Текст книги "Станции Ангелов"

Автор книги: Гэри Гибсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Мэтью

Эти огромные пещеры начали рыть еще до рождения Мэтью.

Если встать у входа и посмотреть вверх, можно было увидеть высокий скальный потолок, напомнивший Мэтью фотографии кафедральных соборов. Эта пещера была лишь одной из целого ряда соединенных друг с другом камер, уходящих глубоко под горы. Пока Сэм Рой не открыл способ использовать технику Ангелов, найденную им в глубинах Цитадели, и создать щит, способный спрятать их от любых глаз, эта пещера служила для касперских прималистов укрытием.

Мэтью вспомнил, что Сэм рассказывал ему однажды о войне, случившейся среди ортодоксальных прималистов, когда те вдруг с ужасом обнаружили, что Сэм и два его брата, Вон и Тренчер, не до конца им подвластны. Вон и Сэм остались тогда верны основным прималистским эдиктам, но обвинили своих создателей в измене принципам религии. Сэм утверждал, что они уничтожили в кровавом путче половину прималистского руководства, а контролируемые прималистами корпорации с внеземными интересами заставили укомплектовать первый экипаж Касперской Станции прималистами, которые провозгласили свою верность Вону.

Оставшиеся в живых прималисты – идейные отцы создавшей их генетической программы – только обрадовались их отлету. И еще больше обрадовались, когда наступил Разрыв и отрезал их, казалось бы, навсегда.

Мэтью воспитали в вере, что его отец – Сын Божий, и теперь, повзрослев, он оценил иронию ситуации. Однако, что бы там ни высвободилось в генах Эрнста Вона, это свойство оказалось рецессивным. Сам Мэтью родился совершенно нормальным человеком, к разочарованию своего отца – а может быть, к облегчению.

Он прислушался к безмолвию пещеры. Как тихо. А когда-то здесь творилась история, происходили события, о которых ему лишь рассказывали в школе, а он был слишком юн, чтобы понять трудности тех ранних лет. Неподалеку, едва различимые в глубоком мраке пещеры, стояли временные сборные дома, в которых жили Первые Семьи, и транспортные челноки, по конструкции похожие на тот, что увез Тренчера с «Джагера».

План Вона был очевиден: когда придет гамма-излучение, снова уйти в пещеры. Но Мэтью не давали покоя давние слова Сэма, его дяди. Слова о том, что этот взрыв, возможно, не естественного происхождения.

Бывали времена, когда он сомневался в рассудке Сэма. Однако факт оставался фактом: когда Сэм объявлял, что что-то случится, это случалось. То, что произошло в то утро, стало для Мэтью первой реальной демонстрацией силы этого человека. Он тогда даже испугался – задумался, что должен испытывать человек, наделенный таким могуществом, и благодарил судьбу, что ему никогда не придется этого узнать.

Пещера, где держали несколько исправных челноков, находилась прямо впереди, и Мэтью быстро пошел через подземелья, жутко тихие, если не считать слабого эха его шагов. Внезапно он ощутил, как прямо за его плечом формируется сущность, и на краткий миг испугался, что это его отец. Холодный пот выступил у него на лбу – Мэтью готов был от ужаса потерять сознание. На этот раз Вон ни за что не оставит его в живых.

Но это был только Сэм в своей астральной проекции, и Мэтью едва не застонал от облегчения. Но фигура старика казалась искривленной, искаженной.

– Он знает, – промолвил Сэм. Его слова странно не совпадали с движением губ. – Улетай отсюда, Мэтью. Улетай немедленно.

– Уже лечу, – ответил Мэтью, пускаясь бегом. Ему уже видны были челноки – те самые, что в одну долгую ночь всего через несколько месяцев после начала Разрыва привезли сюда Вона и его спутников.

Мэтью бросился к кораблю, который давно готовил на этот случай. Нелегко было найти время и возможность регулярно прокрадываться сюда, но если Мэтью и унаследовал что-то от своего отца, то это его хитрость. Всего дюжина заговорщиков стояла между Воном и его планом, связанным с богами Каспера, но этого было достаточно. Все они были хорошо обучены каждый в своей профессии – из тех, что будут нужны в прекрасном новом мире Вона. И эти профессии они могли использовать против него. Пути назад теперь не было.

