Текст книги "Каллистяне(ил. Л.Рубинштейна 1960г.)"

Автор книги: Георгий Мартынов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Каждая, – ответил Гесьянь. – Кроме домашних, существуют машины, приводящие в порядок улицы и сады. «Аньдьрьоидь», как вы ее называете, привел в порядок комнату, но не тронул постелей потому, что не умеет этого делать. Здесь, очевидно, не спали. Сегодня в этом доме будут переделки. Укажите, где вы хотите спать в дальнейшем, и там поставят машину, которая будет убирать и постели.

– Кстати, почему мы спали именно здесь?

– Потому, что в этой комнате холоднее, чем в других. В доме сделано специально для вас искусственное охлаждение, но оказалось, что оно недостаточно. Его усилят.

– Сколько хлопот! – сказал Синяев.

– Конечно, вы на особом положении, – сказала Бьесьи, – но и любой каллистянин может попросить сделать изменения в своем доме. Это обычное явление.

– А как узнают, что где‑то требуются услуги?

Широков и Синяев непрерывно задавали вопросы. Их возникало все больше и больше, на каждом шагу. При внешнем сходстве жизнь на Каллисто и на Земле резко отличалась одна от другой по внутреннему содержанию. И причиной этого являлась не только более развитая техника. Основное различие заключалось в психологии каллистян, их отношении к труду и друг к другу. При полном отсутствии какого бы то ни было государственного аппарата это различие имело решающее значение, определяло собой весь уклад жизни. Насилия, пусть даже самого малого, никогда и нигде не применялось. Все делалось добровольно, основывалось на личном желании каждого каллистянина принять участие в общей работе. Общественный строй на Каллисто представлял собой коллектив, объединяющий все население планеты, и каждый член этого многомиллионного коллектива отдавал все свои силы и знания на достижение общей цели, ставя ее выше личного. Эта цель заключалась в том, чтобы сделать жизнь еще лучше и полнее, чем она была в данный момент, двигать вперед искусство и науку, открывая и заставляя служить себе все новые и новые силы природы. Прекрасный и бесконечный путь!

Людям Земли хотелось узнать как можно больше и как можно скорее решительно все. Синьг, Гесьянь и Бьесьи отвечали с видимым желанием. Это поощряло Широкова и Синяева, и они не стеснялись.

Петр Аркадьевич вспомнил, как сами каллистяне на Земле осаждали его бесконечными вопросами и как трудно ему приходилось тогда из‑за плохого знания языка. Что ж! Это и порядке вещей. Во всяком случае, каллистянам легче, чем было ему.

– Для этого, – ответила Бьесьи, – существуют дежурные на постах. Вот видите этот небольшой аппарат? – Она подошла к стене, на которой они увидели ящичек, похожий на динамик радиотрансляции, но сделанный из «хрусталя», как и пульт «телефона». – Он принимает сообщения дежурного поста о потребности в рабочей силе. Когда вы хотите работать(«хотите», а не «должны», отметил про себя Широков), то включаете его и выбираете то, что вам подходит, после чего сообщаете дежурному, и работа исключается из дальнейших сообщений как выполненная.

Она повернула крохотную ручку, и ящичек заговорил громко и отчетливо:

– На центральном складе «В» четвертого сектора нужны два человека для переделки учетной машины типа «Гьирь». Корабль «Вьерьи» нуждается в пяти членах экипажа, плывет в Кусуди. В домах 289 и 2387 второго сектора надо переключить приемные экраны на имена новых жильцов…

Голос смолк, так как Бьесьи выключила аппарат.

– Это мелкие сообщения, – сказала она. – Они передаются непрерывно, по мере поступления заявок. Вечером сообщается о крупных работах, намеченных на завтрашний день.

– Те работы, которых мы только что слышали, вероятно, уже заняты? – спросил Синяев.

– Безусловно. Сообщений никогда не приходится повторять. Но тот, кто хочет взять на себя объявленную работу, должен очень торопиться.

– Почему?

– Перехватят другие.

– Разве работ мало?

