Текст книги "Пути Русского Богословия. Часть I"

Автор книги: Георгий Протоиерей (Флоровский)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

В Московской академии за это время самым значительным преподавателем догматики был Филарет Гумилевский (1805–1866, скончался в сане архиепископа Черниговского). Эта был человек исключительных дарований, с беспокойной мыслью и тревожным сердцем. В своих догматических лекциях Филарет сочетал очень умело философский анализ и историческую демонстрацию. Он не стремится внешним авторитетом пленить разум в покорное послушание вере, но старается привести его к доступной мере очевидности внутренней, – «показывать разуму, как та или другая тайна откровения, хотя не может быть выведена из начал разума, не противоречит умозрительным и практическим потребностям разума, напротив, – помогает той или другой нужде самого разума, врачует ту или другую немощь его, причиненную грехом». Для Филарета очень характерно это всегдашнее стремление показать догмат, как истину разума. Вместе с тем, догмат показуется в истории…

Как преподаватель, Филарет производил сильное впечатление на слушателей, – этим органическим сочетанием умной пытливости и сердечной веры, прежде всего. Живой личный опыт всегда чувствуется за его богословской демонстрацией. «Вкусите и видите, – вот способ знания христианской религии», – это значит: таинства и молитва. К богословию у Филарета было не только призвание, но подлинное влечение. Это очень оживляло его лекции. Как говорит о нем историк Московской академии «он выступил на поприще учения с новыми приемами, – с критикой источников, с филологическими соображениями, с историей догматов, с резкими опровержениями мнений, порожденных рационализмом в протестантском западе, что было занимательной новостью для его слушателей…»

В Академии это было началом новой эры. Филарет был сразу и библеистом и патрологом (много останавливался в своих лекциях на разборе мессианских текстов, с еврейского). К сожалению, преподавать Филарету удалось недолго, в молодые еще годы он был отозван для епископского служения, но и позже он продолжал писать и издавать очень много. По инициативе именно Филарета Гумилевского было предпринято при Московской академии издание творений святых отцов в русском переводе; на этом сосредоточено было преимущественное внимание всей академической корпорации, и сам печатный орган академии был назван только «прибавлениями к изданию…»

На первое место были поставлены именно великие отцы IV-го века, Афанасий и каппадокийцы, еще Ефрем Сирин. Филарет составил и учебник по патристике, издан он был только позже: Историческое учение об отцах Церкви, (1859). Для самого Филарета отеческие творения были всегда живым свидетельством Церкви, но он предостерегал от необдуманного отожествления «исторического учения об отцах» с учением о предании. Тогда пришлось бы либо все отеческие мнения принимать в достоинстве общецерковного учения, что невозможно в виду разногласий, либо искажать реальный облик отцов, отбрасывая все то в их жизни и учении, где они являлись «обыкновенными» людьми. Это последнее практически приводило бы к полному произволу. «Отцы Церкви держались предания, где было нужно, точно так же как благоговейно описывали деяния Церкви и частных лиц. Но они же размышляли о слове Божием, о предметах веры, о правилах жизни, они спорили и ораторствовали, философствовали, и были филологами, и при том даже ошибались…»

Такое понимание задач патрологии не соответствовало тем целям, ради которых Пратасов вводил в семинариях и академиях «историко-богословское учение об отцах Церкви». Филарет не случайно опускает «богословское» в заголовке своей книги, – «историческое» должно быть дано в нетронутой полноте, а там можно будет сделать богословский вывод, и из учения отцов извлечь предание, в нем свидетельствованное…

Потому его книгу и остановили в Синоде. К тому же Филарет слишком резко отозвался о Петре Могиле и его «Исповедании…»

