замазывая звезды и бортовые знаки. Меняли на спирт белые простыни и наволочки, что-бы наполнить их песком и мусором, навешивая на броню. Танк еле ползал. Дополнительные башни мы скрутили с погона, облегчая машину, и догружали наш Т-28 хламом, что удавалось найти.

В Зайку градом летели снаряды и выстрелы ПТРов, наволочки и пододеяльники с песком рвались в клочья, мешки с мусором отрывало от корпуса, разбрасывая железяки и деревяшки в стороны, но снаряды и тяжёлые пули противотанковых ружей теряли свою силу и искривляли траекторию. Об броню били сердечники снарядов и пуль ПТР. Железяки и куски мусора, кирпичи и камни выполняли свою роль на отлично. В тонкую броню зайки били массивные финские подарки, оставляя глубокие вмятины и одаривая нас градом мелкого крошева осколков с внутренней стороны. Куски метала впивались в кожу и ранили глаза, но уже массивные пули или снаряды не врывались внутрь танка, разрывая членов экипажа в клочья и калеча агрегаты машины, и больше не было страшных рикошетов, отрывающих руки и головы. Белый танк, обвешанный пододеяльниками с мусором и песком, кучей брёвен, что-бы пробираться через болото, мы тогда назвали Зайкой.

Обвешенная мусором Зайка выползала с утра в бой, и весь день давила врага, а вечером, в совершенно невменяемом состоянии мы вылазили из люков. Нас подхватывали однополчане, наспех умывали, кормили и отправляли спать, чтобы утром, в полностью техобслуженный, заправленный и снаряжённый танк мой экипаж вернуться, чтобы снова пойти в бой. Со всего полка народ тащил наволочки взамен разорванных и засыпал их песком и мусором, восполняя нашу защиту. За две недели боёв в нашем полку мы потеряли все машины кроме моей. Зайка, отягощённая мусором, еле ползала, за что мы были поставлены на особый контроль товарищем старшим политруком. Он орал на нас, что наша сила в несокрушимой атаке, и что мы празднуем труса, укрываясь за грудами хлама. Приказывал немедленно снять с танка мусор и грозил отдать нас под трибунал, за то, что мы замазали белой побелкой красные звёзды. Объяснить, что красные пятна на сверкающей поверхности девственного снега, как бельмо на глазу, мы так и не смогли.

Он говорил, что: «Это не по коммунистически! Человек должен принимать грудью опасности и скорость наша всё!».

После того, как в нашем полку через две недели боёв осталась на ходу всего лишь моя Зайка, из почти полусотни машин, к нам в полк пришёл сам комдив, в сопровождении человека в форме лётчика, без знаков отличия. Комполка и товарища старшего политрука вызвали на десятиминутный разговор. После разговора, наш командир сиял как начищенный самовар, а товарищ старший политрук обходил мою Заечку по большой дуге, в упор не замечая ни меня, ни тех кто крутился около танка.

Особенно досаждали ПТРы финнов, которые могли часами лежать в снегу, ожидая удобного момента для выстрела. Увидеть откуда вели огонь можно было с трудом. Два, а то и пять выстрелов попадало в танк, перед тем как мы успевали отреагировать. Тоненькая броня Т-28 пробивалась практически во всех проекциях, и только груды мусора не давали возможность уничтожить нашу Зайку.

Мы отвечали финнам взаимностью. На броне танка было привязано по десятку брёвен с обоих сторон. По мимо функции ослабить снаряды и пули противотанковых ружей, они нам нужны были, что-бы форсировать болота. Обмёрзшие топи наш танк разумеется проехать не мог, но мы привязывали стальной проволокой брёвна к гусеницам и как по гате, медленно, метр за метром, утопая в ледяной жиже, двигались по непроходимым заснеженным болотам, перетаскивая брёвна и перепривязывая их к тракам снова и снова.

