Текст книги "Дед Фишка"
Автор книги: Георгий Марков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
8
К середине октября завершилось стягивание основных сил юксинской партизанской: армии. Вскоре после возвращения деда Фишки к Светлому озеру пришли балагачёвцы, петровцы, каюровцы, сергевцы, ежихинцы, романовцы, подосиновцы, жировцы. Осторожные, осмотрительные мужики ломовицких хуторов прислали своих делегатов. Те поговорили с Матвеем, походили по берегам Светлого озера, посмотрели и, решив, что задумано верное дело, отправились за своими односельчанами.
Количество партизан увеличивалось настолько быстро, что Матвей начал побаиваться, сумеет ли он управлять такой массой людей. Дед Фишка, которому он как-то высказал свои опасения, посоветовал:
– А ты, Матюша, помощников себе побольше толковых найди. Знамо дело, где одному за всем уследить! И построже, Матюша, будь. Мужик, он строгость любит. Если по справедливости, так он ещё спасибо тебе скажет. Эх, вот кого бы тебе в помощники-то: Тараса Семёныча Беляева да Антоху Топилкина! Их бы на этот час сюда!
Матвей мечтательно вскинул глаза, тихо проговорил:
– Я бы, дядя, сам к таким в помощники с радостью пошёл!
В часы раздумий, когда его терзали мысли о том, как лучше, как правильнее управлять людьми, он не раз вспоминал Беляева, Соколовскую, Топилкина. Такие люди были очень нужны партизанской армии.
Мужиков надо было поднимать, сплачивать, просвещать, разъяснять им великие цели социалистической революции, вселять в них веру в победу, но делать всё это было некому.
Матвей пробовал выступать сам. Люди внимательно слушали, но зажечь их, взволновать так, как это сделал когда-то Беляев в шалаше на полях Строговых, Матвей не мог.
«Язык, что ли, у меня плохо привешен? Да нет, не в языке дело. Знаю мало. Много ли я больше их знаю!» – нередко рассуждал Матвей сам с собой, и в голове его всё чаще и чаще возникала мысль послать людей в город для связи с рабочими-большевиками. «Подмогу надо просить. Без неё туго мне придётся», – думал он.
Конечно, осуществить это было почти невозможно. Большевистские организации работали в глубоком подполье. Будь у Матвея крепкий помощник, он отправился бы в город сам, рискнул бы своей головой, а подпольный большевистский комитет нашёл бы. Но отлучиться ему хотя бы на один день нельзя, а послать было некого. Тут даже дед Фишка помочь не мог.
Правда, остро тоскуя по человеку беляевского склада, Матвей не сидел, сложа руки. Готовясь к серьёзным боям с белыми, он твёрдо насаждал воинский порядок: заставлял командиров взводов регулярно заниматься строем, следил за состоянием оружия, заставлял партизан в точности выполнять все обязанности в нарядах, высылал в населённые пункты разведку.
Однажды вечером в землянку к Матвею вбежал запыхавшийся Тимофей Залётный:
– Товарищ командир! В трёх верстах от нас, в Еловой пади, горят костры.
Матвей сидел за столом и пил чай с брусникой. Дед Фишка лежал на нарах и в полудрёме тихонько бормотал что-то – не то песню, не то молитву. Матвей отодвинул кружку, быстро поднялся. Дед Фишка вскочил и, схватив висевшие на шесте над печкой портянки, стал торопливо обуваться.
– Ну, что ты думаешь, Тимофей? – спросил, подпоясываясь, Матвей.
– Думаю, что Ерунда пожаловал.
– А может, охотники заплутались? – сказал дед фишка.
– Навряд кто сейчас пойдёт сюда.
– Надо, Тимофей, кого-то из разведчиков выслать туда, чтоб пробрался поближе и узнал, какие силы, а партизан я сейчас по тревоге подыму, – проговорил Матвей и направился к выходу.
– Матюша, дозволь мне туда сходить! Я там, в Еловой-то пади, каждый кустик знаю. Так, нычить, проползу, что ни одна пташка не вспорхнёт.