Мэтью забрался в челнок и еще минуту ждал, когда заработают двигатели, прежде чем челнок покачнулся и оторвался от пола пещеры. Мэтью повел его к выходу, к солнечному свету, и взлетел в ясное небо.

Элиас

Элиас немного удивился, поняв, что он все еще жив.

Существа – каспериане, так их следует называть? – во множестве высыпали из леса и столпились над распростертым телом Ким. Сначала Элиас подумал, что женщина мертва. Потом они бросились на него и туго связали чем-то похожим на бледно-голубой тростник. Элиаса прижимали к земле, и он постарался как можно шире расправить грудную клетку.

Перед самым нападением он поднял глаза от тела Винсента и заметил этих существ, наблюдающих за ним из леса. Странные глаза, которые казались любопытно пустыми, длинные волчьи морды и ноги, сгибающиеся не в ту сторону.

Несмотря на всю их чуждость, в руках они, несомненно, держали оружие. У одного за плечом висело ружье, до невозможности похожее на старинное кремневое. Одеты они были во что-то тяжелое, темно-коричневое с черным, и были на фоне земли и деревьев почти невидимы.

Элиас тогда повернулся, увидел пробирающуюся к нему Ким и попытался ей что-то сказать, но язык не слушался от потрясения, вызванного посадкой. В этот момент одно из этих существ бросилось к ним из леса, крутя над головой что-то вроде груза на веревке. Вырвавшись из руки этой твари, груз ударил Ким в затылок, и женщина рухнула как подкошенная.

Потом их всех троих уволокли с поляны и бросили в фургон. Сейчас их везли куда-то, колеса фургона прыгали и кренились на ухабах. Элиас заерзал, пытаясь сдвинуть тростниковые веревки, стягивающие руки и плечи. Это оказалось гораздо труднее, чем он ожидал, но, втягивая в себя воздух и извиваясь всем туловищем, Элиас сумел передвинуть их выше к плечам. На все ушло несколько минут.

Верх фургона был сколочен из грубых досок. Между досками зияли приличные щели, и по дну фургона и связанным людям ползли полосы света и тени. Запряженные в фургон громадные животные с широкими косолапыми ногами напомнили Элиасу бегемотов. Фургон сопровождало штук сорок каспериан. Большинство пешие, но некоторые ехали верхом, сидя по трое или четверо на спинах животных, везущих фургон.

Элиас встал на колени и потрогал голову Ким. Он уже попытался помочь Винсенту, но не был уверен, что получилось – каспериане слишком рано ему помешали. Даже в этом тусклом свете Элиас разглядел, как сильно она избита. Но Ким пошевелилась от его прикосновения, один глаз заморгал и открылся.

– Ким?

Она отозвалась стоном боли. Элиас помог женщине сесть, прислонил ее к стенке фургона. Его крыша была такой низкой, что Элиас не мог встать. Даже сидеть на корточках ему удавалось с трудом, а фургон все трясся и скрипел, катя по неровной дороге.

– Ким, очнись!

Глаза женщины снова открылись, но взгляд был мутным. Она фыркнула, слабо оттолкнула Элиаса, потом наклонилась вперед, и ее стошнило в угол фургона. Элиас поддерживал ее под руку, пока рвота не кончилась.

– Как меня зовут? – спросил он, когда Ким сумела выпрямиться.

– Что, забыл? – Он чувствовал, что женщина дрожит, и надеялся, что у нее не начался шок. – Тебя зовут Элиас.

– Мне просто нужно было проверить. Ты уже дважды теряла сознание от ударов по голове. Это могло вызвать серьезное повреждение мозга.

Ким внезапно содрогнулась.

– Та зверюга, что бросилась на меня…

– Это был касперианин.

– Боже, я видела снимки, но… – Женщина покачала головой.

– Да, я знаю. – Элиас помог ей выпутаться из веревок. Освободившись, Ким безуспешно попыталась найти более удобное положение внутри фургона.

– А Винсент? – спросила она. – Он?..