Расчет графа Пратасова повернуть или изменить направление русского богословского развития и работы не оправдался. Русская богословская традиция к этому времени была уже настолько жива и сильна, что надуманный и партийный план обер-прокурора разбился об это внутреннее сопротивление. С совершенной очевидностью это открывается при сличении программ и исполнения. Макариевская догматика была, до известной степени, именно программой, официальной или официозной. Но встречена она была весьма недружелюбно, – даже тогда, когда ее брали в руководство, ради собранного в ней богатого сырого материала, редко кто принимал с тем вместе и собственный метод автора. «Макариевский метод» восторжествовал только много позже, уже в 80-х годах, при Победоносцеве, когда был открыто провозглашен принцип инерции в исторической жизни, «который близорукие мыслители новой школы безразлично смешивают с невежеством и глупостью». Впрочем, и тогда это «торжество» оставалось только видимым…

Пратасов мог добиться удаления Филарета Московского из Саект-Петербурга и его фактического отстранения от Синодских дел. Но как характерно, что тем не менее он был принужден по всем существенным и важным вопросам спрашивать отзыв и мнение Филарета, и посылать ему на просмотр большинство своих проектов и предположений. И Филарет сохранил достаточно влияния, чтобы своим несогласием останавливать слишком ретивые начинания обер-прокурора. В Санкт-Петербургской академии Пратасову удалось завести свои порядки, водворить новый дух. В Московской оставалось все без перемен, без тех перемен на новое, которыми так увлекался Пратасов. Продолжалось преподавание философии в прежнем направлении, изучение Писания и еврейского языка. И в то время, когда по всей России производился розыск о незаконном налитографировании перевода Павского, Филарет дал Московской академической конференции официальное предложение: вменить всем преподавателям в обязанность представлять хотя бы часть их уроков в обработанном виде и литографировать, или печатать, эти записки для внутреннего употребления, с одобрения конференции и с ведома епархиального архиерея. Предложение это не имело практических последствий. Но так показательно, что в то самое время, когда вновь открытое Духовно-учебное управление стремилось остановить самостоятельную работу преподавателей, вручив им в руководство обязательную «классическую» книгу, Филарет продолжал стоять на прежней позииии Александровских уставов, что нужно более пробуждать мысль и самодеятельность учащихся, чем связывать их готовыми определениями и фразами…

В 1815-м году Филарет снова поднял библейский вопрос и внес в Святейший Синод свою известную записку «О догмагическом достоинстве и охранительном употреблении греческого седмидесяти толковников и славенского переводов Священного Писания» (напечатана она была только уже в 1858-м году, в московских «Прибавлениях»). Записка составлена очень сжато и обдуманно, – предварительно она была просмотрена Филаретом Киевским, Григорием Постниковым и Гавриилом Городковым, тогда архиепископом Рязанским…

Филарет имел в виду предотвратить неправильное пользование различными библейскими текстами. Он настаивает, прежде всего, на том, что в Ветхом Завете обязательно соотносительное пользование обоими текстами, и ни одного в отдельности не следует принимать за «самоподлинный» (т. е. аутентический), хотя начинать следует с Семидесяти. Оба текста подобает принимать «в догматическом достоинстве». Филарет предлагал выпустить новое издание Славянской Библии, удобнейшее для частного употребления, с указанием содержания по главам и объяснительными примечаниями…

В своей записке Филарет сказал меньше, чем ему хотелось, для того, чтобы достигнуть согласия со своими друзьями, особенно с Филаретом Киевским, которые были против русского перевода, и к еврейскому тексту относились сдержанно. Убедить Филарета Киевского вряд ли можно было расчитывать. Лучше было твердо стать на приемлемом для всех минимуме…

Впоследствии, уже в 60-х годах, спор о библейских текстах снова вспыхнул с большой остротой. Это был запоздалый эпилог к спорам сороковых годов…

Но именно «записка» Филарета была принята в руководство, когда в новое царствование был возобновлен перевод Ветхого Завета…

Пратасовский плен для русского богословия не был очень долгим, хотя и оказался изнурительным. Единственная область, где Пратасов мог торжествовать победу, это – отношения государства и Церкви. Новое устройство центральных органов управления расширяло и упрочивало влияние и прямую власть Империи в делах и жизни Церкви…

