Текст книги "Рассказы и заметки (СИ)"

Автор книги: Герман Филипьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Annotation

Филипьев Герман Борисович

Филипьев Герман Борисович

рассказы и заметки

Какого цвета эта комната? Первое, что я сделал проснувшись – сплюнул кровью. В бок, на плечо. Эритроциты вперемешку со слюной, густой жижей свисали с угла пересохших губ. Я не чего не вижу. Слишком ярко, белый бьет в глаза. Опустил веки и попытался смочить горло влагой желез. Боль. Сразу начал кашлять сухим. Словно кадык сломал. Мышцы шеи ноют, как от плохо поставленного укола. Шейные позвонки трещат. Хочу ладонью закрыть глаза и вытереть слюну с лица. Но кисти не подвижны. Нужно встать, но не могу. Спина печет. Между лопатками словно лезвие ножа. Нужно открыть глаза для выяснения обстоятельств. Несколько секунд мигрени и я вижу, что привязан. Какого цвета эта комната?

Это что палата? Черт! Не вышло. Поворот головы влево, поворот вправо и я в комнате с высокими потолками и стенами густо выкрашенными в белый. Бесспорно – это больничная палата. И факт – я зафиксирован к кушетке. Я привязан не ремнями, а постельным бельем. По одной простыне на каждую конечность и еще одна проходит через мою грудь. Очень старый и знакомый мне прием. Значит, что – то пошло не так. Я пытаюсь вспомнить последний эпизод. Но память дает не картинку, а чувство. Круговое жжение кожи шеи и боль в затылок. А теперь я здесь. Слюна уже присохла к щеке. О, дивный мир. На всю комнату одно огромное окно. Судя по раме, ее размерам и форме, толщины стен, ширине подоконника – я в здании середины двадцатого века постройки. Свет по ту сторону оконного стекла настолько яркий, что я не могу оценить вид из него. Дерево рамы, покрыто трещинными, сухой кожуры белой краски. Я делаю вдох. Хлор с пылью. Запах медицины. В огромной, высокой, белой палате с красной плиткой пола, я абсолютно один. Моя кровать стоит ровно по центру, я накрыт белой тканью, под ней голое тело, а вокруг – нечего. Абсолютная пустота. Ни какой мебели, ни каких предметов. Это изолятор. Отличное дизайнерское решение. Нужно вырваться. Напрягаю мышцы и сухожилия, выкручиваю запястья, стараясь выдернуть руки. Узлы петлей впиваются в плоть, передавившие сосуды. Пальцы немеют. Я раскачиваю свое тело со стороны в сторону, в надежде разорвать ткань или перевернуть кровать. Хоть что-нибудь, но не быть прикованным. Двигаться, быть свободным. Спина буквально жжет, кости ломит, я начинаю вспоминать и кричу.

Черт! Кто нибудь! Крик переходит в кашель. Кашель извергает сгустки крови. В этот раз все стекает по подбородку. Что за ничтожное положение? Я кричу еще громче, когда двери за моей головой открываются и через пару шагов перед мной оказываются двое санитаров, слева и справа от меня и медицинская сестра, у моих ног.

Мое первое утро в психушке началось с того, что я проснулся от чувства схожего с паранойей. А именно сквозь сон мне показалось, что на меня кто-то смотрит. И этот кто-то совсем рядом, у меня за спиной. Я открыл глаза. Лицом я был к стене. Я не двигался, а просто ждал когда это чувство пройдет. Но вместо этого ощущение только усиливалось и что самое главное подтверждалось моими органами чувств. Я впрямь кожей чуял тело рядом. Я собрал всю волю в кулак и резко обернулся. Признаюсь честно, я не ожидал такого увидел. Где-то в метре от меня стоял мужчина лет пятидесяти и мастурбировал глядя мне в лицо. Я спокойно встал и не обращая на него внимание пошел к умывальнику. Мужчина тем временем провожая меня взглядом продолжал дрочить. Я пытался найти раковину, которая как я был уверен находилось возле двери. Но не чего не было.

– Что ищешь?

Я обернулся. Этот вопрос прозвучал от онаниста.

– Умывальник. Я хочу умыться и почистить зубы.