– Жив, – ответил Элиас. – Я пытался ему помочь, но ему нужна медицинская помощь посерьезнее, которую здесь вряд ли найдешь.

После этих слов Ким притихла.

– Послушай, – заговорил Элиас, – мы по-прежнему далеко от тех гор, куда направлялся челнок. Возможно, в сотнях километров? Я знаю, мы это раньше не обсуждали, но сейчас ты должна решить, что будешь делать. Винсенту потребуется время, чтобы прийти в себя, значит, до тех пор тебе придется решать и за него. Кажется, ты сказала, что в этой Цитадели можно будет отсидеться? Ужас отразился на лице Ким.

– Только в самом крайнем случае. Цитадель… это странное место. Я давно там была, проводила исследования и поиск артефактов. И кончилось все печально.

– Но как вариант она остается?

– Да, но… – Ким содрогнулась, – там опасно. – Чем?

– Трудно объяснить. Давай не будем беспокоиться об этом, пока не попадем туда. Если попадем.

Она наклонилась над Винсентом, слушая его дыхание.

– Я не врач, – проговорила Ким, – и не могу сказать, лучше ему становится или хуже. Я думаю, нам нужно найти какой-то способ общения с ними. Может, каспериане сумеют помочь нам с Винсентом.

– Эти существа не желают нам помогать. Поговори с ними, если хочешь, но я уже сказал тебе, куда я иду.

– Слушай, может, у тебя и есть шанс сбежать, – вспылила Ким, – но у Винсента нет. Я лучше останусь здесь, с ним. – Она испустила долгий тихий вздох. – Жаль, у меня нет аптечки с «Гоблина». – Ее глаза расширились. – Но у нас же есть смартшиты? – Радость осветила ее лицо. – Элиас, мы могли бы послать сигнал бедствия!

Он мрачно улыбнулся и показал тот смартшит, которым пользовался всего несколько дней назад, когда пробирался по «Джагеру».

– Я уже попытался. Базы данных местной Сети находятся на Станции. Нет Станции – нет Сети, во всяком случае, пока. Может пройти не один день, прежде чем вся эта штука снова включится.

Глаза Ким потухли.

– Все равно надо продолжать попытки. Это единственный выход.

– Да, надо, – согласился Элиас.

Он подвинулся ближе к согнутой фигуре Винсента. Что-то было не так. Растопырив пальцы одной руки, Элиас положил их на шею ученого. Ким с тревогой на лице подползла к нему.

– Что ты делаешь?

– Он угасает, – ответил Элиас. Он закрыл глаза, пытаясь увидеть то, что увидеть нельзя… но не было другого слова, чтобы это передать. Словно что-то, маячащее на краю памяти, словно намек на образ или мысль, вечно ускользающий от его умственного взора.

Винсент быстро угасал. Элиас точно не знал, что послужило причиной травмы: скорее всего долгое и мучительное падение через пилотскую кабину, когда они, ускоряясь, неслись к поверхности Каспера. Теперь судьба решила, что Винсент умрет из-за отсутствия медицинской помощи. Элиас мог бы что-то сделать для него, но результаты не гарантировались. Если бежать всем троим, то Винсента придется нести с собой, и это почти наверняка ухудшит его состояние, а скорее всего убьет.

С другой стороны… что, если он пойдет один? Он быстро взглянул на Ким, потом снова на Винсента. Это означало бы бросить их.

Но он дал обещание Тренчеру. Тренчеру, который всегда мог заглянуть гораздо дальше в будущее и увидеть гораздо больше, чем Элиас. Для Элиаса будущее обычно было только намеком, промельком чего-то, что иногда не открывало своего смысла или значения, пока оно действительно не случалось. Но если Тренчер говорил правду, то для него будущее являлось открытой книгой, небогатой на сюрпризы. Старик ясно дал понять Элиасу, что этот талант – сущее проклятие, а не благословение.

Но бросить Ким и Винсента?

Элиас отчаянно старался понять, что следует делать. Эти двое были посторонними, невинными жертвами в войне Тренчера и Элиаса с Воном.

Он прижимал руки к лицу и шее Винсента, пока кожу не защипало. Элиас закрыл глаза, представляя себе, что там, в темноте, что-то есть.