– В сравнении с числом населения Атилли очень мало. Ведь это мелкие, не плановые работы. Они выполняются между прочим, вне обычного рабочего времени.

Гесьянь рассмеялся.

– Здесь проявляется нежелание каллистян подчиниться требованиям медицины, – сказал он. – Они уверяют, что эти мелкие работы служат развлечением. Приходится делать уступку.

– Но более крупных, плановых работ хватает для всех?

Гесьянь поморщился.

– В общем хватает. Но иногда приходится выдумывать работу.

– Отчего возникло такое положение?

– Автоматизация. Основная масса работ ведется без участия людей.

– Что же будет дальше?

– Я думаю, что положение не изменится. Уже сейчас половина населения Каллисто – это работники науки и искусства. В дальнейшем, при еще большем развитии техники и увеличении автоматики, число занятых чисто умственным трудом увеличится – и только.

– Выходит, что у вас еще есть разница между умственным и физическим трудом, – сказал Широков. – В чем же заключается физический труд?

– В управлении машинами и автоматами. Они могут работать самостоятельно, но не во всех случаях. Требуется известный уход и настройка. Ну еще мелкие работы, о которых мы только что говорили.

– Ну, это совсем не то, – улыбнулся Широков. – Я имел в виду другой физический труд.

– Вы говорили, – сказал Синяев, – что половина населения – это работники науки и искусства. Чем же занята вторая половина?

– Мне кажется, – удивленно ответил Гесьянь, – что я уже ответил на этот вопрос. Кроме ученых и людей искусства, обществу нужны врачи, инженеры и много других специальностей. У нас очень много различных заводов, на них работают люди. Изобилие не создается само собой, оно – результат большого труда. Автоматизация делает этот труд незаметным, но он существует. Кстати, вы удивлялись, что доставкой ваших вещей занялся ученый. В большинстве случаев мелкие работы выполняются именно работниками науки и искусства.

– Но почему?

– Во‑первых, потому что людям необходим физический труд, одного спорта недостаточно. А во‑вторых, работникам умственного труда больше, чем кому бы то ни было, необходимо время от времени отвлекаться от своих занятий, быть в гуще жизни. Многие занимаются повседневным трудом в часы творческих сомнений и неудач.

– У меня создается впечатление, что каждый каллистянин получает универсальное образование, – заметил Синяев.

– Отчасти это верно, но существует специализация. Я, например, как вам известно, врач, но знаю устройство всех машин настолько, что могу работать везде.

– Сколько лет учатся дети?

– Для получения общего образования – два с половиной года. Изучение выбранной специальности длится неопределенное время, но обычно от двух до трех лет.

– А с какого возраста начинается обучение?

– С трех лет.[14]

В переводе на земное время это означало, что каллистяне заканчивали высшее образование к семнадцати годам. Молодость Гесьяня и Дьеньи, бывших уже учеными, стала понятна.

– Нам не терпится своими глазами увидеть все, о чем вы рассказываете, – сказал Синяев.

– Времени у вас хватит, – ответил Синьг. – Сегодня только второй день вашего пребывания на Каллисто. Впереди полтора года – три, по‑вашему.

– Однако мы снова забыли о завтраке, – сказал Широков. – Так можно умереть с голоду на вашей планете.

НА ОЛИТИ

На Каллисто не существовало ресторанов или столовых. Все можно было получить, не выходя из дому, по специально для этого проложенным трубам. В комнате, где полагалось завтракать, обедать или ужинать, в «столовой», как называли ее между собой Широков и Синяев, на особой подставке лежал большой плотный альбом. На его страницах помещалось несколько тысяч названий и рисунков различных блюд. После каждого названия стоял номер.

У стены находился автомат с четырьмя рядами цифр на пятиугольной дверце. Каждая цифра поддавалась нажиму, как кнопка. Чтобы получить требуемое блюдо, достаточно было набрать нужные номера и повернуть маленькую ручку. Через минуту раздавался гудок. В аппарате оказывалось все, что было заказано. Блюда были прекрасно приготовлены на красивой посуде, горячие, теплые или холодные, смотря по желанию. Опорожненные тарелки и стаканы (они были многоугольной формы, но не очень сильно отличались от земных)ставились обратно в автомат, и поворачивалась другая ручка – это было все. В каллистянских домах не знали, что значит приготовление обеда, мытье посуды и тому подобное.