Дед Фишка просяще смотрел на Матвея, поспешно натягивая на себя свой старый, в заплатках зипун. Матвей взглянул на Тимофея Залётного:
– Как, Тимофей?
– Я сам хотел пойти, товарищ командир.
– Нет, тебе нельзя. Надо вооружённых разведчиков на заставы выставить.
– Понятно.
– Я готов, Матюша! – Дед Фишка стоял в зипуне, в шапке, с ружьём через плечо, готовый сию же секунду ринуться на любое дело.
Матвей сердито покосился на него, но не мог сдержать улыбки:
– Ладно, уж. Иди… Но только знай: попадёшься – нас погубишь.
Дед Фишка встряхнул ружьё, пробормотал:
– Ты тоже скажешь… Когда я попадался?
Они вышли. В раскрытую дверь землянки ворвался холодный ветер и загасил тускло мерцавший ночник.
Дед Фишка юркнул куда-то в темноту, за высокие кедры, и бесшумно исчез. Изумлённый его поспешностью и ловкостью, Залётный сказал:
– Что он, в темноте видит, что ли?
Матвей отозвался тихо:
– Кто его знает! Нам-то не суметь так. Шаримся вот, как слепые.
Они добрели до кухни, возле которой на сучке кедра висела железина, принесённая сюда кем-то из партизан-кузнецов, и Матвей негромко ударил в неё деревянной колотушкой.
Люди ещё не спали. С визгом и скрипом распахнулись двери землянок. С тревожным говором, в страшной суете партизаны бежали к месту сбора – на поляну.
Матвей прислушался, с горечью сказал:
– Орут-то как! Всех до единого из пулемётов покосить можно.
– Это всегда бывает так спервоначалу. Необстрелянные, – проговорил Залётный. – По фронту знаю.
Матвей промолчал. По тому, как под его ногами похрустывали сосновые шишки, собранные на растопку печей и костров, чувствовалось, что командир топчется, нервничает.
– Давай, Тимофей, высылай дозоры по всему кругу, чтоб к нам ни с какой стороны не подошли, – проговорил он глуховато.
– Будет сделано, товарищ командир! – И Тимофей скрылся в темноте. Матвей постоял, послушал. Теперь говор людей переместился за посёлок, к поляне, на которой выстроились партизаны. Матвей направился туда, дорогой стараясь думать спокойно и трезво: «Ну что ж, посмотрим, что получится. Когда-то должно же это случиться. По хорошему-то, нам бы надо первым начать. Опередили, гады!»
Выйдя на поляну, Матвей остановился. Говор, встревоженный и разноголосый, не умолкал. Матвей насторожил слух. В одном месте кто-то свирепо ругался, поминая царя и бога. В другом месте жалобный голос твердил:
– Сгинем, ребятушки, ни за понюх табака сгинем!
От всего этого у Матвея защемило сердце.
«Войско!.. Еще никто ничего не знает, а умирать собрались!»
– Ну-ка, давай тише! Чего разгалделись! – строго крикнул он.
Партизаны узнали голос Матвея, притихли.
– Командиры взводов – ко мне, – уже спокойно проговорил Матвей.
Командиры быстро собрались вокруг него. Матвей вполголоса сообщил им о кострах, пылающих в Еловой пади.
– Если это каратели, – сказал он, – надо на рассвете ждать нападения. Сейчас я послал узнать, что там за силы. Но велики ли, малы ли они, а уклоняться от боя нам нельзя. Как только разведка вернётся, мы продвинемся дальше и, чуть посветлеет, начнём первые.
Командиры взводов одобрили план Матвея. Только один Калистрат Зотов робковато сказал:
– А стоит ли нам, Захарыч, самим на рожон лезть?
– Стоит, Калистрат. Они в тайге как слепые, а мы тут знаем все ходы и выходы. В этом главный наш козырь. Мы покружим их тут и будем бить там, где они нас не ждут. Ясно?