Что-то подалось, и тихий стон слетел с губ Винсента.

«Тренчер однажды сказал, что люди вроде нас с ним на самом деле уже не люди», – подумал Элиас. Иногда он спрашивал себя, сколько еще других разбросано по всем мирам, кого шантажом или уговорами, подкупом, избиениями или приказом заставили согласиться на генную терапию и кто вышел из нее с новыми возможностями, но уже не совсем человеком.

Люк

Погода стремительно портилась, видимость упала до нескольких метров. Давно уже было слышно далекое гудение двигателей челнока с «Джагера», но сам челнок все не показывался. Вдруг судно внезапно появилось прямо над ним, быстро снижаясь, и Люк выругался. Друзья бросились врассыпную, а челнок, поднимая облако перегретого пара, сел на древний лед. Ледяная крупа забарабанила по головам и спинам заговорщиков, бросившихся к челноку.

– Повезло нам со снежной бурей! – крикнула Мишель, вводя код для входа в челнок. – Если она вызвала помехи на радаре, то они могли вообще ничего не заметить. – Девушка говорила быстро, почти спотыкаясь о свои собственные слова. Люк мог понять, почему она нервничает.

Нет, не нервничает, она в ужасе. Люк спросил себя, справится ли Мишель с напряжением? В конце концов, они сильно рискуют. Сожаление о его собственной семье начало охватывать Люка, но Люк отбросил его, думая: «Мы поступаем правильно, мы должны это сделать». Если повезет, все остальные тоже это поймут… когда с Воном будет покончено.

Как только дверь шлюза открылась, Люк первым прыгнул внутрь и обернулся, глядя поверх голов своих товарищей. Что, если Мэтью не успел улететь? Что, если Вон остановил его? Что, если кто-то обнаружил, что они перепрограммировали траекторию полета? Люк тревожно прислушался, не слышно ли челнока Мэтью, но вой ветра в открытом шлюзе забивал все прочие звуки.

– Пошевеливайся! – крикнул сзади Джейсон. – У нас всего пара минут.

Люк толкнул внутреннюю дверь, и его спутники вскочили в шлюз вслед за ним. Челнок оказался меньше, намного меньше кораблей, доставивших их семьи на Каспер. Было ясно, что с него сняли и системы жизнеобеспечения, и многое другое. Люк подумал о том огромном звездолете, с которого прилетел челнок, и о людях, ходивших по его гулким коридорам.

Там было больше людей, чем он мог сосчитать или даже представить себе. Людей из мира за снежной пустыней, за огромной вращающейся Станцией – воротами ко всей вселенной. Этот мир был где-то там, реальный, но чертовски недосягаемый. И это было несправедливо. Они имеют право сами выбирать свою судьбу, а не жить так, как решил за них кто-то другой.

Они побежали дальше, к кладовой, и – вот она. Камера глубокого сна, и внутри нее человек из другого мира.

– Мишель, у тебя код доступа, – напомнил Люк. Девушка кивнула и подошла к камере. Джейсон взглянул на свой хронометр.

– Мы не укладываемся во время, – предупредил он. – Эта штука взлетит раньше, чем мы успеем его вытащить.

– Заткнись! – рявкнул на него Люк.

В этот момент на боку камеры мигнул огонек, и слабый щелчок сообщил, что запор открыт. Джейсон и Мишель вместе торопливо подняли крышку. Тренчер лежал внутри, едва видимый под проводами и трубками. Из камеры шел сильный запах антисептика. «Какая гнусность, – подумал Люк, – столько лет держать человека в таком состоянии».

Хотя Тренчер был стар, Люк сразу заметил его сходство с Воном – сходство, которое сильно его нервировало. Люк быстро шагнул к камере и помог извлечь тело.

– Черт, уходим отсюда, скорее, – заторопил он друзей.