Завтрак на пять человек был заказан Синьгом. Широков и Синяев еще не научились разбираться в названиях «меню», но за время полета они привыкли к каллистянской пище и могли есть все.

– Сколько человек работают на… – Синяев снова запнулся, не зная, как сказать слово «кухня».

Широков также не знал этого слова. Очевидно, его просто не было в языке.

– На продовольственном заводе? Вы это хотели спросить? – ответила Бьесьи. – Ни одного человека. Приготовление блюд и их доставка в дома производятся автоматически.

– А доставка сырья на завод? Мясо, овощи, фрукты?

– Овощи и фрукты доставляются раз в десять дней. Их складывают в приемники, и на этом все кончается. Что касается мяса, то вы ошибаетесь, если думаете, что это мясо животных.

– Что же это такое? – спросил Широков. – По вкусу это свежее мясо, почти такое же, как у нас.

– Когда‑то, – сказал Синьг, – каллистяне, подобно людям Земли, ели мясо убитых животных, но теперь мы не питаемся таким способом.

– То, что вы едите, – добавила Бьесьи, – мясо, но только синтезированное. Оно более питательно, чем натуральное, и не содержит никаких вредных веществ.

– Значит, каллистяне не убивают животных? Но тогда их количество может вырасти чрезмерно.

– Нам не нужно мясо, но мы используем мех и кожу. Вообще на Каллисто не так много животных. Многие виды уничтожены как вредные или бесполезные.

– А овощи и фрукты тоже синтезируются?

– Нет, этого не нужно. Можно, конечно, синтезировать все, но овощей и фруктов у нас вполне достаточно.

– Где они выращиваются?

– Всюду. Не все живут в городах. Большинство ученых и работников искусства предпочитают жить среди природы. Каждый дом окружен садом или полем. Работа в них полезна. Нельзя все время сидеть за столом или в лаборатории.

– Можно нам посетить продовольственный завод или такой отдельный дом, вне города? – спросил Синяев.

– Разумеется. Вы можете посетить все, что пожелаете.

– Вы сказали, что на продовольственном заводе обычно никого нет. Значит, бывает, что есть? Разъясните. Видите, как внимательно мы следим за каждым вашим словом! – засмеялся Синяев.

– Я имела в виду специалистов‑кулинаров. Искусство питания, или, если хотите, техника питания, большое и нужное дело. В этом перечне, – она указала на альбом‑меню, – несколько тысяч названий. Но постоянно придумываются и вводятся новые блюда.

– Значит, такое меню не постоянно?

– Да, оно меняется. Примерно через каждые полгода в дома доставляются новые.

Окончив завтрак, все перешли в спальную комнату. К удивлению Широкова и Синяева, постели были кем‑то убраны.

– Ничего? – ответил Гесьянь на вопрос Широкова. – Не думайте о таких мелочах. Вы гости.

– Кто же все‑таки убрал за нами?

– Ну, скажем, я, – засмеялся Гесьянь. – Не все ли равно? Мне это было приятно. Больше этого не повторится, – поспешно прибавил он. – Все будет делать домашняя машина.

– Спасибо! – сказал Широков. – Но мы могли бы сами.

Они переоделись в свою одежду и почувствовали при этом такое удовольствие, точно долгие годы не видели земных вещей. Даже запах материи, сделанной на Земле, был приятен.

При этом они снова столкнулись с разницей в понятиях людей и каллистян. Чтобы переодеться, им надо было снять бывшие на них костюмы, но Бьесьи, зная, что они хотят делать, не уходила. Пришлось, извинившись, попросить ее выйти.

– Наше воспитание, – сказал Широков Синьгу, – вероятно, кажется вам смешным?

– Нисколько. Понять не трудно. Человек всегда может понять другого человека, как бы различны они ни были. А вы очень мало отличаетесь от нас.

– Вы любезны и вежливы, как всегда, – сказал Синяев.