– В палатах умывальников нету. – Сказал он продолжая на меня наяривать. – Утренняя гигиена в общей комнате. По расписанию через пол часа. – На этих словах он кончил, издав какой-то гортанный звук и нелепо скривив лицо. После вытер член об синею больничную пижаму, натянул штаны и как нечем не бывало, насвистывая вышел из комнаты. Я проводил его взглядом, но он так и не повернулся.

Как понял, это типичная утренняя процедура. Мужчина удалился так и не посмотрев на меня. Даже как-то обидно, что ли. Не каких чувств. Ничего личного, просто онанирующий на тебя незнакомец. Этот случай возможно стал своеобразной точкой отчета.

– Это Ваня-Два Конца. – Произнес сухой бас, с глубины комнаты. Я оторвался от удаляющегося силуэта спины извращенца и обернулся на голос. – Ваня-Два Конца, он всегда дрочит на новеньких. Говорит, что чувствует их запах. – Голос принадлежал толстому, лысому существу маленького роста, возраст и пол которого я определить попросту не смог. – Он вполне безобиден, просто любит дрочить, при каждом удобном и не очень случае.

– Два Конца?

– Да.

– Почему Два Конца?

Существо сидело в самом углу палаты, возле огромного окна. Такое же окно я видел в изоляторе, но только сейчас заметил, что за стеклом кованая решетка. Холодно, а грязь какает-то стерильная, как в реставрированных зданиях девятнадцатого века, что в центре города.

– Потому, что он любит чтобы его трахали с двух концов. – Существо громко отхлебнуло жидкость с алюминиевой кружки, поперхнулось, вытерло слюни рукавом и добавило. – Особенно черномазые. – Оно поковырялось у себя в носу, достала козявку, внимательно изучило ее и съело. – Любит когда его трахают хачи. Постоянно об это говорит.

– Педик, что ли?

– А кто сейчас не педик?

На этом философском отступлении я решил осмотреться. Для начала отметил, что в палате нас было двое. Я и Существо. Еще было четыре пустые койки, которые представляли из себя металлическую кровать, явно с годов пятидесятых, с ржавой сеткой вместо матраца. Люминесцентные лампы в тысячи метрах над головой. Деревянный пол выкрашен в черное. Керамика сосудов для утренних процедур не единственное что отсутствовало в этом помещении. Зеркала. Вот, что я заметил. Их отсутствие. Не какого источника увидеть свое лицо, кроме глаз собеседника, а их взгляд уж очень кривой. Также я не обнаружил прикроватной мебели. Ни тумбочек, ни табуретов, ни столов. Только стены, потолок, мигавший свет лампы, окно с решеткой и Существо с алюминиевой кружкой. Еще одна особая черта. Как только Существо закончило вопрос, оно отвернулось и погрузилось в свои мысли. Уже второй человек за пару минут потерял всякий интерес ко мне, как только закончил с моей оболочкой. Здесь каждый не то чтобы сам за себя. Здесь каждый попросту – сам.

Онанист оказался прав. Утренние процедуры начались по расписанию. Через пол часа. Санитары вызвали всех постояльцев в коридор, выходя из палаты, а потом стоя у стены, я заметил, что в палатах нет дверей. Всего их было тринадцать. Тринадцать пещер, с деревянными арками входа из них. С этих дыр словно тараканы, выползали прямоходящие, убогие твари, смотрящие исключительно себе в ноги. Они синхронно появились в свете коридора и отрепетированным движением прислонились к стене. Среди этих людей был и я, такой же таракан. Глядя на то как люди стоят вдоль стен, опустив глаза, словно стыдясь своего существования, а по центру через весь коридор, как бригада СС, идет толстая медсестра в сопровождении двух огромных по комплекции санитаров. Мне вдруг пришла в голову абсолютно дикая мысль, что это на самом дели медицинское учреждение где лечат больных людей. Осознав этот факт, я невольно засмеялся вслух. Звук с моей глотки разразился эхом в пространстве. Не успел я осознать свою ошибку, как напротив меня возникла скорая медицинская помощь. Я забыл сказать, что толстая медсестра с лицом из сальной кожи вела перед собой стол на колесиках. На столе были маленькие пластиковые стаканчики с разноцветными пилюлями внутри, на стаканчиках были какие-то буквы и цифры, написанные черным маркером с тонким стержнем. Так же стоял кувшин с водой и прозрачный стаканчик, скорей всего для этой воды. К передней части стола был прикреплен лист утренних назначений с чередой фамилий и номеров палат. Медсестра и ее охрана уставились в мое тело. Я рефлекторно словно искал поддержку повернул голову в сторону Существа. Но оно стояло как и все, молча смотря в пол. Щелчок пальцев с плохим маникюром и запахом спирта от них, перед моим лицом. Я поворачиваю голову на звук. Давно я не чувствовал такую злость и отвращение взгляде по отношению к себе. Какое-то время все отделение стояло в полной тишине. Это позволило мне внимательно рассмотреть ее лицо. Оно удивительно стереотипно схоже с лицом поросенка. Тот же пятак вместо носа, теже розовые щечки, такие же заплывшие, маленькие глазки. Поросенок устал смотреть мне в глаза, видимо жирная шея затекла, опустил подбородок, а точнее подбородки вниз, уставившись в лист назначений.