Двигатели челнока уже завыли, пол вибрировал под ногами. Если они не поспешат, судно взлетит вместе с ними и Тренчером. Голое тело старика было скользким от химических препаратов, и потребовались усилия всех троих, чтобы вытащить его из челнока на лед. Тонкий вой двигателей усилился до рева, и едва Мишель выпрыгнула из шлюза, корабль начал подниматься. Джейсон схватил девушку за руку, чтобы она не упала, и они побежали, бесцеремонно волоча тело Тренчера по льду, а из-под брюха челнока снова вырывался перегретый пар. Судно на глазах людей взмыло в небо, дверь шлюза автоматически закрылась, и челнок, набирая высоту, вернулся к первоначальной траектории полета.

– Не забудьте, – напомнил Люк, – теперь мы храним строгое радиомолчание. Если дома кто-нибудь попытается связаться с нами и мы ответим, наши координаты вычислят. Это понятно?

Остальные кивнули. Надо одеть старика, не то он замерзнет до смерти за считанные секунды, подумал Люк, потом вспомнил: все они – и Сэм, и его братья – продукты генной инженерии. Они уже не люди, а что-то другое. Они не умирают.

Тренчер все еще был без сознания – яростный град хлестал по голому телу. Люк и Мишель приподняли его, а Джейсон бросил свой рюкзак на снег и достал спальный мешок и термопростыни. Пусть старик неуязвим, но зачем подвергать его лишним мучениям? Потом они стали ждать.

«Ну, давай же, давай», – подумал Люк. Текли минуты, долгие, напряженные, но ни у кого из друзей не было ни желания, ни сил что-нибудь говорить. Мэтью уже должен был прилететь. А в долине по-прежнему свистел ледяной ветер.

«Его нет». Люка начала захлестывать паника. Он постарался не выдать своего облегчения, когда через несколько минут еще один челнок упал с неба и сел в сотне метров от них. Невозможно было увидеть, кто им управляет, но это мог быть только Мэтью. Это должен быть Мэтью.

Они потащили вялое тело Тренчера к ждущему судну. Тем временем шлюз открылся, и Мэтью выпрыгнул на лед.

Внеся Тренчера внутрь, они положили старика на диагностическую кушетку, и вчетвером смотрели, как медицинский блок челнока взялся за дело. У него кожа как лед, подумал Люк, а ведь они пробыли на морозе всего две минуты. Обычный человек, лишенный защиты в такой среде, за это время погиб бы. Но грудь Тренчера уже поднималась и опускалась с большей регулярностью, веки начали подергиваться, губы зашевелились. Люк взглянул на своих друзей, чтобы увидеть выражение их лиц.

«Вот так-то, – подумал он. – Судя по их виду, они не меньше меня испугались».

ГЛАВА 16

Ким

Такого Ким никогда еще не видела. Она знала, что Винсент умер. Но то, что сделал Элиас для его оживления, не имело ничего общего с известной в галактике медициной. Это действо наполнило Ким странным, почти сверхъестественным страхом. Винсент действительно умер, умер на руках у Элиаса, предсмертный хрип вырвался из его горла, жизнь покинула его навсегда. Его лицо разгладилось, превращаясь в маску.

А потом он вернулся.

Ким была рационалисткой. Все должно иметь разумное объяснение. В крошечной Хелласской колонии, где она родилась, нередко случались разрывы и обрушения туннелей. Ким по собственному неприятному опыту знала, как выглядит труп. Когда видишь подобную трагедию, труп перестает быть тайной.

Возможно, существовали методы для оживления мертвых через секунды или даже минуты после видимой кончины, но Ким не верила, что эти методы могут обладать такой… галлюциногенностью. Что они способны вызывать то глубокое чувство страха, какое охватило ее, чувство почти инстинктивного ужаса из-за присутствия чего-то. Ким почти поверила, что видела силуэт, мерцающий в воздухе. У нее возникло жуткое ощущение, что она стоит на краю чего-то огромного, глубокого и непознаваемого, что можно было бы увидеть, если хорошенько прищуриться.

Веки Винсента затрепетали, показывая белки глаз. Его грудь снова задвигалась, неровно, в первый раз за много минут. К этому времени колонна, в которой ехал их фургон, давно миновала лесную опушку. Теперь они катили по широкой травянистой равнине.

Элиас посмотрел на Ким, пожал плечами.

– Ему становится лучше.