Правильность доводов командующего была для всех настолько очевидна, что командиры дали единодушный отпор Калистрату.
– Ну, всё, командиры, – сказал Матвей. – Разводите людей по своим местам, готовьте их к бою и ждите. В случае чего – я буду у своей землянки.
Он пошёл берегом озера. Тут до землянки было немножко дальше, но зато дорога тянулась по гладкой, обтоптанной равнине и была ему хорошо знакома. Тайга шумела тягучим, ни на минуту не умолкающим шумом. Где-то поскрипывали качаемые ветерком деревья. Темнота, сгустившаяся с вечера, начала понемногу рассеиваться, и на небе появились светлые пятна, озарённые холодным блеском далёких звёзд.
Матвей шагал широко, быстро; беспокойные мысли теснились в его голове. Теперь, за какой-нибудь час до боя, когда многое было уже невозможно исправить, он с болью увидел, как ещё плохо подготовлены партизаны к вооружённой борьбе.
«Надо б взводным сказать, чтоб связных послали. Потребуется что-нибудь передать – хоть сам беги», – думал Матвей.
Но едва заканчивалась одна мысль, как появлялась другая: «А будут раненые – что делать с ними? Куда девать их?»
Он дошёл до своей землянки и, занятый этими мыслями, присел на толстую кедровую колодину у входа.
«Ну что ж, когда-то надо начинать», – сказал он себе, думая с горьким неудовольствием и о своей собственной неподготовленности.
В темноте раздались быстрые шаги. Подошёл Тимофей Залётный:
– Людей расставил, товарищ командир. Теперь не то, что человек – бурундук к нам не проскочит.
– Будем ждать. Садись, покурим, – предложил Матвей.
Они закурили и долго сидели молча.
Вдруг послышался хруст. Кто-то шёл к ним, топча ногами осыпавшуюся сухую хвою. Они насторожились, взялись за ружья.
– Не дед ли Фишка? – прошептал Залётный. Матвей ничего не сказал. Шагал кто-то неосторожно, тяжело. Старик ходил по-другому: легко, неслышно.
– Ты где, Захарыч? – остановившись, спросил человек из темноты.
– Это ты, Архип?
– Я, товарищ командир. Фу, язва, ни зги не видно!
– Ну, как у тебя дела?
– Плохо, товарищ командир. У меня во взводе кое-кто не хочет идти в бой.
– Почему?
– Не желаем, говорят, зря кровь проливать. До наших, дескать, хуторов далеко, а тайгу всё ровно не отстоишь.
– Во, Тимофей, видал? – возмущённо проговорил Матвей, сдерживаясь, чтоб не закричать: «Гони таких партизан к чёртовой матери!»
– Ты побудь здесь, Тимофей, а я схожу туда сам, – сказал Матвей более сдержанно.
Они скрылись в темноте, и прошло не менее часа, пока Матвей возвратился.
– Что там? – спросил Залётный.
– Сын ломовицкого мельника затесался. Он и мутит. Ну, да я ещё до него доберусь!
– Тут есть гуси лапчатые! В партизаны пошли, а са… – Оборвав на полуслове, Тимофей схватил Матвея за руку, спросил: – Слышишь?
Матвей прислушался, сдерживая дыхание. С той стороны, откуда можно было ожидать приближения белых, доносился многоголосый говор людей.
– Кто это? – почти враз проговорили они.
На беляков это никак не походило. Люди шли шумно, и, судя по голосам, они были в весёлом, приподнятом настроении. Посты охранения их не обстреляли, и это значило, что идут не чужие.
– Видно, в самом деле, охотники или новые партизаны, – сказал Тимофей.
– Зажги берёсту, чтоб тут не плутали, – проговорил Матвей.
Тимофей ощупью нашёл на дровах берёсту и зажёг её. В это время послышался голос деда Фишки:
– Сюда, ребятки, сюда!
Потом кто-то сказал, видимо, что-то смешное, и люди дружно захохотали. От нетерпения Матвей был готов броситься навстречу им.