12. Итоги Александровско-Николаевских преобразований в духовно-образовательной сфере

Общую характеристику духовной школы Александровского и Николаевского времен дать далеко не просто. Об этой «дореформенной» школе было сказано и рассказано слишком много дурного и мрачного. Именно об этой школе писали Помяловский, Ростиславов, Никитин. И со свидетельством этих «обличителей» вполне совпадает и оценка такого бесспорного «охранителя», как известный Аскоченский, В. И. Судил Аскоченский тоже скорее со «светской» точки зрения. Его смущала неотесанность «житейского бурсака», и он брезгливо и злобно обзывает семинаристов «серой скотиной». Аскоченский вряд ли многим отличался в мирозоззрении от Ростиславова. «Убитый характер, неразвитые понятия, опустелое сердце, склонность к грубым порокам, вот что получает в наследство юноша, попавшийся в эту инквизицию мысли и доброго непритворного чувства». Таков безотрадный вывод Аскоченского…

И нужно признать, в этих обличениях и осуждениях много правды. В тогдашней школе было много серьезных изъянов. И главным из них была, действительно, грубость нравов…

Следует и о том помнить, что духовные школы в это время оставались в большой бедности, неустроенности и необеспеченности материальной. Даже академические профессора жили в крайней тесноте и скудости…

Процент успевающих иногда падал почти до половины, и в классных журналах все еще можно было встретить удивительные отметки о небытии в классах «по нахождению в бегах» или «по неимению одежды». Высокие требования устава слишком часто оказывались вовсе неисполнимыми. Устав ведь требовал развивать в духовных воспитанниках не столько память, сколько разумение. Между тем, именно зубрение и становилось обычно как бы нормальным методом учения. И в преподавании преобладал формализм, риторика, условность…

Однако, все эти бесспорные недостатки в последнем счете не обессиливали творческих порывов тогдашних поколений…

И общее историко-культурное значение этих «дореформенных» духовных школ приходится признать положительным и оценивать его высоко. Ведь именно эта духовно-школьная сеть оказалась подлинным социальным базисом для всего развития и расширения русской культуры и просвещения в ХIХ-м веке. Светская школа окрепла очень не скоро, не раньше сороковых годов, – Казанская гимназия и даже Университет, как их описывал С. Т. Аксаков, были далеко позади тогдашних семинарий, не говоря уже о преобразованных Академиях. Именно «семинарист» в течение десятилетий оставался строителем русского просвещения в самых разных областях. История русской науки и учености вообще самым кровным образом связана и с духовной школой, и с духовным сословием. Достаточно пересмотреть списки русских профессоров и ученых, по любой специальности, – здесь две основых социальных категории: «семинарист» и «иностранец» (всего чаще немецкого или шведского, реже польского происхождения), и сравнительно редкие представитлели дворянства и чиновничества. И в русской академической и литературной психологии до самого последнего времени можно было распознавать явные отзвуки и следы этого духовно-школьного прошлого. Это было источником и силы, и слабости, – творческой любознательности, и беспечного максимализма. Именно первая половина прошлого века была в этом отношении решающей эпохой. В это время росли и обучались те поколения, которым пришлось действовать в середине века и позже, в эти тревожные десятилетия «эманципации» и «оскудения», когда так быстро стала расширяться социальная база русского просвещения, когда пришел т. наз. «разночинец». И ведь «разночинец» чаще всего и был семинарист…

В истории русского богословия, как и в истории русской философии, именно эта первая половина века была временем решительным…

Первое, что положительно бросается в глаза, это – обилие живых сил. Ряд сильных характеров, ряд ярких лиц, и отзывчивая среда вокруг вождей, ученики и последователи вокруг учителей, – так бывает обычно в эпохи с значительными темами. В ту эпоху была такая тема. В ту эпоху решался вопрос о самом бытии русского богословия. И он решен был творческим «да…» По пунктам мы можем перечесть одержанные тогда победы…