Поросенок произнес мою фамилию.

Я кивнул.

– Поступил вчера ночью? – Из ее рта пахнет жареным салом.

– Возможно.

– Возможно? – На этом вопросе санитары сделали один шаг в моем направлении. Я вдруг начал чувствовать. Чувствовать сожаление о том, что я жив.

Поросенок протянул мне стаканчик с разноцветными пилюлями. Взял стакан я начал всматриваться во внутрь. Таблеток было три. Белая, желтая и красная.

– Что это? – Спросил я у Поросенка.

Санитары сделали еще один шаг в мою сторону. Теперь я чувствовал запах сигарет от их тел по обе стороны своих щек.

– Лекарство. – Ответил Поросенок и протянула мне стакан с водой из кувшина. Молча я все выпил.– Открой рот и высунь язык. – Продолжила она.

Я сделал. Санитары отступили. Интерес ко мне потерян. После достаточно долгого, поочередного приема таблеток мы все же оказались в санитарной комнате. Правда, правильней будет не «мы». Нас также заводили туда по два – три человека и под присмотром конвоиров, уже без Поросенка, она удалилась. В строго отведенный промежуток времени люди умывались, чистили зубы и справляли нужно. Именно тогда стоя в очереди, разглядывая пациентов я заметил, что среди нас есть девушка.

Я не знаю как капельницы помогают от самоубийства, но мне их ставили. Поросенок говорила, что это для лучшего кровообращения мозга. Еще мне делали уколы в мышцу. По привкусу льда на кончике языка я сразу понял, что это сибазон. Классика жанра. Утром и в обед транквилизаторы и нейролептики, а перед сном два куба сибазона и пятьдесят грамм оксибутирата. В принципе все лечение, а точнее приход от него, было направлено на то чтобы избавить меня от тревоги, страха, агрессии. Для меня это означало попросту не думать. Не действовать. Не быть, а казаться. Существуй сам и дай существовать другим. И мне понравилось быть обдолбанным. Понравилось быть в тумане. Не чувствовать своего тела и не слышать своих мыслей. Я начал обращать внимание на бесполезные вещи и находить в них смысл. Я начал с нетерпением ждать приема лекарства от самого себя. Как же классно когда в голове пусто. Когда тебе не о чем думать. Я даже пришел к мысли, а не попробовать ли снова себя убить, чтобы мне повысили дозировку транквилизаторов. Но сейчас, если честно, лень.

На четвертый день я решил с ней заговорить. Не мог найти повод. По этому скопил транквилизаторы. Принял двойную дозу и пошел знакомится. Это было время после обеда. Сквозь окна пробивался приятный белый луч, оголявший пылинки в воздухе. Она сидела на полу в позе лотоса и смотрела Тома и Джерри по телевизору, что был привинченный к стене. Нужно сказать, что телевизор находился в металлической раме под чугунным замком, с тонкой решетной перед экраном. Так, что мультипликационное насилие проходило по ту сторону метала.