– Кого ведёшь, дядя? – крикнул он.
– А вот приведу – узнаешь, – засмеялся старик.
Берёста жарко вспыхнула, и темнота вокруг стала ещё более непроницаемой. Матвей отошёл в сторону, напряжённо всматривался, прислушивался.
Наконец из-за кедров вышел один человек, потом второй, третий. И Матвей разглядел, что на огонь движется толпа.
– Я тут, дядя, – проговорил он, давая знать о себе. Дед Фишка подскочил к нему, весело сказал:
– Ты, Матюша, всегда меня на такие дела посылай. Я тебе плохих людей не приведу. Так и знай! Я самим богом меченный.
– Кто это, дядя? – спросил нетерпеливо Матвей, тщетно стараясь разглядеть людей.
– Они, Матюша, сами скажут, – увильнул от прямого ответа старик.
– Смирно! – вдруг раздался голос, и высокий человек, рассмотреть которого в темноте было невозможно, немного выдвинулся из толпы и не совсем чётко, с хрипотцой и с придыханием отрапортовал: – Товарищ командующий! Отряд шахтёров в составе двенадцати человек прибыл в ваше распоряжение. Вместе с ним прибыл военспец, бывший капитан царской армии Старостенко, сорок шесть крестьян, завербованных по пути нашего продвижения. Отряд имеет: десять винтовок и тридцать гранат, один пулемёт в разобранном виде, семь пистолетов, четыре тысячи винтовочных патронов. Комиссар отряда, член шахтёрского подпольного комитета большевиков…
Свою фамилию говоривший произнёс невнятно, и Матвей торопливо сказал:
– Очень хорошо, товарищ! А вот фамилию вашу не разобрал.
Тогда высокий человек шагнул вперёд и совет другим голосом, отчётливым и ясным, крикнул:
– Антон Топилкин!
Люди, стоявшие вокруг и знавшие уже из рассказа деда Фишки о долголетней дружбе Топилкина с Матвеем, засмеялись, а Матвей бросился к Антону, обнял его и радостно забормотал:
– Вот это подвалило счастье! Ах ты, чёрт! Вот это повезло так повезло!.. Тимофей, собирай всех на поляну, собирай скорее!
– Ночью-то? – изумлённо спросил Антон Топилкин.
– А что же ты думаешь, до утра людей, будем томить? Ведь мы тут беляков ждали… Ну, как добрались-то? – оживлённо говорил Матвей.
– По тракту проскочили удачно, а тут вот третий день по тайге кружим. Охотников никого не нашлось, провести некому – пошли наобум. А слух о вас далеко прошёл, – рассказывал Антон.
Через несколько минут прибежал Залётный:
– Товарищ командир, народ собирается.
– Зажигай, Тимофей, берёсту – со светом пойдём.
Залётный и дед Фишка приволокли охапку берёсты, нанизали её на палки и подожгли. Несколько новичков взяли палки с пылающей берёстой и пошли, освещая тайгу, впереди командиров.
На поляне Матвей велел развести большой костёр. Дров тут было пропасть, костёр получился яркий и осветил всю поляну.
Матвей подошёл к огню, поднял руку и, когда люди утихли, начал говорить.
9
Холодной ночью партизанские отряды поднялись с берегов Светлого озера и четырьмя колоннами двинулись каждая в своём направлении. На Балагачёву шёл отряд Кинтельяна Прохорова, на Подосиновку – отряд Калистрата Зотова, на Ежиху – отряд ломовицкого батрака Кондратия Загуменного. Четвёртый отряд, под командованием ежихинца Ефима Каляева оставался в резерве и следовал в направлении Челбакских гор, как серединного пункта, расположенного на одинаковом расстоянии от всех трёх селений, намеченных к захвату.
Командование армии было с отрядами: Матвей Отрогов – с Прохоровым, Антон Топилкин – с Зотовым, Старостенко – с Загуменным.