Когда они снова прошли в комнату, смежную с террасой, то застали там несколько незнакомых каллистян, которые что‑то делали у одной из стен. Гесьянь объяснил, что это те, кто взял на себя переделку охлаждения в доме, и также другие мелкие работы.

– Когда вы вернетесь, все будет уже закончено, – скачал он.

После обычных приветствий один из «рабочих»(«Кто их знает, – подумал Широков, – кто они такие? Ведь поручили же крупному ученому доставить наши чемоданы».) спросил, не надо ли переключить экраны на имя новых жильцов дома.

– Переключите, – сказал Синяев. – Хотя бы на мое имя.

– Лучше сделать иначе, – предложил Синьг. – Ваши имена трудны для произношения. Настройте экран на слово «Земля».

– Вы не возражаете? – спросил каллистянин, который, по‑видимому, руководил своими товарищами.

– Наоборот! Это будет только приятно.

– Тогда мы так и сделаем. Зьемьлья, – повторил он. – Я правильно произношу?

– Приблизительно правильно, – улыбнулся Синяев.

– Не забудьте сообщить об этом на пост «Каллисто», – сказал Гесьянь.

В эту минуту на террасу опустилась большая, окрашенная в темно‑серый цвет олити. Из нее вышел каллистянин и прошел в дом. Вежливо поздоровавшись, он сообщил, что эта олити предназначена для гостей.

– Как раз вовремя, – сказал Синяев. – Спасибо!

– Научить вас управлять ею? – спросил каллистянин.

– Я сама научу, – ответила Бьесьи.

– В таком случае до свидания! Я могу воспользоваться чьей‑нибудь олити?

– Возьмите мою, – сказал Гесьянь. – Вон ту.

Очевидно, желая скрыть свое любопытство, каллистянин окинул внимательным взглядом Широкова и Синяева и вышел.

– Вы не спросили его, куда он полетел, – сказал Широков.

– А зачем мне это знать?

– Но ведь он взял вашу олити. Где вы возьмете другую?

– Где угодно.

«Ответ в каллистянском стиле, – подумал Широков. – У них это просто. Где угодно, вот и весь разговор».

Оставив «рабочих» хозяйничать в доме, все пятеро вышли на террасу.

Олити, построенная специально для Широкова и Синяева, была шестиместной. По изяществу наружной и внутренней отделки она походила на нарядную игрушку, и, несмотря на величину, ее невольно хотелось положить и бархатный футляр, как произведение искусства.

– Это новейшая конструкция, – сказала Бьесьи. – Управление ею очень просто.

– Поразительно, – сказал Синяев по‑русски, – с каким вниманием относятся к нам каллистяне. Ты думаешь, что цвет олити случаен? Ничего подобного. Я как‑то сказал, не помню кому, что больше всего люблю темно‑серый цвет, и, как видишь, они это запомнили.

– Возможно, что так, – с оттенком недоверия ответил Широков.

Они обратили внимание, что совершенно безоблачное утром небо затянулось облаками. Рельос был невидим.

– Ожидается дождь?

– Нет. – Бьесьи взглянула на небо. – Это не дождевые облака. По расписанию должно быть ясно. Вероятно, небо закрыли облаками специально для вас. Каллистяне, – пояснила она свои слова, – тревожатся, что вам слишком жарко. Особенно после вчерашнего.

– А что вчера?

– Как что? Вам же было плохо после путешествия по улицам Атилли.

– Откуда вы это знаете?

– Вся Каллисто знает.

Эти слова напомнили гостям с Земли об истинном положении вещей. Они как‑то забыли, что находятся в центре внимания всего населения планеты. Возможно, это произошло потому, что никто из каллистян не высказывал явного любопытства. Их обоих как будто оставили в покое, предоставив поступать, как они желают. Ни один каллистянин не подходил и не подлетал к их дому, чтобы взглянуть на жителей другого мира.

Широков вспомнил толпы народа, осаждавшие с утра до вечера обсерваторию Штерна, а еще раньше – лагерь под Курском, где ему, как коменданту, часто приходилось обращаться за помощью к Черепанову, чтобы оградить каллистян от людского любопытства.