Бесспорным итогом эпохи библейских споров и страхов было лучшее и более ответственное знание Священного Писания. Именно в это время было положено крепкое основание русской библейской науки и библейского богословия. И это не было только делом простой эрудиции, или уделом немногих только. Устав 1814-го года требовал от всех учащихся читать Писание, и сама задача духовной школы здесь определялась, с характерной неточностью, так: «образование благочестивых и просвещенных служителей Слова Божия» Для чтения Писания отводились особые часы, и различалось чтение «поспешное» и чтение «медленное», с объяснениями, причем предлагалось отмечать и разбирать «главнейшие места богословских истин» (т. наз. «sedes doctrinae»). В основу богословия полагалось именно герменевтика, – theologia hermeneutica или богословие «изъяснительное». И, кроме того, учащиеся должны были читать Библию «сами собою». С этим было связано и особое внимание к языкам Библии, не только к греческому, но и к еврейскому. Со времени «обратного хода», правда, изучение еврейского языка было взято под подозрение, – не есть ли этот язык отступивших теперь иудеев орудие ереси и неологизма?…

И Священное Писание стали читать меньше. Всего больше от этого пострадало элементарное преподавание Закона Божия, – и с детьми опасались читать Евангелие. Тем не менее, библейская основа была положена прочно…

Живое чувство Божественного Откровения, – вот первый положительный итог пережитого периода. Или иначе сказать – интуиция священной истори и… Не менее был важен и второй итог. В тогдашней богословской традиции смыкаются органически философское умозрение и свидетельство Откровения. Другими словами – «богословие» и «философия». Об этом ниже будет сказано подробно…

И третий итог был даже подкреплен Пратасовской «реформой», – это было пробуждение исторического чувства, – один из самых характерных и отличительных признаков всего русского развития в прошлом веке. Отчасти это был еще историзм XVIII-го века, – скорее археологическое любопытство к прошлому, сентиментальное переживание ушедшего времени, чувство развалин и опустошения. Но, опять-таки, уже устав 1814-го года советовал делать особое ударение на «том, что называют философией истории». Это был совет пробуждать динамическое восприятие жизни. Новейшая философия немецкая была для этого большим подспорьем. С этим было связано пробуждение и религиозного интереса к прошлому. Иначе сказать, – чувство Предания…

Духовная школа была, при всех своих пробелах и немощах, школой классической и гуманитарной, и это была единственная связь, соединяющая русскую культуру и ученость с наследием Средневековья и Возрождения. И в этой школе достигалось все-таки твердое знание древних языков, отчасти, и еврейского. Кстати заметить, в общей школе судьба греческого языка была довольно печальной. В 1826-м году его находили излишней роскошью, но все-таки в программе оставили. В 1851-м году он был вовсе упразднен в гимназиях (кроме университетских городов, городов с греческим населением и Дерптского учебного округа), – нужно было найти часы для естественных наук. Между министром Народного просвещения кн. Ширинским– Шихматовым и товарищем министра Норовым по этому поводу вышло разногласие, хотя оба были в общем одного и того же клерикального духа. Но министр боялся, не станет ли молодежь отклоняться от христианских начал, начитавшись языческих авторов. Напротив, А. С. Норов был уверен, что греческий язык «направляет умы юношей к высокому и изящному», отвлекает от чтения вредных и суетных книг, к тому же это и есть основной язык православно-восточной Церкви. Во всяком случае, в программу были введены отцы, от Климента Римского и до Златоуста. В 1871 году греческий был восстановлен в гимназических программах при крайне преувеличенном числе часов. В объяснительной записке особое ударение сделано на том, что знание этого языка даст возможность Евангелие, и отцов, и богослужебные каноны читать на языке оригинальном, – «вследствие чего и сама наша ученая школа станет дорога для народа». В действительности же всего более преподавалась грамматика, и авторы читались нехристианские…