Тимофей Залётный оставался с резервным отрядом и замещал командующего армией. Тут же были Архип Хромков, дед Фишка и большинство разведчиков и связных.
В течение двух суток разведчики неустанно работали. Они побывали в Балагачёвой, Подосиновке и Ежихе и, доставив отрядам самые свежие и точные сведения о белых, теперь заслуженно оставались на отдыхе, в резерве. Ни в Ежихе, ни в Подосиновке вооружённых сил противника обнаружено не было, в Балагачёвой стояло до взвода солдат и, как удалось узнать деду Фишке, ожидался приезд какого-то начальника из Волчьих Нор.
В связи с этим отряду Кинтельяна Прохорова были выделены почти все винтовки, пулемёт и пять лошадей из восьми имевшихся в армии.
В резерве дед Фишка остался с большой неохотой. Ему хотелось непременно быть вместе с племянником, и перед тем как отрядам разойтись, он сказал Матвею:
– Мне, Матюша, пожалуй, с тобой надо пойти. Я ведь хорошо тут места знаю. Да, гляди, и подмогу поднести что-нибудь.
И он начал было собираться. Но на этот раз племянник оказался строг и неумолим:
– Ты не путай, дядя, нам карты. Раз оставили тебя здесь, значит, так нужно. И ты, пожалуйста, не самоуправничай – это для нас сейчас самое большое зло.
Дед Фишка хотел было привести в свою защиту кое-какие доводы, но племяннику слушать его было некогда. Он вскочил на лошадь и, кого-то браня, поскакал к отряду Кинтельяна Прохорова.
К вечеру резервный отряд Каляева выдвинулся до Челбакских гор и остановился. Что предстояло отряду дальше, пока было неизвестно.
С наступлением ночи пошёл мокрый, липкий снег. Залётный приказал на скорую руку соорудить из пихтовых веток шалаши. Дело это было простое, минутное, и вскоре резервники, укрывшись в шалаши, грелись возле небольших костров.
Ни ночью, ни утром из отрядов никто не появился. Люди были настроены нетерпеливо, тревожно. Залётный стал уже думать о посылке в отряды связных, но в полдень появился на лошади Илья Александрович Старостенко.
Завидев начальника штаба, партизаны со всех сторон бросились ему навстречу и окружили его.
– Что слышно, Лександрыч? – спросил дед Фишка, выражая всеобщее нетерпение.
Старостенко был грузный, медлительный. Взглянув из-под очков на партизан, он, в свою очередь, спросил:
– Что слышно от командарма?
– Ничего, – сказал Тимофей Залётный.
– Плохо! – чмокнув губами, недовольно бросил Старостенко.
Он слез с лошади, стряхнул с себя колючки сухой хвои, нападавшие с деревьев, и, видя, что на него выжидающе смотрят, сказал:
– Ну что ж, у нас всё прошло как нельзя лучше. Деревню заняли. Советскую власть восстановили. Отобранный у населения хлеб, находившийся под охраной старосты, вернули, старосту посадили. Новых партизан человек тридцать приняли. Всё нормально… У кого чай есть? Пить хочу ужасно.
Кто-то из партизан подал ему котелок, и он, не дожидаясь, когда дадут кружку, поднёс его к губам и сделал несколько больших глотков.
Вестей от Антона и Матвея по-прежнему не было. Тимофей Залётный, Старостенко, дед Фишка, Архип Хромков, командир отряда Каляев сидели у костра, переговаривались, томительно коротали время. Наконец Залётный не вытерпел и, поднимаясь, сказал:
– Давай, Архип, посылай людей в Балагачёву. Чую я, неспроста командир молчит.
Начальник штаба поддержал Залётного. Архип молча встал, покрутил усы, направился к разведчикам.
Но едва он сделал несколько шагов к шалашу разведчиков, как за спиной раздались радостные возгласы. Архип обернулся. С горы спускались два всадника. Вскочив на лошадь начальника штаба, Архип поскакал им навстречу.