Жители Атилли вели себя совсем иначе.

Облака над городом, направленные сюда исключительно для гостей, служили яркой иллюстрацией заботы и внимания без навязчивости.

Шесть кресел были сделаны из того же, уже знакомого им, материала, похожего на стекло, поддающегося тяжести тела и как бы обнимающего сидящего в кресле человека, принимая его форму.

Бьесьи села за управление. Правда, в первый момент никакого «управления» они вообще не заметили. Не было ни штурвала, ни кнопок, ни каких‑либо рукояток. У Синяева даже мелькнула мысль, что аппарат управляется мысленно, с помощью биотоков. О том, что на Каллисто вполне возможно существование биотехники, он думал еще на острове Неба, когда они летели к «вокзалу» на никем не управляемом аппарате. В 19… году, когда они покидали Землю, уже появились биотехнические протезы, успешно заменяющие человеку потерянную руку или ногу. А техника каллистян, казалось Синяеву, во всем была выше земной.

Но догадка не подтвердилась. Бьесьи поставила ногу, обутую в серебристого цвета сандалию, на маленькую педаль, снабженную металлической пряжкой. Очевидно, это и было «управление». Синяев сел рядом, внимательно наблюдая за действиями молодой каллистянки.

Легкое движение носка вниз.

Прозрачный колпак опустился, закрыв лодку.

– Куда направимся? – спросила Бьесьи.

– Нам хочется осмотреть город.

– И навестить Диегоня, – прибавил Широков. – Но сперва полетаем над Атилли.

Бьесьи приподняла носок сандалии. Олити отделилась от террасы и вертикально поднялась метров на сорок.

Новое, чуть заметное движение ноги, на этот раз вперед. Подъем прекратился, и олити полетела прямо.

Как раньше, на острове, не слышно никакого звука, ни малейшего шума, который указывал бы на работу двигателя. Олити летела как бы сама по себе, вроде сказочного ковра‑самолета.

Сидеть было удобно. Прозрачный футляр давал широкий кругозор. Борта машины едва достигали до пояса пассажиров, и они могли видеть кругом и внизу без всякого усилия. Почти полное отсутствие чувства тяжести нельзя было приписать одному только действию облегающего сиденья, было ясно, что вес действительно ослаблен, и это доказывало, что олити держится в воздухе силой антигравитации. Двигатель для поступательного движения безусловно существовал, но его нигде нельзя было заметить.

– Сколько времени надо, чтобы научиться управлять олити? – спросил Синяев.

– Нисколько, – ответила Бьесьи. – Садитесь на мое место и ведите машину.

– Если так, то почему же Синьг и его товарищи, летавшие на Землю, попросили изготовить для них олити старой конструкции?

Бьесьи пожала плечами.

– Спросите об этом их самих. Желание странное и малопонятное.

Широков посмотрел на Синьга, сидевшего с ним рядом во втором ряду кресел, и ему показалось, что при словах Бьесьи врач звездолета смутился. Синьг даже отвернулся, делая вид, что рассматривает что‑то внизу.

«Любопытный психологический штрих, – подумал Широков. – Самое интересное, что этот своеобразный консерватизм проявился не у одного Синьга, а у всех двенадцати звездоплавателей».

Синяев также заметил смущение их старого друга и промолчал.

– Олити на острове, – сказал он, обращаясь к Бьесьи, – не имела такой педали.

– Вероятно, она принадлежала к типу автоматических, как, например, грузовые олити, которые также летают без людей по определенному маршруту. А эти предназначены для свободного полета. Так что же, сядете на мое место?

– Боюсь – ответил Синяев. – Под моим управлением мы рискуем врезаться в землю.

– Этого не может случиться. Олити никогда не упадет.

– Сама по себе не упадет, это ясно, но если я направлю ее вниз на полной скорости?

– Она вам не подчинится. Можете ничего не опасаться. Управление чрезвычайно просто. Движение ноги вперед, назад, в стороны, вниз или вверх – вот и вся техника управления. Маневры совершаются автоматически, без участия водителя. Только не нажимайте слишком резко вперед или назад. Получится неприятный толчок.