В этой комнате предназначенной для отдыха, было не много людей. Там было Существо, как всегда сидевшее в самом углу возле окна, погрузившись взглядом куда-то на метр перед собой. Был еще тридцати семилетний Даун, собирающий пазлы под столом для пинг-понга. Компанию ему составляла Ведьма – старый, худой педик с париком седых, взъерошенных волос. Более не кого. Я присел в пыльное кресло, в метрах пяти от девушки и стал ее изучать. Транквилизаторы здорово меня накрыли. Я смотрел ей в затылок, а она смотрела мультики. Со спины она выглядела как худой одиннадцатилетний мальчик. На ней как и на мне не было униформы. Это говорило о лимите времени нахождения здесь и психиатрической иерархии положения в отделении. Сверху она была обтянута черной водолазкой толстой вязки, со слишком длинными для нее рукавами. Ниже – короткие, красные шорты Nike, для бега. Белые носки в черных, домашних тапках. Рыжие волосы очень коротко подстрижены ножницами, не машинкой. Локоны торчат в разные стороны. Я заметил, что на водолазке сзади видна белая бирка. Решил, что это мой шанс. Поднявшись на ноги, я в полной мере почувствовал действие двойной дозы транквилизаторов. Да так, что какое-то время стоял на месте собираясь силами. В глазах поплыли контуры помещения и я обратно сел в кресло закрыв глаза. Моя голова вертолетный пропеллер. В ушах звон низкого артериального давления. Пальцы слились с деревом кресла. Сердце глухо бьется где-то в глубине живота. Чувствую как слюна вытекает изо рта. Открыв глаза, увидел, что девушка исчезла. На ее месте сидел Онанист. За решеткой Том одетый в форму моряка, выслушивал указания капитана лайнера. Веки опустились и я провалился в сон.

Что-то меня начало трясти. Тьма рассеялась и перед моими глазами возникло лицо Дауна.

– Тавай. Лемя кутить. – Он указал пальцем на свое запястье.

– Чего? – Я отодвинул его от своего лица, одновременно протирая глаза.

– Кватить пать. Пати по кутим.

– Я не понимаю.

– Кутить. – Он сложил два пальца у своих губ.

– Курить? Время курить?

– Да-да. Кутить. – Он обнажил десна беззубого рта.

– Хорошо, хорошо. Спасибо, иди.– Я надавил на глазные яблоки ладонями. – Я сейчас буду.

Здесь мы курим дважды в день. В 14:00 и в 20:00, в туалете, она же санитарная комната, она же курилка, она же общак. Почему «Общак», без понятия. Похрустев суставами пальцев и шеи, поднялся и вышел в коридор. В ногах еще чувствовалась пудовая тяжесть, от выхода лекарств. Короткими шагами передвигаясь по коридору всматривался в пустые палаты. Одинокая грязь. Схожая с скотобойней. Через десятки лет здесь ни чего не изменится. Уже как полвека здесь ни чего не менялось. Разве только становилось хуже. Сколько искалеченных человеческих душ остались в кирпичах этих стен навсегда? Это идеальное место чтобы сойти с ума. Мои плечи уперлись куда-то вниз. Попытался выпрямить спину, но не смог. Поднял глаза к потолку и так шел вперед, не думая о том, что ждет впереди. Здесь словно все соткано из пили. Все из праха. Какое-то пограничное состояние. Что-то абсолютно не мыслимое. Лампы так высоко, что свет всегда включен. На их стекле я вижу следы от разных букашек и мух. Интересно, я когда нибудь выберусь от сюда? А если выберусь, смогу ли я забыть все это? Выйдет ли у меня перевернуть страницу? Или дальше все будет только хуже? Возможно. Потому, что ответов как быть, у меня нет. Лампа сменяется лампой, образуя размытую полосу света. Прям как белая полоса на ночном шоссе. Шоссе, что у меня над головой. Меня грубо остановила чья-то рука, упершись в грудь. Я оторвался от шоссе и посмотрел перед собой. Санитар указал на дверь в уборной. Внутри было все отделение. Всех окутал сигаретный дым. Кто-то стоял в одиночестве, кто-то общался, а кто-то сидел на унитазе. Мне вручили сигарету. Четыре дня назад я не курил, но здесь начал. Мне подкурили и я сделал тягу. Наполнив дымом легкие, выпустил дым через ноздри. Стало как-то легче. Я увидел ее. Она стояла возле единственного окна, а точнее щели, которой оно из себя представляло, разумеется с решеткой. Рядом с ней стоял Димедрол. Но они не разговаривали, потому, что Димедрол не с кем не говорит, он только часто моргает и жует кончик своей бороды. Я направился к ней, когда перед мной возникло Существо.

– Как ты думаешь, почему люди так часто ошибаются в котах? – С невероятным энтузиазмом спросило оно.