Женщина не смогла сдержать дрожь в голосе:

– Я знаю, когда человек мертв. Винсент был мертв.

– Значит, недостаточно мертв, – ответил Элиас с чуть заметной усмешкой. – Я же сказал тебе, что надо мной экспериментировали.

Ким сглотнула.

– А больше ты ничего не хочешь мне сообщить? Про общение с дьяволом, например?

– Ну, можно и так сказать.

Даже в полосатой темноте фургона Элиас почувствовал, что выражение ее лица стало ледяным.

Сэм Рой

– Это твоих рук дело?

Плеть рассекла спину Сэма, нанося свежие раны. Красная человеческая кровь заблестела под солнцем Каспера. Ледяной ветер дул с горных вершин, обжигая кровоточащие края новых ран.

– Я знал, что это случится, – выдавил Сэм. – А ты не знал? Он замычал, сжимая губы, когда снова опустилась боль.

Его пальцы царапали камень, и снег, и землю, сухожилия под ободранной кожей выпирали как стальные струны, почти лишенные плоти.

Тяжело дыша, Вон на минуту остановил наказание.

– Не думай, что мне не известны твои замыслы! – прорычал он. – Ты хочешь все погубить. Но цель, стоящая перед нами, – это цель самого Бога. – Вдруг интонация у него сменилась, стала почти умоляющей. – Сэм, зачем ты восстал против меня?

Сэм Рой что-то пробормотал, что само по себе было странно, ибо вот уже много десятилетий он ничего не отвечал Вону, чтобы не доставлять ему удовольствия. Сэм слышал, как Вон ходит где-то у него за спиной по краю утеса.

Вон снова приблизился.

– Еще не поздно. Скоро мир будет наш: свежий и чистый от грехов старого. Мир Бога. Я могу простить тебя, Сэм. Когда-то ты был моей правой рукой. Ты был моим братом.

Сэм как-то нашел в себе силы повернуться и затуманенным взором посмотреть на Вона, чья плеть в опущенной руке касалась разбитой земли.

– Все кончено, Эрнст. Ты не способен видеть то, что вижу я. Ты прав: нам следует работать вместе. Но… но не ради уничтожения целого мира. Это не план Бога, Вон. И это никогда не было моим планом. Речь идет о гораздо более важных вещах, Эрнст, поверь мне.

И Сэм едва не рассказал ему. Было так трудно не поделиться тем, что он знал и о чем лишь немногие могли бы догадаться. Все эти годы Сэм спрашивал себя, существует ли способ увеличить ту силу, что уже находилась в нем, и все это время этот способ был прямо здесь.

Боль.

Теперь Сэм Рой стал экспертом по боли, больше двух столетий не зная ничего другого. Если не считать погружения в ядро звезды, то мало что могло бы его убить. Вон, разумеется, это знал и использовал, чтобы бесконечно продлевать страдания Сэма. Боль сама по себе была источником силы, и когда Вон пришел наказать Сэма за то, что ему суждено было сделать, сама эта боль подняла Сэма на новые уровни способности предвидения. Когда его рассеченная плоть истекала кровью на морозе, ясность его видений возросла, и вместе с ней пришло понимание. Понимание, из которого Эрнст Вон, с его сравнительно ограниченным даром, всегда мог выхватывать лишь фрагменты.

Но того немногого, что знал Вон, по-прежнему хватало, чтобы он рвался убить целый мир.

– Я скажу тебе кое-что, чего ты не знаешь, – начал Сэм, осторожно поворачивая голову, чтобы посмотреть на Вона. – Ты хочешь это услышать?

Вон ничего не ответил. Он просто стоял, пристально глядя на Сэма.

– Говори, – проронил он наконец. Сэм заговорил с растущей уверенностью:

– Тебе не победить – и хочешь знать почему? Ты слышал такую расхожую фразу: каждый сам создает свое будущее? Только это мы всегда и делали, Эрнст. Будущее не становится реальным, пока мы не увидим его там, в будущем. Для нас – здесь, в настоящем – оно в тот момент превращается в прошлое, сразу становясь неизбежным, неизменяемым.

Вон нахмурился.