Остается отметить последний итог. В рассмотренный период начинает быстро развиваться богословское издательство. Возникают богословские журналы. Выходит немало и отдельных книг. Издаются не только учебники, и не только сборники назидательных слов или речей. Входит в обычай издавать и печатать лучшие курсовые работы, т. е. магистерские диссертации. Нужно помнить, что в тогдашней школе вообще, и в духовных школах, в частности, особое внимание уделялось именно письменным упражнениям студентов, искусству сочинять. В академиях в особенности старались развить писательский дар и уменье. Приучали и переводить: с древних языков, прежде всего, но и с новых также. В духовных школах русская мысль проходила, таким образом и через школу филологическую и литературную…

Это сделало возможным быстрое развитие учено-богословской журналистики в следующий период…

И, в общем, к 60-м годам русский богослов был уже вполне на том же историческом уровне, что и его западные современники…

Весь путь был пройден за первые полвека…

Примечания

1. СОФИОЛОГИЯ (от греч. – мудрость и – учение) – течение русской богословской мысли конца XIX – начала XX в. Представители: В. Соловьев, П. Флоренский, С. Булгаков. Центральное понятие софиологии – София-Премудрость – употребляется ими весьма неоднозначно. Это – сущность Бога, «четвертая ипостась» (это мнение осуждено на поместном Соборе в Югославии), грань между Богом и миром, организующее начало соборности, Церкви, человечества, космоса и т.д.

2. ХИЛИАЗМ (от греч. chilias – тысяча), вера в «тысячелетнее царство» бога и праведников на земле, т. е. в осуществление мистически понятого идеала справедливости еще до конца мира. Термин обычно применяется к раннехристианским учениям, осужденным церковью в 3 в., но возрождавшимся в средневековых народных ересях и позднейшем сектантстве. Некоторые мотивы хилиазма повлияли на развитие утопического мышления.

3. МОНАРХОМАХИ (от монарх и греч. «махе» – борьба), писатели-публицисты в западноевропейских государствах второй половины 16 – начала 17 веков, выступавшие против абсолютизма. Идеи монархомахов активно использовались в ходе религиозно-политической борьбы этого периода.

Отрицая божественное происхождение королевской власти, монархомахи считали, что сувереном является только народ, который на договорных началах может передавать власть монарху. Если монарх нарушает условия договора, он превращается в тирана и народ имеет право его свегнуть. В целом монархомахи не составляли единого течения: если в Нидерландах и Франции они отражали интересы растущей буржуазии, то во Франции – феодальной знати. Французские монархомахи стремились не к уничтожению монархии, а лишь к ее ограничению сословно-представительскими учреждениями.

Тираноборческие идеи развивали кальвинисты Ф. Дюплесси-Морне, Ф. Отман (Франция), Дж. Бьюкенен (Шотландия), И. Альтузий (Германия); католик, один из основателей Парижской лиги 1584–1594 годов Ф. Буше (Франция); иезуиты Х. Мариана и Ф. Суарес.

4. НАЧЕТЧИК – 1) в христианстве мирянин, допущенный к чтению религиозных текстов в церкви или на дому у верующих.

2) Человек, много читавший, но знакомый со всем поверхностно; лицо, догматически проповедующее какое-либо учение.

5. ФИЛАДЕЛЬФ – египетский царь, инициировавший перевод Библии на греческий язык (перевод 70-и).

6. ИЕРАТИЗМ (от греч. hieratikos – священный), торжественная застылость и отвлеченность изображений.

7. СТЕММА – металлический обруч, украшенный золотом, драгоценнными камнями, цветными эмалями и жемчужными подвесками по бокам.

8. АНТИНОМИЯ (лат. anti – против и nomos – закон; противоречие закона самому себе) – ситуация, при которой противоречивые высказывания об одном и том же объекте имеют логически равноправное обоснование и их истинность или ложность нельзя обосновать в рамках принятой парадигмы; противоречие между двумя положениями, признаваемыми одинаково верными.

9. ВЫГОВСКАЯ ПУСТЫНЬ, или Выгореция в верховьях реки Выг к северо-востоку от Онежского озера.