– Слушай, мне некогда. – Я попытался отодвинуть его рукой, но оно стало перед мной как столп.

– Нет. Нет. Ты только послушай это просто прекрасно. – Существо взяло меня за плечи и поставило к стене. Я отвернулся и посмотрел вправо, там еще стояла она, докуривая сигарету. – Коты, это ведь не по-настоящему. Понимаешь? – Оно провело рукой перед моим лицом чтобы привернуть мое внимание, сил сопротивляться у меня не оказалось. – Вот взять к примеру, этого большого кота из-за которого я сюда легла пожить. Он еще та сволочь, пускай и очень образованная, но сволочь.

– Слушай. Давай поговорим в палате. Или через пару минут. Я понимаю, что тебя сейчас кроет, но поверь, мне сейчас не до этого.

Я сейчас хочу поговорить с одним человеком. Поговорю и вернусь. Хорошо?

– С человеком, каким человеком? – Указательным пальцем левой руки оно начало тереть свои десна. Правую руку оно положил мне на плече и прижало меня к стене еще сильнее. – А, поговорить? – Оно нелепо подмигнуло мне. Да так нелепо, что исказилось все лицо. – О, это хорошо. Очень хорошо. Она ведь тоже как кот. – Оно высунуло палец со рта. Прокашлялось и продолжило. – Как кот или кошка как тебе удобно. Она тоже не по-настоящему.

Я обернулся к окну, но ее уже не было. Ушла. Бегло прошелся по комнате но так ее и не увидел.

– Вот этот кот, это что-то. Представляешь? – Теперь я могу и послушать. Спешить некуда. – Чертово пушистое исчадие Ада. Вроде и ростом невелик. Всего метр с небольшим. Но сколько самомнения, столько уверенности. Постоянно крал у меня еду. Я говорю, ты консервы украл, а он все отрицает. Мол никаких консерв и в помине нет и усами своими все шевелит и шевелит. А еще он как-то соседей затопил. Нарочно включил воду в ванной ночью, когда я видела сны и ушел через форточку. Обзвонил всех соседей, а час та поздний, часа три ночи. Ну, представляешь. Соседи приходят, ругаются. А я им честно говорю, что это не я. Это все он. А они крутят пальцем у веска, кричат, матерятся. А я очень не люблю когда матерятся. Так меня знаете, воспитали. Ну так вот, однажды приезжают ко мне куча незнакомых людей, а сними участковый и врачи, медсестры, санитары. И как один говорят, что кот та не настоящий. Я им говорю как это не настоящий, если вот он, на кровати сидит водку пьет и шпротами закусывает. Или вы что хотите сказать, что это я своих соседей затопила? Но, нет знаете. Это слишком. А они все головешками своими кивают. Что-то записывают. Шепчутся. А кот тем временем водку допил, шпроты доел, усы вытер и ушел через дверь. Эти ведь ее за собой не закрыли. Я всегда дверь закрываю. А эти нет, оставили все на распашку. Понимаешь? Вот он обиделся и ушел. А я ведь переживаю. Мало ли, что. Он же пьяный. А когда выпьет совсем ведет себя как дурак. В драки лезет. Проституток домой приводит. Песни орет до утра. В карты на деньги играет. Может все просадить, до копейки, а потом у меня в займи просить. И вот сижу я здесь. Ночь уже. Ты спишь. Смотрю я значит в окно и думаю о нем. Как он там? Не голодает ли? И вот ложусь спать, как слышу стук в окно. Смотрю, а там он смотрит на меня и мурлычет. Глаза зеленые-зеленые и блестят так, сильно-сильно. Я открываю форточку, он пролазит во внутрь и садиться напротив, а ты все спишь и храпишь, кстати. Ну так вот, он сидит и говорит, хочешь, мол анекдот расскажу. Я киваю. Ну ведь хочу же. И он рассказывает про двух рыбок. Нет, не слышал? Так вот, плывут две рыбки. Это он уже начал мне рассказывать. Вот. Плывут две рыбки, а им на встречу рыбка постарше. И рыбка, что постарше говорит, такая: Привет, ребята. Как вам вода? И уплывает дальше по своим делам, не дождавшись ответа. Спустя какое-то время одна рыбка поворачивается к другой и спрашивает: Какая, еще на хрен вода? – Оно срывается в дикий смех. – Представляешь? Какая еще вода? Надо же. Вода, мол. Аха-ха. Что это еще за вода? И две рыбы. Короче посмеялись мы над этим. И достает он из шерсти карандаш. Знаешь такой обычный, хорошо заточенный, черный карандаш. А что это я? Вот же он. – Оно достает с кармана карандаш и показывает мне. – Вот, дает он мне этот карандаш и уходит. Обратно через форточку. А напоследок спрашивает: как вода? Представляешь? Смешно.