– Чушь. Это оскорбление божественного плана. Не мы создаем будущее, Бог создает. Ты много о себе мнишь, Сэм.

Но Сэм знал, что это правда, и готов был поклясться, что видит страх в глазах брата.

– Но суть в том, что это зависит от того, как хорошо ты можешь видеть, не так ли? А мы с Тренчером всегда могли видеть гораздо дальше, чем ты.

– Старая песня, Сэм. Ты ошибаешься, я все это уже слышал. Ты начинаешь повторяться. – Взгляд Вона был пустым, но убийственным.

– Когда я вижу будущее, я вижу гораздо больше – и в больших подробностях, чем ты когда-нибудь мог увидеть. Мы оба это знаем, как бы ты это ни отрицал. Я провел годы, изучая Цитадель, и она открыла мне свои секреты. Спасение всего этого мира находится там. Я предвижу каждую секунду того, что произойдет здесь в следующие несколько дней, все расписано, подобно шахматным ходам в учебнике. И чем яснее я вижу, тем реальнее становится то будущее, а твоя выдуманная победа так и останется плодом твоего поганого воображения.

Сжимая кулаки, Вон пошел к нему с рычанием, готовый дальше его истязать. Сэм быстро добавил:

– Все, что происходит здесь, происходит в основном потому, что я все это вижу. Но, думаю, мы оба знаем, кто видит больше нас обоих. – Вон зашел за огромный валун на краю утеса, к которому был прикован Сэм. Сэм продолжал говорить: – Тренчер всегда мог видеть гораздо яснее и дальше, чем ты, Вон. И я, конечно, тоже. Я знаю, что случится. Я знаю, где все для тебя пойдет прахом, но ты не узнаешь этого до самого конца.

Сэм и его камень находились возле тропинки. Сэм успел немного поесть до прихода брата. Он знал, что будет дальше, знал с тех самых пор, как Вон приковал его здесь. Сэм знал каждое слово, которое будет сказано, каждый шаг, который будет сделан, поэтому он исполнял свою роль как хороший актер – а может быть, у него просто не было выбора.

Но выход есть. Если бы только Сэм мог ухватить его, он мог бы бросить вызов вечности и несомненности своего предвидения. Этим выходом была тайна Ангелов – кто они и куда ушли.

– Теперь слишком поздно, Эрнст. Тебе следовало бросить меня в сердце звезды, пока у тебя был такой шанс. Возможно, это изменило бы ход событий, если бы ты сделал это достаточно рано – но не теперь. Не теперь.

Вон налег на камень Сэма, шевельнул валун. Сэм видел, каких усилий это требует от Вона, не имеющего его веков практики. Форма и поверхность этого камня были теперь для Сэма знакомы до мелочей, как кожа любовницы.

Сэма потащило вперед. Его истерзанное болью тело волочилось по земле, когда Вон покатил камень к краю утеса. Наручники вокруг исхудавших, костлявых запястий Сэма туго натянулись.

– Конечно, боишься ты вовсе не меня. Ты думал, что если привезешь его сюда, где он будет у тебя на виду, то сможешь сдерживать его, не дашь ему вмешаться. Грубая ошибка, Эрнст, честное слово. – Сэм царапал пальцами землю, когда огромный валун медленно катился все ближе и ближе к краю утеса. Падение будет долгим. Но Сэм не сопротивлялся этому, потому что это должно было случиться, случиться так же несомненно, как солнце заходит вечером и снова восходит утром.

Сэм предупредил Мэтью, сколько времени будет у него и у остальных, рассчитал его до последней секунды. «Тренчер – вот кто видит все, – подумал Сэм. – Вот для кого реальность смыкается вокруг любого пути, выбранного им в тумане квантовых вероятностей, где заключены все варианты нашего будущего. Вот чье око воистину подобно оку Бога. Невольный мессия. Кто всегда знал, что будет здесь, в это время, в этом месте, несмотря на всю свою изначальную божественность – несмотря на всю нашу изначальную божественность, – подумал Сэм, когда огромный каменный шар закачался на краю утеса, над заснеженными пустынями далеко внизу, – и кто так же пойман капканом своей судьбы, как любой из нас. Это знание всегда было нашим проклятием».