10. ЗАПОЩЕВАНЦЫ – достигшие «освобождения» посредством вида религиозного самоубийства посредством голода.

11. ДОНАТИЗМ – раскольническое движение, основанное в Северной Африке в конце четвертого века, которое подчеркивало необходимость чистоты и святости руководителей и членов Церкви. Донатизм настаивал на том, что Церковь является обществом святых, а не смешанным сообществом праведников и грешников, как это делал Августин. Донатистский спор поставил вопрос о том, как можно реформировать всю Церковь без необходимости образования раскольнических групп. Этот вопрос вновь возник в период Реформации.

12. ЭПИГОНЫ (греч. epigonoi, букв. – родившиеся после), сыновья диадохов, боровшиеся за власть в 3 в. до н. э. В переносном смысле – лишенные творческой самостоятельности последователи какого-либо направления.

13. ПЕРИПАТЕТИЧЕСКАЯ ШКОЛА (от греч. peripatos – крытая галерея), или Ликей (по названию гимнасия на окраине Афин), философская школа, основанная Аристотелем. После Аристотеля ок. 34 лет возглавлялась Теофрастом. Представители перипатетической школы занимались также конкретными науками (теоретик музыки Аристоксен, историк и теоретик государства Дикеарх, физик Стратон из Лампсака, географ и астроном Аристарх Самосский и др.).

14. КОМПЕНДИУМ (от лат. compendium – сбережение, выгода, сокращение),

1) устройство, состоящее из противосолнечной бленды и держателя. Позволяет устанавливать перед объективом светофильтры, маски, каше и др. приспособления.

2) Сжатое, суммарное изложение основных положений какой-либо науки и т. п.

15. АППЕРЦЕПЦИЯ (от лат. ad – к и perceptio – восприятие), понятие философии и психологии нового времени, ясное и осознанное восприятие какого-либо впечатления, ощущения и т. п.; введено Г. Лейбницем в отличие от бессознательной перцепции. И. Кант наряду с этой «эмпирической апперцепцией вводит понятие «трансцендентальной» апперцепции – изначального неизменного «единства сознания» как условия всякого опыта и познания, позволяющего синтезировать многообразные восприятия. В основанной В. Вундтом психологии апперцепции – восприятие, требующее напряжения воли. В современной психологии синоним восприятия.

16. ПИЕТИЗМ (от лат. pietas – благочестие), мистическое течение в протестантизме (особенно в немецком лютеранстве) кон. 17–18 вв. Отвергал внешнюю церковную обрядность, призывал к углублению веры, объявлял греховными развлечения. В широком смысле – религиозно-мистическое настроение, поведение.

17. ЭКСТРАВЕРТИВНЫЙ (от экстра… и лат. verto – поворачиваю, обращаю), обращенный вовне; психологическая характеристика личности, направленной на внешний мир и деятельность в нем, отличающейся преобладающим интересом к внешним объектам и т. п. Понятие введено К. Г. Юнгом.

18. РОЗЕНКРЕЙЦЕРЫ (нем. Rosenkreuzer), члены тайных (преимущественно религиозно-мистических) обществ в 17–18 веках в европейских странах (прежде всего в Германии, Нидерландах, России). Название происходит от имени легендарного основателя общества Христиана Розенкрейца, якобы жившего в 14–15 веках, или по эмблеме розенкрейцеров – розе и кресту. Розенкрейцерство близко к масонству.

Организационное оформление и наибольшее распространение розенкрейцерство получило во второй половине 18 века. В учении и деятельности розенкрейцевов большое место занимали идеи нравственного самоусовершенствования и оккультные науки – черная магия, каббалистика, алхимия. Наиболее известны были берлинские розенкрейцеры, группировавшмеся вокруг наследника прусского престола, а затем короля Фридриха Вильгельма II Гогенцоллерна. Берлинские розенкрейцеры И. К. Вельнер и Г. Р. Бишофвердер занимали важные государственные посты в Пруссии. С берлинскими розенкрейцерами в конце 18 века были связаны розенкрейцеры в России, которых иногда называли мартинистами.