Вновь, как и при появлении Старостенко, партизаны сгрудились вокруг приехавших. Не слезая с лошади, Матвей поспешил рассказать обо всём, что произошло в Балагачёвой.
– Всех карателей тёпленькими на постелях перехватали. Ни один не успел уйти. Взяли тридцать винтовок, один пулемёт, два револьвера, семьсот патронов, десятка полтора гранат, – с улыбкой поглядывая на партизан, говорил Матвей. – Сход провели, Совет избрали. Люди измучились, плачут от радости. А вот начальства не дождались. На всякий случай засады на дорогах выставили.
– Ну, а у вас как, Антон Иваныч? – спросил Старостенко, обращаясь к Топилкину.
– Солдат не было, всё обошлось тихо-мирно. Я оттуда в Балагачёву поспешил: думал, там драка завязалась. Да вместо драки-то попал прямо на митинг. – Антон рассмеялся.
Мужики добродушно заулыбались, оживлённо заговорили. Известия о захвате Подосиновки, Ежихи и Балагачёвой приободрили всех, вселили веру в собственные силы.
– Погоди, мы ещё им вольём!
– Не возрадуются!
– Да где им устоять против народа!
– А командир-то, братцы, ловко их обвел. С постельки – и прямо в кутузку!
Не умолкая, лились разговоры. И всюду об одном и том же: о силе народной, сдержать которую никому не дано.
У одного из костров заседал совет. Там были командиры и начальники. Обсуждался план дальнейших операций. Было единодушно решено, что задерживаться в занятых деревнях нет смысла и нужно двигаться на Сергево.
Жители захваченных деревень сообщили, что в Сергеве белые держат свои силы, но какие это были силы, никто из них не знал.
Старостенко предложил немедленно послать разведку и следующей ночью, предварительно замкнув засадами все дороги, напасть на Сергево и захватить село. Резервный отряд Каляева должен был продвинуться дальше и в операции по захвату Сергева стать головным.
С этим все согласились, и Матвей, сидевший на пеньке, сказал:
– Ну, командиры, не теряйте время!
Командиры начали было уже расходиться, как вдруг к огню подошёл дед.
Фишка и решительно заявил:
– Сподручнее всех мне в Сергево идти. У меня там на каждом перекрёстке родня да знакомые.
Матвей обменялся с Антоном весёлыми взглядами, про себя подумал: «Да уж кто действительно узнает всю подноготную, так это он».
– Пусть дядя идёт, – сказал Матвей, обращаясь к начальнику разведки. – Только подбросить его надо на лошади.
– Это сделаем! – сказал Архип Хромков и, повернувшись к деду Фишке, подал ему воронёный, отливающий синеватым блеском револьвер.
Дед Фишка принял его, осмотрел и, подняв полы зипуна, засунул загашник своих шаровар.
– Не взорвётся? – засмеялся Антон Топилкин. Дед Фишка усмехнулся:
– Сбережём как-нибудь, Антон Иваныч.
– Себя береги, дядя, – сказал Матвей и поднялся. Вместе с дедом Фишкой Матвей дошёл до лошадей, стоявших в осиннике. Ездовой – чубатый, красивый парень с Ломовицких хуторов – подвёл осёдланную гнедую кобылицу. Матвей помог старику взобраться на неё.
Торопливо подошёл Архип Хромков. Провожать деда Фишку он решил сам.
Покачиваясь на лошади, дед Фишка оглянулся, крикнул:
– Днём завтра жди, Матюша! А может, и к утречку управлюсь.
Матвей махнул рукой, опустил голову, пробормотал:
– Гляди там лучше…
Дед Фишка не расслышал его слов, но заулыбался, согретый вниманием и доверием племянника.
– Но-но, родимая! – весело крикнул старик.
У Матвея кольнуло сердце. Дед Фишка был ему дорог, и не раз уже командир партизан зарекался давать ему опасные поручения. Правда, это было не так легко. Неугомонный старик не терпел безделья, да часто и заменить его, как в этом случае, было некем.