Как-то, взяв на борт несколько пехотинцев и после упорной, по колено в стылой воде, работы по перетаскиванию брёвен, мы зашли финнам в тыл. Когда танк выехал из болота, мы очень удивились, увидев привязанных к деревьям ездовых лосей. Вот так, оказывается финны на лосях перевозят свои лёгкие орудия и ПТР. Но ещё больше нашему появлению удивились сами финны. Оказывается, где могут пройти финские лоси, могут пройти и советские танки. Пехота попрыгала с брони, коля штыками и проламывая прикладами головы, одуревших от неожиданности врагов, а Зайка рванулась к врагам, со всей возможной скоростью. Пока финны удивлялись, мы их наматывали на траки.

Та война закончилась, и моей Зайкой стала тридцатьчетвёрка. Мой экипаж получил этот танк вместо Т-28 и первое, что мы сделали, это написали имя на борту. Потом началась война с немцами и у меня было много танков. Они тоже были тридцать четвёрками. Очень и очень хороший танк, потом был ещё один и ещё один.

Имя «Зайка», это единственное, что можно было взять с предыдущего танка. Мне и себя целиком взять не удавалось. От того молодого лейтенанта, пришедшего в танковые войска, который гордился бронёй, которая его прикрывать должна и защищать, и давить врагов, осталось, наверное, если половина, то хорошо. На руках и лице точно уже ничего не осталось, всё новое, всё в шрамах. Хорошо хоть глаза остались, даже на ушах кончики обгорели. Шесть танков, четыре из них горел. В этом экипаже все хотя бы по паре раз горели. Тогда, в финскую, я думал, что попал в ад, но это было всего лишь лёгким приключением перед большой войной. Всё, что было там, это только было закалкой молодого и наивного лейтенанта перед настоящим врагом.

В войне с немцами потери были огромные. Особисты, угрюмые молчи-молчи, всегда недовольные и никому не верящие, и не считающие никого за людей уже не спрашивали меня что да как. Только выйдя с очередного госпиталя, я приходил в кабинет, где садился на табуретку в центре комнаты. Они окидывали меня взглядом, глядя на моё лицо, покрытое шрамами от ожёгов, недостающие мочки ушей и изуродованные руки. «Сколько раз горел?» – спрашивали они меня, и не дожидаясь ответа, открывали мою папку на нужных страницах, не утруждая себя чтением моего дела и ставили подписи и печати в нужных местах, перелистывая по несколько страниц разом. Затем я отправлялся за новым танком на завод или сразу на фронт.

Воспоминания о далёкой Финской и нынешней войне проносились в голове галопом, пока я наблюдал за жутким существом. Чудовище, после попадания бронебойного в упор, билось в агонии. Когти стучали по броне, а земля вокруг танка была изрыта лапами. Жизнь упорно не хотела уходить их уродливого тела, хотя раны были ужасными. Даже танк, уже бы давно стал грудой металла от прямого попадания в упор, но животное упорно цеплялось за жизнь. Я так не боялся никогда. В этом месте всё было пропитано ужасом. Прильнув к смотровой щели командирской башенки, я наблюдал, не зная, что делать дальше. Там, на войне, было понятно и даже когда обожжённого и воющего от боли, тебя клали на носилки, нужно было просто выздороветь, взять новый танк и воевать до победы. Здесь, было всё по-другому. Я, почему-то, был у верен что это не там. Здесь было страшно и непонятно.

Что делать с трупами моих товарищей, лежащими на дне танка, я пока не решил. Зайка грохнула об землю траками, но вроде всё обошлось. Каждый раз, сюда приходили чудовища всё больше и больше. Что это ещё за тварь? Спасала привычка, которая появилась в самом начале войны. Это были первые летние месяцы, когда, потеряв двух членов экипажа, я и радист, севший за рычаги, ехали по нашей родной земле непонятно куда, а вокруг были фашисты. Нам повезло залить полный бак из перевёрнутого взрывом трактора, а снаряды закончились ещё в первом бою с немецкими танками.