19. СЕНТИМЕНТАЛИЗМ (от франц. sentiment – чувство), течение в европейской и американской литературе и искусстве 2-й пол. 18 – нач. 19 вв. Отталкиваясь от просветительского рационализма (см. Просвещение), объявил доминантой «человеческой природы» не разум, а чувство, и путь к идеально-нормативной личности искал в высвобождении и совершенствовании «естественных» чувств, отсюда большой демократизм сентиментализма и открытие им богатого духовного мира простолюдина. Близок предромантизму. Главные представители: С. Ричардсон, Л. Стерн, О. Голдсмит, Т. Смоллетт (поздние произведения), Ж. Ж. Руссо и писатели «Бури и натиска» (наиболее радикальное выражение демократических тенденций сентиментализма). Вершина сентиментализма в России – повесть «Бедная Лиза» Н. М. Карамзина.

20. КВИЕТИЗМ (от лат. quietus – спокойный, безмятежный), религиозное учение, доводящее идеал пассивного подчинения воле Бога до требования быть безразличным к собственному «спасению». Возникло в 17 в. внутри католицизма, было осуждено церковными инстанциями. В переносном смысле – созерцательность, бездейственность.

21. ЭОЛОВА АРФА (по имени древнегреческого бога ветров Эола), музыкальный инструмент. Струны (9 – 13), настроенные в унисон и колеблемые движением воздуха, издают обертоны одного общего тона; громкость звука зависит от силы ветра. Известная с древности, распространилась в Европе в конце 18 в.

ЭОЛОВА АРФА, музыкальное орудие, в роде стоячих гуслей, на котором играет ветер; согласные звуки сами друг другу отзываются (по Далю).

22. КОШЕЛЕВ Родион Александрович (1749–1827) – известный министр, член государственного совета.

23. ЛАФАТЕР (Lavater) Иоганн Каспар (1741–1801), швейцарский писатель. Писал на немецком языке. Роман «Понтий Пилат, или Маленькая библия» (1782–85), драма «Абрахам и Исаак» (1776) – религиозного характера; лирические стихи. Трактат по физиогномике «Физиогномические фрагменты…» (1775–78).

24. СЕН-МАРТЕН (Saint Martin) Луи Клод (1743–1803), французский философ-мистик. Полемизировал с просветителями; во Французской революции кон. 18 в. видел провиденциальный «суд божий». Оказал влияние на немецкий романтизм и русское масонство.

25. ЭККАРТСХАУЗЕН (Eckartshausen) Карл фон (1752–1803), немецкий писатель. Служил цензором Баварии. Автор многочисленных сочинений алхимического и религиозно-мистического содержания, получивших широкую известность в Германии и России.

26. ТЕРЕЗА АВИЛЬСКАЯ (Teresa de Avila), Тереза Иисусова (1515–82), испанский мистик, монахиня-кармелитка с 1533. В 1562 ушла из монастыря и основала новую обитель, что привело в 1580 к выделению ордена т. н. босых кармелиток (а также кармелитов – см. Хуан де ла Крус). В 1960-х гг. причислена Католической церковью к учителям Церкви. Один из лучших писателей испанского «золотого века». Основные сочинения – «Книга о моей жизни» (1562–65), «Путь к совершенству» (1583), «Внутренний замок или Обители души» (1589). Память в Католической церкви 15 октября.

27. ТАУЛЕР (Tauler) Иоганн (ок. 1300–61), немецкий мистик, доминиканец, проповедник, ученик И. Экхарта. Оказал влияние на деятелей немецкой Реформации.

28. ЮНГ-ШТИЛЛИНГ (Jung-Stilling) Иоганн Генрих (1740–1817), немецкий писатель, врач, представитель пиетизма. Автор романов и религиозно-мистических сочинений, популярных в Германии и др. европейских странах, в т. ч. в России.