На этом слове Существо, четыре раза ударило себя карандашом в шею и упало на пол. Из точечных ран, словно закишевший борщ, взялась пузырьками кровь. Из горла исходил клокочущий звук. Словно оно полоскало рот водой. Глаза были открыты, а тело забилось в судорогах. Я докурил сигарету и бросил ее на желтую плитку комнаты. Кажется транквилизаторы отпустили, окончательно.

Это была наша первая кровь. Наше первое свидание. Наши первые зрачки и тихий звук пульса в их глубине. С этого момента счетчик стал отчитывать в конец.

Уже как почти две неделе, я нахожусь вне стен психиатрического отделения. Принимаю все тоже медикаментозное лечении, что и в больнице, только без уколов и жидкостей. Иногда я повышаю себе дозировку. Принимаю двойные, а то и тройные дозы транквилизаторов и антидепрессантов. Мне это наверное помогает. Наверное. Жизнь кажется не такой конченой. Странно, но мне так нравится. Пытаюсь забыть, то что было, но не выходит. Хотя иногда мне кажется что это чей-то чужой сон, подсмотренный мной через бинокль. Я хожу дважды в неделю на сеансы к моему психиатру. Мне это не нужно. И если честно пользы от этого, так сказать лечения, никакого. Но я это делаю, для того чтобы мне выписывали рецепты на сильно действующие препараты. Из-за того, что я иногда принимаю двойные дозы, недавно у меня раньше срока закончились таблетки. Два дня я провел в полнейшей панике. Пришлось сильно напиться. Врачу я об этом не рассказал. Боюсь, что в таком случае он отменит препараты и назначит, что-то легкое. Мне кажется, что у меня началась развиваться зависимость. Но ни чего страшного, скоро я брошу это. Нужно только разобраться в себе. Через два дня у меня день рождения. Интересно где я буду через десять лет? Каким я буду? Живым или мертвым? Счастливым или как все? Странное чувство, как будто должно произойти что-то прекрасное. А возможно, это просто антидепрессанты.