Было немного патронов к пулемёту, и мой пистолет. Всего один раз разжились парой шоколадок из немецких мотоциклистов. Мы их случайно встретили на дороге. Два мотоцикла и машина с пехотой оказалась на узкой дамбе между прудом и болотцем. Радист, исполняющий роль мехвода, тогда рванул на встречу одуревшим от неожиданности немцам, и раздавил оба мотоцикла с грузовиком. Мне пришлось дать всего несколько очередей из пулемёта и высунувшись из башни, расстрелять обойму к пистолету.

Немцев снабжали отлично. Они вообще с собой еды не брали. Кроме двух шоколадок, пары винтовок, патронов и с десяток гранат, нам добыть ничего не удалось, даже заправится. Немцы использовали бензин, а грузовик полыхнул целиком, от удара танка, из него даже выскочить почти никто не успел.

Ехали, пока была солярка в баках. Ещё два раза давили немцев, но остановиться и порыться в карманах не могли, везде были враги. Питались кислым диким щавелем, почками, незрелыми ягодами, закусывая кусочком горькой шоколадки.

Когда горючего осталось совсем на дне, затопили танк в болоте, взорвав в дуле трофейную колотушку. Дальше был холодный и голодный переход без костров. Как только в лесу появлялся огонёк, с неба на него прилетали очереди из безраздельно властвующих в небе немецких самолётов. Затем я попал в распределительный лагерь для окруженцев, и после разговора с представителями особого отдела, меня, танкиста с опытом, посадили за новый танк. Это был последний раз, когда я терял танк не в бою и мне не приходилось, задыхаясь от удушья, вываливаться из горящей машины и сбивать пламя с комбинезона, затем долго лежать в госпитале с ожогами, а затем новый танк.

Танков было много. Не многие из моих экипажей могут похвастаться такой долгой как у меня жизнью, но тот голодный переход я запомнил навсегда. Многим в моём экипаже пришлось пройти через подобное, поэтому по молчаливому согласию в нашей машине всегда была еда, вода, масло для мотора и пара канистр с соляркой. По уставу не положено, но когда лишний день жизни идёт за год, то устав – это там, далеко, а банка тушёнки – это тут. Дня на два-три еды и воды у нас было всегда, а теперь, когда я остался один, на неделю, не меньше.

Вообще не пойму, что это за место? Как тут оказался? Вначале танк заехал в туман, и нам всем стало плохо. Мехвод понял, что танк начал заходить в воду, когда вода начала переливаться в люк, он дал назад. Проехав немного назад, где только что был подлесок сухого как порох летнего дня, мы опять окунулись траками в воду. Мы очутились на крохотном островке посреди болота, переходившего метров через сто в огромное озеро. Ехать оказалось некуда. Выломали палки и потыкали ими в болото, что-бы убедится, хотя и так было понятно, что уже через пару метров от берега, глубины было достаточно, чтобы утопить Зайку, а густая трясина дальше может вообще не иметь дна.

Потом началось самое страшное. Из тумана начали появляться изуродованные, сумасшедшие люди, которые издавали странные звуки, лезли на танк и с упорством обречённых стучали в броню. Они ели друг друга и ходили вокруг танка. Затем появлялись всё более крупные и изуродованные, которые рвали на куски пришедших ранее и пожирали. Все пытались добраться до нас, забравшихся в Зайку. Их было очень много, очень и очень много. Следом пришли вообще громадные, ни на что не похожие чудовища с маленькими головами и огромными ручищами, которыми они разрывали сумасшедших людей на куски и пожирали.