29. КРЮДЕНЕР Варварв-Юлия (КРИДЕНЕР, урожденная Фиттингоф), писательница, проповедница мистицизма. 1764–1825. Стихи и рассказы, записки, проповеди и дневники В.-Ю.Крюденер за 1796–1821 гг. Письма В.-Ю.Крюденер к императору Александру I, князю А.Н.Голицыну и др. Переписка В.-Ю.Крюденер с Бенжаменом Констаном, королевой Пруссии Луизой и др.

30. ЭМПЕТАЙЗ – женевский богослов и мистик.

31. ОБЕРЛИН, пастор, признал ответственность христианского мира за страдания, причиненные евреям.

32. ЧЕШСКИЕ БРАТЬЯ (Община чешских братьев, также Богемские братья, в Моравии —Моравские братья), чешская религиозная секта 15–17 веков.

Движение чешских братьев возникло в середине 15 века, как реакция на поражение таборитов. Первые общины чешских братьев основали в 1547 году последователи Петра Хельчицкого. Оформившись в независимую от римского папы церковную организацию, братья (главным образом крестьяне и ремесленники) проповедовали бедность, смирение, непротивление злу насилием. Отрицая государство как источник зла, сословного и имущественного неравенство, сектанты старались избежать активной мирской деятельности.

Позднее в общину вступать зажиточные горожане, представители чешского рыцарского сословия. Чешские братья занимают более активные позиции, сосредотачивают свою деятельность на просвещении, основывают школы и топографии. Из среды братьев выходят многие ученые – Ян Благослав, Ян Амос Коменский.

Чешские братья преследовались католической церковью и габсбургскими властями, после поражения Чешского восстания 1618–1620 годов братья подверглись репрессиями. Последователи чешских братьев в 18 веке образовали гернгутерские общины, которые распространились в Германии, Прибалтике и Северной Америке.

33. КВАКЕРЫ (от англ. quakers, букв. – трясущиеся; самоназвание – Общество друзей), члены религиозной христианской общины, основанной в сер. 17 в. в Англии. Отвергают институт священников, церковного таинства, проповедуют пацифизм, занимаются благотворительностью. Общины квакеров распространены главным образом в США, Великобритании, странах Вост. Африки.

34. Жозеф Мари де МЕСТР (MAISTER) (1.04.1753, Шамбери, Савойя – 26.02.1821, Турин) граф, французский консервативный мыслитель, роялистский государственный деятель, публицист и религиозный философ.

Воспитан иезуитами, в 1774 окончил Туринский университет. В 1802–17 посланник сардинского короля в Петербурге, где были написаны основные сочинения: «Опыт о порождающем принципе человеческий учреждений» (Essai sur le principe generateur des constitutions politicues…, 1810), «О папе» (Du pape…, v. 1–2, 1819), «Санкт-Петербургские вечера» (Les soriees de St. Peterbourg…, v.1–2, 1821), оставшиеся незаконченными. В начале деятельности Местр рассчитывал с помощью масонства способствовать установлению объявленного религиозного миропорядка. Великую французскую революцию считал божественной карой за грехи человечества. В атиреволюционном трактате «Соображения о Франции» (Considerations sur la France…, 1796) Местр выступал против руссоистских идей общественного договора и естественной добродетели, а также рационализма вольтеровского типа. Политические воззрения Местра обусловлены его идеей о внесении в мир религиозной упорядоченности: ее пособниками и установителями он готов признать не только Бурбонов или Наполеона, но даже революционное правительство, поскольку оно отрешилось от анархии (отсюда скандально знаменитая аналогия палача как вершителя порядка). Идеально упорядоченным обществом Местр считал средневековую Европу 12–13 вв., предлагая «реставрировать» теократический конгломерат монархических государств, спаянный непосредственно духовным авторитетом папы. Как философ истории Местр – сторонник религиозного провиденциализма: божественному провидению противится злое, своевольное начало. Вместе с Л. Бональдом Местр явился идеологом европейского клерикально-монархического движения 1-й половины 19 в. Он автор фразы «Каждый народ имеет то правительство, какое он заслуживает».