Я открыл глаза от крика отца. Горло пересохло, глотнул слюну. Размял мышцы шеи пальцами, огляделся. В моей комнате не кого. Дверь заперта. За окном сумерки. За дверью крики. Родители опять ссорятся, а сестра где-то там между ними, плачет. Взглянул в дисплей электронных часов, что на столе. Зеленым на черном они показывают 19:34. Я сел на край кровати, взялся руками за голову и стал массировать вески. Теперь к крикам отца присоединилась и мать. Каждый кричит о чем-то своем, не слыша другого. Я встал на ноги и включил настольною лампу. Начал одеваться. Буду сегодня весь в черном, а футболку одену белую. Люблю белые футболки. Протирая глаза, я вспомнил свой сон. Огромный паук с тонкими волосатыми лапами разрушает мегаполис. Застегивая ширинку и просовывая в брюки ремень, я стал вспоминать далее. Город сплошь состоял с небоскребов, между ними летали военные вертолеты. Внизу как стадо муравьев бегают перепуганные люди. Я протираю подмышки сухим дезодорантом и одеваю белую, пахнувшую лимонным кондиционером для белья, футболку. Далее, во сне вся панорама отодвигается куда-то в даль и я вижу все из далека. Одеваю тонкие, черные носки. Оказывается, что все это происходит на голове какого-то бородатого мужчины. На футболку одеваю черную олимпийку Fred Perry, с двумя белыми полосками на рукавах. То есть весь город с его детальной инфраструктурой, вертолеты, люди, небоскребы и гигантский паук разрушающий все это, на самом деле часть головы незнакомого мне мужчины. Интересно. Я причесываю коротко подстрижены волосы. На шее еще видна отметина от петли, но уже не так заметно. Капаю глазные капли, моргаю. Смотрю в зеркало. Вроде лучше. Капли ложу в карман олимпийки. Там же бумажник с наличными, ключи, зажигалка Zippo и сигареты Marlboro. На левое запястье натягиваю черные, электронные часы. Интересно, что мог бы значить этот сон? Открываю шкафчик, что под замком в столе. Там все лаконично. Армянский коньяк в полулитровой бутылке, фляга из нержавейки, антидепрессанты, транквилизаторы, презерватив, два коробка марихуаны, пипетка для ее курения и опасная бритва с каплями засохшей крови на лезвии. Наполняю флягу спиртным. За дверью уже бьется посуда. Скоро в ход пойдут кулаки. Я забираю все кроме бритвы и транквилизаторов. Подымаю глаза на книжную полку. Керуак, Берроуз, Кизи, Хантер Томпсон, Паланик, Достоевский, Ирвин Уэлш, Стивен и Дэнни Кинг, Буковски, Селин, Хемингуэй, Филип Дик, Пелевин, Мураками, норвежские детективы и медицинские учебники. Рука тянется к Сэлинджеру. Открываю "Над пропастью во ржи". Между страницами пару купюр по сто долларов. Беру одну и лажу в бумажник. Холдена Колфилда возвращаю к ребятам. В момент отрываю руку от книжной полки. Сэлинджер падает открывшись на середине. В двери стучат. Дверная ручка ходит взад-вперед. Ничего не выйдет, я заперт. Зеленые купюры рассыпались по полу. Отец кричит по ту сторону, взывая ко мне. Я смотрю на руку, которая стала причиной падения книги. Пальцы дрожат. Тремор. Сжимаю ладонь в кулак, но дрожь переходит на всю руку. Разжимаю кулак. Теперь тремор возвращается только к пальцам. Странно. Отец матерится и кричит. Хочет чтобы я открыл дверь. У меня раньше не было таких симптомов. Пытаюсь успокоить руку, но ничего не выходит. Да и черт с ним. Мне уже пора. Открываю с размаху дверь и сразу получаю с кулака в челюсть слева. Меня заносит вправо и я уже в центре зала. Мать кричит и машет руками сзади меня. Сестра с мокрыми глазами сидит на кресле, что-то причитает. Я выпрямляюсь, смотрю отцу в глаза, подняв брови. Он машет перед моим лицом трубкой для курения марихуаны, которую я уже неделю не могу найти. Мне не трудно заметить, что отец пьян. Чувствую перегар. Водка. Достаю флягу со спиртным. Он продолжает истереть. Глаза вот-вот вылезут из орбит. Лицо как помидор. Слюни во всю брюзжат из его рта , но до меня не долетают. Отвинчиваю рельефную крышку фляги. С правого кармана достаю две капсулы антидепрессантов и бросаю себе в рот. Запиваю тремя большими глотками коньяка. Глотаю и протягиваю флягу отцу. Будешь? Он замолкает, а вместе с ним мать и сестра. Полная тишина. Ну как хочешь. Завинчиваю флягу и прохожу мимо него. Он пилит меня взглядом в затылок. В прихожей я одеваю белые Canvers, шнурки прячу во внутрь. Выхожу из дома на улицу потирая зудящую челюсть и вспоминаю, что забыл мобильник, а доллары по прежнему лежат на полу. Ну и ладно. Все, что мне действительно нужно и так со мной. Назад я не вернусь.

К девяти вечера я уже был на месте, а точнее подходил к нему. Ночной клуб "Кладовка". Ну, как ночной клуб? Так себе, скорее помещение. Сегодня здесь вечеринка caver-punk-party. Рок-звезды местного разлива, будут играть свои версии знаменитых хитов панк сцены прошлого. Такое себе караоке, только без права на вмешаться. Уже подходя к повороту вижу группки пьющих пиво неформалов. Прохожу мимо кто-то из них со мной здоровается. Я киваю в ответ, но человека не узнаю. Захожу в поворот и выхожу на финишную прямую. "Кладовка" вмонтирована во второй этаж здания, что справа от меня. Внешне украшена дурацким черно-желтым граффити. По направлению ближе к хип-хопу, чем к рок-н-роллу. Ко входу ведет двойная деревянная лестница. На улице где-то с полсотни человек, разбитых на мелкие группы. Все пьют, курят и смеются. Делают фото и целуются. Флиртуют и ссорятся. Обнимаются и дерутся. Пытаюсь вспомнить день и останавливаюсь на субботе. Что не сделаешь только чтобы не быть одному. Пробиваясь к входу через толпу, я ищу глазами ее. Чья-то потная рука хватает меня за шею и поворачивает к себе. Секунда и я уже в толпе людей из которых знаком только с обладателем потной руки. Я опираюсь задом об изгородь и лениво киваю присутствующим.