Самое ужасное началось, когда мои товарищи, моя семья, тоже начала сходить с ума. Они вначале попытались съесть меня, а затем, когда я их спихнул на дно танка и как мог связал, начали пытаться откусывать куски друг от друга. Радист откусил себе язык и жевал его, разливая кровь, смешанную со слюной. Что-то похожее было со всеми. Они превращались в тех, кто был снаружи и стучал изуродованными руками в броню Зайки. Мне пришлось моих товарищей застрелить. Выбросить их из люка на съедение я пока не решился, да и вообще открывать люк не хотел. День и ночь, изуродованные чем-то неведомым люди, стучали в броню. Затем они уходили на некоторое время, чтобы так-же неожиданно вернуться.

Осторожно приоткрыв люк, я убедился, что вроде никого поблизости нет. Откуда они берутся? Вроде ничего-ничего, можно несколько часов танке просидеть, а потом буквально в метре от тебя уже тварь. Одним прыжком сумасшедшие люди с изуродованными, огромными лицами и умершими, почти черными глазами, в один прыжок оказываются на башне. Невозможная, нечеловеческая сила. Только успеваешь люк захлопнуть, и удары кулаков уже стучат в броню.

Мне много раз приходилось воевать дерзко и нагло, но я привык действовать с умом. Только так можно выжить, что-бы победить. Те, кто приходил сюда в виде изуродованных фигур раньше были людьми и животными, я уже понял. Оставалось выяснить от куда они приходят, что-бы не пойти прямиком к ним в пасти, и попытаться выстроить план. Воды и еды было на неделю. Вокруг была вода, бежать некуда, и некоторое время подумать у меня было. Трупы товарищей я приберегал, что-бы использовать их в качестве приманки, когда буду покидать это место. Думаю, мои товарищи меня поймут и простят, я бы понял.

Огромная туша затихала, слегка подёргивая грудами мышц, прикрытых костными пластинами. Поразительная живучесть. Вокруг, на сколько хватало глаз, раскинулось озеро. В далеке из воды торчали исполинские деревья и опять вода. Самое главное я не понял, где нахожусь и как тут оказался. Возможно фашисты применили какой-то газ, может быть какая-то болезнь. Скорее болезнь, я просто не заболел, или заболею позже, но почему вместо выжженной степи я попал в болото?

Глава 13. Танк. Вентиляторный катер и Кот в сапогах

Я осторожно приоткрыл люк, услышав в далеке гул мотора. В щели командирской башенки видно хорошо, но не так, как выглядывая из люка. Это моя первая Зайка с командирской башенкой. Удобная это штука. Мы очень много хороших парней потеряли, потому что они не смогли вовремя увидеть опасность. У немцев командирские башенки сразу были, и фашисты имели преимущество, хорошо видя советские танки.

Эта Зайка вообще красавица. Кованная башня из прекрасной стали и длинноствольное орудие. Нам под расписку выдали аж шесть подкалиберных снарядов. О них на фронте ещё и не слышали, а мне надо было по каждому выстрелу написать объяснительную, но они были сильнее обычных бронебойных. Сказали, что экспериментальные, а пробовать на немцах доверили мне. Как объяснили, что теперь, четвёрок я мог бить прямо в лоб с семисот метров, наверняка.

Я наблюдал за приближающейся машиной. Это был странный катер. На всякий случай я юркнул в люк и зарядил шрапнельный, выкрутив трубку на минимум. По мере приближения странного катера, моё удивление нарастало. Катер был вентиляторным. Два огромных пропеллера, закованных в решётки, крутили лопасти как у самолёта. Чудо машина шла по воде, потом также уверенно, не снижая скорости проехался по болоту, а затем заехал на островок. Не выскочила ложась днищем на раскисший ил и суглинок, а именно продолжила ехать по суше, как по воде. Вентиляторный катер заехал на островок, очень лихо, боком, объехал Зайку, сделав круг и со стороны борта где ещё вздрагивала огромная тварь и остановился.