– Ну что ж, – решился Синяев, – попробуем.

Они поменялись местами.

– Это действительно совсем просто, – сказал Синяев через минуту. – Движения, которые надо производить, настолько естественны, что ошибиться невозможно. Хочешь попробовать, Петя?

– В другой раз, – ответил Широков. – Смотри внимательней!

Сверху было хорошо видно, что Атилли имеет только одну, бесконечно длинную улицу, идущую вдоль берега океана. Все дома находились между нею и берегом. По другую сторону тянулись какие‑то очень длинные, по три – четыре километра, низкие здания без окон.

– Это заводы, – объяснил Гесьянь.

На улице было много пешеходов. В этом не было ничего удивительного – человеку полезно ходить пешком, и не могли же каллистяне все время летать.

Видя огромное количество воздушных машин – олити всех размеров и разных других, – мелькавших во всех направлениях, Широков сначала опасался, что под управлением Синяева они с кем‑нибудь столкнутся, но потом успокоился. Движение над городом, казалось, подчинялось невидимому регулировщику. Машины летели на разной высоте, в зависимости от направления и скорости. Подчиняясь указаниям Бьесьи, Синяев не нарушал порядка. Воздух был словно разделен на зоны. Выше всех летели большие машины непонятной конструкции и как будто без людей, ниже была зона олити. Еще ниже, над самыми домами и деревьями, часто виднелись каллистяне на крыльях.

Широков вспомнил громадные воздушные корабли, похожие на дирижабли, которые он видел в книгах каллистян еще на Земле, и спросил, почему их не видно.

– Они вышли из употребления, – ответил Гесьянь. – Конструкторы все время работают над новыми моделями машин и сразу заменяют устаревшие.

Примерно через полчаса полета Синяев объявил, что, по его мнению, достаточно.

– Город надо осмотреть не сверху, а снизу, с земли. Где дом Диегоня?

– Мы его давно пролетели.

– Повернем назад?

– Здесь нельзя поворачивать, – сказала Бьесьи. – Надо пролететь немного дальше.

– Рядом же никого нет.

– Все равно. Какая‑нибудь олити может взлететь как раз в этом месте. Существуют специальные места для поворотов.

Вскоре внизу, на самой середине улицы, показался высокий столб зеленого цвета. Такие столбы попадались и раньше.

– Вот здесь вы можете повернуть.

Синяев слегка повернул носок ноги влево. Олити послушно совершила широкий полукруг.

Машины, летевшие за ними и не собиравшиеся поворачивать, подлетая к столбу, опускались или поднимались, освобождая место.

– Ни одна олити здесь не взлетит, – сказала Бьесьи. – Я забыла вас предупредить, но вы правильно сделали поворот, налево.

– А если все‑таки взлетит? – Синяев улыбнулся. – Какое наказание полагается за нарушение правил?

– Я не слышала, чтобы такой случай когда‑нибудь произошел.

– Ну а все‑таки? Если кто‑нибудь нарушит правила?

– Я думаю, – спокойно сказал Гесьянь, – что такого случая произойти не может. А если произойдет, то человека, виновного в нем, обследуют врачи, так как он, несомненно, окажется болен.

– К чему задавать вопросы, на которые ответ заранее известен? – недовольным тоном сказал Широков по‑русски.

Неизвестно, убедил ли Синяева ответ Гесьяня или он решил последовать совету своего друга, но он больше ничего не сказал, с удвоенным вниманием управляя полетом.

– Вот дом, где поселился Диегонь, – сказала Бьесьи через несколько минут.

И вдруг внутри олити раздался чей‑то незнакомый голос, повторивший несколько раз подряд:

– Геогий Синев!. Геогий Синев!

– Это что такое? – спросил Синяев. – Похоже на мое имя.

– Да, это вас вызывают, – казал Гесьянь. – Очевидно, в этой олити установили дублирующий приемник экрана вашего дома. Чтобы вы знали, что кто‑то зовет вас.