– Чего трубу не берешь? – Спрашивает потная рука.

– Дома забыл. – Я достаю пипетку и коробок с травой. – Реально. Без шуток. Вспомнил как сюда ехал. – Протягиваю пипетку и марихуану потной руке. – Держи. Забей, если не трудно конечно.

Потная рука улыбается.

– Что касается травки, здесь я на редкость трудолюбив. – Он забирает необходимое и сосредотачивается на деле. – Тебя к стати Федотова искала.

– Да? – Уже открыв флягу, я сделал глоток. – А я шарил ее взглядом.

– И что нашарил?

– Не успел. Первым меня нашарил ты.

– Ну и правильно. – Он уже забил пипетку и положил коробок мне в карман. Огляделся по сторонам и протянул забитое стекло мне.

– Не. Ты первый. – Потная рука поджигает спичку, но я ее тушу и улаживаю ему Zippo. Я продолжаю. – И да. В смысле?

– Что в смысле? – Он разогревает до красна стекло огнем зажигалки и делает первые короткие тяги.

– В смысле «Ну и правильно»?. – Аккуратно передает горячею пипетку мне, держа дым внутри своего рта. Глотает и выпускает две струи через ноздри.

– А посмотри туда. – Немного покашляв он указывает пальцем куда то в даль. Я смотрю и вижу Федотову в компании каких-то незнакомых мне парней. Они распевают водку прям из рюмок. Закусывают лимоном или лаймом. Не могу разобрать. Федотова смеется и постоянно трогает и обнимает одного из них. Я подкуриваю стекло. Несколько глубоких затяжек. Глотаю дым и выпускаю его через рот кольцами, продолжая смотреть в их сторону. Федотова хватает парня за член и лезет языком в его рот. Я передаю пипетку и огонь потной руке. – Прикольно. Да? – Немного посмеявшись он вернулся к делу и добавил. – Вот, что бывает когда забываешь мобилу дома. – На этих словах все наши люди хором засмеялась.

Осушив флягу и проглотив еще капсулу антидепрессанта, я пошел на звуки музыки. Поднимаясь по лестнице немного повздорил с каким-то парнем, которого задел плечом. Предложил ему покурить. Мы дунули и я вошел во внутрь. На входе всунул деньги на вид тридцатилетней крашеной блондинке, с татуировкой на лице и большими туннелями в ушах. Она одела мне зеленый браслет на одну руку, и поставила синею печать на другую. В лицо ударили гитарные рифы. В уши бочка барабанов. По коленям драм-машина. В глаза красный, зеленый, синий, желтый лазер танцзала. В плече очередной мудило, мы переглянулись и я решил вручить ему свой средний палец, продолжая двигаться вперед к сцене. Он, что-то крикнул мне. Но я не услышал. Давая ему об этом понять указывая на свои уши. Оглядевшись я пришел к выводу, что помещение перевыполнено потными тушами, среди которых нужно найти желательно несколько тушь мне знакомых. Пятьдесят процентов тел пляшет у сцены, рядом с которой забитая людьми барная стойка. Территория на которой я, схожа со скоплением людей на улице. Та же структура, теже приоритеты. Вдалеке, почти возле сцены, на красных диванах вижу знакомые мне лица. Две девушки. Одна высокая крашеная брюнетка с коротко подстриженными волосами и в черной майке, другая на первый взгляд натуральная блондинка, низкого роста и с лишним весом. У первой пирсинг в левой брови, у второй под нижней губой. На возраст лет семнадцать. Делаю первые шаги в их направлении, когда меня обхватывает чья-то огромная рука. Чувствую свою голову на уровне его подмышки, от которой несет потом. Его зубы кусают меня за ухо сверху, а щетина режет мне висок. Отталкиваю огромное тело от себя и подымаю взгляд вверх.