Я бы ещё удивлялся ездящему по воде, болоту и суше катеру, но настоящее удивление началось, когда на глаза попалась команда катера. Я даже глаза протёр, потом проморгался, отвёл глаза от смотровой щели и посмотрел снова, на всякий случай перекрестился. За штурвалом катера был человек с глупым лицом, одетый в камуфляжную форму и на голове носивший немецкую кепку. У него за спиной, указывая и давая подзатыльники, стоял, обутый в детские ботинки с высокой шнуровкой, здоровенный котяра, килограмм, наверное, под двадцать пять. Котяра стоял на задних лапах. Перед вентиляторами сидел дьявол, то открывая, то закрывая огромные чёрные крылья. Он млел от потоков воздуха дующих ему в морду и держал глаза приоткрытыми щёлочками. У станкового пулемёта, установленного на трубе торчащей из корпуса катера, на задних лапах стоял пёс. Он был огромный, лохматый, покрытый наростами как на черепахе, между которыми росли клочки густой свалявшейся шерсти. По бортам сидело несколько бойцов, закованных с ног до головы в рыцарские доспехи, обтянутые камуфляжной тканью. На головах были каски с толстыми стёклами.

Все они, мне улыбались, явно зная, что я внутри. Ещё раз, на всякий случай, перекрестился. Меня учили что Бога нет, но вот теперь я уже точно знаю, что есть, может даже не один.

Кот спрыгнул с катера на островок, а за ним вся команда, кроме сидящего за штурвалом парня с глупым лицом. Дьявол деловито пошел к ещё конвульсирующей тваре и добил в один удар странного ножа, размером с саблю. Затем чёрный гигант сделал разрез на голове чудовища и достал что-то небольшое, протянув это подошедшему псу. Пёс сосредоточенно нюхал. Котяря обошёл вокруг танка, а затем легко запрыгнул на броню. Постучал когтем по броне, так, чтобы чисто обозначить, как будто бы знал, что за ним наблюдаю.

– Эй, мазута, открывай люк, вылазь, все свои. Всё хорошо. Отвоевался.

Подошёл пес:

– Уважаемый Кот, ну как вам в этот экземпляр?

– Отличный! Отличный! Прямо видно что с конвейера, новенький. Что сказать? Видел только в реконструкции, у нас-то мир сами знаете.

– Если честно, уважаемый коллега и я это видел только практически в реконструкции, либо на постаментах, но там половина новодела, половина мелкие пакостники разворовали.

– Да, да, а этот прям настоящий, рабочий, очень будет интересно прокатиться. Всегда хотел, но как-то не было возможности.

Дьявол доковыряв головы ещё нескольких трупов и принёс что-то, стоящему около танка псу, который начал сосредоточенно нюхать. Я высунулся из люка. Тут все знали, что я внутри и смысла прятаться или выжидать не было. Они были прекрасно осведомлены о происходящем тут. Увидев меня, кот сделал удивлённую морду и внимательно посмотрел:

– О! Товарищ командир?

Я кивнул.

– Вы ещё не офицер? Хотя да, конечно, откуда вам знать? Вы пока не офицер, – продолжил котяра, а потом он ловко запрыгнул на крышу башни, и прохаживаясь вокруг люка стучал по броне когтями. – Товарищ Блохастый, что вы думаете?

Пёс прошёл пару кругов вокруг Зайки и внимательно смотрел и принюхивался. С чего они решили, что я должен быть офицер? Задавать вопросов не стал. Вопросов было слишком много.

– Только с конвейера, башня гайка, командирская башенка, редчайший экземпляр, у нас их всего сотни две сделали, – ответил пёс, внимательно осматривая машину.

Кот согласно кивал, а затем повернулся ко мне:

– Знаете ли, молодой человек, люблю запах новой машины. Они для меня как дети, а многие и являются моими детьми, – показал жестом приблизиться воинам, закованным в броню, – Надо помочь похоронить товарищей.