– Наш экран настроен на слово «Земля».

– Когда строили олити, об этом еще не было известно.

– Геогий Синев!.

– Могу я ответить?

– Право, не знаю, – ответил Гесьянь. – Обычно на олити этого не делают. Они часто переходят из рук в руки.

– Голос совсем незнакомый, – заметил Широков.

– Неудобно не отвечать. Может, вернемся домой?

– Мы уже рядом с домом Диегоня, Опустимся и узнаем, кто вызывает вас, – предложила Бьесьи.

– Если это можно сделать из любого дома, то конечно, – согласился Синяев.

Они оказались в этот момент прямо над террасой нужного дома. Синяев потянул педаль назад. Олити остановилась и неподвижно повисла на одном месте.

– Нажмите педаль, – сказала Бьесьи.

– Сильно или слабо?

– Безразлично. Спуск совершается всегда с одной и

той же скоростью.

Как только олити коснулась каменных плит террасы, навстречу выбежала Дьеньи.

До сих пор Синяев думал, что каллистяне, независимо от пола, одеваются одинаково. Теперь он убедился, что это не так. На Дьеньи было платье белого цвета с широким бледно‑зеленым поясом. Золотистые волосы девушки, более длинные, чем у мужчин, были уложены в простую и строгую прическу. В этом виде

она показалась Синяеву гораздо красивее, чем в костюме астронавта.

Широков даже не заметил, во что одета Дьеньи. Он смотрел в ее лицо, испытывая нечто большее, чем радость встречи. И внезапно ему стало ясно, что все это время он скучал по ней.

«Глупо! – подумал он. – Только и не хватает влюбиться. Как будто на Каллисто нет другого дела».

Вслед за Дьеньи вышли Диегонь и его сын.

– Скорей проходите в дом, – сказал Гесьянь. – Не надо долго стоять под открытым небом.

– Рельоса же не видно.

– Все равно. Его лучи проникают под облака.

– Вы обрекаете нас на довольно скучную жизнь, – сказал Синяев. – Если так будет продолжаться, мы мало что увидим на Каллисто.

– В первые дни это необходимо. А там посмотрим.

Комната, примыкавшая к террасе, была похожа на такую же комнату в их доме, но фонтанов и здесь не было. Синьг рассказал, что кто‑то настойчиво вызывает Синяева.

– Сейчас узнаем, – сказал Вьег Диегонь, подходя к экрану.

– Разве вызовы регистрируются? – спросил Синяев.

– Нет, но если разговор срочен и важен, то можно через дежурный пост назначить время, когда вы сами можете связаться с тем, кто хочет вас видеть,

На экране появился центральный пост Атилли. Он был в несколько раз больше секторного, и в нем было пять дежурных. Вьег Диегонь переговорил с одним из них.

Широков и Синяев намеренно не подошли к экрану. Они не хотели задерживать разговора, что неизбежно случилось бы, если бы дежурные на посту их увидели.

Экран «погас».

– С вами хочет говорить Аинь Зивьень, – сказал Диегонь. – Он просит вас связаться с ним как можно скорее.

– Аинь Зивьень! – воскликнула Бьесьи. – Как странно?

– Кто это? – спросил Синяев.

– Очень большой ученый. Он руководит всеми работами по изучению гравитации и антигравитации. Зачем вы ему понадобились?

– Может быть, как астроном? – предположил Широков.

– Астрономия на Каллисто, во всяком случае, не хуже развита, чем у нас, – возразил Синяев. – К чему гадать! – Он подошел к экрану и, нажав нужную кнопку, отчетливо произнес: – Аинь Зивьень!

Экран сразу «исчез». Открылась небольшая, просто обставленная комната со множеством прозрачных, почти невидимых шкафов, заполненных книгами.

Перед экраном стоял пожилой каллистянин, одетый в обычную полупрозрачную одежду из белого материала.

– Геогий Синев? – спросил он и выжидательно замолчал.

– Это я.

– Извините, что беспокою вас. Дело большой важности требует вашего присутствия. Оно важно не столько нам, сколько вам обоим и вашей планете. Откладывать нельзя, так как не исключена возможность, что вам придется покинуть Каллисто и вернуться на Сетито.