Огромный камень перевалился через край тропинки, вьющейся по склону утеса к далекому-далекому подножию. Он поволок за собой Сэма Роя, и когда кости Сэма вдребезги разбились и тело его разорвалось, Сэм закричал, но не столько от боли, сколько потому, что он всегда знал, что закричит, когда этот момент настанет.

Несколько часов назад Вон наблюдал за посадкой челнока с «Джагера». Пролетев низко над Южным хребтом Тейва, челнок опустился на прочное ледяное поле меньше чем в миле от поселения Нью-Ковентри. Поднятое им облако перегретого пара за одно мгновение сожгло тысячелетиями существовавшую вечную мерзлоту. Вон стоял на своем излюбленном месте – где любил стоять по утрам – и смотрел, пока мощный рев двигателей челнока не стих до громкого гудения.

Даже в этот век технологий казалось чудом, что можно дотянуться через полгалактики и привести в движение последовательность событий, которые доставят тебе кого-то без всяких хлопот.

Посмотреть на это явился весь город.

Чтобы челнок нашел сюда дорогу, пришлось отключить экран. Отключение длилось всего несколько минут, поэтому риск был приемлем. Военные власти на Касперской Станции Ангелов до сих пор пребывали в большом беспорядке, не зная ни цели, ни природы того, что на них напало. Хотя, конечно, имелись и неожиданные результаты.

В воздухе витало возбуждение – Вон ощущал его во всех своих людях. Приближался Конец Света, который освободит человечество от оков прошлого. Молодые люди, наследники мира, который станет их Эдемом и где они начнут все заново под взглядом Бога, вышли на ледяное поле. Одетые в форму ополченцев Ковентри, все они были горячо преданы делу прималистов. У них были с собой приборы, чтобы обезвредить любые наноциты, пережившие спуск в гравитационный колодец.

Было что-то торжественное в том, как они двинулись к челноку, потому что их научили понимать природу Врага. Их научили, что Тренчер – единственный, кому по силам расстроить план Бога. В частности, их учили и тому, что Сэм Рой помог Врагу и должен нести наказание за этот грех вечно… или пока не раскается и не встанет в грядущем мире в их ряды.

Перед приходом огня они отступят в глубокие пещеры под горами Тейва, а потом снова выйдут в уже обновленный мир. Для будущих поколений будут построены новые города, а космический огонь понесется дальше по галактике, уничтожая на своем пути всю низменную, нечестивую жизнь. Каспериане станут просто детской сказкой, чем-то полузабытым, недостойным, и Бог улыбнется праведным и благословит их всех. Они делают хорошее, святое дело.

Как только люк с шипением открылся, Вон направился к челноку. Но первыми на борт поднялись ополченцы.

Вон тотчас почувствовал что-то неладное.

Подбежав к кораблю, он уставился в темное пространство за шлюзом. Вон не мог подобрать слов, чтобы описать возникшее у него ощущение: холодное, гнетущее чувство потери и провала.

Прежде чем войти в челнок, он оглянулся и увидел море из сотен встревоженных лиц.

Вон снова подумал о прималистах там, на Земле, и о том, как они давным-давно попытались его выбраковать. И все они теперь гниют в своих кишащих червями могилах, спящие сном абсолютной смерти. Немногие поверили, что они могут обрести спасение, помогая Бону, и его чудесное явление перед теми немногими на родной планете обеспечило их верность. Вон не мог смириться с мыслью, что кто-то из них теперь предал его.

Челнок зазвенел от гулких шагов. Затем Вон увидел своих людей: они стояли втроем вокруг единственной камеры глубокого сна. Открытой и пустой.

Вон остановился, сжимая и разжимая кулаки. Он мысленно потянулся в пространство, отчаянно ища Тренчера, но ничего не вышло. Астральное перемещение было… трудным, временами непредсказуемым, особенно если Вон не мог мысленно представить нужное ему место. Сэм, будь он проклят, – вот кто обладал настоящим талантом к таким перемещениям. Это казалось несправедливым: Бог так много дал ему, а он так мало способен это использовать… Тихий стон слетел с губ Вона, когда он понял, что невозможное случилось.