Бойцы ловко залезли в танк и вытащили тела моего экипажа. Рыть землю они не стали, а просто воткнули в землю палочки и прогремел несильный врыв, оставив просторную воронку. Моих товарищей положили и закопали. Сверху холмика положили награды. Подошёл кот:

– Хотите что нибудь сказать?

Я покачал головой.

– Верующие были?

Я пожал плечами.

Кот перекрестился и подал знак парням. Они с помощью диковинной самокрутящей отвёртки сделали крест, на который приделали красную звезду, написав на ней имена моих товарищей.

– Мы тут все и верующие, и неверующие. Пойдём командир, надо готовить танк к переправе, – кот взял меня за палец и потащил к машине.

Около Зайки стоял дьявол с прямоходячим псом, шкуру которого покрывали наросты. Пасть пса была просто огромна, а размеру клыков мог позавидовать матёрый волчара. Они с чёрным гигантом занимались весьма странным занятием. Пёс брал небольшие шарики, которые его собеседник выковырял из головы самых больших чудовищ и с видом, как будто у него в руках бокал лучшего многолетнего вина говорил: «Гнилая селёдка с абрикосом». Затем немного подумав, понюхал и сделав довольную морду обратился ко мне:

– Фортовый ты командир, это гнилая селёдка с жердёлой! – и многозначительно поднял к небу указательный палец лапы, а его товарищ оскалил довольную морду, обнажив несколько рядов не менее огромных клыков.

Затем они продолжили занятие. «Ещё одна коробка с печеньем и потные подмышки», – разочаровано сказал пёс, пряча в небольшую коробочку следующий шарик.

Котяра успел несколько раз облазить весь танк. Он пролез под гусеницами, побывал на сидении мехвода, радиста и успел сунуть нос в самые потаённые уголоки. Мне запретил трогать еду, а особенно воду и моторное масло, объяснив это архиважными планами. Меня покормили приличной едой, напоили соком из бумажной коробки и сунули в руки небольшую брошюрку, из которой мне следовало узнать об этом мире. Я давно понял, что меня куда-то занесло, но не думал, что так далеко.

Через несколько минут по воде пошла лёгкая рябь, а в дали появился силуэт крупного корабля. Через час он был совсем близко. Болото перед его носом бурлило, и тонны ила летели из внушительных труб в сторону. После него оставалась широкая полоска чистой воды, а судя по его размеру, ещё и глубокая. Кот сказал, что это земснаряд, а за ним идёт понтон.

Корабль отрыл проход через болото и прихватил часть берега, оставив ровный глубокий свал, затем отошёл, освободив место прямоугольному кораблю, похожему на баржу. На него мы и загнали Зайку, по опущенным металлическим сходням.

Корабль, роющий проходы в болотах, бросили около островка. Кот унёсся на вентиляторном катере, а я вместе с танком плыл по огромному озеру. Понтон двигался весьма бодро, толкаемый шестью пузатыми навесными моторами. Парни с самым разным оружием, от крупнокалиберных пулемётов до длинноствольных снайперских винтовок, больше похожих на противотанковые ружья, напряжённо всматривались в даль. Приставать с расспросами я не стал, видя серьёзные лица бойцов. Залез на машину, и сидя на башне с опущенными в люк ногам, читал врученную мне тоненькую книжку об этом странном и новом мире. Затем мы подошли к берегу. Я сел за рычаги и загнал Зайку по расчищенной дорожке на край большого скопления людей и животных.

Всё было похоже на одновременное срочное расположение дивизии, подготовку к эвакуации крупного города и Самаркандский базар, на который меня пару раз сводил товарищ, у которого я гостил неделю, после того как мы закончили учёбу и стали командирами красной армии. Он меня пригласил к себе в гости, и не хотел ничего слышать о том, что я не приеду. Тут всё было также. Ящики, цинки с патронами, вещи, оборудование, что-то в больших и маленьких, прозрачных мешках и сумках. Многое мне было не знакомо. Всё валялось грудами, таскалось на тележках, носилось отдельными мешками, ящиками и коробками. Множество людей и животных принимали участие в этом движении, перемещая груды имущества с одного места на другое. Цвета и формы мешков и коробок поражали.