– Это еще почему? – невольно вырвалось у Синяева.

Зивьень улыбнулся.

– Я думаю, вам самим ясно почему. Если же нет, спросите Гесьянь. Он рядом с вами. Или вашего товарища, он врач.

– Я не думаю, чтобы это стало необходимо.

– Тем лучше. Но дело настолько важно, что мы не хотим рисковать.

– Во всяком случае, я к вашим услугам, – сказал Синяев.

– Прошу вас прибыть в секцию теси гравиоинститута.

– Когда?

– Чем скорее, тем лучше.

– Я готов хоть сейчас.

– Совсем хорошо. Какой это дом?

– Атилли, второй сектор, 8843, – ответил Диегонь.

– Ждите здесь. Через полчаса за вами прилетит олити.

– Против этого я возражаю, – сказал Гесьянь. – Наш гость не может пока пользоваться обычными олити. Только своей.

– Как же быть?

– Разрешите мне доставить его к вам, – предложила Бьесьи. – Я знаю, где находится гравиоинститут.

– Прекрасно.

– Долго вы меня удержите? – спросил Синяев.

– Дня два.

– Прибыть мне одному или с моим другом?

– Мы будем рады видеть его, но нам нужны только вы, – с обычной для каллистян прямотой ответил Зивьень.

Синяев не спросил, для чего он нужен институту. Было ясно, что вопрос очень серьезен и неудобно говорить по экрану.

– Мы вас ждем, – сказал Зивьень.

Экран «погас», то есть опять стал видим.

– Ты полетишь со мной? – спросил Синяев.

– Пожалуй, не следует, – ответил Широков. – Отправляйся один.

– Как же ты будешь обходиться без нашей олити?

– Петя останется здесь, – сказал Диегонь. – Он будет нашим гостем. Мы постараемся, чтобы он не скучал.

Глава третья

ВСПЫШКИ НА НЕБЕ

В жизни Николая Николаевича Козловского после отлета корабля Каллисто произошли большие изменения. Каллистяне, не подозревая этого, круто повернули его судьбу самым непредвиденным образом.

По инициативе Академии наук СССР был создан Международный комитет по изучению и практическому освоению огромного количества научных и технических материалов, оставленных на Земле каллистянами. В него вошли крупнейшие ученые двадцати трех стран, в том числе все члены бывшей экспедиции Куприянова.

На первом организационном заседании нового комитета по предложению академика Неверова, единогласно поддержанному всеми, Козловский был выбран председателем.

– Но, дорогие товарищи, – сказал Николай Николаевич, ошеломленный этим выбором (он присутствовал на заседании в качестве гостя), – я не ученый, а партийный работник. Как я могу руководить таким комитетом?

– Нужен человек, который сумел бы объединить нас всех в сплоченный коллектив, – ответил ему Неверов. – Вы именно такой человек и есть. Вас знают и уважают все члены комитета. Не отказывайтесь. Отто Юльевич Шмидт не был полярником, но под его руководством советские полярники одержали ряд блестящих побед в Арктике.

Слова попросил секретарь Центрального Комитета КПСС, присутствовавший на заседании.

– Я одобряю ваш выбор, – сказал он коротко.

Козловскому пришлось сдаться.

И вот прошло свыше одиннадцати лет. Сравнительно небольшой комитет превратился в огромный научный институт, подлинно международный. В нем работали ученые самых различных специальностей – медики и астронавты, биологи и математики, химики и инженеры‑конструкторы, астрономы и… языковеды. В его стенах звучали языки всех стран мира.

Ушел с поста вице‑председателя профессор Куприянов, возглавивший медицинскую секцию, ушли многие из тех, кто начал работу в комитете; на их место приходили новые люди, расширялись рамки работы, совсем иные проблемы вставали в повестку дня института, а Козловский неизменно оставался на посту директора. Его авторитет во всем, что касалось предстоящих связей с Каллисто, был непререкаем во всем научном мире.

Человечество Земли готовилось ответить каллистянам на их визит.