Посреди этой суеты стояло несколько танков. Они были похожи на хищных акул. Обвешанные прямоугольниками, боевые чудовища имели длинные пушки, больше подходящие крейсеру. Ужасные и страшные машины. Моя Заячка была маленьким щенком, у которого только начали прорезаться зубы, по сравнению с этими матёрыми волчарами-убийцами.

Самым удивительным, посреди этой суеты, были несколько колёсных грузовиков. Невероятные гиганты возвышались над толпой, застыв горами металла. Огромные колеса больше человеческого роста, кабина в которую надо было залазить по длинной лестнице и огромный кузов, больше похожий на железнодорожный вагон. Толстенные плиты металла покрывали корпус этих гигантов. О таких грузовиках я даже не слышал. Они должны были ещё и ездить, и возить наполненный кузов. Таких машин не могло быть. Их не могло быть потому, что их не могло быть никогда, но они были, и прямо на моих глазах, ловкая машинка оранжевого цвета с сидевшим за рулём парнем, двумя длинными горизонтальными зубами-палками, ловко отправляла один за другим тяжеленые ящики, груды мешков, лежащих на сколоченных из досок квадратных платформах и коробки в брюхо ближайшего ко мне великана.

Рядом с грузовиком, в раскрытом ящике с электрическими деталями копался знакомый мне пёс. Меня за палец взяла пушистая лапа. Рядом со мной стоял Кот:

– А, вот вы где! Я вас искал, тут и потеряться не долго.

Я было открыл рот, но замер, а рука потянулась к оружию. К псу, занятому ковырянием в электрике, стелясь по земле, в полуприсяде, высоко задрав лопатки, и замирая, а потом делая несколько быстрых шагов, кралась огромная чёрная пантера. кот, видя моё напряжение, сделал мне будничный жест, что всё нормально. Пантера прыгнула.

Чёрная молния грохнула когтями по оранжевому ящику, наверное, с инструментами и как котёнок, стукая его правой и левой лапой поочерёдно, покатила несколько метров. В одно движение ящик оказался в воздухе и был пойман в прыжке. Кошка упала на землю, держа ящик передними и стуча по нему задними лапами в бешенном темпе. Ящик снова оказался в воздухе, и пантера ловко вывернув спину, выскочила из-под падающей коробки, которая с грохотом упала на землю. В один прыжок, с места, запрыгнула на крышу грузовика, улёгшись и свесив переднюю лапу и кончик слегка подёргивающегося хвоста. Морда лежала на передней лапе и глаза были закрыты. Мурчание разнеслось над грузовиком, а уши чёрной кошки вращались во все стороны, как слуховые трубы зенитной батареи.

Пёс матерился самым диковинными словами. Как он матерился! Народ ржал и останавливался послушать. Он орал, что выдерет усы и лапы, если она ещё раз будет трогать его инструмент, а подробности как он с ней будет размножаться, были для меня удивительными. Кошка лежала с закрытыми глазами на высоте метров восемь, и делала вид, что происходящее её вообще не касается. Ни одно животное моего мира не смогло бы запрыгнуть на крышу этого гиганта, а здесь любая пантера может так прыгать, или только эта?

Меня опять дернули за палец:

– Пошли, пошли. Ещё насмотришься. Это у них такое ухаживание, – и кот повёл меня через толпу, которая уважительно расступалась и здоровалась.

Мы шли мимо груд вещей. Что-то мне удавалось узнать, что-то нет. Бросались в глаза пёстрые упаковки. Всё было покрыто яркими и удивительно чёткими рисунками. Кот подвёл меня к парню с глупым лицом, который был за штурвалом вентиляторного катера: